Текст книги "Амулет мертвеца (СИ)"

Автор книги: Константин Чиганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Константин Чиганов
Амулет мертвеца

Глава 1. Зеехунд

Посвящается доброму гению автора,

Максиму Далину

Зачем так печален взор твой?

Живой ты будешь иль мертвый,

Я стану ждать у окна…

Г. А. Бюргер «Ленора»[1]1
  [1] пер. Е. Гинзбург


[Закрыть]

9 сентября 1944 года, район Ладожского озера

Одно несказанно радует, аж тянет нажраться в синеву. Железные кресты им с Отто обеспечены. Вопрос только: живьем или посмертно. Будем все же робко надеяться: старых ворон трудно поймать.

Viipuri по-фински зовут гадюку. Правду сказать, ничего змеиного в финском тральщике не было. Имя подходило кургузому высокотрубому уродцу как кулак глазу. Разве что камуфляжная покраска, серый, зеленый и бурый изломанный абстрактный рисунок, намекала на змеиную родню. Бывший буксир, конфискованный заказ Советов, теперь болтался у финского побережья иловил мины, рыбку гнусную, одной на три таких корыта хватит. Хотя бы эту гадость, святой Николаус, пронеси мимо.

Уставшие, плохо выбритые финны не больно обрадовались совершенно секретной миссии – тащить опасную игрушку чертовых союзников в ночь к русскому побережью. Наварил хулли[2]2
  [2] придурок (фин.)


[Закрыть] Гитлер маямми[3]3
  [3] рождественская сладкая каша у финнов


[Закрыть], теперь теряя кальсоны драпает от русских. О, так они и думают теперь, не без злорадства, кто не грешен. Сами будто не ржали тихонько, когда голозадые эфиопы выдавали по надутой морде дуче.

Буксир-недотральщик ощутимо мотало на волне, всего-то озеро, но какой подлый водоем. Дикие земли и многие воды. Хорошо, погодя поганая, тучи и морось, видно на полкабельтова[4]4
  [4] менее 100 м.


[Закрыть], именно такую и надо сегодня ночью. Самолеты и пролетят не увидят, в перископ тем более ни черта. Да и линкор их не Тирпиц, блоха на собачьей шкуре и то заметнее. Мотало, впрочем, еще от непредусмотренной никакими судовыми ролями ноши, принайтованной к низкому борту так, что почти вся скрывалась под мутной зеленой водой, только торчал штырь перископа над низкой длинной рубкой. Вундерваффель Зеехунд[5]5
  [5] супероружие тюлень (нем.)


[Закрыть], их двухместный моторизованный гроб, если что.

А завтра меж тем воскресенье, выходить в море, а тем паче на службу дурная примета. Правда, у русских воскресенье тоже выходной, пусть сегодня нажрутся водки и дрыхнут, как свиньи, пусть. От хорошей водки Карл сейчас тоже бы не отказался, да под либервурст[6]6
  [6] ливерная колбаса (нем.)


[Закрыть] с кислой капустой. С крохотного камбузанесло рыбой. Чем еще. Нормальной пищи эти вонючие лесные язычники не знали отроду. Чертова Суоми, финны с дублеными рожами и проклятая Россия впереди. Что мы забыли тут, в царстве Хель? И море станет нам могилой, и матери оплачут нас…

Нет, нельзя так протухать, рано. Прокисать мы будем когда вернемся. Ныть опотопшей молодости, жрать жареного судака в сухарях, больше тут все равно нечего, и пить шнапс с финским поганым пивом. Отто хуже. Он когда пошел в подводники, курить бросил. Адова мука, должно быть. Надо сразу крест второй степени давать за такую жертву Фатерланду, вот что.

Ночь будет лунная, не очень-то здорово, но в полной тьме им вообще не добраться. Идти большую часть пути придется на дизеле, хорошо еще, эта канистра быстро ныряет, не вырубая его. Пять секунд на погружеиие. На борту взрывчатка и карты с пометками складов и ремонтных мастерских, иваны там латают английские Харрикейны. Никого, если что, не удивит.

И только они с Отто знают, какой все это betrug[7]7
  [7] обман, туфта (нем.)


[Закрыть].

Указания идут оттуда – палец вверх. С самого верха (почти шепотом) рейхсфюрер лично, вы понимаете, оберлейтенант цур зее? Никаких документов, никаких письменных приказов. Без бумажек. Отчет лично мне и только устно.

Отрабатывай белую фуражку[8]8
  [8] командиры подлодок подчеркнуто носили белые, парадные фуражки вместо синих.


[Закрыть], в общем, карась. Нам же проще, мало коров. мало и хлопот… Да и задача элементарна, настоящая задача.

Стемнело, с погашенными огнями тральщик на своих десяти узлах дотрехал до точки расставания. Не похоже, чтобы кто-то на его борту опечалился. Но командир тральщика, здоровый, рыжий как перкеле бородач, отдал Карлу честь вполне серьезно, смелость финны уважали. Не без тайного удовольствия оберлейтенант поднес руку к капюшону комбинезона – обойдетесь без своего зигхайль, рейхсфюрер.

Последняя проверка, воздух, топливо, заряд батарей, запущен дизель Зеехунда, еле слышное гудение, над корпусом повис сизый дымок и запахло дизельным выхлопом. На тральщике отдают концы. Лодку качнуло, стальной тюлень оказался на свободе.

Тральщик поспешно развернулся и заторопился назад. Прежде чем захлопнуть над головой прозрачный куполок рубочного люка, Карл проводил его взглядом с завистью. Тучи все еще, хвала метеорологам, закрывали луну, но полной темноты не было, отсветы прорывались, мерцала черная вода, капли сырости оседали на перископе и ограждении рубки, блестели жемчужинками. В такую ночь надо сидеть у огня и рассказывать страшные сказки, подумал Карл. Про морского черта и корабли-призраки.

В устье Волхова они чуть не заблудились, но, хвала проклятой луне и морской деве, вовремя разобрались Дальше шли спокойно, погружаясь в виду поселков, лишняя, в общем предосторожность, но береженого коня и волк не тронет… Альт Ладога встретила лодку полным молчанием и затемнением. Они бесшумно подошли под водо к довольно крутому, но вполне одолимому берегу, густо заросшему кустарником. Карл поднял перископ, без толку понапрягал глаза. Если русские и ждали тут кого, то не с воды.

Над берегом возвышались каменные стены и обгрызенные временем башни старой крепости. Никакого военного смысла крепость не имела лет триста, один скелет, но археологи не оставили ее в покое. До войны, конечно. Милое место для привидений, но для серых волков[9]9
  [9] прозвище немецких подводников


[Закрыть] кригсмарине вряд ли опасное. Впрочем, любого идиота, сунувшегося в реку днем, даже полевая артиллерия с берегов разделала бы еще в устье.

Зеехунд, совсем новенький. слегка пахнувший краской, держался молодцом. Хоть и качался, можно поклясться, от каждого движения. Они всплыли и Карл острожно подвел форштевень к берегу.

Они сверили часы. Без десяти час, зеленоватые стрелки тускло светились.

– Все, вылезаем и чалимся.

Теперь настала очередь старины Отто.

– Ну ты понял, – шепотом сказал он, сплевывая в воду и мечтая о затяжке, его скуластая физиономия бывшего боксера с ломаным не единожды носом и глубоко посаженными глазками в полумраке казалась еще страховиднее, – если шум, не жди, папаша, сына, сразу полный ход, не вздумай переться к иванам заступаться. Мне не поможешь все равно, и сам в ящик.

– Драпану, драпану, ты меня знаешь, – Карл похлопал себя по сердцу.

– Яволь, – ответил Отто, – потому и боюсь. Хоть я всего обер-чтоб-его-фельдфебель, не то что иные любимчики. Подвиги ваши к черту. И тебя прошу. Без крестов, зато без дырок в шкурах.

Он фамильярно ткнул командира кулачищем в плечо и совсем серьезно сказал:

– Правда, не дури. И если что, помоги моим, ладно?

Отто содержал мать-старуху и увечную сестру. А на военный фельдфебельский пенсион не расцветешь. Даже кавалера Железного креста, черт бы его драл.

Нож и маленький Вальтер с глушителем Отто взял, но вряд ли по делу. А поднимись тревога, и явись русские автоматчики, только застрелиться пригодится.

Он шал бесшумно, по старой курсантской привычке считая про себя «раз, два– левой, раз-два-левой», когда-то вырабатывал так строевой шаг. Луна все чаще выглядывала из-за облаков, освещала руины и портила настрой. Романтическое место, «и призраков рой в лунном сиянии пляшет». Где-то забрехала собака. Собак не надо, нам тут собаки к черту, пусть спят. Спи, собачка, кости снятся… интересно, человек чтоб уснуть считает овец, пастушья собака, наверное, тоже? Или ей они обрыдли на работе?

За глупыми мыслями он не забывал поглядывать кругом. Тут и постов-то не должно быть, но мало ли. Нет, спокойно все.

О! Под стенами крепости беленый домик, все как растолковали. Дощатая хилая дверь в облезлой зеленой краске, заперта. Отто достал нож и поколдовал над ветхим замком. Крак! Да не вопрос. Обращайтесь, лучший взломщик Ганновера, любые замки за три минуты. Он включил фонарик и вступил в сенцы. Чтоб еще в окнах не мельтешил луч.

В углу свалены лопаты, стоят строительные носилки, запачканные глиной, грязные ведра. Ну да, археологи, еще до войны. Теперь русским не до науки. По идее, экспонаты должны были вывезти еще летом сорок первого, когда экспедицию свернули. Наверное, у эсэс нашлись каналы и человечек, что рассказал. Что с ним сделали потом? Ох, не до черепков им тогда было, это уж точно.

Большая комната, столы, стулья, все пыльное, да и на оконных стеклах изрядный слой. Нет, тут все четыре года никто не убирался. Какие-то схемы по стенам, а, план, наверняка схема раскопа. Жаль, в русском ни в зуб кроме "иван сдавась" и "кто твой командер?" Ужасный язык, зубы проглотишь с этим их шипением в каждой фразе. Разве что у чехов хуже. Прага, старая Прага, довоенный рай… ах, Маринка, милое дитя, мост со статуями, Карлов, в честь командира. И какие трубочные табаки там продавали, лавочка в квартале от главной площади с этими их сумасшедшими часами с фигурками. Маринка повела показать ему хоровод святых в полдень. Как она смеялась и коверкала его фамилию. Курить хотелось зверски, нервы, нервы.

Похоже, тут. Большой уродливый шкаф, когда-то может и полированного дерева. Заперт. Нож, створки… рраз!

На полках на листах бумаги разложены черепки, вот подкова, гребешок, пряжки какие-то, еще неопознаваемая древняя дрянь. Вот и от нас останется всякая гадость, и будут нашу цивилизацию копать очкастые старики после нашествия варваров с востока.

Искомое обнаружилось на второй снизу полке. Именно такое, как описывали эсэсовцы. Ничего подобного больше не было. Похоже на навершие боевого топора, довольно увесистое, в черной патине, но ржавчины не видно. Вот только дыры для рукояти нет. Полторы отнюдь не крошечных ладони Отто длиной, ладонь шириной в широкой части, и толщиной в три пальца. Отто посветил ближе, выбитые непонятные витые узоры с обеих сторон, работа тонкая, не хуже чем если бы делали сейчас на станке. Еще какие-то буквы или руны. Полукруглая кромка тупая, хоть непохоже, чтобы съела ржа. Забыли наточить древние недочеловеки. Так в карман не положишь, великовата и с острыми краями. Ладно, плотную прорезиненную сумку он прихватил.

Прежде чем спрятать находку, подводник поднял ее к глазам. Лунный свет сквозь пыльное окно упал на предмет, и показалось, выбитый узор блеснул серебром.

Обратный путь по суше прошел без приключений. Лодка ждала на месте, темная туша в мерцающей черной воде. От реки Воль-хов пахло тиной и пробирало сыростью.

Он кивнул командиру, передал сверток и принялся отдавать швартов.

Карл взвесил штуковину в руке. Ну вот, страшнее вой, чем волк оказался.

В свете жалкой притемненной лампочки осмотрел приборы, повернул штурвальчик туда-сюда, ходит легко, заряд батарей порядок, дизель порядок. Можно отчаливать. Камрады, все по местам.

Тумблер вверх, почти беззвучно заработал электромотор. Карл уложил сумку с находкой рядом с сиденьем. В последний раз острыми глазам моряка оглядел темный берег, черные маслянистые воды, уже не скрытую облаками, бесстыдную голую луну с узором теней: воришка, несущий кочан капусты[10]10
  [10] северонемецкая легенда, в наказание вора поместили на луну.


[Закрыть]. Закрыл толстый прозрачный купол над головой, рукоятку на ges[11]11
  [11] geshlossen – закрыто (нем.)


[Закрыть], под водой нет мелочей. Привычно начал отсчитывать – пять, четыре, три… На перископную глубину.

Луна хорошо просвечивала зеленоватую воду, и тень над лодкой он увидел сразу. Клиноподобный предмет, да черт возьми, здоровенный! Предмет нацелился на лодку и Карл увидел блестящий выпуклый глаз, чуть не со свое лицо. Потом голова дракона открыла пасть с кривыми ножами и прошла совсем рядом с рубкой. В корме, там где самое важное, рули и винт, заскрежетало. Зеехунд дернулся, застопорился и клюнул носом.

– Карл, что за дьявол?

– Черт его знает.

Лодка содрогнулась снова и провалилась вниз, кровь прилила к голове, стальной корпус заскрипел, его словно пилили несколькими огромными ножовками сразу.

Электромотор вырубился. Карл еще раз щелкнул тумблер вниз-вверх, и еще, бесполезно. Лодка потеряла ход. Зеехунд качнуло и потянуло еще глубже, на дно. Сколько тут по лоциям? Метров десять или больше? Скрежет смолк.

Запуск дизеля, путь высосет воздух из отсеков, лишь бы вытащил.

Стартер чихнул, выдал кашляющий звук и Карл возликовал.

Еще кашель. Отсечка. Винт не вращался. Разбит или погнут вал. Один черт.

Они уходили вниз, как на лифте. Пять метров.

Цистерны на всплытие. Вот же рычажок.

Насос молчал. Мертв.

Лодку толкнуло что-то очень сильное и крупное. Карл чуть не приложился головой о перископ.

– Карл, командуй.

– Дерьмо, Отто, надевай аппарат, выходим и гребем к берегу.

– Понял. Не забудь ту хрень что я добыл.

Лодку снова боднуло нечто, очень хотевшее добраться до ее начинки. Стало темно. Над куполом рубки прошла туша размером с катер, заслонила слабый лунный отсвет. Заложило уши. Восемь метров.

Они быстро, но без суеты надели маски со шлангами, нацепили на грудь аварийные баллоны. Страх не мешал делать все четко и аккуратно, экономя силы.

Отто завертел вентиль клапана затопления. Все, прости, тюлененок, теперь самим бы уцелеть. В лодку хлынула вода, начала подниматься. Попадет в аккумуляторы… да черт с ним, надо успеть.

Уши распечатало. Давление варавнивается. Лампочка над приборами продолжала гореть, двенадцать метров, стрелка глубиномера пошла книзу. Тьма снаружи.

Толчок. Лодка легла на дно.

Карл повесил сумку с проклятым трофеем на пояс, повернул ручку на off[12]12
  [12] offen – открыто (нем.)


[Закрыть] и толкнул рубочный люк, еще. Вода хлынула в рубку, давление почти выровнялось, теперь открыть вполне по силам.

Он набрал резкого, неприятно пахнущего затхлой резиной воздуха из баллона, распахнул люк и выплыл в темноту. Вода показалась очень холодной, да и глубина… баллоны и дыхательный аппарат не давали всплыть вверх мячиком, хорошо. Вверх и одновременно к берегу, не рваться к поверхности, азотная эмболия, помни. Постепенно, воздуха хватит. Отто, жду тебя наверху, удачи.

Раз, два, три, вдох, раз-два…

На счете "три" острейшие зубы-кинжалы разрезали его надвое, выпустив кишки с теплым облаком крови. Сумку с бесценным предметом срезало живым лезвием, и она пошла к илистому дну.

Глава 2. Археология

Золото археологи находят редко. Крайне. Золото слишком любили темные личности во все времена, чтобы оставлять его в земле светлым личностям от науки. Но и не любят же археологи находить золото – одной охраны сколько нужно, если пронюхают те самые темные личности.

И вообще романтикам в экспедиции скучно. Сиди на корточках и скреби землю слой за слоем садовым совочком-пикировкой. Редко-редко попадется неопознанная дрянь… нет бы бусина или украшение какое. И когда звучит команда "металл из раскопа" все с тайным облегчением вздыхают. Выносят лопаты, пикировки, ведра, теперь будут научные работники ходить с металлоискателем, шукать хоть что-нибудь. Золото вряд ли, ржавый ножик и то за большую удачу. Больше тысячи лет все же.

В том месте у будущей крепости, тогда хорошо если земляного укрепления, волоком тащили торговые лодьи, напрягали жилы низкорослые лошадки, орали и торговались на разных языках путешественники из варяг в греки и обратно.

Теперь тишина и только ковыль да полынь качает по краям прямоугольной немалой уже ямы. От монастырей, женского и мужского, от Старой Ладоги иногда донесет колокольный звон. Над вечным покоем, право слово.

На дне раскопа бревна, дорожки из жердей, остатки стен, все отлично сохранила болотная, кислая северная почва. Даже навоз, щедро наваленный у стен домашним зверьем. Тысячелетнее говно вовсе не окаменело, горлан-классик ошибся, и видом и запахом в прекрасной сохранности. И его тоже надо перекапывать и снимать слой за слоем. Навоз тогда на удобрения не шел, весь туточки, то ли не додумались еще, то ли плюнули предки, мороки, мол, и так с пахотой немеряно.

Нет, Лешка не жаловался. Сам истфак выбирал, хоть и не больно денежное дело. Сам подшил старые джинсы на коленях чем-то вроде «чертовой кожи», как такую полудерюгу когда-то называли. И пригодилось, да еще как. У других, наивных, вон уже дырки светятся. Не сачковал, не отмазывался. надо ведра таскать – потаскаем, надо древний навоз копать копаем… и бодро, с чувством высокого энтузизма, чтоб ему. Тем более в экспедиции девушки смотрят. Особенно Даша.

Вообще-то не очень понятно, что такая девушка делала в таком месте. Нет, народ приехжает всякий, есть и просто любители раскопной романтики, есть и всякие чудики, один вон про инопланетян, строителей Аркаима, рассказывал. Телепортили камни в стены силой кундалини, рептилоиды. Лешка уж не стал ввязываться с критикой, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось.

Но голубоглазая блондинка с волосами ниже, хм, талии, с модельной фигурой, которую скрыть или испортить не мог даже чистенький джинсовый комбинезон. Снимает квартиру в пяти шагах от Невского. Только что позади журфак питерского Госа, сама признавалась, что платница, ну так там и у платников мест с гулькин хрен, и конкуренция бешеная. Уже где-то устроена в жизни, работа есть. А тут в отпуске. Странно, что без парня приехала. Лешка бы такую подругу чер-те куда на раскопки одну не отпустил.

Конечно, экспедиционные гуси-лебеди перед ней выхаживали и били крылами. Даже пожилой, лет сорока, и глубоко женатый замначальника экспедиции по кадрам говорил комплименты и стрелял глазками. Впрочем, помимо удачной комбинации генов и здоровой жизни требуется еще и обаяние. Тут все в порядке, и хотя часто Даша выглядела измученной, никто ее не осуждал, работа тяжелая, девицы и те приняли под крыло и оберегали. Не зря она в журналисты пошла, умела очаровать. С Лешкой вот, черт возьми, получилось. Даже без ее усилий. Нет, врать себе будто она с ним как-то особо кокетничала не выходило.

Может, и даже наверное, признавался он себе, потому что он не лез с признаниями и тем паче с лапами. Не тот типаж эта девочка. Куда ему в посконным рылом. Худой, пегий какой-то, и нос неровен, и рот велик… не урод и то ладно. С таким она могла просто поболтать и развеяться. Он не напрягал. Вряд ли не чуяла его истинного отношения. Но не старалась ни поощрять, ни отталкивать. Здравствуй, френдзона, давно не виделись.

Погода стояла жаркая, так-то ничего, в грязи не возиться, но пыль в раскопе поднималась, просто самум какой-то. Разместили из в классах школы, на первом этаже, из пары вытащили парты и стулья, вот вам и спальни, корематы и спальники были у всех, об этом заранее предупредили. Душ в школе был, хилый и нечистый, но работал не всегда, да и тащиться в отдельное крыло со спортзалом приходилось далеко. Так что купались прямо в Волхове, возле раскопа, в виду старой ладожской крепости. Последнюю войну она видела в смутные времена.

Стены и широкие массивные башни хорошо отреставрировали, поставили шатровые дощатые крыши, как в старину, внутри сделали симпатичный музей с диорамами и ржавыми мечами. Конечно, археологи, свои люди, сводили туда помощников бесплатно. Кто тут, в Старой Ладоге, на лугах у доброй, рыбной реки, только не жил. Первобытные и те оценили. Потомки вот подгадили, нашел мужичок древнюю лодку-долбленку и давай рубить на дрова. Хорошо, занющие люди вмешались, корму от лодки спасли. Лешка бы таких мужичков-мудачков на раскопки отправлял. Под конвоем. Узнают, варвары, как научные ценности достаются.

Шабаш! Работы на сегодня кончились пораньше, пятница. Руководство что-то обсуждало у поставленного на возвышении в краю раскопа стола, сегодня находок было негусто, несколько бусин, да вот пряжку медную Инка-москвичка откопала на месте, наверное, спальни. В тех строениях навоза не было, там жили люди.

Девчонки пестрой стайкой поспешили "домой", завтра выходной, можно съездить в Питер, по музеям побродить… кому и по ресторанам. Лешка сдал пикировку и решительно направился к берегу. Надо бы и джинсы простирнуть, совсем заскорузли. Одно слово, ковбойские штаны, ни черта не берет. Американская мечта. Еще стетсон бы в Питер съездить купить.

Кузнечики стрекотали утомленно, горизонт затянули уже палево-золотистые облака. Шестой есть? Ужин скоро, не опоздать. Хотя да, в женском монастыре зазвонят, будет слышно. Интересно, у них и звонарка – монашка? Бой-баба должна быть, бить в колокола.

Ветерка бы сейчас. Дождик самый малый, только не ливень, еще раскопки затопит. Так, ночью, освежитель воздуха вместо кондиционера.

Он вышел на берег. Тот над широким Волховом приподнимался невысоким яром, но спуститься к самой воде для молодых ног не забота. Течение казалось ленивым, широкая, зеленовато-черная гладь чуть морщилась. Но Лешка-то купался, знал, дальше в глубину поток станет холоднее и сильнее, и понесет уже всерьез. Да еще и сомы, по слухам, тут водились огроменные.

Нет, в легенду про пятиметрового сома, пойманного рыбаками впятером, Пашка не верил. А тем более в найденный у чудища в брюхе немецкий погон второй мировой и железный крест. Хотя воевали и в здешних местах, без осад и штурмов, проездом, но кости, зеленые гильзы, пробитые ржавые каски, подметки сапог попадались. Сапоги немецкие, подбитые гранеными гвоздями, и наши, попроще. Ладно хоть мин и гранат не поднимали из раскопа.

Ууух! Лешка бултыхнулся в знакомом месте, тут течение намыло как бы ямку в илистом дне. Можно нырнуть, ох и хорошо, ох и благодатно! Нет, после пыльного трудового дня, после ковыряний в мати-сырой земле, куда мы, конечно, отыдем в свой срок, сирые, убогие и хромоногие, не очень и чистая вода – райское блаженство. Небось еще кто-нибудь придет, ладно, реки не жалко, общая.

Он нырнул еще раз, заложило уши, тело пробило темную прохладу… а вытянутая рука коснулась скользкого дна. И что-то нащупала. Что-то вроде тряпки. Труп? Жертва сома-переростка? Тьфу-ты.

Лешка пробил головой водную поверхность, вдохнул и ушел вглубь снова. Есть! Ухватил вроде бы мешочек. Не очень тяжелый, но и не пустой.

Уф! Неуклюжими гребками одной руки погнал себя к берегу. Как. наверное, гнали свою лодку первобытные. Стал на дно и разглядел находку.

Мешочек… скорее сумка. Небольшая, вроде поясной "кенгурушки", из серобурой прорезиненной ткани. Ничем таким не пахнет, может, чуть-чуть каучуком. Клапан застегнут на стальную кнопку. Сзади обрывок кожаного ремешка, вешать на пояс. Немного на охотничью патронную сумку смахивает… или на подсумок приспособ для чистки оружия. Хорошая вещь, надежная.

Он все же вышел на берег, еще выпадет что бы там ни было. А вдруг золото? А? Нет, ну явно сумочка не рюриковых времен, и кнопка вполне обычная. Так что археологией тут не пахнет. Резиноткань подсыхала на глазах, светлела до серого. На тыльной стороне проявились темные буковки КМ. Калашников модернизированный? Тю. Он уселся на песочек рядом с джинсами, забыв про постирушки, подцепил и отщелкнул тугую кнопку. Вытащил предмет.

Черт-те что и бантик. Вроде топорика… как там называют стальную его часть, лезвие? Ну нет, тупой, ни следа заточки, и без дырки для рукояти. Лешка вспомнил, как старичок-трудовичок в восьмом классе поучал "в технике нету дырок, есть отверстия, кто скажет «дырка», сразу кол! Это в пи… пупе у вас – дырка!" Ладно, ладно. Отверстий тоже не было. И старинным предмет не выглядел, как и сумка, хотя и потемнел. Лешка пригляделся, различил выбитый узор на сторонах… вроде буковки или шифр… ну пусть будет пока топорик. Хотя ни хрена не топорик. Грузило? Заготовка? Сначала узоры выбивали, потом только вспомнили, что дыр… короче, просверлить и наточить забыли? Надо будет показать потом ученым. Хотя они уехали уже, наверное, вроде бы собирались с вечера в град Петра. Да в после можно, успеется.

Он сунул предмет в сумочку и все же вспомнил про джинсы. Звонят колокола? А и ладно, простирнет за минуту, на теле высохнут. Уж не простудишься сейчас. И жрать уже охота, как из пушки.

Наверное, все сложилось бы иначе. Гораздо лучше или гораздо хуже. Если бы их бравую компанию гробокопателей не разместили именно в школе. Именно в классе. Именно на первом этаже под кабинетом биологии.

Леша задержался на улице, попинали полуспущенный мячик немного, кто-то озаботился принести из спортзала. Потому и уснул почти сразу.

Во сне он видел огромную черную тень в темной реке, и блестящие острые зубы, он уплывал, отбрасывая тяжелую стылую воду, и не мог уплыть, дергаясь как в меду. Неприятный выпал сон.

И проснулся как от толчка. Луна просто лезла в незашторенные окна, нахально и непристойно, и все же дело не в ней, он удачно лежал в тени. Что-то разбилось наверху, на втором этаже. Звон повторился, и послышался топоток вроде бы ножек. Или лапок. Что за чертовщина. Собаке или кошке там взяться неоткуда. Крысы? Тогда – целый крысиный оркестр. Ага, "епископа Гаттона" репетируют, хотя там поработали мыши. Еще их "всех по суставам раздернут", не хватало.

Все вокруг дрыхли без задних ног, наработались. Леша перевернулся в спальнике… и зажмурился от неожиданности. На его лицо упал голубой отсвет. Свет выбивался из-под приоткрытого клапана найденной сумочки, Лешка брисил ее у постели, хотел показать ребятам, да так и забыл. Отсвет погас. Потом снова возник.

Кто-то снова загремел наверху. Да что ж такое! Ночь чудес, черти б ее взяли. Он вспомнил про радий и радиоактивное свечение, еще не хватало, но разве радиевый состав может мигать как фонарик?

Он все же поднялся и достал из сумочки предмет. Узора на "топоре", будем пока звать тебя так, прерывисто светились, теперь было видно какие-то письмена, о ли руны, то ли клинопись, раньше такого не встречал. Предмет показался ощутимо холоднее воздуха даже для металла. Ночь-то теплая.

Брям! Топ-топ-топ.

Лешка покрутил головой, отложил артефакт неведомых народов и натянул высохшие джинсы. Надо посмотреть, кто там хулиганит. И пресечь.

Он поднялся по темной, странно пустой лестнице, подсвечивая мобильником. Не так уж давно сам носился по почти такой стандартной школе. Но светлым днем, в компании таких же сопляков. «Кто последний, тот и голит!» И пыль столбом из-под копыт. Но ночью болтаться по темным коридорам и классам дело почти противоестественное. Да еще концерт неупокоенных школьных душ.

Что там прямо над нами?

Кабинет биологии? Черная табличка советских времен, заляпанная краской недавнего ремонта. Не могли отвинтить, криворуки. Под футболку пополз холодный влажный сквозняк.

Он постоял минуту, прислушиваясь. Ну, раз уже поднялся… Двери в противопожарных целях не запирали, да и что можно ценного спереть в кабинете биологии, скажите на милость? Заспиртованную крысу с пронумерованными потрохами?

Открыл. Луна успела скрыться за облаком, и в темноте он пощупал крашеную холодную стену. Что-то покатилось по полу, зашебуршало, стукнуло. Нет, не на уровне пояса, все забыл, раньше выключатели делали высоко, да вот он.

Под потолком засветились несколько неоновых трубок, и первое что пришло в Лешину растрепанную сонную голову, фраза "мельница вприсядку пляшет, и крыльями кому-то машет". Потом он, атеист, вслух сказал:

– Божечка мой.

Школу явно не обделили наглядными пособиями. В застекленных шкафах били крыльями разноцветные птицы, драла подставку облезлая кошка, в банках на стеллажах подпрыгивало разнообразное мелкое зверье. В плоской витрине на стене трепыхались десятки бабочек и иных насекомых. К ногам Лешки подкатилась банка с чем-то прозрачным, наверное, формалином. Там вертелась здоровенная белая крыса, вполне живая с виду.

С облегчением он понял, что среди оживших наглядных пособий, а кем еще мог быть этот виварий, не было человеческого скелета, ужаса малолетних школьников.

К нему спланировала серая ворона, едва не задев крылом голову. Лешка покачнулся и выскочил прочь.

– Можешь понюхать. Чистый спирт! Нет, понюхай. – Лешка приоткрыл притертую пробку медицинского вида скляночки. Даша сморщила носик, да, спирт. И все же зеленоватый лягушонок в скляночке болтал лапками и разевал широкую пасть.

– Ты его не сам засунул туда? Зверство какое.

– Да говорю же, это наглядное пособие. Из кабинета. Я когда понял, унес его с собой. Там черт знает что творилось, серьезно. Боюсь только, теперь остались они без экспонатов. Не знаю, что и подумают.

– То есть ты всерьез думаешь, эта твоя штука их оживила?

– Ты много видел лягушек, живущих в медицинском спирте? Я дак только в анекдоте. А ему ничего. Похоже, он не совсем живой. Ну, как бы понарошку. Зомби-лягушка. Возьми банку, подержи. Сейчас я отойду, а ты смотри что будет. Несколько метров и…

Они шагали к раскопкам, отстав от группы, товарищи оставили их в покое, только парни поглядели не без ревности. Чего она в таком раздолбае нашла?

Сперва Даша решила, Лешка поехал как говорится, "с глузду". Но теперь, от запаха спирта, его рассказ не казался безумием. Животные не могут жить заспиртованными, это она из школьного курса биологии, хвала святым, помнила. Пятерка итоговая. И амфибии не могут.

Он отошел в сторону, широко шагая длинными ногами. Раз-два-три…

Лягушонок в склянке словно взорвался, мгновенно растекся бурым облачком, ни кожи, ни косточек, только взвесь в спиртовой могилке.

– Видишь? Видишь? Отнести от этого… не знаю, амулета на небольшое расстояние, и все, они превращаются в такую вот жижу. И больше не оживают. Всечто осталось – наверное, типа первоэлементов… как их, аминокислоты. Я не биолог. Тогда я ночью отнес амулет подальше, вернулся поглядеть. А там вот такая слизь вместо учебных, чтоб их, пособий. Весь кабинет угадили. Хорошо, эту баночку с собой взял и возле амулета держал. Все ж научный склад ума.

– Точно, – согласилась ошарашенная, чего уж там, Даша, – это ты верно придумал. Проверить надо было.

Леша улыбнулся удовлетворенно. Произвел на девушку впечатление, спору нет.

– Так что не бойся, нашествия лягушек-зомби не будет. И просто зомби не будет, если не найдется идиот потащить амулет на кладбище. Тогда, знаешь, может быть неприятно. Тем кто там лежит в первую очередь.

– Слушай, Леш, я просто не и знаю что сказать. Думаешь, откуда это?

– Вот не ведаю. Инопланетяне потеряли, кто-то подобрал? Или друиды местные выковали? Дьявольская штука, если подумать. Оживить, например, Гоголя, поговорить, а? Пусть второй том "Мертвых душ" заново напишет?

– У него голову из могилы украли, – рассеянно ответила Даша, – ну, так писали по крайней мере. Вряд ли без головы напишет… да что мы несем?

– Главное, никому пока ни слова. Ладно? Я понимаю, тебе…

– Женщина так обязательно растреплет? А уж блондинка тем более?

– Даш, ну я не в том смысле, ты не обижайся.

На самом деле она не обиделась. Про блондинок нелестное она и правда слышала нередко. Но теперь думала совсем о другом. Совершенно. И выдавать лешкину страшную тайну – и вправду страшную, не собиралась ни при каких обстоятельствах.