Текст книги "Невеста Короля Воронов (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 18. Три невесты Короля. Бьянка

Бьянка сразу поняла, что пока она лежала в бреду, что-то случилось.

Что-то произошло, и это что-то коснулось и ее. Когда поутру она с трудом разлепила тяжелые веки и нашла в себе силы подняться, чтобы выпить немного воды с укрепляющим отваром, страшный голос в ее голове молчал. Более того – связанная с ним магическим связями, она поняла, что чудовище обессилено, словно нечто или некто его здорово потрепал. Бьянка могла поклясться, что слышит его стоны, словно чудовище было изранено и терпело жесточайшие муки.

И это было так.

Барбарох, который получил от Короля хорошую трепку, еле нашел в себе силы чтобы вернуться в тело Бьянки. Разумеется, убить его Король не мог; для этого ему нужно было б напасть на тело, а не на бесплотный дух. Уничтожить Двуглавого было не в его власти, только Бражник знал, как сладить с этим коварный демоном. Но Король отнял у Барбароха всех Доорнов, сделав его совершенно беззащитным и бессильным в дуэли, и вернул ему его же оружие, сотнями уколов в прогнившую душу. Это было очень много – по крайней мере, теперь Барбарох точно не осмелился б напасть на Короля еще раз, да и на кого-либо вообще тоже. Имея арсенал отличных заклятий, он растерял всю магию, необходимую для их воплощения в жизнь, в бою с Королем, и кто знает, когда она теперь восстановится!

Впрочем, Барбарох не падал духом.

Теперь его оружием была Бьянка; именно на нее он делал ставки, с ее помощью рассчитывал разделаться со всеми его врагами.

– Проклятая шлюха, – стенал он, думая, что Бьянка его не слышит. – Возомнила из себя Королеву! Да где бы она сейчас была, если б не я! О-о, презренная женщина! Растаяла! Раскисла в руках Короля как воск! Позабыла о том, что родилась хромоногой! Ну ничего, я ей это живо напомню… Стоит только коснуться Королевы и сказать слово, как она перенесется обратно в свое увечное тело, которое черви точат в могиле! Ха-ха! Надеюсь, она очень удивится напоследок и переживет несколько незабываемых минут, когда придет в себя под землей! Ха-ха! А этот чертов Король, этот зазнавшийся хлыщ! Он возомнил себе, что честно выиграл дуэль – черта с два! Любой может победить, если у него Доорнов освобождают!

О том, что он проиграл как раз в личном поединке, обозленный Барбарох почему-то упорно не хотел вспоминать, и иначе как жуликом и обманщиком Короля не называл.

А потом… Потом Бьянка услышала от испуганно шепчущихся слуг страшное слово – Двуглавый, и поняла, что с нею произошло и кто в ней таится.

Смертельная тоска сковала ее душу; она сразу поняла и то, по какой причине напал на нее Бражник, и то, что самой ей нипочем не избавиться от страшного подселенца. Слушая нужное нытье побитого Барбароха, его ругань и вой, Бьянка с тоской думала о том, что придется искать помощи, и кто знает, кто отважится помочь ей?..

Однако, долго скрывать то, что она уже пришла в себя, Бьянка не смогла. Барбарох почуял, что ей стало лучше, и заметил, что девушка ворочается в постели и сонно потягивается.

– Вставай, корова, – грубо рявкнул Барбарох, решив выместить свою злобу на единственном существ, над которым имел хоть какое-то подобие власти. – Придется поработать! Возьми-ка нож поострее да поди прирежь этого чертова Короля! Он слишком долго зажился на этом свете. Можешь даже отсосать ему, чтоб он расслабился и не сильно дергался, когда ты воткнешь ему нож в печень, – Барбарох похабно расхохотался. – Я, так и быть, отвернусь и смотреть не буду.

Бьянка, слушая эти гнусные речи, задрожала всем телом, вытянувшись в струнку, но с места не сдвинулась.

– Ну?! – прикрикнул на нее Барбарох. – Чего разлеглась?! Вставай, кому говорю!

– Нет, – дерзко и четко ответила Бьянка.

Ей было страшно; ей было нестерпимо страшно, и она нисколько не сомневалась, что вслед за ее отказом последует наказание. Она едва не скулила от страха, не зная, что придумает страшное существо, подселившееся к ней, но даже этот страх не мог заставить ее сделать то, что требовал от нее Барбарох: взять нож и пойти убить человека. Ранее, размышляя о смерти, она не представляла даже, что действительно можно взять и лишить человека жизни. Размышляя о том, как отравить юную Королеву, она не видела грязи и ужаса смерти. Эти слова были для нее всего лишь игрой, которую она затеяла из глупости. Словно капризная девчонка…

Теперь же, когда смерть оказалась рядом, когда она своими костлявыми руками выкладывала оружие в руки Бьянки, девушка поняла, что не хочет пачкаться о ее черной плащ, пропахший страданиями и болью.

– Что ты сказала?! – протянул Барбарох с очень нехорошим выражением в голосе, и Бьянка почувствовала, как ее тело рывком вытаскивают их постели.

– Нет, я не убийца! – выкрикнула она исступленно. – Нет!

Но Барбарох не слышал ее; в приступе ярости, кое-как ковыляя и запинаясь, он проволок непослушное, сопротивляющееся тело девушки к столу и заставил ее протянуть дрожащую руку над горящими свечами.

– Ты думаешь, я не найду способа заставить тебя, маленькая дрянь?!

Ладонь нестерпимо зажгло, и Бьянка закусил губу, мыча от боли, но не подчиняясь своему мучителю. Более того, осмелев, отчаявшись, Бьянка начала замечать свою связь с чудовищем – и его страдания тоже. Не одной ей было больно – Барбарох мучился так же, если не сильнее. Избитый, истерзанный Королем, он не мог перенести и капли дополнительной боли. Он рассчитывал всего лишь припугнуть девчонку, слегка подпалив ее ладошку, и думал, что это будет легко, да только что-то пошло не так. На ладони девушки вздулся огромный волдырь, Барбарох не вынес, завопил, и руку хотел отдернуть, но не тут-то было. Словно одержимая, Бьянка не давала ему этого сделать; она, сопротивляясь Барбароху, его попыткам убрать руку, нарочно опустила ладонь еще ниже, чтоб пекло совсем уж невыносимо, и Барбарох заорал не своим голосом, извиваясь, поняв, что попал в собственную ловушку. Не он был хозяином этого тела, и не одна Бьянка страдала от ран.

Кое-как он справился с Бьянкой, отшвырнул ее прочь, прекратив пытку, и девушка, упав на пол, разметав белые волосы, расхохоталась грубо и страшно, потешаясь над незадачливым мучителем.

Барбарох хорошо знал этот смех.

Так смеялись те, кого сломать ему не удавалось, что бы Королевский Мучитель не проделывал со своими жертвами. Да, он наслаждался их страданиями и криками, но выбить желаемое признание – нет, не удавалось никогда. Именно у тех, кто умел так страшно и грубо смеяться от перенесенной боли.

– Что, – злобно клекотала Бьянка, прислушиваясь к тому, как жалобно скулит ее палач, – получил? Не желаешь ли добавки? Я ведь могу устроить!

Она снова рванул было к столу, да так резво, что Барбарох едва смог справиться с нею и отшвырнуть на прежнее место снова. Бьянка снова расхохоталась, чувствуя, как Мучитель трясется в бессильной злобе.

– Ничего-о, – злобно шипел он. – Ничего! Рано или поздно ты уснешь, а я возьму нож и сделаю то, что хочу! И угадай, кого сожгут на костре после того, как поймают с оружием в руках над трупом Короля? Я к тому времени покину твое гостеприимное тельце, и ты поджаришься одна!

– Спасибо, что предупредил, мерзавец, – ласково ответила Бьянка, с усилием поднимаясь на ноги. – Постараюсь не спать как можно дольше, и еще постараюсь от тебя избавиться, гнусный сморчок!

– Разве что Бражник насадит тебя на пику, – ехидно ответил ей Барбарох. – Только так ты от меня избавиться, правда, и от себя тоже!

– Значит, насадит, – свирепо отозвалась Бьянка. – Не думай, что я не решусь на это, если ты мне сильно надоешь!

Барбарох затих, и Бьянка поняла, что он забылся тревожный сном, измученный болью от полученных ран.

– Что ж, это шанс, – с отчаянием произнесла Бьянка. – Нужно попытаться найти выход! Да должен же он быть! Попробую спросить у Лукреции; она должна мне помочь!

Глава 19. Три невесты Короля. Лукреция

– Ты же понимаешь, что натворила? – проговорил Король вполголоса, глядя в умоляющие глаза Лукреции.

Таким далеким, холодным, неживым она не видела Короля никогда. Ей казалось, что он застывает в неестественной неподвижности, обращаясь в каменное изваяние небывалой красоты, и весь его пыл, весь его огонь гаснет, а зеленые глаза становятся тусклыми и не живыми, словно подернутые пеплом.

Он больше не сказал ничего, ни да, ни нет на ее горячую мольбу, на ее признания. Король просто глянул на начальника стражи и сделал один неприятный, короткий жест, но Лукреция поняла его, почувствовала так, словно топор уже коснулся ее шеи там, где королевский палец провел черту, невидимую, воображаемую кровавую черту.

Голову с плеч.

Вот что означала его холодность и отстраненность, и Лукреция снова взвилась, забилась в крепких руках, ухвативших ее под локти.

– Я все исправлю! – исступленно выкрикнула она. – Дай только шанс! Все исправлю!

– Как? – насмешливо проговорил Король, и Лукреция уловила а его голосе такую горечь, что была страшнее удара топора.

Недоумение холодной водой пролилось, выстудив ее душу до самого дна. Как?! Вот так просто – раз, и все?! Не колеблясь и не раздумывая, Король велел отрубить ей голову?!?

– Влад, за что?! – вопила она, заливаясь слезами, упираясь пятками, покуда здоровенные гвардейцы волокли ее к дверям. – За что-о-о?!?

Он не ответил, отвернулся. Но в этом жесте, полном отвращения к ней, Лукреция прочла все, всю свою вину. И давно забытое, похороненное под многочисленными трудным успехами ощущение неудачницы, человека второго сорта, вернулось к ней опять.

Тупая, полусумасшедшая девчонка, возомнившая себя кем-то! Возомнившая, что ровня блистательной – и любимой… – Королеве! На недолгое время свято уверовавшая в возможность любви Короля! Выскочила со своими неуместными, никому ненужными чувствами, вывалила все свои идиотские мысли на всеобщее обозрение! И это было б еще полбеды; самое отвратительное было то, что ее слова, такие хлесткие и опасные, были сказаны не на ушко, и не тайно, как им и следовало б прозвучать, а во всеуслышание, выплюнуты прямо и бесхитростно. Лукреция кричала о своих чувствах, и это было б еще полбеды. Хуже всего было то, что она посмела во всеуслышание опорочить честь Короля, обвинив Королеву в неверности, и это позорное пятно на его репутации видели все – и посол в том числе, который итак не особо уважал Короля. Теперь у него есть просто идеальный предлог для издевок и унижений. И этот инструмент для пытки Короля вручила ему она, Лукреция. Коршун не раздумывая всадит ему этот острый нож в сердце и будет терзать, с интересом глядя в лицо. Ей всего лишь отрубят голову; а Королю предстоит провести весь день в беседе с послом, сгорая от стыда и корчась от бессилья.

И Королева… Подспудно Лукреция почувствовала, какая пропасть разверзлась между Владом и Анной. И эта пропасть словно надвое разорвала ему душу. Король молчал, ничего не сказал, ничем не выдал своих чувств, но Лукреция видела, как он хочет коснуться Королевы – и как его отталкивает то, в чем обвинила ее Лукреция. И это было самой большой пыткой для него.

"Прости, отец, я снова была плохой, дурной и глупой девочкой!"

Лукреция снова ощутила себя маленьким ребенком, который ляпнул что-то, не подумав, отчего лицо отца кривится гримасой отвращения. Он сломал о ее спину не одну розгу, вдалбливая ей, что прежде, чем раскрывать рот, она должна подумать. Мысли высокородной дамы должны быть отточены как самый острый, самый драгоценный клинок, любил повторять он.

Лукреция долго помнила его уроки и долго молчала.

Она почти забыла свою стыдную, детскую, недалекую радость от того, что порой болтала глупости, не приличествующие высокородной, хорошо воспитанной девице. Она почти забыла стыд от наказаний и клеймо второсортности. Она так долго была как все – такой, какой должно быть, такой, какой гордился отец и мать, такой, какая подходила для утех Королю, она верила, что прошлое оставило ее, и вот…

Ее натура, ее детский незрелый ум, так тщательно скрываемый, вылез наружу, проявился в виде таких горячих и таких неуместных откровенных признаний.

И она сразу стала второго сорта; сразу отвержена, унижена и наказана, как и в детстве, с отвращением и безжалостно, с той лишь разницей, что кожу ее сечь будет не злая розга, а коснется острое лезвие топора.

– Я все исправлю, Влад…

Если б у нее было бы хоть полшанса!

Лукреция чувствовала, что гибнет; чувствовала, что жизнь покидает ее, потому что дальше жить просто невозможно. Как?! Что делать дальше, даже если ей позволят?! Как все исправить?! Разум подсказывал ей, вопил, что лучше б ей вымолить у Влада прощение и убраться, скрыться, исчезнуть из его жизни и из жизней всех тех людей, которым она не ровня. Да, не ровня Высшим Воронам, не ровня придворным, не стоит и пробовать сначала завоевать их расположение!

Но детский наивный испуг– тот самый, что страшнее всех, тот самый, что испытывала Лукреция так давно, испортив платье матери, залив его чернилами, – подсказывал поистине дикие советы.

"Нужно убить Коршуна! – подумала вдруг она, затихнув в руках гвардейцев. – Тогда он не сможет ничего никому рассказать. И Королеву тоже лучше всего убить. А вместо Королевы буду я. Достаточно будет сделать легкий магический отпечаток с нее и наложить на себя, и Король будет во мне ее видеть. Так и привыкнет понемногу… Конечно, это неудобно. Это все равно, что носить туфельку, на пару размеров меньше, чем нужно. Больно и неудобно каждый миг. Но это ведь ненадолго. Я люблю Короля, я никогда его не предам! Я буду верна ему всегда, даже если от него отвернется весь двор, даже если все смеяться станут – я его не покину! Это ничего, что он меня не любит; я могу сварить одно зелье, и он меня захочет. Он всегда меня будет хотеть, а потом привыкнет. Я ему рожу наследника – и тогда он поймет, как сильно я его люблю! И, конечно, полюбит меня в ответ! Привыкнет и полюбит".

Обо всем этом думала Лукреция, и все бы хорошо, но было одно неприятное "но": ее уже волокли в тюрьму.

– Пожалуйста, отпустите! – взмолилась девушка, захлебываясь слезами и снова упираясь. – Я больше не буду, ну, пожалуйста!

Она растопырила пальцы, словно хотела раскрыть крылья, но на этот случай у гвардейцев был антимагический кнут, которым ее тут же и угостили. Лукреция закричала от удара, ожегшего ее спину, и бессильно повисла в крепких руках, удерживающих ее, и уже было смирилась, как вдруг…

Гвардейцы не заметили белые перья, прошелестевшие у них за спиной. Они не расслышали заклятья, которое прошептал губы Белой из Рода Воронов, и потому молнии поразили их внезапно, оглушили, заставив повалиться и выпустить свою жертву.

Бьянка белым клубком выкатилась из спасительной тени, ухватила ослабевшую сестру, обняла ее обмякшее тело и потащил спешно прочь, пока конвойные ее не очнулись.

– Что ты натворила?! – с отчаянием шептала Белая, практически таща на себе ослабевшую Лукрецию. – За что тебя арестовали?! Именно сейчас, когда мне так нужна твоя помощь!

Лукреция не отвечала; первым ее порывом было вы вернуться их рук сестры и бежать вон с криками ужаса, осенняя себя знаком отрицания беды, чтобы Двуглавый не коснулся ее. Но Бьянка показалась ей родной, теплой, такой же напуганной и беспомощной, как она сама. Вслушиваясь в ее сбивчивое дыхание, Лукреция поняла, ощутила звериным чутьем, что та себя чувствует такой же загнанной и отвергнутой, как и сама Лукреция.

"Как замечательно! – подумала Лукреция подло и страшно, опираясь на плечо сестры. – Как же ты кстати, погань… За поимку Двуглавого Влад меня пощадит наверняка".

В ее душе не шевельнулось ни единого родственного чувства. Испуганная дрожь сестры, ее полные ужаса глаза и трясущиеся, вспухшие от плача губы не тронули вмиг ожесточившегося сердца Лукреции. Она даже не колебалась в раздумьях, выдать ли ей сестру или нет.

Бьянка, истерзанная и напуганная, цепляющаяся за нее как за последнюю надежду на спасение, была для Лукреции последним шансом на жизнь… Какие же могут быть сомнения?

– Куда ты тащишь меня? – шепнула Лукреция, притворяясь совсем обессиленной и умело маскируя первый испуг под слабость. – Почему ты спасаешь меня? Король будет недоволен…

– Разве ты забыла тайный кабинет, где ты готовила самые лучшие в королевстве духи? Спрячу тебя там, – ответила Бьянка. – Мне… мне кое-что надо. Зелье, чтоб я не спала как можно дольше. Чтоб выпутаться из этой истории, мне понадобится много сил. Сможешь? Сделаешь?

«А-а, хочешь иметь контроль над Двуглавым, – злобно подумала Лукреция. – Значит, он еще не поработил и не поглотил твою душу… что ж, это неплохо. Значит, он будет слаб, когда тебя схватят!»

– О, конечно, да! – с жаром закивала Лукреция. – Мне нужна твоя помощь…Я сварю! Я сделаю что угодно, лишь бы ты меня спасла!

«И не выкинула неприятного номера, когда за тебя возьмутся Королевские инквизиторы!» – про себя добавила она.

– Что ты сделала? – переспросила Бьянка. – Что натворила?

– Я призналась ему в своих чувствах, – ответила Лукреция. Голос ее звучал фальшиво, Лукреция никогда не умела блистательно врать и притворяться, но Бьянка была не в том состоянии, чтоб понять фальшь. – При всех. И он велел меня…

Она притворно всхлипнула, обмякла в руках сестры, сжимающих ее, и Бьянка только закрутила головой от отчаяния.

– Ты ведь попросишь за меня? – продолжая ломать комедию, продолжила Лукреция, цепляясь за одежду Бьянки. – Тебе он не откажет! Он так любит тебя…

– Конечно! – ответила Бьянка. – Конечно.

* * *

В тайной лаборатории сестры уединялись не часто. Слишком мало было у них проблем, которые требовали отчаянного решения, слишком многое им было дано, чтобы все это разом потерять за пользование опасной, запрещенной магией и контрабандными эликсирами.

Сейчас вопрос о том, что это все было опасно и запретно, даже не стоял.

Покуда Лукреция отыскивала какую-то колбу с летучими огненными духами, Бьянка нашла бутылку с красным вином. Обычно она не злоупотребляла опасными зельями, но сегодня ей хотелось позабыть обо всем на свете и хоть немного расслабиться.

– За наше здоровье, – хрипло проговорила она, вытаскивая зубами пробку.

Запрещенное зелье пролилось огнем по ее венам, Бьянка вздохнула свободнее, чувствуя, как громадная тяжесть сваливается с ее плеч. Лукреция гремела склянками, смешивая запрещенные ингредиенты, и Бьянка едва не разрыдалась сквозь смех, вспоминая духи, от которых был без ума весь двор. Магический аромат шоколада и сандала принес сестрам популярность на зимних балах.

– Помнишь, как мы танцевали, – всхлипнула Бьянка отчасти нетрезво, – скрывая лица за магической дымкой? Кавалеры не могли понять, кто прячется под масками, мы танцевали всю ночь…

– Ничего, – протянула Лукреция, смешивая ароматные ингредиенты. – Мы еще станцуем. Мы еще повеселимся, вот увидишь!

Для того, кого только что тащили на плаху, она была слишком собрана и сосредоточена, и Бьянка, отхлебнув еще, вдруг с удивлением поняла, что у Лукреции был четкий план. Та слишком быстро перестала выть, оправившись от испуга мгновенно, и зелье, что она варила – Бьянка, принюхавшись, сообразила, что Лукреция варит маску. Точно такую же, как на зимние праздники. Вот отчего Бьянку потянуло на воспоминания…

Острый запах сладкого шоколада витал в воздухе, и Бьянка замерла, ощутив, как свежий запах мандаринов и хвои разлился в воздухе при очередном помешивании.

– Что ты варишь? – как можно более беспечно поинтересовалась она. Мертвенный холод уже сковал ее, она уже предвидела ложь, которой сейчас угостит ее сестра.

– Ты же просила зелье, чтоб не спать, – бросила Лукреция. – Это оно.

Она склонилась над колбой и шепнула последнее слово, перед тем как добавить компонент, который сформирует образ.

– На кого ты хочешь быть похожа? – резко спросила Бьянка. – На Королеву? Ты ее хочешь копировать? Зачем?

Лукреция подняла от колбы с зельем взгляд, и Бьянку передернуло от лютой ненависти, что скользила в нем.

– С чего ты взяла? – процедила Лукреция сквозь зубы. Она отлила готового препарата совсем немного, но Бьянка знала – этого зелья надо всего каплю. И работать оно будет только тогда, когда в него добавить частичку того, на кого нужно быть похожим. – Вот, возьми, выпей. Не будешь спать трое суток.

– Вранье, – так же резко выкрикнула Бьянка, отталкивая бокал с вином. – Это не работает, нет главного ингредиента! Думаешь, я такая глупая, что не поняла б? Ты сумасшедшая?! Ты что задумала?! На Королеву хочешь быть похожа? Но не выйдет!

Лукреция зло окрысилась; маленькая склянка с зельем скользнула в ее корсаж, она улыбнулась криво и некрасиво, трясясь как в лихорадке.

– Выйдет, – выдохнула она. – Ингредиент можно взять и с трупа.

– Дура! – выкрикнула Бьянка в ужасе. – Я не дам тебе, я не позволю!..

– А что ты можешь, Двуглавый? – отчетливо произнесла Лукреция, и Бьянка отшатнулась, словно ожегшись. – Что? Король дал тебе понять, кто сильнее. Будешь сопротивляться – так я и Бражнику укажу, где прячется Враг. Так что не мешай мне делать то, что я хочу!

Бьянка лишь качнула головой, изумленная.

– Я вижу твои желания, – прошептала она, глядя в темные безумные глаза сестры. – Я чувствую их! Не смей трогать Королеву! Поверь мне – я борюсь! Мне помощь нужна, и обратиться мне не к кому! Помоги мне… Прошу! Не бросай меня! Помоги…

– Не сметь! А то что? Выдашь меня?! Я не хочу этого делать! Не хочу тебе помогать! – зло прокаркала Лукреция, прижимая руки к груди, чтобы ощутить заветный пузырек. – Не хочу! Справляйся со своими проблемами сама, Белая и Блистательная! Игры кончились! Настоящая беда тебя коснулась! Я выдам тебя при первой же возможности, носительница Двуглавого, поэтому лучше уходи! Беги! А Король будет мой. Он уже мой; он не верит Королеве; он захочет казнить и тебя за то, что ты Двуглавый. Останусь я одна, и меня он будет любить!

Бьянка прикрыла глаза.

Она уже слышала хохот Барбароха, издевающегося над нею и ее неловкой попыткой получить помощь. Руки ее крепко ухватились на стол, так, что, казалось, никакая сила не смогла б их разжать.

– Беги, Лукреция, – произнесла Бьянка, чувствуя, как Барбарох в ее душе точит когти. – Беги!

Ее голос страшным воем оглушил Лукрецию, снес со стола колбы и пробирки, и девушка отпрыгнула от сестры, которую, казалось, ломал и корежил жуткий приступ.

– Беги, глупая…

Голос Бьянки стал грубым, хриплым, тонкие пальцы, жутко изгибаясь, стали по одному разжиматься, и Лукреция поняла – девушка из последних сил борется с подселенцем, чтобы не напасть и не свернуть ей шею тотчас.

– Беги…

Бьянка почти хрипела, задушенная Барбарохом, глаза ее закатились, но она все еще отчаянно цеплялась руками за стол, не позволяя злодею взмахнуть крыльями и напасть на сестру. Зрелище это было настолько жутким, что Лукреция даже не подумала о том, что может сейчас, сию секунду убить Бьянку, которая беззащитна, покуда не дает воли своим рукам. Она ухватила со стола свой эликсир и в ужасе рванула прочь, вопя, как одержимая.