Текст книги "Последний проблеск света (ЛП)"
Автор книги: Клэр Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Клэр Кент
«Последний проблеск света»
Серия: вне серии
Автор: Клэр Кент
Название: Последний проблеск света
Серия: вне серии
Перевод: Rosland
Редактор: Eva_Ber
Обложка: Rosland
Оформление:
Eva_Ber
Глава 1
Я мгновенно узнаю мужчину. Я не помню его имени, но он раньше ремонтировал мою машину.
Он был нашим местным механиком, и когда мне было шестнадцать, я отвезла свою машину в его мастерскую для ремонта и техобслуживания. От него всегда пахло маслом и сигаретами, и ему часто не мешало бы побриться. Он никогда не улыбался мне, но был терпелив и объяснял, какие работы надо провести, а мой дедушка говорил, что он честный и никогда нас не обманет.
Но прямо сейчас он стоит у мотоцикла, который я только что нашла – того, в котором чудом сохранился бензин. В одной руке у него дробовик, а другой он роется в моей сумке.
Час назад я наткнулась на эту заброшенную заправку. Весь бензин, еду и большую часть припасов растащили давным-давно, но во всем этом бардаке я нашла две нетронутые пачки влажных салфеток и большую бутылку воды, закатившуюся под опрокинутый стеллаж.
Сзади, за разбитыми бензоколонками и старым зданием, я наткнулась на золотую жилу. Недорогой мотоцикл прямо на краю леса за заправкой.
Я выдрала сорняки, которыми он зарос, подняла в нормальное положение и задержала дыхание, возясь с проводками. (Любой, кому удалось выжить до этого дня, знает, как завести транспортное средство без ключа, а также заряжать и стрелять из оружия). Едва не рассмеялась, когда двигатель заработал.
Прошло больше года с тех пор, как я натыкалась на работающее транспортное средство.
Я оставила сумку на сиденье и зашла на три шага в лес, чтобы пописать за деревом. Вопреки всему, иллюзия уединения в такие моменты – это иллюзия, от которой я до сих пор не могу отделаться.
Это была ошибка.
Вокруг не было никого, когда я спустила штаны и присела, но выпрямившись, подтянув джинсы и развернувшись, я была уже не одна.
Мужчина. Присваивает мои вещи себе.
Я достаю пистолет, который держу в кобуре на правом бедре, и навожу на него, выходя из-за дерева.
Я застаю его врасплох. Это уже что-то.
От моего появления он заметно дергается и начинает поднимать свой дробовик.
– Не надо, – я подошла к противоположной стороне мотоцикла от него. – Отойди.
Выражение его лица меняется, когда взгляд находит мое лицо. Он насторожен. Это ясно. Его тело напряжено, рука с готовностью лежит на оружии. Однако он его еще не поднял. В другой руке он держит книгу, которую взял из моей сумки.
– Отойди, – повторяю я, делая голос как можно более жестким.
Я далеко не такая грозная, как мне хотелось бы. Мое лицо выглядит юным, тело миниатюрное. Волосы длинные и каштановые, заплетены в косы, глаза тоже карие. У меня есть ямочка на подбородке, что является практически противоположностью грозности. Но мой пистолет заряжен, и я умею им пользоваться.
Надеюсь, он это видит.
Он делает шаг назад, и рука с книгой поднимается в жесте капитуляции.
– Не знал, что ты здесь, – говорит он. Его голос мягкий, хриплый и окрашен тем же горным акцентом, который я запомнила четыре года назад, побывав в его мастерской. – Просто увидел байк и подумал, что надо взглянуть. Я тебе не наврежу.
– Естественно, ты мне не навредишь. Отойди, бл*ть, – теперь я расположилась над мотоциклом и опираюсь свободной рукой на сиденье.
Ему должно быть за тридцать (судя по внешности и тому, что я о нем знаю), и он не особенно красивый мужчина. У него сильные и грубые черты лица, светло-каштановые волосы выглядят нечесаными. Его лицо грязное, как и его джинсы, как и его серая футболка с оторванными рукавами. Но у него подтянутое крепкое тело с широкими плечами и хорошо очерченными мышцами рук, какие бывают от труда, а не от визитов в спортзал.
Он делает еще один шаг назад и говорит так, как люди обращаются к напуганному животному.
– Ты меня знаешь. Я Трэвис Фаррелл. Я тоже из Мидоуза. Я чинил твою машину. Я не пытаюсь обворовать тебя или навредить тебе. Я проходил мимо.
Трэвис. Вот как его зовут.
Я хочу верить ему во всем остальном.
Я бы с радостью поверила ему.
Мой дедушка всегда говорил, что он честный мужчина.
Но мир, который я знала четыре года назад, разломился до основания, и даже мужчинам, которые когда-то казались приличными, больше нельзя доверять.
Я ничего не говорю и не опускаю пистолет.
– Ты же Лейн, верно? Лейн Паттерсон? – глаза Трэвиса выглядят серыми в тусклом свете солнца, с такого расстояния между нами. Они изучают мое лицо, а потом бегло пробегаются по моему телу.
Они не задерживаются на моей груди, хотя моя клетчатая рубашка распахнута, а выцветшая майка прильнула к груди от пота. И они не задерживаются на нижней части моего тела, хотя мои старые джинсы совсем износились и очень низко висят на бедрах. Его взгляд возвращается к моему лицу и остается там.
Это уже что-то, но недостаточно, чтобы я ослабила бдительность.
Я не отвечаю на вопрос, но он, должно быть, принимает мое молчание за подтверждение. Он продолжает.
– У тебя был синий Форд Фокус со своенравной коробкой передач. Я Трэвис. Ты меня помнишь?
Я слегка склоняю голову.
Его черты расслабляются еще сильнее.
– Хочешь опустить оружие?
– Нет.
– Ладно. Я свое опущу. Медленно и аккуратно, – одновременно с этими словами он наклоняется и с нарочитой осторожностью кладет дробовик на гравий.
Когда он выпрямляется, я чувствую себя лучше, но не настолько глупа, чтобы верить, что теперь этот мужчина не представляет опасности. За спиной у него висит охотничья винтовка, а к ремню пристегнуты ножны с ножом вдвое крупнее моего.
От него больше не пахнет маслом и сигаретами. От него пахнет грязью и потом.
И от меня тоже. Теперь это меня уже не беспокоит.
– Ты сама по себе?
Я не отвечаю.
– Ты направляешься в Форт-Нокс?
Не думаю, что я кивнула, но он ведет себя так, будто я это сделала.
– Я тоже, – говорит он. – Можем держаться вместе, если хочешь.
Мои плечи напрягаются.
– Я не ищу компанию.
Его глаза слегка расширяются.
– Ничего такого. Я ничего не ожидаю. Маленькая хорошенькая штучка вроде тебя… ты не в безопасности в одиночку.
Он прав. Я знаю, что он прав. Но все, кому я когда-либо доверяла, мертвы или давно пропали.
– Откуда мне знать, что я буду в безопасности с тобой?
– Я знал твоих дедушку и бабушку. Твоя бабушка преподавала мне в воскресной школе. Я оставался в городе до конца. Не был в банде. Не примкнул к стаду. Помнишь меня после того, как мы взорвали мост? Я был с охотниками.
Я правда припоминаю встречи с ним примерно год назад, когда то, что осталось от Мидоуза, затаилось за охраняемым периметром. Я помнила, как он не раз возвращался с оленем или дикой индейкой, даже когда животных в лесах стало мало. Он делился добычей со всеми, распределял пайки.
Должно быть, он видит что-то на моем лице. Его челюсти слегка разжимаются.
– Я хороший парень, Лейн. Я не наврежу тебя и не буду просить ничего, что ты не готова дать.
Я так сильно хочу доверять ему, что моя рука дрожит. Приходится приложить сознательное усилие, чтобы держать пистолет ровно.
– Почему ты не покинул город с остальными?
Его лицо искажается так мимолетно, что я едва не упускаю это.
– У меня была больная маленькая девчушка. Ей и пяти лет еще не было. Не мог ее бросить.
Я слышу в его голосе потерю – легкую, ноющую, вторящую бремени в моем голосе.
Все, кто до сих пор жив, кого-либо потеряли.
Многие из нас потеряли всех.
– Что насчет тебя? – спрашивает он. – Ты задержалась ради кого-то?
– Ради бабули.
– Ее легкие?
Я киваю. Пепел в атмосфере, витающий последние несколько лет (и только начинающий уходить из воздуха) убил столько же людей и животных, как и вооруженные налеты, цунами, землетрясения и ураганы.
Просто пепел убивает медленнее.
– У моей малышки Грейс было то же самое. Она умерла пару недель назад. Я сейчас направляюсь в Форт-Нокс, так что ты можешь пойти со мной, если хочешь.
Я испытываю соблазн.
Это не милый мужчина и не дружелюбный, но он силен, вооружен и умеет охотиться. Он также кажется хорошим парнем, как он сам сказал.
Теперь мои инстинкты стали лучше, чем когда я была шестнадцатилетней девочкой, живущей комфортной жизнью. Мои родители умерли в автокатастрофе, когда мне было двенадцать, и это самое тяжелое, что случалось со мной. Мне пришлось переехать из города Шарлотт в Мидоуз, маленький горный городок в юго-западной Вирджинии. Мои бабушка и дедушка были любящими и состоятельными и делали для меня все возможное. Несмотря на горе, я хорошо училась в школе. У меня было много друзей. Я начинала интересоваться парнями. Мне не казалось, что Мидоуз полностью стал моим домом, но по сути я была там счастлива.
Как и многие знакомые девушки, я относилась к незнакомым мужчинам со здравой осторожностью, но все равно предполагала, что большинство будет вести себя цивилизованно. Но это было до. После, в первый год, когда еще было кабельное телевидение и интернет, я смотрела новостные репортажи из больших городов, которые один за другим поддавались насилию и хаосу, и я раскачивалась вперед-назад, испытывая тошнотворный шок от того, что мужчины делали с женщинами и детьми.
Я глупо думала, что мой маленький городок, удаленный от крупных населенных пунктов и большинства жестокости, защищенный горами и рекой, охраняемый мужчинами, которых с рождения учили охотиться и стрелять… убережет меня.
Теперь мои инстинкты стали лучше. Им пришлось улучшиться от жизни в этом мире.
Я знаю, что не все мужчины ведут себя как животные. У меня был отец, который любил меня. В семнадцать у меня был бойфренд, который был милым и нежным, пока мы целовались и трогали друг друга, пока он запускал руки под мою футболку на заднем сиденье заброшенного Олдсмобиля. У меня был дедушка, который расстался с жизнью, пытаясь защитить своих подопечных.
Я знаю, что некоторые мужчины по-прежнему хорошие, но все, кого я знала, теперь мертвы.
И теперь, когда мужчинам не грозят последствия за то, что они берут желаемое силой, плохих не меньше, чем хороших, и некоторые плохие прикидываются хорошими.
Я не буду рисковать.
Даже ради защиты спутника в путешествии, которую мог бы дать мне Трэвис.
– Что скажешь, Лейн? Опусти оружие. Мы можем поехать в Форт-Нокс вместе.
Я сглатываю и качаю головой так резко, что две длинные косы, свисающие на спину, слегка подпрыгивают.
– Нет. Я останусь сама по себе.
Он выдыхает, но это лишь его реакция.
– Ладно. Будь осторожна.
– Я всегда осторожна. А теперь медленно подойди вперед и положи эту книгу обратно в мою сумку.
Он опускает взгляд на книгу в своей руке, будто забыл, что до сих пор ее держит.
– Стихи?
Может, это глупо – носить с собой книгу, когда каждый сантиметр пространства в сумке должен быть занят жизненно необходимым, но я не могла ее бросить. Это тонкая книга в мягкой обложке под названием «Самые Любимые Стихотворения», и я снова и снова читала ее бабушке, пока она умирала.
– Да. Верни ее, а потом отойди к самому зданию.
– Ладно, – он делает несколько шагов вперед, бросает книгу в мою открытую сумку, а потом начинает пятиться назад. – Ты совершаешь ошибку, девочка. Ты там не продержишься.
– Посмотрим.
Я замечаю, как он косится на свой дробовик, так и лежащий на гравии, тонким слоем насыпанном поверх утоптанной земли. Я на мгновение подумываю забрать его. Оружие почти так же ценно, как еда или работающий транспорт. Но я решаю этого не делать.
Как и все остальные, я придерживаюсь правила: если то, что я нашла, не принадлежит кому-то другому, то можно спокойно взять. Возьму и не поколеблюсь. Но этот дробовик – Трэвиса, и он стоит прямо здесь.
К тому же, дробовик очень большой, и я не до конца уверена, что в состоянии им воспользоваться.
Я смотрю на него и вижу, что он меряет меня взглядом. Он прекрасно понимает, о чем я думаю, глядя на его оружие.
– Я оставлю его тебе, – говорю я. – Но не подходи за ним, пока я не уеду.
– По рукам.
– До самого здания.
Он подчиняется, больше не пытаясь переубедить меня.
Как только он оказывается достаточно далеко, я подбираю сумку, перекидываю ногу через сиденье мотоцикла и убираю пистолет в кобуру. Затем завожу двигатель.
Он по-прежнему работает прекрасно.
Часть земли и гравия взлетает вместе с облаком пыли, когда я трогаюсь вперед, оставляя позади Трэвиса, его дробовик и остатки моего города.
***
Миру потребовалось всего четыре года, чтобы развалиться на части.
Мне было шестнадцать, когда в Германии упал астероид. Ударные волны и обломки от столкновения уничтожили большую часть Западной Европы. Астрономы видели его приближение, но он не должен был врезаться в нас. Они говорили об этом, воображали сценарии, если это все же случится. Но все это было теориями, и никто особо не обращал внимания.
Потому что он должен был пролететь близко, но не настолько.
Но ученые, да и все остальные, выучили суровый урок о непредсказуемости Вселенной. Траектория астероида изменилась совсем немножко. Это заметили за пару месяцев до столкновения, но мы никак не могли остановить такой огромный кусок камня, несшийся с такой скоростью.
Он врезался.
Астероид был не настолько крупным, чтобы спровоцировать полное уничтожение. Так сказали ученые.
Но все оказалось настолько плохо, что никто и не мог представить.
Массовое бегство из Европы за те два месяца перед ударом, подкосило мировую экономику и стабильность, пока все развитые страны принимали к себе как можно больше иммигрантов. Пыль и обломки, разбросавшиеся при ударе, заставили глобальную температуру понизиться, а дымка почти год заслоняла большую часть солнечного света.
И как будто этого оказалось недостаточно, планета пыталась воспротивиться атаке, породив разрушительные цунами, ураганы и землетрясения на всех континентах.
Мы в США не ощутили самого удара, но явно почувствовали его отголоски, черт возьми. Люди бежали с побережий, волнами устремляясь к центру страны, чтобы сбежать от натиска одного урагана за другим на восточном побережье и от постоянных землетрясений на западном.
Затем супервулкан под Йеллоустоном начал рокотать. Большого извержения так и не случилось, но на протяжении двух лет он постоянно выплевывал облака пепла.
Обширные протяженности сельскохозяйственных угодий в центре Северной Америки, которые едва пережили похолодание и дымку пыли, оказались добиты пеплом.
Это уничтожило нашу еду.
Электричество, средства связи и правительство рухнули следующими.
Люди умирали. И продолжали умирать.
В последней радиопередаче, что я слышала, озвучили предположительные подсчеты, что население мира сократилось вдвое.
Я была уверена, что теперь оно сократилось еще сильнее.
Некоторые люди прятались в бункерах, забрав с собой как можно больше еды и припасов.
Некоторые люди полностью сдались.
Некоторые люди объединились в блуждающие банды, которые стали известны как стада. Они иногда насчитывают аж до тысячи человек, передвигаются по остаткам дорог на грузовиках и танках, забирают все, что пожелают, убивают всех, кто встает на их пути.
Мой маленький городок насчитывал три тысячи жителей, когда мне было шестнадцать.
К тому времени, когда мне исполнилось семнадцать, нас осталось лишь полторы тысячи, потому что многие переехали из-за страха близости к побережью или примкнули к бандам или группам выживальщиков.
Люди, оставшиеся в Мидоузе, делали все возможное. Во второй год, когда сообщения о стадах, опустошавших все поселения, на которые они натыкались, становились все чаще, руководители города взорвали мост через реку, который служил основным средством въезда в Мидоуз. Две других дороги были горными и петляющими, защитить их было проще.
Большинство мужчин в городе, а также многие женщины умели охотиться, рыбачить и стрелять. Мы объединились с соседними городами, чтобы обслуживать и охранять электростанцию, так что электричество у нас сохранилось еще несколько месяцев после того, как остальная страна погрузилась во тьму. Еду делили и распределяли между всеми. Все старались вести свой вклад. Этого все равно было недостаточно.
Месяц назад, когда численность животных в лесах сократилась из-за перемены климата, а в реке перевелась рыба, большая часть из четырех сотен выживших в Мидоузе собрала вещи и отправилась в Форт-Нокс, услышав слухи о том, что армейская база в Кентукки охраняется остатками армии и принимает беженцев. То же говорилось о Форт-Брэгг в Калифорнии, но люди беспокоились, что это слишком близко к побережью, так что решили отправиться в Форт-Нокс. Единственные, кто не пошел с ними – это люди, не пожелавшие оставлять больных родственников, которые не могли пуститься в путь.
Например, я. Я потеряла деда, когда электростанция вышла из строя, и я не собиралась расставаться с бабушкой. Она умоляла меня уйти, но я отказалась. Не могла. Даже зная риски, я оставалась с двумя десятками других, и мы несколько недель влачили скудное существование.
Два дня назад моя бабушка умерла, и поэтому теперь я на пути в Форт-Нокс.
Может, я найду остальных жителей моего города.
Больше мне идти некуда.
***
Бензина в моем мотоцикле хватает почти на восемьдесят километров. Я держусь маленьких сельских дорог, где меньше шансы наткнуться на других людей, потому что «люди» неизбежно равно «опасность». Я неплохо справляюсь и сталкиваюсь лишь с несколькими маленькими группами, идущими вдоль дороги.
Видя, что бензин начинает заканчиваться, я сворачиваю на обочину и смотрю на дорожную карту, которую выдрала из старого атласа дома. Мне предстоит преодолеть еще почти пятьсот километров. Мне нужен бензин, и единственный способ добыть его – найти брошенное транспортное средство, откуда его еще не сцедили.
Непростая задача. Обычно надо отыскать заброшенный город и осматривать пустующие дома, пока не найдешь машину с бензином в баке. Так что я удивлена и полна подозрений, когда вижу нетронутый грузовик-пикап с багажником-кемпером, стоящий на обочине дороги.
Заброшенные машины обчищают за час, так что эта, наверное, только что остановилась.
Я притормаживаю и не вижу, чтобы в грузовике кто-то сидел.
Наверное, закончился бензин. Обычно именно по этой причине транспортные средства бросают на обочине. Но также есть вероятность, что возникли какие-то механические неполадки, и в баке есть бензин.
Надо проверить. Каким бы маловероятным это ни казалось, любые шансы найти бензин слишком важны, чтобы забить на это.
Направив мотоцикл на обочину перед машиной, я слезаю и иду к водительской дверце.
Я ахаю, осознав, что на сплошном сиденье-скамейке находится мужчина.
Он обмяк, и поэтому я не увидела его с дороги.
Его рубашка пропиталась кровью.
Мой первый инстинкт – быстро сдать назад. Этот мужчина явно погиб насильственной смертью, и от этого я хочу держаться как можно дальше. Но машина может быть в рабочем состоянии, и тут может иметься бензин. В кузове могут иметься припасы. Я буду дурой, если не проверю просто из-за крови и мертвого тела.
Так что я беру нервозность в узду и подхожу снова.
Открываю дверцу и толкаю обмякшее тело мужчины от руля, чтобы дотянуться до замка зажигания.
Тело до сих пор теплое. И не такое обмякшее, как я ожидала.
А потом оно стонет.
Я отшатываюсь, когда мужчина открывает глаза.
Его взгляд встречается с моим, рот открывается. Он пытается что-то сказать, но получается лишь невнятный хрип.
Я осматриваю его рубашку в поисках источника крови и вижу уродливую рану на животе. Похоже на огнестрельное ранение. В дни, когда существовали медики и работающие больницы, такое ранение, наверное, можно было пережить, но сегодня он никак не выкарабкается. Вот-вот испустит последний вздох.
Я чувствую некую тошноту, но не грусть. Смерть незнакомцев меня уже не трогает.
И если в грузовике есть бензин, мне он нужен.
Неважно, как бы я ни изменилась за последние четыре года, мне не хватит духу вытащить его тело из машины. Пока он еще жив.
– Мне жаль, – говорю я наконец. – Мне хотелось бы помочь, но не думаю, что я могу что-то сделать для вас.
– Ф-Форт-Нокс, – его тихие стоны наконец-то сложились в полноценные слова.
– Что насчет Форт-Нокс?
– Возьми… возьми это… Маршалл. Ищи… волка, – его правая рука шарит в кармане, пока он не вытаскивает скомканный листок бумаги.
Я не хочу ввязываться в то, что он мне пытается сказать. Это наверняка сгубило его самого.
Благородные порывы опасны. Если астероид что-то и доказал, то именно это утверждение.
Выживание – это лучшее, на что мы можем надеяться.
Но этот мужчина тратит остатки своих сил, чтобы передать мне бумажку, так что я ее беру.
Часть ее запачкалась кровью, и я пытаюсь вытереть ее пальцами. Наконец, можно разобрать то, что написано на странице.
Похоже на какую-то беглую записку и рисунок внизу.
– Что насчет Форта Нокс? – снова спрашиваю я, глядя на мужчину.
Вопрос тщетен. Он уже мертв. Я явно вижу это, хотя все равно проверяю пульс.
Это почти облегчение. За свою жизнь я видела слишком много смертей, но мне все равно тяжело смотреть, как кто-то страдает.
Теперь, когда он мертв, я могу забрать грузовик и не особо винить себя за это.
Я протягиваю руку к ключу в замке зажигания. Мотор фырчит, но не заводится.
Бензин закончился.
Я бормочу несколько ругательств и обхожу машину, чтобы открыть багажник.
Ну хоть тут немного повезло. Несколько консервов (персики, бобы и кукуруза) и несколько упаковок макарон с сыром. Еще несколько бутылок воды.
Я не ела со вчерашнего дня, так что хватаю банку, открываю ее ножом и ем персики руками, стоя на обочине. Я перекладываю всю еду в сумку, добавляю столько бутылок воды, сколько могу унести, затем обхожу, чтобы проверить, что на заднем сиденье грузовика не осталось чего-нибудь полезного.
Ничего.
Если я правильно подсчитывала дни, сейчас должен быть август. Жара далеко не такая сильная, как я помню по временам своего детства, но воздух как будто густой и грязный, а урон, нанесенный озоновому слою, сделал лучи солнца более разрушительными, чем раньше.
Я потею так сильно, что пот капает мне в глаза, и задерживаться на обочине опасно.
Я собираюсь пойти обратно к мотоциклу (мой первый и единственный приоритет сейчас – это найти бензин и двигаться дальше), но меня манит окровавленное письмо, что я держу в руках.
Мне стоит просто бросить его и двигаться дальше. Так сделал бы настоящий выживший.
Любопытство сродни сочувствию. В итоге оно тебя губит.
Я все равно читаю письмо.
«Форт-Брэгг пал. Стадо (3000) на пути в Форт-Нокс. Эвакуируйтесь. Ищите символ волка».
Под словами виднеется стилизованный рисунок волка.
Я смотрю на кусок бумаги, и тревога скручивает мое нутро.
Я не понимаю отсылку к волку, но остальная часть записки предельно понятна.
База Форт-Нокс вот-вот будет захвачена стадом из трех тысяч человек.
Если это случится, все, кто еще дорог мне в этом мире, будут убиты или взяты в плен.
Мертвого мужчину послали предупредить, и теперь он никогда туда не доберется.
Я могу попробовать доставить это самостоятельно, но маловероятно, что я переживу дорогу до Форт-Нокс.
Мои внутренности снова бунтуют. Я слишком быстро съела те персики.
– Черт, – мое восклицание слишком громкое и эхом разносится над пастбищем мертвой травы справа от меня и над наполовину вырубленным лесом слева.
Будь здесь Трэвис, он помог бы мне добраться до Форт-Нокс и доставить это сообщение.
Это моя первая мысль.
Я еще не призвала в себе волю сдвинуться с места, когда слышу двигатель. Рев становится громче, а значит, приближается.
Я застываю.
Мне надо убежать в леса и спрятаться там.
«Машина» – значит «человек», а «человек» – значит «опасность».
Но за весь день я не видела на дороге другие транспортные средства.
И маленький назойливый голосок в моей голове продолжает повторять, что Трэвис направляется туда же, куда и я. Он может даже выбрать ту же дорогу.
Может, он нашел машину.
Может, он остановится и еще раз спросит, хочу ли я к нему присоединиться.
На сей раз я могу дать другой ответ.
Я еще не приняла решение, когда вижу приближающийся старый пикап и слишком поздно понимаю, что это не Трэвис.
Автомобиль странно виляет по мере приближения. Внутри четыре человека, и они орут из открытых окон, останавливаясь возле меня.
Я испытываю лишь небольшое облегчение, видя, что одна из них – женщина.
Это не признак того, что мужчины не представляют опасности.
Я поднимаю пистолет.
– Эй, юная леди, – произносит один из них заплетающимся языком, высунувшись из заднего окна. – Что такая красотка, как ты, делает тут одна?
Остальные непристойно гогочут.
Я смотрю на широкое небритое лицо и понимаю, что тут происходит.
Они пьяны. Все они.
– Воу! – говорит водитель, улыбаясь мне из окна. – Опусти пистолет, милая. Мы все хорошие ребята. Нашли этот грузовик. С ключами и со всем. Нашли холодильник, полный пива и всякой еды. Просто катаемся в свое удовольствие. Можешь поехать с нами, если хочешь.
– Нет, спасибо, – теперь я целюсь уже в водителя.
– Не стоит оставаться тут одной, – говорит первый тип. – У нас тут найдется место для тебя.
– Нет. Спасибо.
Теперь я дышу немного легче. Не таких гадких мужчин я боюсь сильнее всего. Они не те, кто примыкает к стадам и силой прокладывает себе путь по миру, насилуя, грабя и убивая по своему хотению. Я вижу это на их лицах.
Но они пьяны. А пьяные мужчины, особенно в группе, сделают такое, чего не совершат трезвые.
Я не опускаю оружие, хотя рука уже дрожит от усталости.
Я собираюсь сказать им ехать дальше, и тут слышу приближение еще одной машины. Мое сердце ухает в пятки. Мужчин в двух машинах я не смогу контролировать так, как мужчин в одной. У меня могут быть проблемы.
Настоящие проблемы.
Другой автомобиль настигает нас прежде, чем я решаю, что делать. Это джип Вранглер старой модели. Я тупо смотрю, как он останавливается, и на дорогу выходит мужчина с дробовиком.
Трэвис. С его непокорными волосами, неулыбчивым лицом и безрукавной футболкой.
И с дробовиком.
Мне стыдно признаться, но я почти скулю от облегчения.
– Что тут происходит? – требует он, располагая оружие у плеча и целясь в грузовик.
– Подумал, что хорошенькой леди нужна помощь, – говорит водитель с нелепой улыбкой.
Трэвис издает грубый гортанный звук и подходит, чтобы распахнуть дверцу с водительской стороны.
– Убирайтесь.
Пассажиры машины тупо смотрят на него.
Он показывает дробовиком.
– Убирайтесь!
– Не вреди им, – пошатываясь, я подхожу ближе к нему. – Они просто пьяные. Они не собирались мне вредить.
Вопреки облегчению от его неожиданного появления, я пугаюсь из-за жесткости в его голосе и лице. Внутри меня все до сих пор кричит, что Трэвис – достойный мужчина, но я видела, как достойные мужчины совершают ужасные поступки. Пару лет назад я помогала охранять периметр города, и мужчина, которого я знала и которому симпатизировала, застрелил и убил странника-оборванца, который продолжал приближаться, хотя было ясно, что бедняга не вооружен и вообще не в себе.
Вещей, которые я всегда принимала как должное (например, то, что нормальные люди будут вести себя нормально), теперь нельзя ожидать по умолчанию.
Трэвис меня игнорирует.
– Выметайтесь!
На сей раз его тон достаточно повелевающий, чтобы пассажиры машины подчинились. Они все вываливаются из пикапа и собираются группой на обочине.
Трэвис наклоняется в салон, выключает двигатель и выдергивает ключи. Затем бросает ключи далеко на пастбище в стороне от дороги.
Пьяные тупо смотрят на него.
– Ключи там, – произносит он так, будто разговаривает с непослушными детьми. – Идите и ищите.
Трое бегут за ключами, но водитель выплевывает:
– Это наше. Ублюдок, – он неуклюже замахивается.
Трэвис почти небрежно ударяет его прикладом дробовика.
Мужчина падает на асфальт и что-то лепечет.
Мои руки потеют так сильно, что пистолет выскальзывает из хватки, так что я убираю его в кобуру. Меня накрывает неожиданная волна тошноты. Я дергаюсь и сгибаюсь пополам, пока желудок сокращается рвотными позывами. Меня тошнит на обочину. Персиками, которые я съела ранее.
Трэвис просто наблюдает за мной. Когда я выпрямляюсь, его глаза пробегаются вверх и вниз по моему телу, может, ища травмы.
– Ты пострадала?
Я качаю головой.
– Они просто очень пьяные.
Теперь они не представляют угрозы. Я вижу, что трое все еще бродят по пастбищу и ищут ключи.
Они наверняка протрезвеют к тому моменту, когда найдут их.
Выбросить ключи было очень хорошей идеей.
Жаль, что я сама до такого не додумалась.
Трэвис кивком головы показывает на джип, на котором он приехал. Я знаю, что он говорит. Он говорит мне садиться в машину. Он даже не произносит слова. Лишь совершает легкое движение головой вбок.
Я колеблюсь лишь несколько секунд.
Ранее сегодня я совершила ошибку, когда отказалась от предложения Трэвиса путешествовать вместе. Я не собираюсь повторять эту ошибку. Даже если позднее он принудит меня к сексу в обмен на защиту (такова реальность женщин в этом мире), я могу с этим справиться.
Я забираюсь на пассажирское сиденье его джипа. Тут два места и крыша, но дверей нет. Намного комфортнее, чем в мотоцикле.
– Ты следовал за мной? – спрашиваю я, когда он забирается на водительское место.
– Я же сказал. Мы направляемся в одно место. Это самый короткий путь, который избегает шоссе и городов.
– Где ты нашел этот джип?
– В городе ранее. В чьем-то гараже. Я ездил на старой развалюхе, но это лучше и подойдет для бездорожья.
– В мотоцикле закончился бензин, так что мне все равно нужна была новая машина. В том грузовике я нашла консервы и воду. Часть я взяла себе, но там есть еще, я не смогла унести.
– Покажи мне, – он переключает передачу и подъезжает к грузовику.
Я подвожу его к бутылкам воды, и он хмыкает – я так понимаю, в знак одобрения. Я до сих пор не видела, чтобы этот мужчина улыбался.
Я освобождаю свой рюкзак от еды и воды, а Трэвис хватает остальные бутылки воды из грузовика. В багажнике джипа у него лежат протеиновые батончики, домашняя вяленая оленина. Еще больше бутылок с водой. Необходимые вещи для разбития лагеря. Еще оружие.
Этот мужчина знает, что делает.
Я на мгновение колеблюсь, затем достаю из сумки упаковку влажных салфеток. Я кладу их вместе с остальными припасами, а также выкладываю солнцезащитный крем и бинты, которые нашла пару дней назад в доме.
– Ты проверила мертвого парня? – спрашивает Трэвис.
– Он мертв.
– Знаю, но ты проверила, нет ли у него чего-то полезного?
– О. Нет, – я снова чувствую тошноту, думая о последних моментах жизни этого мужчины. В руке я все еще держу записку.
Трэвис тратит минуту на осмотр тела мужчины и возвращается с маленьким пистолетом, который кладет с остальным оружием в багажнике джипа.
– Что это? – он кивает на мою руку.
Записка.
