Текст книги "Невеста Короля Воронов (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Доорн стремился!
Белая, как молоко, пелена расплылась над землей, очертания деревьев потонули в ней, и Лукреция вынуждена была остановить коня, плача от досады.
– Бьянка! – прокричала она, складывая руки рупором. – Беги, Бьянка!
Меловой мутью плащ накрыл весь сад, стер очертания всех предметов, заглушил все звуки, и сколько б ни оглядывалась Лукреция, она не могла сообразить, в какой стороне находится ее сестра и куда умчался Бражник. Незадачливая охотница на Доорнов оказалась в абсолютной серой пустоте, и теперь долго ей придется ждать, прежде чем туман рассеется и будет видно хоть что-нибудь.
– Вот так, – сердито промолвила Лукреция. – Теперь, кажется, он тебя отшлепает, глупая Ворона, рассевшаяся в ветвях!
Но все было отнюдь не так безопасно, как думала рассерженная Лукреция; и Бражник спешил именно туда, где на иве его поджидала Бьянка. Именно к ней вело его чутье защитника, именно ее он хотел сшибить наземь своим копьем и безжалостно добить мечом. Чтобы ее убить, он смешил и отмахивался от надоедливой Лукреции.
А Бьянка…
Ей было весело и хорошо; с собой она прихватило то самое вино, которым угощала ее Лукреция, и потому скоро, очень скоро с ивы начали раздаваться песни и веселый смех. Светляки, потревоженные, взлетали с дрожащих ветвей сотнями, Бьянка ловила их и смотрела, как те ползают по ее тонким пальцам, пронизывая своим золотым свечением ее кожу.
– Да я просто королева ночи! – нетрезво захихикала Бьянка, когда светляки стаей набились ей в волосы, забрались в корону, заставив ее гореть в ночи подобно костру.
Любуясь собой и горланя песни, Бьянка совсем позабыла и о сестре, и о Бражнике, и, разумеется, грозного стука копыт о землю она тоже не услышала, равно как и не поняла, что за серый туман взвился над деревом, на котором она сидела.
Серая сеть накрыла ветви, грубо рванула их, Бьянка взвизгнула от пронзившей ее тело боли. На белом шелке расползалась уродливая черная дыра, обгорающая по краям, на колене горела ссадина. Весь хмель разом испарился с девушки, та выронила вино, попыталась выбраться – но не смогла. Ветви вокруг нее были опутаны сетью.
«Бражник настиг меня! – в панике подумала девушка, неловко подбирая ноги и обгоревший подол белого платья. – Он охотится на меня!»
– Господин Бражник, – в ужасе крикнула Бьянка, – не нужно трогать меня! Я всего лишь девушка, коротающая вечер в саду!
Но Бражник словно ее не слышал; неистово, беспощадно и неумолимо накидывался он на трясущееся от его ударов ни в чем не повинное дерево, злобно рыл землю копытами его храпящий конь, взлетала снова и снова серая, как крылья мотылька, сеть, стараясь поймать Бьянку, и та с крикам заметалась среди опутанных ею ветвей, понимая, что еще немного – и конец!
«Почему он хочет поймать меня?! – в панике билось в голове у Бьянки. – Зачем он хочет убить меня?!»
С воплями выпустила она своих Доорнов, пойманные вороны заметались под жгущей их ловушкой, обгорая и теряя перья. Крона содрогающегося дерева наполнилась шумом и гамом, воплями ужаса и боли несчастного гибнущего существа. В отчаянии Бьянка ухватилась руками за шелковые ячейки сети, стараясь ее разорвать, но ничего у нее не вышло, она только обожгла ладони и от острой боли завопила еще больше.
«За что?! – билось в ее висках. – За что?!»
Внезапно в ее душе шевельнулось что-то мерзкое, злое и уродливое настолько, что она сама опешила от того зловонного потока чувств, что хлынули в ее разум и завладели всем ее существом. С ненавистью обернулась она к поймавшему ее Бражнику и закричала так, что посыпались листья с ивы, всадник закрыл лицо и пригнулся к шее лошади, а по траве словно кто-то огромными ногами прошелся и пригнул ее.
– Не смей трогать меня, жалкая букашка, – рычала Бьянка не своим, хриплым и уродливым голосом. Ее светлые глаза налились кровью и стали темнее ночи, и внезапно для самой себя она подняла лицо к небу и выкрикнула заклятье, которого никогда не знала. С музыкальным звоном лопнули шелковые нити, освобождая встряхнувшую кроной иву, с криками разлетелось воронье, и последней взлетела в небо Белая из Рода Воронов, израненная, но не побежденная.
– Ты слишком ничтожен, чтоб поймать меня, Белый Доорн! – прокричала Бьянка все тем же преступным, жутким голосом. – Не тебе сладить со мной, не тебе!
На краешке сознания девушки промелькнула какая-то мысль о том, что она здесь была затем, чтобы Доорн остался тут до утра.
Она взмахнула крыльями, горланя неведомое ей доселе заклятье, и ее белые перья посыпались вниз, на Бражника, словно пылающие огненные стрелы. Ржал израненный белый конь, Бражник прикрывал голову, пытаясь увернуться от острых перьев, а Бьянка, впав в ярость, какой не знала до сих пор, все сыпала ранящие его стрелы. И лишь когда ей тяжело стало держаться в воздухе, а над травой пополз запах живой крови, Бьянка вдруг очнулась, вздрогнула, словно страшное и безжалостное существо, руководящее ею, вдруг одумалось и спряталось, не желая быть обнаруженным.
Бражник лежал лицом вниз, уткнувшись в гриву своего белоснежного коня. В его теле гасли последние стрелы, растворяясь в темноте ночи.
«Что я натворила! – в ужасе подумала Бьянка. – Я убила королевского защитника! Кто знает, от какого зла он защищал Короля?! Что я наделала!»
Однако, сделанного было не исправить; Бьянка, может, и осмелилась бы подойти ближе и посмотреть, что стало с Бражником, но вдали раздался шум. Кто-то услышал, как они с Белым Доорном бились, слышал, как кричали зло ее вороны. Спешно велела она им подобрать ее рассыпанные белые перья в траве, собрать бусины из разорванных украшений и так же спешно убралась прочь, торопясь скрыться от настигающей ее погони.
Глава 13. Бражник и Королева
Лукреция слышала все – и как Бражник за пеленой тумана настиг Врага, и как атаковал его, и… как кричала Бьянка.
Бросив коня, Лукреция со всех ног кинулась на шум боя, то и дело натыкаясь на стволы деревьев, возникающие из белесого тумана внезапно, и спотыкаясь о каждый камешек. Но туман обманывал, запутывал девушку; каждый раз ей казалось, что она уже близка к цели, и каждый раз, останавливаясь и прислушиваясь, она понимала, что бой идет совершенно в другом месте, а она заплутала среди редких деревьев как в самом глухом лесу.
Под утро, когда забрезжил рассвет, стало чуть теплее и первые солнечные лучи растопили меловую муть тумана, измученная, продрогшая Лукреция наконец огляделась по сторонам и поняла где находится. Волшебный обман Бражника увел ее совсем в другую сторону от места, где случился бой и где была Бьянка. Лукреция горько раскаивалась в том, что заставила сестру участвовать в своей афере, и, спеша под иву, рассчитывала найти под нею бездыханное тело Белой из Рода Воронов.
Лукреция прекрасно знала, на кого на самом деле охотится Бражник, а потому твердо была уверена, что Бьянку он не тронет. К чему ему Белая Ворона, если его интересует только… Двуглавый Ворон?
На это и был ее расчет – свести Королеву и Бражника. О Королеве поговаривают странные вещи; в столице было достаточно ясновидцев, чтобы те смогли рассмотреть в своих хрустальных шарах нечто такое, что заставило кого-то из них произнести в испуге это слово: Двуглавый. Лукреция краем уха слышала о том, что Королева должна была быть немой и безумной, а она говорила, и еще как! Не означает ли это, что кто-то чужой занял ее тело?
Наверняка она была хитрой Двуглавой! Этот демон тем и опасен, что прячется там, откуда подвоха не ждешь. Смотришь в глаза человеку, веришь ему, а это уже вовсе не тот человек, которого ты знаешь всю жизнь. Это уже Враг! И он выслушивает все твои секреты, все тайны и мысли, чтоб потом пойти и предать…
Вот о чем думала Лукреция, вот на что рассчитывала. Вот от какой беды хотела защитить Короля – точнее, этой благой целью она оправдывала свое желание, чтоб Бражник напал на Королеву. Ведь что-то с ней не так? Авось, он ошибется и примет ее за Двуглавого!
А вот о том, что Двуглавый может напасть на Бьянку, Лукреция как-то не подумала.
Кто же знал, что древняя легенда – это вовсе не страшная сказка и не вымысел? Откуда могла знать Лукреция, что тот, о ком и говорить-то нельзя, существует не только в старых книгах, которые читают лишь Королевские Мучители?! Да и кто мог предположить, что этот демон вздумает поохотиться в саду именно сегодня ночью, когда Лукреция и Бьянка вздумали провернуть свое дельце?!
Спотыкаясь и подвывая, Лукреция со всех ног неслась к иве. Вот уже и знакомые очертания кроны, вот смятая трава под деревом… И нет на ней Бьянки. Вот ива; вот серый валун возле нее. Вот берег пруда, вот светлая дорожка, залита кровью, а Бьянки… Нет! В ужасе Лукреция оббежала пару раз подряд полянку, высматривая хоть след, оставленный сестрой – но не было ничего. Неужто Двуглавый забрал ее?! Лукреция зарыдала от страха и раскаяния. О нет, ей не жаль было сестры; точнее, не так уж сильно жаль, чтобы из-за ее исчезновения впадать в отчаяние. Просто родство со слугами Двуглавого… а что, если и за это Королевские Мучители наказывают?!
А потом дунул ветер, взъерошив траву, и Лукреция увидела то, что повергло ее в еще больший ужас: белое перышко, испачканное в крови. Да только, видно, кровь эта была не Бьянки. Словно острая стрела, пронзало это перышко клочок тонкого, кремово-серого шелка, пестрого, как крылья ночного мотылька…
– С Бражником билась Бьянка?!..
Не веря глазам своим, Лукреция подняла осторожно перо и осмотрел его. Вне всякого сомнения, это было перо ее сестры – и вне всякого сомнения Бражник был серьезно ранен! Кровь, пролившаяся на траву, свидетельствовать о том, что Бражник-то живой. Не призрак и не дух, не тайное волшебство и не наложенное заклятие, а живой человек… Вот же шутка! И ранен… Выходит, что… Бьянкой?
– Такая невинная, – задумчиво произнесла Лукреция, вертя в руках перо. – Такая чистая, белая… Неужто ты – Двуглавый?! О-о, дорогая сестрица! Как кстати мы решили пошалить! Глупая, невежественная, легкомысленная Бьянка… Даже Двуглавому Ворону нельзя быть таким беспечным!
Лукреция недобро посмеивалась и качала головой, поражаюсь коварству Врага. Собственная сестра!.. Первой мыслью Лукреции было тут же откинуть белоснежное перо прочь, словно оно жгло ей руки, и бежать, выкрикивая защитные заклятья. Двуглавый Ворон – это работа для Королевских Ловцов и Мучителей, не для лекарей! Но поразмыслив немного, Лукреция решила Бьянку не выдавать.
– Что же, – промолвил она, наконец. – Пока посмотрим… Уж я придумаю, как укротить тебя, хитрый Двуглавый!
Меж тем совсем расцвело, и Лукреция вспомнила, зачем она тут: она же хотела Королеву отдать на растерзание Бражнику! Значит, скоро та придет сюда, если, конечно, не изменит маршрут прогулки… Недолго думая, Лукреция поспешила спрятаться в той самой иве, на которую ночью взлетела Бьянка, потому что уже слышала поступь Королевы, шуршание травы под шлейфом ее черного платья и видела сверкание короны на ее голове.
"Не нужно, чтобы меня видели здесь, – решила Лукреция, – если вдруг выяснится, что Бьянка на этом самом месте убила Бражника. А то все ее грехи повесят на меня!"
Меж тем Королева появилась на дорожке; она шла неспешно, чуть улыбаясь собственным мыслям, и Лукреция гневно прикусила губу чтоб не расплакаться, понимая, что могло вызвать эту ясную улыбку.
Любовь.
Любовь Короля.
Та самая любовь и нежность, которые проклятая Королева отняла у нее, у Лукреции! Девушка едва смогла удержать себя от того, чтоб спрыгнуть на спину Королеве, повалить ее лицом в песок и удавить ее же собственной черной косой!
А Королева, поравнявшись с огромным серым валуном, с удивлением застыла на месте, и Лукреция совершенно не понимала, что так удивляет Королеву, что такого занятного она разглядела на серой крапчатой поверхности. И лишь когда та склонилась над камнем и тронула его, Лукреция поняла, в чем дело.
От прикосновения поверхность камня ожила, задвигалась, встопорщилась мелкими острыми уголками – и вдруг разрушилась, взлетев в небо тысячами мохнатых ночных мотыльков. А под ними обнаружился лежащий на траве белоснежный конь, и его всадник, прижавшийся к теплом боку.
Бабочки скрывали притаившегося раненого Бражника до тех пор, пока Королева не потревожила их. Теперь же он был обнаружен. Любопытная Лукреция вытянула шею, стараясь как следует рассмотреть Бражника, который поднялся с земли и церемонно поклонился испуганной Королеве.
Ах, как он был необычен и хорош собой! Лукреция даже невольно пожалела, что не она сейчас стоит перед таинственным Доорном Короля.
Длинные светло-русые волосы, чуть вьющиеся, как тающий на солнце туман. Открытое лицо с тонкими благородным чертами. Невероятной голубизны глаза – словно они никогда не видели зла и ужаса этого мира. Бражник был молод, красив, строен и высок, и даже его ранение не помешало ему галантно раскланяться с Королевой, отбросив полу своего серого плаща.
– Кто вы такой? – удивилась Королева. – Что вы делаете в королевском саду?
Впрочем, этого вопроса она могла бы и не задавать; прежде, чем слов соскользнули с ее губ, она уже знала, кто этот человек. Так Короли узнают своих вассалов; так Вороны чувствуют своих Доорнов – словно часть себя.
Этот странный человек, так непохожий на Ворона, однако ж принадлежал Королю. И связь его с короной была намного сильнее, чем вассальная клятва. Из поколения в поколение мужчины его рода с такими вот светлыми, остановившимися глазами надевали серый плащ, назывались Бражниками и служили Королю своим уникальным даром.
– Вашему Величеству не стоит меня бояться, – мягко ответил Бражник. – Я – верный слуга Короля, страж его замка.
– Я вижу, вы ранены, – с тревогой заметила Королева, осматривая плечо Бражника. Одежда его потемнела от крови, рука висела как плеть, но он лишь отмахнулся.
– Ранение не такое уж опасное, – ответил он. – Я скоро поправлюсь. А вот моему верному другу пришлось хуже.
Он указал на белоснежного коня. Тот лежал на боку, чуть подрагивая шкурой. Белая шерсть его была перепачкана кровью, от острых перьев Бьянки на боку были глубокие раны, словно хищное животное ударило коня лапой с выпущенными когтями.
– Но это можно было зашить, – сказала Королева. – Стоило только призвать на помощь своих Доорнов…
Бражник улыбнулся, отчего его молодое лицо сделалось еще красивее, и ответил:
– Но я не Ворон. Я Бражник. А Бражникам Доорны не положены.
Королева нахмурилась; остановившийся взгляд его голубых глаз не нравился ей, как и его манера говорить с нею – чуть снисходительно, как с маленькой глупой девочкой. Однако она смолчала, ничего не сказала; опустившись на колени рядом с раненым животным, она призвала Доорна-охотника и жестом указала ему на ранение. Призрак тотчас вооружился загнутой, как крючок, иглой и вдел в игольное ушко дымную черную нить. Королева осторожно положила ладони на дрожащее от боли животное, соединяя края раны, и ее Доорн приступил к работе, ловко накалывая белоснежную шкуру призрачной иглой.
– От кого же вы защищает нас? – спросила Королева. – Кто напал на вас этой ночью?
Бражник, поглаживая морду своего коня, помолчал немного, размышляя, стоит ли раскрываться Королеве, и это рассердило ее еще больше.
– Разве у слуг могут быть секреты от своей Королевы? – немного резко спросила она, требуя у Бражника ответа тотчас же.
– Конечно, могут, – серьезно ответил Бражник. – Если я скажу, что стерегу замок от демонов, вы напугаетесь? Если скажу, что один из них напал на меня ночью – и оказался чересчур силен, – будете ли вы чувствовать себя в безопасности, как и прежде?
Королева испуганно вскинула на него взгляд.
– Демон?! – переспросил она. – Что за демон?!
Бражник рассеянно пожал плечами.
– Двуглавый Ворон, – безжизненным голосом ответил он. – Признаться, я сплоховал. Демон заговорил со мной ласковым девичьим голосом, таким красивым, что на миг мне стало жаль его убивать. И этим промедленьем он и воспользовался. От его заклятий порвалась моя сеть и он улетел, на прощание изранив нас обоих.
Бражник ласково коснулся шеи своего скакун и тот отозвался тихим фырканием.
Лукреция, подслушивающая за этим разговором, обмерла. Сейчас Бражник выдаст Бьянку Королеве! И за нею тотчас явятся Королевские Мучители! А уж они умеют развязывать языки… Бьянка признается во всем – и в сегодняшней попытке покушения на Королеву в том числе. А это значит, что и Лукреция не поздоровится.
– А что за женщина носит в своей душе демона?! – тревожно спросила Королева.
Бражник подал плечами.
– К сожалению, я не знаю этого, – с горечью ответил он. – Я ведь слеп; мои глаза – это мой верный конь. Я вижу то, что видит он или то, к чему сам прикасаюсь. А девица сидела высоко, он ее не рассмотрел, и я не дотянулся.
– Слепой Доорн! – с досадой воскликнула Королева. – Неужто зрячий не может защищать Короля?!
– Наверняка может, да только вместе со слепотой я получил и уникальный дар. Я, может, и слеп, – заметил Бражник. – Но зато я вижу истину. Твою корону, Королева, и мерзость Двуглавого я разгляжу и слепым. Слепота – это мое оружие.
– Как это – оружие?
– Двуглавый может прятаться в любом; в невинном ребенке. В дряхлом старике. В самой прекрасной и соблазнительной женщине. И всех их я не вижу. Я вижу только мерзость Двуглавого, а значит, ни жалость, ни почтительность, ни страсть не могут остановить моего удара. Понимаете? Кто сможет ударить плачущего ребенка? Или юную девушку? Какое черствое сердце надо иметь! А ведь секунда промедления, всего лишь миг жалости к Двуглавому может обернуться смертью…
Лукреция недовольно завозилась в ветвях; когда опасность отступила, накатилась ревность. Сверху ей показалось, что Бражник слишком уж красиво улыбается Королеве – а та слишком стесняется, пряча глаза от его невидящего взгляда.
«Замужем за Королем, – с горечью подумала Лукреция, – и флиртует с другим! Какова плутовка! Как она смеет украдкой рассматривать Бражника?! Как она смеет улыбаться ему так сладко, словно хочет очаровать?! Как смеет она касаться его – это чужой мужчина! О-о-о, Королю очень не понравится, если он узнает, что его Королева проводит время с другим! Королю это о-о-очень не понравится! Всем известно, что он ревнив. И к тому же слишком грозен в гневе. Давай, красотка! Пофлиртуй еще! Помяучь юноше комплиментов, скажи хот словцо, а уж я найду, как вывернуть его перед Королем!»
Но Королева и не думала кокетничать с Бражником. Когда ее Доорн закончил работу и испарился, Бражник снова накрыл своего коня покрывалом из живых мотыльков, скрывая того от посторонних глаз.
– Я могу попросить вас об одной вещи? – спросил Бражник, когда Королева поднялась с колен и отряхнула свое платье. – Не говорите никому, что я… ранен. Вообще никому не говорите, что видели меня. Эта весть не придаст Королю уверенности в завтрашнем дне, а он должен быть сильным.
На лице подслушивающей Лукреции расцвела поистине адская усмешка.
«О да-а-а, – подумала она с наслаждением. – Секретики! Секретики от Короля! Он так не любит, когда от него что-то срывают, и так не любит, когда ему лгут!»
Королева пожала плечами.
– Мне не хочется скрывать от Короля что-либо вообще, – ответила она, но Бражник упрямо тряхнул головой:
– Никто не должен знать, что в замке есть Двуглавый – и что я слишком слаб. Не только у Короля есть слуги – есть и такие, кто был бы не прочь поклониться Двуглавому. Нельзя допустить, чтоб они подняли головы; нельзя подарить им даже тени надежды. Поэтому молчите, молчите, пока я не поправлюсь!
– Я обещаю вам это.
«Да ты сама, своими руками отдаешь Короля мне, глупая Ворона! – Лукреция так и покатилась со смеху, зажимая рот ладонями. – Королеве нельзя обещать такие вещи чужим мужчинам! О-о-о, как это не понравится Королю!»
– И еще: нужен кто-то, кто заменит меня. Кто-то, кто будет создавать видимость, что я охраняю замок. Это важно.
Королева задумчиво склонила голову.
– Я подумаю над этим, – ответила она, и Лукреция, зловеще клекоча, всплеснула крыльями и сорвалась с ветвей дерева.
Глава 14. Начало интриги
Бьянка думала, что сходит с ума.
Страшные голоса в ее голове кричали, орали, хохотали так, что мир вокруг нее грохотал. Она защитилась, она сумела вырваться, спастись, она отвоевала свою жизнь – но отчего же ей так страшно и жутко тогда?!
«Что происходит?! Что со мной происходит?!»
Израненная, в изорванном платье, босая – потеряла где-то туфельки, – Бьянка ворвалась в свою спальню и с грохотом захлопнула дверь, навалилась на нее всем телом, словно за нею гналось чудовище, и она всеми силами теперь старается не подпустить его к себе.
«Я ведь всего лишь защищала свою жизнь! Я права! Король не осудит меня, даже если узнает… Белый Доорн напал на меня сам, я ничего дурного не делала! Я вовсе не хотела убивать его! Я не могу никого убить, это же я – Бьянка! Придворная дама, а не воин и не убийца! Я не могла знать таких заклятий, меня им никто не учил», – уговаривала себя Бьянка, прислушиваясь к гнетущей тишине за дверями. Ей казалось, что кто-то там ходит и шепчет что-то зловещим голосом. Кто это – Белый Доорн, израненный ее перьям, нашел ее и пришел отомстить? Или кто-то иной, еще боле страшный, наложивший на нее заклятья и теперь смеющийся над попавшей в ловушку незадачливой, глупой Белой Вороной?
Чувство случившейся с нею беды оглушило, ослепило девушку, и, как бы она не сопротивлялась, навалилось на нее, ломая ее волю к сопротивлению, заглушая ее мысли, стирая слабый голос разума, твердящий, что она не могла не обезуметь, не превратиться в чудовище, которое страшным голосом выкрикивало грязные ругательства.
Бьянка, захлебываясь от захлестывающего все ее существо ужаса, холодного, как вода в затхлом старом колодце, напрягла слух вслушиваясь, все еще надеясь, что это действительно не ее мысли, а голос неведомого злодея, и бессвязные угрозы начали складываться в понятные и различимые слова.
– Не надейся даже, что Король тебя пожалеет, – рокотал жуткий голос, гадко посмеиваясь – так, что Бьянка вскрикивала от ужаса, вся дрожа и беспомощно оглядываясь по сторонам, стараясь в темноте разглядеть врага, прячущегося от ее глаз. – Даже не надейся! Король брезглив; он не любит сумасшедших. Даже и не надейся, что он подпустит тебя к себе, если узнает… что ты свихнулась, красотка!
Перепуганной, трясущейся Бьянке показалось, что жарко и злобно шепчущая тьма сгустилась, в темноте из черного дыма соткалось черное лицо, злобное и отвратительное. Оно приблизилось к перепуганной Бьянке настолько, что та почувствовала легкое, но горячее, как суховей, прикосновение, словно чудовище лизнуло ее в щеку, с наслаждением подбирая сухим языком капли холодного пота, катящиеся по белоснежной коже красавицы.
Девушка вскрикнула и крепко зажмурилась, стараясь не видеть зловещей мглы, в которой ее воображение рисовало страшные лица, склоняющиеся над ней.
– Никого здесь нет, – твердо произнесла она, стараясь придать себе храбрый и решительный вид. – Никого!
– Конечно, никого, – хихикнуло чудовище. – Только ты. Только голос, который звучит в твоей голове. Только твои руки, которые ранили Королевского Доорна. Только твое злое сердце, которое велел тебе кричать угрозы и хохотать, как ведьма на костре. Может, поспоришь?
– Замолчи, – закричала Бьянка отчаянно, зажимая уши руками. Ноги ее больше не держали, она без сил опустилась на пол, не удерживая больше двери, потому что это было бесполезно. Монстр таился не снаружи – он был внутри нее, в ее теле, в ее душе. – Ты это не я!
– Попробуй заставить меня замолчать, Белая из Рода Воронов, – торжествуя, нашептывало чудовище, издеваясь. – Попробуй отречься от того, что делают твои руки! Это все ты, твои мерзкие желания. Ты так хотела, ты, а кто-то другой! Разве не ты хотела убить Королеву, стравив ее с Бражником? Ты! Хватит ли у тебя смелости признаться себе самой в том, что ты мерзкая, мерзкая, мерзкая!
Бьянка снова закричала и залилась слезами. Голос в голове издевался над нею, Бьянка чувствовала, что чудовищу это нравится – унижать и мучить ее, ломать, заставлять ее делать что-то совсем уж плохое.
– Я – это ты, – вкрадчиво шептало чудовище, – ты от меня не отречешься, не отделишься, не избавишься! Смотри – я повелеваю твоим телом. Я заставляю его двигать ногой – оно движет. А заставлю усесться, пошире расставив ноги – и оно усядется.
Бьянка даже заверещала от стыда и кошмара, когда ее собственное тело расселось на полу, ее собственные руки задрали изожженую сетью Бражника белую шелковую юбку и жадно цапнули ее между ног.
– Плохая, бессовестная девочка! – шептало чудовище обомлевшей от страха и стыда Бьянке. – Испорченная грешница, прогнившая душа! Что это ты такое делаешь со своим телом, а?
Бьянка даже взвизгнула, когда ее собственная рука против ее воли скользнула в ее трусики и пальцы грубо и болезненно погрузились в лоно.
– Что это ты творишь? – продолжало шептать чудовище сгорающей от стыда рыдающей Бьянке. – Расставляешь шире ноги? Тебе нравится такое делать с собой?
Пальцы ее терзали девушку, причиняли боль. Бьянка выла, содрогаясь, не в силах саму себя сдвинуть ноги и убрать руку. Ей казалось, что некто жестоко насилует ее, испытывая при этом только отвращение и желание унизить, испачкать ее грязью, от которой потом не отмыться. Но это ее тело творило такое само с собой, в комнате никого не было – только неумолимый голос в голове, повторяющий грязные, страшные слова.
– Это твои руки, – рычало чудовище сквозь сжатые зубы. Пальцы уже не скользили в нежном теле – они словно наносили жестокие отрывистые удары, и Бьянка извивалась от боли и унижения. – Это твои ноги. Ты сама это делаешь, Белая из Рода Воронов. Тебя никто не заставляет, кроме тебя самой. Ты безумна, ты сошла с ума! Еще немного, и ты не вспомнишь о том, какая ты была – и была ли вообще! Все твои желания будут порочны и злы, потому что ты чудовище!
Самое жуткое, что при всем при этом Бьянка ощущала ненормальное возбуждение; словно кого-то другого, не ее, а того, кто поселился в ее теле, возбуждало то, что сейчас происходит. То, что он творит с ее телом, что, что он смотрит на это бесстыдство – против себя Бьянка увидела зеркало, в котором отражалась она, сидящая на полу с задранной юбкой и остервенело ласкающая себя. Само действие, сама власть над трепещущим телом возбуждала монстра, он громко сопел, заставляя руку двигаться быстрее, и Бьянка с ужасом ощущала, как наслаждение от этого извращения медленно подкрадывается к ней.
– За что, – рыдала Бьянка. – Я не заслуживаю такого! Никто такого не заслуживает! Что дурного я сделала…
– Что сделала, – зло клекотал голос. Пальцы сделали ее телу очень больно, Бьянка завизжала, словно ее вздернули на дыбу, колотя пятками по полу. – А разве ничего? Ответь себе сама, разве ничего дурного ты не делала? Разве мало у тебя грехов?
Бьянка зажмурилась, чтобы не видеть себя в зеркале; по щекам ее текли слезы и она ощущала себя беспомощной, растоптанной, погибшей, как в руках Королевских Мучителей. Говорят, они никогда не обвиняют. Они задают вопрос – «а разве у тебя мало грехов?» – и человек сам рассказывает им о всех своих тайнах, рано или поздно…
– Ты будешь меня слушаться, поняла, – рычало чудовище, содрогаясь от первых спазмов наслаждения. – Ты будешь делать то, что я велю! И попробуй только ослушаться! Я сделаю с тобой то же самое при людях! И тебя сожгут на костре как безумную ведьму!
Наслаждение пришло не к Бьянке – к монстру. Девушка чувствовала лишь боль, страх и отчаяние, хотя это ее глаза закатились в миг экстаза, ее тело ответило на грязную ласку, ее ноги беспомощно вытянулись, дрожа от оргазма.
– Ты – моя, – рыкнуло чудовище. Тело Бьянки обмякло, девушка упала ничком, словно мучитель отшвырнул ее, и затихла, обессиленная. – Поняла? Ты – моя! Любое неповиновение я покараю, и тебе лучше не знать, что я придумаю, чтобы уничтожить тебя! И помощи ни откуда не жди, никто тебе не поможет! Ты здорово влипла, Белая из Рода Воронов! Ты думала, что жизнь полна наслаждений и состоит лишь из твоих исполнившихся капризов – но только это не так. Я покажу тебе, что такое настоящая жизнь. И, может быть, ты останешься жива, Белая из Рода Воронов, если не будешь сопротивляться мне. Может, ты не так скоро пройдешь под аркой Последних Врат…
Страшный голос утих в ее голове, и Бьянка раскричалась и расплакалась, выходя из страшного ступора. То, что сейчас произошло, напугало ее больше, чем близкая смерть от рук Бражника. В конце концов, смерть – это лишь черное небытие, там нет места боли и страху. А жизнь… жизнь вдруг обернулась красавице-Бьянке чудовищной грязной изнанкой.
«Подчиниться безумию?! – с ужасом и отчаянием думала Бьянка. – Исполнять то, что будет велеть это чудовище в обмен на видимость нормальности? В обмен на его молчание?! А если оно велит убить… Короля?! Что, если оно велит мне убить его, пригрозив позором?! Неужто я должна буду послушаться?! И так существовать всю жизнь, боясь саму себя, боясь того, что может прийти в мою голову?! О-о-о, нет… должен же быть какой-то выход… не может же быть, чтобы с этим нельзя было справиться! Нужно осторожно так… незаметно спросить у Лукреции; она же лекарь. Может, есть снадобье, которое сможет усыпить монстра во мне… быть может, есть выход?! Ну должен же быть хоть какой-то выход!»
И Бьянка горько расплакалась, уткнувшись горящим от стыда лицом в холодный пол.
****
Но если бы поутру обессилевшая, истерзанная демоном и Доорном Бьянка смогла подняться и явилась бы к Лукреции, то, конечно, никакой поддержи и слов утешения она у сестры не нашла бы, хотя бы потому, что в этой ситуации она была проигравшей, а Лукреция – в выигрыше. А победители, как правило, жестоки.
Лукреция ощущала себя так, словно в ее руке были зажаты судьбы всех – сестры, Королевы, Короля. Шутка ли – узнать самые сокровенные тайны других людей?!
«Бьянка теперь никогда не подойдет к Королю», – весело размышляла Лукреция, нанося на лицо румяна. Обычно она так не делала; все помады, что она изготавливала, обычно у нее покупала красавица-Бьянка, и румяна с частицами толченого перламутра, от которого кожа становилась сияющей – тоже. Глядя, как прихорашивается сестра. Лукреция неизменно испытывала одно и то же чувство, чувство собственной ущербности. Да, белой вороной была Бьянка, но неловко чувствовала себя именно Лукреция, понимая, что просто не умеет быть такой же беспечной, игривой, кокетливой, беспечной и обворожительной. Любое украшение на собственном лице или теле казалось ей неуместным и диким, и она яростно сбрасывала с шею ожерелья, которые примеряла, серьги из ушей или перстни с пальцев, словно это были не красивые безделушки, а ядовитые змеи.
