Текст книги "Калейдоскоп моего сердца (ЛП)"

Автор книги: Клэр Контрерас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Ты не собираешься заплести их? – спросил я, хмурясь оттого, что увидел рассеянный взгляд на ее лице. Она покачала головой, ее глаза упали мне на грудь. Я двинулся ближе, пока наши лица не оказались близко друг к другу, но она все еще не смотрела на меня.

– Элли? – спросил шёпотом. Ее глаза поднялись и меня прошибло ударом от ее цвета глаз . Они всегда напоминали мне мрамор. Мой любимый мрамор: синий, зеленый и коричневый. Мое сердце забилось от того, как она смотрела на меня. Это словно волшебный мир, живущий в ее глазах. Я хотел бы видеть себя таким, каким она видит меня. Может, я был бы другим человеком, если бы мог. Может быть, я был бы мужчиной с одной женщиной, мужчиной, который хотел бы навестить ее родителей на выходных и вступить в серьёзные отношения. Глядя на Элли, прямо в этот момент, я захотел быть этим парнем.

– Да, нахлынули воспоминания, – прошептала она. – Заплетая твои волосы, имею в виду.

Я кивнул и сглотнул, вытирая руки о бедра, чтобы не трогать ее.

– Помнишь, когда я спросила тебя, поцелуешь ли ты меня, когда мне будет восемнадцать? – спросила она шепотом. Она протянула руку и провела кончиками пальцев по моим костяшкам, как будто это клавиши пианино. Это заставило мое сердце биться быстрее.

– Да, – ответил я, но мой голос звучал хрипло.

– Ты бы хотел? – ее глаза метались к моим, а руки легли на мои. – Поцелуешь меня, Оливер?

Мое сердце билось так быстро, что я не мог больше думать. Мои губы слегка открылись, и я кивнул. Я всегда был преследователем за сладко-говорящей девушкой, но эта девушка всегда, казалось, заставляла меня терять слова. Она нарушала мой контроль. Мы двинулись навстречу друг другу, пока кончики наших носов не соприкоснулись. Мы смотрели друг на друга и, в миллиметре друг от друга, закрыли глаза. Наши рты соприкоснулись…мои губы скользнули между ее губ…ее язык проскользнул в мой рот…и как только он коснулся моего, я почувствовал огонь, загоревшийся во мне.

Поцелуй Эстель был легкий и сладкий. Наши рты двигались синхронно, как будто мы целовались с самого рождения. Наши руки держали лица друг друга, как будто мы боялись, что этот момент может закончиться. Я никогда не хотел раствориться в девичьем поцелуе так, как сейчас. Я разорвал наш поцелуй, потому что руки начали жить своей жизнью, а я не хотел делать того, о чем пожалею завтра. Ее глаза открылись. Она посмотрела на меня так, будто бы видела меня впервые, или, может быть, я так себя чувствовал, потому что хотел, чтобы так и было. Я поцеловал ее снова, на этот раз более быстро, и застонал ей в рот, когда ее руки потянули мои волосы. Мы оторвались в последний раз, тяжело дыша, когда услышали, как ее зовут.

– Это Адам. Он, вероятно, хочет уехать, – сказала она, задыхаясь.

– Ты собираешься развлекаться с ним? – спросил я, опуская голову и захватывая ее нижнюю губу зубами. Она застонала и потянула мои волосы, подвинувшись, чтобы обхватить мои бедра. Мои руки двинулись к ее бедрам по инерции. Все во мне так сильно ее хотело, всю ее. И для гораздо большего, чем просто поцелуй.

– Мне с тобой весело, – сказала она мне в губы, двигаясь на мне.

– Бл*дь, да, – простонал я, когда она сделала это снова. Наши языки встретились и, когда Эстель двинулась, я направил ее бедра навстречу моим толчкам. Это было безумие. Мы были сумасшедшими. Кто угодно с вечеринки мог повернуть за угол и найти нас там, трахающимися через одежду на этой грязной скамейке, но нам было все равно. В любом случае, мы не занимались сексом, хотя я и хотел. Я хотел вытащить свой член из штанов и проскользнуть в нее больше всего на свете, но это была Эстель, она не заслуживала быстрого траха на вечеринке братства. Ее имя стало громче, и мы быстро оторвались друг от друга. Она сидела рядом со мной, когда мы дышали, и, наконец, в углу появилась фигура.

– Элли, я везде ищу тебя. Ты все еще смотришь на это чертово растение? – Сказал Вик, подойдя к нам.

– Да, ну, мы разговаривали, – сказала она, встав и поправив платье.

– Адама тошнит повсюду. Отвези его домой, – сказал он.

Она тяжело вздохнула.

– Ты серьезно? Я не беру с собой подругу, чтобы не нянчиться с ней, а парень, с которым я пришла, ведет себя, как пьяная телка?

Я усмехнулся.

– Тебе нужна помощь?

Она пожала плечами.

– Наверное. Если ты не против.

Я встал и пошел туда, где был парень. Мы ждали, когда он закончит блевать, и я помог ему добраться до автомобиля, блестящего черного BMW, которым, по-видимому, он владел. Он был припаркован рядом с моей битой Максимой и, по какой-то причине, это пьяное маленькое дерьмо, имеющее эту машину и пытающееся подступиться к Элли, беспокоило меня. Она никогда не была меркантильной девушкой. Я знал, что ей не нужно много, но это заставило меня чувствовать себя немного неполноценным и напоминало мне, почему я должен остепениться. Я хочу надежно стоять на ногах, когда это произойдет. Я хочу машину, дом и другое, что мой разум может посчитать необходимым, но я знаю, что этого не произойдет в ближайшее время. Когда она села на водительское кресло и завела машину, я подошел к ее окну. Мы долго смотрели друг на друга, а потом она застенчиво улыбнулась.

– Мне всегда было интересно, каково это целовать тебя, – прошептала она. Я ухмыльнулся и оглядел дорогу. Все были внутри дома, поэтому я опустил голову в окно и поцеловал ее снова, не заботясь о том, что Адам сидит там. Он все равно был в отключке.

– И? – спросил я, когда отошел.

– Мне… понравилось, – ее лицо вспыхнуло, когда она это сказала. – Но не волнуйся, я знаю, что это больше не повторится.

Моя улыбка исчезла. Я хотел сказать ей, что это может стать большим. Мы учимся недалеко друг от друга. Потом я вспомнил, кто она, и понял, что ее брат никогда не одобрит то, что я встречаюсь с его сестрой. С моим послужным списком я бы сам себя не одобрил. И ей всего восемнадцать. Это ее первый семестр в колледже, и я собираюсь закончить институт, а потом пойти в медицинскую школу.

– Ты та девушка с колледжа, которая хочет веселиться, – сказал я в шутку, надеясь, что она будет отрицать. Вместо этого она улыбнулась.

– Это я и делаю. Увидимся в следующий раз, Бин.

Адам застонал рядом с ней, и мы оба замерли и взглянули на него. Он был на месте.

– Да, до следующего раза, – сказал я, когда она уехала. Я вздохнул. Мое сердце ныло, когда задние фонари исчезли за поворотом. Интересно: повторится ли это снова или все останется, как прежде.

Глава 13

Настоящее…

Я ненавижу ссориться.

Я ненавижу быть неправой, но ссориться ненавижу больше. Я не очень хороша в обиде. Я злюсь, кричу и отпускаю. Мия же злится, кричит и цепляется за свой гнев, как пиявка. Можно не упоминать, что мы не разговариваем уже пару дней. Мне удается избегать Оливера последние несколько дней в больнице, пока я рисую виниловые пластинки и доски для серфинга с детьми. Я видела его пару раз на посту медсестер и однажды выходящим из офиса Джен. Я мельком увидела, какая у него жизнь: флирт, множество сексуальных партнеров, поздние свидания, которые у него проходили в больнице во время ночной смены. Это не те вещи, которые я хочу себе представлять, но это именно то, к чему меня приводят мысли об Оливере. Двое моих друзей, Мика и Даллас, стоят посреди коридора педиатрического отделения, и с таким же отвращением, какое было у меня, смотрят на стены. Мика теребит свои длинные светлые волосы. Могу сказать, что он нервничает из-за этого проекта. Даллас просто пялится, словно стены насмехаются над ним. Мика поворачивается первым и стреляет в меня убийственным взглядом, отчего я смеюсь.

– Хотя реально, – говорит он, когда я подхожу к ним. Мои руки сжимаются вокруг его спины, и я обнимаю его.

 – Спасибо, спасибо, спасибо, – говорю я, отрываясь от него, и делаю то же самое с Далласом.

– Дорогая, спасибо тебе, что поработаешь над минетом,– говорит Даллас, когда я отрываюсь от него, громко смеясь, пока не слышу, как позади кто-то прочищает горло. Я поворачиваюсь и вижу Оливера со странным взглядом на лице. Это заставляет меня смеяться сильнее, потому что понятно, что он слышал Далласа.

 – Привет, – говорю я. – Это Мика и Даллас. Ребята, это Оливер – друг моего брата, он именно тот, кто вовлек меня во все это.

 Они кивают друг другу, Даллас чуть выше меня пожимает руку Оливеру, а Мика выкрикивает «Привет, чувак», что звучит как укурок из Вудстока. Оливер вежливо приветствует их, затем его взгляд возвращается ко мне.

 – Можем быстро поговорить? – спрашивает он. От его напряженного взгляда у меня скрутило живот.

– Конечно. Ребята, краска там. Я думаю, мы должны сначала начать с комнаты слева. Я скоро вернусь, – говорю я, указывая на комнату, прежде чем повернуться к Оливеру. – Куда мы идем?

Он открывает дверь, показывая мне войти, но я стою. Эта сторона больницы пуста из-за ремонта, но я не хочу, чтобы кто-то увидел нас и подумал неправильно.

– Входи.

– Мы можем поговорить здесь.

 Оливер закрывает глаза и делает глубокий вдох, как будто пытается успокоиться. Когда он открывает их, они выглядят более усталыми, чем раньше.

– Пожалуйста, Элли. Просто послушай меня.

Я качаю головой, но делаю так, как он говорит, потому что я не хочу оставлять парней надолго. Он завел меня в какой-то склад с кучей шкафов вдоль стен.

– И? – спрашиваю я, повернувшись к нему лицом. Он прислонился к двери, засунув руки в карманы белого халата, и просто смотрит на меня. – Что?

– Я ничего не слышал от тебя. Я не видел тебя, а потом, когда я наконец это делаю, какой-то парень говорит о том, что ты даешь ему минет? – Он не звучит расстроенным, просто сбитым с толку, может быть, немного задетым, что смешно и невозможно, потому что мы говорим об Оливере.

– И?

 – И я скучаю по тебе.

Мое сердце немного сжимается от того, как тихо и спокойно он это говорит. Тогда я вспоминаю Уайта и его «я скучаю по тебе», он говорил это нечасто, только тогда, когда был в своих поездках. Я никогда не спрашивала его, что он делает. Я никогда не задумывалась, был ли он с другой женщиной, и даже когда Миа посадила семя сомнения в мою голову, ничего не произошло, потому что мне было все равно. Я всегда задавалась вопросом: это со мной что-то не так, что мне все равно?

– Ты не скучаешь по мне, Оливер. Кроме того, у тебя с кем-то свидание? – напоминаю ему.

 Он закатывает глаза.

– Это ерунда, я бы не назвал это свиданием.

– Зашибись, – говорю я более горько, чем предполагала. – Меня это не волнует, – добавляю быстро. Оливер ухмыляется, и я чувствую, как мое лицо становится горячим. – У меня есть дела, – говорю я, наконец, придя в себя и шагнув вперед, но он не отходит от двери.

– Ты развлекаешься с ним? – спрашивает, кивая головой наружу. Развлекаешься с ним? Забавно, так я могу спросить его: трахает ли он кого-то, но когда он спрашивает меня, он использует термин «развлекаешься». Я вспоминаю, когда мы были подростками, и мама Мии называла ее парней маленькими друзьями. – Или тебе нравится парень с длинными волосами? Я знаю, что у тебя есть к этому что-то.

Я делаю шаг назад. У меня есть пунктик насчет парней с длинными волосами, вероятно, из-за него. Я ненавижу парней с длинными волосами, благодаря ему. Я должна, но, конечно, это не так. Волосы Оливера уже не такие длинные, но все равно достаточно длинноваты, чтобы пробежать по ним руками и сжать, если его голова находится между твоих ног. У него на челюсти легкая щетина, что ощущалось бы восхитительно на внутренней стороне моих бедер.

– Почему ты так на меня смотришь? – спросил он, его голос вырвал меня из моей фантазии.

– Да? – Он делает шаг вперед прямо передо мной, мои глаза на уровне бейджика, находящегося на кармане его халата.

– Элли. Посмотри на меня, – говорит он. Медленное, скручивающееся желание появляется в моем животе. У меня есть два варианта: пройти мимо него и уйти, или посмотреть в его глаза и признать желание, которое накаливает воздух между нами, как паяльная лампа. Я выбираю последнее, потому что я идиотка, и потому что, очевидно, мне нравится, когда мое сердце измельчается неоднократно.

– Ты хочешь меня. После стольких лет, ты все еще хочешь меня.

– У меня нет сейчас на это времени. Они ждут меня, – шепчу я, пытаясь оторваться от его глаз.

 – Одно свидание, Элли. Одно свидание. Я сдержу свое слово и не буду прикасаться к тебе, обещаю.

– Ты уже кого-то трахаешь. Тебе действительно нужна другая?

Его глаза слегка сужаются.

– К твоему сведению, нет. Ты думаешь, что это для того, чтобы трахнуть тебя?

«Я не знаю» – хочу сказать. История, как правило, повторяется, но я держу свой язык за зубами.

– Я не понимаю к чему все это, – отвечаю я, отрывая глаза. Я чувствую, что задыхаюсь в этом крошечном пространстве с ним. Я пытаюсь пройти мимо, но он хватает меня за руку.

– Одно свидание.

 Я закрываю глаза и качаю головой, чувствуя слезы.

– Я еще не готова.

Он опускает руку, выглядя огорченным. Он будет жить дальше, он всегда находит, чем занять свое время. Когда я открываю дверь, я смотрю на него через плечо.

– Кстати, Даллас, парень, который говорил о минете – гей. Мика, парень с длинными волосами, был лучшим другом Уайта и он не мой тип.

***

– Он симпатичный, – говорит Даллас, когда мы грунтуем стены, и я знаю, что он говорит об Оливере, поэтому я издаю хрюкающий, раздраженный звук, который заставляет его смеяться. Мои глаза устремляются к Мике, который никак это не комментирует.

 – Я просто говорю, что я бы все с ним сделал, – добавляет Даллас.

– Он, вероятно, сделал бы то же самое, если бы ты открыл ему путь. Ты старше его, симпатично выглядишь в очках и с галстуком…да, думаю он сделал бы. – Мои слова заставляют его улыбнуться и закатить глаза.

 – О чем он хотел поговорить? – Мика спрашивает, и мое сердце начинает колотиться в ушах. Его тон всегда безразличен, поэтому я не могу ничего понять, и это убивает меня.

– Пустяки.

– Ты встречаешься с ним? – он спрашивает.

Я вздыхаю. В некотором смысле, я чувствую, что Мика – это телефон на проводе между Уайтом и мной, и как только я чувствую, что перерезаю шнур, все стягивается в узел, я не могу.

– Нет, я не встречаюсь с ним! Я ни с кем не встречаюсь.

Мика тяжело вздыхает и опускает валик, прежде чем повернуться ко мне лицом.

– Он не вернется, понимаешь? Он не в поездке по миру, из которой он вернется на следующей неделе. Ты имеешь полное право двигаться дальше.

– Я не готова, – говорю я, мой голос ломается, когда я поднимаю валик и продолжаю рисовать. Я слышу металлическую ручку ролика, которую он тащит по полу, а затем шаги. Я знаю, что он позади меня, но я не оборачиваюсь. Я знаю, что, если я это сделаю, я буду плакать. Я знаю, если он продолжит говорить, я заплачу. Я не хочу здесь плакать. Я хочу, чтобы этот проект был о надежде и жизни, а не о боли и потере.

– Эта стена, – говорит Мика, стоя рядом со мной, указывая на стену. – Эта стена– твоя жизнь, Элли. Синий цвет не уродлив, и это не грустно, но мы красим его, потому что его время закончилось. Медсестры, которые приходят сюда, не забудут, как это выглядело. Дети, которые весь день пялятся на эти стены, не забудут, и, может быть, они будут скучать иногда, но мы должны дать им то, что делает их счастливыми. Жизнь коротка, жестока и болезненна, она отнимает у нас любимых также быстро, как и дает, но все же она прекрасна. Уайт хотел бы, чтобы ты двигалась дальше и была счастлива. Свидания, свадьба, дети, путешествия…делай все, что заставляет тебя чувствовать себя живой. Чем дольше ты скорбишь, тем меньше ты живешь, и ты знаешь, как мало может быть времени.

Воображаемые пальцы сжимают мое горло и сжимаются так плотно, что я даже не могу ответить. Я даже не понимаю, что плачу, пока Мика не прижимает меня к груди и рыдание не вырывается из горла. Я слышу, как что-то падает с другой стороны комнаты, и чувствую руки Далласа, обвивающие нас. Я предлагаю сегодня разойтись по домам, потому что без слез на эту стену невозможно смотреть. Когда я выхожу, то вижу Оливера, опирающегося локтями на стойку, пряча лицо в руках. Интересно, он устал или одному из пациентов плохо. Я продолжаю думать о проклятой голубой стене, и хотя у меня есть причины не делать этого, я хочу утешить его. Сортируя негативные воспоминания в прошлом, я сосредотачиваюсь на хороших и цепляюсь за них. Без дальнейших колебаний я подхожу к нему и крепко обнимаю, положив щеку на его спину. Его тело застывает.

 – Мы сходим как друзья и это не свидание, – говорю ему и чувствую, как он издает длинный вдох. Я опускаю руки, когда он выпрямляется и поворачивается лицом ко мне, подняв брови, он сканирует мое лицо. – Хорошо? – спрашиваю шепотом. Он не отвечает. Вместо этого он подносит руку к моей щеке. Я дрожу, когда он медленно пробегает пальцем по ней.

– Окей. Встреча друзей, – отвечает он.

Он пристально смотрит на меня. Я начинаю терять самообладание. Оливер знает, что мои правила свиданий не включают поцелуи, и мы даже не на свидании. Но когда его дыхание падает на мои губы, мои глаза трепещут. Но он меня не целует. Его губы приземляются в самый уголок моего рта так, как он делал это много лет назад на крыше дома моих родителей. Мое сердце жаждет, чтобы он сделал что-то более рискованное. Мои глаза медленно открываются, когда он начинает отступать, его глаза осматривают меня, как будто я какой-то экспонат.

 – Это все еще да? Я не нарушал никаких правил.

Я медленно киваю, увлеченная тем, как мысли кричат «нет». Если бы это был его дружеский поцелуй, я не думаю, что смогу пережить настоящий поцелуй от него, даже теперь, когда я знаю лучше.

– Ты отправишь мне остальные правила? Даже если мы пойдем просто как друзья? – спрашивает он, с блеском в глазах, что заставляет меня нервничать.

Я снова киваю.

– Потеряла дар речи?

– Ты застал меня врасплох, – шепчу я. Он пытается скрыть улыбку, но я вижу, что ямочки углубляются в его щеках.

– Ты только что сделала действительно плохой день намного лучше для меня, – отвечает он, поглаживая мое лицо и пробегая пальцем по нижней губе.

– Ты хочешь поговорить об этом? – спрашиваю я, откликаясь на его прикосновение.

Он качает головой и грустно улыбается.

– Этого достаточно.

Я не могу ничего поделать и улыбаюсь. Мы стоим вот так мгновение, глядя друг другу в глаза, палец на моих губах, а мое сердце в его руках, пока громкоговоритель не называет его имя.

 – Я должен идти. У тебя есть работа, и, в отличие от некоторых людей, мне нужно поспать. – Оливер кивает, опускает руку с моего лица и идет к кабинетам пациентов. —Спокойной ночи, красавица Элли.

– Спокойной ночи, красавчик Оливер, – говорю я с улыбкой. Он тоже улыбается, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Напиши мне, когда вернешься домой, – кричит он. Я покидаю больницу, чувствуя себя намного легче, чем, когда вошла. Когда я добираюсь до своей машины и прижимаю руку к месту, где касались его губы, клянусь, что чувствую покалывание. Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить: заставлял ли меня Уайт чувствовать себя также. Я любила его, я действительно любила, но каждый раз, когда я рядом с Оливером, я сомневаюсь в этом. Это заставляет меня чувствовать себя ужасно. Может, я просто любила их по-разному. Может быть, Оливер был более знакомым, подростковым гормоном любви, а Уайт был более взрослым, предсказуемо стабильным видом любви. Я не могу решить, что лучше или кто. Да и не должна. Уайт ушел, и я ничего не могу с этим поделать. Так почему, идя с Оливером на дружеское свидание, я чувствую, что предаю его память?

Глава 14

Я хожу по галерее, когда женщина открывает дверь, я останавливаюсь. Она улыбается, заправляя солнцезащитные очки в волосы. Она старше, возможно, такого же возраста, как и моя мама, с грацией балерины.

– Вы владелец? – спрашивает она, оглядываясь, прежде чем ее взгляд останавливается на мне.

– Да, – отвечаю я и иду к ней. – Эстель Рубен. Вы были здесь раньше? – спрашиваю я. Она выглядит знакомо, но я не могу ее вспомнить. В прошлом мы с Уайтом устраивали показы картин в нашей галерее, поэтому я подумала, что, возможно, она была на одном из них.

 – Вообще-то нет. Я думаю, мы могли встретиться в Нью-Йорке, – говорит она, наклоняя голову, чтобы всмотреться в мое лицо. – Ты и Уайт…

 – Жених, – я заполняю паузу. Жених, бывший жених, жених перед смертью, я никогда не знаю, что сказать незнакомцу, который знает обо мне.

– Сожалею о вашей потере, – говорит она, грустно улыбаясь. Ее мышцы лица не двигаются, когда она улыбается, и это заставляет ее выглядеть немного мрачной.

 – Спасибо вам. Вы коллекционируете? – спрашиваю ее, пологая, что мы встречались в Нью-Йорке.

– Да. Я очень долго смотрела на нее, – она поднимает тонкую руку и указывает на мою главную достопримечательность –  глаз, который наблюдает за всей галереей.

– О, – говорю я шепотом.

– Сколько? – она спрашивает. – Я пыталась ее купить, но безрезультатно.

Мои глаза расширяются от того, как ко мне приходит озарение.

– Присцилла? – говорю, поворачиваясь лицом к ней. Присцилла Вудс, помощник ее мужа звонил почти год. Я продолжала отказываться от их предложений, хотя они называли большие суммы, она хотела две мои любимые картины, и я не была готова продать их.

 – Ты помнишь, – улыбается она. – Я в городе на пару дней, поэтому решила заглянуть, чтобы узнать, готовы ли вы продать мне эти лоты.

– Этот не продается, – говорю я, прочищая горло, чтобы убедиться, что меня слышат.

– А другой? Разбитое сердце с крыльями?

Я смотрю от нее в сторону, где картина висит на противоположной стене.

– Она называется Крылатые Калейдоскопы, – отвечаю я, внезапно чувствуя комок в горле. Уайт написал ее вскоре после нашей помолвки. Он написал три, продал две и оставил одну для галереи. Я никогда не была уверена, что он продаст ее. В конечном счете, это была его картина.

 – Она прекрасна, – говорит она и подходит к картине. – Это напоминает мне о каком-то перерождении.

Я киваю и глотаю, надеясь выдержать этот разговор.

– Это и есть возрождение, – это возрождение моего сердца, моих надежд на любовь, моей личной жизни и рождение наших отношений.

– У нее нет цены, – говорит она.

 – Некоторые вещи не имеют цены.

 Она поворачивается ко мне и наклоняет голову.

– Все материальное не бесценно.

– Может быть, но не воспоминания за этим. – Мой ответ заставляет ее кивнуть в знак понимания. Ее глаза отворачиваются от моих и оглядываются на картину.

– Значит, ты не хочешь забыть о тех воспоминаниях, которые она хранит?

Я молча смотрю на картину. Я знаю, что никогда не будет достаточной стоимости для нее, чтобы окончательно стереть все эти воспоминания, они навсегда будут внедрены в мой мозг, поэтому, возможно, мне стоит перестать думать с такой точки зрения о его картинах. За последние пару недель мне удалось перевернуть новый лист. Я чувствую, что двигаюсь в правильном направлении, но, когда сталкиваюсь с отпусканием последних трех лет своей жизни, я глохну, как автомобиль при переключении передач. Я делаю длинный вдох, вдыхая вечно присутствующий запах дерева и краски, и когда выдыхаю, принимаю решение.

– Я готова отпустить это, – говорю я, мой голос стойкий и решительный. Присцилла оборачивается и хлопает руками с счастливым визгом. Это заставляет меня улыбаться, и я чувствую себя менее печальной от продажи картины.

– Я могу доставить ее в ваш дом, – говорю я.

– Я живу в Нью-Йорке, – отвечает она. – Я не ожидала, что вы полетите туда, чтобы ее доставить.

– Мы всегда это делаем, иначе я не буду чувствовать себя правильно, отправляя ее вам. Именно ее.

Она улыбается.

– Я возьму ее сама. У нас есть самолет. О ней хорошо позаботятся.

Она так говорит о ней, как если бы это был ребенок, что заставляет меня чувствовать себя немного лучше по отношению к нашей продаже.

– Я составлю документы для вас.

– У меня есть время? Просто во время обеда я должна встретиться со своей подругой через дорогу,  – говорит она, глядя на часы.

 – Конечно. Мне просто нужна информация. Я подготовлю ее и соберу к тому времени, как вы закончите.

– Идеально. Не могу дождаться момента, когда повешу ее возле камина и покажу всем свою новую картину, – говорит она.

Ее картина. Я стараюсь не позволять словам кольнуть меня, но все равно. Когда она уходит, я заканчиваю бумажную работу, снимаю картину, сжимая края холста, когда кладу ее на пол. Я складываю ноги под себя и позволяю кончикам моих пальцев провести по каждому раздробленному сердцу, красочному и красивому, и по крыльям, которые поднимают их. Слезы скользят по моему лицу, когда я прикасаюсь к каждому из них, тем самым прощаясь с ними. Я начинаю покрывать ее, один слой, два слоя, три… Думаю о серьезном взгляде Уайта, когда он смешивал акварели…взгляд восторга, когда он подбирал цвет слоновой кости для крыльев, когда его видение сошлось на холсте.

– Тебе это нравится? – спросил он. Его лицо сияло, ему стало ясно, что мне это нравится.

– Я никогда не хочу ее продавать, – сказала я, когда он засмеялся и обвил меня руками.

– Однажды мы это сделаем. Когда нам надоест смотреть на нее.

Я надеюсь, что он не думает, будто я устала смотреть на это, потому что это не так. Я не думаю, что когда-нибудь устану пялиться на его картины, но дело не в этом. Я говорю себе, что это мое прощание, и когда встаю с тяжелым сердцем, вручаю кусочек моего прошлого кому-то другому. Она никогда не будет знать историю, но ценить будет не меньше.

Глава 15

На четвертый день затишья после нашей ссоры с Мией, я позвонила ей, мы долго говорили о разных вещах, после нашего разговора я поехала к ней в студию. Открыв дверь студии, я минутку восхищаюсь фотографиями, висящими на стене. Они изменились с моего последнего визита. Справа находится черно-белое фото женщины, лежащей в постели. Ее взгляд обращен не на камеру, а белые простыни покрывают ее тело, что видно только изгиб ее голой спины и пышные черные волосы, прикрывающие половину ее плеча. Освещение и поза делают фотографию потрясающей. Ближе к двери весит семейная фотография, на которой изображен отец в коричневых вельветовых брюках, темно-синей рубашке и в маске Чубакки, которая закрывает его лицо. Маленький мальчик рядом с ним одет также, но в маске спезназовца. Мама стоит по другую сторону от сына в узких коричневых брюках, белой рубашке и прическа, как у Принцессы Леи. Я смеюсь над тем, как это восхитительно, и пугаюсь, когда Миа выходит из-за угла. Я смотрю и замечаю, что она в красном платье и без обуви, что смешно, так как я в таком же платье только черном. Мы смотрим друг на друга и смеемся.

– Привет, – застенчиво говорю я.

– Мне жаль, что я такая идиотка, и мне жаль, что меня не было, когда ты продала эту картину, – отвечает она, повторяя то, что она сказала в нашем телефонном звонке.

– Все в порядке. Я в порядке. Мне жаль, что я сказала то, что сказала, это не мое дело.

Мы обе вздохнули и подошли, что обнять друг друга.

– Ты иногда такая сука, – говорит она мне в шею.

– Поэтому мы и друзья.

Мы отрываемся друг от друга, и я смотрю на стену перед нами.

– Мне очень нравится эта фотография.

Миа улыбается.

– Разве это не потрясающе? Это их открытка на Хэллоуин в этом году.

– Это потрясающе, – говорю я, кивая на женщину.

– Да, будуар для будущего мужа. Милая девушка. – Она поворачивает свои голубые глаза на меня. – Когда ты позволишь снять тебя? Ты была бы идеальна.

Я цокаю.

 – Я отстойная в этом. Я не знаю, как выглядеть сексуально на камеру.

Миа смеется.

 – Это то, что делает тебя сексуальной, сексуальной! Если ты будешь стараться, то будешь выглядеть идиоткой. Я помогу тебе, ты же знаешь, я знаю, как работать с магией.

– Да, конечно, – говорю я, размахивая руками вокруг студии.

 – Эй, не хочешь сняться на этих выходных?

– Съемка? Я пришла, чтобы пригласить тебя на обед и помириться, а не планировать сексуальную съемку!

– Я знаю, у меня есть модель, которую я снимаю, но она сильно заболела, поэтому не сможет участвовать в фотосессии, а это крупная съемка для местного журнала, и мне нужны фотографии на следующей неделе. Это важно, Элли. Это может быть мой шанс.

– Черт, – говорю я, издавая медленный вдох.

– Да, черт. Все модели, с которыми я работала, сказали мне «может быть».

Она выглядит так, как будто собирается плакать, и я ненавижу видеть, как она нервничает из-за работы.

– Окей. Я сделаю это, – говорю я. Я имею в виду, я делала это для нее раньше. Насколько это может быть хуже?

– Ах! Спасибо тебе! – она говорит, немного прыгая, и обнимает меня снова.

– Это…хорошо, помнишь тот раз, когда ты заставила меня фотографироваться с парнем на пляже? Это будет так? – Это было не так плохо, пока не появился Уайт. Мы резвились в воде и делали все возможное, чтобы не смотреть на камеру и притворялись, что у нас была химия, что трудно сделать с парнем, которого ты не знаешь, независимо от того, насколько он милый.

К тому времени, когда нам стало комфортно друг с другом для того, чтобы поцеловаться, появился Уайт. Он заставил меня так нервничать, что я не могла вернуться к чувству естественности с парнем. Это было ужасно. Смех Мии оторвал меня от мыслей.

– Нет, это будет в помещении и гораздо более интимно, так что хорошо, что ты еще не нашла парня.

– Ага, слава Богу за это, – говорю я нерешительно, прежде чем отправиться обратно в свою студию. Я думаю о том, чтобы взять бутерброд по пути. Позже, когда я готовлюсь к прибытию детей, я получаю текстовое сообщение от Оливера, которое заставляет меня хмуриться.

Правило №1: никаких коротких платьев.

Я долго смотрю то на смс, то на себя, а затем осматриваюсь, чтобы убедиться в том, не следит ли он за мной.

Ты следишь за мной?

??

 Ты сейчас откуда-то наблюдаешь за мной?

Телефон начинает вибрировать с его именем на экране.

– Это значит, что прямо сейчас ты одета в короткое платье? – шепчет он.

– Да, и судя по звуку твоего голоса, я предполагаю, что ты в больнице.

– Насколько короткое? – спрашивает он, игнорируя мое заявление.

– Друзья, Оливер, – напоминаю ему.

– Просто скажи мне, насколько оно короткое, ради Бога. Мне нужен визуальный контакт.

– Чуть выше колен.

– Какой цвет?

– Черный.

Я слышу, как дверь открывается и закрывается, и его дыхание возвращается мне в ухо. Я дрожу так, будто бы он стоит позади меня.

– Оно обтягивающее?

Я смеюсь.

– Ты собираешься заняться со мной сексом по телефону в три часа дня? На работе?

Он выдыхает.

– Я отправил тебе сообщение, чтобы сказать: не надевать короткое платье на свидание с другом, а ты говоришь, что ты в нем прямо сейчас.

– И? Ты говоришь так, будто это нижнее белье.

– Нет, но каждый мужчина в Санта-Барбаре будет смотреть на твои ноги и желать, чтобы они обернулись вокруг его талии, видеть твои сиськи и желать, снять платье, чтобы получить лучший вид…