Текст книги "Невеста Короля Воронов (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
– Король жив, – яростно выдохнула Бьянка, горящими глазами уставившись в изуродованное лицо Ворона. – Королевство живо! Ты не выиграл в этой войне, и знаешь почему? Потому что боишься Короля – даже ослабленного, даже раздавшего всю магию! Так что слишком жирно будет, если я, Высшая из рода Воронов, стану тебе прислуживать! Достаточно с тебя и услуг трусливой шлюхи, – от этого хлесткого слова Лукреция вздрогнула и втянула голову в плечи, стараясь руками спрятать, скрыть выпирающий живот. – Это твой уровень, Разбитое Рыло. Это твои слуги; но не Высшие.
От ярости у Коршуна задергались изуродованные губы, обломки зубов заскрежетали и руки затряслись, словно его голым задом усадили на раскаленную плиту.
– Грязные, неряшливые птицы без роду и племени, – продолжала Бьянка, издеваясь. Она отступала, а голос ее грохотал меж каменными стенами, усиленный эхом. – Возомнили, что могут сравниться с Воронами в мудрости и величии!
– Ах ты, вырожденческая погань! – прошипел Коршун, как только смог говорить. От ярости, казалось, у него даже язык свело судорогой. Всю любезность с него как рукой сняло и он стал тем, кем и был до того, как напялил маску обаятельного переговорщика – злобным завистником. Бьянка прекрасно знала комплексы Коршунов и нарочно ударила по самому больному, по самолюбию. – Ты думаешь, ты выйдешь отсюда? Ты думаешь, тебя кто-то отпустит с тем, что ты взяла?
По мановению его руки на окна рухнули решетки, и дверной проем за его спиной тоже с лязгом закрылся толстыми стальными прутьями. С затаенной тоской Бьянка увидела, как исчезает в тени ее сестра, точнее, то, что от нее осталось. Прощай, Лукреция. Это была наша последняя встреча. Прощай, прошлое. Прощай, беспечность и девичья мягкость. Все позади. Все должно быть забыто.
Губы Бьянки презрительно изогнулись, на ладони ее, словно струя холодного ручейка, потекла магия, сплетаясь в призрачную косу. Девушка усмехнулась, глядя, как в глазах Коршуна промелькнул страх, и чуть хлестнула по грубому каменному полу, рассекая его в крошку. Ей стало легко, очень легко, словно она сбросила с плеч тяжкий камень, клонящий ее к земле, а в руке стало холодно, будто она держала не магический поток, а стылый лед, к которому липнут пальцы. Барбарох завопил протестующе, поняв, что все то, что он собирал с таким трудом, скатилось в ладонь Бьянке, но поделать уже ничего не мог. Магия пульсировала, оживая и питая Бьянку силой, и та чувствовала, что ее не остановит теперь даже шторм.
– Что, боишься?
Он боялся.
Даже минувшее время не смогло вытравить из его души страх перед оружием, которое нанесло ему мучительную рану.
– Даже если ты убьешь меня, – произнес он, скрывая страх, – тебе некуда будет идти. Твоя сестра явится ко двору и всем расскажет, что ты Двуглавый. И тебя изгонят или убьют свои же. Белая Ворона стае не нужна!
– Но это не повод, – дерзко ответила Бьянка, – предавать.
Свист магической косы слился с грохотом рухнувшей стены, на которую пришелся удар. Коршун увернулся; он не стал драться и не стал пытаться удержать удар – он трусливо пригнулся, закрыв голову руками, и коса пролетела над его скорчившимся телом. Бьянке стало совсем легко, еще миг – и она сможет расправить крылья. Магия еще щедрее хлынула в ее ладонь, девушка вновь раскрутила косу над головой и хлестанула наотмашь по тому месту, где стоял Коршун, разбивая вдребезги пол. От этого удара развалилась стена, посыпались камни, решетка на окне погнулась и с дребезгом вывалилась, а сам Коршун, обернувшись, заметался меж дрожащих стен, вопя и истерично колотя крыльями.
– Куда же ты? Может, еще попробуешь меня удержать?
Бьянка в третий раз размахнулась и тяжело полоснула по разваливающемуся, как карточный домик, каменному полу. Рухнула стена, ворвался холодный ветер, и Бьянка поняла, что еще немного – и замок погребет под своими обломками всех, кто не успеет сбежать. Коршуна, с криками мечущегося меж рушащихся стен; ее, выплескивающую магию; Лукрецию…
От мысли о сестре стало нестерпимо больно, так, что на глаза навернулись слезы, но Бьянка сжала зубы и продолжила хлестать налево и направо, разрубая коршуново гнездо магией.
«Пусть завалит! – думала она. – Пусть уничтожить, убьет! Лучше смерть, чем такой позор!» Крыша провалилась, и над головой у себя Бьянка увидела серое темное небо.
«Последний раз, – с тоской подумала она, обратившись и стремительно взлетев ввысь, – последний раз увидеть двор, наши земли и королевский сад… а затем пойти к Бражнику. На моих руках кровь сестры. Не смогу с этим жить, не смогу…».
Глава 24. Корона для достойного
Бьянка совершенно напрасно терзалась оттого, что убила сестру. Покуда она оплакивала ее, белой стрелой летя в сторону королевства Воронов, Лукреция, совершенно невредимая, взлетела на ветку неподалеку от разрушенного замка.
Коршун, изрядно потрепанный магической бурей, вскоре присоединился к ней. В его птичьих глазах все еще светился страх, от ненависти он встряхивал крыльями, роняя посеченные перья, стараясь придать себе сколь-нибудь уверенный вид, но выходило у него плохо. Издевательские слова Бьянки, отпущенные в его адрес, стыд глодал его душу, да и выглядел Коршун так, как Бьянка и сказала – неряшливой и грязной птицей, падальщиком без роду и без племени.
– Время пришло, – скрежещущим голосом произнес он. Впрочем, за столько много времени, проведенном бок и обок с коршунами, Лукреция научилась понимать их грубую речь. – Нельзя допустить, чтобы эта белая курица поломала все наши планы. Лети к Королеве Анне и предъяви свои права на престол; скажи – Король пал, а вместо него есть законный наследник. Никто из Воронов не посмеет оспорить права на престол у юного Короля.
– Но он еще не родился, – напомнила Лукреция. – А Король не пал.
От ее слов Коршун закричал, яростно, с ненавистью.
– Так родится! – выкрикнул он, прекратив ругаться. – И Король падет! Это уж моя забота, но никак не твоя! Сейчас он слаб и беззащитен; я нападу на него, и да поможет мне мой меч! Требуй себе королевского ухода и внимания! Веди себя так, словно уже имеешь права на престол и корону! Угораздит же связаться с тупой коровой, – грязно выругался Коршун, нарочно стараясь задеть Лукрецию, которая даже в птичьем обличье была грузной, – которая ведет себя так. Словно всего мира боится, и слово лишнего не скажет, чтобы отстоять свои права!
Но Лукреция осталась невозмутима даже после этих оскорбительных слов.
– Может, я молчу оттого, – небрежно ответила она, – что не Коршунам делить королевский трон Воронов? К тому же, ты обещал мне, что Король будет моим. Не позабудешь ли ты вставить ему хрустальное сердце в грудь, или же ты солгал? Смотри, Коршун; если ты обманешь меня, я могу и рассказать Воронам, откуда и чей этот ребенок… Вряд ли Высшие захотят иметь Королем над собою дитя какого-то безызвестного солдафона.
Коршун заклекотал угрожающе и попытался ударить дерзкую Лукрецию клювом, но та ловко отпрыгнула от него и принялась с невозмутимым видом чистить перья.
– Ты нипочем не сумеешь обогнать ее, – все с той же яростью продолжил Коршун, злясь все больше. – Белую… и все наши старания вообще могут пойти прахом!
– Сумею, – возразила Лукреция. – Если ты покажешь мне, где есть еще вход в Колодец времени, в вашу Кузницу Магии. Я обгоню ее на пару-тройку дней.
– С ума сошла?! – зашипел Коршун. – Или мнишь себя такой же сильной как Двуглавый?! То, что погибла пара палачей, ничего не значит. Остальные живы; и они ухватят и умертвят тебя!
Лукреция хрипло расхохоталась, и Коршун с досадой отметил, что никакого почтения у нее к нему нету. Даже плененная, униженная, многократно подвергшаяся грубому изнасилованию по его велению, лишенная всего, она смотрела на своего хозяина свысока, с неприятной снисходительностью. «Неужто какая-то воронья солдатская шлюха, – кипя от ненависти, думал Коршун, – может мнить себя лучше и выше Коршуна? Откуда это высокомерие, эта привычка разговаривать с пренебрежением? Как, чем, какими средствами, какими унижениями и муками вытравить эту ехидную ухмылочку с ее мертвых губ? Как заставить ее почувствовать мое превосходство?»
– Как можно умертвить то, что уже мертво? – меж тем сказала Лукреция, просмеявшись. – Ты боишься этого места оттого, что жив. Тебе есть, что терять. Мне – нечего. Так что говори, как попасть туда.
– Нечего? – недоверчиво произнес Коршун. – Разве? Разве сейчас ты не жива?
– Нет, – безразлично ответила Лукреция. – Твое хрустальное сердце позволяет мыслить, но не жить. Ну, так что, ты скажешь, где этот колодец?
* * *
С тех пор, как Король ушел, правила Хромая Королева.
Анна с трудом избавлялась от хромоты. Каждый вечер ей казалось, что она побеждала, и каждое утро она снова вставала с болью в бедре, которая заставляла ее прихрамывать.
Королева шла по ковровой дорожке с трудом, прихрамывая и волоча раненную ногу. Поднималась по трем ступенькам – раз, два, три, – и садилась на трон, положив на колени отсеченную в бою косу.
Ее собственные волосы, только начавшие отрастать, были скрыты под тонкой вуалью, от которой лицо казалось тоньше и бледнее. Короля не было уже давно – чуть менее полугода. И Анна, тоскуя, гадала – а знает ли Король, что его отлучки в Тайные Врата такие долгие? Или он каждую ощущает как несколько мгновений? Интересно, сколько ж ему лет на самом деле? Что скрывается за его вечно молодым лицом, за светлыми глазами?
– Только вернись, молю, – беззвучно шептала Анна.
Королева, Королева… в тонких гранях бриллиантов притаились чьи-то души…
Анна садилась на трон, чуть завалившись назад и выставив ногу вперед, так, что из-под подола видна была крохотная красивая туфелька. Все говорили, что ее поза – это знак презрения к многочисленным просителям, знак силы и превосходства, и лишь одна Анна знала, что так было не больно. Не больно сидеть, не больно дышать.
Она переводила дух, проглатывала стон и раскрывала глаза, разглядывая следующего просителя.
Сегодня это был необычный проситель.
Анна никогда б не позабыла ее – Лукрецию, которая так изорвала, испортила ее молодое, красивое тело. Удивлению Анны не было предела, когда она – нет, не увидела, – угадала ее черты там, далеко, у дверей, в которые входят просители.
«Что?! – кричало все ее существо, покуда Лукреция важно, вразвалочку, шагала по ковровой дорожке. – И она еще осмеливается идти вот так, не скрываясь, не пряча лица?!»
Анна крепче сжала косу, лежащую на ее коленях. Видят все боги, она хотела подскочить на ноги и, несмотря на горящие огнем раны, взмахнуть своим смертоносным оружием и одним щелчком испепелить нахалку.
Теперь Анна осознавала свою силу; чувствовала ее. В одном ее пальце маги было больше, чем во всех военачальниках и солдатах, охраняющих ее. Король, уходя, первое благословение отдал ей. Так тихо, так осторожно и вкрадчиво, что она не поняла сразу, а проснувшись – поняла всю тяжесть легшего на ее плечи бремени. Король готов был пожертвовать всем королевством, урезая его долю благословения, лишь бы жила она, Анна. И это дорогого стоило.
Однако, и Лукреции, выставляющей напоказ свое пузо, было чем похвастаться. Над ее головой сверкала высокая узкая коронка, знак того, что она носит королевское дитя – и двор изумленно ахнул, не понимая, каким образом это было возможно.
…Притаились… чьи-то души…
Лукреция подошла близко. Так близко, что Анна рассмотрела смешливые морщинки в уголках ее глаз, ее вздувшийся живот, золото королевской короны, парящей над ее макушкой – и мертвый белый шрам на ее подбородке. Совсем крохотный, тонкое рассечение, нанесенное огненной раскаленной косой, давно зажившее и выглядящее как белая нить на коже.
– Твое время прошло, – негромко произнесла Лукреция, всматриваясь в побледневшее лицо Анны, готовой кусать губы от ярости и ревности. – Король пал. А пока был жив – он полюбил меня и зачал это дитя. Я ношу законного Короля в своем чреве.
Среди придворных тотчас разнесся крик ужаса – ни для кого не было секретом, что Лукреция проиграла бой Королеве, была унесена Коршуном, и, вероятно, ему и прислуживала. Это означало, что новый Король, хоть и плоть от плоти Воронов, был бы ставленником Коршунов и им велел бы поклониться. Да и сама Лукреция, надень она корону, вряд ли оказалась бы милостивой госпожой. Ее тонкие губы улыбались почти с садисткой радостью. Она оглядывала зал, предвкушая все те недобрые вещи, что сделает с людьми, и придворные отступали, прятались за спины друг дуга.
Анна закрыла глаза и прикусила губу так, что рот наполнился солоноватой кровью. Страшные вести она пережила молча, как и полагается Королеве. Свою боль она задушила в груди, пусть и хотелось кричать, выть, орать так, чтоб лопнули стены!
Измена!
Конечно, почти полгода прошло, какой мужчина удержи себя от плотского желания! Умирая, он все же оставил наследника, и это не ребенок Анны. От другой женщины. Их с Анной прихотливые любовные игры остались без внимания богов, боги не благословили их брак детьми. Да и какие дети, если тело матери ноет от старых ран?..
«Король пал! Король мертв!» – кричали ей в лицо вороны, и Анна закрыла глаза, краснея, словно крылья птиц нахлестали ее щеки едва не до крови. Пал, умер – это значит навсегда. Это значит, никогда она больше не взглянет в его светлые глаза. Не ощутит его поцелуя на своих губах и его ладоней – на своем теле. Это значит, что похоронены все слова признаний и оправданий, и больше не повторится бессовестной и сладкой ночи, когда Король ласкал ее обнаженное тело перед зеркалом и смотрел, как она дрожит в его руках, когда его пальцы нащупывают особо чувствительную точку меж бесстыдно разведенных ног.
…Больше всего ей сейчас хотелось вскочить, разразиться плачем, сорвать с волос вуаль и золото короны, кинуть в улыбающееся лицо Лукреции и бежать, бежать, прочь от издевательских смешков, от выкриков «хромая уродина!», от издевающегося взгляда Лукреции, выставившей на всеобщее обозрение доказательство неверности Короля. Но…
«Королева должна быть на голову выше всех в верности Королю…»
Анна раскрыла блестящие глаза и усмехнулась как можно более цинично.
– Ну, что же, – произнесла она легко и почти весело, поразив этим придворных. – Король умер, да здравствует Король!
Среди придворных пронесся почти плач, и Анна коротко глянула на людей, что просили ее защиты и помощи.
Лукреция меж тем приосанилась и ступила на первую ступеньку у подножия трона.
– Но ты не спеши, – произнесла Анна резко, поднимаясь на ноги, заступая сопернице путь к тронам. – Король он, – она указала пальцем на живот Лукреции, – но не ты. Ты всего лишь подстилка. Шлюха. Чрево, что понесло. Не более. Так что, покуда новый Король не родился, я объявляю себя Регентшей и Королевой, в чьих руках власть, – Анна усмехнулась, недобро глядя на онемевшую от ее цинизма Лукрецию.
– Ты… – Лукреция захлебнулась собственным злорадством, собственной радостью. – Ты не имеешь права!
– Отчего же? – холодно ответила Анна. – Ты думала, я тотчас подскочу с трона и тебе отдам корону? Вовсе нет. Ты никто, как была, так и осталась. Отчего бы мне уступить тебе место?
«Еще пара месяцев, – твердо произнесла про себя Анна, дрожа, словно ее секли кнутами. – Еще немного… если Король не объявится, я отдам его трон и его корону новорожденному. Но не раньше. Королева должна быть на голову выше всех… даже если Король предал ее. Это мой долг!»
– Лучше расскажи-ка мне, – все так же неторопливо продолжила Анна, щуря глаза так, чтоб никому не было видно закипающих на ресницах слез, приближаясь к Лукреции так смело, словно ее ранение не беспокоило ее, словно не было зловещего прозвища – Хромая Королева – которым наградила ее молва за победу. – Каким это непостижимым образом ты осталась жива? Уж я-то точно помню, как рассекла твою грудь до самого сердца.
Анна смеялась; ее темные глаза переливались, словно бриллианты, красивое лицо ее было недобро, и Лукреция, впервые за все время, покуда Анна носила корону, внимательно рассмотрела ее. И то, что она увидела, повергло ее в ужас.
Нет, Королева была все так же молода и красива, как и прежде, черты ее не постарели ни на миг, ни на день. Вороны долго не старятся; только вот из ее хрустального взгляда исчезла невинная кротость, и глаза сделались старыми-старыми и умными. Казалось, этим взглядом Королева проникает в самую душу, ищет уязвимые места, чтобы вцепиться, и уже не выпускать. Таковой ее сделала благословение Короля, настоящее, от сердца, а не украденное и не полученное ложью, и Лукреция дрогнула, насилу скрывая свое смятение. Впервые в ее душу закралось сомнение, липкий страх обнял ее, и даже хрустальное сердце не помогло ей избежать этих неприятных прикосновений; впервые она задумалась над тем, а по себе ли она выбрала соперницу. Сможет ли она сладить с Королевой? Но девушка решительно отмела эти мысли, напомнив себе о том, сколько всего пережито, сколько унижений и страданий… И еще об одном сердце из чистейшего горного хрусталя она помнила. Оно лежало в шкатулке и ждало своего часа.
«Коршун убьет его, – одержимо думала Лукреция. – Остановит его человеческое сердце и вложит в него магическую жизнь. И тогда мы будем одинаковы! И ничто нас не остановит… Этот мир будет принадлежать нам. И смерти не будет».
– Ну, что ж ты молчишь? – все так же ядовито улыбаясь, меж тем продолжала Королева, обходя Лукрецию кругом и разглядывая ее как величайшую диковину. – Я не стану спорить, ты весьма похожа на ту Лукрецию, что носила титул Высших Воронов, да только – клянусь своей хромотой! – да только она мертва. Она должна быть мертва! Как Коршун вернул тебе жизнь, м-м-м? Или он не возвращал? Или он украл лицо у Лукреции и подарил его первой попавшейся девчонке? Так вот знай: если это так, то, боюсь, и после рождения твоего ребенка я останусь его регентшей до момента его совершеннолетия. Вряд ли вороны поклонятся простолюдинке, нацепившей чужую маску.
По рядам придворных пронесся вздох облегчения, люди несмело заулыбались, заговорили радостно, понимая, что Королева нашла лазейку, чтобы оспорить то, что, казалось, было невозможно оспорить – волю Короля.
«Мне не нужны тут Коршуновы прихлебатели и шпионы. Покуда Королева я, я буду защищать от их посягательств на свое королевство!»
– А ну, тихо там, – рявкнула Анна свирепо, и придворные смолкли все как один. Глаза Королевы стали холодными-холодными, словно каменными. От ее взгляда Лукреция почувствовала невероятную тяжесть, гнетущую ее к полу, и едва удержалась на ногах. Казалось, что в ее омертвевшей душе родилось желание неловко упасть на колени и поклониться Анне, но она выдержала магическое давление Королевы. – Я хочу как следует расслышать ее ответы на мои вопросы!
Такого поворота Лукреция не ожидала; не готовил ее к этому и Коршун. Как?! Королева осмелилась оспорить волю Короля?! Это было впервые за многие века.
– Самозванка, – нехорошо, ласково, как Смерть, шепчущая на ухо час и миг кончины, поддразнила Анна Лукрецию. – Коршун недаром стащил труп. Лицо отдал тебе, а остальное… сожрал, полагаю? У них ведь там туго с едой?
Над головами придворных вспорхнул угодливый смешок, и Лукреция в очередной раз ощутила, как Анна умело манипулирует людьми, словно дирижер музыкантами, указывая им когда играть громче, а когда и вовсе замолчать.
– Я не самозванка, – выдохнула Лукреция; она ощущала себя как муха, многократно опутанная паутиной, стиснутая невидимыми нитями магии – не зря, ох не зря Королева ходила кругом, рассматривая беременную соперницу со всех сторон! – Я из Рода Высших Воронов…
Страшный взгляд Королевы раздевал ее, заглядывал пытливо под одежду, выискивая подвох, и Лукреция почувствовала, как ее собственные руки предают ее, становятся будто чужими и карабкаются по груди, распуская пуговку за пуговкой на платье, разрывают сорочку, чтобы явить Королеве то, что видеть ей нельзя, совсем нельзя!
Разум Лукреции орал и бился в панике, но ее губы не могли вымолвить и слова; ее собственные руки раскрыли перед любопытным взором Королевы ее тайну, страшный шрам от самого сердца и ниже, по переломанным ребрам, неряшливо, но крепко сшитый хрустальными магическими нитями, и Королева, увидев то, что ей было нужно, с коротким смешком отступила, торжествуя очередную победу.
– Нежить? – уточнила Анна, покуда Лукреция поспешно и стыдливо приводила в порядок одежду. От этого страшного слова, прозвучавшего в устах Королевы ликующей песней, выкриком победы, придворные шумно ахнули и отпрянули, словно вместо беременной молодой женщины перед ними стояло рыкающее чудовище, само зло во плоти. Одна Королева осталась недвижима и невозмутима, смело стоя против Лукреции. – Нежить на королевском престоле!? Боюсь, это вовсе невозможно. Да ты даже по саду прогуляться не сможешь, – Анна пожала плечами и испуганные придворные снова разразились хохотом, поддерживая ее слово. – Бражник не любит, когда нечисть и нежить гуляет по королевскому саду.
Лукреция, услышав это, казалось, обратилась в статую. Бражник! Верный страж Королей Воронов! О нем она позабыла совершенно, а сейчас, при напоминании Королевы, ее хрустальное сердце запульсировало и забилось как настоящее.
Вот же он, выход! Вот же он, ключ к трону!
Бражник стережет Ворота, держит их открытыми. Пока он жив, Король может вернуться, но если их закрыть, он навечно застрянет в портале… И Коршун вместе с ним. Сейчас только Лукреция поняла, что Коршун отправился вслед за Королем, и если он нападет, то будет связан с Владом магическими узами, а значит, тоже навсегда останется там, за Вратами.
Навсегда.
Тот, кто подарил ей вторую, магическую жизнь, но потом мучил, унижал ее и рассматривал ее, Лукрецию, только как инструмент для достижения своих целей – от него можно избавиться. Не делиться с ним властью, которая идет в ее руки сама. Не выполнять его приказы, не петь под его дудку. Носить корону так, словно она всегда принадлежала ей, Лукреции! Стоит только убить Бражника… и столкнуть в этот же портал Королеву.
Лукреция посмотрела на Анну задумчиво, взвешивая все «за» и «против». Пойдет ли она туда, сражаться за Короля? Если дать ей понять, что он жив, что есть шанс увидеться, что есть шанс спасти – послушает ли? Услышит ли? Рискнет ли? Бросится ли в небытие, за черту, которую боятся переступать и более опытные маги, за своим Королем?
«Бросится, – ответила на свой вопрос Лукреция. – Иначе и быть не может. Даже сейчас, когда она думает, что Король изменил ей, гульнув напоследок, она все равно на его стороне. Не как женщина, но как Королева, она вытянет его, попытается вытянуть. Ах, Коршун! Вот кого нужно было похищать и обращать в свою веру. Если б Анна однажды сказала тебе, что останется верна на всю жизнь, это бы так и было. А я? Интересно, пошла бы в Последние Тайные Врата за Королем я?»
Этот вопрос пришел в голову Лукреции внезапно, и она прислушалась к тому, что говорит ей ее мертвое сердце.
А оно уже ничего не говорило.
Мертвые сердца не умеют любить так одержимо и страстно, как живые.
Разум, это был разум Лукреции. Это он нашептывал ей о том, что она и Король будут единым целым, одинаковыми. Это разум все еще цеплялся за воспоминания о любви. Это разум заставлял раз за разом повторять Коршуну свое желание – быть вместе с Королем. Но не сердце.
Сердцу было все равно, хрустальному сердцу Король не был дорог, и этого Коршун не учел.
«А он ведь думает, что магическая связь с Королем в бою спасет его от меня, – насмешливо подумала Лукреция. – У него и мысли не возникает о том, что я могу пожелать закрыть Врата и оставить их там навсегда… Я ведь была такой искренней и одержимой в своем желании… И Коршун наверняка думает, что я поджидаю, когда он притащит тело Влада мне. И потому он смело ввяжется в бой с ослабшим Королем…»
– Бражник! – насмешливо ответила Лукреция, глянув в глаза Королевы так же насмешливо, как до того смотрела она сама в лицо Лукреции. – Он все еще сторожит Врата? Все еще можно пройти и разыскать Короля?
Лицо Королевы стало страшнее дыхания смерти.
– Ты же сказала, – медленно произнесла она, – что Король мертв? Неужто у тебя хватило наглости, – голос Королевы звучал как звенящая сталь в абсолютной тишине, – явиться ко мне и требовать трон, когда Король еще жив?..
Лукреция беспечно пожала плечами.
– Кто знает наверняка о Последних Тайных Вратах? – ответила она беспечно, видя, как в глазах Королевы загорается огонек надежды. – Я знаю только то, что мне сказала. А Коршун мне сказал – «если Король не объявится в ближайшие три дня, значит, он мертв». И эти три дня прошли. И даже больше.
– Ах ты, подлая душа, – тихо промолвила Королева, недобро прищурившись. – Так ты солгала. Ты просто пришла чтобы выгнать меня и усесться на трон сама, выставляя напоказ свое пузо!
– Не веришь мне – проверь, – промурлыкала нахально Лукреция, игнорируя оскорбления, и Анна в который раз нахмурилась.
Надежда тотчас вспыхнула в ней и разожгла всепожирающее пламя, в котором сгорели ее горькое горе, плач и отчаяние.
«А ведь и верно, – вдруг сообразила она. – О том, что Король умер, не сказал мне никто. Ни генералы, ни солдаты вернувшиеся ранеными, ни Бражник, а он-то точно должен это знать! Ведь он держит Врата открытыми именно для Короля. Будь Король мертв, разве нужно было бы тратить на Врата магию?.. Это всего лишь слова Лукреции. Это не правда. Но зачем она вспомнила о Бражнике? Это наверняка неспроста. Надо бы самой все разузнать у того же Бражника, и осторожно – сдается мне, ему тоже угрожает опасность, ведь не зря же эта коршунова шпионка заговорила о нем».
– Заприте-ка ее понадежнее, – бросила Анна, кивком указав на Лукрецию. – И стражу приставьте понадежнее, не то, не ровен час, случится что недоброе с королевским наследничком.
– Не имеешь права! – выкрикнула Лукреция, забившись в крепких руках стражников. – Не смеете касаться меня, я мать нового Короля!
– Для начала, – зловеще произнесла Анна, – доноси его и роди благополучно, а потом уж называй себя королевской матерью.
– Да ты убийца, – ахнула изумленная Лукреция, мгновенно обмякнув в удерживающих ее руках. – Ты осмелишься противиться воле Короля?! Посмеешь его ребенка убить?!
Такого поворота она от Анны не ожидала. Та Королева, которую Лукреция помнила, изо всех сил сражалась за то, чтобы на нее смотрели как на равную. У нее глаза были на мокром месте от любого жесткого решения, от расчетливого шага. Она делала этот шаг – и горько каялась потом в своей жестокости. Теперь же раскаяния в ее глазах не было совсем. Анна изгнала сомнение из своей души и научилась идти вперед и принимать решения, не оглядываясь и не раскаиваясь ни в чем. И эта каменная твердость здорово напугала Лукрецию; она в раз поняла, что игра, затеянная ею и Коршуном, очень наивная и почти детская. Что наследник; уверовав, что Король мертв, Анна могла насмелиться и убить Лукрецию, руководствуясь идеей спасения Королевства. Эту звериную решимость Лукреция прочла в лице Королевы, в ее яростном оскале, в недобро изогнутых губах, в горящем взоре.
– Ты не посмеешь сделать этого! – заверещала Лукреция надсадно, выгибаясь, стараясь вырваться из удерживающих ее рук. Ей вдруг стало страшно, очень страшно, она заплакала и засмеялась одновременно, словно демоны похитили ее разум. Сама явилась к Королеве, сама отдалась в ее руки! Призналась в том, что нанесла ей смертельное оскорбление и наивно рассчитывала на то, что Анна будет играть по ее правилам!
Как это глупо…
Анна брезгливо махнула рукой – уберите это! – и вопящую, упирающуюся Лукрецию утащили прочь, а Анна без сил взошла на трон и упала на удобное сидение, закрыв рукою лицо.
Вслед за голосящей Лукреций потянулись и придворные; они расходились поспешно, покидали зал в смятенных чувства. К Анне, полулежащей на троне, тотчас сунулся советник – скользкий и обеспокоенный, как карась, снующий возле прикормки.
– Это было прекрасно, Ваше Величество! – угодливо зашептал он.
– Я сделала что могла, – ответила Анна, отмахнувшись от назойливого наушника. – Думаю, я выгадала нам немного времени и порядком напугала ее, слегка отвлекла от мысли о троне.
– А что дальше? – зашептал советник. Анна поморщилась недовольно; его страх, его назойливая близость не нравились ей. Однако, именно сейчас ей нужен был человек, который пусть не одобрил бы ее действия и не помог советом, так хоть выслушал бы.
– Я, – набравшись духу, – произнесла Анна, – я хочу поговорить с Бражником. Правда слова этой женщины или нет – ему знать лучше.
Советник воспрял духом и посветлел лицом.
– Так нет же ничего проще! – обрадованно воскликнул он, но Анна приложила палец к губам – тише! – и тот испуганно склонился над нею, понизив голос до шепота. – Вашему Величеству всего-то стоит сходить в сад и призвать Бражника…
– А если это ловушка? – спокойно заметила Анна. – Я чувствую, неспроста она произнесла это имя… Нет, не просто так! Знаешь что? Раздобудь-ка мне плащ подлиннее и побелее, и светлую одежду, какую носит Бражник… и коня – найдется же в королевской конюшне белый конь? Я сама проедусь по саду. Если негодяи затеяли неладное против него, они обманутся и нападут на меня, а я буду готова к этому.
– Но они могут ранить вас! – в страхе заметил советник.
– А это уже твоя забота, – недобро заметила Королева, – чтоб они не успели меня прикончить!
– В любом случае, – настаивал советник, – это очень, очень опасно!
– Я знаю, – ответила Анна. – Но если Король жив… то Бражник пострадать не должен. Ни один волос не должен упасть с его головы. Иначе некому будет встретить Короля по эту сторону Врат. А значит, сберечь Бражника – мой долг.
– Не проще ли кого другого послать?
– Кого? Кто задаст те вопросы, что терзают мою душу, кроме меня самой? Нет. Идти должна именно я.
