Текст книги "Калейдоскоп моего сердца (ЛП)"

Автор книги: Клэр Контрерас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

 – Это определенно самая неудобная форма наказания. Думаю, в следующий раз я выберу порку, – говорю я Мии, улыбаясь, и Оливер смеется. Я опускаю голову, когда он обнимает меня и находит застежку моего лифчика.

 – Тебе нужно смотреть на него, – говорит Миа. Я вздыхаю и от того, что вижу в его взгляде, понимаю, что потребуется вся моя сила воли, чтобы не отвернуться и не закрыть глаза.

Его пальцы расстегнули мой бюстгальтер, и как только он ослаб, Оливер поднял руки к моим плечам и медленно спустил лямки по моим рукам, пытаясь не соприкоснуться с моей кожей. Мой живот скрутило, мое сердце в горле, и я чувствую, что могу вырвать из-за нервов, циркулирующих внутри меня прямо сейчас. Я очень сильно молюсь, чтобы этого не случилось.

 – Хорошо? – шепчет он, дыша мне в рот.

– Отлично, – шепчу я, и наши носы слегка соприкасаются.

– Элли, положи свою правую руку на свою грудь, как будто ты их закрываешь. Бин, продолжай смотреть на нее так и пригладь свои волосы с моей стороны, – говорит Миа. Я полностью потерялась в его глазах. Я загипнотизирована тем, как он справляется со мной, глядя на меня. Я не могу ничего сделать, кроме как дышать и смотреть вперед.

 – Ты такая красивая, – говорит он. Его гортанный голос, смешанный с похотью в глазах, заставляет мой живот падать, а губы открыться. Оливер воспринимает это как приглашение приблизиться и прикоснуться к моим губам.

 – Отлично, – говорит Миа, напоминая мне, что у нас есть аудитория. – Дерьмо. Я скоро вернусь. Я забыла резервную батарею в машине.

Я отодвигаюсь, не отрывая глаз от него, и опускаю руку с груди. Ему очень тяжело не смотреть вниз. Я улыбаюсь, задаваясь вопросом, сколько времени потребуется, чтобы его глаза опустились, но они этого не делают. Он продолжает смотреть мне в глаза, прикасается к моим волосам, щекам…Он двигается вперед и раздвигает ноги по обе стороны от меня так, что наши полуобнаженные тела почти касаются друг друга.

– Как думаешь, долго ли еще нам нужно это делать? – шепчу я, перевожу свое внимание то на его рот, то на глаза.

– Не знаю. Как бы я хотел, чтобы это заняло целый день.

– Это определенно интересное дружеское свидание, – говорю я с улыбкой. Он вспыхивает своей очаровательной полуулыбкой.

– Ты все еще думаешь, что это дружеское свидание?

Дверь открывается и закрывается. Мы поворачиваем головы к Мии, при виде нас она резко остановилась.

 – Вот, черт. Эта поза! Если я смогу сделать пару снимков с этой позой, то я думаю, что работу можно считать оконченной.

Мы с Оливером снова сталкиваемся взглядами, когда она настраивает камеру.

– Почему ты это сделал? Поменялся с Марлоном. Я имею в виду, кроме чрезмерной опеки, старшего брата.

Он озадаченно смотрит на меня, что почти выглядит смешным с тем, как его челюсть отпала.

– Ты думаешь, что я тебе как старший брат?

Я пожимаю плечами.

– Ты скажи.

– Элли, я сижу в постели, с практически обнаженной тобой, делая все, что в моих силах, чтобы удержаться, потому что у нас есть аудитория, и, как ты видишь, ничего не работает. – Я смотрю вниз на большую выпуклусть в его боксерах. – Да. Очевидно, я не вижу тебя как свою младшую сестренку. Я даже не могу поверить…– он останавливается раздраженный.

– Хорошо. Посмотрите друг на друга, – говорит Миа. – Поза, держите ее.

 Его рука возвращается к моим волосам, мои снова опускаются на грудь, и мы смотрим друг другу в глаза.

– Я так сильно хочу поцеловать тебя сейчас, – шепчет он мне в губы.

– Не надо, – говорю я, тяжело дыша. – Правило.

– Мне не нравятся правила.

– Оливер, пожалуйста, не надо.

– Мне нравится, когда ты называешь меня Оливером, – говорит он, его нижняя губа оказывается между моими. Он не двигается, просто ждет, когда я сомкну свои губы и поцелую его. Затем он стонет и впивается в мой рот, прежде чем я понимаю, что происходит, я оказываюсь на спине, а он на мне, углубляя поцелуй, который не должен был произойти. Но когда его язык касается моего, а пальцы в моих волосах, я не могу не ответить взаимностью, наши тела переплетаются друг с другом. Только когда мы слышим громкий кашель, мы отрываемся друг от друга.

– Что ж… это было… – говорит Миа, размахивая руками. – Могу честно сказать, что я видела многое на съемках, но это, безусловно, было самое горячее зрелище из всех. Ладно, милые, здесь мы закончили. Идите одеваться. Элли, нам нужно поговорить.

Оливер встает с меня и притягивает к себе. Мы оба до сих пор переводим дыхание после поцелуя, но теперь, когда снова загорелся свет, и момент прошел, я чувствую тяжесть случившегося и не могу заставить себя взглянуть на него. Вместо этого, я поворачиваюсь, пытаясь найти свой халат, надеваю его и встаю. Подойдя к ванной, я не смотрю на Оливера. Во всяком случае, это то, что мы делаем. У нас бывают моменты, а потом ничего. И это даже не должно было быть моментом, так что мне некого винить, кроме себя, за то, как мое сердце готово разорваться в любую минуту. В ванной я смотрю в зеркало и прикладываю руку к губам. Почему он заставляет меня чувствовать себя так каждый раз? Я закрываю глаза, вспоминая Уайта, его губы, прикосновения, и чувствую себя виноватой за то, что у меня есть этот момент с человеком, которого он никогда не одобрит. Не то, чтобы Уайт знал Оливера, но он знал о нем. Он узнал от меня об Оливере, когда мы впервые встретились, и после этого он просто никогда ему не нравился. Он был в ярости, когда узнал, что я пригласила его на торжественное открытие галереи, потому что он сказал, что Оливер не заслуживает того, чтобы дышать тем же воздухом, что и я. Он сказал, что я слишком хороша для кого-то вроде него. В то время я верила этому, потому что, когда мы хотим во что-то поверить, мы это и делаем. Уайт любил меня, несмотря на мое разбитое сердце. Я любила его из-за Оливера. Но теперь я вернулась на круги своя и не могу понять, осталось ли во мне хоть что-нибудь, что сможет заставить меня снова любить.

Глава 18

Я выхожу из ванной и вижу Мию с Оливером, ведущих тихий разговор. Судя по выражению ее лица, она говорит ему держаться от меня подальше, как будто я какая-то девица, попавшая в беду и не умеющая за себя постоять. Когда они слышат, как я приближаюсь, они перестают говорить и снова обращают внимание на камеру в ее руке.

 – Фотографии невероятные, – кивает она, поворачивая камеру, чтобы я могла увидеть их.

 – Вау. Не могу поверить, что это мы. Мы выглядим так… – Мои глаза обращаются на Оливера, который смотрит на меня, и я хочу потеряться в его взгляде. Я быстро отворачиваюсь и возвращаюсь к просмотру остальных снимков.

– Это тебе не навредит? – спрашиваю я, глядя на него снова. – Я имею в виду, для работы. Для твоей ординатуры или будущей работы.

Он пожимает плечами и смотрит на фотографии.

– Я хочу копии.

– Зачем? – спрашиваю немного оборонительно.

– Ваши лица будут светиться не так много, – говорит Миа, прерывая нас. – Поверьте мне, когда я закончу редактировать, вы оба захотите их заполучить.

– Для какого журнала они? – спрашиваю я.

– V!

– Черт возьми, – дышу я, глядя на Оливера, который выглядит впечатленным.

– Я знаю. Я так взволнована!

– Да. Прекрасно. Меня сейчас стошнит, – тихо говорю я.

– Почему? Это красивые фотографии.

– Да, но я позирую с полуголым лучшим другом Виктора!

– И? – говорит она.

 Я смотрю на нее как на сумасшедшую и обращаю свое внимание на Оливера, который смотрит в другую сторону. Конечно, он об этом не думал.

 – Когда их напечатают?  – спрашиваю я.

 – В… месяц? Прямо перед днем Благодарения.

 Я киваю. Думаю, если я расскажу об этом моим родителям и Виктору, прежде чем они смогут это увидеть, все будет не так уж плохо. Виктору обязательно понадобится время, чтобы это осмыслить.

– Окей. Что еще нужно?

Миа смотрит на Оливера.

 – Мне нужно поговорить с Элли. Я могу отвезти ее домой, если хочешь.

 Он смотрит на меня, почесывая затылок. Я пожимаю плечами, он пожимает плечами, а затем говорит:

– Конечно, – прежде чем поцеловать нас в щеку и уйти.

Тогда я начинаю чувствовать себя убийственно. Как он смог просто уйти?

 – Ты можешь поверить в это дерьмо? – Я говорю после того, как он уходит. – Мы просто сделали это. – Я смотрю на кровать. – И он уходит в середине нашего свидания сразу после того, как мой брат и вся общественность увидят эти фотографии. Я даже не знаю, почему я беспокоюсь.

Миа закатывает глаза.

 – Ты точно знаешь, почему беспокоишься. Он как твой наркотик. Независимо от того, как далеко ты идешь или какие сумасшедшие меры принимаешь, чтобы держаться подальше от него, вы всегда возвращаетесь туда, откуда начали.

– Не в этот раз, – говорю я категорично. – На этот раз ничего не произойдет.

Миа смеется.

 – Элли, то, что я только что увидела, говорит об обратном, – говорит она, размахивая камерой. – Ты не справишься с этим.

– Это не имеет значения.

– Ты сказала, что тебе нужно двигаться дальше.

– Да, но не с ним. Ты сама сказала, что это плохая идея.

– Может быть, я ошибалась. Может, это неплохая идея.

– О, правда? – Я закатываю глаза. – Ты поняла это после нескольких фотографий?

– Нет. Я поняла все это после разговора с ним. Я думаю, он повзрослел.

Я неистово машу в сторону двери.

– Он только что ушел! Снова!

Миа пожимает плечами.

– Да, потому что я попросила его. Ты чувствуешь себя виноватой за мысли переспать с кем-то?

– Я так не думаю. Думаю, я боюсь только его самого.

Миа наклоняется и обнимает меня.

– Любовь должна быть пугающей.

– Любовь должна быть комфортной, – отвечаю я.

– Ты действительно в это веришь?

– С Уайтом было комфортно.

– Уайт не доводил тебя до истерик, не заставлял тебя разбивать свои новые тарелки Айзека Мизрахи, потому что он не звонил или не появлялся в течение нескольких недель, когда ты узнавала, что он будет жить в четырех часах езды.

Я опускаю руки и смотрю на нее, как будто она сказала самое важное в жизни.

– Как ты думаешь, можно любить совершенно по-разному?

– Ты имеешь в виду: влюбиться без памяти или просто любить? – спрашивает она. Я пожимаю плечами, посмотрев на дверь.

 – Да, как любовь родственных душ и просто любовь.

– Любовь родственных душ? – она спрашивает, смеясь. – Насколько я могу судить, единственная моя родственная душа – это ты. И Роберт, возможно, раз он мой близнец.

 – Я не знаю… В смысле, я не хочу думать, что я не любила Уайта. Это заставляет меня чувствовать себя так плохо, понимаешь? Он умер таким молодым, и меня огорчают мысли о том, что я не была любовью всей его жизни.

– О, милая, – говорит Миа, притягивая меня к себе, когда мы идем к машине. – Но ты его так сильно любила. Ты так много бросила ради него, Элли. Танцы, друзей, время, которое ты проводила со своей семьей…

– Да, но он мне тоже многое дал. Мастерская…он научил меня оттачивать свое мастерство… и он оставил мне свой дом.

– Я не говорю, что он не был хорошим парнем для тебя, но был ли он всегда твоим? Ты же знаешь, я не согласна с этим.

Мы едем в тишине, а затем начинаем петь Taylor Swift, которую мы обе любим. Когда мы добираемся до дома моего брата, мне немного обидно, что машины Оливера там нет. Он действительно сбежал. Снова. Невероятно. Только после того, как я принимаю душ и залажу в постель, понимаю, что не могу оставить это. Не в этот раз. Я отправляю ему сообщение и смотрю на свой телефон, пока он не ответит.

Не могу поверить, что ты сбежал.

Миа сказала, что вам нужно поговорить. Я бы остался, если бы ты этого хотела.

Я хотела этого.

Почему?

Я смотрю на телефон, как будто он объяснит, почему мужчины так глупы, и решаю не отвечать ему. Бросаю его на тумбочку и натягиваю одеяло на голову. Солнце только садится, но я чувствую себя истощенной. Я сплю, пока что-то не будит меня…шепот у моего лица… руки на голове. Мои глаза открываются, и я быстро поднимаюсь.

– Это я.

 Я задыхаюсь и смотрю на Оливера рядом со мной.

– Что ты здесь делаешь? – шепчу, глядя в приоткрытую дверь. – Где Вик?

 Он пожимает плечом и кладет палец на мои губы, чтобы заставить меня замолчать.

 – Он уже отключился. Я могу остаться?

Я нахмурилась.

– Что случилось с твоей кроватью?

– Тебя в ней нет.

Я отодвигаюсь от него, так как мое сердце гремит.

– Я даже не видела твоей кровати.

– А хотела бы? – спрашивает он, понижая свой голос.

– Перестань так на меня смотреть.

– Как, милая Элли? – спрашивает он, пытаясь скрыть улыбку.

– Как будто хочешь меня съесть целиком.

– Никогда не думала, что я хочу это сделать? – Он приближается, и я задерживаю дыхание. – Без глупостей сегодня. Я обещаю. Слово скаута.

– Ты никогда не был Бойскаутом.

Он усмехается.

– Хорошо, но я обещаю, что ничего не буду делать. Я просто хочу быть с тобой сегодня.

– В последний раз, когда ты это говорил…

– Я был идиотом.

 Я закрываю глаза.

– Что насчет моего брата?

– Что насчет него?

– Что, если он придет сюда и увидит тебя?

Рука Оливера сжимает мою талию, и он тянет меня к себе, сталкиваясь носами.

– Чтобы ты хотела, я сделал, если он увидит?

– Я не знаю, – прошептала я, и мое дыхание сковал его темный взгляд.

– Ты хочешь, чтобы я сказал ему, что ты все, о чем я думаю? – спрашивает он шепотом. Я качаю головой, и наши носы соприкасаются. Я не готова к тому, чтобы Виктор узнал об этом.

– Скажи мне, почему ты хотела, чтобы я остался.

– Потому что мы не закончили с нашим дружеским свиданием.

Оливер усмехнулся.

– После этого дружеского свидания мне пришлось вернуться домой и принять самый долгий душ в моей жизни.

– Мне тоже, – говорю я шепотом, щеки горят, когда я смотрю на него сквозь ресницы. Его лицо становится совершенно серьезным, и он стонет.

– Боже, Элли, зачем ты мне это сказала?

Я смеюсь.

– О чем? Что я трогала себя, думая о тебе?

 Его глаза немного прикрылись.

– Если ты хочешь, чтобы я сдержал слово, нам нужно прекратить этот разговор.

– Ладно, – я усмехаюсь и поворачиваюсь спиной к его груди. Он прижимает меня к себе.

– Расскажи мне историю, – говорю я, зевая.

– Какую? – бормочет он, целуя меня в голову.

– Любую. Как и те, которые ты мне рассказывал, когда мы были молоды.

– Хорошо, – он делает паузу и крепче меня обнимает. – Жила была маленькая девочка по имени Кассия. Обычно она гуляла в одиночестве и говорила сама с собой.

Я толкаю его.

– С растениями, а не с собой.

 Он смеется.

 – О, верно. Раньше она говорила с растениями. Однажды маленький мальчик по имени Джетер спросил ее…

– Джетер? – спрашиваю я, глядя на него через плечо. – Как бейсболист?

Оливер смеется и качает головой, прижимаясь ко мне.

– Я и забыл, сколько еще раз ты меня будешь перебивать, – говорит он мне в шею.

– Ну, ты всегда говорил о том, какая я странная, потому что слушаю твои истории.

Его вздох посылает дрожь по моему телу.

– Хорошо, тогда перейдем к шуткам.

Я стону.

– Ненавижу твои шутки.

– Ты не можешь мне это говорить! – издевается он, когда его руки тянутся вниз по моему телу. – В чем ты?

Мои глаза открылись, и я рада, что мы в темноте.

 – Это одна из рубашек Уайта, – шепчу я.

Руки Оливера перестают двигаться по моему животу.

– Ты много его вещей хранишь?

Я отвернулась и обхватила подушку. Он делает то же самое.

 – Только рубашки. Я отдала его родителям фотографии и другие вещи, которые я не хотела видеть, но никак не могу избавиться от рубашек.

 – Это потому, что ты скучаешь по нему? – спрашивает он.

 – Плохо, что на днях меня интересовал этот же вопрос? Что все эти вопросы внезапно появляются у меня в голове?

Оливер проводит тыльной стороной ладони по лицу.

 – Какие?

 – Ты действительно хочешь знать?

 – Конечно. Я хочу знать все, что ты хочешь мне рассказать.

Я молчу еще немного и снова удивляюсь, почему он действительно занял место Марлона на фотосессии. Может быть, он просто защищал меня, на самом деле, это не был его способ пометить территорию. В конце концов, это Оливер. Он действительно не помечает территорию, он просто перемалывает на бульдозере и уходит, прежде чем он даже заметит повреждение.

 – Хорошо. Ну, когда он только умер, я чувствовала, что не могу дышать, особенно ночью, когда была одна, но со временем все стало лучше…

 – А теперь?

 – А теперь, иногда я совсем не скучаю по нему, – шепчу я. Я чувствую себя неблагодарной…неверной. Как будто это позорные мысли, не говоря уже о том, чтобы озвучивать их вслух, особенно Оливеру. Я поворачиваюсь и снова погружаюсь в тепло Оливера.

 – Это нормально если ты будешь счастлива после него. Ты знаешь это? – говорит он, снова мне в шею.

Я глотаю.

 – Полагаю, что так. Иногда я чувствую себя виноватой. Мы жили вместе. Мы были помолвлены. Это большое обязательство.

Оливер долго молчит, прежде чем заговорить.

 – Долгое время я не мог себе представить, что когда-нибудь женюсь. Ни для кого не секрет, что у меня всегда было отвращение к обязательствам, – тихо говорит он. – Не считая университета или работы, но женщины…повзрослев, я так и не нашел того, с кем хотел бы связать свою жизнь. – Он шепчет последнюю часть, и мое сердце поднимается к горлу, прежде чем он продолжит. – Кроме одной девушки. Она всегда смотрела на меня, как будто я был кем-то, хотя это не так. И конечно, удача на моей стороне, она та девушка, с которой я могу попытаться это сделать, но я не могу этого иметь. Я так старался держаться от нее подальше. – Он целует мое плечо. – Я постоянно напоминал себе, что произойдет, если мой лучший друг узнает о моих чувствах. Я держал их при себе так долго, даже после того, как девушка попросила меня поцеловать ее. И после того, как я спросил у девушки разрешения на поцелуй. И после того, как она позволила мне прикоснуться к ней в ванной на вечеринке. И после того, как она коснулась меня в чужой спальне.

– Почему ты никогда не рассказывал ей о своих чувствах? – шепчу я. Он прижимается лицом к моей шее, и я закрываю глаза, когда чувствую его дыхание.

– Потому что я был идиотом.

– Эй, Оливер?

– Да?

– Я могу спать сегодня в твоей рубашке? – шепчу я. Он сжимает меня сильнее и зарывается головой мне в волосы. Я собираюсь взять слова обратно и сказать, что я просто пошутила, когда он убирает руки и садится. Я слежу за его движением и смотрю сквозь тьму, как он стягивает рубашку со своей головы. Я делаю то же самое, медленно стягивая через голову, и бросаю ее к шкафу, в самый дальний угол комнаты.

 – Эй, Оливер, – шепчу я снова.

 – Да, Элли? – он шепчет в ответ. Я могу чувствовать, как его грудь поднимается и опускается.

 – Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне. – Я закатываю глаза. Не потому, что я стесняюсь, а потому, что у меня не было этого так долго. Так, так долго. И я боюсь, какой будет его реакция. Хуже того, я боюсь, что он откажется. Он откидывает голову назад и выдыхает. Когда я думаю, что он скажет мне, что не может, или что мой брат может проснуться в любой момент, или что ему нужно идти, его руки протягивают и хватают меня. – Только если ты хочешь, – добавляю я, когда его руки перестают двигаться. От его глубокого хихиканья трясется кровать.

– Только если я захочу, – повторяет он, прислонившись ближе, его руки проходятся по моей груди с обеих сторон. – Боже, Эстель, ты не знаешь, как сильно я этого хочу.

Он подталкивает мое тело вперед, что я держусь за его плечи. Его большие руки прямо под моей грудью, поэтому я наклоняюсь немного больше, надеясь, что он поймет намек. Его смех дает мне знать, что он понял намек, но полностью игнорирует его.

 – Бин, пожалуйста, –  шепчу, сильнее впиваясь в него руками.

 – Бина сейчас нет, – шепчет он, опуская голову и оставляя нежные поцелуи от шеи до ключицы, через плечо и обратно.

– Оливер, пожалуйста, – говорю я, откидывая голову назад, когда его губы достигают впадины моего горла.

– Скажи мне, чего ты хочешь, детка. Скажи мне, где ты хочешь, чтобы я тебя касался, – он проурчал голосом, который заводил меня.

 – Везде… Везде.

Его руки, наконец, движутся наверх так, что легко задевают мои соски, пропуская дрожь через все мое сердце.

 – Еще, – говорю я, толкая его на кровать, чтобы оседлать его ноги. Я трусь об него, когда целую в губы. Он стонет мне в рот, погружая в него свой язык и исследуя, как голодный человек, ищущий свою еду. Однако давление его рук не увеличивается. Он просто продолжает мягко исследовать мое тело, как будто я сделана из стекла. Его пальцы порхают вверх и вниз: над моей грудью, вдоль моей шеи, вниз по моему животу, и останавливаются прямо над резинкой моих трусиков.

– Пожалуйста, продолжай, – говорю не своим голосом. Мои ноги дрожат, а он даже не прикоснулся к ним. Оливер отодвигает голову назад и вытягивает мое лицо на лунный свет, проходящий через окно. Он осматривает мое лицо, и я отчаянно киваю, когда он улыбается.

– Если я сделаю это, мы продолжим наше дружеское свидание? – спрашивает он. Тот факт, что он может шутить, в то время, когда мне кажется, что я разваливаюсь – немного бесит, поэтому вместо ответа, я хватаю его руки и толкаю их, намекая.

Оливер качает головой.

– Это все еще дружеское свидание?

– Я не знаю, –  шепчу, довольно громко, мое нетерпение вырывается наружу. – Мне все равно. Просто прикоснись ко мне!

Он улыбается и залазит рукой в мои трусики, его стон соответствует моему, когда он понимает, насколько я уже мокрая.

– Ты опасна для моего здоровья. Ты знаешь это?

– Тогда хорошо, что ты врач, – я хнычу, когда он вставляет свой палец в меня. Он делает круговые движения, которые заставляют мои глаза закрыться.

– Тебе это нравится? – он спрашивает мне в шею. Увеличивая темп, когда я киваю. Мои руки двигаются с его плеч, вниз по груди и в боксеры. Прежде чем он что-нибудь скажет, я накрываю рукой его длину и сжимаю.

– Иисус, бл*дь, Христос, Эстель, – он стонет, смещая свой вес, чтобы дать мне лучший доступ.

– Ты такой твердый, – шепчу я, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать его снова.

– Ты такая влажная, – говорит он мне в губы.

– Ты такой большой, – говорю я. Я забыла, как он выглядел и чувствовался. Он посмеивается, когда я продолжаю двигать рукой, соответствуя его ритму.

 – Ты такая тугая, – стонет он, обводя мой клитор большим пальцем, пока двигает другими пальцами внутри меня.

– Я собираюсь…Я собираюсь…

 Я задыхаюсь перед тем, как в глазах запылают яркие огни. Я продолжаю двигать рукой, пока он стонет, и я чувствую горячую жидкость на руке. Мы сидим так мгновение, без слов, только тяжелые звуки дыхания. Наконец, он целует меня в лоб и встает, чтобы очиститься. Я не знаю, ожидает ли он, что я последую за ним, но, когда я смотрю на его широкие плечи, выходящие из комнаты, я не могу не задаться вопросом: было ли это ошибкой. Он приносит влажное полотенце и тщательно вытирает мне руки, и когда он возвращается снова, то занимает место рядом со мной. Никто из нас не говорит ни слова, пока мы успокаиваемся, его руки вокруг меня, будто я лежу в маленьком коконе, который, возможно, был сделан для моего тела.

– Мне нравится держать тебя в своих объятиях, – говорит он, обдавая своим дыханием мое ухо.

 Мои глаза закрываются.

– Мне тоже.

 Слишком сильно. Слишком сильно.

– Сегодня мы нарушили много правил.

– Нарушили. И очень много, – говорю я, улыбаясь в темноту.

– Когда мы пойдем на следующее дружеское свидание?

– Сегодня ты спишь в моей постели, – напоминаю я ему.

– Ты накрасилась красной помадой.

Я смеюсь.

– Ты со своей дурацкой помадой.

– Я просто сказал, что женщина красит этот цвет на свидание, когда хочет перепихнуться.

Я качаю головой и смеюсь, он тоже смеется, держа меня крепче. Какое-то время мы молчим, и я думаю, что он заснул. Чувствую себя расслабленной, и сон начинает забирать меня. Когда я просыпаюсь на следующий день, солнце бьет в мое лицо, я одна в постели. Чувство грусти заполняет меня, но я отталкиваю его в сторону. Я сама это сделала. Я попросила об этом. Я подтолкнула его. Эти мысли не облегчают боль, которую я чувствую. Я снова закрываю глаза и выдыхаю. Когда я открываю их обратно, я вижу брошенную рубашку Уайта в углу. Возможно, он не был идеальным человеком, и у нас было много разногласий, но Уайт никогда не заставлял меня чувствовать не особенной для него. Он никогда не уходил после секса, не поцеловав меня и не сказав, какой я была прекрасной. Он бы никогда, никогда не оставил меня одну в постели, не признав, что мы разделили что-то особенное.

Слезы текут с моих глаз, когда я подхожу к шкафу и забираю рубашку. Я обнимаю ее, прося прощения, потому что с моей стороны это было неправильно. Я начинаю плакать, потому что разговариваю с рубашкой, а одета в рубашку другого человека. Человека, которому я позволила прикоснуться к себе, человека, который снова оставил меня. Дверь внезапно открывается, и я смотрю на входящего Оливера. Улыбка на его лице мгновенно падает, когда он смотрит на мое заплаканное лицо. Я сжимаю рубашку моего мертвого жениха…

– Я думала, ты ушел, – говорю я хриплым шепотом. Он не двигается, не говорит, просто смотрит какое-то мгновение. Наконец, он подходит ко мне и обхватывает руками мою голову, притягивая к своей твердой груди.

– Я не собирался уходить, не попрощавшись, – говорит он мне в волосы. Я думаю обо всем, что он делал…все время, что мы делали…и интересно, будет ли на этот раз

по-другому. – У меня была отличная ночь.

– У меня тоже, – шепчу я.

Он целует мою голову.

– Я не хочу все испортить, Элли. Поэтому я дам тебе немного времени, хорошо? Не потому что я не хочу тебя… не потому что я не считаю прошлую ночь невероятной…просто потому что я не хочу давить на тебя.

Он наклоняет мое лицо, чтобы всмотреться в него, и мое сердце поднимается к горлу, эти зеленые глаза пронзают меня.

– Я хочу, чтобы это произошло.

– Хорошо, – это все, что я могу прошептать, прежде чем он отпустит меня и выйдет за дверь. Я не знаю, что с этим делать. Я не знаю, что это такое. Все, что я знаю, это то, что я боюсь хотеть его так сильно, как это делаю. Я боюсь, что снова обожгусь.

***

Несколько дней спустя я просыпаюсь и надеваю синий медицинский халат, который мне дала медсестра Джемма, когда картина была еще совсем грязная. Как только я появляюсь в больнице, то вижу ее на станции медсестер, и она смеется.

– Ты здесь, чтобы помочь? – спрашивает она.

– Нет, если не хотите, чтобы иски о халатности начали появляться.

– Никогда не давать Эстель иглу. Понятно.

 Я смеюсь, покачав головой.

– Сегодня я быстро. Просто хочу убедиться, что все выглядит идеально.

– Последний день, – улыбается она. – Не буду лгать, я буду скучать по Мике.

– Ну, есть родильное отделение.

– Нееет! Не посылайте его туда! Сначала я должна сделать ставку на него!

Поговорив еще немного, я добираюсь до комнаты, в которой мы работали, и опускаю жалюзи, чтобы проверить высохла ли краска. Я улыбаюсь красоте того, что мы создали, и выбираю маленькую кисть, чтобы дорисовать облака, которые пропускают какой-то цвет.

– Я слышал, что ты здесь, – говорит Оливер позади меня, заставляя меня почти выйти за линии контура.

 – Никогда не подкрадывайся к человеку, держащему кисть.

Он смеется.

– Извини. Тебе нужна помощь? – Я перестаю красить кистью и бросаю через плечо хмурый взгляд, что заставляет его пожать плечами. – Я могу покрасить это.

– Возьми кисть. Облака нуждаются в другом цвете. Он делает, как я прошу, и стоит рядом со мной. Я смотрю на облако, которое он рисует и переходит к следующему, что находится на расстоянии нескольких шагов дальше.

– Кстати, ты отлично выглядишь в халате, – я стараюсь не улыбаться, но проваливаюсь. – Спасибо.

– Ты была бы хорошей медсестрой, – добавляет он. Я прекращаю рисовать и поворачиваюсь к нему с поднятой бровью.

– Но не очень хорошим доктором?

– Было бы забавно, если бы я сказал, что врачи важнее, чем медсестры, но это не так. В любом случае наоборот… Я не буду делать этого. Просто скажу, что ты будешь хороша в любой профессии, где требуется общение с людьми.

– Я буду это иметь в виду, если картина не сработает, – говорю я с улыбкой.

– То есть никогда? – Он хихикает, когда переходит к следующему облаку, на противоположной стороне комнаты. – Как ты думаешь, кем бы ты была, если бы искусства не существовало?

– Мертвой.

 Оливер опускает свою кисть и смотрит на меня.

– Никогда не говори так.

 Каким-то образом, одним взглядом, он убеждает меня.

– Хорошо, хорошо, наверное, учитель или школьный советник.

 Он кивает и возвращается к живописи.

– Я думаю, то, что ты делаешь в жизни, идеально. Весь этот проект действительно невероятный.

– Просто делаю все, что могу, – я пожимаю плечами.

– Почему ты это делаешь? – спрашивает он, идя ко мне. – Я знаю, как сильно ты любишь работать с детьми, поэтому я знал, что, придя сюда и рисуя с ними, тебе будет это нравиться…но это? Это многое значит, Элли.

Я отворачиваюсь от его взгляда на облако перед собой и смотрю на стену, когда отвечаю:

– Это отстой, когда у тебя плохой день, тебе нужно вставать утром и заниматься своим бизнесом, потому что это ожидается. Представь себе, что ты болеешь, и у тебя нет выбора, кроме как приехать сюда и застрять здесь, глядя на те же четыре безобразные стены каждый день. Все мои неудачные дни кажутся такими глупыми, когда я слышу, как эти дети говорят о том, с чем они имеют дело, и они даже не жалуются ни на что, – говорю я, выпуская дыхание, когда отпускаю руку и поворачиваюсь к Оливеру лицом. Мое сердце подпрыгивает от того, что я нахожу в его глазах. Я иду к нему и вытираю краску под левым глазом. – Ты выглядишь уставшим.

 – Это то, как выглядит двадцать часов работы подряд, но, как ты сказала, они не жалуются, и это не дает мне оснований жаловаться, – говорит он. Я отпустила руку и откинулась на пятки, все еще глядя на него.

– Ты хороший человек, Оливер Харт.

 Его губы растягиваются в улыбке, и я смотрю, как его рука поднимается. Я готовлюсь к его прикосновению, но его рука так и не добирается до моего лица.

– Ты великая женщина, Эстель Рубен.

– Искусство довольно эгоистично. Я создаю вещи для себя и надеюсь, что другим это понравится, но это не похоже на большее благо, когда я что-то делаю. То, что делаешь ты, с другой стороны, совершенно бескорыстно.

 Его зеленые глаза мерцают.

– Вот, где ты ошибаешься. Эта работа может показаться самоотверженной, но помощь этим детям заставляет меня чувствовать, что я оставляю свой след. Когда я помогаю им уехать в более здоровом состоянии, в отличие от их первоначального, это так… – Он вздыхает, отводя взгляд на мгновение. Его глаза снова встречаются с моими, он выглядит совершенно счастливым. – Это все. Я чувствую, что я важен.

– Ты действительно важен, – говорю я с улыбкой.

– Как и ты. Ты думаешь, что искусство эгоистично, но я думаю, что оно довольно щедро. Я не могу этого сделать. – Он машет руками по комнате. – Я провожу бессонные ночи и бесконечные дни здесь, чтобы убедиться, что этим детям становится лучше, но помимо дней, когда я объявляю, что они могут вернуться домой, я не улыбаюсь им.