Текст книги "Подземелье"

Автор книги: Кирилл Партыка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Николай сам удивился, чего ради вдруг соскочил у него с языка этот «кундига».

В самом конце прибрежной улицы, там, где она глохла в высоком травяном сухостое, автомобиль затормозил. Николай полез в «бардачок», выудил оттуда бутылку водки, подмигнул Сергею.

– Тяжело нынче стало с дедом Ото разговаривать. Прихватим для смазочки.

Через калитку, болтавшуюся на одной петле, они вошли в заваленный мусором дворик и направились к приземистой халупе, обшитой кусками фанеры и рубероида – не то времянке, не то летней кухне. Николай стукнул кулаком по косматой от ветхости рогоже, которой была обшита дверь, и, не дождавшись ответа, дернул за болтавшуюся клямку для навесного замка. Ручка на двери отсутствовала.

В нос шибанул тяжелый дух то ли вяленой рыбы, то ли вековечной запущенности. Пол в единственной комнатушке, из которой внутри состояло это жилье, дыбился шатром и казался земляным. Только прямые продольные трещины свидетельствовали о том, что под могучими пластами грязи прячутся доски. На облупленных стенах кое-где под слоем копоти угадывались желтые остатки побелки. У глухой, без окон, стены притулилась холодная даже на взгляд печурка с обвалившимися углами. К передней стене комнаты прислонился самодельный топчан, заваленный живописной грудой тряпья. Сквозь мутное оконце в «хоромы» проникал тусклый свет сумерек. Интерьер довершали пара расшатанных табуреток и стол с грудой рыбьих костей и трехлитровой банкой посередине. В банке, на дне, еще оставалась белесая бражная жижа.

Сергей поморщился от зловония.

Груда тряпья на топчане шевельнулась, и из ее недр восстал с кряхтением низенький, тощий абориген. Был он стар, голова отсвечивала смуглой лысиной, обрамленной жирными, давно не стриженными седыми патлами. Круглое, лишенное растительности лицо лоснилось, щелочки глаз на нем были едва заметны. Из-под неопределенного цвета майки выглядывала замысловатая татуировка явно не ритуального, а тюремного происхождения. Синие спортивные штаны сползли к причинному месту и едва удерживались на мосластых бедрах. Абориген подслеповато уставился на пришельцев.

– Здорово, дед Ото, – приветствовал его Логинов. – Как жизнь?

– Здорово, Коля, здорово, – забормотал скороговоркой хозяин. – Цё зизнь? Хоросая зизнь. Тихо сизу, никого не трогаю. Цё милиция присла? Цё надо, однако?

– Ладно, деда, не прикидывайся, по-человечески давай разговаривать. А то завел… – одернул его Логинов. – Опять у тебя брага. Дождешься, составлю протокол. Где пойло берешь?

– Сам ставил, – с готовностью откликнулся старик. – Сам делаю, сам пью, вреда никому нет. Зацем протокол?

Но не больно-то, чувствовалось, устрашился он Николаевой угрозы.

– Ладно, старый, бражку потом поищем. Дело у нас к тебе. – Николай присел на расшатанный табурет. – Это сотрудник наш. Ты его не знаешь, он из области. Но ты его не стесняйся, свой человек, я ручаюсь. Ты ж, дед, меня знаешь. Я плохого тебе никогда не делал, зря человека не приведу. Так что, поговорим, что ли?

– Цё говорить? Давай говорить. Голова токо сыбко болит. – Отолон выразительно схватился пятерней за чумазую лысину.

Логинов не спеша достал из-под куртки бутылку, откупорил, выбрал на столе наименее загаженный стакан и налил в него граммов пятьдесят. Старик довольно равнодушно взял посудину, повертел в тонких коричневых пальцах, медленно выпил.

Не похоже было на то, чтоб уж очень ему досаждала голова. Логинов кивнул Сергею, присаживайся, дескать, по-быстрому не получится.

Хозяин пососал обломок рыбьего хребта и опустился на корточки возле стены.

Зековская привычка, отметил про себя Сергей.

– Ну, дед, полегчало? – осведомился Николай, выждав с минуту. – Мы к тебе вот с каким вопросом…

Сергей шепнул Логинову:

– Дай, я с ним сам потолкую, один на один. Я тебя потом позову.

Логинов удивленно глянул на него – что опять за причуды? Но, пожав плечами, встал.

– Ты, вот что, дед. Я к соседям загляну, а ты с товарищем моим побеседуй. Он тебе вопросы задаст, так ты уж, будь добр, разъясни, что его интересует.

Напоследок, кивнув на початую бутылку, буркнул полушепотом, чтоб не услыхал старик:

– Закончишь, сколько не допьет – забери. Плохо ему может сделаться.

Оставшись с гостем наедине, старик поднял голову, будто любопытствуя, что потребовалось от него чужаку? Раскосые щелочки его глаз приоткрылись, и Сергей рассмотрел, что глаза у старца темные, настороженные и абсолютно трезвые.

Угадывалось в них потаенное движение, словно сторожкие зверушки укрылись в укромных норках и лишь на мгновения высовывали наружу острые мордочки, но, не дав разглядеть себя, прятались вновь.

– О чем говорить будем, однако, начальник? – спросил хозяин, и слова его прозвучали правильно, безо всяких пришепетываний и хмельных интонаций.

Сергей обдумывал еще по дороге, с какой бы стороны подойти к шаману. Ведь не про воровство какое-нибудь собирался расспрашивать. Но ничего особенного не придумал. И Сергей начал без затей. Опять ему казалось, что ведет его кривая и обязательно куда-нибудь выведет.

– События тут у вас разные происходят, – сказал он.

– Про что говоришь? Не пойму.

– Ты что, дед, на улицу не выходишь? Весь поселок гудит… Про медведя говорю, который на людей нападает. К тебе же охотники приходили.

– Про медведя? – деловито переспросил Отолон. – Про медведя слыхал. Плохой зверь, порченый. Стрелять надо.

– Порченый – это что значит?

– Больной или раненый. Да мало ли, что со зверем может случиться.

– Что еще, например?

– Откуда могу знать? Разное бывает.

Темнил старый, не хотел по делу говорить. Да и с чего бы ему вдруг разоткровенничаться с полуслова?

– Но осенью-то все равно ему еды в тайге должно хватать. Чего же он в поселок прется? А, дед?

Старик промолчал, нашел на столе измятую пачку папирос, чиркнул спичкой. Это Сергея даже как-то разочаровало. Должен был шаман, по его представлениям, курить трубку. Но какие уж тут трубки!

– Скажи, дедушка, – продолжал он, – почему охотники так зверя этого испугались?

Что в нем такого особенного?

Абориген с любопытством глянул на гостя.

– Трусливые, наверно, однако. Совсем мало хороших охотников осталось.

– Куда ж они подевались? Тут другого и занятия нет, чтоб охотиться разучиться.

Отолон усиленно раскуривал «беломорину».

– А что за слухи ходят про оборотня? Про кундигу, или как там его? В поселке толкуют – ваши-то злого духа испугались. Или брехня?

Старик снова коротко взглянул на Сергея, словно легонько уколол исподтишка иголкой.

– Какой кундига? Какой злой дух? Не знаю ничего. Может, кто по пьянке болтает?

Глупости, однако.

Но так как-то сказал, словно карту на стол бросил: крой, дескать, своей, если масть имеется. Сергей свой расклад долго мусолить не стал, спросил напрямик:

– Значит, и ты в кундигу не веришь?

– А ты? – вдруг вопросом на вопрос ответил старик.

Сергей, не ожидавший такого оборота, минуту озадаченно молчал. Как же он пронюхал, стервец? Или ничего не пронюхал, а просто городит, что попало? Надо с ним повнимательней. Наконец, сказал осторожно:

– Мне-то с чего в ваши сказки верить? Какое мне до них дело?

– Раз спрашиваешь, значит, есть дело. Или неправильно говорю?

– Может, и правильно. Иначе бы не пришел. Что тебе охотники про зверя рассказывали?

– Охотники много чего рассказывают. Не все слушать надо.

– Скажи, почему зверь на двух лапах бегает, а не на четырех?

– Откуда могу знать? Наверно, повредил передние.

– А если б кундига взаправду существовал, он бы как ходил? По-звериному или по-человечьи?

– Кто тебе про кундигу сказал? Зачем кундига? Медведь, однако.

– Ты, дед, не крути. Беда в стойбище пришла, разве не понял?

Отолон запыхтел погасшей папиросой, потянулся за спичками.

– Где ты стойбище увидел? Беда, она давно пришла. Так и осталась.

– Люди гибнут. Я помочь хочу.

– Человек сам себе сперва помочь должен. Чем ты поможешь?

– А если я знаю то, чего не знают другие? Ни ваши охотники, ни милиция, никто.

Отолон долго раскуривал папиросный «бычок», исподлобья изучая гостя. Сказал наконец.

– Хочешь про кундигу услышать?

– Затем и пришел.

– Ты про него все давно узнал. Больше других, однако. А главного не понял.

– Это чего же?

– Бывает, идет охотник по медвежьему следу, долго идет, догнать не может. А потом на свой след выходит и видит, что медведь его по кругу водит, давно за спиной уже и сам по следу охотника идет. Плохо, однако. Ты зверя выслеживаешь, а он тебя.

Сергей почувствовал, как у него что-то вздрогнуло внутри. Он взял бутылку, плеснул в стакан.

– Пей, дедушка.

Но абориген не торопился. Тогда Сергей, не особо и брезгуя, пододвинул к себе эмалированную почерневшую изнутри кружку, набулькал в нее водки, опрокинул в рот. Старик молча и неподвижно наблюдал за ним, только шевелились морщинки у глаз, будто, поводили усиками прятавшиеся там зверьки. В груди Сергея распространились согревающие волны.

– Давай, дед, за компанию. Разговор лучше пойдет.

Но Отолон медлил, пыхтел папиросой, думал что-то свое, неведомое. Сергею показалось на миг, что старик копается у него в мыслях своими костлявыми пальцами.

– Значит, увидел ты кундигу? – подал, наконец, голос шаман.

– Ну, считай, как ты говорил: я на свой след вышел и понял, что он у меня за спиной. – Сергей достал из пачки сигарету.

– Может, плохо ты следы смотрел? Может, нет никого за спиной? По-другому смотреть надо.

– Нам бы, дедушка, без загадок потолковать. А ты только мутные слова говоришь.

Ни черта не понять.

– За слова отвечать приходится, – старик глубоко затянулся, закашлялся, мокротно сплюнул. – Раньше тоже приходили, расспрашивали про то, про другое. Умные люди, важные, однако, вроде тебя. Потом срок дали.

И снова выглянули на миг из темных норок остроморденькие зверушки, словно присматриваясь, прикидывая, что с этим настырным делать?

– Брось, дед, – махнул рукой Сергей. – Я не за этим пришел. Да и время сейчас другое, не бойся, кто тебя тронет?

– Время, оно всегда одинаковое – люди в нем разные. Но все равно похожи, приходят, спрашивают. Ты вот тоже пришел. Потому что кундигу увидел. Некоторые видят – шибко пугаются.

Сергей нетерпеливо перебил полусонную речь старика:

– Скажи, что он такое? Животное, человек, или… кто?

– Не зверь, не человек. Может, есть он, может, нет его. Говорят, он на плохое место приходит. Где тайга порченая, горелая, где земля ничья, там кундига селится. Если темно, пусто у человека внутри – там кундигу ищи…

– Подожди, дед, – Сергей почувствовал, что в нем нарастает раздражение. – Брось ты свои иносказания. Место плохое!.. Где они есть, хорошие места?! А про то, что у человека внутри, я тоже кое-что знаю. Кундигу я, действительно, видел! Вот ты и скажи, что с ним делать? Почему именно я?

Но старик, казалось, задремал. В наступившей тишине Сергей различил явственный звук, которого не замечал раньше, похожий на шорох дождя. Но дождь этот шелестел не за стенами хибары, а под ее низким потолком. Сергей огляделся. И заметил в полутемном углу слабое, поблескивающее шевеление пола, будто там перекатывалась от стены к стене мелкая, частая рябь.

И тут до него дошло, что он слышит и видит шевеление живого тараканьего ковра, устлавшего пол. Под ложечкой шевельнулась тошнота, но слишком много видел он на своем веку гнилья, чтоб побрезговать насекомыми. Через край развелось кругом всякой мерзости, понабилась она везде, шагу ступить нельзя…

Его снова посетило ощущение, будто шаман ковырялся в его мыслях своими пальцами-сучками.

Наконец старик нарушил молчание:

– Ты зверя выслеживал, понял, что по кругу ходишь. Решил, он позади тебя крадется. Но следы понимать надо. То не его лапы. Ты сам наследил…

– Что-то, дед, совсем ты заговариваешься. Где я наследил? Чего не понял?

– На что охотишься, от того и бежишь. А оно не впереди, не сзади. Оно внутри.

Потому ни догнать, ни убежать не можешь.

Сергей почувствовал злость. Понятно, куда клонит шаман. Но при чем здесь это?

Какая польза от его дремучих философствований?! Ни черта он, видно, в своем деле не смыслит, Отолон хваленый! Что он знает про мертвые подвалы, про белобрысых солдат, про кошку, резвящуюся на прозекторском столе?!

Репин взял себя в руки, сказал спокойно:

– Хватит ходить вокруг да около? Я знаю, что он в поселке, и даже кем прикидывается. Мне помощь нужна, а не болтовня.

– Если все знаешь, зачем меня спрашиваешь? Чем тебе помогу?

Зряшный получился разговор, гадкий, с намеком. Злость вдруг вспыхнула неудержимо, перерастая в ярость. И этот туда же, перевертышами забавляется! Я тебе покажу – следы!

– Ваш ведь кундига, – сказал Репин, еле сдерживаясь, – вы должны и средство знать. Не по юртам же прятаться!

Отолон ухмыльнулся, обнажая остатки сгнивших зубов:

– Какие юрты, однако? В домах живем. А кундига – зачем наш? Раньше плохие охотники были, глупые – были. Кундиги – не было. Чужие люди пришли – кундига появился. Вот ты от него средство и ищи.

– Вот, значит, как, – не выдержал Сергей. – Мы, значит, во всем виноваты.

Матюхин Егор, который первым тварь эту учуял. Я виноват, хоть и не бывал тут никогда, и сто лет бы еще не появляться. Геолог… ну этот, ладно, хоть чем-то… Какой ты, к черту, шаман? Забулдыга!

– Я тебя не виню, – прошамкал Отолон. – Вину свою ты себе сам отмеришь, когда время придет. (И снова мелькнули в норках зверьки непонятной породы.) Егорку жалко, хороший был человек. А ты глупый, однако.

Сергей вдруг успокоился. А чего ты ожидал? Колдуна с острова Гаити, мастера вуду? Он просто бывший зэк, догнивающий в своей вонючей берлоге. Насоветует такой менту!.. А все Логинов, Миклуха-Маклай доморощенный, Верная Рука, друг индейцев! Разрисовал картину – хоть рыдай! А он вот какой, шаман, мать твою!

Правильно таких шарлатанов морщили! И нечего мудрить, доискиваться, не известно чего. Зверь, кундига, черт с рогами! Раз рвет людей, значит и самому потроха прострелить можно. Вот из этого и будем исходить.

– Мудреный ты дед, – сказал Репин, вставая. – Умеешь чужие вины разбирать. И срок свой приплел. А разобраться – были ведь шкурки! Где ты их взял? Набраконьерил, или скупал у своих же. Так что за дело и схлопотал. А вообще не надо было вас трогать. Жрали бы юколу свою вонючую, не из-за чего было бы сейчас хайло разевать. Только с тех, которые трогали, не спросишь. Нам приходится отдуваться.

– Не одолеть тебе кундигу. Заберет он тебя.

Слова старика прозвучали, как шорох старых скомканных газет, которые перекатывает по пустынной улице ветер. Сергей вдруг шагнул к нему, сгреб в пятерне заскорузлую ткань майки, рывком поставил аборигена па ноги. Смуглая плешь мотнулась на уровне Сергеева подбородка.

– А вот буй тебе плавучий! – Репин напряг мышцы и под треск ветхой ткани почувствовал, как легонькое тело отрывается от пола. Шевельнулось желание швырнуть о стену этот ссохшийся комок костей и сухожилий, чтоб хряснуло и влажное пятно расплылось по закопченной штукатурке.

Старик болтался в руке Сергея связкой сухой соломы, не пытаясь сопротивляться, и это, возможно, спасло их обоих.

Когда рассеялась бешеная муть в глазах, Сергей рассмотрел лицо шамана. Острые скулы выпятились еще больше, натягивая высохшую кожу, рот перекосился, а юркие зверьки покинули, наконец, свои норы, и теперь отчетливо стала видна их порода.

Маленькая, бессильная ненависть скалила зубки в глазах Отолона.

Репин перевел дух, распрямил локоть, возвращая шамана на землю, молча повернулся и вышел.

На улице в сыром неподвижном воздухе опять висел невесть откуда взявшийся тошнотворный химический запах. Сергей ощутил, как эта вонь проникает ему в легкие, растворяется в крови, обволакивает мозг. Противный запах казался Сергею знакомым, встречавшимся когда-то давным-давно, но он все никак не мог припомнить, что именно так пахло, где и когда.

– Как потолковали? – спросил Логинов, когда Сергей забрался в кабину «Москвича».

– Зря съездили.

22

Безразмерные осенние сумерки все еще резиново тянулись, когда синий «Москвич» вернулся на автостоянку РОВД. Заметив вошедших оперативников, дежурный по отделу капитан Ковтун окликнул их из-за своей прозрачной перегородки и не без ехидцы сообщил, что звонил подполковник Микита, искал обоих и ругался при этом нехорошими словами. Шибко интересовался, разобрались ли насчет кочегара, да точно ли, что изувеченный геолог – всего лишь медвежьих лап дело?

– Ну и что ты ему сказал? – поинтересовался Логинов.

– А что мне говорить? Моя задача – кнопки нажимать. – Капитан ткнул пальцем в пульт связи.

– Кнопки и обезьяна нажимать может! – обозлился начальник розыска. – Трудно, что ли, было толком ему объяснить? Или ты не в курсе? Зачем тогда сидишь тут?

Телефонист-универсал!

– А ты меня проинформировал? – окрысился дежурный. – Засекретились, понимаешь, до невозможности! Вон, чертила какой-то за вами по липовой бумаге в ивээс сидит.

Или нормальный документ давай, или выгоню щас вашу подсадную утку к чертовой матери!

– Я тебе выгоню, – грозно проговорил Николай, склоняясь над деревянным барьером, которым дежурный отгородился от всего остального человечества. – Ты, Ковтун, сунься только не в свои дела, из штанов выпрыгнешь!

Сергей с досадой наблюдал до боли знакомую эту картину, недоумевая, зачем тратит Николай время на бесполезную перебранку. Никого капитан не выгонит, но и лишнюю ответственность на себя не возьмет. Было, есть и будет, и не Логинову поменять это «взаимодействие служб и подразделений».

Дежурный, зная, похоже, нешуточный нрав начальника уголовного розыска, подался назад в своем кресле, будто опасаясь, что и правда может ему сейчас «прилететь» в лоб, проворчал примирительно:

– Ладно, тебе, Коля. Позвони сам, действительно! Я же так, в общих чертах знаю.

А Микита как привяжется, то ему разъясни, да се…

Логинов махнул рукой и, не слушая дежурного, увлек Сергея к себе в кабинет, спросил, усаживаясь за стол:

– Сам командира оповестишь?

– Да ну его к чертям! – отмахнулся Сергей. – Сейчас заведет шарманку. Гляди – дальше тут торчать заставит. А мне возвращаться надо. Завтра позвонишь, скажешь – тайгу прочесывали. Ты бы лучше узнал, что там с самолетами предвидится?

– Дело твое, – пожал плечами Николай.

Судя по состоявшемуся через пару минут разговору, позвонил он не в аэропорт, а кому-то домой, тепло поприветствовал хозяина, осведомился, удачно ли прошла рыбалка. И сведения получил обнадеживающие. Если не разверзнутся окончательно хляби, утром планируется грузовой борт. Заручившись согласием принять пассажира (да кончай ты «нельзя людей», я тебе не человека, а милиционера подсаживаю), Логинов сказал, кладя трубку:

– Завтра подходи часам к семи. Дежурка тебя отвезет на аэродром. Спросишь там Демиденко, он отправит, раз обещал. Погода только б щелочку оставила. Ну, что, на всякий случай прощаться давай?

– Целоваться не будем, – усмехнулся Сергей, протягивая руку. – Может еще и застряну, так что не больно радуйся.

– А мне-то что? Хоть зимуй. Водовки, так и быть, тебе достанем. Ночью не замерзнешь, есть кому погреть. Писучка твоя не упорхнет. Отдыхай, раз такая лафа.

– Нет, водовку у вас пить скучно. Надо бы завтра непременно смотаться. – Сергей поплевал через плечо.

Но почему-то не поверил Логинов в эту его устремленность.

Они обменялись рукопожатием.

– В отпуск приезжай, – напоследок пригласил Николай, – летом тут душевно. Увезу тебя на заимку – воздухом подышишь, комаров покормишь. Хариусы ловятся – во!

Он показал, какие водятся в здешних речках хариусы. И тут же поймал себя на том, что ведь так только, для вида, проявляет таежное гостеприимство. Вовсе ему не улыбалась новая их встреча, и не потому, что Серега мужик паршивый, а просто… просто того и гляди, заразишься от него непонятной дурью.

Когда за Сергеем закрылась дверь, Логинов опять потянулся к телефону. Потыкав пальцами в кнопки, услышал наконец зычный бас Микиты.

– Логинов? Привет! Все рыбу ловишь?.. Знаю, как не ловишь. С кочегаром разобрались? Где там Репин?

Николай коротко доложил обстановку, заверил, что в котельной, скорее всего, несчастный случай. Сдержанный, деловитый тон был выбран правильно, Микита согласно похрюкивал в трубку. В заключение начальник розыска сообщил, что капитан Репин завтра поутру намеревается отбыть восвояси, так как задач у него тут никаких не осталось.

– Куда это он намылился? – разгневался Микита. – Когда время придет, я сам позвоню.

– Да он, товарищ подполковник, к тому же еще и приболел.

– Знаю я, чем он там приболел. Ты тоже, лекарь нашелся! Или мне самому приехать и вас обоих вылечить? Пусть он мне завтра с утра перезвонит. – Трубка зачастила короткими гудками.

Но не уловил Николай в голосе Микиты настоящей суровости. Для порядка пошумел командир. «Нет уж, пусть себе Серега валит, если удача ему выпадет. Только бы убрался благополучно», – опять подумал Николай, сам недоумевая, что же так упорно беспокоит его. Он глянул на часы. Неплохо бы сгонять на ужин.

В «кондейке» томилось еще с полдюжины бичуганов, которых следовало покрутить по Матюхинской теме. А потому предстояло оперсоставу вместе с начальником трудиться допоздна. Как догадывался Логинов, подчиненные сейчас тоже по одному «ныряли» перекусить, Отчего не подкрепиться и шефу?

Николай не любил осень за эти глухие, пропитанные сыростью и сонной одурью вечера – унылую иллюстрацию бессмысленности человеческого существования. Он предпочитал либо июньские долгие, едва не по полуночи, закаты, полные служебных и своих, хозяйственных, забот, либо умиротворяющее мерцание снега в звонкой темноте зимней ночи, когда хочется думать только о предстоящей охоте или сочинять стихи. Правда, стихи Николай сочинять не умел и не пытался никогда.

А тут ухе и поселок притих, и возня в отделе какая-то ленивая, второстепенная, и можно бы, плюнув, бросить остатки сегодняшних дел на подчиненных.

Но уйти не давала непонятная тревога, какое-то предчувствие. Будто витало что-то вокруг, а Логинов никак не мог уловить, что. Был он в здешней жизни, как рыба в воде. Но уж если чего-то не понимал, делалось ему неуютно.

Николай чертыхнулся. Не было никаких серьезных причин для беспокойства. Работа, как работа, жизнь, как жизнь. Отъезжая, он включил фары, и «Москвич» заспешил по улице, словно состарившийся жук, ощупывающий дорогу толстыми желтыми усами. Жук прожил долгое, полное забот и опасностей лето, и не за горами был уже заморозок, который упокоит его навсегда. Но даже под конец пути жуку не давали покоя, всё гнали и гнали сквозь зябкий, нудный дождь, разъедающий и без того уже потерявший блеск и прочность панцирь. И черта с два светило сегодня жуку скоро добраться до теплой, сухой норки.

Впереди в свете фар возник шлепающий прямо по лужам пацан лет десяти в новеньких, до колен забрызганных грязью джинсах. Николай узнал паренька: родственничек плетется, племяш, сестры Верки оглоед. Носит его по непогоде.

Логинов затормозил, опустил стекло, окликнул мальчишку. Тот, не дожидаясь приглашения, обрадованно полез в кабину.

– Здорово, дядя Коля! Вот хорошо, что ты на колесах!

– Санька, чего бродишь по темноте? – строго осведомился Логинов. – Ишь, грязищи наволок, кто убирать будет?

– Да я со школы.

– Двойки, небось, отрабатывал?

– Не, двоек нету. Я на секцию хожу.

– Чем же занимаешься?

– Каратэ, – гордо ответствовал племяш. – У нас физрук, знаешь, как это дело умеет? Как Ван Дам! – Санька попытался что-то такое изобразить руками и ногами, но ему помешала теснота.

– Сиди спокойно, – приказал Логинов, – а то стекло мне выбьешь.

Но как тут усидишь, когда еще кипит в тоненьких мальчишеских мускулах пружинистая энергия, и хочется козырнуть перед дядей, главным сыщиком района, которого кое-кто крепко побаивается, что и ты не лыком шит.

– Васька такой – р-раз, а я ему – на! Не хотел, но аж по роже получилось.

Васька, такой – брык, а я из пьяной стойки!..

– Поубиваете друг друга, – проворчал Логинов. – Будет вам пьяная стойка. Да и вообще, это уже, кажется, кунг-фу.

Для племянника такие тонкости значения не имели, но Логинов подумал про себя, что неплохо бы взглянуть, чем это там занимается в школе физрук, отставной прапорщик. Пацаны – ладно, а вот научит всякую шпану приемчикам…

– Дядя Коля, – спросил вдруг племяш без перехода, будто весь день этот вопрос вертелся у него на языке, – а когда вы медведя укокошите?

– Какого медведя?

– Людоеда, какого еще? Пацаны гулять побаиваются.

Николаю стала понятна Санькина радость по поводу их встречи.

– Медведь, не медведь, нечего по вечерам шляться, – нравоучительно заметил он.

– Вы бы побыстрей разворачивались, а то он моего Мухтара сожрал. Было бы ружье, я бы его, гада, за Мухтара сам уделал. Но разве у папки допросишься!

– Как так – сожрал? С чего ты взял?

– Да. И Мухтара, и Димкиного Лютого, и Кости Кравцова Шарика, и других еще. А сколько бродячих – вообще никто не знает.

Николай насторожился.

– Это он вам доложил, или вы своим умом догадались?

– А чего тут догадываться? Мы все лето на нижнем складе тусовались. В Джедаев играли. Щас школа, мы туда не ходим. А собаки привыкли, все равно бегают. Вот он их там и прилавливает. У него ведь там берлога.

Логинов подобрался. Смеяться и не подумал. Пацаны, они все знают. Поменьше бы черти их везде носили.

– Это откуда известно, про берлогу?

– Так там и следов полно, и говна. Мы с Димкой, когда Лютого искали, нору его видели. Под старым штабелем.

Нижний склад леспромхоза был давно заброшен. Сперва, когда леспромхоз только начал разваливаться, ведомственные препоны не позволяли распродать древесину.

Потом хозяйство окончательно накрылось, бревна, что получше, вывезли коммерсанты или попросту растащили. Громадные штабели гнилой древесины оседали, раскатывались, рассыпались трухой. Год от года чернело на краю поселка это древесное кладбище. Жители вывозили оттуда последнее, что еще могло сгодиться в хозяйстве.

Но без нужды люди на склад не заглядывали, потому что дурное это было место, выморочное и жутковатое. Погост – не погост, свалка – не свалка. Бродили меж гор трухлявого дерева бездомные собаки, шуршали в толще мусора грызуны. В летнюю пору в душном, неподвижном воздухе висел над этим заброшенным углом густой запах смолы, гнили и пугающей тайны.

Пренебрегая запретами и отцовскими ремнями, орудовала в запутанном лабиринте коридоров, лазов и тупиков неустрашимая пацанва. Для нее опасность переломать руки-ноги, а то и вовсе погибнуть под упавшим бревном оставалась так только, материными причитаниями. Забредали сюда забулдыги – для того, чтобы подальше от посторонних глаз оприходовать банку браги.

Странные вещи рассказывал племянник. С одной стороны, чего бы ради зверю там объявиться? С другой – если ненормальный какой-то – всякое может быть. В урочище этом не то, что медведю, слону логовище найдется. Может и ерунда, мальчишечьи выдумки. Но проверить бы не мешало.

– Место можешь показать? – небрежно поинтересовался Николай.

Глаза у племянника заблестели.

– Конечно, могу. Там яма была, а рядом штабель стоял. Так он в прошлом году завалился, яма под бревнами оказалась. Это и берлога его.

– Ну, говори, какой дорогой ехать? Сейчас и посмотрим.

Сашка, естественно, не возражал. Он взялся руководить ездой, донельзя воодушевленный интересом дяди, которого втайне считал лучшим полицейским обоих полушарий.

«Москвич» минут двадцать колотился по совсем уж непроезжим дорогам. Логинову приходилось почти все время насиловать двигатель первой скоростью, лишь изредка ненадолго перепрыгивая на вторую. Кое-где колею лениво, будто примериваясь – а не слизнуть ли ее напрочь? – трогали белесые языки наползающего со стороны речки тумана.

Дважды пришлось возвращаться, так как грунтовка расползлась сплошным болотом.

Однако закаленный местными магистралями драндулет, нещадно буксуя и ревя на всю округу перегретым двигателем, благополучно одолел многочисленные препятствия, и вскоре свет фар лег на остатки ветхого забора и громадные, покосившиеся кладки черных бревен за ним. Автомобиль, поскрипывая, вполз на территорию склада.

Николай оторвал взгляд от ныряющих под колеса луж, и тут только заметил, что на приборном щитке мигает красный огонек. Это вкрадчивое подмигивание извещало о том, что в баке кончается бензин. Колеса «Москвича» немало покрутились за день, давно следовало подумать о заправке. Но забылось как-то в суете.

– Дядя Коля, вправо бери, – командовал Сашка, – вон туда, мимо контейнера, а то прямо не пройдем. А щас сворот сразу за этой кучей. Да осторожно, там какой-то дурак стекол набил!

Машина медленно тащилась по вязкой почве, протискивалась между грозящими обвалом стенами поленниц, огибала выпирающие из них тут и там комли. Николай прикидывал, давно ли заработал индикатор топлива? Когда отъезжал от райотдела, лампочка, кажется, не горела. Потом заслушался болтовней племянника, потом от дороги было глаз не отвести. Скорее всего, огонек загорелся недавно, и какой-то запас горючего еще оставался. Впрочем, Логинов не знал, на сколько можно верить датчикам этой колымаги.

«Черт! В любом случае – прошляпил! Не хватало еще заглохнуть!» – мысленно ругнул он сам себя. В груди шевельнулась тревога. «Что же я делаю? Хорошо, если пацан сказки рассказывает. А если, действительно, что-то есть? Куда я с ним – ночью, один, при пустом баке, да считай – без оружия? Пукалка эта на поясе – много ли с нее толку, если вдруг и в самом деле зверь тут обитает?! Вот придурок, честное слово!»

С другой стороны – подними он шумиху, взбудоражь людей, а окажется в итоге дупель пусто, оборжут ведь, как последнего. У себя под кроватью, скажут, медведя бы еще поискал. Не поворачивать же назад, хоть, как ни глянь, все равно выходила какая-то дурость.

Логинов выругался про себя и крепче ухватился за баранку. Но тут юный штурман известил его, что цель близка.

После поворота ключа мотор заглох подозрительно послушно, хотя «Москвич» имел обыкновение в таких случаях еще некоторое время недовольно вздрагивать и чихать.

– Ты вот что, – строго сказал Логинов Саньке, – ты здесь посиди. Не вздумай наружу высовываться. Я пойду, гляну. Объясни, где она, нора твоя?

– Да вон, до того угла, где бревно стоймя стоит, и направо, – . присмиревшим голосом начал племянник, энтузиазм которого улетучивался на глазах. – Пройдешь маленько, там еще один сворот и потом проход такой узкий, но ничего, пролезть можно. За ним сразу площадка, на другой стороне – поваленный штабель.

Николай достал из «бардачка» фонарик, погасил фары, опустил фиксаторы замков на трех дверцах, незапертой оставил только ту, что со стороны водителя.

– Смирно сиди, – еще раз приказал мальчишке.

Удаляясь от машины, извлек из кобуры «пэзм», дослал в патронник патрон. Клацанье затвора показалось Логинову оглушительным. Да, определенно не та артиллерия.