Текст книги "Последний проблеск света (ЛП)"

Автор книги: Клэр Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

– Рассвет фиолетовый, – говорю я с улыбкой.

Мы стоим и смотрим, попивая кофе. Пес в итоге подбегает и садится рядом с нами, склонив голову и насторожив уши торчком, словно пытаясь понять, что мы делаем.

– Знаешь, что? – я с улыбкой поворачиваюсь к Трэвису. – Если просто запечатлеть кадр вида, так сразу и не поймешь, закат это или рассвет.

Трэвис хмурится.

– Это можно понять по тому, где солнце – запад или восток.

Я нежно тыкаю его в бок.

– Я не об этом говорю. Я имею в виду просто вид. Вне контекста. Ты бы никогда не понял, закат это или рассвет.

Он притихает на минуту, размышляя. Он улавливает мое настроение. Бормочет:

– Да. Да. Верно.

– Мы все живем свои жизни в одном кадре настоящего. Может, солнце для нас никогда не садилось. Может, это всегда был рассвет.

Трэвис перекладывает кружку кофе в левую руку, чтобы переплести свои пальцы с моими.

– Думаю, так и было.

Мы больше ничего не говорим. Нам и не нужно.

Мы потягиваем наш кофе (роскошь, которая, как мне думалось, навсегда канула в лету) и смотрим, как солнце поднимается выше по дымчатому небу. Насыщенно фиолетовый цвет становится светлее, ярче, превращается в синеву.

Я ошибалась. Теперь я это знаю.

Конца света никогда не наступал.

То, что я считала последним проблеском света, всегда было моим началом.

Эпилог

Год спустя

Августовский день жаркий и парной, и я уже в той части лета, когда мечтаю об осени. Я усталая, грязная, вся вспотела под одеждой. Трэвис быстро едет по кочковатой горной тропе, джип постоянно подпрыгивает, тряся мое тело, косы, внутренности.

– Можешь немного сбавить скорость, пожалуйста? – прошу я наконец, держась за поручень и глубоко дыша, чтобы прогнать тошноту.

– Прости, – Трэвис кардинально замедляется и бросает на меня обеспокоенный взгляд. – Тебя тошнит?

– Меня не тошнит. Просто мне не надо, чтобы меня так трясло.

Он искоса поглядывает на меня, явно поддразнивая.

– Я думал, тебе нравится тряска.

– Не в машине же, – я стараюсь не рассмеяться, но получается не очень хорошо. – В постели – это другое.

– А. Понял, – его улыбка слегка угасает. – Я не хотел, чтобы тебя укачало. Просто не терпится вернуться домой.

– Да. Мне тоже.

Мы провели вдали от нашего маленького домика почти две недели – это самое долгое отсутствие за последний год. Вылазка прошла хорошо. Мы помогли сопроводить группу из примерно пятидесяти пожилых человек, которых надо было доставить в более безопасное место, и все прошло гладко, без серьезных рисков и травм, не считая солнечных ожогов и утомления от жары. Мы с Трэвисом стали регулярной частью сети помощников Мака, и выполнение таких работ всегда помогает мне почувствовать, что я вношу ценный вклад.

Но две недели вдали от дома – это долгий период, во время которого все время надо быть настороже из-за возможной опасности. Я буду рада вернуться.

Пес свернулся у моих ног, время от времени ворчливо поднимая голову, когда машину слишком сильно трясет. Он везде сопровождает нас и всегда выкладывается на все сто.

Но он такой же, как и мы. Ему больше всего нравится быть дома.

Теперь уже недалеко, и я предвкушаю. Я тянусь и тычу Трэвиса в руку.

– Тебе необязательно ехать так медленно. Обещаю, меня не стошнит на тебя.

– Не хотелось бы, чтобы тебя стошнило на пса.

Я смеюсь.

– У него теперь есть имя, знаешь ли.

– Да. Но думаю, он все равно предпочитает «пес».

– Нет, не предпочитает. Он знает свое время. Так, Герцог?

Пес поднимает голову, но увидев, что ничего не происходит, кладет ее обратно, протяжно фыркнув.

– До сих пор не могу поверить, что мы назвали его в честь того стихотворения, – бормочет Трэвис.

– Я думала, то стихотворение – твое любимое.

– Так и есть. Но герцог – убийца!

Теперь я уже беспомощно хихикаю.

– Ну, или Герцог, или Ланселот в честь моего любимого стихотворения. Ты сам выбрал Герцога.

– Не буду я называть своего пса чертовым Ланселотом, – он пытался удержать оскорбленную гримасу, но она сменяется мягкостью, когда его взгляд падает на мое лицо.

– Почему ты так на меня смотришь?

– Как так?

– Ты знаешь.

Трэвис протягивает руку и нежно поглаживает мою щеку большим пальцем.

– Ничего не могу поделать. Слишком люблю тебя. Иногда это выливается через край. Особенно когда ты смеешься. Почти и забыл, что такое смеяться, пока не сошелся с тобой.

– Ну, это правда. Когда мы начали путешествовать вместе, ты только и издавал тихий фыркающий звук. Я поначалу даже не знала, что это смех.

– Это правда был смех. Просто я не сразу вспомнил, как быть человеком.

– Ты всегда был человеком. Ты всегда был хорошим. Ты напомнил мне, что это возможно.

Мы смотрим друг на друга несколько долгих секунд, и Трэвис сбавляет скорость до черепашьей, чтобы джип не въехал в дерево.

Я покраснела и улыбаюсь, когда он переводит взгляд на тропу перед собой.

– Я рада, что мы смогли сделать эту работу.

– Я тоже.

– Мак выглядит счастливым. Тебе так не кажется?

– Еще как кажется.

– Я рада. Он хороший мужчина. Он заслуживает счастья.

Трэвис, кажется, хочет сказать что-то в ответ, но мы добрались до поворота вверх по горе к нашему дому, и это отвлекает нас от всего остального.

Даже Герцог садится и принюхивается к воздуху.

– Мне не терпится принять душ, – говорю я, когда мы подъезжаем ближе. – Прошло уже почти две недели.

– Да. Мне тоже.

– Тебе это определенно нужно. Уже давненько не ощущала твой запах так сильно.

Трэвис щурится, сердито глядя на меня, но это не очень-то убедительно. Я вижу, что он пытается не рассмеяться.

– Я знаю, что тоже воняю, так что тебе не нужно это говорить.

Он качает головой.

– Ты не воняешь.

– Эта ложь не очень убедительная.

– Не ложь. Мне нравится, как ты пахнешь, – похоже, он не пытается польстить мне. Просто говорит то, что считает правдой.

– Как я пахну? – спрашиваю я с искренним любопытством.

Трэвис прочищает горло и отворачивается. Его щеки слегка розовеют, и я понимаю, что он смущается. Это тот же мужчина, который смутился, заглянув под мою майку, держа коробку тампонов или говоря о своих трусах. Он практически не изменился. Он все еще очаровательно стеснительный. Но сейчас он говорит мне правду.

– Ты пахнешь как моя.

Когда я не отвечаю сразу же, он бросает на меня быстрый взгляд.

– Что?

– Ничего. Просто надо будет хорошенько полюбить тебя, когда мы наконец-то доберемся домой.

– Да?

– О да.

– До или после душа?

– Еще не знаю. Посмотрим, как пойдет.

***

Мы не принимаем душ сначала.

Герцог в таком восторге, когда мы выезжаем на поляну на вершине горы, что выскакивает из джипа еще до того, как он припаркован. Он бежит через двор, радостно лая, и мы с Трэвисом оба смеемся, пока отпираем входную дверь и проверяем, все ли в порядке.

Последние несколько месяцев мы работали над ремонтом мастерской, превращая постройку в маленькую однокомнатную хижину, чтобы мы могли предоставлять временное убежище людям, которые в этом нуждаются. На самом деле, Трэвис делал большую часть работы и давал мне легкие задачи, где я не могла нанести много урона. Проект должен быть закончен в следующем месяце.

Все именно так, как мы оставили две недели назад. Никто пока что не наткнулся на наш дом.

Я надеюсь, что так будет еще очень долго.

Я улыбаюсь, удовлетворенно глядя на гостиную, когда Трэвис без предупреждения подхватывает меня и несет в спальню.

– Что, если я хотела сначала принять душ? – требую я, обвивая руками его шею.

– Душ может подождать. Ты обещала хорошенько меня полюбить.

– Да? Я не уверена, что припоминаю.

Он преувеличенно рычит.

– Лучше бы тебе поскорее вспомнить, женщина, – вопреки притворной свирепости, он очень бережно кладет меня на постель и целует, забираясь сверху. – Теперь вспомнила?

Я тянусь и обхватываю его лицо ладонями.

– Что-то такое всплывает в памяти. Может, ты поможешь мне вспомнить.

Трэвис целует меня, целует, целует и еще целует. Затем снимает мою одежду и ласкает, пока я не начинаю выгибаться и хныкать. Я уже занималась его одеждой по возможности, но он наконец теряет терпение, встает и раздевается примерно за три секунды.

Затем переворачивает меня на четвереньки и трахает, пока я не кончаю. Я едва успеваю перевести дыхание, а он уже перекатился на спину и затаскивает меня на себя. Я седлаю его бедра и нетерпеливо скачу на нем, пока нас обоих не накрывает жесткой разрядкой.

К тому моменту я вымоталась и падаю на него сверху, голая, потная и удовлетворенная.

Трэвис обхватывает меня руками и крепко обнимает.

– Я люблю тебя, милая.

– Я тоже тебя люблю. И мы определенно хорошенько полюбили друг друга.

– С моей стороны никаких возражений, – он поворачивает нас так, что мы оба лежим на боку, и наконец ослабляет хватку. Его глаза тихие и нежные, пока он водит кончиками пальцев по моим грудям и наконец-то добирается до живота.

Он начинает округляться наружу. Моей беременности уже пять месяцев.

– Это было не слишком, нет? – тихо спрашивает Трэвис.

– Нет. Определенно не слишком. Ты, может, и большой, но не настолько большой.

Он фыркает.

– Я не это имел в виду.

– Я знаю, что ты имел в виду, – я глажу его колючий подбородок. – Мне все равно нравится так заниматься сексом. Я беременна. Я не превратилась в другого человека.

– Я знаю. Просто беспокоюсь.

– Знаю. Я тоже беспокоюсь. Но пока что со мной все хорошо, и мы будем стараться изо всех сил, когда ребенок родится. Это все, что мы можем сделать.

– Да.

– Воздух сейчас намного лучше по сравнению с тем временем, когда Грейс была маленькой. Нет оснований считать, что с нашим малышом случится то же самое.

– Знаю.

– И дети тысячелетиями рождались и вырастали без больниц.

– Это я тоже знаю. Я буду беспокоиться. Тут ничего не поделаешь. Но я… надеюсь.

– Я тоже, – я очень нежно целую его.

Когда мы узнали, что я беременна, что-то в Трэвисе как будто сломалось, и он смог наконец-то оплакать Грейс. Это было тяжело. Для нас обоих. Но это исцелило что-то в нем – что-то, что затянулось шрамом, но так и не заживало. До сих пор.

Какое-то время Трэвис обнимает меня, пока мне не становится слишком жарко и липко. Тогда я встаю, принимаю душ и переодеваюсь в леггинсы и просторную рубашку.

Я занимаюсь ужином, когда Трэвис заходит на кухню, пахнущий мылом и одетый в чистую одежду. Я как обычно улыбаюсь ему, но медлю, когда мельком замечаю выражение на его лице.

Он выглядит серьезным. Капельку нервничающим.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Ничего. Просто хотел кое о чем спросить тебя.

– Правда? О чем?

Он прочищает горло.

– Хотел кое-что тебе дать.

– Трэвис? Что происходит? Чего ты такой напряженный? – мое сердце бешено стучит. Такое чувство, будто вот-вот произойдет что-то важное.

Он сует руку в карман и достает, раскрывая ладонь и показывая мне что-то.

Кольцо.

Золотое кольцо с красивым маленьким бриллиантом-солитером.

Помолвочное кольцо.

Я таращусь на него с разинутым ртом, совершенно опешив.

Трэвис снова прочищает горло.

– Ничего страшного, если ты не… Я знаю, это не самое важное. Но я хотел… Я хотел сделать все официально. Что я тебя люблю. Что ты для меня – все. Что я буду твоим вечно. Если… если… ты этого хочешь.

Мои глаза переполняются слезами, когда я наконец-то отвожу взгляд от кольца на его ладони.

– Где ты это достал?

– Нашел. Давненько уже искал. И Мак помог мне отыскать пару обручальных колец. Думаю, они нам подойдут. Шэрил сказала, что в их маленький городок переехал священник. Так что он мог бы, наверное… – он переступает с ноги на ногу. – Если ты хочешь.

– Ты хочешь…

– Пожениться. Да. Хочу, – его взгляд опускается, затем поднимается обратно. – Ты хочешь?

Я дрожу. Не могу остановиться. Я улыбаюсь ему сквозь слезы.

– Да, я хочу выйти за тебя замуж! – я кидаюсь в его объятия.

Несмотря на мой энтузиазм, Трэвис умудряется не уронить кольцо и крепко обнимает меня.

Заинтересовавшись нашим выражением радости или запахом еды, Герцог приходит на кухню и обнюхивает наши лодыжки.

Трэвис наконец-то отпускает меня и надевает кольцо на мой палец. Оно идеально подходит по размеру. Понятия не имею, как ему удалось его найти.

Мы оба смотрим на кольцо, пребывая во влюбленном трансе.

Я никогда не думала, что вновь смогу иметь это. Никогда не думала, что это возможно в таком мире.

Радость, которая кажется почти идеально чистой.

Я купаюсь в ней, напоминая себе, что эта радость – моя, и Трэвиса, и Герцога, и нашего ребенка, с этого момента и до конца света.

Конец