Текст книги "Последний проблеск света (ЛП)"
Автор книги: Клэр Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Мне очень нравится эта идея, поскольку моя спина болит после долгого сидения на стуле, но я беспокоюсь, что наврежу Трэвису.
– Лучше не надо. Они рассердятся, если подумают, что я заставила тебя шевелиться. Ты должен лежать смирно.
– Мне плевать, что я там должен, – он отодвигается на одну сторону кровати, оставляя рядом с собой пустое место. – Я же сказал тебе. Мне не нравится, когда мной командуют. Ты совсем маленькая. Для тебя тут предостаточно места.
– Не такая уж я и маленькая.
– Маленькая, маленькая, – он одаривает меня моей любимой улыбкой – той, что мягкая и нежная.
Я никак не могу противиться. Я аккуратно забираюсь на постель, поворачиваясь на бок лицом к нему, но оставаясь на краю, чтобы не вторгаться в его пространство.
Он снова тянется к моей ладони.
Так мы лежим несколько минут.
Наконец, Трэвис тихо говорит:
– Прости меня, Лейн.
– За что?
– За то, что вел себя глупо. За то, что не обращал внимания, когда надо было. Я заслужил, чтобы меня подстрелили. Я привел тебя прямиком к опасности без единого… Мне так жаль.
– Тебе не за что извиняться, Трэвис. Мы не могли знать, что эти парни окажутся там. Я забыла, что мы в том же районе, где видели их впервые. Мы не могли знать, что наткнемся на них.
– Но я, черт возьми, точно должен был знать, что мы можем быть не одни. Не знаю, чем я думал. Чертов идиот. Волновался только о том, что скажу тебе, и как найти нужные слова, и вообще не осматривался в поисках опасности.
– Я тоже не обратила внимания.
Он протяжно выдыхает.
– И мы так и не поговорили.
Мое дыхание застревает в легких.
– Н-нет. Не поговорили.
В комнате на мгновение воцаряется тишина. Слышно только наше неглубокое дыхание.
Он звал меня в бреду. Он не звал Шэрил или кого-то еще.
Само собой, это что-то да значит.
Может, я ошибалась. Насчет многих вещей.
Я хочу облечь свои вопросы в слова, но мне до сих пор очень страшно. Я никогда не делала этого прежде. Я никогда не была так влюблена.
Я любила Питера, и мои чувства к нему были искренними. Но они также были юными. Простыми.
Я никогда не испытывала ничего столь глубокого, сложного и всепоглощающего.
Как люди справляются с такими чувствами? Как они проживают каждый день и занимаются своими делами, когда внутри бушует такой шторм эмоций?
Как они вообще умудряются делиться чувствами с кем-то другим?
– Что ты…? – Трэвис прочищает горло, опускает глаза. – Я хотел спросить… Мне интересно, что ты думаешь делать теперь?
Это совсем не те расспросы, которых я ожидала, и от этого мое сердце ухает в пятки.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну теперь, – он слегка взмахивает рукой. – Я имею в виду твое будущее. Раз Форт-Нокс ни к чему не привел. И раз мы нашли народ из Мидоуза, но это не то… не то, что мы думали. Ты хочешь все равно остаться с ними?
Раз он спрашивает в лоб, я не собираюсь врать. Я качаю головой.
– Нет. Не особенно. Ну то есть, я рада, что мы их нашли, но меня тут ничего не ждет. И вся эта медлительность, приказы и невозможность принимать свои решения… как бы раздражает.
Он шумно выдыхает, и напряжение на его лице слегка ослабевает.
– Да. Я тоже думал об этом.
– В смысле, ты не собираешься оставаться с ними? – я так удивлена, что поднимаю голову с подушки.
Трэвис хмурится.
– Ну, я остался бы, если… если… Но я бы предпочел не делать этого, если хочешь знать правду.
– А как же Шэрил?
– А что Шэрил?
– Разве ты не…? – я не заканчиваю вопрос, потому что внезапно он кажется нелепым.
Само собой, если бы Трэвис до сих пор хотел быть с Шэрил, он бы сразу захотел ее увидеть. Он бы позвал ее.
Он ничего такого не делал.
Это меня он звал. Не ее.
Он внезапно хмурится еще сильнее.
– Так вот что ты думала? Что мы с Шэрил… Нет! Она все еще дорога мне, и так будет всегда. Но она не та, кого я хочу.
Эмоции нарастают во мне с такой силой, что я вынуждена сесть. Я скрещиваю ноги под собой и смотрю на Трэвиса.
Его серо-голубые глаза такие глубокие, такие серьезные.
Он говорит тихим, неестественным голосом.
– Видимо, мне надо… спросить тебя. Если ты не хочешь оставаться с караваном, что ты хочешь делать теперь? У тебя есть настоящие варианты. Я знаю, что тебе очень понравилась Мария. Если хочешь, можешь поехать со своей подругой и присоединиться к ним. Если… этого ты хочешь.
Я сглатываю ком в горле.
– Я думала об этом. Но не знаю. Они не… там только женщины.
– Да. Я знаю. Ну, если ты хочешь мужчину, тут у тебя тоже есть варианты, – его акцент становится сильнее. – Я видел, что ты говорила с Маком. Он правда хороший парень. Умный, как и ты.
– Мак? – я настолько шокирована, что это слово вырывается визгом.
– Конечно. Он… правда хороший парень. Похоже, он тебе нравится. Если ты хочешь, чтобы он был твоим мужчиной, готов поспорить, он не откажет.
– Мак?! – на сей раз я верещу еще громче. Еще ошеломленнее.
– Да. Мак. Почему ты так на меня уставилась?
– Мак во мне не заинтересован.
– Само собой, заинтересован, – теперь Трэвис выглядит слегка сбитым с толку. Слегка неуверенным. – Само собой, он заинтересован.
– С чего ты взял?
– Потому что… – он делает пару прерывистых вдохов. – Потому что любой мужчина тебя захочет. Если ты попросишь, любой мужчина в мире тебя захочет.
Я издаю странный тихий звук. Почти рыдание.
– Трэвис. Пожалуйста. Я не хочу… Я не могу тебя потерять.
Его лицо искажается.
– Милая. Я ужасно доношу свой посыл. Попробую еще раз. Ты не потеряешь меня. Если только не хочешь, чтобы я ушел. Я сделаю то же, что сделаешь ты. Если захочешь присоединиться к Марии, я буду таскаться за вами как потерявшийся щеночек. Я и пес. Или если ты захочешь быть с Маком или каким-то другим мужчиной, я буду третьим лишним и начну практиковать медитации, чтобы не набить ему морду за то, что ему дозволено прикасаться к тебе так, как я бы… Или если ты все же захочешь остаться с караваном, я научусь быть терпеливым и смирюсь с отсутствием контроля. Ты не потеряешь меня, Лейн. Но я пытаюсь сказать тебе, что тебе не надо трахать меня, чтобы удержать рядом. Я у тебя есть, даже если ты больше не хочешь, чтобы я к тебе прикасался.
Теперь я уже реву по-настоящему. Смахиваю дурацкие слезы, которые так и льются.
Трэвис трет ладонью свой щетинистый подбородок.
– По сути, я говорю, что теперь у тебя есть варианты. Я знаю, что между нами все завязалось потому, что… потому что ты отчаялась. Чувствовала себя паршиво. Тебе было нужно что-то, а я был рядом. Я знаю, что в противном случае ты бы никогда не захотела такого мужчину, как я. Я понимаю. Правда, понимаю. Я с самого начала говорил себе, что никогда не… никогда не попрошу тебя о большем, потому что не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной давать мне что-то, чего не хочешь. Я заставлял себя придерживаться этого принципа с самого первого дня, как мы сошлись, и я буду придерживаться этого даже сейчас, хотя я в панике от риска потерять тебя. У тебя есть выбор, Лейн. Ты не застряла с каким-то старым деревенщиной, который никогда не посещал колледж, едва понимает твои стихотворения и вообще должен был быть просто механиком, ремонтирующим твою машину. Ты не застряла с ним просто потому, что он единственный твой вариант.
Он хриплый, бледный и такой искренний. В его глазах живет обнаженная нужда.
Я протягиваю руку, хватаю его ладонь с постели и прижимаю его предплечье к своей груди.
– Что, если… что, если я хочу этого старого деревенщину?
Трэвис издает сдавленный звук, не сводя с меня глаз.
– Лейн?
– Что, если я хочу его?
– Пожалуйста, Лейн. Пожалуйста, не говори так. Пожалуйста, не проси об этом. Если только ты не всерьез. То есть, правда-правда всерьез. Потому что я поверю тебе. Я захочу большего, чем просто забав в постели с тобой. Я… никогда тебя не отпущу.
Я пытаюсь плечом стереть слезы со щек, но не особо добиваюсь успеха.
– Трэвис, я спрашиваю всерьез. Что, если я хочу этого старого деревенщину?
Его лицо меняется. Глаза полыхают.
– Если ты хочешь его… если ты правда хочешь его… то этот старый деревенщина уже твой.
Я теперь плачу так сильно, что не могу сидеть. Я падаю на постель рядом с Трэвисом, все еще обнимая его предплечье и прижимая к своей груди. Это единственная его часть, к которой я осмеливаюсь прикоснуться, чтобы не навредить его ране.
– Лейн? – зовет Трэвис, поворачивая голову в мою сторону, но по-прежнему лежа на спине.
– Прости. Прости, – я вытираю лицо.
– Почему ты плачешь?
– Потому что я так счастлива.
– Правда?
– Да. Правда.
– Ты же уже знала, что я чувствую к тебе, так?
– Нет! Естественно, я не знала. Откуда мне было знать?
– Думал, это было очевидно. Давно схожу по тебе с ума.
– Давно? Мы были вместе всего пару недель.
– Ну, большую часть этого времени я сходил по тебе с ума. Ты должна была это видеть. Никогда не встречал никого такого храброго, милого и чистосердечного, как ты. Как я мог не влюбиться в тебя? Но я знал, что ты со мной только вынужденно, так что я не думал, что мне дозволено быть с тобой.
– Ну, тебе дозволено, – я сияю, улыбаясь ему сквозь слезы. Наши лица находятся на расстоянии считанных дюймов.
Трэвис тяжело дышит. Его лицо до сих пор влажное, но к нему немного возвращается нормальный цвет.
– Как думаешь…?
– Как думаешь что?
– Как думаешь, я могу поцеловать тебя? По-настоящему?
– Мне бы очень этого хотелось.
Когда я вижу, что он начинает приподниматься, я протестующе верещу.
– Нет! Тебе нельзя вставать. Лежи смирно, и я приду к тебе.
– Я справлюсь лучше, если буду иметь возможность…
– Ты не будешь вставать. Я не собираюсь терпеть укоризненные нотации, если ты слишком активно пошевелишься, швы разойдутся, и у тебя пойдет кровь. Лежи на спине. Я сама тебя поцелую.
Трэвис невнятно бурчит, пока я наклоняюсь над ним. Мои губы замирают над его ртом.
– Ты серьезно ноешь насчет этого?
Он фыркает.
– Милая, если ты меня поцелуешь, я больше никогда в жизни не буду ныть.
Это становится последней каплей.
Я дрожащая и несобранная, но мои губы скользят по его рту. Его губы пересохшие. Они двигаются мне навстречу и не отпускают, когда я пытаюсь отстраниться.
Мое сердце бешено стучит, когда Трэвис поднимает ладонь и удерживает мою голову на месте, чтобы полноценно поцеловать. Его язык скользит по шву между моими губами, а потом он берет мою нижнюю губу своими и чувственно тянет, вызывая водопад удовольствия во всем моем теле.
Я издаю дурацкий гортанный звук и улыбаюсь в его губы.
– Видишь. И так неплохо.
– Неплохо, да? – его ладонь обхватывает мой затылок, и Трэвис улыбается, слегка приподнимая голову для очередного поцелуя. – Целую вечность хотел это сделать.
– Тогда почему не делал? – мне приходится опираться на предплечья, чтобы не переносить вес на его раны. Позиция неловкая, и спина опять болит, но мне абсолютно все равно.
– Потому что я старался держать подобающую дистанцию.
– Подобающую дистанцию! Ты трахал меня.
– Ты думаешь, я не в курсе? Но я продолжал повторять себе, что делаю это лишь потому, что ты меня попросила. Так что я все равно мог сказать, что не брал больше, чем мне дозволено. Но я знал, что если поцелую тебя, то уже не смогу помнить о границах. Ты понятия не имеешь, как я был близок к этому… снова и снова. Я и не знал, что можно хотеть чего-то так сильно, как я хотел поцеловать тебя. Но я знал, что нельзя позволять это себе. Я бы никогда не сумел тебя отпустить.
Я покрываю короткими поцелуями все его губы, подбородок, щеки. Его кожа колючая под моими щеками. Поверить не могу, что мне наконец-то разрешено это делать.
– А теперь тебе и не придется меня отпускать.
– Теперь не придется, – он одаривает меня маленьким сладким поцелуем. – Я люблю тебя, Лейн. Ты это поняла, верно?
– Да. Я поняла. Я тоже тебя люблю.
Его губы снова завладевают моими, язык проскальзывает в рот. Мое тело вибрирует от удовольствия. Оно становится таким глубоким, что завиток наслаждения все туже сворачивается между моих ног, а потом мы резко отстраняемся из-за голоса у двери.
– Я практически уверен, что это не пойдет на пользу пулевому ранению. —
Мак. Он кажется забавляющимся.
Я отстраняюсь от Трэвиса, хихикая, и прячу лицо на его здоровом плече.
Мак входит в комнату.
– Видимо, это означает, что тебе лучше.
– Мне было бы лучше, если бы нам не помешали. Стучать никогда не пробовал? – несмотря на такой ответ, Трэвис не кажется ворчливым. Теперь он покраснел и улыбается как идиот.
– Я просто заглянул проверить пациента и убедиться, что Лейн ничего не надо. И тут еще пес, который отказывается уходить. Все об него спотыкаются.
– О, впусти его, пожалуйста, – говорю я, приподняв голову.
Мак оглядывается назад, словно проверяя, нет ли наблюдателей, затем отходит в сторону, чтобы пропустить пса в комнату.
– Только никому не говорите, что его пустил я.
Пес спешит к кровати и принюхивается к матрасу. Я глажу его, и он бежит к другой стороне кровати, чтобы Трэвис его тоже погладил.
Мак широко улыбается мне.
– Видимо, раз я застал вас целующимися на его больничной койке, все оказалось вполне просто.
Я отвечаю на его улыбку и снова прижимаю предплечье Трэвиса к своей груди.
– На самом деле, не так уж просто, но мы все равно сумели разобраться.
***
В итоге я провожу ночь на кровати рядом с Трэвисом.
Патти, чрезмерно опекающая медсестра, не в восторге от этой ситуации, но мы игнорируем ее грозные предупреждения и делаем, что хотим. Поприветствовав нас, пес вынужден спать за дверью.
Следующим утром я просыпаюсь раньше Трэвиса, и у меня хватает времени сходить в туалет и привести себя в порядок до его пробуждения.
Доктор заглядывает проведать его практически в то же мгновение, когда он открывает глаза, и Трэвис говорит ворчливо и отрывисто во время осмотра и смены повязки.
– Я могу дать тебе аспирин и адвил, – говорит доктор. – Сожалею, но это все, что у нас есть. Если у кого и есть что посильнее, они не делятся.
– Мне нормально, – Трэвису явно не нормально. Он все еще выглядит так, будто ему больно. На самом деле, этим утром ему как никогда дискомфортно.
– Ты не сможешь отправиться в дорогу еще день или два, – доктор выглядит обеспокоенным. – Караван уйдет этим утром, но вы не сумеете пойти с нами.
– Все нормально, – говорю я. – Мы все равно не собирались оставаться.
– Ему нужно, чтобы о нем заботился кто-то еще, помимо тебя.
– С нами все будет нормально, – Трэвис скрипит зубами.
– Я могу остаться, – говорит Мак. Он держался у порога с тех пор, как доктор зашел в комнату. – Как минимум на день или два. Потом нам с Анной надо будет отправляться в Западную Вирджинию.
– А как же Мэйси и Дженна? – спрашиваю я.
– Они передумали. Останутся с караваном.
Это почему-то не удивляет меня, поскольку эти две женщины не казались такими твердо намеренными присоединиться к Марии, как Анна.
Доктор, похоже, считает, что его работа выполнена, и уходит.
– Куда вы направитесь? – спрашивает Мак.
– О… я толком не знаю. Мы это еще не обсуждали, – я поворачиваюсь и смотрю на Трэвиса. Он серьезно наблюдает за мной. – Может, нам стоит… В горах есть место, где мы какое-то время будем в безопасности. Может, нам стоит вернуться в тот дом. По крайней мере, пока ты не встанешь на ноги. А потом можем решить, что делать.
Трэвис кивает мне и смотрит на Мака.
– В таком случае, нам в ту же сторону, что и вам с Анной. Так что, может, мы можем поехать вместе. Какое-то время я не смогу нормально защищать Лейн, так что буду благодарен за помощь.
– Звучит здорово, как по мне. Ты уверен, что сможешь отправиться в дорогу через день или два?
– Я буду готов, – выражение лица Трэвиса не оставляет места для возражений.
Если это вообще в пределах человеческих возможностей – быть готовым к дороге через два дня, то Трэвис это сделает.
***
К середине утра мы с Трэвисом наконец-то снова оказываемся одни. Караван ушел, и мы попрощались с Шэрил и остальными жителями Мидоуза.
Они направляются в горные районы, поврежденные землетрясениями. Им некуда больше идти, и там наверняка там не менее безопасно, чем в любом другом месте.
Может, они сумеют найти район с большим количеством домов, пригодных для проживания.
Они попытаются обустроить там свою жизнь.
Если Трэвис в конечном счете захочет к ним присоединиться, меня это устроит. А если мы останемся в доме, что я бы предпочла, мы все равно будем достаточно близко, чтобы время от времени навещать и убеждаться, что Шэрил и остальные в порядке.
Пока Мак и Анна выходят наружу с псом, чтобы взять еду из нашего джипа и проверить периметр на предмет незваных гостей, я растягиваюсь на кровати рядом с Трэвисом и тянусь, чтобы взять его за руку.
– Хочешь еще поцеловаться? – спрашивает он хриплым и нежным голосом. Кажется, теперь ему лучше, когда толпа людей двинулась дальше.
Я тихо смеюсь и наклоняюсь, чтобы прижаться губами к его рту, но не задерживаюсь надолго.
– Мы можем поцеловаться попозже. Сначала я хочу поговорить
– Ладно. О чем?
– Ты не против отправиться обратно в тот дом? Нам необязательно ехать туда. Мне просто больше ничего не пришло в голову.
– Не против. Мне это кажется идеальным вариантом. Нигде не будет так же безопасно, особенно когда я в таком плохом состоянии.
– Я тоже так подумала. Нам необязательно оставаться надолго. Лишь до тех пор, пока ты не поправишься. А потом мы можем решить, что делать дальше.
– Мы можем сделать все, что ты хочешь. Я прошу лишь о том, чтобы быть с тобой. Я с радостью сделаю все, что сделает тебя счастливой.
– Это мило, но я хочу обсудить. Я тоже хочу знать, чего тебе хочется. Если бы ты мог сделать что угодно, если бы я вообще не играла роли в твоем решении, что бы ты сделал?
– Ты всегда будешь играть роль в моих решениях. Так было с тех пор, как ты держала меня на прицеле у мотоцикла.
– Поначалу ты не очень-то учитывал меня.
– Нет, учитывал.
Я хмурюсь и начинаю возражать, но Трэвис мне не дает.
– Я думал, что ты самая храбрая и красивая из всех, что я видел в своей жизни, но я боялся за тебя.
– Со мной все было нормально.
– Я не знал этого наверняка. В этом мире? Я боялся за тебя, – он опускает взгляд, затем снова смотрит мне в глаза. – Так что я последовал за тобой.
Я ахаю.
– Неееет!
– Да, последовал. Это было непросто, поскольку у меня не было нормального транспортного средства, но я не мог вынести, что ты одна в таком мире. И что с тобой может случится. Так что я отслеживал тебя. Шел по твоему следу. А как еще я, по-твоему, появился именно там, где была ты?
– Ты сказал, это потому, что мы двигались по одному маршруту!
Его губы слегка подергиваются, хотя глаза остаются серьезными.
– И ты мне поверила?
Я возмущенно фыркаю.
– Ты бессовестный обманщик!
Он усмехается и тянется к моей руке, подносит костяшки к своим губам и целует их каждую по одной.
– Да, я бессовестный обманщик. Но это доказывает, что я учитывал тебя в своих решениях с самого начала. И это никогда не изменится.
На мгновение я отвлекаюсь на трогательность момента, но мне удается взять себя в руки.
– Может быть. Но возвращаемся к моему изначальному вопросу. Притворись, что я решила сойтись с Маком, и мы не хотели видеть тебя рядом, – я хихикаю от его хмурой гримасы. – Что бы ты сделал тогда?
Он вздыхает.
– Наверное, вернулся бы в тот дом. Мне там нравилось. Очень. Я бы забрал пса, если бы ты оставила его мне, и посмотрел, нельзя ли мне стать частью той сети, которую постоянно упоминает Мак – помогать людям, которые в этом нуждаются. Думаю, я смогу приносить пользу, когда встану на ноги, и это лучше, чем сидеть и не думать ни о чем, кроме разбитого сердца из-за потери тебя. Так что, наверное, это я и сделал бы.
Мои глаза широко раскрываются, и я сжимаюсь от предвкушения.
– Правда? Ты бы так сделал?
– Д-да. Наверное. А что?
– Потому что я бы тоже так сделала! Именно об этом я и думала. Мне нравился тот странный маленький домик. Мне нравилось, что там нет толп народа, но я не думаю, что хочу быть изолированной вечно. Я не хочу просто прятаться. Я хочу… помогать людям, если есть возможность. Так что, может, Мак, Мария и остальные в этой сети могут использовать нас. Меня и тебя. Мы могли бы… сделать что-то хорошее.
Уголки губ Трэвиса приподнимаются.
– Ты правда этого хочешь? Ты не говоришь это просто потому, что думаешь, будто я хочу это услышать?
– Нет! Я серьезно. Именно этого я хочу. Я хочу… после падения астероида я затаилась. Как будто все, что я могу – это просто выживать каждый день. И я не хочу, чтобы так было и дальше. Думаю, я только теперь осознаю это, увидев, как ты вчера едва не умер. Я хочу жить. Я хочу, чтобы мы жили. По-настоящему жили. Я хочу просыпаться с тобой по утрам. Я хочу попробовать посадить сад и вырастить что-нибудь. Я хочу по возможности помогать людям. Я хочу завести нескольких друзей. Я хочу найти всех птиц, что еще живы в лесу. Я хочу слушать насекомых ночами и смотреть на закат солнца. Я хочу целовать тебя, пока мы занимаемся любовью. Я хочу… ребенка от тебя, – я сглатываю, осознав, что болтаю без фильтра. – Ну типа, если ты хочешь. И если у нас получится.
Мои руки дрожат, пока Трэвис смотрит на меня, на мгновение лишившись дара речи. Затем что-то на его лице меняется:
– Милая, я тоже этого хочу.
– Ты серьезно?
– Да. Я серьезно. Я хочу все это. После смерти Грейс я думал, что значимая часть моей жизни необратимо оборвалась. Но я ошибался. Ничего не кончено. Все каким-то образом снова ожило. И это случилось потому, что я нашел тебя. Теперь я хочу жить. Я хочу по-настоящему жить с тобой.
***
Два дня спустя Трэвис, Мак, Анна и я отправляемся на восток. Трэвису все еще очень больно, но он настаивает, что готов к дороге, и мы не хотим еще сильнее задерживать Мака и Анну.
Им предстоит более долгая дорога, чем нам.
Путешествие медленное и затягивается из-за необходимости держаться вне видимости и постоянных поисков бензина, но в итоге мы достигаем места назначения.
Мы прощаемся с Маком и Анной на краю леса, в начале земляной тропы, которая ведет к нашему маленькому домику. Мы договорились общаться, оставляя записки в оговоренных местах, чтобы мы начали приобщаться к сети для помощи людям.
Когда пикап Мака и Анны скрывается из виду, я веду джип по тропе в лесу, Трэвис сгорбился на пассажирском сиденье, а пес лежит на куче полотенец у его ног.
Я задерживаю дыхание, когда сворачиваю вверх по горе.
В лесу тихо. Кажется, что на мили вокруг никого нет.
Но никак нельзя знать, что дом такой же пустой, каким мы его оставили.
Когда я доезжаю до конца тропы, лес расступается, как я и помнила. И вот он, странный маленький домик с солнечными панелями наверху и мастерской сзади.
Он выглядит тихим, нетронутым.
Мы выбираемся. Трэвис бледен и хромает, но держит дробовик наготове, пока я отпираю дверь.
Внутри никого нет.
Пес радостно лает и бежит прямиком к своему маленькому коврику перед печкой, царапая его несколько раз передними лапами и убеждаясь, что все в порядке.
Я поворачиваюсь к Трэвису и улыбаюсь.
Впервые с момента отъезда из Мидоуза я чувствую себя как дома.
***
Две недели спустя Трэвис ворчит, пока я втираю антисептическую мазь в его рану.
Это уже толком не рана. Кожа по большей части зажила, оставив красноватый шрам. Швы убраны несколько дней назад. Но я беспокоюсь не о коже. А о том, как все заживает внутри.
Об этом никак нельзя судить, разве что по боли, которую испытывает Трэвис, да по его способности пользоваться плечом.
Он говорит, что все нормально, но я знаю, что ему до сих пор больно. Пройдет немало времени, прежде чем он вернется в прежнюю форму. Возможно, он никогда не сможет пользоваться плечом, как раньше.
– Видишь, – бормочет Трэвис. – Говорил же, что все нормально. Воспаления не будет.
– Похоже, что не будет. Но это пулевое ранение. Такое за ночь не залечишь.
– Да, но это всего лишь 22 калибр. И выстрел был паршивым. Пуля вонзилась неглубоко. Все правда в порядке, Лейн. Я вернулся в прежнюю форму.
– Тебе все еще больно. Можешь притворяться, что это не так, но я-то знаю. И я не позволю тебе перенапрягаться просто потому, что ты упрямый мачо.
– Это никак не связано с мачо. Это связано с тем, что у нас целую вечность не было секса.
Я усмехаюсь и поглаживаю его голую грудь, наслаждаясь текстурой кожи, сосков, волосков на груди. Трэвис растянулся на постели, одетый в одни трусы. Он большой, теплый, сексуальный и хмурящийся.
Мы нашли в погребе еще один маленький коврик и постелили его в спальне, чтобы пес мог спать с нами. В данный момент он растянулся на боку и громко храпит.
На мне одна из больших рубашек предыдущего хозяина дома. Я опускаю руку к паху Трэвиса и массирую его через трусы.
– Я делала все возможное, чтобы позаботиться о тебе.
– Я не жалуюсь на это, – он начинает затвердевать под моей ладонью и приподнимает бедра навстречу моему касанию. – Но я люблю тебя. И случилось какое-то чудо, и ты любишь меня в ответ. А из-за этого чертова пулевого ранения ты не позволяешь мне заниматься с тобой любовью. Этого достаточно, чтобы свести мужчину с ума.
Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, все еще лаская через ткань трусов.
– Так будет не вечно.
– А ощущается как вечность.
– Я не хочу, чтобы ты еще сильнее навредил себе.
– Знаю. Но что, если я буду просто лежать и не двигаться? Ты можешь быть сверху и сделать всю работу.
Я хихикаю ему в губы.
– Так никогда не будет. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты обрадуешься и не сумеешь лежать смирно. И в итоге еще сильнее повредишь плечо.
Трэвис шипит, когда я запускаю руку под пояс трусов и обхватываю его эрекцию.
– Я буду очень хорошим.
– Не будешь ты хорошим. А я не буду рисковать, – я стаскиваю его трусы. Он помогает, приподнимая бедра. – Но если перестанешь жаловаться, я сделаю для тебя кое-что особенное.
Он поднимает голову и смотрит на меня распаляющимися глазами.
– Что у тебя на уме?
Я опускаю рот к его паху и показываю ему.
***
Проходит еще две недели, и Трэвис перестает вздрагивать от каждого движения плечом.
Рана полностью затянулась и больше не выглядит чувствительной. И он старательно трудился, разрабатывая плечо. Он практически вернул нормальную свободу движений, хотя я знаю, что поврежденное место еще ноет.
Всю вторую половину дня мы занимались стиркой. Трэвис настоял, что поможет, и я не вижу причин отказывать ему. Под конец я устала, так что принимаю долгий душ, а потом мы тихо ужинам рагу, кукурузным хлебом и пивом.
Теперь пиво нравится мне больше, чем в первый раз.
Когда Трэвис говорит, что примет душ перед сном, я знаю, что у него на уме.
И честно говоря, я думаю, что время наконец-то пришло.
Трэвис, похоже, в порядке. Несколько дней назад мы получили записку от Мака, должно быть, оставленную каким-то путешественником в нашем месте для коммуникации. На этой неделе Мак будет в наших краях и хочет посмотреть, как у нас дела, и поправляется ли Трэвис. И потом мы, может, получим работу, поскольку Трэвис выздоровел так быстро, как только можно было ожидать.
Я с нетерпением жду этого. Делать добро для мира.
Это не единственное, чего я жду.
Вопреки моему беспокойству, я уже не думаю, что секс навредит Трэвису. Даже если он будет делать это так же энергично, как раньше.
Я старалась быть терпеливой. И он заботился обо мне в той же манере, как я заботилась о нем.
Но это не то же самое.
Прошло уже больше месяца.
Я тоже хочу заняться с ним любовью.
Так что у меня сна ни в одном глазу, и я жду, когда он приходит в спальню. От него пахнет мылом, зубной пастой и совсем немножко Трэвисом.
Он стоит над кроватью, глядя на меня.
– Ты же не откажешь мне сегодня, нет?
Я улыбаюсь.
– Я не откажу тебе.
Он издает гортанный звук и роняет полотенце, которое обернул вокруг талии. Затем забирается на меня, целуя с такой спешкой и страстью, что у меня перехватывает дыхание.
Долгое время он просто целует и ласкает меня. И мое сердце, и мое тело готовы, когда он наконец-то разводит мои бедра и пристраивается к моему входу.
– Ох, милая, – бормочет Трэвис, входя. – Я скучал по тебе вот так. Я так сильно по тебе скучал.
Я ощущаюсь теснее, чем мне помнилось, будто он наполняет меня до упора. Я ахаю и сгибаю колени, двигая бедрами навстречу ощущениям.
– Бл*ть. Ох, бл*ть. Тебе хорошо, Лейн?
– Да, – я впиваюсь пальцами в его поясницу. – О Боже, так хорошо. Я тоже скучала по тебе вот так.
Он совершает несколько толчков.
– Да. Ничто не может быть лучше, чем находиться в тебе.
Я еще сильнее приподнимаю колени, позволяя ему погрузиться глубже.
– Боже, ты кажешься таким большим.
Трэвис фыркает от веселья и делает несколько дерганых толчков.
Мне так нравятся ощущения, что спина сама выгибается.
– Да! Сделай так еще.
Он наращивает быстрый ритм, опираясь на предплечья надо мной и больше наклоняясь на одну сторону, чтобы поберечь травмированное плечо.
– Тебе так нравится? – он потеет и улыбается мне. – Я знаю, что моей милой малышке нравится тряска.
Я хихикаю и одновременно стону от удовольствия, и в итоге получается нелепый звук. Трэвис берет меня с такой силой, что сотрясает и кровать, и мое тело, но он определенно бережет себя, и этот факт позволяет мне расслабиться и наслаждаться процессом.
Я обвиваю его руками и двигаю бедрами в ритме с ним. Наши тела издают сексуальные шлепающие звуки, пока оргазм не скручивает меня с силой, завладевая всем телом. Я кричу, когда по мне проносится дрожь удовольствия, и я знаю, что Трэвис тоже вот-вот утратит контроль.
Его хриплые вздохи превращаются в сдавленные восклицания.
Я крепче обхватываю его бедрами, все еще запыхавшись от оргазма.
– Не выходи. Пожалуйста, не выходи.
Трэвис стонет и роняет голову, потираясь бедрами о мои бедра, и его контроль срывается. Разрядка сотрясает его тело. Он выдавливает «Люблю… тебя… милая», пока кончает.
Это ощущается иначе. Когда он кончает в меня.
Я обнимаю его руками и ногами, когда он расслабляется. Мы оба хватаем воздух ртом. Трэвис поднимает голову, чтобы медленно поцеловать меня.
– Люблю тебя, – бормочет он мне в губы.
– Я тоже тебя люблю.
– Ты уверена, что мне не стоило выходить?
– Да. Я уверена.
– Я знаю, что с детьми вроде как теперь сложно. Но тут никак нельзя сказать наверняка. Возможно, мы делаем ребенка каждый раз, когда занимаемся этим.
– Я знаю, – я крепко обнимаю его. – Это сделало бы меня счастливой. Я хочу испытать с тобой все.
Трэвис тихо стонет и утыкается лицом в изгиб моей шеи.
– Я тоже хочу всего с тобой.
– Значит, нам нужно сделать еще кое-что.
Он замирает.
– Что?
В моем голосе слышится улыбка, когда я говорю:
– Нам наконец-то придется выбрать имя псу.
***
Следующим утром солнце встает в приглушенных фиолетовых тонах.
Я пью кофе, выпуская пса, и иду к восточной части дома, чтобы увидеть как можно больше рассвета.
Минуту спустя я ощущаю, что Трэвис подходит сзади.








