Текст книги "Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 129 (всего у книги 388 страниц)

Глава 3

Наконец течение подхватило Джо, вынесло из темноты и понесло туда же, куда и «Фанакапан». Он не знал, куда плывет. Впрочем, он не вполне понимал, жив ли он. Он терял со знание, время от времени выныривал из забытья и видел бурлящее небо, словно небо и море поменялись местами. Один раз, очнувшись, он заметил нечто, похожее на пылающих птиц, проносившихся в раскаленном воздухе подобно метеоритам В другой раз он краем глаза уловил какое-то сияние, по вернул голову и увидел шу: тот стремительно несся в неспокойных водах, и глаза его сияли. Джо вспомнил разговор с Ноем на берегу: кто понравится одному Зерапушу, сказал Ной, понравится им всем. Прежде чем снова потерять со знание, Джо успел подумать, что этот шу его знает и, может быть, как-то выведет отсюда.

В полусне, в котором он пребывал почти постоянно, Джо видел Фебу среди водорослей; видел, как колыхалось в воде ее белое тело. И даже сейчас на глаза у него навернулись слезы, когда он подумал, что Феба ушла от него и вернулась в живой, реальный мир, оставив ему только воспоминания.

Потом и Феба перестала ему сниться. Джо плыл как сквозь пелену грязного дыма. Он был слишком слаб, чтобы сформулировать хоть одну мысль. Мимо него проплывали корабли, но он их не видел. Если бы видел – они скрипели и кренились, битком набитые пассажирами, удиравшими с Эфемериды, – наверное, попытался бы ухватиться за какой-нибудь канат и забраться на борт, а не двигаться в обратную сторону, куда его несло течением. По крайней мере, он бы заметил застывший на лицах беглецов страх и приготовился к тому, что ждало его на островах архипелага. Но он ничего не различал, не знал и потому плыл все дальше и дальше, мимо тонущих судов и спасавшихся вплавь обреченных пасса жиров. Он не увидел ни желтоватого пепла, местами так покрывшего поверхность моря, что вода казалось плотной, ни полыхавших вокруг кораблей.

Постепенно волнение моря стихло, и ослабевшее течение вынесло его к берегам острова, носившего в славные времена название Мем-э Б'Кетер Саббат. Там он и остался лежать на берегу, посреди мусора и обломков, в беспамятстве, больной и беспомощный, а на острове гибло все живое, а те, кто его погубил – иад-уроборосы, – подходили все ближе.

* * *

Трудно измерить расстояние, разделявшее остров Мем-э Б'Кетер Саббат и горы, где карабкались в тот момент вверх по склону Тесла и Феба Множество мыслителей в обоих мирах, в Косме и Метакосме, издавна пытались создать формулу, которая позволила бы вычислить расстояние между ни ми, но к единому выводу так и не пришли. Согласились толь ко в одном: единого правила, а также единиц измерения для этого нет. Ведь расстояние между мирами – не отрезок пространства между двумя точками, а различие в состояниях. Потому одни считали, что проще всего считать это пространство исключительно абстрактным, подобным тому, что отделяет почитателя божества от самого божества, и предлагали для такого случая особую систему координат. Другие полагали, что на пути из мира Альтер Инцендо в мир Субстанции душа претерпевает столь радикальные изменения, что описать и подвергнуть анализу дистанцию между ними (если здесь уместно слово «дистанция», в чем они сомневались) можно лишь в терминах духовной эволюции. Однако последнюю гипотезу признали несостоятельной, поскольку идею духовной эволюции отдельно взятой личности сочли ересью.

Были и третьи. Они настаивали на том, что любое взаимопроникновение между Сапас Умана и морем сновидений совершается лишь в сознании, и потому все попытки вычислить физическое расстояние между ними обречены на провал. Воистину, уверяли они, с тем же успехом можно измерить промежуток между одной мыслью и другой. Оппоненты называли эту теорию пораженчеством и вульгарной метафизикой. Они напоминали, что человек вступает в воды моря сновидений трижды, а всю остальную жизнь оно не достижимо даже в мыслях. Не совсем так, возражал лидер третьей группировки, мистик из Джума по имени Карасофия. Стена, разделяющая Метакосм и Косм, постепенно становится тоньше, и скоро наступит время, когда она окончательно рухнет. Тогда разум Сапас Умана, который кажется столь наивным и конкретным, даже в своем зачаточном состоянии станет главным производителем чудес.

Если бы Карасофия не погиб за свои идеи от руки убийцы на поле подсолнухов близ Элифаса, он мог бы заглянуть в мысли тех, кто собрался на праздничный парад в Эвервилле, и нашел бы в них подтверждение своей гипотезы. Все участники парада грезили наяву.

Взрослые мечтали стать свободными, как дети; дети меч тали получить родительскую власть.

Любовники глядели друг на друга и видели будущую ночь; старики и старухи смотрели на свои морщинистые руки или в голубое небо и видели то же самое.

Кто-то грезил о сексе, кто-то – о забвении, кто-то – о разгульном веселье.

А дальше по маршруту парадного шествия, возле окна, из которого он недавно вывалился на тротуар, сидел чело век, грезивший об Искусстве: о том, как его получит и навсегда перейдет предел времени и пространства.

– Оуэн?

Будденбаум не думал, что увидит его еще раз, по крайней мере, не в этой жизни. Но мальчишка стоял перед ним, та кой же, как прежде.

– Здравствуй, здравствуй…

– Как ты? – спросил Сет.

– Терпимо.

– Хорошо. Я принес холодного пива.

– Очень предусмотрительно.

– Считай это предложением мира.

– Принято, – сказал Будденбаум – Иди сюда, садись. Он похлопал по доскам рядом с собой.

– У тебя усталый вид.

– Не выспался.

– Молоточки мешали?

– Нет. Думал о тебе.

– Господи.

– Я хорошо о тебе думал, – уточнил Сет, усаживаясь рядом с Будденбаумом.

– В самом деле?

– В самом деле. Я хочу пойти с тобой, Оуэн.

– Куда?

– Туда, куда ты уйдешь после парада.

– Я никуда не собираюсь уходить, – возразил Будденбаум.

– Ты останешься жить в Эвервилле?

– Я нигде не останусь жить.

– Это способ от меня отделаться, – заметил Сет, – но почему ты не говоришь прямо? Скажи, я встану и уйду.

– Нет, это не способ от тебя отделаться, – ответил Оуэн.

– Тогда я не понимаю.

Оуэн обдумывал что-то, глядя в окно.

– Я слишком мало о тебе знаю, – проговорил он – И все же, мне кажется…

– Что?

– Я никогда никому не доверял, – сказал Оуэн. – Вот в чем дело. Хотелось доверять, и не раз, но я боялся разочарования. – Он посмотрел на Сета. – Знаю, я сам себя обманы вал, я придумывал себе чувства, – продолжал он, явно в смятении, – наверное, и любовь придумывал. Но это был мой выбор, так я защищался.

– Ты никогда никого не любил?

– Я испытывал страсть. И не раз. В последний раз – в Италии. Забавно. Унизительно, нелепо, весело. Но любовь? Нет. Я никому не доверял настолько, чтобы полюбить. – Он тяжело вздохнул. – Теперь уже поздно.

– Почему?

– Потому что любовь – это человеческая страсть, а я скоро стану свободным от всяких чувств. Вот я тебе все и сказал.

– Ты хочешь сказать… Ты перестанешь быть человеком?

– Да, именно.

– Это из-за аватар?

– Можешь думать и так.

– Объясни, пожалуйста.

– Встань, – сказал Оуэн, подтолкнув Сета. – Выгляни в окно.

Сет посмотрел. Оуэн встал сзади, положил ему руки на плечи.

– Смотри на перекресток.

Машин внизу не было; до окончания парада улица принадлежала пешеходам.

– Что я там должен увидеть? – поинтересовался Сет.

– Подожди немного, – промолвил Оуэн, передвигая пальцы ближе к шее Сета.

– Хочешь сделать мне массаж?

– Помолчи, – сказал Оуэн. – Сейчас… сейчас увидишь.

Сет почувствовал легкое покалывание в шее, которое быстро распространилось и растаяло в основании черепа. Он тихо вздохнул от удовольствия.

– Хорошо.

– Смотри на перекресток.

– Хорошо бы ты просто…

Он не договорил. Сет лишь ахнул, схватившись обеими руками за подоконник.

– Бог ты мой.

Перекресток исчез; улицы потекли, будто потоки лавы, украшенные алыми и золотыми лентами. Четыре потока со всех сторон перекрестка, сужаясь, двигались к центру, где превратились в крохотные полоски, а блеск их стал таким нестерпимым, что Сет опустил глаза.

– Что это? – выдохнул он.

– Красиво, правда?

– Бог ты мой, еще бы! Это ты сделал?

– Это не делают, Сет. Это не витает в воздухе, как стихотворение. Это можно лишь привести в движение.

– Ладно. Но это ты привел это в движение?

– Да, я. Много лет назад.

– Ты ничего мне не рассказывал.

– Это приглашение на танец, – мягко прошептал Оуэн над самым ухом Сета.

– Какой танец?

– Танец жизни и становления, – ответил Будденбаум – Смотри на него, и забудешь твоих ангелов с молоточками, что стучат по небу с той стороны. Вот оно, настоящее чудо.

– Где все сходится.

– Да.

– Ты сказал, что твое путешествие закончится на перекрестке.

– Вспомни об этом потом, – сказал Оуэн, и голос его посуровел. – Вспомни, что я ни разу тебя не обманул. Я никогда не говорил тебе, что пришел навсегда.

– Нет, ты ничего такого не говорил. Я хотел бы, но ты не говорил.

– Ну, раз мы друг друга поняли, значит, можно еще раз позабавиться на прощание.

Сет отвернулся от окна:

– Не могу больше смотреть на это. Тошнит. Оуэн легко пробежался пальцами по его волосам.

– Все, – сказал он. – Смотри, ничего нет.

Сет посмотрел на перекресток. Видение исчезло.

– И как это будет? – спросил он. – Ты встанешь на перекрестке, и они тебя заберут?

– Все не так просто, – сказал Оуэн.

– А как?

– Я сам толком не знаю.

– Но ты знаешь, что с тобой будет в конце, ведь так?

– Я знаю, что я стану свободным от времени. Прошлое, будущее и мгновение сна между ними станут одним бесконечным днем…

Голос его становился тише и тише, так что в конце Сет почти не разобрал слов.

– Что за мгновение сна? – спросил он.

Оуэн притянул к себе юношу и поцеловал в губы.

– Хватит об этом.

– Но я хочу знать, – настаивал Сет. – Оуэн, я не хочу, чтобы ты уходил.

– Так надо, – сказал Будденбаум. – Боюсь, у меня нет выбора.

– Нет, есть. Ты можешь остаться со мной, по крайней мере на какое-то время. Научить меня тому, что ты знаешь. – Он положил руку Оуэну на грудь. – А когда мы будем уставать от учебы – Рука его нашла застежку ремня. – Тогда будем трахаться.

– Пойми, я очень долго ждал этого, – проговорил Оуэн. – Сколько мне пришлось думать, придумывать, притворяться, чтобы в результате оказаться здесь. Поверь мне, это было непросто. Сколько раз мне хотелось плюнуть на все. – Сет справился с пряжкой и расстегивал пуговицы. Оуэн продолжал говорить, будто ничего не замечал. – Но я не утратил видения.

Пальцы Сета нашли его член. Равнодушие Будденбаума оказалось притворством.

– Ну давай же, – попросил Сет.

– Ты всегда такой нетерпеливый? – сказал Оуэн.

– Не помню, – сказал Сет. – Не помню ничего, что было до того, как я встретил тебя.

– Не говори глупостей.

– При чем тут глупости? Это правда, Я ждал тебя. Знал, что ты придешь. Я, конечно, не видел твоего лица…

– Послушай меня.

– Я слушаю.

– Я не тот, кого ты ждал.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я не могу дать то, что тебе нужно. Я не могу остаться и приглядывать за тобой.

– Ну и что? – сказал Сет, продолжая гладить его.

– Придется тебе найти другой объект.

– Не придется, – отозвался Сет, – если ты возьмешь меня с собой, если пригласишь на этот танец. – Он снова вы глянул в окно, на серую улицу. – Если ты будешь со мной, я смогу, я выдержу.

– Вряд ли.

– Смогу! Дай мне шанс.

Он присел перед Оуэном на корточки и прикоснулся языком к его члену.

– Подумай, как хорошо нам будет вместе.

– Ты не знаешь, чего ты просишь.

– Так скажи. Научи. Я стану тем, кем ты захочешь. Поверь мне.

Оуэн погладил его по лицу.

– Я тебе верю, – сказал он, легко поигрывая своим членом. – Я уже говорил: в тебе что-то есть.

Сет улыбнулся, затем взял член Оуэна в рот. Юноша был не очень опытен, но недостаток техники восполнялся рвением. Оуэн запустил пальцы в его волосы и застонал. Обычно в момент наслаждения он забывал, что делают его руки или губы. Но сейчас, то ли от осознания конца, который окрашивал все, что он сегодня ни делал (последний завтрак, последнее умывание, последняя ласка), то ли оттого, что мальчишка ему действительно нравился, он ясно и точно отдавал отчет в каждом своем ощущении.

Какой смысл, подумал он, жить весь бесконечный день в одиночестве? Каким бы ты ни был мудрым и ловким, но вечность – это навсегда. Возможно, будь у него больше времени, он поискал бы кого-нибудь другого, чтобы разделить с ним бессмертие; кого-то, кто больше походил на его идеал. Впрочем, скоро он выйдет на перекресток и сможет делать то, чего раньше не мог. Он получит власть над эволюцией, и в его силах будет подправить Сету профиль, сделать построй нее бедра. Он глянул сверху на юношу.

– Ты быстро учишься, – заметил он.

Парнишка улыбнулся, не отрывая от него губ.

– Давай, давай, – сказал Оуэн и во всю длину вошел ему в глотку. Тот сначала поперхнулся, но, прирожденный любовник, не отступил и не сдался. – Бог ты мой, – воскликнул Оуэн, – ты очень целеустремленный, ты знаешь это?

Он снова ласково погладил лицо Сета. Слишком низкие скулы, слишком курносый нос. А волосы слишком обычные, их придется изменить полностью. Может быть, сделать ему черные локоны до плеч, как на портретах у Боттичелли? Или, наоборот, превратить в блондина с выгоревшей на солнце челкой, падающей на глаза? Сейчас не время об этом думать. Он решит позже. Потом, когда исчезнут все «до» и «после».

Он почувствовал знакомую дрожь.

– Хватит, – ласково сказал он. – Я не хочу сейчас доходить до конца.

Если мальчишка его и слышал, то никак не отреагировал. Глаза Сета были закрыты, и он предавался своему занятию с таким рвением, что на губах пенилась слюна.

«Мой член поднимается из пены, как Венера», – подумал Будденбаум.

Мысль его позабавила, и, пока он мысленно смеялся над своей остротой, мальчик едва не довершил дело.

– Нет! – крикнул Оуэн, с силой вырвал член изо рта Сета и сильно, до боли, ущипнул мальчика.

На миг он подумал, что проиграл. Он застонал, скорчился, закрыв глаза, чтобы не видеть соблазнительного зрелища Сета, стоявшего перед ним на коленях. Ущипнул его еще сильнее и мало-помалу успокоился.

– Все, – выдохнул он.

– Я думал, ты хочешь.

Глаза у Сета были открыты, молния штанов расстегнута.

– У меня сейчас нет времени восстанавливать силы, – сказал Оуэн. – Бог ты мой, нельзя было позволять тебе даже начинать…

– Ты первый меня поцеловал, – почти с обидой ответил Сет.

– Меа culpa* (* Моя вина (лат.)), – сказал Оуэн и поднял руки, шутливо прося прощения. – Больше не буду.

Сет понуро опустил голову.

– Никакого «больше» не будет, так? – проговорил он.

– Сет…

– Не надо лгать, – сказал юноша, застегивая брюки. – Я не дурак.

– Нет конечно, – ответил Оуэн. – Поднимайся, пожалуйста.

Сет выпрямился, вытер ладонью губы и подбородок.

– Конечно, ты не дурак, потому я говорю тебе все как есть. Я доверил тебе тайну, о которой до сих пор не рассказывал ни единой живой душе.

– Почему?

– Если честно, сам не знаю. Наверное, потому что ты ну жен мне больше, чем я думал.

– Надолго ли?

– Не дави на меня, Сет. Не все зависит от нас. Прежде чем взять тебя с собой, я должен быть уверен, что не потеряю все, ради чего жил.

– А такое может быть?

– Я сказал: не дави на меня. Сет понурился.

– И вот этого тоже не надо. Посмотри мне в глаза. – Медленно Сет снова поднял голову. В глазах у него стояли слезы.

– Я не могу брать на себя ответственность за тебя, мой мальчик. Ты понимаешь?

Сет кивнул.

– Я не знаю, что случится со мной завтра, – продолжал Будденбаум – Не знаю. Были люди намного умнее меня, но их смело… просто смело, и все тут… потому что они начали этот танец, не умея танцевать. – Он дернул плечом и вздохнул. – Я не знаю, люблю ли я тебя, Сет, но я не хочу использовать тебя и бросить. Я никогда не простил бы себе этого.

С другой стороны, – он взял юношу за подбородок, – похоже, наши судьбы переплелись.

Сет хотел что-то ответить, но Оуэн прикрыл его рот ладонью:

– Ни слова больше.

– Я и не собирался.

– Собирался.

– Я не о том.

– А о чем?

– Я хотел сказать, что там оркестр. Послушай.

Он был прав. Через разбитое стекло доносились отдаленные звуки труб и барабанов.

– Парад начался, – сказал Сет.

– Наконец-то, – отозвался Оуэн, и взгляд его устремился к перекрестку. – Вот теперь, мой мальчик, смотри внимательно.

Глава 4

– Подожди, остановись на минуту, – сказал Рауль.

Тесла замерла и жестом приказала остановиться Фебе, шедшей за ней следом.

– Замри.

Впереди, ярдах в десяти отсюда, Тесла разглядела в тумане движение. Четверо (один из них – тот самый плотник, узнала Тесла) двигались по склону наперерез им. Феба тоже увидела их и замерла, затаив дыхание. Если сейчас хоть кто-то из четверых повернет голову в эту сторону, игра окончена. Наверное, Тесла успеет пристрелить двоих, прежде чем они приблизятся. Но любой из четверки явно справится с ней или с Фебой одним ударом кулака.

– Не самые удачные творения Создателя, – заметил Рауль.

Это было мягко сказано. Все четверо оказались уродливы, каждый по-своему, и уродство подчеркивалось тем, что они шли в обнимку, как гротескные братья. Один из них, несомненно, был самым тощим на свете: его черная кожа прилипла к острым костям, будто папиросная бумага, глаза блестели, и на ходу он семенил ножками. Рядом с ним, поло жив ему на плечо руку небывалых размеров, шагал толстяк в светлой расстегнутой рубахе, весь в пятнах то ли грязи, то ли крови. На его отвислых грудях, покрытых синяками, висело некое существо – помесь омара с попугаем: красное, с крыльями, с клешнями, – припавшее к нему наподобие младенца у кормящей матери. Третьим в четверке был тот самый плотник. На вид самый тупой, с головой, похожей на лопату, с бычьей шеей. Но он шел и насвистывал песенку, и песенка была веселая, и журчала она нежно, как ирландский ручеек. Справа от него и ближе всех к женщинам вприпрыжку бежал карлик. Кожа у него отливала ярко-желтым и казалась липкой, и весь он был разболтанный и издерганный. Черты его лица ужасали – глаза навыкате, подбородок срезанный, рот перекошен, а носа почти нет, только ноздри.

Они, похоже, никуда не спешили. Шли спокойно, болта ли, шутили и были так поглощены обществом друг друга, что ни один даже не взглянул в сторону женщин.

Потом туман поглотил их, и они исчезли.

– Ужас, – тихо сказала Феба.

– Бывало и пострашнее, – отозвалась Тесла и шагнула вперед, а Феба держала ее за руку.

Туман вокруг них шел какими-то волнами, и чем выше они поднимались, тем это становилось заметнее.

– О боже, – вдруг сказала Феба, показывая себе под ноги.

По земле расплывались те же волны: трава, земля, даже камни, разбросанные по склону, увлекались вверх неведомой силой, то тянувшей, то снова ослабевавшей. Мелкие камешки катились по склону вверх, что само по себе достаточно странно, но еще более странно было то, что обломки скалы и крупные валуны пытались сдвинуться с места. Здесь, близко от порога, они не шли трещинами, как внизу, а размягчались, подчиняясь тому же ритму движения, что туман, трава и земля.

– Похоже, осталось немного, – решила Тесла, глядя на это.

Ей уже приходилось наблюдать подобное в доме у Бадди Вэнса, где все твердые предметы разом утратили твердость, а вместе с ней и свой истинный смысл. Тогда вокруг бушевала стихия. Здесь же, напротив, установился мягкий, неспешный ритм, увлекавший камни, не размягчая их. Тесла, еще не успевшая оправиться от потрясения после смерти Люсьена, не могла наслаждаться этой картиной, но все же почувствовала дрожь предвкушения. От порога их отделяло лишь несколько ярдов, в этом она не сомневалась. Еще шаг-другой, и она увидит Субстанцию. Даже если обкурившаяся певица права и там нет никаких чудес, разве не чудесно увидеть тот самый океан, откуда вышла жизнь?

Где-то поблизости раздался смех. Но на этот раз Феба и Тесла не остановились, а ускорили шаг. Колебания тумана и почвы с каждым ярдом становились все настойчивее. Теперь женщины шли так, словно по щиколотку погружались в воду, преодолевая ее сопротивление и рискуя упасть.

– У меня странное ощущение, – сказал Рауль.

– Какое?

– Не знаю… Я не знаю… Я не чувствую себя в безопасности, – ответил Рауль.

Не успела она задать следующий вопрос, как туман качнулся сильнее, и завеса его разошлась. Тесла невольно ахнула от изумления. Взгляду открылась отнюдь не вершина горы, а совсем другая картина. Яркое небо и берег, на который набегали морские волны, пенистые и темные.

Феба отпустила ее руку.

– Не могу поверить, – сказала она. – Смотрю и глазам не верю…

– Тесла…

– Потрясающе, правда?

– Тесла, держи меня.

– Ты о чем?

– Я теряю себя.

– Подумаешь!

– Тесла! Я серьезно! – В голосе Рауля звучала паника – Не подходи туда.

– Придется, – сказала она.

Феба уже бежала вперед, не отводя глаз от берега.

– Я буду осторожна, – сказала Тесла. – Не беги! – крикнула она Фебе, но та не остановилась.

Она бежала вперед, будто загипнотизированная зрелищем берега, до тех пор, пока земля не ушла у нее из-под ног. Феба упала. Она вскрикнула так, что слышно ее было, наверное, ярдов на двадцать, и никак не могла подняться.

Тесла ринулась к ней на помощь, с трудом преодолевая сопротивления почвы и воздуха, встревоженных чужим присутствием. Она протянула Фебе руку и помогла встать на ноги, что тоже оказалось непросто.

– Я в порядке, – заверила Феба, пытаясь отдышаться. – Честное слово. – Она поглядела на Теслу. – Тебе пора воз вращаться назад.

– Послушайся ее, – призвал Рауль, и голос его дрогнул.

– Ты сделала все, что могла, – продолжала Феба. – Дальше я справлюсь сама. – Она обняла Теслу. – Спасибо тебе. Ты удивительная женщина, ты это знаешь?

– Будь осторожна, – сказала Тесла.

– Буду, – отозвалась Феба, разжала объятия и повернулась к берегу.

– Я серьезно, – проговорила ей в спину Тесла.

– Что серьезно?

– Я не…

Тесла не успела закончить фразу, потому что в этот миг впереди на берегу неожиданно появилась человеческая фигура. В отличие от тех, кого они уже здесь видели, человек этот казался очень важным: тучный, холеный, с тяжелыми веками, с рыжеватой бородой, разделенной на добрую дюжину прядок, закрученных наподобие рожек. В одной руке он сжимал небольшой жезл, другой придерживал свои ниспадающие одежды, позволяя трем детям – похожим друг на друга и на ту смеющуюся девочку, которую Тесла с Фебой видели раньше, – играть в пятнашки у его ног, Однако он был не настолько увлечен игрой, чтобы не заметить двух женщин и не догадаться, что они не имеют отношения к его свите. При виде их он закричал:

– Гамалиэль! Ко мне! Мутеп! Ко мне! Барто, Сванки! Ко мне! Ко мне!

Феба повернулась и с отчаянием взглянула на Теслу. До берега оставалось не более десяти шагов, но путь к нему теперь был закрыт.

– Пригнись! – завопила Тесла, направляя на бородатого человека револьвер Лурдес.

В ту же секунду он поднял жезл, и Тесла увидела, как вокруг него закипала волна энергии.

– Это оружие! – крикнул Рауль.

Тесла не стала ждать подтверждения и выстрелила. Пуля попала ему в живот, ниже, чем она метила. Он уронил и жезл, и край одеяния и испустил такой тонкий, пронзительный вопль, что Тесла приняла его за женщину. Дети перестали хихикать, забегали вокруг него и закричали, а он перегнулся пополам и продолжал вопить.

Один из детей пронесся мимо Фебы, совершенно не обратив внимания на револьвер, с криком:

– На помощь Посвященному Зури!

– Беги! – крикнула Тесла Фебе, но голос ее потерялся среди воплей.

Туман не гасил шум, а, наоборот, усиливал какофонию, эхом отражая звуки, и размягчившаяся почва начала подрагивать.

По паническому взгляду Фебы Тесла поняла, что та чересчур испугана, чтобы воспользоваться возможностью. Тесла снова крикнула, а потом направилась к ней, стараясь выбирать почву потверже.

– Стой! Мне трудно держаться! – крикнул Рауль.

Держаться было трудно не только Раулю. Тесле казалось, что от криков, от колебания почвы под ногами чувства вы шли из-под контроля. Зрение ее словно переместилось вперед, и несколько неприятных секунд она смотрела на себя с того самого порога между Космом и берегом. Наверное, она так; и перенеслась бы туда, но Феба взяла ее за руку, и этот живой контакт заставил ее вернуться.

– Беги! – крикнула Тесла, оглядываясь на Зури.

Он был явно не в силах помешать Фебе. Он согнулся по полам и плевался кровью.

– Пошли со мной! – позвала Феба.

– Не могу.

– Ты не можешь остаться здесь! – воскликнула Феба– Они убьют тебя.

– Нет, если я…

– Тесла!

– Если я потороплюсь. Да беги же ты, ради бога!

– Тесла…

– Да, хорошо, – ответила она Раулю и подтолкнула Фебу в сторону берега. Феба пошла, увязая в зыбкой скале.

– Теслаааа…

– Мы уже идем, – сказала Тесла и, повернувшись к Фебе спиной, стала выбираться на твердую почву.

И в этот момент она вдруг потеряла ориентацию, как будто внезапно лишилась рассудка. Она замерла, утратив цель, волю, память, ослепленная вспышкой боли. А потом стояла, не чувствуя ни боли, ни страха, забыв про самосохранение. Просто стояла на зыбкой почве, будто на раскачивавшихся качелях. Револьвер Лурдес выпал у нее из руки и исчез под накатившей каменной волной. Потом сознание вернулось так же внезапно, как ушло. Голова разламывалась, из носа текла кровь, но Тесле все же хватило сил, чтобы двинуться дальше.

Впрочем, ее ожидали неприятности. Впереди показались четыре отвратительные фигуры: Гамалиэль, Мутеп, Барто и Сванки.

У нее не осталось сил бежать. Ничего не осталось, кроме надежды, что ее не казнят на месте за то, что она ранила Зури. Когда плотник двинулся к ней, Тесла оглянулась и увидела Фебу: та как раз переступила через порог и скрылась из виду.

– Уже кое-что, – мысленно сказала она Раулю.

Тот не отозвался.

– Прости, – продолжала она, – я сделала что могла.

Плотник подошел к ней почти вплотную и потянулся, что бы взять за руку.

– Не тронь ее, – произнес кто-то.

Она с трудом подняла голову. Кто-то вышел из тумана, держа в руке револьвер. Револьвер был нацелен в сторону раненого Посвященного.

– Отойди, Тесла, – велел человек с револьвером.

Она сощурилась, чтобы рассмотреть своего спасителя.

– д'Амур?

Он устало ухмыльнулся своей волчьей ухмылкой.

– Кто же еще, – ответил он. – А теперь иди-ка сюда.

Плотник так и стоял, заслоняя дорогу, на расстоянии вытянутой руки от Теслы и явно не собирался ее пропускать.

– Убери его, – сказал д'Амур Посвященному. – А то пожалеешь.

– Барто, – окликнул Зури, – пропусти ее.

Заскулив, как обиженный пес, плотник сделал шаг в сторону, и Тесла заковыляла вниз по склону к д'Амуру.

– Гамалиэль, – позвал Гарри, и чернокожий человек-скелет повернулся к нему. – Объясни этим братьям Гримм, что мой револьвер видит и в тумане. Ты хорошо меня понимаешь?

Гамалиэль кивнул.

– И если кто-нибудь из вас шелохнется в ближайшие десять минут, я разнесу этому старому мудаку голову. Как ты думаешь, смогу я так сделать или нет?

Он прицелился в голову Зури. Гамалиэль заскулил.

– Да, ты правильно понял, – кивнул Гарри. – Я могу убить его с большого расстояния. С очень большого. Тебе понятно?

Ответил не Гамалиэль, а его брат-толстяк.

– Ла-дно. – Он поднял жирную руку. – Не стреляй, ладно? Мы стоим. Ты не стреляешь, ладно?

– Ла-дно, ла-дно, – согласился д'Амур. Он оглянулся на Теслу. – Бегом можешь? – спросил он у нее шепотом.

– Попытаюсь.

– Тогда давай. – Он стал медленно пятиться назад.

Тесла двинулась вниз по склону, держа в поле зрения отступавшего от Зури и братьев д'Амура. Тот пятился, пока противники не скрылись из виду в тумане. Тогда он повернулся и нагнал Теслу.

– Нужно спешить, – сказал он.

– Ты правда это можешь?

– Могу что?

– Попасть в Зури в тумане.

– Нет, конечно. Но готов поспорить, они не станут рис ковать. А теперь пошли.

Спускаться было легче, чем карабкаться вверх, хотя голова у Теслы раскалывалась. Минут через десять туман вокруг них начал редеть, и вскоре они оказались на летнем ярком солнце.

– Мы еще не в безопасности, – предупредил Гарри.

– Думаешь, они гонятся за нами?

– Уверен, черт побери, – ответил он не задумываясь. – Барто, наверное, уже ставит для нас кресты.

Тесла вспомнила про Люсьена и невольно всхлипнула. Она зажала себе рот рукой, чтобы не плакать, но слезы все равно потекли, оставляя след на грязных щеках.

– Они нас не схватят, – проговорил д'Амур. – Я не позволю.

– Я не из-за этого.

– А из-за чего?

Она затрясла головой.

– Потом, – сказала она и, повернувшись, пошла вперед.

Слезы застилали глаза, ноги подкашивались, она спотыкалась, но все-таки спешила вперед, пока они не добрались до леса. Даже там Тесла не остановилась, а лишь немного замедлила шаг и продолжала идти, то и дело оглядываясь на д'Амура, будто проверяла, не потерялся ли он.

Наконец, когда оба уже задыхались от быстрой ходьбы, лес начал редеть, и послышались знакомые звуки. Сначала до их слуха донеслось журчание ручья Ангера. Потом – гул большой толпы. И наконец, третьим заиграл городской оркестр, возглавлявший парад, что двинулся по улицам Эвервилля.

– Не Моцарт, конечно, ну извини, – обратилась Тесла к Раулю.

Постоялец ее не отозвался.

– Рауль? – сказала она, на этот раз вслух.

– Что-то не так? – поинтересовался д'Амур.

Тесла остановила его взглядом и сосредоточилась на том, что чувствовала внутри.

– Рауль? – снова позвала она, и снова безрезультатно.

Встревоженная, она закрыла глаза и принялась искать.

Пару раз за время ее странствий, когда Рауль сердился или пугался, он прятался от нее, и ей приходилось упрашивать его выйти. Мысленно Тесла приблизилась к границе, разделявшей их, и снова позвала его. Никто не откликнулся, С ужасом Тесла начала понимать, что произошло.

– Отзовись, Рауль! – просила она.

Ответом ей была тишина, и тогда она двинулась дальше, на территорию Рауля.

Она сразу поняла, что его там нет. Раньше, переходя границу, она немедленно ощущала его присутствие, даже если он молчал. Она чувствовала это как нечто абсолютно отличное от нее. Теперь там никого не было. Никто ее не дразнил, не обижался, не возражал, не ныл.

– Что случилось? – задал вопрос д'Амур, изучая ее лицо.

– Рауль исчез, – сказала она.

Она поняла, когда это произошло. В тот момент боли и помешательства, который настиг ее возле порога, когда со знание ее подхватили волны. Значит, Рауля унесло волной.

Тесла открыла глаза. После пустоты, какую она ощутила, лишившись Рауля, внешний мир нахлынул на нее со всей силой – плеск речки, многоголосие толпы, синева неба, д'Амур, деревья.

– Ты уверена? – спросил д'Амур.

– Уверена.

– Куда, черт побери, он мог подеваться? Она тряхнула головой.

– Он звал меня, когда мы приблизились к берегу. Говорил, что он теряет себя… Видимо, он хотел сказать…

– Он хотел сказать, что сходит с ума?

– Да.

Она застонала от досады, осознав свою глупость.

– Господи! Я его отпустила! Как я могла!

– Не казни себя. Да, ты не подумала обо всем. Но на такое только Бог способен.