Текст книги "Я стройнее тебя!"

Автор книги: Кит Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Ральф надеется, что Энни вернется домой изменившейся, то есть исцеленной, и выглядеть она должна не как скелет, а как хорошенькая (но не толстая!) девушка, как и положено. Тогда можно будет послать фотографию ее улыбающегося личика на рождество родным и заслуженно гордиться своей семьей. Вот что для него важно.

Марг желает, чтобы Энни просто поправилась и не слишком злилась на нее, но главное, чтобы у милой Энни все было в порядке. «А потом, – угрюмо думает она, – потом я разберусь со своими делами». Есть здесь еще такой болезненный, сложный вопрос, который можно назвать «феноменом Белоснежки». Где-то в глубине души Марг хочет быть «на свете всех милее», и от этого она тайно, подсознательно играет роль жестокой королевы, но ей так жаль бедняжку Энни! Дочь стала такой тощей, что сравнивать себя с ней не имеет смысла. Под конец дошло до того, что красивые волосы девочки выпадали клочками. Тебе нельзя оставаться такой, милая моя бедняжка, скелетик ходячий. Как вообще может Марг думать о собственном лице, когда Энни морит себя голодом?

«Но если я все-таки это сделаю, – говорит она себе, – мне, возможно, удастся вернуть Энни». Вопрос в том, соглашаться ли ей на операцию в клинике, куда записал ее Ральф, и сэкономить время и средства, или стоит потратить деньги, предназначенные для вознаграждения Преданным Сестрам, и заняться собой всерьез.

– Если я буду лучше выглядеть, – бормочет она, – все остальное тоже станет лучше.

Но после этого ей приходится задуматься, решит ли это все ее проблемы. Трудно сказать.

Марг не рада предстоящей операции. Она думает о боли и мучениях, синяках, потерянном времени, когда придется сидеть в затемненной комнате (солнечные лучи могут оказать нежелательное воздействие на результаты операции), рисует себе перспективы вынужденного бездействия, которое нарушит насыщенную программу ее тренировок (физические нагрузки в послеоперационный период отрицательно сказываются на результатах). Но она должна сделать это. Ральф ничего не говорит прямо, но она знает, что он к ней охладел. А когда Марг ведет занятия, она читает приговор в глазах студентов: она проиграла в борьбе за существование. Она лишняя. Что означает: старая. Профессор Аберкромби стареет. На их мнение она может не обращать внимания: что они понимают, они же совсем еще дети. Но всего неделю назад подруги с факультета пригласили ее на ланч. Селеста высказалась прямо:

– Слушай, Марг. Не тяни с этим делом, сделай милость.

Мелоди добавила:

– Никому не хочется, чтобы ты у нас здесь ходила такой страшилой, как Джейн.

А ей, в конце концов, сорок два года.

Плача, она огрызнулась:

– Вы выбрали самый неудачный момент для такого разговора!

Само собой, всего она им объяснять не собиралась, потому что позор Энни она держит в тайне. Узнай они об этом, и в ее фоб был бы вбит последний гвоздь.

Селеста и Мелоди тут же поспешили окружить ее сочувствием.

– Марг, милая, что случилось?

Конечно, она соврала.

– Нет-нет, ничего. Ну, понимаете, ПМС.

Что бы они сказали, услышав новость, что ее дочь – анорексик? Она понимает, что все произошло не за один день. И как же она не заметила, что творится, как все докатилось до такого кошмара? По иронии судьбы, она всегда так гордилась Энни. «Я так рада, – говорила она прежде, – я так рада, что ты не растолстела, как я в твоем возрасте». В свое время Марг нажиралась, а потом вызывала у себя рвоту. Она довела себя до того, что голос стал на целую октаву ниже, а на зубы поставили коронки, но от лишнего веса было все равно никак не избавиться. Ей удалось на довольно долгий период подчинить тело собственной воле, и тогда она успела завоевать Ральфа. Но она никогда не была вполне довольна своей фигурой и готова была пойти на что угодно, чтобы быть похожей на девушек с рекламных плакатов, так что можно себе представить, как она радовалась, когда подрастала дочь! В двенадцать лет высокая стройная Энни выглядела почти безупречно: плоский животик, в пупке сверкает сережка с бриллиантиком, облегающая одежда подчеркивает красивые линии фигуры. Но как-то после Рождества, Ральф похлопал ее по плотненькой попке и пробурчал:

– Ущипни-ка себя, складки-то толще дюйма, а? – и бедная девочка вздрогнула, как раненый зверь.

Марг тогда подумала, что однажды это станет проблемой, но благодаря Ральфу до этого дело не дошло. Марг не пришлось покупать дочке красивую одежду на размер меньше, чтобы убедить ее сесть на диету, останавливать метнувшуюся за куском пирога руку, обещать десять долларов за каждый сброшенный фунт. Энни переменилась почти в одночасье. Из-за Ральфа.

Все произошло в тот день после Рождества. Все страшно устали, и животы у них были все еще раздутыми от вчерашнего ужина – они попробовали четыре разных пирога! Не самый подходящий момент выбрала Энни, чтобы померить симпатичный новый купальник. Ральф произнес одно только слово, и девочка навсегда изменилась.

Из-за одного только слова милая Энни забыла обо всем и стала другим человеком.

Даже не из-за слова. Из-за песенки.

Да, конечно, она в тот момент казалась толстенькой, а как же, после всего того, что они съели на праздник, но чем она заслужила такое обращение? Она же была совсем еще маленькой девочкой! В своем красивом розовом бикини в клеточку она зашла в комнату, где семья смотрела телевизор, и Ральф, ублюдок, Ральф сказал…

Если вспомнить, он ничего и не говорил, а зачем. А сделал он вот что.

Он начал напевать.

– Как хотела бы я быть…

Ей пришлось попросить его замолчать! Он пел…

– Ральф, не издевайся над ней.

Вот так и меняется вся твоя жизнь. Так быстро! Ральф, не обращая на нее внимания, продолжал петь.

– Сосиской Мейера…

Он пел…

Вот так просто привести в отчаяние собственную дочь. Бедняжка Энни понятия не имела, откуда эта песенка, но отлично понимала, к чему он ее запел. Она пискнула, как раненый котенок.

Он пел куплеты из рекламы сосисок «Оскар Мейер»^[24].

Марг прошептала:

– Скотина.

Ральф обернулся к ней и огрызнулся:

– Скотина? Я скотина?

Энни со слезами выбежала из комнаты.

Удивительно, чего только не стерпишь, когда тебе кажется, что любимый мужчина все еще тебя любит. Или когда еще не вполне представляешь, как будешь жить без него. Застыв от гнева на месте, Ральф свирепо посмотрел на нее. Она поскорее погладила его по щеке.

– Ш-ш-ш, милый, – она сама не понимала, почему тут же пошла на попятный.

– Прости, как я только такое ляпнула, ш-ш-ш, дорогой.

Конечно, Марг втайне ликовала, когда Энни начала худеть, и ей нравилось, как хвалил за это девочку Ральф, как будто ее фигурка была заслугой Марг. Скоро ей стало казаться, что ему пора бы пореже говорить Энни о ее фигуре, но даже после того как кости таза у нее начали заметно выпирать, он еще долго подначивал ее. Конечно, было приятно покупать ей костюмчики с шортами, такие, где майка не закрывает живот, и короткие юбки-воланы, а к ним топики в узкую полоску, но… Есть у Энни такая черта. Если она решит чего-то добиться, то пойдет до конца. Как только она берется за что-то, только об этом и думает. Только этим и занимается. Милая Энни, такая умная девочка, и ей нужно было пойти в колледж – она хочет стать ветеринаром, но она от всего этого отказалась, и ради чего? Ради внешности. Бедная малышка совершенно измучила себя. Успела довести все до крайности, пока они ничего не замечали, а теперь только посмотрите на нее!

Как она докатилась до такого кошмарного состояния? Марг не понимает.

Да, Энни стала тощей, а Марг говорила себе, что у девочки модная стройная фигурка. Правда, она, похоже, питается одними салатными листьями, но это ведь идеальная диета для хорошеньких девочек ее возраста, особенно если ты знаешь, что в кафе «Баскин Роббинс» в мороженое добавляют кальций. Марг была от дочки в восторге, и своими восторженными одобрениями разжигала ранимое самолюбие Энни.

– Продолжай в том же духе, и когда вырастешь, станешь супермоделью, будешь разъезжать в кабриолетах, волосы тебе будет развевать ветерок. Ты будешь получать огромные деньги за то, что фотографируешься в роскошных нарядах, которые, кстати, потом тебе оставят насовсем.

Кто же не пожелает такого своему ребенку? Кто в наши времена не хочет прославиться своей красотой?

– Подумай только, милая, у тебя не будет проблем с лишним весом.

Она не добавляла к этому: «Тех самых проблем, которые вконец испортили мои отношения с твоим папой, – и не говорила: – И если ты сделаешь все правильно, то не пойдешь по стопам матери и не превратишься в старуху раньше времени!»

Женщины, которые работают в индустрии красоты, всегда остаются красивыми. Это закон бытия. Ну и что, что твоя дочь слишком привередлива в еде, пусть у нее впалые щеки – так и выглядят девочки, которым суждено стать звездами. Ведь чего бы ты только не отдала, чтобы твой живот стал таким же красивым и впалым, как у нее?

Но обманывать себя вечно невозможно. Сначала Марг застала Энни в ванной. Она была похожа на проволочный каркас, на фигурку, собранную из вешалок-плечиков. Девочка моя! Это было ужасно. К тому же, Марг подозревала, что гнев Ральфа был лишь дымовой завесой, за которой он скрывал… но что? Что-то у него там было. Что-то происходило.

Когда Ральф увидел, какой стала Энни, он пришел в ярость. Что подумают об их семье? Какой позор! Нельзя, чтобы она продолжала в том же духе! Он клялся, что разберется с этой проблемой. Ситуация накалилась. Все трое были растеряны и подавлены. Ральф так бесился, что даже, забывшись, пообещал Марг решить и другой вопрос тоже.

Она прижала его к стенке.

– Что еще за другой вопрос?

Он имел в виду женщину, с которой встречался. И говорил о ней в прошедшем времени. Теперь с этим покончено.

А сколько еще других женщин у тебя было, Ральф? Сколько их все-таки было? Откуда ей знать. Спросить у него она не могла. Он высвободился и теперь, держа Энни за костлявые плечики, метал громы и молнии.

– Знаешь, для таких девочек, как ты, есть специальные заведения.

– Не надо!

– Маргарет, дай мне телефон.

– Только не это! – Всхлипывая, Энни поклялась исправиться, набрать вес, есть так, как будто идет на рекорд, все, что угодно, только бы они разрешили ей остаться дома. Ральф тоже пообещал вести себя хорошо, а что оставалось делать Марг? Только поверить. А ведь они просто говорили то, что ей хотелось от них услышать, да?

Обещания не выполнялись, за ними следовали расспросы, и в ответ она слышала вранье. Энни лгала. Она обещала, что станет лучше питаться, а на самом деле намеревалась и дальше морить себя голодом, а Ральф? Лгал ли ей и Ральф?

Потом наступило время неприятных открытий. Следовали мольбы, ультиматумы, новые обещания, которые тоже нарушались, особенно обещания Энни. А как насчет Ральфа? Марг до сих пор этого не знает. Она плакала:

– Ральф, так продолжаться не может.

Уверенным жестом, как фокусник, показывающий первый трюк своего представления, Ральф указал на Энни и проревел:

– Так больше продолжаться не может!

Потом Ральф позвонил Преданным Сестрам, и так унизительно было выслушивать упреки:

– Миссис Аберкромби, ребенок ни в чем не виноват, виноваты вы. Как вы такое допустили?

Потом были горе и шок: они забрали у нее Энни. Когда эти женщины пришли за ней, Энни рыдала и просила ее отпустить; она хватала Марг за руки:

– Мама, спаси меня!

Марг, крепко держа дочь за согнутые пальчики, твердила:

– Я постараюсь.

Ральф покачал головой.

Цепляясь за Энни, Марг просила:

– Ральф, я тебя умоляю! – А когда их оторвали друг от друга, и Преданные Сестры затащили девочку в фургон, воздух огласило тоскливое гортанное «Не-е-е-ет», раздавшееся из уст и матери, и дочери.

После того как увезли бедняжку Энни, Марг рыдала несколько часов, а Ральф, столько раз просивший прощения и столько наобещавший, куда-то ушел из дома. Он возвращался поздно и отказывался говорить, где был. В обителях Преданных Сестер действуют те же правила, что и в лучших центрах детоксикации. В конце концов, ведь это та же самая программа, только несколько более сложная. Ничто так не опьяняет, не является такой сокровенной тайной, как пища, которую мы решаем отправить в рот или от которой отказываемся. Правила таковы: первые шесть месяцев – никакого общения с родителями. Местонахождение заведения, куда определяют вашу дочь (это случается только с дочерьми), вам не сообщается, для вашей общей безопасности. Эти женщины добиваются успеха в ста процентах случаев. Они так неумолимы! «Не надо звонить нам. Мы сами с вами свяжемся».

Считать ли это угрозой? Марг до смерти не хватает Энни. Она стыдится Энни, но так без нее скучает. «По крайней мере, – говорила себе Марг, когда они заперли Энни в фургоне и увезли ее, – по крайней мере, со мной двойняшки». А теперь и их нет.

Марг неожиданно отвлекает звуковой сигнал. Она забыла отключить сотовый телефон.

Из трубки доносится голос мужа, сопровождаемый потрескиванием.

– Где ты?

– Ральф? – Она прекрасно знает, что это Ральф. – Это не важно, Ральф. Где ты, черт возьми, был?

– Я-то где? А где мне еще быть? Дома.

– Я не об этом. Где ты был сегодня вечером? Двойняшки пропали.

– Марг, мне пришлось задержаться, у нас было… Как двойняшки пропали?

– Где ты был, Ральф?

– Не волнуйся, они, наверное, просто…

Много всего накопилось за долгое время – горечь от его измены, обиды за то, что он пренебрегал ею. Рассвирепев, она прерывает его глупые попытки сбить ее с толку. Она вопит:

– Да где ты, черт возьми, был все это время?

– Какое тебе дело, Марг? Теперь я дома. Возвращайся домой и ложись спать.

– Спать! Ральф, а как же двойняшки!

– Тебе стоит хорошо выспаться, как следует отдохнуть, ведь впереди такой важный день.

– Что?

– Ты же помнишь. – Он, как ребенок, пытается говорить загадками. – Завтра.

Клиника «Пришло время». Она туда вовсе не хотела, это была идея мужа. Наконец она находит в себе силы ответить, и голос у нее дрожит от гнева.

– Ты имеешь в виду, что я должна пойти и лечь под нож, чтобы мне перекроили лицо?

– Не надо драматизировать, это всего лишь небольшая…

Она не дает ему договорить.

– Как ты можешь, сейчас, когда наши…

– Согласись, милая, ты всем нам окажешь огромную услугу.

Ты ошибаешься, Ральф.

– А ты знаешь, что я чувствую, когда думаю об этом?

– Милая, кому же нравится смотреть, что ты ходишь таким страшилищем?

– Страшилищем, значит. – Она взрывается и орет: – Как будто, будь я не такой уродиной, ты оставался бы дома, а не шлялся бы по бабам.

– Как ты выражаешься, – сердито отвечает он. – Мужчины не…

– Это ты во всем виноват!

– Минуточку, Маргарет.

– Ты испортил Энни жизнь своими придирками. – Голос ее эхом разносится по опустевшему торговому центру. Ее муж перешел все границы. Он еще тепленький, прямо из постели какой-то девки, а что у него за самообладание! Отправлять жену на пластическую операцию, пока сам… Правда вырывается у нее исподволь, потрясая ее. – Но я не дам тебе разделаться и со мной тоже!

Она почти видит, как забегали глаза Ральфа.

– Так что, Маргарет? Ты потеряла двойняшек?

– Я их не теряла, Ральф, они убежали, чтобы разыскать Энни, и я… – она отшвыривает от себя сотовый и смеется, глядя, как он катится по мраморном полу. Она слышит, как телефон еле слышно тявкает голосом Ральфа:

– Подожди минуту, черт возьми.

Она ненавидит Ральфа Аберкромби за то, что он сделал, но благодарна ему за то, что он заставил ее принять решение. Нет никакого смысла дожидаться окончания ночного сеанса, двойняшек там нет, нет их и на площадке для скейтбординга или на дорожке для катания на роликах. Они не стали бы впустую тратить драгоценное время. Двойняшки сейчас где-то далеко, и заняты они тем, что должна была сделать она, Марг Аберкромби, которая, пусть и вышла уже из возраста девического тщеславия, позабыла все же о самом важном. О благополучии своих детей. И о собственном благополучии.

– Да ну тебя на фиг, Ральф, ждать я не буду.

Она вопит, и звук достигает телефона, который, возможно, уже отключился. Она кричит громко, чтобы ее услышал Ральф, и ее голос доносится до билетеров, работающих на ночных сеансах и до последних зрителей, все еще сидящих в кинозале торгово-развлекательного центра:

– Я тоже уезжаю.

Глава 9

От того места, куда вы только что заезжали, до цели, которую вы сможете достичь, в чем вы совершенно уверены, путь очень неблизкий. Поездка не из легких, дорога редко оказывается прямой. Вы не останавливаетесь, но восторг, который вы испытывали, отправляясь в путь, этот восторг уже сошел на нет.

Бетц устала и проголодалась. Как и остальные. Им уже надоело целыми днями ехать, а по утрам надевать ту же самую грязную одежду. В машине начинает вонять. Из обивки сыплются крошки, и хотя Дэйв старается содержать свою драгоценную машину в чистоте, но он не в силах справиться со всеми контейнерами от фаст-фуда, бумажными стаканчиками и жирными бумажными салфетками. Ходовая часть «сатурна» начала как-то по-новому постукивать, а на ржавеющих крыльях кое-где появились вмятины, потому что Дэйв стал пускать близнецов за руль. Ну и что с того, что Дэнни – водитель совершенно безбашенный, а Бетц получила еще только ученические водительские права? Все равно нужно продолжать путь. Они будут продвигаться вперед любой ценой.

Само по себе движение, возможно, и не является действием, но если вы не будете двигаться, вы никогда никуда не доберетесь.

Забудьте то, что говорят вам в рекламе: «Само путешествие – огромное удовольствие». В поездке ничего особенно приятного нет.

Они в пути уже несколько дней.

Бетц все еще влюблена (типа того) в Дэйва, хотя она уже знает о нем больше, чем следует знать влюбленной девочке. Знает, что он приглаживает волосы слюной. И как он ведет себя во сне. Она все так же любит его, но почему бы ему не отказаться от привычки постоянно свистеть сквозь зубы и ставить снова и снова компакт-диск группы «Некст»? Неужели он не понимает, что ей это действует на нервы? А Дэнни! Ну да, они плоть от плоти, с самого рождения связывают их прочные узы, но, честно говоря, ее уже так достало, что он договаривает за нее предложения и беспрерывно рассказывает о том, сколько унций он съел и за какое время.

Они слишком много времени находятся вместе. Они упрекают друг друга, сожалеют о чем-то задним числом. Иногда в машине бывают драки.

Когда атмосфера становится совсем невыносимой, Дэйв, который все равно проводит большую часть времени за рулем, грозится остановить машину и высадить двойняшек, как драчливых малышей, а они ведь уже почти взрослые. Само собой, он этого не сделает, потому что не только двойняшки раздражаются и плохо себя ведут, но и он сам. Когда Бетц нечаянно зацепила цементный указатель возле кафе «Уэндиз» (послушайте, ведь она же совсем недавно получила ученические водительские права!), вопли его можно было слышать в трех штатах.

Ну да, нервы у них натянуты, как термоусадочная пленка на коробке с DVD.

На прошлой неделе, всего неделю назад, когда они решились на это дело, все они были рады и взволнованны. Так было в первый день и большую часть второго. Когда они проснулись в машине в то субботнее утро, Бетц считала, что к обеду они наверняка найдут Энни. Они спасут ее и отправятся домой, и Бетц как раз успеет купить что-нибудь классное, во что можно одеться, когда Дэйв позовет ее на прогулку. Дэнни, возможно, думал, что к тому моменту, когда переварятся все три пятидесятиунцевые порции, он как раз вернется домой, возьмет для поддержания формы ведерко крендельков и несколько бутылок воды, по галлону каждая, и станет смотреть по телевизору полуфинал по поеданию сандвичей с моллюсками, что проводится в Палм-Бич, а Дэйв? Она не знает, что думает Дэйв. Даже сейчас, когда они провели вместе несколько дней.

Никто не предполагал, что им предстоит так долго быть в пути.

На второй день путешествия они с песнями пересекли границу штата Кентукки, потому что недалеко от этого места находилась обитель Преданных Сестер – место было указано на карте, которую Дэйв распечатал в клубе «Проще некуда».

Они все еще были в приподнятом настроении, когда, уже в сумерках, вошли на заросший огороженный дворик возле обители Преданных Сестер, высоко в горах, в Небулоне. Обследовали они уже не первую гору в Кентукки. Целый день они поднимались на горы и спускались обратно. Да, они и не подозревали, что нужное им место окажется таким скалистым и неприступным. Обитель Преданных Сестер представляла собой норманнский замок, который перевез сюда камень за камнем и собрал какой-то богатый владелец приисков. Он забросил это место, проведя здесь всего одну ночь. Мрачно маячила дверь, похожая на огромную плиту, сделанную великаном-людоедом, – она состояла из железнодорожных шпал и металлолома, и к ней, словно скальп жертвы, был прибит гвоздями символический штангенциркуль Преданных Сестер. Как раз в таком месте и рассчитываешь отыскать свою сестру, заточенную, как Рапунзель^[25], на вершине башни.

Решительным шепотом зазвучал голос Дэнни:

– Кошмарное место.

– Сюда нам и надо. – Дэйв говорил чересчур громко.

Он дернул за шнур звонка, похожего на декорацию в комнате страха.

– Да, должно быть, это то самое место. – Бетц задрожала.

Все так, как бывает в конце какого-нибудь фильма. Тебе не хочется, чтобы сейчас все закончилось, потому что переживаешь такие сильные чувства, но вместе с тем и ждешь развязки, потому что знаешь, что дальше будет страшно, и не уверена, что конец окажется счастливым.

– Преданные Сестры, – пробормотал Дэнни. – Дело почти что сделано.

Но они рано радовались. Навстречу им, хромая, вышла старуха с терновой палкой, и сообщила, что заведение закрыто навсегда.

Первым заговорил Дэйв.

– Что вы хотите сказать? Как это закрыто?

– Здесь пусто. Обители капут. Ее прикрыли.

– Я вам не верю. Впустите нас.

– Не могу. И оставьте это. Поймите, они все ушли. – Старуха разглядывала их, как ведьма Гензеля и Гретель. – Вам, как я посмотрю, нет надобности поправляться. Или сгонять вес. Не пора ли вам проваливать? Поймите, делать вам здесь нечего.

– Послушайте, они забрали мою девушку.

Мою девушку. Эти слова ранят Бетц, будто дротик. Она шипит:

– Нашу сестру.

Дэйв поправился:

– Их сестру.

Монахиня, или кто уж она там есть, моргает так, как все старики, не расслышавшие, что им сказали.

– Сестра. Называйте меня Сестрой.

– Сестра, нет ли у вас нашей…

Она повернула лицо, поводя взглядом по их лицам, будто фонариком, а глаза у нее были безумные и скрытные.

– Была, но больше нет.

Дэнни пробормотал:

– Она врет.

– Вы лжете.

Бетц добавила:

– Либо лжет, либо сошла с ума.

– Я все слышала! Но это не так. Кроме того, это заведение закрыто.

Дэйв уточнил:

– Не так – значит не сошли с ума или не лжете?

Дэнни поинтересовался:

– Закрыто? А почему?

Преданная Сестра махнула рукой в сторону разбитых окон, огромной двери, наполовину сорванной с петель и зияющей, как гниющий рот.

– Мы не соответствовали стандартам.

– Чего-чего?

Она пожала плечами.

– Не спрашивайте меня. Скажите спасибо Преподобному Эрлу – это он нас закрыл.

– Тогда что же здесь делаете вы?

– И об этом меня тоже не спрашивайте, потому что я, черт возьми, сама не знаю.

Бетц осторожно зондирует почву:

– А остальные Преданные Сестры… куда они отправились?

– Потому что они должны были уйти.

– Я спросила куда?

– А, куда-то в другое место. – Старуха запнулась. Трудно было сказать, что они видят в ее глазах: слезы или просто пленку, которая неукротимым приливом замутняет взгляд у очень старых людей. – Они мне не сказали. Однажды я проснулась, а их всех уже здесь не было!

– Простите, – сказала Бетц.

– Да за что ты перед ней извиняешься?! – Дэнни подошел так близко, что оказался нос к носу с Преданной Сестрой. – Скажите нам, куда они уехали.

Она попятилась.

– Они даже записки не оставили.

Он подошел еще ближе.

– Я спрашиваю, куда они уехали?

– В одно из других мест. – Она махнула рукой, как будто пойманный жук-богомол. – Так мне кажется. – После этого старуха с силой ткнула терновой палкой в кроссовки Дэнни, прямо в его плюсневые кости, и пошла обратно к дверям монастыря.

– Ай!

Дэйв рявкнул:

– Заткнись, тебя услышат.

Близнецы развернулись и посмотрели на Дэйва. Дэнни огрызнулся в ответ:

– Кто это нас услышит? Здесь никого нет.

Бетц не сдержалась, и ее можно простить. Она ничего не могла с собой поделать. Нервы у нее были так натянуты, что она набросилась на Дэйва еще до того, как старуха закрыла за собой дверь.

– Ты говорил, что мы у цели.

Дэнни завопил:

– Ты говорил нам, что она здесь.

Дэйв был тоже расстроен. Он завопил в ответ:

– Не говорил. А теперь пойдем отсюда!

Дэнни ударил его кулаком по руке.

– Нет, ты это говорил!

– Я сказал, что отсюда мы начнем!

– Ну и ничего мы не начали.

– Конечно же, черт возьми, не начали.

– Извините!

– Да ну тебя с твоими извинениями. Что мы теперь, на фиг, делать будем?

– Да, Дэйв, что?

Момент был напряженный. Первый удар Дэйва пришелся мимо цели. Преданные Сестры не менее скрытны, чем знамениты, так что в школе ты слышишь только расплывчатые, раздутые слухи, рассказы переживших это, передаваемые из уст в уста. Подробности выяснить трудно. Конечно, здесь и там на американских просторах скрываются другие заведения, они обязательно существуют – но где? Быстро темнело, наступала вторая ночь их путешествия, а Дэйв с двойняшками брошен на произвол судьбы где-то в предгорной части Кентукки и совершенно не представляет, что делать дальше. Все они сердиты, измотаны, как еще никогда в своей маленькой жизни.

Ответ Дэйва оказался для них неожиданным.

– Мы не станем еще раз ночевать в этой дурацкой машине!

– Он не это имел в виду! – Бетц бьет Дэйва кулачком по плечу. Она и любит и ненавидит его одновременно. – Ты нас сюда привез. И что мы теперь будем делать?

Надо отдать должное Дэйву, он справился с ситуацией.

– Утром поговорим. А сначала – в мотель.

За комнату они заплатили по кредитной карте отца Дэйва. С помощью той же карты они купили еду в автоматах; потом приняли душ, рухнули на огромную кровать, заваленную хрустящими обертками, и уснули мертвым сном. На следующее утро, когда они попытались оплатить атлас автодорог и заправку бензобака, оказалось, что кредитный лимит закрыт. Это была плохая новость. Денег у них почти не осталось. Главное, предки могут выследить их по кредитным картам. О таких вещах не думаешь, когда голову тебе вскружили мысли о побеге из дома, но ведь все операции вносятся в компьютер, с указанием места, времени и даты. Дэнни расплачивался наличкой, которую выиграл в «Бонанзараме», разменяв новенькую пятидесятидолларовую купюру, но Бетц и Дэйв тратили содержимое своих платежных карт. Бетц пробормотала:

– Твой отец, наверно, вне себя. Нам стоит убраться отсюда, пока он нас не догнал.

Дэйв повернулся к ней.

– Зачем ему это?

– Он разве не хочет тебя вернуть?

– Нет.

– Почему?

Дэйв повернулся к ней и в первый и последний раз был полностью откровенен. Он сказал сквозь зубы:

– Поверь, лучше тебе этого не знать.

Они проехали несколько штатов, и десятки раз одно настроение сменяло другое, пока они метались туда-сюда по стране, лихорадочно пытаясь найти тот самый монастырь. Если верить слухам, то обители Преданных имелись в каждом штате, где они побывали, но найти не удалось ни одной. А ведь даже если в итоге ничего не удается обнаружить, на проверку всякой информации уходит время.

Когда ведешь поиски, с каждым новым разочарованием огорчаешься все больше. И еще немного труднее становится договориться о том, куда ехать дальше. Отдадим должное этим сильным ребятам, которые все еще продолжают поиски. Их до сих пор не поймали благодаря их находчивости, а может, из-за безразличия Ральфа Аберкромби и родителей Дэйва, которые так и не подали заявления о пропаже детей.

Сегодня уже невесть какой день их путешествия. Они так давно едут, что Бетц сбилась со счета.

Уже вечереет. Дэйв рухнул на заднее сиденье и что-то бормочет во сне; за рулем Дэнни, то есть Бетц, можно сказать, осталась наедине с братом. Она обращается к нему с вопросом.

– Как ты думаешь, предки не поймают нас до того, как мы ее найдем?

Лицо его омрачается.

– А им это нужно?

– Дэнни! Почему это они не станут нас искать?

Он раздраженно отвечает теми же словами, что и Дэйв на третий день поездки.

– Лучше тебе этого не знать.

– Минуточку!

Дэнни сворачивает к «Великим льдам», магазину мороженого, расположенному среди прочих забегаловок на площади, и дергает ручной тормоз.

– У нас нет времени ломать голову над вопросами. Приехали.

Бетц стонет. Они стоят перед заведением под названием «Миллиарды вкусов». В витрине висит афиша: «СЕГОДНЯ У НАС СОСТОИТСЯ СОРЕВНОВАНИЕ».

– Дэнни, лучше не надо.

– Это еще почему?

– Ты же знаешь, что это опасно.

Он вылезает из машины и наклоняется, чтобы улыбнуться ей своей очаровательной, широкой улыбкой парня, уверенного в своем успехе.

– Ну да, но есть-то надо.

Конечно, вопрос заключается в том, как они вообще смогли продолжить путь после первой неудачи в поисках, когда обнаружили, что их пластиковые карты заблокированы. Отчасти им помогает смекалка, отчасти – везение. Хотя Преданные Сестры держат в секрете расположение своих заведений, сообразительный разведчик вроде Дэйва Бермана всегда обнаружит в Интернете несколько новостей на эту тему, которые все-таки всплыли на поверхность. Так что благодаря Дэйву на карте имеется теперь красная линия, обозначающая их новый маршрут. А карта у них появилась благодаря Дэнни.

Они обязаны Дэнни тем, что для подростков, сбежавших из дома, они путешествуют, можно сказать, с комфортом. Если бы не Дэнни, сейчас они бы уже спали в мусорных баках и питались «макмусором». Одному Богу известно, как бы они без него расплачивались за бензин.

Брат Бетц отличается вздорным и непредсказуемым характером, но зато он обладает сверхъестественным умением. Без всяких подсказок с их стороны он несколько раз выиграл пари «кто больше съест», и в каждом штате он заработал таким образом немного налички. Он не хуже их знает, что рискует потерять статус спортсмена-любителя, но ведь нужно же на что-то жить! Так что Дэнни крутится изо всех сил. Ему удается находить типов, желающих потягаться с ним, и он запросто выигрывает, глотая острый перец халапенос в Огайо, куриные крылышки «буффало» в Галине, штат Иллинойс, яблочные пироги в Дубьюке, штат Айова. К счастью, ставки делают лишь небольшие группы людей, а сезон еще не открыт, так что местные ничего о нем не знают. Пока. Все думают, что это просто нахальный пацан из восточных штатов, у которого самомнения больше, чем места в желудке. Потом им приходится долго и много есть, и они все-таки расплачиваются за свою ошибку. К середине лета Дэнни Аберкромби будут, само собой, снимать в рекламе, компании станут обращаться к нему как к звезде увлекательного раскрученного национального вида спорта, чтобы привлечь внимание к своему товару. Если он успеет, вернувшись домой, получить необходимый статус. После того как он победит на знаменитом соревновании в закусочной «Натан»^[26], его все будут узнавать в лицо, но сейчас он, заходящий в «Миллиарды вкусов», для всех темная лошадка, а это как раз то, что ему надо.