Текст книги "Князь Алтайский (СИ)"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 7

1

Неожиданно для всех – в том числе и для меня самого – оказалось, что я полиглот. И, сам того не замечая, могу разговаривать с любым человеком на его родном языке. А понимать вообще любой язык, на котором кто-то разговаривает, даже если для говорящего он и не родной. Не зря татары так выпучились на меня – я бы тоже ошалел, если бы ко мне где-нибудь в Аргентине подошел, скажем, гаучо и на чистейшем русском поинтересовался бы, как у меня дела.

Знание языков – вещь, несомненно, полезная. Особенно если учесть, что один малосообразительный боярин как-то не подумал над простым вопросом – а как он собирается общаться с алтайцами? Или же вы, князь, блин, Алтайский-Самозванный, полагали, что там, на огромной территории, никто не проживает? Или же что местные жители, несмотря на то, что до границ Руси верст так тысяча, будут знать русский? В общем – вещь полезная. А вот откуда она у меня?

Вообще-то знание языков могло дать использование Слова. Были такие Слова, очень редкие, но были. Только вот затык – у меня таких Слов не было. И ни у кого из моих людей их не было тоже. Тогда, блин, откуда? Откуда это знание в моей голове⁈ Я ведь, осознав, что только что разговаривал на кузнецко-татарском, не махнул рукой, а провел серию экспериментов. Ржевский, который в Омске уже давно обитал, нашел мне здесь и татар, других, не кузнецких, настоящих, из-под Казани, парочку башкир, даже одного хромого генуэзца, бог знает, какими судьбами затесавшегося в это удаленное от всего и вся место. Всех их попросили сказать что-нибудь на их родном языке, а генуэзца – еще и на латыни, которой он более или менее владел. И все эти слова, сказанные на башкирском или итальянском, я прекрасно понял. Даже ворчливое «Клянусь Бахусом, если б не семейка Заккария, с капустой бы я приехал в эту сумасшедшую страну, населенную сумасшедшими…».

Чудо, да и только…

Чудеса, как известно, случаются. В смысле – происходят. Даже здесь, в мире волшебных Слов, ведьм, колдунов и оборотней, даже здесь есть место чуду. Чудо ведь – это то, что не может произойти, но происходит. В нашем мире чудо – это то, что нарушает законы физики. Здесь – то, что нарушает законы физики и законы магии. За чудеса здесь отвечает обычно Господь. Когда самолично, вроде той истории с вином в Кане, о которой рассказывал в проповедях мой священник, а когда и через уполномоченных людей, всяких там святых, блаженных и праведных монахов. А я вроде бы ни с кем таким не сталкивался. Хотя… Я отошел от окна своей комнаты в выделенном мне тереме, порылся в своих вещах и достал оттуда крохотный пузырек с маслом.

Подарок монаха из монастыря, что на острове Буяне.

Нет, сомнительно все же. Во-первых, монах тогда точно сказал, что я буду знать, когда его понадобится применить. А я это масло как бы и не применял, просто ношу с собой. Даже не при себе. А во-вторых… Ну да – я это масло не применял, об этом я уже упомянул. И с чего бы оно тогда дало мне языкознание?

В итоге я решил, что виной всему – мой перенос сюда. Так мною и не вспомненный, кстати. В книгах же таким переносчикам… переселенцам… таким как я, в общем, автоматически дается дар понимания местных языков, иначе такой переселенец в иной мир полкниги только и делал бы, что экал и мекал, пытаясь объясниться с местными жителями. А уж какой трескотней он слышал бы самих местных – трудно даже и представить. Я, хоть и не герой книги, но, может, мне это знание тоже как-то ложилось при переносе? Тоже, конечно, сомнительно, но другого объяснения я не нашел. На этом и успокоился.

Раскрыл узкие двери и вышел на широкий балкон-галерею, опоясывающий весь третий этаж терема. Облокотился на резные перила, бросил взгляд вокруг.

Красота!

Все же хорош Омск! Хорош и красив! Снежные просторы вокруг, до самого горизонта, золотые срубы домов и крепостных башен, серые хвосты дымов, тянущихся вверх от печных труб, розовая полоса заката, раннего, зимнего. Морозец, покусывает за нос, безуспешно пытаясь пробиться к щекам сквозь заросли моей бороды. Про меховую шапку я уж и не говорю, для меня теперь надеть ее перед выходом из покоев – как раньше штаны натянуть, условный рефлекс.

Я еще раз посмотрел на золотой Омск. И подумал «Может, все же остаться?». Нет, правда, что мне в том Алтае? Зачем мне покидать Омск? Только потому, что в глупом меме, который здесь еще даже и не придумали, говорили, что его невозможно покинуть? А почему я должен делать что-то непременно поперек? Я что, это… из аниме… Снусмурмик?

Мысль о том, насколько мне будет выгодно или невыгодно, терзала меня весь остаток вечера. Даже во время нашего ежевечернего созеркаливания с Аглашенькой мы, вместо… ну вместо всяких глупостей… всерьез обсудили омский вариант. Моя любимая скоморшенька, девочка умная и серьезная, посоветовала мне дождаться ее приезда. Потому что вопрос важный и не через зеркала его решать. Она уже давно выехала из Уфы вслед за мной и будет в Омске максимум через неделю.

Возможно, именно из-за этих мыслей мне никак не удавалось заснуть. Терзало меня что-то, какая-то тревожность, не давало заснуть. Я перевернулся на спину и посмотрел в потолок.

Интересно, из какого дерева эти плахи сделаны? Из кедра или…?

Из бамбука, блин! Что за дурацкие мысли лезут в голову⁈

– Голос.

– Да, Викеша.

– Ты бдишь?

– Бдю?

Тоже глупый вопрос. Как только мы разместились в тереме, я нашел кладовку в своих покоях кладовку поукромнее и развернул там в полноценную статую свою металлическую подружку. И попросил охранять дом и подворье – что, конечно, тавтология, ибо «подворье» и означает дом с двором и постройками' – не впускать внутрь терема и особенно – моих помещений ни одного человека без разрешения. И помню, помню я про обещанный сарафан! Да, красивый, очень красивый! Сережки-то куд… хорошо, и сережки тоже…

– Спаси тебя бог, – машинально пожелал ей я.

– Чмок.

– Что⁈

– Нет-нет, ничего. Спокойной тебе ночи, Викеша.

Блин, но мне же не почудилось, да?

В общем, в голове у меня была полнейшая каша, и я б не удивился, приснись мне ночью Голос, вырезанная из кедра, вместе с Аглашей, вооруженной бамбуковыми палками, защищающими Омск от нападения бобров-оборотней.

Не удивился бы, но приснилась мне боярыня Морозова! Опять!

Я подскочил на кровати, еще чувствуя на коже влажные следы от ее поце… прикосновений. Встал, чтобы попить воды из кувшина…

И наступил на труп.

2

– Голос, что это⁈

– Покойник.

Ну да, логично. Глупый вопрос – глупый ответ. Радует, что это хотя бы «покойник», а не «мертвец». Мертвецами на Руси обычно называли трупы НЕ спокойные. Которые если не вотпрямщас поднимутся, чтобы грызть тебя, аки зомби из ужастика, то могут это сделать потенциально.

А это, значит, труп спокойный…

– А поподробнее?

Голос немного помолчала. То ли формулируя ответ, то ли неким опосредованным образом рассматривая трупак.

– Это мертвый человек.

– Голос! Я и сам вижу, что это человек и он определенно мертвый! Что он здесь делает?

– Насколько я могу судить – он лежит на полу.

Рррр!!!

– А до того, как оказаться на моем полу в мертвом виде, он что делал?

– Надо полагать – жил.

– Он что, у меня в комнате жил⁈ – абсурд как ситуации, так и ответов Голос начал меня раздражать.

Тут меня щелкнула крайне неприятная мысль. Я перед сном сказал Голос никого не впускать без разрешения. Что, если кто-то из моих слуг или стрельцов вошел, чтобы, скажем, сообщить мне какую-то срочную новость, а моя верная, но несколько шизанутая охранница, посчитала это нарушением – разрешения же не было! – и убила его?

Хм… Я перевернул тело. Нет. Совершенно незнакомая мне личность. Такую зверскую рожу, и уж тем более – огненно-рыжие волосы я бы запомнил. Одежда обычная, серый полушубок, в руке – нож.

Кажется, меня приходили убивать…

– Голос, это ты его?

– Нет.

– Он что, сам умер?

– Нет.

– А кто его убил?

– Никто.

– Как это никто⁈ От чего ж он умер тогда?

– А он не умирал.

– Так он что, живой⁈

Что здесь творится⁈

– Нет, он мертвый.

Да блин!

– Голос! Если он мертвый – значит, он умер, верно?

– Не знаю. Умер – это когда человек был живым, а потом стал мертвым. А этого человека я живым не видела.

Ну зашибись. Мне подкинули убитый труп мертвого человека. Стоп.

– Голос, я же просил тебя не впускать ни одного человека в мои покои без разрешения.

– Ни один человек и не входил.

– А этот тогда откуда взялся?

– Этот тоже не входил.

Я сел на кровать. Перед глазами стояло фантастическое зрелище открывающегося посреди комнаты портала, сияющего голубыми краями, в который пропихивают труп. Видимо, чтобы меня подставить перед полицейскими. В фильмах так часто бывает. Ну, за исключением портала.

Только я, блин, не в фильме! И до ближайших полицейских – еще лет пятьдесят. Нужно дождаться рождения Петра Первого, подождать, пока он отстроит Санкт-Петербург и только тогда будет введена должность полицмейстера. Короче – версия несостоятельна. Еще и потому, что я – боярин. А не хрен собачий. И в своем доме любого постороннего с ножом могу убивать как мне заблагорассудится, я в своем праве.

Тогда что это, блин, здесь произошло⁈

Спокойно, Викентий, спокойно. Что бы за странная непонятность здесь не происходила – ситуация довольно проста. К тебе пробрался убийца. Неизвестно как. И то, что он умер неизвестно от чего – не радует. Точно так же может прийти и следующий, а вот умрет ли он точно таким же способом ДО того, как воткнет мне нож в спину или любое другое показавшееся ему удобным место – вопрос. И кто его подослал – уже не так важно. Вы, гражданин Осетровский, на своем пути уже насобирали больше врагов, желающих видеть вас непременно в гробу – и цвет тапочек им непринципиален – чем дворовый пес репьев на хвост.

И вот, когда мы более или менее разобрались в ситуации – возникает вопрос.

Ты все еще хочешь остаться в Омске?

Глава 8

1

Итак, в моей спальне был обнаружен незнакомый мне мертвый мужик. Я бы, конечно, предпочел знакомую живую женщину, причем вполне конкретную. Потому что если Аглаша узнает о том, что у меня в спальне была живая женщина и при этом – не она, то там очень быстро окажется и труп. Мужской. Так вот в моей спальне обнаружен мертвый труп… в смысле, мужик. Неизвестный. И какой вывод из этого следует?

То, что став боярином Осетровским, я еще не успел приобрести необходимые боярские навыки, зато успел растерять навыки подьячего Разбойного приказа. В конце концов, расследовать обнаружения всех незнакомых трупов со следами насилия это моя прежняя работа! А что я смог узнать, расследуя это дело?

Ничего. Ноль. Зеро.

Да я даже свидетеля не смог нормально допросить. Как это какого? Самого непосредственного, того, что своими… ну, чем она там смотрит… видела происходящее. Голос, она, конечно. Ну, здесь у меня хотя бы уважительная причина есть – я был несколько не собран, потому что не каждый, блин, день, встав с кровати, я наступаю на труп. Поэтому и вопросы, которые я задавал Голос, не прояснили ситуацию от слова «совсем». А когда я все же пришел в себя, и начал спрашивать не всякие глупости, а конкретно «Что здесь происходило, пока я спал?» эта… металлическая с-с-сколопендра решила, что ей надоело, и отказалась отвечать в стиле «Ой, всё».

Ладно-ладно, голосочек… Сарафанчик ты просила? Будет тебе сарафан, не обрадуешься…

В общем, единственный свидетель играет в молчанку-обижульку, а другие… А других не было. Никто из тех, кто стоял на страже в ту ночь, не видел рыжего мужика с ножом, крадущегося по коридорам. А ведь стража у меня дело знает и службу блюдет – в конце концов, на меня не первый раз покушались. И нет. Никто его не видел. Что особенно странно, если учесть, что рыжий труп одет в обычный серый кафтан, спросонок принятый мною за шубу. А в кафтане сейчас не сезон – только выйди на улицу, вмиг окоченеешь. Впору и впрямь решить, что мужик открыл портал ко мне в спальню, да прямо из своего дома и шагнул…

Что маловероятно до степени «совсем».

Конечно, здешняя магия, Слова, амулеты, создания с Изнанки – все это позволяло творить многое из того, что в моем прежнем мире считалось невозможным. По крайней мере без технических устройств. Но дело в том, что для того, чтобы что-то сделать это «что-то» должно прийти тебе в голову.

А здешним идея портала не то что не могла в голову прийти – она у них в ней просто не укладывалась. Что есть портал? Разрыв в пространстве, прореха в реальности, дыра, один конец которой здесь, а второй – где-то еще. Вот это вот местные и не могут представить. Для их мозгов проход обязательно должен иметь… ну… границы какие-то. Например, представить проход из одного места в другое через зеркала… да хоть через лужу воды, как вон разбойничий атаман Степашка – это возможно. А проход через пространство, который просто есть, а больше нет ничего – это все равно что представить хлопок одной ладонью. Нет, это не означает, что местные глупы. Просто у них мозг не под это заточен. Так что портал навряд ли. А никаких зеркал и водяных луж у меня в спальне не было.

Хм… У местных мозг не заточен. А не у местных? Вот, например, я. Я могу представить портал. Я, правда, не знаю, как сделать Слово под него, какое-нибудь Портальное. Я вообще понятия не имею, откуда Слова появляются. И как сделать амулет – тоже не знаю. Но, если подумать – раз здесь, на Руси, оказался я, то может оказаться и кто-то еще, верно? Что, если против меня – вот такой же пришелец из другого мира, с более развитым, чем у местных, воображением?

Брор! Я встряхнул головой. Такое противостояние было бы… неприятным. Но все же, если подумать – навряд ли. До сих пор все, что применялось против меня, не выходило за пределы местных способностей: бомбу мне в карету никто не закладывал, из автомата расстрелять не пытались, а единственное, что подходит под возможный признак прогрессора-агрессора – стрельбу из снайперского мушкета, я же и внедрил, так сказать.

Нет, это не второй пришелец, не портал, что-то другое, чего я не понимаю или упускаю из виду… Что-то, с чем я не сталкивался, или же что-то настолько простое, что не приходит в голову… Что-то… Что-то – что?

Мои люди опросили омичей, почти всех, наверное. Результат – ноль. Никто не видел рыжего мужика, подходящего под описание. Ладно, можно предположить, что волосы под колпаком не видны, но так у него и борода рыжая и такая лохматая, что из нее только глаза да нос и видны. И никто такого не видел. Можно подумать, что он из леса вышел, аки йети какое. Только никто никогда не слышал про йетей с ножами в руках.

Нож, кстати, тоже оказался непростой. Моя специалистка по всякой колдовской гадости, то бишь Настенка, как только взглянула на нож, сразу же заявила, что он, к бабке не ходи, не простой, а амулетный. И, немного над ножом поколдовав – в переносном смысле – моя ведьмочка уверенно заявила, что если б этот резак воткнули мне под лопатку, то не помогла бы ни кольчуга, ни амулет, отводящий удар, если б он у меня был. Кто сделал – она точно не скажет, все же не мастер-артефакторщик, но, судя по каким-то признакам – режик московской работы. То есть, в нашем случае – все равно что неизвестно чьей, выйти на след покусителя это никак не помогает.

И, кстати, почему у меня до сих пор нет амулета, отводящего удары⁈

В общем, кто такой мой несостоявшийся убийца неизвестно, откуда взялся непонятно, как проник в спальню – загадка… Да даже отчего он окочурился и то не ясно! Ни ран, ни признаков отравления, ни следов удушения – ничего. Просто взял и умер. Как будто его Мертвым Словом приложили… так ведь некому! Мурин мой в монастыре на острове Буян, да и – не было в спальне никого, кроме меня! Нет, может, конечно, это Голос его прикончила, поэтому теперь и отмораживается – я ведь ей запретил убивать, кого попало без моего разрешения… но в данном-то случае разрешение было! Да и даже если это все же она – остальных странностей это не объясняет.

В итоге вывод из всего произошедшего получился только один – отъезд из Москвы не помог. Меня по-прежнему кто-то хочет убить.

И тут я вспомнил еще одну вещь…

Помните нападение башкирских разбойников на наш караван? И никому ж из нас не пришло в голову – а на кой б… блин разбойникам на нас нападать? А? Нет, так-то, одолей они нас, они нашли бы чем поживиться – и казна моя родовая, и Источник, и так, по мелочи – но откуда б степные разбойники об этом узнали? Со стороны мы не выглядим купеческим караваном, который можно безболезненно пощипать, наоборот как отряд, одолеть который крайне трудно, а возможная добыча – крайне мала.

Зачем они на нас прыгнули?

И плюс – та стрела. Ну та, которую я каким-то чудом ухитрился поймать рукой. Ведь лучник не просто стрелял абы куда, могу поклясться он целился именно в меня, и спасло вышеупомянутого меня только вышеупомянутое чудо.

На меня охотятся.

Кто?

2

Осознав это, я несколько разнервничался. Не за себя, меня уже столько раз пытались убить, что разом больше, разом меньше… Разве что напрягает, что неизвестно откуда прилетит.

Нет, я переживал не за себя. За Аглашу. Она ведь там, в степи совсем одна!

Нет, ну так-то с ней, помимо Насти, которая тот еще самоходный огнемет, еще полсотни стрельцов, да несколько сотен людей-переселенцев, так что разбойникам нужно очень сильно подумать, прежде чем нападать на их караван. Но… Она же одна! Без меня! На мою скоморошеньку могут напасть!

На нервах я постоянно связывался с ней через зеркальце, чтобы убедиться, что с Аглашенькой все в порядке, чем задергал ее до того, что она пообещала меня покусать. А это не фигура речи – моя девочка кусается так, что плечи у меня еще долго потом болят. Я внял, успокоился немного и сократил количество созвонов-созеркаливаний до трех в день.

Не помогало. Я переживал!

Чтобы окончательно меня добить, мои добрые подчиненные, в лице командира стрельцов Нафани, придумали хитрый план, как заманить в ловушку того, кто пойдет меня вторым убивать. Нет, вы видели, видели? То есть, эти изверги нимало не сомневаются, что меня обязательно придут убивать и решили использовать меня в качестве сыра в мышеловке!

«Хитрый» в кавычках план заключался в том, что второй, кто придет меня убивать – он обязательно явится тем же путем, что и предыдущий. То есть просто как-то окажется у меня в спальне, минуя охрану и вообще всех. Окажется и тут-то его и схватят те, кто будет сидеть в засаде! Понимаете, да? То есть, я лежу на кровати, укрывшись одеялом с головой, а рядом со мной дежурят два охранника. Нет, я понимаю, что уединенность в семнадцатом веке – это редкая возможность, французские короли даже на горшок ходили в присутствии толпы придворных, но, блин, я как-то не привык спать, когда на тебя пырятся из темноты!

3

В итоге, спал я плохо и даже пожалел, что никто не явился меня убивать. Потому что к утру я сам был готов убивать!

– Что⁈ – рявкнул я на подошедшего Ржевского.

Толстокожий поручик не понял намека и не оставил меня одного с завтраком, а вместо этого начал, делая загадочное лицо, рассказывать о том, что он нашел для меня одного замечательного человека и я прямо-таки обязан с ним познакомиться. Зачем, для чего – Ржевский не признавался ни в какую. Отчего у меня взыграла паранойя: что, если поручик заманивает меня в ловушку? Что, если это он тот, кто стоит за покушениями на меня? Правда, паранойю несколько придавила логика, подсказавшая, что первое покушение, то, которое было замаскировано под нападение разбойников в степи – Ржевский никак не мог организовать. Он в тот момент находился в Омске, в сотнях верст от меня и даже не знал, когда и где я еду. Да и вообще Ржевский и покушения? Если только на девичью невинность. Паранойя не сдавалась и, хитро вывернувшись из захвата логики, придумала новый повод для паники.

Что, если «замечательный человек», с которым меня хочет познакомить Ржевский – это замечательная человека… Тьфу ты, женщина, в смысле. Вот ЭТО в его стиле: решить, что начальник тоскует без женской ласки и найти ему любовницу. А то, что у того самого начальника есть невеста… Так для Ржевского это вообще не причина. А вот для Аглашки – причина. Прибить меня, любовницу, Ржевского и еще кого-нибудь. Например, Нафаню. Просто так, не останавливаться же, если разошлась.

В общем, когда я увидел, кого мне подгоняет Ржевский, у меня прям камень с души упал. Хороший такой, солидный, пуда на три.

4

– Вон он, в углу.

В трактире, в который мы вошли, находилось несколько человек, усиленно делавших вид, что не видят ничего такого странного в том, что к ним ввалился аж цельный боярин со свитой и стрельцами. Мол, ну захотел боярин выпить чарочку медовухи – кто ему запретит?

Человек же «вон, в углу», никакого вида не делал. Он и впрямь не обращал на меня никакого внимания, потому что, судя по стеклянному взгляду, он здесь сидит как бы не вторые сутки, воздавая должное хмельному и напрочь игнорируя закуску.

Тощий, как жердь, с острым, как шило носом и откровенно опухшим от пьянки, лицом, человек медленно подносил ко рту кружку, выцеживал из нее глоток, после чего опять замирал, уставившись мутными глазами в стену.

– Ну и кто это? Ты, поручик, решил, что мне, как в сказке про летучий корабль, нужен Обпивала?

– Да нет, Викентий Георгиевич, зачем нам Обпивала? Мы и сами все, что нужно выпьем. Это чародейный холоп.

И впрямь, на внешней стороне ладони «обливалы» темнел узор клейма.

– Тем более на кой он мне? К хозяину его отвести?

– Так нет у него хозяина, Викентий Георгиевич! Его хозяином Морозов был!

Так. Это уже интереснее. Холопское клеймо бывает двух видов: принадлежность роду и принадлежность человеку. Второе используется крайне редко, потому что освобождает от холопства в случае смерти хозяина. А холоп, принадлежащий роду, просто перейдет во владение к новому главе. Этот же почему-то был личным хололом Морозова и после его казни оказался свободным. Видимо, поэтому и пьет – снятие холопского клейма не всегда проходит бесследно для психики. Но все равно на кой он мне?

– Ты знаешь, Викентий Георгиевич, каким он Словом владеет?

– Ржевский, или ты прекращаешь играть в загадки, или ты узнаешь, каким Словом владеет Христофор.

– Это еще кто?

– Мой личный палач.

Поручик покосился на меня, без особого страха, но все же с некоторой опаской:

– Вы сюда по дороге ехали?

– Да

– Это он сделал, – кивнул Ржевский на выпивоху

– Дорогу? – не сразу сообразил я.

– Дорогу. Савка Земляным Словом владеет, очень сильным, очень мощным. Он не только дорогу, он все что угодно сделать может. Нужно брать, пока кто другой не перехватил.

Молодец, Ржевский! Молодец! А я жалел, что не получатся такие подземелья, как под родовым теремом в Мангазее, сделать – нет у меня тех, кто нужным Земляным Словом владеет, как отец Мурина.

– Савка! – я наклонился над бывшим холопом, – Пойдешь ко мне на службу?

Тот внезапно дернулся и вскочил из-за стола. И теперь уже он нависал надо мной: пока он сидел, это не бросалось в глаза, но ростом он был под два метра, то бишь под сажень, и при своей худобе и впрямь напоминал жердь с глазами.

– Пойду, новый хозяин! – он ударил себя в тощую грудь, все так же глядя не на меня, а куда-то вдаль пустым взглядом.

Нет, все же холопство – это… не самая хорошая вещь на свете…

5

С хорошим прибытком – что хорошим, это точно, набрался Савка-Жердь знатно – я вернулся обратно в терем и поднялся наверх, в свои покои, прикидывая, как обратить этот прибыток в свою пользу

Прошел внутрь спальни, подошел к окну, затянутому морозными узорами, взялся за ручку, чтобы распахнуть его и вдохнуть свежий воздух…

– Ну что, боярин Осетровский, – произнес у меня за спиной до боли знакомый голос. – Не ждал меня?

Я обернулся – и завопил.