Текст книги "Подземелье"

Автор книги: Кирилл Партыка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

23

Высадив племянника возле дома, Логинов поехал в райотдел. На автостоянке он заметил понурого хозяина «Москвича» и без слов вернул ему ключи, дивясь про себя долготерпению соседа.

Жаль. Пригодились бы еще колеса. Но надо и совесть иметь.

В райотделе было тепло, но противный озноб не отпускал. Ужин, понятно, накрылся, да и аппетит после экскурсии на заброшенный склад пропал. Проходя по коридору, начальник угрозыска через открытые двери кабинетов видел балагурящих в густом табачном дыму оперов. Работали ни шатко, ни валко, до чертиков намотались за день, но без команды по домам не расходились.

Завидя шефа, личный состав обратил к нему вопросительные взоры. С задержанными к этому времени в общем и целом разобрались, хотя ничего нового и не накопали.

Пора было по-быстрому подвести итоги и разбежаться до завтра. Но Николай бросил на ходу: «Потерпите, мужики, я позову», – и скрылся за своей дверью. Не снимая куртки (эх, такой кожан раскромсал!), он сел к столу, крутанул диск телефона.

В лесничестве никого уже не было.

Позвонил домой охотоведу, но трубку взяла жена – сам отсутствовал.

Набрал еще несколько номеров, но с тем же успехом. Все, кто ему сейчас требовался позарез, словно сговорившись, подались из дома на ночь глядя, кто куда.

А вопрос надо было решать срочно. Николай не сомневался, что обнаружил логово. И теперь следовало, во-первых, на складе, возле норы, посадить опытных, проверенных охотников, чтоб глаз не смыкали и засекли зверя, как только появится. Во-вторых, насколько возможно, обезопасить поселок. Поднять по тревоге личный состав РОВД, разбить на группы, вооружить как следует, определить маршруты, проинструктировать и запустить в патрулирование до утра. В группы тоже включить охотников.

Но пуще всего Николаю хотелось закидать нору под штабелем гранатами. Но кто ж такое позволит?!

Планы Логинова воплотить в жизнь оказалось не просто.

Общий подъем был прерогативой руководства райотдела. Никто не давал начальнику розыска права объявлять авралы, тем более по таким нештатным поводам.

Николай отправился к Онуфриеву.

Дверь начальника РОВД оказалась заперта. Логинов постоял в раздумье. Первый зам, начальник криминальной милиции, так и не объявился с «больничного». Второй зам на рабочем месте тоже отсутствовал. С утра укатил куда-то в глубинку. Тоже был рыбак, но спасительным больничным не разжился. В дверь к замполиту (так Логинов по старинке величал заместителя по работе с личным составом) начальник розыска вообще тыкаться не стал. Ну не бывает руководителя на месте после шести вечера, так повелось, что же тут поделать?

А и присутствуй замполит – толку с этого! Пришел человек на службу с должности инструктора райкома комсомола вскоре после того, как обком навсегда закрылся.

Как не понимал ни черта в милицейской работе, так за все годы ничему и не научился. Долго слонялся по управлению, а потом отправился на повышение в Октябрьск. Поговаривали, что назначение это свершилось по принципу: на тебе, убоже, что нам не гоже… Нет его и нет, и ладно.

Николай зашагал в дежурку. По дороге проверил кабинеты сотрудников других подразделений – авось, кто припозднился? Но только – дудки – отдыхали люди.

Проходя мимо распахнутых дверей уголовного розыска, осведомился: машина где?

Оказалось, что машина вышла из строя незадолго до конца рабочего дня. Ясно.

Обычное явление, исчерпала свой ресурс колымага.

В дежурке выяснилось, что Онуфриев недавно укатил куда-то на своей «Ниве».

– Будет он, хоть, нет? Где его искать, ты не спросил? – поинтересовался Логинов у Ковтуна.

– Старшим в жопу не заглядывают, – поучительно изрек дежурный.

«Ты не заглядываешь, ты лижешь», – закипая, подумал Николай. Но не время было затевать перебранку.

– Слушай, Ковтун, – начал Николай, – тут вот какое дело. Обстановка крайне осложнилась.

– Это чем же она так осложнилась? – ухмыльнулся дежурный.

– Я знаю, где логово медведя, – тихо сообщил Николай.

Какого именно медведя, он не уточнил, но Ковтун понял.

– Ты что, по следам надыбал, или тебе агентура донесла? – ухмылка не сходила с лица капитана. – Везде-то у тебя агентура!

Но Логинов подъежку пропустил мимо ушей, продолжал с нажимом:

– Ты зубы не скаль. Я серьезно говорю. Нашел я логово. Оно не в тайге, а тут, рядом… Зверь очень опасный, ты уж мне на слово поверь. Онуфрий появится, я ему объясню. А ты объявляй-ка общий сбор. Да не затягивай.

Капитанова улыбка постепенно увяла. Объявить, конечно, не трудно. Ковтун замялся.

– Так вот, ни с того, ни с сего – аврал? Есть же инструкция на этот счет. А тут какая причина? Без Онуфриева…

– Ничего тебе не сделает Онуфриев! Вот если ты сейчас людей не соберешь, тогда – да, тогда попомнишь мое слово.

– Ну, я не знаю… Зачем нагнетать? Появится начальник – решим.

Логинов еще ниже навис над барьером.

– Знаешь, как твоя должность раньше называлась? Дэ-пэ-эн-о. Дежурный помощник начальника отдела! Так и прими решение, как помощник начальника. Иначе, имей в виду: я тебя предупредил. Беда случится – угадай, с кого первого спросят.

Дежурный еще колебался, но, похоже, аргумент подействовал.

– Ты, Коля, тоже гусь! Задницу прикрываешь. Толком бы объяснил!

Николай отмахнулся:

– Некогда. Звони, а я охотниками займусь. Машину дай, я человека по адресам пошлю. Моя не на ходу, а по телефону хрен кого разыщешь.

Убедившись, что выполнит задачу Ковтун, никуда не денется, Логинов направился к себе, сел за стол, написал на листке несколько адресов и фамилий. Вызвал опера, вручил ему список.

– Объедь вот этих, скажи, Логинов просит срочно придти в милицию. Так и передай: лично просит и очень убедительно, понял? Пусть оружие возьмут на медведя и остальное, что нужно. Но припасов пусть не набирают. В тайгу не пойдем. Да повежливей там с ними, командовать не вздумай!

Выпроводив подчиненного, Николай задумался.

Вот ведь пакость! Его по всему лесу ищут, а он чуть не в самом поселке приторчал. То-то следов в тайге не находили. Егор Матюхин покойный правильно, выходит, Репину толковал, когда труп за огородами подняли. Не из лесу зверь тогда пришел, а совсем наоборот. Ненормальный зверюга, факт! Явился откуда-то, сперва в окрестностях шастал, потом перекочевал к корму поближе. Странно все-таки, собак и людей давит, а на скот не нападает. Силенок, что ли, маловато?

Старый?… Известно, если человеческой крови попробовал, от нее уже не отстанет.

История с медведем в совокупности с прочими событиями отдавала какой-то чертовщиной. Выходит, Репин-то Серега раньше это почувствовал. Но чутье подсказывало Николаю, что приезжий ищет во всем какой-то свой непонятный смысл.

Спустя около получаса, в очередной раз возвращаясь из дежурной части, начальник розыска через распахнутую дверь райотдела заметил на крыльце сотрудника, отряженного за охотниками. Посыльный курил на ступеньках, облокотившись о перила.

– Ты почему еще здесь? – осведомился Логинов.

– Так я собрался ехать, а Женька, водила, говорит, ему на ужин пора. Я, мол, срочно надо, а он по газам и свинтил.

Николая взяла злость. Опять одно и то же: Женька, Венька, еще там кто, мать их!

Бардак! На ужин он поехал! И так изо дня в день, без конца и края! Все привыкли, всем начхать.

– Дежурному сказал?… И он что?

– А ничего. Не могу, говорит, вернуть. Рация сломалась.

– Как – сломалась? Днем же работала.

– Днем работала, а сейчас перестала. – Оперативник уныло рассматривал свои ботинки.

– Мне ты мог доложить? – устало спросил Логинов.

– А вы что, Женьку ловить побежите?

Логинов на дерзость не обиделся. Оперуполномоченный тоже кипел внутри. И это хорошо. Не одни женьки кругом.

– Ладно, жди, – буркнул Николай.

«Почему всегда мы? – зло думал он, проходя мимо дежурки и видя сквозь прозрачную перегородку, как капитан Ковтун, похохатывая, общается с кем-то по телефону. – Почему всегда уголовный розыск? В каждую дырку, в каждое дерьмо. Зарплата, что ли, особая? Черта с два! Всяких служб невиданных расплодилось, а всем по херу!

Взыскания не пугают, совесть не жрет… Почему всегда я? Я – чего суечусь?!»

Определенного ответа у него на этот вопрос не было. Понимал, конечно, что не только ковтуны с женьками вокруг кокардами блестят. Но походило на то, что их, как ни крути, большинство. И не природное свинство было всему причиной. В обычной жизни они ведь мужики, как мужики, небезупречные, но кто без греха?

Ковтунами и женьками они становились, заняв свое место в системе, приноровившись к ее неписаным правилам.

Логинов терпеть не мог казенных фраз типа «высокая ответственность», «чувство долга». Но иногда, пытаясь разобраться в себе, он приходил к мысли, что, наверное, именно так и называется это его «больше всех надо». От таких выводов ему делалось неловко, будто брякнул с трибуны что-то несуразное.

Николаю вдруг нестерпимо захотелось выпить, хоть немного, чтобы скинуть накопившееся напряжение. Но он отогнал соблазн. Этим проблем все равно не решишь.

А через несколько минут прекратилась подача электроэнергии с «мазутки», и районный отдел внутренних дел, как и весь поселок, погрузился в темноту.

24

Бабка Наталья Сыроваткина надумала с вечера маленько протопить в избе – холодает ночами. Хватилась спичек, но один только пустой коробок и нашла. Дед повытаскал.

И смалит, и смалит папиросы свои! Когда с «большой земли» завоза не было, думала, может бросит. Ага, дожидайся! Самосаду где-то достал, махры. На весь дом вонища стояла. А чтоб в сенях курил, об том и не заикайся. Все спички извел.

Дорогие ведь нонче спички, да и тех в магазине неделями не бывает. Не завезли, говорят. Для своих-то у них все есть. С электричеством тоже беда стала. Чуть не каждый вечер отключают. О-хо-хо! Без спичек в дому не жизнь.

Дед при свете старинной настольной лампы «подхалимки» чинил болотные сапоги.

Лампа стояла на столе, а ее черную гусиную шею дед опустил вниз, поближе к сапожной «лапе». Посмотришь – подхалимка и есть: задницу отклячила, спину в три погибели изогнула, голову приподняла, в лицо заглядывает – чего изволите?

Дед курить хотел, но как же без спичек?! И хоть злой будет сидеть, что твой пес, но сам никуда не пойдет. Такой характер имеет.

Слава богу, дыму поменьше стало, зато клеем навонял. От него совсем дышать нечем. И холодно. Бабка Наталья передернула плечами под стеганой безрукавкой.

Нет, надо на улицу итить, воздухом продышаться, может, где и спички добудутся.

Она зыркнула на деда в напрасной надежде, что не вытерпит без отравы своей и сам пойдет спички искать, повозилась, покряхтела и направилась к двери. Но едва ступила в сени, отключили электричество. В избе громко заругался старик.

Матерщинник окаянный! Тоже ведь не отучишь. Теперь уж, все одно, без спичек не обойтись.

Бабка, пробираясь ощупью, вышла во двор. Кольцевая улица тонула в сырой темени, пронизанной растворенной в воздухе моросью. Наталья увидела, как в окнах двух-трех соседних домов затеплились слабые огоньки. Остальные-то спать, что ли, полегли? Она остановилась в нерешительности. К кому же податься? У тех темно, там – собака злющая, а к этим и идти неохота, до чего люди поганые. У Катьки, завбаней, вон, вроде, мерцает. К Катьке в самый раз и будет.

Посетить заведующую банно-прачечным комбинатом бабку, помимо прочего, побуждало еще и любопытство. Очень хотелось узнать: пришел к ней ноне ухажер или нет?

Старуха резво перебежала наискосок улицу, просунула руку между штакетин, сдвинула вертушку калитки и безбоязненно просеменила через двор. Не держит Катька собаки.

Стучаться пришлось долго, аж кулак заболел. Но светится же в окнах, значит есть кто-то, значит, не спят. Чего же не открывают? Забавля-аются!.. Не могла уж по себе найти, выбрала узкоглазого. Небось, корысть с его каку-то имеет. Просто так бы не спуталась, баба видная.

Наконец в сенях послышались шаги, дверь приоткрылась, и в щели показалась Катина кудрявая голова.

– Чего тебе, бабушка?.. Спички? На вот, возьми.

Тут же в сенях они и отыскались. В избу, однако, не пустила, значиит, точно, не одна вечер коротает. Глянуть бы, как они там расположились, да не полезешь же напролом. Но не солоно хлебавши Наталья ретироваться не собиралась.

– Как живешь, Катюша? Редко тебя стало видно. Не захворала? Может, беда какая?

Люди говорят, ты замуж собралась?

– Какое – замуж! Работа, хозяйство. Устаю очень. Спать ложусь. Спокойной ночи, бабушка!

И дверь захлопнула.

Не удовлетворив любопытства, вернулась бабка на свое подворье, прихватила из поленницы дровишек, на веранде споткнулась, чуть лоб не расшибла. Посыпались, гремя, чурки. Будьте вы неладны с освещением вашим!

В горнице уже горела керосиновая лампа. Как дед умудрился, неизвестно. Заначку, наверное, имел, паразит, да назло молчал. Наталья первым делом рассказала, как приветила ее соседка. Но старому все без интересу, знай колупается. Старуха наколола лучинок, заправила печь. Вскоре в ней затрещал, загудел огонь, устремляясь в дымоход. Вот и ладненько, щас тепло пойдет. Теперь бы и прилечь, отдохнуть, да нет же сил вонь химическую нюхать. И форточку не откроешь, зачем топить тогда? Потеряв терпение, Наталья взялась за супруга:

– Скоро ль ты, старый, с мастерством своим прекратишь? Взялся, на ночь глядя, вонищу развел. Как спать будем? Задушил совсем!

– Не ори. Новые, что ль, мне сапоги купишь?

Не больно-то благоверного проймешь, мажет себе и мажет.

– С утра бы завтра и занимался.

– С утра время не будет.

Хоть кол ему на голове теши! Еще и самокрутку от лампы прикурил. Совсем осатанел! Старуха ударилась в крик, но и это напрасно, потому что дед занятий своих не оставил, а только гаркнул матом и задымил пуще прежнего. А в кулачки Наталья схватываться с ним никогда не решалась.

Бабке стало невмоготу. Чтоб тебя псы побрали, пня седого! Решила опять податься на воздух, чтоб на несчастье это не глядеть. На проволоке, протянутой через двор, у самого забора болтался забытый выстиранный халат. Наталья сняла его, набросила на руку, оперлась о прохладные доски калитки. Нашла время гулять! Дак куды от старого деться?! Сырость оседала на лице тонким налетом влаги, пробиралась под бабкину безрукавку. Но и в дом возвращаться не хотелось.

Старуха поверх забора оглядела улицу. Темь-то какая. Никого, ничего.

Хотя нет, вон, пошел кто-то. Бабка не увидела, а, скорее, угадала удаляющуюся вдоль противоположной изгороди фигуру. Приподнялась на цыпочки, пригляделась.

Темно больно. А уже и шаги затихли.

Кто ж такой? Некому, вроде, прогуливаться об эту пору. Может, Катькин хахаль домой почопал? Не должен бы так рано. Наталья на старости лет просыпаться стала ни свет ни заря. Аккурат в это время обычно и провожала соседка милого своего.

Сегодня-то чего рано ушел? Может, поцапались? То-то у Катьки вид был какой-то расстроенный.

А зря он в ту сторону подался. Там сейчас в поселок не пройдешь. Улицу еще с весны размыло, а доски, что через канаву были перекинуты, в последний ливень снесло. Не прохожее стало место. Не знает человек, наверное. Непременно в грязи завязнет и возвращаться придется. Сейчас одна дорога, через овраг по мостку, мимо дома Головиных. (Вот еще тоже паразиты, прости, Господи! И тащат все, и волокут, когда уже насытятся?) Да и не ближний путь через ту канаву. Через нее, считай, и не ходит никто.

Но тут бабке припомнилось, что Катькин-то педагог обычно именно той дорогой и возвращался. Чего уж ему так нравилось крюк делать – неизвестно. Чудной человек.

Но значит, не кто иной – он потелепался. Не был, видать, после дождя у Катьки, потому и не знает про доски. Ничего, пусть проветрится.

Окончательно продрогнув, Наталья вернулась в дом, пошевелила в печи догорающие угли и совсем уже было собралась укладываться (черт с ней, с вонью), но сообразила, что не поспится ей спокойно, коли по нужде загодя не сходить. Чего же, дура, сразу-то не сообразила? Вот напасть!

Кряхтя, старуха вновь напялила безрукавку, отворила запертую на ночь дверь.

– Чего лазишь туды-сюды? – старик ей вслед залюбопытничал. – Ложилась бы, носит тебя!

– Команды твоей не дождалася!

Бабка спустилась о крыльца, собралась обойти избу с тылу, но тут какой-то странный звук – то ли треск, то ли скрип – донесся до нее. Прожив здесь многие годы, безошибочно могла определить Наталья, откуда шум мог произойти. На что иное и внимания бы не обратила. Но послышалось ей в этом звуке что-то необычное, тревожное, словно выворачивали где-то замок или доски выламывали из забора.

Когда полгода назад передрались по пьянке мужики, вот так же трещали отдираемые от изгородей штакетины.

Бабка, изменив направление, приблизилась к калитке. Звук не повторялся. Но не могло же почудиться. Она постояла, прислушиваясь. И вот опять раздался над пустынной улицей пугающий хряск, потом шаги, непонятная возня и стук о землю, словно уронили что-то тяжелое.

Да никак это у Катьки во дворе? Может, ковыряется по каким-то своим надобностям?

Так темно и не время хозяйством заниматься. Али хахаль в грязи завяз, да отчищаться вернулся? Так с чего бы ему бушевать?

– Катерина! – окликнула бабка. – Ты, что ль, там возисся?

Ответа она не дождалась, но шум у соседки прекратился.

– Катя? Слышь, нет? – опять позвала Наталья. – Чего там у тебя?

И снова никто не отозвался. Но едва умолк старухин голос, хрустнули, зашуршали в темноте ветки, будто кто-то большой, тяжелый, ломанулся напрямик, не выбирая дороги, через смородинные кусты, густо росшие у завбаней во дворе и в саду около дома. Но потом остановился, помедлил и двинулся в обратную сторону – на бабкин голос.

Наталья различила медлительную, грузную поступь, странную, будто и не человеческую. Но и не животное там какое-нибудь ворошилось, потому что от животного, даже от большого, от коровы, например, совсем другой шум. От всех этих звуков стало бабке вдруг нехорошо и тревожно.

Она рысью влетела в дом, с порога окликнула старика:

– Слышь? Шум какой-то у Катьки во дворе. Неладно что-то там у ней!

– Чего у ей неладно? Хахаль, что ль, не туды засунул? – отозвался дед.

– Тьфу на тебя, дурень! Одни гадости на языке! Говорю, возня у ней какая-то. То ли драка, то ли что, не пойму. Соседей бы позвать да глянуть.

Бабка и сама толком не понимала, чего ради так всполошилась. Должно быть, это долгий жизненный опыт, растревоженный нехорошими ночными звуками, шепнул ей о случившейся беде. И она не унималась, наседала на старого, пока не полетели в сторону недочиненные сапоги. Сказав жене ласковое слово, дед полез в комод, разыскивая фонарик.

Впоследствии много раз волосы у бабки Натальи на голове вставали дыбом, когда вспоминала она, как сдуру, с переполоху, начисто забыв про слухи о бешеном медведе, погнала своего мужика прямо к черту в лапы. А он, помнил ли про зверя или нет, поперся. Никогда про это ничего не говорил. Такой был человек. Такой, что и помня, мог дома не остаться.

Фонарь наконец отыскался. Дед напялил старые галоши, призадумался, заглянул за печку, вытянул оттуда топор, и, зажав его под мышкой, направился к двери. Только увидев топор, сообразила старуха, что не по воду послала мужа. Он же, известно ей было, соседей тревожить и тарарам поднимать не станет, пока сам не взглянет.

Бабка кинулась вдогонку, забарахталась в темных сенях, а когда выскочила на крыльцо, двор уже был пуст. Наталья, добежав до калитки, запричитала:

– Вернись, старый! Слышь?! Надо людей позвать!

Но и раньше он ее не часто слушался.

Луч фонарика уже прыгал у Катькиной изгороди. Скрипнула ржавыми петлями калитка, и желтое пятно исчезло. Наталья, дрожа и причитая, осталась дожидаться на собственном дворе. Минуту стояла тишина, потом с той стороны донесся непонятный возглас, а за ним глухое бульканье и кряхтенье. У старухи сердце окончательно зашлось, и хотела она броситься куда-нибудь, может, на выручку, может, стучать в окна и кричать «караул».

Но тут вновь пискнула Катькина калитка, и старик, прижимая ладонь ко рту, одним махом оказался на своем подворье, схватил бабку и поволок в избу. Даже при тусклом керосиновом освещении с порога стало видно, что он бледен, как свежевыбеленная стена.

Дед набросил крючок на наружной двери, а ту, что ведет из сеней в горницу, подпер выхваченной откуда-то доской.

– Семен, что с тобой? Случилось-то что? – повторяла бабка Наталья, но он, будто заблудившись в собственной избе, тыкался из угла в угол. Наконец глянул осмысленно, со всхлипом вздохнул, и полез под кровать. Из ободранного деревянного чемодана достал выцветший брезентовый чехол. Заскорузлый ремешок никак не хотел расстегиваться, но вот блеснули потускневшие от времени стволы.

Щелкнув сочленениями старой тульской «курковки», дед переломил ружье, нашарил в чемодане нужные заряды, загнал желтые гильзы в патронники.

– Запрись, свет потуши и носа никуды не высовывай! – Старик, опоясавшись патронташем, набросил на плечо ружейный ремень. – Поняла? Да в окна не выглядывай. Даже если услышишь чего… Мышью, значит, прикинься!

– Ты куда ж это, Сёма? Не ходи, ради Христа!

– Не голоси, – отрезал супруг. – До телефона я. Позвонить надо.

Он вдруг ласково погладил старуху по щеке.

– А ружье зачем? Что у ней там, во дворе, скажи ты мне, бога ради!

Но старик уже не слушал, вынимал из-под дверной ручки им же самим вставленную доску.