Текст книги "Калейдоскоп моего сердца (ЛП)"

Автор книги: Клэр Контрерас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

Воскресное утро начинается с ужасного металлического звона, который сильно режет по ушам. Нетвердо поднимаясь с постели, я пытаюсь отыскать источник звука.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, зевая.

– Дерьмо! Ты напугала меня. Я до сих пор не привык к тому, что ты здесь живёшь, – говорит Вик, наклоняясь, чтобы поднять сковородку с пола.

– По крайней мере, ты в одежде, – говорю я, глядя на бело-голубые шорты. – Так что ты делаешь? – еще раз повторяю свой вопрос.

– Ладно, это неловко, – он пожимает плечами и понижает голос до шепота. – В моей комнате кое-кто есть, и я пытаюсь приготовить завтрак.

Закрываю рот, стараясь не рассмеяться при мысли о том, что Вик пытается приготовить еду. Съедобную еду. Поворачиваю голову в направлении его комнаты.

– И я не уверен, есть ли на ней одежда, – добавляет он.

Мои глаза расширяются.

– Может, ты должен сказать ей, что я здесь.

– Да. Я думаю придётся. Ты можешь подпортить то, что я планировал, – говорит он, оглядывая кухню.

Руками затыкаю уши.

– Не говори. Я собираюсь принять душ и позавтракать с Миа.

– Ты не должна, – смеется он.

– Тссс. Молчи.

Поднимаюсь к себе, чтобы одеться, и принимаю самый быстрый душ. Мне в голову не приходили мысли, как я буду делить жильё с братом. Выходя из дома, включаю телефон, чтобы проверить сообщения от моего агента по недвижимости. Замечаю два новых сообщения от неизвестного номера.

Это мой номер. Оливер.

Я забиваю его номер в телефон и читаю следующее сообщение.

Джен хочет знать, устраивает ли тебя вторник, чтобы прийти в больницу. У нее есть свободная комната для твоих занятий по искусству.

Я открыла свой календарь, чтобы посмотреть планы на неделю и найти возможность передвинуть что-нибудь... не то, чтобы дел было очень много…

И отправляю ответ:

Вторник – это отлично. Скажи ей, чтобы уточнила время и место, куда нужно подойти.

Я не жду ответа от него, потому что на часах только девять утра, и большинство бездетных людей нашего возраста спят в это время, но мой телефон оживает, оповещая о сообщении, когда я захожу в кафе.

Я спрошу у неё. Я увижу тебя позже?

Я пытаюсь вспомнить, вдруг я что-то упускаю, но ничего не припоминаю.

Увидишь меня?

У Вика.

Не знала, что ты придёшь.

Футбольное Воскресенье.

Хмурясь, вспоминаю, сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз присоединялась к ним в воскресенье, чтобы посмотреть футбол.

Вик постоянно забывает, что я временно живу с ним.

Ох-ох...

Стоит ли рассказать, что мне пришлось одеться и уйти из дома намного раньше, чем планировала в воскресенье.

ЛОЛ... Извини. Куда собираешься?

Собираюсь позавтракать.

Хочешь приехать? Ты можешь поспать здесь.

Я замираю, уставившись на экран телефона, ожидая еще каких-нибудь слов.

Не со мной, между прочим.

Я начинаю печатать сообщение, но сразу же его удаляю.

Ладно, это неловко. Если ты не ответишь на сообщение, то я позвоню тебе.

Мгновение спустя, телефон начинает вибрировать в моей руке. Прочищаю горло, перед тем, как ответить на звонок.

– Я не хотел говорить тебе это, – говорит он. Его голос. Боже, я так люблю его голос. Этот глубокий и шикарный, и всегда звучит так, будто он только что проснулся.

– Все в порядке. Я в порядке, правда. Спасибо тебе.

– Я не думаю, что мы когда-либо говорили по телефону, – говорит он.

– Нет, не говорили, – отвечаю я, не добавляя миллионы мыслей, которые просачиваются в мою голову. «Потому что ты мудак, потому что ты ушёл, потому что я младшая сестра твоего лучшего друга, потому что ты никогда не завел бы отношения, даже если бы твоя жизнь зависела от этого…»

– Теперь мы говорим. Ладно просто хотел убедиться, что ты правильно поняла или неправильно. Я имею ввиду, если, конечно, ты сама не хочешь этого, тогда я однозначно буду «за».

Я почти стону, слыша улыбку в его голосе.

– Оливер...

Его смешок отдаётся волнами по моему телу. Я ненавижу то, что он делает со мной.

– Я просто шучу, Элли. В любом случае, ты собираешься приготовить фасолевый соус сегодня вечером?

– Ты хочешь, чтобы я приготовила фасолевый соус?

– А Папа Римский католик?

– Если ты будешь милым и хорошо попросишь, я приготовлю фасолевый соус, Оливер. Если ты собираешься быть саркастичным мудаком, я повешу трубку.

Он вздыхает.

– Эстель Рубен, мой любимый человек во всем мире, не могла бы ты приготовить мне фасолевый соус?

Его слова вызывают у меня улыбку, хотя и не должны. Он опасен. Напоминаю себе. Это он и делал с тобой. Каждый. Божий. День.

– О’кей.

Я слышу, как захлопнулась дверь, где бы он не был, последовал шорох, затем ещё больше шороха, затем я услышала, как он тяжело вздыхает.

– Здесь полно свободного места, на постели, если ты, конечно, устала.

– Спасибо за предложение, но увидимся позже.

Слыша его смех, я кладу трубку. Сэндвич с яйцом, что я заказала, давно остыл. Как только заканчиваю есть, совершаю легкую прогулку, направляясь в студию, захожу и закрываю за собой дверь на замок. Осматривая картины на белых стенах, думаю, надо ли их менять местами. Многие из них Уайта, но большинство из них работы местных художников, в которые я влюбилась. Некоторые мои работы присутствуют, но я не выставляю их в передней части галереи. В начале галереи висят картины на продаже, а единственно, что я здесь продаю – это мой «Калейдоскоп Сердец».

Я ходила в колледж, чтобы стать учителем рисования, но сомневалась в этом. Когда я рассказала Уайту о том, что не хочу преподавать, он представил мне идею «Покрась все наизнанку». Он сказал, что таким образом моё творчество сохранится, и если я захочу, то смогу начать программу для детей. В студии мы смогли начать летнюю программу, где дети старшего возраста приходили после дневного лагеря и работали над картинами. Это был наш способ забрать их с улиц, и сфокусировать энергию в нужное русло, а, когда каникулы закончились и начались занятия в школе, дети приходили и занимались с нами в маленьких группах.

В понедельник после полудня у меня класс, поэтому надо подготовиться. Я зависла перед чистым полотном, когда мой телефон неожиданно зазвонил.

– Элли! – говорит мой брат так, будто не он практически выгнал меня из дома пару часов назад. – Забыл тебе сказать, кое-кто придёт сегодня вечером.

– О... да неужели?

– Да, к двенадцати. Как думаешь, ты сможешь приготовить фасолевый соус?

Пытаюсь сдержать рычание на его просьбу.

– Конечно. Сколько человек?

– Хммм.... я, Бин, Дженсен и Бобби... все.

– Так только четверо будут есть? – спрашиваю.

– Да, четверо.

Я быстро моргаю, интересно, собирается ли он включить меня в список гостей.

– Хорошо, пять, если, конечно, ты хочешь остаться, – говорит он и откашливается, исправляя себя.

– Кто такой Бобби? Вы вместе работаете?

– Да, он новенький. Он тебе понравится, он классный.

– Классный, как и ты, уверена, – бормочу я. Мой брат и его друзья, прикрывающиеся комиксами, выглядят, как спортсмены. Он всегда дружил с такими парнями ещё со времён школы. Представляю, как будет выглядеть Бобби. Так же, как и мой брат.

– Если хочешь, можешь позвать Миа, – добавляет он.

– Миа и Дженсен в одной комнате? Нет, спасибо.

Вик смеется.

– Между ними не все кончено?

– После того, как он оставил её, чтобы вернутся к своей бывшей? Даже не знаю, – говорю я, доставая новые кисти из упаковки и раскладывая их в серебряные чаши, расположенные у каждого мольберта.

– Он мудак, – говорит Вик. – Опять же, и она не очень смышлёная. Я бы никогда не позволил тебе встречаться с одним из моих друзей.

Я опускаю находящиеся у меня руке принадлежности на стол и облокачиваюсь на его край.

– И почему?

Он смеётся, его смех, глубокий и богатый, при других обстоятельствах вызвал бы у меня улыбку.

– Ну же, Элли. Ты же их знаешь.

Его слова заставляют меня съёжится. Я знаю их. Очень хорошо.

– В любом случае, увидимся позже. Они будут здесь в двенадцать…

– Да, я поняла Вик. Ваш соус будет готов до начала матча. Девушка уже ушла?

– Да, она ушла. Я пригласил её на ужин в среду. Оливер и Дженсен также придут с… подругами. Так что, ты познакомишься с ней.

Я делаю мысленную заметку, исчезнуть в среду вечером, и сказать Вику, что увижусь с ними позже. Возвращаясь в галерею, замечаю криво установленную работу. Одно из моих «сердец», подхожу и возвращаю его на прежнее место. Журнал, освещающий мероприятие, которое мы проводили здесь однажды, описал мои сердца как «душераздирающие, пронзительные, красивые кусочки». На витрине находится особенное «сердце», оно не для продажи. Это одна из моих первых работ и Уайт отказался от его продажи. Я использовала много пурпурного для этого особенного «сердца», каждый раз, когда солнце заглядывает сюда, пятнистые лучи фиолетового цвета отражаются на стенах.

«Если кто-нибудь попытается его купить, скажи им, что я удвою цену», – сказал он с усмешкой.

Стоя там, глядя на то, как свет отражается от него, мои мысли возвращаются к Уайту, и слезы готовы политься из глаз. Вытирая глаза, я делаю вдох и выхожу, заперев за собой дверь. Вернувшись к Вику, я слышу шум воды в ванной. Открываю бутылку вина. Как только я заканчиваю с соусом, достаю из шкафчика мультиварку, которую подарила Вику на Рождество, он явно не пользовался ей, и начинаю готовить фрикадельки. Заканчивая с готовкой, я делаю последний глоток вина, иду в свою комнату и ложусь на кровать.

Глава 5

Не знаю сколько времени я проспала, когда шум и крики, доносящиеся из гостиной на нижнем этаже, разбудили меня. Я моргаю, пытаясь полностью прогнать сон, встаю и направляюсь в ванную. Смотрю на своё отражение в зеркале и ужасаюсь представленной картиной. Прежде чем спустится в гостиную, привожу себя в порядок, нанося немного косметики. Надеваю чёрную рубашку, один край которой свисает с плеча, и рванные джинсы. Спускаясь по лестнице, я замечаю на себе свои старые тапочки Дарта Вейдера. Но возвращаться было поздно. Меня заметили.

– Привет Элли, – кричит Дженсен, и все обращают своё внимание на меня.

– Привет Дженсен. Ты вернулся?

– Не-а, но я остаюсь на несколько месяцев, – говорит он.

– Круто. Привет ребята, – говорю я, оглядывая комнату, замечая Оливера, машущего мне, Вика и блондина, которого никогда не видела.

– Привет, – говорят они все одновременно.

– Элли, это Бобби. Бобби, это моя сестра Эстель, – говорит Вик, не отрывая глаз от телевизора.

Парень встаёт и протягивает мне руку для рукопожатия. Вообще-то выглядит он довольно хорошо: милым, соседским парнем, и это заставляет меня улыбнутся. Я была неправа, он не похож на друзей моего брата. Бобби невысокого роста и не имеет атлетического телосложения, как Вик и Оливер. Он, улыбаясь белоснежной улыбкой, пожимает мою руку. Его улыбка очаровывает меня.

– Когда ты говорил сестренка, я представлял себе подростка со скобами в зубах, – говорит Бобби, а его глаза шарят по моему телу.

Опускаю руку.

– Я уверена, когда Вик описывал меня, он представлял меня именно такой

– Это определенно не так, как бы описал тебя я.

В его тоне слышится намёк на флирт. Смотрю через плечо, чтобы посмотреть реакцию Вика, но вместо этого, мой взгляд останавливается на Оливере. Меня убивает, то, что я не могу понять, о чем он думает сейчас. Оливер не выглядит расстроенным или ревнивым, он просто смотрит.

– Не уверена, что хочу знать, как меня описывает кто-либо, – отвечаю я.

Прежде чем он говорит что-либо ещё, я разворачиваюсь и направляюсь в кухню, чтобы принести им еду, которую приготовила, умудряясь при этом уворачиваться от пивных бутылок.

– Она красивая, и она готовит? – говорит Бобби, протягивая руку к соусу. – Думаю, я хотел бы оставить ее себе.

– Да, точно, – говорит Дженсен слегка напряженно. У друзей моего брата есть пунктик. Они думают, что должны защищать меня от посторонних, как будто меня ожидает опасность вне их логова. Я думаю, помолвка с Уайтом бросила их через край, поскольку никто не предвидел этого.

– Разве ты не собираешься выдать эту речь «держись подальше от моей сестры» Бобби?

Взглядом снова нахожу Оливера и улыбаюсь ему, когда он хлопает по месту рядом с собой. Моё тело предательски откликается, желая двигаться к нему, но разум берет верх, и я присаживаюсь рядом с Виктором.

– Брось это, – говорит Вик на комментарий Дженсена.

– Когда мы были юными, мы прослушали лекцию об этом, – объясняет Дженсен.

Я наклоняюсь в его сторону пока он рассказывает историю, которую я никогда не слышала раньше.

– Мы были маленькими, и нас не волновала Элли, потому что она нам, как младшая сестрёнка... но потом она выросла, и в любой момент любой из нас мог прокомментировать это. И тогда Вик сказал: «Не смотреть на неё, не трогать её, а если я узнаю, что кто-то из вас сделал это, я сломаю вам руки, и вы никогда больше не вернётесь в мой дом».

– К слову сказать, я бы с удовольствием получил перелом руки, – говорит Бобби, с улыбкой поглядывая на меня.

– Проблема была не в сломанной руке, проблема была в отлучении от дома! У него лучшие родители! Мы практически жили в этом доме, – говорит Дженсен, делая глоток пива. – И у меня был слишком хороший бросок, так что я не мог рисковать ради девушки. Прости Элли.

– Поверь, мне не жаль, – хихикаю я, расслабившись на диване.

– От вас, идиотов, нужно держатся подальше и Элли знает об этом, – говорит Вик, намазывая чипсы соусом.

Мои глаза находят Оливера в тот момент, когда он слегка вздрагивает от слов Вика. Наши взгляды встретились и миллионы мыслей пронеслись у меня в голове: в чем была причина? Что случилось? Неужели одобрение Вика значит для него больше чем моё? Все эти вопросы. Эти мысли мучили меня на протяжении многих лет, не смотря на мои попытки избавится от них.

– У меня серьезный вопрос, – говорит Дженсен, возвращая моё внимание. – Когда мы росли, кто был в твоём вкусе?

Я пытаюсь не рассмеяться над его вопросом и выражением лица моего брата. Виктор всегда был крутым парнем, постоянно зависающим в баре. Джуниор, Дженсен и Оливер похожи в этом плане. Джуниор единственный из этой четверки, который счастливо женат и имеет семью, в то время как остальные останутся холостяками, мне так кажется. Дженсен не тот парень, которого вы хотели бы познакомить с родителями из-за всех этих татуировок, мотоциклов. Выглядит он убийственно. Высокий и смуглый. Настоящий плохой парень.

Я смотрю на Оливера, который всегда имел легкий вид, начиная с ленивой улыбки и растрёпанных каштановых волос, в которые так и хочется запустить пятерню. Он смотрит на тебя, и ты чувствуешь себя единственной в комнате. И эти ямочки... Боже, эти ямочки. Все мои подруги хотели встречаться с недосягаемым Оливером. Он обладает магнетизмом властного мужчины. Даже, когда мы были молоды, обаяние сочилось из него как из ведра.

– Да, Элли? – говорит Оливер, и по его лицу расплывается медленная сексуальная ухмылка, а взгляд перемещается с моих губ на глаза. – Кто в твоем вкусе?

Я бросаю на него взгляд перед тем, как взглянуть на Дженсена, который наблюдал за мной с лукавой улыбкой.

– Честно? Дженсен, – говорю я, пожимая плечами.

– Бум, – кричит Дженсен. – Я, бл*дь, знал это. Так ты переспала бы со мной?

– Я этого не говорила. Я только сказала, что ты был в моем вкусе, – говорю я, смеясь. Но я не упомянула о том, что он был во вкусе всех девочек в то время.

– И именно поэтому мне пришлось угрожать им, – говорит Вик, глядя на Бобби, который посмеиваясь качал головой.

Мои глаза остановились на экране телевизора, по которому шла игра Ковбойз – Фоти-Найнес и подпрыгнула от неожиданного легкого удара по ноге.

– В самом деле? – говорит Оливер, кладя обе руки на грудь, будто был ранен. Я улыбаюсь и качаю головой.

– Мне нравится твоя обувь, – говорит он, усмехаясь.

– Я знаю, – отвечаю я, подмигивая и мысленно пинаю себя за это. Мы все ещё смотрим друг на друга, глаза Оливера вопросительно сужаются, а Бобби начинает говорить.

– Так запрет был снят? Я могу пригласить её на свидание?

– Я не хожу на свидания, – отвечаю я, отводя взгляд от Оливера.

– Это невозможно. Такая девушка, как ты, определенно ходит на свидания, – сказал Бобби.

– Девушка, как я, – отвечаю я, хихикая. Собиралась оставить как есть, но потом передумала и добавила. – Даже если бы я была заинтересована в свидании, я не стала бы встречаться с друзьями моего брата. Вы все неприятности с большой буквы Н. Разве ты не слышал речь?

– Неприятности с большой буквы Н? – спросил Дженсен.

– Мы действительно хотим поговорить обо всем этом сейчас? – говорю я, впиваясь в него взглядом, пока он понял к чему я клоню и его смех исчезает.

– Нет, ты права. Ты права. Вик был прав, – уступает Дженсен.

– Давайте оставим разговор о свиданиях моей сестры и начнём смотреть игру, – говорит Вик, грозно поглядывая на парней. Спустя несколько секунд, он начинает толкаются локтем каждый раз, когда тянется за едой. Я встаю и пересаживаюсь к Оливеру, на его любимое место.

– Ах... ты соскучилась по мне, – говорит он, как только я сажусь.

– Ну, для начала, я не могу думать, когда ты своим взглядом прожигаешь во мне дыру, и, да, ты был моим вторым выбором, так что...– я пожимаю плечами при виде его улыбки. Мы смотрим друг на друга долгое время, прежде чем он переводит свой взгляд на экран телевизора. Ещё один тачдаун засчитан, ещё один удар и длинная вереница ругательств следует за этим. Едва я хочу выйти, как Оливер садится ближе.

– Кажется, я помню другой порядок, – шепчет он хрипло в ухо, что вызывает во мне дрожь.

– Конечно, – шепчу я в ответ, не обращая внимание на бешено стучащее сердце в моей груди.

– Это правда, – он садится ближе, кладя свою руку на мою, а в моей груди происходит очередной двойной кувырок.

– У тебя свои воспоминания, у меня свои.

Выражение его лица меняется от игривого до серьезного.

– Да, наверное, – вздыхает он. – Так ты готова ко вторнику?

– Я... я очень взволнованна. Спасибо, что спросил меня, – надеюсь он понимает, насколько это важно для меня.

– Я не мог бы найти лучшего человека для этой работы, – он подталкивает мою ногу своей, и моё тело начинает вибрировать при этом прикосновении.

– Хватит заигрывать со мной, – шепчу я.

– Или что? – шепчет он, склонив голову так, что его волосы спадают на левый глаз, каждый раз шевелясь, когда он моргает.

– Или Дарт Вейдер будет вынужден достать свой световой меч.

– Поверь мне, он не захочет конкурировать с моим, – говорит он, и вибрация от его смеха передается мне.

Когда смысл его слов доходит до меня, мой рот широко открывается, и он смеётся еще пуще прежнего.

– Некоторые вещи не меняются, – качая головой, произношу я.

Его глаза темнеют.

– Иногда, они становятся лучше.

Я отворачиваюсь, решив посидеть ещё пару минут, перед тем, как вернутся в свою комнату под предлогом того, что мне нужно увидеть Миа, прежде чем отправится на ужин с родителями Уайта.

После того как я попрощалась, я продолжаю думать о словах Оливера. Клянусь, мысли об этом мужчине преследуют меня больше чем о мертвом женихе. Это расстраивает.

Глава 6

Раньше я была из тех девушек, которые всегда смотрят на вещи с оптимизмом, но, когда жизнь делает внезапный поворот и бьет тебя по лицу, это заставляет стать реалистом. Я не циник, просто больше не смотрю на жизнь сквозь призму розовых очков.

День начался достаточно спокойно. Мама позвонила в очередной раз с предложением сходить на свидание с Дереком. Думаю, она представляла нас вместе с ним с тех пор, как мне исполнилось 6. На этот раз я сказала да. Счастливые крики, разрывали динамик моего телефона, если не больше. Казалось, будто она выпустила наружу свою внутреннюю гиену. Надо будет ей перезвонить, когда успокоится.

Сейчас галерея безупречна, именно так, как я любила. Особенно после разгрома, что устроила младшая группа. Это началось, когда тринадцатилетний Финли пригласил Веронику на свидание. Лучший друг Финли, Брэтт, видимо, тоже хотел ее пригласить, но, когда услышал их разговор, и ее согласие, он взбесился. Взбесился. В моей студии! Он бросил свою кисть в Финли, обрызгав голубой краской все стены. Мне пришлось разогнать их и вызвать родителей, чтобы они забрали мальчишек.

Поэтому я здесь уже час, отмываю краску со всех поверхностей. Единственное спасение в том, что комната, в которой мы занимаемся, является отдельным замкнутым пространством, иначе я бы не пережила, если краска попала на одно из полотен местных художников или Уайта... я бы умерла. Я падаю на задницу, когда устало, согнувшись осматриваюсь вокруг еще раз. Детские картины по-прежнему на тех мольбертах, где их оставили, и я снова смотрю на «мрачный день», над которым работал Фин. Серое небо, волны разбиваются о скалы, океан прорисован темно синими мазками настолько реалистично, что мне захотелось к воде. Я встаю, начинаю собирать вещи для встречи в больнице в отдельную коробку и отношу ее к двери. Как заклятие, вижу брызги краски на своей руке, который попали вовремя боя на кисточках. Чертовы дети.

После захода солнца температура падает, как будто кто-то поставил для него таймер – ветер точно знает, когда именно нужен его порыв, я плотнее кутаюсь от его ударов, тяну за рукава моей легкой куртки приближаясь к воде.

Я останавливаюсь и прислушиваюсь к волнам, чувствуя себя намного легче. Помимо других галерей в этом районе прибрежная зона представляла собой огромную точку продаж, когда мы получили место. Если я закрою глаза и представлю достаточно хорошо, я смогу увидеть Уайта, бегущего по пляжу с его доской в руке, его влажный костюм красиво обтягивает сильное тело. Воспоминания заставляют меня улыбнуться, даже не смотря на сердце, которое сейчас разорвется в груди.

Когда я возвращаюсь в студию, эта мысль бывает первой. Не галерея, не то, как он работал в ней, пока я пряталась в задней комнате, не наши совместные завтраки или его улыбка, когда я заходила в комнату, а именно он, бегущий по кромке воды.

Серфинг был, пожалуй, единственной вещью, объединяющей Уайта с моим братом. Когда мы впервые пришли вместе, моя мама пошутила, что я нарочно притащила домой творческого человека, как будто специально искала. Забудьте о том факте, что он был невероятно успешен, сделал над собой усилие, и надел на первую встречу с моими родителями костюм. Моя мама видела его под всем этим. Не в плохом смысле. Она выросла, чтобы принять Уайта, как сделал мой папа. Вик никогда не пытался, но и ничего не говорил. Я думаю, все они видели его как продолжение меня. Я уже была вроде аутсайдера в их мире так или иначе. Папа – дантист, мама – профессор английской литературы, поэтому все предполагали, что их дети последуют по их стопам. Но Вик стал адвокатом, а я художником. Но, несмотря на это, они всегда нас поддерживали. Они любят мою работу и ободряют меня, так что, даже если я была паршивой овцой в стаде, я никогда не чувствовала себя одиноко.

Когда я достигла песка, я сделала очень глубокий вдох и закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Каждая секунда на счету. Живи моментом. Это жизнь и это все, что имеет значение. Это такие простые истины, но о них так легко забыть. Океан как постоянное напоминание об этом… Большие волны против скал, очищают их, но остаются очень опасными. Я сажусь на песок и смотрю на серферов, молодых и взрослых, и позволяю звукам омывать меня. Вместо того, чтобы заглушить мою накопившуюся печаль, это все режет меня надвое. Годовщина смерти Уайта была пару дней назад. Он прошел без особого поминания. Кроме меня и его родителей, просто потому что нам надо было проверить друг друга.

Чуть больше года назад я была на этом пляже по совершенно другой причине. Я видела мчащуюся по песку скорую и последовала за ней из чистого любопытства. Боже. Что было бы, если бы я не последовала за ней? Как бы я узнала? Хмурясь, я подошла к воде, осматривая небольшую толпу людей, в основном, серферов, и парамедиков. Когда я пробивалась сквозь группу людей, я чувствовала, что будто душа вылетела из моего тела. Создавалось впечатление, что меня тянет в хаос, но инстинктивно знала, что мне не надо туда...я шла очень медленно. Я мельком увидела тело на песке. Святое дерьмо...тело выглядит как...но.... Я в панике посмотрела на свой телефон, затем в сторону галереи, потом на пляж и небольшую раскрашенную лачугу, которая продавала напитки. Все это время сердце громко стучало в груди.

Мои ноги понесли меня вперед ближе к парамедикам... ближе к телу. И тогда я увидела его. Я действительно увидела его. Его длинные, светлые волосы веером рассыпались по песку, его карие глаза были закрыты, и его влажный костюм был отдернут вниз открывая торс. Мое зрение поплыло, стены, которых не было, стали сжиматься вокруг меня. Я чувствовала, как исчезаю. Как будто я была там, но не на самом деле, потому что я не должна смотреть на то, что было перед глазами. Мои колени подогнулись, когда я наконец-то достигла его, и увидела, как белы его губы, и как бледно его лицо.

– Уайт? – я слышала себя как будто со стороны, будто говорил кто-то другой...кто-то в панике, кто-то, кто потерял любовь всей своей жизни, человека без которого не видел себя. – Что случилось? Что случилось, Уайт?

Я кричала и кричала, пока паника окончательно не накрыла меня

Один из врачей сжал мне плечи, пока я смотрела, как они работают над ним. Я видела в кино миллион раз, как подключают этот аппарат, дают разряд, чтобы сердце снова начало стучать. Когда я увидела его, я упала на колени с криком. Я вцепилась в теплый песок подо мной, в то время как один из медиков пытался меня успокоить.

– Почему он не приходит в себя? – я рыдала. – Почему не позволяют подойти к нему?

– Я прошу вас оставаться спокойной!

Мои мольбы вырывались воем, а звук прилива разбивался позади нас.

– Он просто катался на серфе, —сказал кто-то позади меня.

– Это длится уже слишком долго, чтобы не уничтожить его, – добавил другой.

– Я позвонил девять-один-один, когда понял, что он слишком долго не выходит, – сказал третий. – Надеюсь он выкарабкается!

Доктор помог мне подняться с колен, когда они положили Уайта на носилки, и позволили мне сесть в заднюю часть машины скорой помощи. Я сидела рядом с его ногами и смотрела на его лицо.

– Он будет в порядке? – спросила я, наполовину рыдая, наполовину визжа.

Никто не ответил. Они просто продолжали давить на его груди и дышать в его рот. Они констатировали смерть по прибытию в больницу еще до того, как вынесли каталку. Я знала, что он ушел, еще до того, как они сказали это. Но ты осознаешь это именно в тот момент, когда слышишь это от них и от этого становится только больнее. Дни шли, а я будто потерялась. Ему было всего тридцать пять, и он был превосходным пловцом. Единственное, о чем я могла думать, что он больше не посмотрит на меня своими карими глазами. Эти руки больше никогда не нарисуют. Эти губы никогда не улыбнуться. И возвращаясь на этот пляж... всегда возвращаются воспоминания.

Вскрытие показало, что это был сердечный приступ, когда он был в воде и в легких было недостаточно воздуха, чтобы он утонул. Но единственная вещь, о которой я могла думать...ему было всего-то тридцать пять.

Я больше не плачу, когда прихожу сюда. Это место больше не ассоциируется только с плохими воспоминаниями, потому что я знаю, как он любил это место, так же, как и галерею. Сегодня, что ж ... сегодня я плачу. Сегодня я отпускаю его и буду помнить его улыбку на лице, когда мы завтракали. Я закрываю мои глаза и делаю вдох. Чувствую запах сухой краски, ее блеск. И обнимаю его крепко в памяти, также, как буду в его объятьях сегодня ночью. И пусть эти мысли разбивают меня, я надеюсь, что даже на расстоянии волны смогут смыть мою боль. Завтра я буду в порядке, но сегодня я позволю ранам кровоточить. И это тоже нормально.

Глава 7

Один интересный факт о жизни. Никогда не знаешь, когда она покажет тебе ту или иную вещь и то, как глубоко это касается тебя, и ты не сможешь повлиять на это, но в итоге будешь благодарен ей... даже если это нечто плохое. Вот, что чувствую, когда вижу детей в инвалидных креслах, идя по коридору в больнице. Двигаясь по направлению к офису Джен, внезапно вижу Оливера, который с кем-то говорит, выходя из палаты, и останавливаюсь, как вкопанная. По-видимому, больница держит его бесконечное количество часов, потому как каждый раз, когда Вик упоминает его имя, Оливер всегда здесь.

Я все еще стою на месте, когда он закрывает дверь и двигается по направлению ко мне. Зеленая ординаторская форма и халат врача не делают ничего, чтобы хоть немного сделать его менее привлекательным. Если быть совсем честной, то выглядит он еще лучше, и он это определенно знает. Его уверенный шаг и однобокая ухмылка заставляют мое сердце громыхать.

– Ты рано, – говорит Оливер, останавливаясь на против меня.

– Нет, я вовремя, – хмурюсь я.

– Ну, это рано для тебя, ты любишь опаздывать, – ухмыляется он.

– Да, раньше я всегда опаздывала, теперь я всегда прихожу вовремя.

– Я впечатлен, – говорит он, а его игривый взгляд изучает мое лицо. В моих руках коробки, и я вынуждена подуть на прядь волос, упавшую мне на лицо. Оливер посмеивается и берет мою прядь, заправляя ее за ухо. Вроде обычный жест, но именно у него получается сделать его таким интимным. Он все еще смотрит на меня, а его рука за моим ухом, когда он подходит ближе. Я никогда не была так счастлива, обнимая коробку, потому что то, как он на меня смотрит, заставляет все внутри меня трепетать, и я не уверена, чтобы сделали мои руки, если бы были свободны.

– Что? – спрашиваю я шепотом.

– Ты действительно выросла, – отвечает Оливер, понижая голос. Он зажигает маленьких бабочек в моем животе, и они взлетают.

– Звучит так, будто ты намного старше меня.

Подрастая, Оливер очень любил напоминать, что он старше меня. Иногда он говорил это очень теплым тоном, в другие времена это звучало, как проклятие. Обычно, проклятьем это было, когда он играл в паре со мной. А однажды он сказал это...

Он мягко улыбнулся.

– Я достаточно взрослый, чтобы прекрасно все понимать.

Мой рот удивленно открывается, и я роняю руку. Он что правда это сказал?

Оливер откашливается, и кажется тоже все припоминает.

– Мне надо идти. Я не хочу сильно опоздать, – говорю я, удирая от него, пока он не остановил меня.

Что он делает?!

Что я делаю?!

Я останавливаюсь напротив таблички: Дженнифер Дарсия, помощник координатора. И стучусь в дверь. Она приглашает меня зайти, и я открываю дверь, бедром толкая ее, чтобы она закрылась обратно. Ставлю коробку на одно из пустых кресел напротив ее письменного стола и улыбаюсь.

– Привет, я Эстель.

– Присаживайся, я Джен, – отвечает она.

Мы пожимаем друг другу руки, и я сажусь на свободный стул. Она выглядит как картинка, во вкусе Оливера. Белокурые волосы, яркие голубые глаза, милая улыбка и большие сиськи. Единственная вещь, которая бросается в глаза, она намного старше. Думаю, лет на десять, что, конечно же, полностью все меняет для Оливера. Возможная версия: она слишком стара, я слишком молода.