Текст книги "Невеста Короля Воронов (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
– А! Вот как. Но родить наследника – это тоже служение мне и государству. Как вы рассчитываете справиться с этим своим долгом, не подпуская меня к себе? Не думаете же вы, в самом деле, повторить подвиг Королевы-девственницы, и забеременеть, подтеревшись неким предметом, испачканным моим семенем? Это, конечно, верх добродетели – не знать мужчины, даже став матерью; но славят такое поведение лишь высохшие древние старухи, выжившие из ума и овдовевшие лет двести назад. Сомнительное счастье. Еще смешнее будет, если вы вдруг все же сможете зачать, но из-за невинности и неопытности не сможете распознать своего положения и начнете рожать в самый неподходящий момент. Сам я такого не видел; но мне как-то рассказала об этом одна дама, которая, признаться, была шокирована этой ситуацией. Видели бы вы ее глаза! Бедняжка была готова упасть в обморок от изумления.
– Вы ни слова не говорили о наследнике! – выкрикнула Анна, краснея.
– Вот теперь говорю, – отозвался Влад. – Я очень хочу наследника. Сына, разумеется. Или нескольких сыновей – сможете вы их выносить? Достаточно ли плодородны ваши бедра?
Похоже, Владу удалось вывести ее. Заставить проявить истинные эмоции – раздражение, злость, обиду, стыд. Почти выкрикивая хлесткие, полные яда слова, Анна не заметила даже, как муж оказался за ее спиной и его жаркие ладони сжали ее плечи, стиснули жадно и нетерпеливо, а губы прижались к ее шее, ловя каждое биение ее пульса.
– А ведь она была права, – шепнул Влад, куснув Анну в шею. – Вы ревнуете.
– Нет! Это ваши бессовестные слова…
– О, да. Ваш лоб холоден, а грудь горяча от гнева, который ваше сердце мешает с кровью, – его пальцы скользнули по черному раззолоченному краю одежды, нащупывая пуговку. Одно движение – и лиф, расстегнувшись, стал свободнее, а Анна едва не вскрикнула, выронив ложку. Пальцы Короля отыскивали следующую пуговку на ее груди, крохотный черный шарик, искусно выточенный из камня, губы его оставляли теплые, влажные, очень нежные поцелуи на ее шее, и Анна внезапно заметила, что дрожит как беспомощное раненное животное, которому некуда бежать, которое поймано, пленено и вскоре будет плясать под дудку охотника.
– Ну, так что? – шепнул Влад, распуская одну пуговку за другой. Под платьем, под шуршащей парчой и черным блестящим шелком девственной белизной сверкнула сорочка, и Влад, запустив ладонь в горячую глубину корсажа, завладев грудью девушки, чуть сжал ее приятную округлость, едва не застонав от вожделения и дикого возбуждения, в которое каждый раз вводила его строптивость Королевы. – Готовы вы служить мне именно так?
– Если того требует корона, – шепнула Анна, чувствуя, как слезы катятся по ее щеке, – я готова… Ночью… я буду покорна. Я готова служить вам всем сердцем. И всей своей жизнь, но…
Она понимала, что Королю не терпится овладеть ее прекрасным телом еще раз. Кто знает, что он вообразил себе – может, хотел укрепить свою победу над Анной, или же ему пришлись по вкусу игры с невинной девушкой? Ясно было одно, он мучительно искал способы добраться до нее, и обставить все так, чтобы она покорилась и отдалась ему сама. И, кажется, этот способ им был найден! Потребовал служения и подловил на наследнике! И, наверняка, сделает все, чтобы беременности не наступило, чтобы потребовать этого… служения вновь и вновь. До пресыщения. До полной победы. До того момента, когда Анна будет чувствовать себя совершенно раздавленной, побежденной и уничтоженной. Ведь в его добрые намерения и чувства Анна не верила ни минуты; ни секунды!
– Зачем ждать ночи, – резко ответил Влад, отстранившись от девушки и одним махом сметая ее столовые приборы со стола. – Сию минуту!
– Нет! – пискнула Анна, но Влад, охваченный страстью, не слушал ее. В один взмах он усадил ее на освобожденный стол и крепко сжал ее бедра сквозь ткань ее одежд.
Его глаза, полные огня, оказались напротив ее глаз – влажных от подступающих слез.
– Да, – хрипло ответил он, нетерпеливо поглаживая ее напряженное тело, жадно вглядываясь в ее испуганное лицо. – Да! Сейчас; здесь. Я возьму тебя как бессовестную уличную девку, просто задрав твою юбку, потому что твоя недоступность и невинность кружит мне голову.
– Зачем же тогда такое неуважение? – шепнула Анна, от стыда глотая горькие слезы.
– Неуважение? – отозвался Влад жарко, запуская в ее расстегнутый корсаж обе руки и лаская ее груди с нетерпением, грубовато. – Я женился на тебе – какого еще уважения ты требуешь от меня?
– Но ваше поведение… Ваши слова…
– Глупенькое невинное, чистое дитя, – шепнул он, укладывая ее на блестящую столешницу и жадным поцелуем впиваясь в ее губы. – Это всего лишь страсть. Страсть принимает многие формы. Потом я покажу тебе…
Анна трепетала, чувствуя, как его руки, путаясь в ее нижних юбках, отыскивают ее обнаженное тело – и замирают, крепко ухватив всей ладонью ее бедра, неистово и развратно, откровенно, так, что Анна застонала, словно напряженный член Короля уже вошел в ее лоно, и уже было покорилась, подставив открытую шею под страстные поцелуи Короля, как вдруг двери с треском раскрылись, и Король, почти уже накрывший ее своим телом, легший на нее, почти овладевший испуганной девушкой, отпрянул от Анны и зло выкрикнул:
– Что еще такое?! Кто посмел?!
И вопрос был очень кстати. Ибо в королевском дворце такое поведение быстро пресекалось, а нарушитель – нещадно убивался. А тут наглец достиг комнаты, где был Король со своей Королевой. Неслыханно! Много ли людей в королевстве обладают силой, влиянием и властью, чтобы позволить себе такую дерзость и остаться в живых?
Впрочем, этот человек такими качествами обладал. С неохотой оторвавшись от Анны, Влад с удивлением увидел на пороге столовой разъяренного тестя, и, кажется, Средний Ворон, старый рыцарь, был просто вне себя от ярости.
– Выйди вон и закрой двери за собой! – рыкнул Влад, весь напрягаясь. Его руки, меж которых была зажата Анна, стали словно стальными, и девушка с криком подскочила со стола спешно и стыдливо приводя в порядок свою одежду. Но Влад одним мягким, но властным движением уложил ее на стол снова, положив ладонь на ее часто вздымающуюся грудь. Всем своим видом он показывал недовольство и готовность продолжить то, чем занимался до вторжения тестя.
Старый рыцарь просто потемнел лицом, увидев собственную дочь, распластанную на столе.
– Разврат и порок! – выкрикнул он.
– И что? – огрызнулся Влад, поняв, что старый рыцарь не уйдет так просто. – Ты пришел меня учить, как мне обращаться с моей женщиной?
– Грязная потаскуха! – задушенным голосом просипел Средний Ворон. От его слов Анна снова вскочила, словно напуганное дитя при появлении строгого учителя, и дрожащими пальцами принялась застегивать пуговки. Она вся съежилась, сгорбилась, и было видно, что ей нестерпимо страшно слышать из уст отца такие речи о себе. – Подлая тварь, лиса, разорительница гнезд! Какую мерзость я вырастил, какая грешница вышла из моих чресел!
– Поосторожнее, ты! – голос Влада прокатился громом по залу, Анне показалось, что черные перья покрыли на миг его руки, на вороньей голове сверкнул тонкий золотой венец. – Ты говоришь о Королеве!
– Я говорю о притворщице, о лживой гадине, которая вползла в твою постель! – проорал разгневанный отец. – Как вышло, что в книге о браках записано имя Анны вместо имени Изабель?! Ты взял не ту, что была предназначена тебе! Где Изабель, мерзавка?! Что ты сделала с ней, чтобы лечь под Короля?!
Влад ухватил Анну за плечи и рывком повернул ее к разгневанному родителю.
– Вот эту, – прорычал он, – я взял. Ту, что ты предназначил для меня. Или я ошибся?
Старик осекся, с изумлением рассматривая прекрасное лицо девушки, на котором выписывался испуг. Девушка в руках Короля молчала, прятала глаза, словно ей было нестерпимо, почти смертельно стыдно и невыносимо принимать ярость рассерженного родителя.
– Что?! – прошептал Средний Ворон. – Как!? Изабель?! Но…
– Она мыслит и говорит, – услужливо подсказал Влад, подтверждая догадку тестя и позволяя девушке спрятаться, отвернуться от него. Лицо старого Ворона налилось черной больной кровь, он отшатнулся, сотворив знак отрицания.
– Двуглавый Ворон! – закричал он. – Сжечь ее! Уничтожить! Сосуд зла! Демон в обличье человека! Порок под маской невинности!
– Прекрати свой спектакль, старый клоун, – огрызнулся Влад. Девушка в руках его тряслась, словно ее, обнаженную, на площади хлестали кнутами, и он невольно привлек ее к себе, обнял защищая от рассвирепевшего папаши. – Посчитай-ка лучше, безмозглый фанатик. В Изабель не было души. Какие ж две головы ты насчитал?
Слушая, как Королева испуганно и часто дышит – так, словно ее сейчас ухватят за косы и утопят в ледяной проруби, – Влад вдруг ощутил огромную жалостливую нежность в своем сердце. Ее не напугали даже выкрики отца «Сжечь! Сжечь!» так, как его брезгливые и яростные слова «Шлюха! Распутница!».
«Бедняжка, что ж за монстр тебя родил и воспитывал, – с грустью подумал Влад, привлекая Королеву к себе и целуя ее похолодевшую щеку. Девушка вдруг порывисто обхватила его за шею и беззвучно расплакалась, вздрагивая и спрятав лицо у него на груди. На сегодня с нее достаточно было испытаний, она просто не выдерживала их, и Влад почувствовал невольные угрызения совести, потому что сам сегодня был одним из ее палачей, из тех людей, что проверяли на прочность ее нервы.
«А ведь я совсем не знаю, как жилось тебе до этого, как тяжело тебе приходилось…»
– Ты!.. – с яростью выдохнул старый Ворон, указав на Влада трясущимся узловатым пальцем. Глаза старика были маниакально расширены, словно он сам горел на костре. – Источник зла! Это все ты подстроил! Я пожертвовал всем, я вырастил для тебя Пустой Сосуд, величайшее чудо на свете, а ты его наполнил не тем, чем надо!
– Я? – искренне удивился Влад. – Да вот еще. Когда я взял девицу, она была уже… в таком состоянии. Я просто оставил все, как есть. И не отрекся от нее.
– Как же ты мог! – с горечью прошептал старый рыцарь. – Как мог!.. Ты должен был отречься, отказаться от этой потаскухи! Это она, она все подстроила! Глупая, уродливая, хромая Анна! Она была влюблена в своего Короля! Она грезила тобой! Это она устроила, она!..
Влад с удивлением обнял девушку, отстранил ее от себя, заглянул в ее заплаканное лицо, чтоб увидеть правду – и прочел в ее стыдливо сжатых губах, в ее страдальчески изогнутых бровях, что отец говорит правду. Любила… Хромоножка Анна любила своего Короля.
«Ах, какой ядовитый, какой поганый у тебя язык, старик! Как легко, с каким неуважением и брезгливостью ты выбалтываешь чужие интимные и святые тайны, с какой охотой ты топишь их в грязи!»
– Я обесчестил ее, а уж потом понял, что что-то не то, – заметил Влад, но отец, зажмурившись, лишь затряс головой, отрицая эти страшные слова.
– Все равно! – прошептал старый Ворон. – Все равно! Ты должен был…
– Не много ли тебе должен твой Король? – зло перебил его Влад. – Ты забываешься! Я могу здесь и сейчас раздавить тебя!
– Смерти я не боюсь! – выкрикнул старик. – Вороны чувствуют приближение смерти! Мне осталось от силы три дня, а затем дух мой отлетит к Крыльям Святых. Но ты…
Старика даже затрясло от ненависти, он прокусил себе губу от злости и ладонью стер потекшую кровь.
– Ты должен был спасти мир, – шипел старик, – ты обладал величайшим чудом в мире! Должен был обладать им! Почему ты не задушил эту мерзавку, почему не избавил ее тело от лишней души?!
Влад опешил; признаться, его преступление иногда являлось ему в мыслях, и он испытывал стыд оттого, что убил беспомощное создание, но…
– Старик, – потрясенный, произнес он. – Речь идет о твоей дочери. Не об Изабель, которая была мертва изначально – об Анне. Еще не все ведь потеряно? – пальцы Короля легли на вздрагивающее от рыданий горло девушки, хищно сжались. – Ты готов принести мне в жертву свое дитя?! Я сейчас убью Анну, и?..
– И восстанет сосуд! – с маниакальным блеском в глазах ответил старик. – Сожми крепче свои пальцы; убей эту суку, обманом завладевшую этой оболочкой. Пустой Сосуд убить нельзя; это не человек. Даже сгорев, она через сутки восстановится.
– А утонув? – уточнил Влад, сжимая пальцы крепче на задыхающемся горле.
– Через час выплюнет воду и восстанет, – торжественно ответил старик, едва ли не потирая руки в предвкушении. Его глаза радостно сияли от того, что Король слышит и прислушивается к нему. – Ты не понимаешь. Это магическая сущность, полная моей крови! Это не человек, это вещь! Прекрасная, волшебная, драгоценная! Дорогая! Дави ее! Убей ее!
Голос его превратился в отвратительное каркание, и Влад глубже заглянул в перепуганные, истекающие прозрачными слезами темные глаза девушки. Казалось, она была парализована одним фактом присутствия своего отца и утратила всякую волю к сопротивлению. Отец говорил, что она должна умереть – значит, так тому и быть. Анна даже не сопротивлялась, и потому Влад как следует встряхнул ее.
– Ну?! – вскричал он. – Теперь ты видишь, за кого просила?! – его пальцы разжались, и Анна, кашляя, согнулась пополам, словно ее сейчас вырвет.
Влад неспешно обернулся к Старому Ворону.
– Нет, – вызывающе дерзко ответил он, и эхо несколько раз в изумлении повторило это звучное слово, пробуя его на вкус. – Я выбираю живую женщину. Я не буду ее убивать. Я так хочу.
– Паскудный похотливый мерзавец! – прошипел Старый Ворон. – Ты должен был принести себя в жертву, а не наслаждаться счастьем!
– А! Так я не обманулся – тобой двигали вовсе не благородные порывы, а тщеславие. Все вы одинаковы, стоит лишь глубже заглянуть вам в сердца.
– Неважно, что двигало мной – ты должен!..
– Уйди прочь, – прогремел Король. На его плечах, отрастая, встопорщились черные досиня перья, – если не хочешь, чтоб твои последние три дня превратились в три кратких мига!
– Ты убьешь меня, – прокаркал Средний Ворон, встопорщив перья на загривке, так же, как Король распуская седые крылья, – но я заберу всю магию, что принадлежит мне! И ты станешь слаб! Твои враги тотчас вылезут из своих укрытий и разорвут тебя клочья!
– Это ничего, – рявкнул Влад. От взмаха его крыльев погасли вмиг все свечи, и во тьме зловеще горели лишь вороньи алые глаза и золотой венец на голове. – Я буду драться с каждым из них!
Страшным вороньим голосом, проникающим на тот свет, он прокричал, призывая Доорнов, своих Кровных Друзей. У кого, как не у Короля, их больше всего?
Зал тотчас наполнился страшными дымными тенями. Величайшие герои, поддерживающие корону, встали за спиной коронованного ворона, и величайшие негодяи и злодеи, принявшие смерть от королевских палачей за свои злодеяния, обнажили свое оружие, готовые творить зло во имя короны.
Тысячи голосов воронов наполнили зал.
Птицы, призванные Королем, летали над замком, сшибаясь с воронами, служащими Среднему Ворону. Негодяи, казненные Средним Вороном, выползали изо всех углов, верные слуги, давно почившие, но сохранившие верность господину, готовы были изорвать слуг Короля. И было их ничуть не меньше, чем королевских слуг.
– Я признаю магию своею! – каркнул старый ворон, безобразно разинув клюв – словно алую беззубую пасть. Паркетный блестящий пол расступился, на поверхность его выскочил сундучок, поблескивающий ровно отлитыми и отполированными боками. – Эта магия принадлежит Средним Воронам по крови, а не тебе, ничтожный Король!
– Я убью тебя, – прокаркал зловеще молодой Король, простирая черные сильные крылья. Его слуги словно по команде напали на слуг Среднего Ворона, зал наполнился звяканьем оружия и криками гибнущих людей. – Старый негодяй, злодей, упивающийся болью!
Двое Высших Воронов сшиблись страшно и люто, обхватили друг друга крыльями, задолбили железными клювами, хрипло и яростно крича, заливая все кругом настоящей живой кровью. Король был моложе и сильнее, и скоро стало ясно, что он удушит своего соперника лапой, наступив ему на горло и выклевывая глаза, лишая чести и возможности драться и защищать свою жизнь. Это было бы заслуженной карой, если б не одно «но»; Королева, о которой все позабыли.
Неловко подпрыгивая, оборачиваясь в птицу, она бежала к сундуку, размахивая отросшими черными крыльями. Навалилась на него грудью, подняла голову с золотым венцом, таким же точно, как у Короля, глянула недобрыми алыми глазами, останавливая первую в своей жизни благородную дуэль.
– Магия моя! – хрипло проорала она, выгнув воронью шею, топорща черные перья и сцапав сундук когтями. – Моя, дочери Среднего Ворона! Моя по крови! Я признаю власть над нею!
Слуги – герои и негодяи, – ее отца тотчас опустили оружие и прекратили наступать на королевских слуг. Вороны, рассевшись по деревьям, выжидающе смотрели на нее своими алыми злобными глазками, и Анна уверенней перехватила коготками сундук с магией.
– Это все мое! – зло прокричала она в лицо оторопевшему отцу, от неожиданности растерявшему вороньи перья и в страхе отпрянувшему от коронованной птицы. – Вы все мои! Я, Королева, Первая и Седьмая, лишаю тебя, старик, власти, мощи, магии! Твои Доорны подчинятся моей крови, а затем и короне! Я служу Королю, старик! Убирайся, пока я не велела растерзать тебя на миллион мелких воронят!
Едва пальцы Короля разжались и выпустили ее, едва смерть отступила, как Анна с первым же глотком воздуха словно протрезвела. Словно прозрела, увидев то, что раньше представлялось ей совсем в ином свете.
Ее отец, ее мудрый наставник, человек, которому она безгранично верила, вдруг явил свое настоящее лицо – гордеца, ослепленного тщеславием. Он хотел явить миру величайшее чудо – и он явил его. Собирая, отнимая у своих близких по кусочку, лишая их чего-то на свое усмотрение, он принес в жертву их – не себя! – и готов был даже убить, отнять последнее, что осталось у Анны – жизнь, – лишь бы показать миру, что у него все вышло.
Он задумал спасти мир от скверны, но сам взлелеял ее в своей душе слишком щедро…
Король не стал ее убивать; не захотел. Анна почувствовала это так же явно, как поцелуй на своей щеке. Когда он сжал ее горло, девушка не поняла, зачем он это делает, ведь ни единой мысли о том, что можно лишить ее жизни, не промелькнуло в его голове.
Он хотел посмотреть; он хотел загляну глубже в черную душу старого гордеца, изумиться глубине человеческого падения и ощутить тщеславие, которое жило какой-то своей непостижимой жизнь, которое замирало как простой человек и напрягалось, готовое выкрикнуть устами старика в нетерпении: «Сделай это! Убей!»
– Даже Король, которого ты называл исчадием ада и источником порока, – прорычала Анна, сверкая алыми, словно гранаты, вороньими глазками, – милосерднее тебя. Уйди, старик! Отныне ты не отец мне.
– Не раньше, – прогремел старик, вновь распуская крылья, грозно пригнув голову к полу и разевая кровавый клюв, – чем отниму у тебя мою магию! Ты останешься ни с чем, с нищим и беспомощным мужем, который не сможет дать тебе той праздной и сытой жизни, к которой ты так стремишься, развращенная девчонка!
– Я останусь с мужем, – дерзко ответила Анна. – Этого достаточно!
Доорны старого Ворона, магическое оружие для дуэлей, не двигались. Магия, которой они подчинялись, была в когтях Первой и Седьмой, и потому они не защищали своего прежнего хозяина – но и не выступали на стороне Анны, потому что исход дуэли был еще не ясен.
И Король отступил, уступая право оспорить магию Анне.
Он был сильнее; он мог бы переломать ей шею одним ударом лапы, точно так же, как до того придавил старика, раня его голову стальным клювом, но он не стал нападать на Анну, и девушка не стала разбираться, отчего он так поступил. У самой у нее было всего три Доорна – в год, когда она родилась, в лесах сгинули три охотника вероятно, дикие звери задрали их. И души их подарили Анне вместе с выводком воронят того года. Это были очень ничтожные силы; Анна призвала их, но их темные тени, даже с луками и ножами наизготовку, не напугали старого Ворона.
– Я убью тебя, – прокаркал он, отряхивая кровь со своих перьев, – и ты сама займешь место среди моих Доорнов! Глупая никчемная девчонка…
Старик взмахнул крыльями, поднимая ураган, отгоняя тени Доорнов прочь от себя, но Анна хрипло и насмешливо расхохоталась. Знание, подаренное Изабель, спрятанное в глубинах ее спящего, пустого разума, нашептывало ей способ, как выиграть дуэль. Анна словно страницу книги перелистнула и увидела заклятье, которым, вероятно, никто не пользовался многие века. Острыми когтями она сжала сундучок и сдавила его так, что он уменьшился в размерах, стал совсем крохотным, и блестящей бусиной покатился по полу. Анна скакнула, стукнула острым клювом – и проглотила бусину, крохотным шариком прокатившуюся по ее горлышку.
Это привело старика в ярость; изо всех сил долбанул он клювом, метя в то самое место, где только что стояла Анна, но та отпрыгнула, и его удар расколол красивый паркет.
– Я вырву тебе сердце! – прокаркал старик, но Анна лишь расхохоталась в ответ. Даже второй удар острым клювом, пришедшийся ей в грудь и откинувший прочь, не испугал ее.
Магия, до которой так хотел добраться старик, проросла в ее теле, подняв ураган ничуть не меньший, чем старый Ворон своими крыльями. Анна призвала своих Доорнов, словно их тени не маячили за ее спиной; она призывала их снова и снова, многократно, и на каждый ее тайный зов количество их удваивалось. Скоро их стало так много, что Доорны старика вынуждены были растаять, уйти, чтоб уступить место призванным Анной.
Охотники обступили старого Ворона, нацелив на него свои стрелы, и тот заметался в их кольце, пытаясь найти лазейку.
– Уходи, – произнесла Анна, торжествуя. – Не то я сделаю это. Я велю им убить тебя.
– Трусливая девчонка! Ты не осмелишься… Это нечестно, нечестно!
– А честнее нападать на слабую женщину с тремя защитниками? Это честность и честь рыцаря, Средний Ворон?!
Анна громко выкрикнула приказ – так, что ее вороний голос эхом разнесся по коридорам замка, – и охотники все, как один, спустили тетиву. Добрая сотня призрачных стрел вонзилось в Ворона, в его крылья, в тело, в ноги. Он завопил, извиваясь, теряя черное оперение. Боль корежила и ломала его тело, которое не в состоянии было больше удерживать вид Ворона. Еле дыша, он упал на колени, ткнувшись руками в пол и униженно опустив голову. Его Доорны – те, что остались наблюдать за дуэлью, отвернулись от него и растаяли. За спинами охотников, которые вновь натягивали свои луки, появились новые тени – все слуги отца отправились служить Первой и Седьмой.
– Ты потратишь, – выдохнул старый Ворон через силу, прислушиваясь к стихающего боли. – Ты потратишь магию слишком быстро, если…
– Не твое дело, как я поступлю с моей магией, – дерзко ответила Анна. – Уходи; второй удар прикончит тебя. Я слышу – сердце твое тоже задето. Если его коснется еще хоть одна стрела, ты не выживешь. Иди и умри сам, в своем доме, как умирают достойные люди. Интересно будет глянуть, сколько дочерей из семерых, выращенных тобой, придут проводить тебя в последний путь?
– Я мог бы пожить еще, – хрипнул старик, поднимая глаза на Анну. – Но я отдал тебе и твоему мужу все. Я думал – вы достойны….
– За это спасибо, – дерзко ответила Анна, махнув крылом. Исчезли ее Доорны, и сама она встала на расколотом полу Королевой – не птицей. – Но ты сам сказал, что не боишься смерти и чувствуешь ее приближение. Так иди и умри.
Король, до того стоявший молча, изволил хлопнуть в ладоши.
– Вон, – негромко проговорил он. – Похоже, действительно надо что-то менять, если рыцари начали проигрывать женщинам.
Побежденный старый Ворон темной изорванной тенью мола скользнул прочь, а Анна, вмиг утратив свой боевой настрой, вдруг обмякла, уронила руки, и бессильно опустилась на колени перед Королем, смиренно опустив голову.
– Спасибо вам, – произнесла она чуть слышно, и Король удивленно вскинул брови.
– За что же? – поинтересовался он.
– За то, что не стали меня убивать, – ответила Анна, подняв на Влада взгляд. – Это действительно единственный способ вернуть вам сосуд… и он действительно полон мудрости, как старинная книга заклинаний. Вы просто не знаете, от чего отказываетесь, сохранив жизнь мне.
– По-моему, – ответил Влад, подав руку Анне и помогая ей подняться, – ты – чудо, которое намного интереснее.
Анна была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Слишком устала и потрясена случившимся – и предательством отца, и собственной храбростью и дерзостью. Мысли ее путались, веки закрывались, и потому девушка не смогла противиться поцелую. Король держал ее в руках так, как держат уснувшего ребенка, прижимая к себе ее податливое тело, и целовал, осторожно и невесомо лаская ее губы, так, словно боялся вспугнуть, словно опасался, что от более крепкого прикосновения Анна обернется в туман и растает в его руках.
– Первая Дочь, – произнес Влад, оторвавшись от ее губ и заглядывая в ее лицо, словно желая рассмотреть в ее красивых чертах кого-то другого. – Маленькая хромая Анна с острым язычком, в которой силы больше, чем в суровом рыцаре… Это ли не чудо?
