Текст книги "Последний проблеск света (ЛП)"

Автор книги: Клэр Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Трэвис помогает, одной рукой держа эрекцию в нужном положении, а другой направляя мои бедра. Я медленно принимаю в себя его длину. Я мокрая и податливая и ахаю от удовольствия, пока он постепенно наполняет меня.

Он стонет и двигает бедрами подо мной.

– Бл*дь, Лейн. Ох, бл*ть. Ты ощущаешься так приятно.

Я ерзаю и опираюсь руками на его грудь. Мне так странно быть наверху. Весь контроль у меня, и я должна почувствовать себя могущественной, но вместо этого испытываю странную уязвимость. Будто я не уверена, как мое тело должно двигаться.

– Как тебе? – хрипло спрашивает Трэвис, скользя взглядом от моего раскрасневшегося лица и взъерошенных волос к моим обнаженным грудям и животу. Его взгляд падает на место, где мы соединены, и задерживается там.

– Хорошо. Это… хорошо.

– Если тебе не нравится, я могу быть сверху.

– Мне нравится, – мой голос звучит позорно запыхавшимся. – Просто это по-другому. Надо привыкнуть. Как я должна двигаться?

– Так, как тебе кажется приятным.

– Разве нет правильного способа это делать?

– Нет, конечно. Тут нет никаких правил. Просто попробуй всякое. Посмотри, что будет приятно.

– Но я хочу, чтобы тебе тоже было приятно.

Он весело фыркает и совершает толчок бедрами.

– Лейн, я внутри тебя, куда уж лучше. Мне точно будет приятно. Обещаю.

Он говорит искренне.

Я готова поклясться, что он говорит искренне.

Меня омывают эмоции и удовольствие.

Я пробую раскачиваться, наслаждаясь теснотой, трением, ощущением его эрекции во мне. Я изменяю угол, наклоняясь вперед. Затем я наклоняюсь назад, и это нравится мне еще сильнее. Я чувствую на себе взгляд Трэвиса, не отрывающийся от моего лица и тела, пока я двигаюсь.

Он держался за мои бедра, впиваясь пальцами в мягкую плоть моей задницы, но через пару минут он убирает одну руку и раздвигает мои лобковые волоски, находит клитор и начинает его массировать.

Моя голова запрокидывается, и с губ срывается протяжный, бесстыдный стон.

– Тебе это нравится? – спрашивает он низко и хрипло.

– Д-да. О да. Продолжай.

Мое раскачивание усиливается, пока он потирает меня, и я в мгновение ока кончаю, дрожа от быстрой и сильной разрядки.

– Это было хорошо, – бормочет он с улыбкой на губах. Он передвигает обе руки и накрывает мои обнаженные груди, кружа большими пальцами по соскам.

– Хорошо? Вот как ты думаешь? – я едва отдышалась, но стараюсь изобразить едкий тон.

– Выглядело явно хорошо.

– А ощущалось намного лучше, чем просто «хорошо», – признаюсь я.

– Отлично. Тогда давай попробуем еще раз.

Я не вижу причин возражать против такого плана, так что позволяю Трэвису ласкать меня, пока я раскачиваюсь на нем. Он мнет мои груди, после чего снова принимается за клитор. Он опять потирает меня, и на сей раз все ощущается еще приятнее. Я нетерпеливо подпрыгиваю на нем, когда оргазм зарождается. Трэвис продолжает свои ласки, и я кончаю, неряшливо, бесстыже и совершенно несдержанно, хотя знаю, что все это время он наблюдает за мной.

Когда удовольствие наконец-то утихает, я ахаю и цепляюсь за его плечи, едва в силах удержаться в прежнем положении.

– Ох, бл*ть, Лейн, – его голос звучит натужно, и Трэвис снова сжимает ладонями мою задницу. – Ты сейчас такая тесная. Ты ощущаешься так… ох, бл*ть, – его бедра вторили моему ритму, но теперь начинают двигаться по собственному желанию. Толкаться в меня со спешкой, которая доказывает – он наконец-то теряет контроль.

– Да. О да. Продолжай вот так. Именно так. О Боже, Трэвис, мне так нравится, – лепечу я, выгибая спину и позволяя ему трахать меня снизу. Обычно я бы смутилась от того, что так не контролирую свой язык, но сейчас мне просто все равно.

Во мне назревает очередной оргазм, а с моим сердцем происходит нечто иное.

В данный момент Трэвис берет то, что ему нужно от меня, и я хочу дать ему это.

Его пальцы впиваются в мою плоть, голова запрокинута и перекатывается по подушке.

– Бл*ть, Лейн. Ты такая горячая. Так хорошо. Так хорошо. Я никогда…

Мне хочется услышать, как он закончит это предложение, но этого так и не случается. Фраза сменяется беспомощным стоном, пока его пах совершает энергичные толчки.

Я снова кончаю, и мой крик разрядки застревает в горле, пока тело дрожит от удовольствия.

Затем Трэвис выдавливает:

– Ох, бл*ть, милая. Я вот-вот кончу. Тебе надо… Я вот-вот…

Он приподнимает меня, и его эрекция выскальзывает из меня. Он хватает основание своего ствола одной рукой и сжимает себя в момент разрядки, выплескивая сперму на низ моего живота.

Я падаю на него сверху, и Трэвис обнимает меня руками. Мы долго лежим вот так, запутавшись в объятиях, тяжело дышащие, вспотевшие, мокрые и перепачкавшиеся.

Это так приятно.

Так реально.

Его руки наконец-то разжимают хватку, и я приподнимаюсь.

Мы не на шутку испачкались. Сперма, кровь, пот и бог знает что еще.

Я стону, глядя на жидкости, размазавшиеся между нашими обнаженными телами.

Трэвис усмехается.

– Извозились мы, да?

– Да.

– Чертовски хорошо.

– Да.

– Я схожу за чем-нибудь, приведу нас в порядок.

– Нет, не сходишь. У тебя лодыжка больная. Я все равно буду с тобой сюсюкаться. Я сама нас помою.

Трэвис не спорит. И я слышу его тихий удовлетворенный смешок, пока иду в ванную за полотенцем.

***

Полчаса спустя я спускаюсь по лестнице в погреб, чтобы поискать что-то на завтрак. Я нахожу упаковку овсянки длительного хранения, которая наверняка будет вкуснее высушенных яиц, так что беру ее, а также изюм и коричневый сахар.

Трэвис в ванной, так что я ставлю воду для овсянки. Дожидаясь, когда закипит, я выхожу на улицу проверить температуру.

Тепло и туманно. Как всегда.

Мой взгляд падает на собачью миску на полу у задней двери.

Я все еще смотрю на нее, когда Трэвис открывает дверь позади меня.

– Все хорошо?

– Да. Я просто смотрела на ту собачью миску.

Трэвис хромает и встает рядом.

– У того приятеля, наверное, была собака.

– Да. Знаю. но посмотри, какая она чистая. Если она простояла тут так долго, она должна была покрыться пылью и землей. Почему она чистая?

Волосы Трэвиса взъерошены, и ему надо побриться. Он надел спортивные трико, но в остальном не накинул другой одежды.

– Не знаю.

– Как думаешь, может, собака все еще здесь и приходит лизать свою миску?

– Прошло слишком много времени, чтобы пес выжил сам по себе. Должно быть, тот приятель умер полгода-год назад.

– Знаю. Но собаки ведь довольно хорошие собиратели, так? И если не так, то почему миска чистая?

– Наверное, это возможно.

Я принимаю решение.

– Я видела в погребе собачий корм. Я достану его и наполню миску. Может, бедный пес вернется.

Трэвис смотрит на меня с легкой улыбкой в уголках губ. Я не уверена, почему, но выражение его лица заставляет мое сердце пропустить удар.

– Наверное, стоит попробовать. Если здесь до сих пор рыщет пес, он наверняка полудохлый от города.

Когда мы возвращаемся внутрь, вода уже кипит, так что Трэвис занимается овсянкой, пока я достаю из погреба собачий корм. Я наполняю миску на улице, осматриваю двор, мастерскую и деревья вокруг полянки. Не видно вообще никаких животных.

Маловероятно, что пес мог выживать так долго. Даже дикие животные еле как держались в последние несколько лет.

Но может быть.

Это не повредит.

Я оставляю еду снаружи и иду внутрь, чтобы позавтракать с Трэвисом.

Он нашел в шкафчике кофе, так что утро очень доброе.

***

Большую часть утра я занимаюсь стиркой.

Мне приходится быть строгой с Трэвисом, чтобы он держал лодыжку приподнятой. Он хочет помогать мне, но в итоге уступает, когда я не сдаюсь.

Так что он лежит на диване, держа лед на лодыжке, пока я стираю одежду, полотенца, спальный мешок и одеяло – все это в весьма паршивом состоянии.

В доме нет обычной стиральной машины и сушилки, но есть старомодная стиральная машина с ручным устройством для отжима, а на улице натянута бельевая веревка для сушки. У меня уходит немало времени, чтобы перестирать все и развесить, но закончив, я довольна собой. Поскольку на улице тепло и нет дождя, вещи должны высохнуть до наступления темноты.

Мне жарко, я устала и слегка вспотела, когда иду внутрь, чтобы проведать Трэвиса.

Он все еще растянулся на диване, но хмуро смотрит на меня.

– Не ной, – говорю я ему. – Тебе надо дать лодыжке отдых.

– Я ни слова не сказал.

– У тебя само выражение лица ноет.

– Но ты делаешь всю работу, пока я лежу тут как тюфяк.

– Не так уж и много работы я сделала.

– Да, много. Посмотри на себя.

Я опускаю взгляд на свое тело. На мне футболка и пара шортов на завязке, оставшихся от мужчины-владельца дома, и они мне велики. Я знаю, что выгляжу нелепо, но я хотела постирать все, что подходит мне по размеру. Я заставила Трэвиса переодеться в вещи этого парня, чтобы постирать и его одежду тоже.

– В смысле – посмотри на себя?

– Ты вся ужарилась и устала. Я мог бы тебе помочь, – он все еще хмурится. Он реально в плохом настроении из-за того, что он вынужден лежать и не напрягать лодыжку.

– Я не нуждалась в помощи. Я в состоянии сделать кое-какую работу. И я предпочту, чтобы ты позаботился о заживлении своей травмы.

– Да все в порядке.

Я подхожу, убираю лед и смотрю на лодыжку. Она до сих пор опухла и выглядит отнюдь не симпатично.

– Тебе нужен ибупрофен?

Трэвис хмыкает.

Думаю, это хмыканье должно выражать отрицание, но я притворяюсь, будто это согласие, и приношу ему таблетки.

В погребе я нахожу смесь для кукурузного хлеба, к которой надо просто добавить воды, и пеку его, чтобы поесть с чили на ланч. Я копаюсь и нахожу несколько бутылок кока-колы. Теперь у нас есть лед, так что мы делим бутылочку на двоих, и ничто не может быть таким вкусным, как эта кола.

Я мою посуду после обеда и оборачиваюсь. Я проверяла примерно каждые полчаса, так что удивленно дергаюсь, когда вижу что-то у собачьей миски.

– Трэвис! – шиплю я. – Пес! Пес!

Трэвис сидел за столом и ворчал, что ему не дают помочь с уборкой, но тут вскакивает и подходит ко мне у окна.

Собака выглядит дворняжкой, но там как минимум отчасти примешана австралийская овчарка. Животное пугающе худое, с длинной спутанной шерстью. Оно жадно ест положенную мной еду, уминая ее в считанные мгновения.

– Где то вяленое мясо? – шепотом спрашиваю я, будто пес может услышать нас в доме. – Я хочу посмотреть, не удастся ли заманить его в дом.

– Он наверняка уже наполовину одичал. Может оказаться совсем не дружелюбным.

– Знаю, но хочу попробовать.

Трэвис уже протягивает мне кусочек своего вяленого мяса, которое он оставил на столе с остальными нашими съестными припасами. Я беру его и делаю шаг наружу.

– Привет, дружок, – говорю я самым милым своим голосом.

Пес вылизывал свою пустую миску, но дергается от моего появления и пятится с низким рычанием.

– Все хорошо, дружок. Мы тебя не обидим. У нас есть еще еда, если хочешь, – я отрываю маленький кусочек вяленого мяса и бросаю псу.

Животное подозрительно принюхивается, затем жадно заглатывает угощение.

– Видишь. Вкусняшка. Я дам еще, если подойдешь ближе, – я бросаю второй кусочек, на сей раз недалеко от себя.

Пес медленно подходит, не сводя с меня глаз. Затем резко бросается за мясом. Я кладу еще кусочек, этот буквально в тридцати сантиметрах от меня.

Он подходит и за ним.

Теперь я беру кусочек и протягиваю его в руке.

– Хочешь и это тоже? Можешь съесть. Мы правда хорошие. Мы будем хорошо с тобой обращаться.

Проходит минута, прежде чем пес решает, что еда стоит риска, но в итоге он подходит и берет пищу из моей руки.

Я глажу его по грязной голове, и он слегка виляет длинным хвостом.

– Хороший мальчик. Ты такой хороший мальчик. Ты отлично справился, выживая так долго.

Пес снова виляет хвостом – робкие, полные надежды движения, и это почти заставляет меня расплакаться.

Я отдаю ему остатки вяленого мяса, затем оглядываюсь и вижу, что Трэвис выходит с еще одним кусочком.

Пес пятится и рычит при виде Трэвиса, но в итоге возвращается за едой. Он позволяет Трэвису тоже погладить его.

– Бедняга, – бормочет Трэвис, почесывая пса за ушами. – Должно быть, тяжко тебе тут приходилось одному. Мне очень жаль, что твой хозяин умер.

– Как думаешь, он зайдет внутрь? – тихо спрашиваю я. – Я бы хотела немного помыть его и посмотреть, не надо ли обработать его порезы.

– Можно попробовать. Я видел внутри собачьи вещи, так что живший тут парень наверняка иногда заводил его в дом.

Следующий час мы возимся с псом, заводя его внутрь, давая ему еще одну миску еды и воды, затем по возможности моя его. Когда мы закончили, пес подходит к маленькому коврику перед печкой в гостиной и сворачивается клубочком, засыпая.

Я улыбаюсь как дура.

– Наверное, это его место, – говорю я. – Смотри, как он счастлив.

– Бедняга, – Трэвис прислоняется к стене, смотря на пса. – Ну, хотя бы у него будет пара дней с нами.

– Да, – я замечаю, как Трэвис приподнимает лодыжку, чтобы не переносить на нее вес. – Тебе лучше снова прилечь и дать отдых ноге. Я подогрею воду и приму душ, ибо что-то мне не очень хорошо.

Трэвис хмыкает и не сдвигается с места, так что я просто оставляю его и иду включить нагреватель воды в ванной, а затем прибираю вещи, разбросанные после возни с собакой.

Я нахожу еще одну мягкую рубашку, чтобы надеть после душа, потому что мои вещи еще сушатся на бечевке. Затем я закрываю дверь ванной, раздеваюсь и ступаю под душ.

Слегка горячая вода сегодня ощущается так же приятно, как и вчера. Я стою и позволяю струям бить по лицу и стекать по телу. Ранее я заплела волосы, так что я просто оставляю их в косах, позволяя намокнуть. Нет необходимости снова мыть волосы.

Я только начинаю намыливаться, когда ощущаю порыв холодного воздуха. Я слегка взвизгиваю, когда кто-то входит в душ вместе со мной.

Трэвис. Абсолютно голый и теперь такой же мокрый, как и я.

– Ты что делаешь? – спрашиваю я, и мой шок сменяется хихиканьем.

– Принимаю душ. Подумал, что ты используешь всю горячую воду, так что лучше поделиться, – его тон теплый и дразнящий, и мне нравится, как это звучит. Он редко бывает таким.

– И ты не подумал сначала спросить?

– Ты не хочешь делиться? – он забирает у меня из рук мыло. – Я могу очень хорошо тебя помыть.

Мы слегка боремся из-за мыла, а потом я сдаюсь.

– Не думаю, что у тебя на уме было мытье, когда ты забрался сюда.

– Почему ты так решила? – он намыливает мою грудь и живот.

Я опускаю руку и обхватываю его эрекцию обеими ладонями.

– Вот поэтому.

– Это просто из-за того, что ты голая.

– То есть, ты не хочешь еще раз заняться сексом?

– Ну, я бы не отказался. Но настаивать не буду, – в его голосе все еще слышится улыбка, а руки бродят всюду по моему телу.

Мне очень нравится, как это ощущается, но я испытываю скорее нежную привязанность, нежели спешку.

– Мы занимались сексом буквально несколько часов назад.

– То есть, ты не хочешь?

– Не знаю. Лучше закончить мыть меня. Потом я помою тебя. А потом я решу.

Трэвиса, похоже, полностью устраивает такое предложение. Он неторопливо моет все мое тело, затем я делаю то же самое с ним.

Мне очень нравится, как напрягается его тело, когда я трогаю его, глажу, прикасаюсь везде. Я поднимаю взгляд и вижу, что его серо-голубые глаза распалились.

Мне хорошо и так, но он определенно возбужден сильнее, чем я. Он шипит всякий раз, когда я задеваю его эрекцию.

Это подкидывает мне идею.

Я никогда не делала этого прежде, но интересно будет попробовать.

И я хочу сделать Трэвису так же приятно, как он делает мне.

Я меняю позу, чтобы опуститься на маленькую скамеечку в углу душевой. Так я оказываюсь ближе к уровню его паха.

– Что ты делаешь? – сипло спрашивает он, глядя на меня.

Я протягиваю руку, чтобы подтянуть его ближе, затем обхватываю его твердую длину ладонями.

– Я хотела кое-что попробовать.

– Кое-что попробовать?

– Да. Кое-что попробовать.

Его пенис дергается в моих руках.

– Ты… ты имеешь в виду…

– Да. Это я и имею в виду. Но я никогда прежде этого не делала, так что едва ли я буду хороша в этом.

– Ты не услышишь от меня жалоб.

– Я серьезно. Я правда не знаю, что творю. Так что если все будет плохо…

– Это не будет плохо, Лейн.

– Откуда тебе знать? Я просто говорю – если я что-то сделаю не так, то ты можешь мне сказать. Это не заденет мои чувства. Я уверена, что с практикой все будет только лучше. Я не знаю никаких техник или типа того.

Он издает странно урчащий звук.

– Тебе не нужна практика, Лейн. Мне понравится все, что ты сделаешь со мной. Если женщина взяла мужчину в рот, а он ноет что-то про ее технику, то он вообще ее не заслуживает, – он обхватывает мою голову ладонями. – Делай все, что хочешь. Все, что покажется тебе правильным.

– Но что, если я сделаю тебе больно или типа того? – я тронута его словами, но немного нервничаю. Я искренне понятия не имею, как это делается.

Он улыбается. Почти нежно.

– Я дам знать, если ты сделаешь мне больно, но не думаю, что это случится.

Я решительно киваю.

– Ладно. Была не была.

Я с минуту глажу его пальцами, испытывая восторг от того, как напрягаются мышцы его живота и бедер. Затем наклоняюсь и провожу языком по головке эрекции.

Трэвис издает сдавленный звук, его руки крепче обхватывают мою голову.

Я так понимаю, это поощрение.

Я беру головку в рот и сосу ее как леденец.

Его бедра слегка дергаются, и он ахает.

Я позволяю ему выскользнуть из моего рта и поднимаю взгляд.

– Бл*ть, Лейн, – он мокрый, раскрасневшийся и великолепный. – Твоя техника превосходна.

Я смеюсь и возвращаюсь к своему занятию.

Я лижу и ласкаю его какое-то время, пока не набираюсь смелости посильнее взять его в рот. Я не готова к глубокому минету. У меня явно сработает рвотный рефлекс. Но я беру его в рот так глубоко, насколько это возможно, и сосу, ладонью сжимая основание эрекции.

Я экспериментирую, пока не нахожу ритм, который кажется естественным, затем поднимаю взгляд к его лицу.

Трэвис смотрит на меня так, будто я пища для оголодавшего. Его бедра совсем чуточку покачиваются в моем ритме, ладони крепко держат мою голову. Он охает каждый раз, когда я сосу.

Похоже, это работает – и для меня, и для него – так что я продолжаю, втягивая щеки, сосу и постепенно ускоряю темп.

Странное чувство. Интимное. Интенсивное. Сексуальное в очень уязвимой манере.

Но мне нравится, как он реагирует на меня. Мне нравится этот нуждающийся взгляд в его глазах и то, как он не может держать бедра неподвижно.

Свободной рукой я держусь за его сжимающуюся задницу и продолжаю.

Совсем скоро я чувствую, что Трэвис сбивается с ритма. Его постанывание становится громче, пальцы так и впиваются в кожу моей головы.

– Бл*ть, – хрипит он, нетерпеливо толкаясь бедрами и чуть ли не ударяя по задней стенке моего горла. – Ох, бл*ть, милая. Я…

Он со сдавленным криком выходит из моего рта и приподнимает мою голову. Я продолжаю сжимать его ладонью, пока он кончает. Спермы мало, потому что он кончил всего несколько часов назад, но то, что осталось, брызгает на меня чуть повыше груди.

Мы оба хватаем воздух ртом, а Трэвис поднимает меня на ноги и обнимает. Вода до сих пор теплая, но остывает. Очень скоро она будет совсем холодной.

Мне плевать. Мне очень хорошо. Мне нравится, как Трэвис меня обнимает.

Я не хочу, чтобы он меня отпускал.

– Спасибо, – бормочет он, уткнувшись в мои влажные волосы. – Тебе необязательно было это делать.

– Мне захотелось.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – я отстраняюсь и улыбаюсь ему.

Буквально на мгновение я уверена, что он меня поцелует. У него в глазах такое выражение – такое, что как будто должно привести к поцелую.

Но не приводит.

Он меня не целует.

Он просто улыбается в ответ.

– Хочешь, чтобы я что-нибудь сделал для тебя?

– Неа. Меня опять немного мучают спазмы, так что мне бы лучше вздремнуть.

– Я тоже не против вздремнуть. Целую вечность не спал днем.

– Тогда давай сделаем это. Давай вздремнем, – я завожу руку назад, чтобы выключить воду. – У пса лучшие планы на вторую половину дня.

Мы следуем примеру пса. Мы вытираемся, забираемся под одеяло и спим.

***

Я просыпаюсь ближе к вечеру.

Мне тепло, уютно, и меня переполняет то тяжелое удовлетворение после глубокого сна. Я моргаю, переваривая тот факт, что я прильнула к боку Трэвиса.

Когда я заснула, мы не соприкасались, но теперь точно соприкасаемся.

Мы соприкасаемся вообще везде. Его рука обвивает меня, моя щека прижимается к его коже. Моя рука покоится на его животе.

Я слегка меняю позу, чтобы взглянуть ему в лицо.

Он не спит. Наблюдает за мной.

Я сонно улыбаюсь.

– Я перекатилась на тебя?

– Что-то типа того.

– Извини.

– Не за что извиняться. Я не возражаю, – он не перекладывает меня. Он уютно прижимает меня к себе одной рукой.

У меня нет причин ему не верить. Может, он не возражает против таких обнимашек со мной.

Я решаю не шевелиться. Мне нравится то, каким правильным это ощущается.

Он помылся только пару часов назад, но уже слегка пахнет Трэвисом. Я льну еще ближе.

Он свободной рукой смахивает выбившиеся пряди с моего лица. Остальная масса все еще пребывает во влажных растрепанных косах.

– Хорошо вздремнули, – говорю я.

– Ага.

– Ты поспал?

– Примерно час.

– И с тех пор лежишь, проснувшись?

– Конечно. Не хотел тебя будить. И ты же целый день заставляла меня давать отдых лодыжке.

Я хихикаю и сжимаю его бок, ища мягкую плоть, за которую можно ухватиться. Такой нет. Этот мужчина тверд везде.

– Тебе правда нужно беречь лодыжку.

– Этим я и занимался.

– Когда ты в последний раз дремал днем?

– Понятия не имею, – он на мгновение поднимает взгляд к потолку. Затем добавляет: – Наверное, сразу после рождения Грейс. Она, бедняжка, всегда полночи плакала. Я дремал в воскресенье после обеда. Мы оба выматывались.

– Не сомневаюсь, – я удивлена, что он делится таким, но не хочу выдавать свой шок. Я не хочу разводить из этого шумиху, а то он снова отгородится.

– У Шэрил были проблемы с кормлением грудью, так что мы в половине случаев давали ей бутылочку. Я со своей стороны тоже старался, вставал ночью, чтобы покормить Грейс. Потом шел в мастерскую, работал весь день и возвращался домой, чтобы повторить все снова. Я месяцами чувствовал себя ходячим трупом.

– Охотно верю. Моя бабушка говорила, что Бог делает это нарочно – делает молодых родителей такими вымотанными, чтобы у них не было энергии по-настоящему переварить, что означает для них рождение ребенка.

Трэвис фыркает. Задумывается на минуту. Затем усмехается.

– Да. Звучит верно.

Я очень хочу задать вопрос, но не знаю, осмелюсь ли.

Я продолжаю прижиматься к его боку, легонько поглаживая живот. Наконец, я небрежным мягким тоном интересуюсь:

– Что случилось между тобой и Шэрил?

Он слегка пожимает плечом. Лицо выражает смирение.

– Мы развелись. Прямо перед ударом астероида. Мы поженились, когда нам было по восемнадцать, сразу после школы. Какое-то время мы были счастливы. Она хорошая женщина. Просто мы не особенно… подходили друг другу и не увидели этого, пока не стало слишком поздно. Мы рано поженились. А потом выросли и поняли, что… не ладим. В любом случае, мы постоянно ссорились. Готовы были порвать. Потом Шэрил забеременела. Это стало неожиданностью для нас обоих. Так что мы решили наладить отношения.

Мое сердце часто стучит, и я не знаю, от чего. Наверное, от волнения. От того, что Трэвис открывается мне, как никогда прежде.

– Но все равно не сработало?

– Неа. Дети не исправят того, что уже сломано. Так что мы все же расстались. Развод был узаконен прямо перед падением астероида. Но тогда… – он снова пожимает плечом, и одна его рука отрешенно держит мою косу. – Все стало иначе. Она и Грейс переехали обратно ко мне, когда дело начало принимать паршивый оборот. Мы уже не были женаты, но Грейс нуждалась в заботе от нас обоих. Затем Грейс заболела, и ей становилось все хуже.

Когда Трэвис не продолжает, я тихо спрашиваю:

– Что стало с Шэрил?

– Она уехала. Вместе с остальными жителями города.

Это поражает меня настолько, что я не в силах скрыть реакцию. Я сажусь на кровати и смотрю на него широко раскрытыми глазами.

– Она уехала? Она бросила тебя с Грейс?

– Не говори так, – голос Трэвиса звучит низко и хрипло. – Все было не так. Я уже не ее муж. Просто отец Грейс. А Грейс была… – он прочищает горло и отворачивает лицо. – Грейс уже была, считай, покойницей.

– Но она уехала.

– Не думаю, что она бросила бы Грейс, если бы не знала, что я остаюсь. Мы знали, что Грейс осталось жить несколько недель, и отъезд из Мидоуза для Шэрил был единственным шансом выжить. Она знала, что я буду заботиться о Грейс до самого конца. Ей было очень больно уезжать. Но у нее не было выбора. Я ее не виню. И не хочу, чтобы ты ее винила.

Я с трудом сглатываю и киваю. Я все еще сижу и глажу Трэвиса по щеке, пока он не поворачивается, чтобы снова посмотреть на меня.

– Ладно. Я понимаю. Судить людей несправедливо. Я это знаю. Подобное отчаяние толкает нас на поступки, которых мы иначе не совершили бы. Иногда мы делаем вещи, которые кажутся… противоестественными.

– Да, – голос Трэвиса звучит хрипло, в глазах видна боль и уязвимость. – Она всегда была хорошей женщиной. Я до сих пор люблю ее. Неправильно, что ей пришлось бросить дочь просто для того, чтобы выжить. Я был тем, у кого имелся шанс выжить в одиночку. Поэтому мне и нужно было остаться.

Почему-то я убеждена, что Трэвис никогда бы не бросил свою дочку, даже если бы у него не было шанса выжить.

Вот такой он мужчина.

– Я правда надеюсь, что она в порядке, – добавляет он.

Я стараюсь игнорировать то, как сильно меня обеспокоило его признание, что он ее до сих пор любит.

Когда он снова найдет ее, их отношения могут измениться. Если они до сих пор любят друг друга, возможно, они захотят попробовать еще раз.

Он так о ней беспокоится. Он хочет снова связаться с ней.

Это совершенно естественно, и я не должна на что-либо обижаться.

– Надеюсь, ты сумеешь ее найти, – говорю я, и мой голос лишь слегка дрожит.

– Да. А я надеюсь, что ты тоже сумеешь найти всех своих близких.

– Да. Пока туда не добралось стадо.

Трэвис пристально наблюдает за мной. Я чувствую его взгляд на своем лице.

– Думаю, нам лучше остаться здесь еще минимум на один день. Моя лодыжка до сих пор в плохом состоянии.

– Знаю. Нет смысла уходить, если ты не можешь передвигаться. Мы сами себя погубим.

– Но будем надеяться, что скоро удастся пуститься в путь и вовремя добраться до Форт-Нокса. Я сделаю все возможное, чтобы доставить тебя туда.

Этот ужас – понимание, что определенный злой рок надвигается на остатки нашего города и на всех беженцев, собравшихся в Форт-Ноксе – сидит подобно грузу на моих плечах. Если это место так укреплено, как все считают, то они сумеют выдержать небольшие атаки. Но силу целого стада?

Я не представляю, как это может быть возможным. Их единственная надежда – бегство.

Похоже, Трэвис ждет от меня какого-то ответа, но я понятия не имею, что сказать.

Что бы ни происходило между нами, это ощущается как никогда реальным, но я до сих пор не знаю, что это.

Но правда в том, что я боюсь.

Боюсь так сближаться с Трэвисом. Боюсь слишком нуждаться в нем – не только для выживания, но и в эмоциональном плане.

Что, если его отнимут, как и всех остальных в моей жизни?

Что, если он не нуждается во мне так, как я в нем?

Что, если он не чувствует того же?

Может, это нормальные страхи и вопросы в начале отношений, но ничто не ощущается нормальным с тех пор, как на Европу упал астероид.

И после конца света любовь может оказаться самым крупным риском.

Я одариваю Трэвиса дрожащей улыбкой и снова ложусь рядом.

Я не говорю ни слова.

Глава 9

Мы остаемся в доме на четыре дня.

На третий день Трэвис может переносить вес на свою лодыжку. Он до сих пор хромает, но наконец-то может вполне легко передвигаться. Я воспринимаю это как знак, что нам нужно уходить, но он ничего не говорит на этот счет.

И я тоже молчу.

Правда в том, что я не особо хочу двигаться дальше.

В этом странном маленьком доме настолько безопасно и уютно, насколько это возможно в нынешнем мире. У нас есть стабильное электричество. Водопровод. Укрепленные окна и двери. Предостаточно еды и припасов. Мы в глуши и не видели ни единой живой души поблизости. Мы можем хорошо спать, хорошо есть и не беспокоиться, что на нас в любой момент нападут.

Я хочу остаться здесь, но мы не можем. Если только я не готова пожертвовать ради этого всеми моими близкими.

А я не готова.

Я точно знаю, что Трэвис не готов пожертвовать Шэрил.

Это означает, что нам нужно уходить как можно скорее.

Однажды днем мы хороним кости человека, который построил и снабдил этот дом всем необходимым. Я читаю небольшую молитву над его могилой. Я ничего не знаю об этом человеке. Возможно, он был параноиком-психопатом или самым большим мудаком в мире, но то, что он оставил после себя, стало благословением для нас, и я хочу поступить правильно с его останками.

На третий день Трэвис клянется, что слышит диких индеек в лесу, поэтому берет свое охотничье ружье, чтобы отправиться на их поиски, все еще слегка прихрамывая.

Большая часть растительности погибла несколько лет назад из-за пепла и затмившегося солнца, но кое-что, наконец, начинает возвращаться. Мы слышали жуков. Мы видели птиц.

Не исключено, что другие животные тоже постепенно возвращаются.

У меня нет никакого желания охотиться на дикую индейку, поэтому я остаюсь дома. Трэвис пытается уговорить пса пойти с ним, но вместо этого он забирается ко мне на диван.

Чем больше я узнаю этого пса, тем больше убеждаюсь в том, какой он умный.

Трэвиса нет уже два часа, а я все еще растянулась на диване и читаю старый шпионский роман, который нашла в коробке под кроватью. Книга не в моем вкусе, но это лучше, чем ничего. Пес тоже растянулся, втиснувшись между моими ногами и спинкой дивана, и громко храпит.

Время от времени я наклоняюсь и глажу пса по голове.

Сегодня хороший день. Я чиста, сыта, мне уютно, и у меня есть книга для чтения. И Трэвис запер за собой дверь, так что я в безопасности.

Я говорю себе, что нам нужно уехать завтра. Мне нужно сказать об этом Трэвису, как только он вернется.

Я слышу, как Трэвис отпирает входную дверь, как будто мои мысли вызвали его. Он заходит в главную комнату, выглядя горячим и суровым в своих поношенных джинсах и старой серой футболке с оторванными рукавами.

Я улыбаюсь ему, когда он опускает свое охотничье ружье.

– Не нашел никаких индеек?

– Нашел, – говорит он, подходя, чтобы почесать за ушами пса, который несколько раз слегка виляет хвостом, не двигаясь и не открывая глаз. – Но их было только двое. Самец и самка. Не хотел убивать ни одного из них, так как у нас здесь полно еды.

– Логично. Свежая индейка была бы очень кстати, но я рада, что ты не убил бедняжек.

Я все еще улыбаюсь, когда Трэвис подталкивает меня, освобождая себе место на диване. Мы все трое тесно прижаты друг к другу, и мне практически приходится лежать на нем сверху.