Текст книги "Дорога к озеру Коцит (СИ)"

Автор книги: Кирилл Каратаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

– Какого огня, Кэй, – Ашзар закрыла затуманенные глаза, – ты что, действительно просто боишься остановиться?

– Может просто не хочу, – я снова приступил к всё менее активным поискам, – хотя твой вариант, наверное, не хуже.

– И всё же, Кэй…

– Тихо! – я резко взмахнул рукой, – кажется, я нашёл.

Это было что-то вроде камина. Только камина размером с маленькое поле. И высотой с него же. Пламя здесь было необычайно спокойно. Не послушно спокойно, но задумчиво спокойно. Так спокоен тот, кому уже некуда торопиться в этой жизни. Тот, кто может позволить себе самую лучшую мелодию на свете – мелодию тишины.

Откуда-то издалека, из затягивающей глубины этой огненной поляны ко мне приближалась высокая, величественная фигура. Она была неотделима от окружающего её обжигающего моря, и только одна деталь помогала отличить её от ходячего костра. Устремлёнными вверх сполохами огненную голову венчали три пламенеющих рога. Отрешённым, чуть насмешливым взглядом на меня смотрел Великий князь Нар-Дагор.

– Упрямый ты дьявол, Кэй-Сагор, – он остановился в нескольких кипящих жаром метрах от меня, – и смерть тебе не повод.

– Верховный!

– Великий князь!

Ашзар и Элати низко склонили свои непокорные головы, приветствуя того, кто уже не должен был ступать по этой земле. Их радостное удивление было столь искренним, что мне даже стало несколько стыдно за свой легкий кивок, которым я решил поприветствовать Трёхрогого.

– Леди, – Нар-Дагор посмотрел в глаза поднявшей голову Элати, – мне никогда не понять твоей боли и никогда не вымолить прощение за неё. Но знай, – он властным жестом остановил срывающиеся слова ангела, – знай, что нет ничего выше той жертвы, которую ты принесла ради всех нас. Ничего выше, ничего чище, ничего искреннее. И в мире нет награды достойной тебя, светлоликая. В мире нет никого, кто был бы достоин стоять рядом с тобой. Весь мир должен опуститься пред тобой на колени и пусть же я буду первым.

Возможно, первый и последний раз Великий князь Нар-Дагор преклонил перед кем-то колено. Его пылающая голова наклонилась и несколько долгих секунд смиренно смотрела в пол. Вслед за ним изящной тенью склонила колено Ашзар. Я же вновь решил ограничиться полублагодарным кивком, и на этот раз мне действительно было стыдно.

– Храни её, Ашзар, – Трёхрогий вновь возвышался над нами, – её и Орден, – он почти весело подмигнул дьяволице. – А теперь, – его лицо вновь стало суровым, – оставьте нас. У меня мало времени, а нам непременно нужно успеть, верно, мастер?

– Вернее, только пламя, – я стряхнул со лба неожиданно выступивший пот.

Даже после смерти Нар-Дагора слушались беспрекословно. Не прошло и минуты, а уже никто не смел прервать начало нашей беседы.

– Ты твёрдо решил, Кэй? – Трёхрогий пристально смотрел на меня. – Никогда не поздно повернуть.

– Поздно, князь, – я не отводил глаз, – я опоздал на долгие годы.

– Сегодня хватит и секунд, – Нар-Дагор прищурил пламенные глаза, – обратной дороги уже не будет.

– Обратная мне не нужна, – становилось жарко, – у тебя вроде было мало времени, князь.

– Верно, – Трехрогий вытянул вперёд руку. – Подойди, мастер.

Я с сомнением посмотрел на разделяющую нас реку огня. Для Нар-Дагора она с недавних пор была манящим домом, но мне казалась как раз той преградой, которую лучше обойти. Я перевёл свой колеблющийся взгляд на Великого князя.

– Подойди!

Голос Трёхрогого громовым раскатом накрыл мои вялые сомнения. В хаосе бушующего огня я на краткое мгновение увидел очертания дрожащей дороги. Для меня этого было более, чем достаточно. Я шагнул в покорно расступившееся пламя. Через несколько мгновений я при желании уже мог коснуться одного из трёх знаменитых рогов.

– Твоя плата, мастер, – голос Нар-Дагора был официален и сух. – Руку!

Я протянул ему раскрытую ладонь. Ту самую, которая уже была отмечена прикосновением Риар-Шагота. Огромная длань Великого князя жёстко стиснула мои застонавшие пальцы. А в следующий миг я не закричал только потому, что боль не позволила мне даже этого. А упасть мне не позволил Трёхрогий.

Всё моё тело превратилось в огненный цветок. Цветок, который безжалостно срывают для того, чтобы бросить его с обрыва и посмотреть, как станет с ним играть пьяный ветер. И в тот миг, когда этот цветок уже уносился в забытую даль, Нар-Дагор отпустил мою руку.

Меня швырнуло назад, за край огня и боли. Рука безжалостно разрывалась на части, тело выгибалось дугой от слишком медленно заживающих ожогов. Я не мог встать и с трудом ловил короткие вздохи. Но на моём обожженном лице мерцала полная яростной прелюдии счастья улыбка. Теперь я знал, теперь я видел, и теперь я желал ещё больше.

– Иди, Кэй-Сагор! – голос Трёхрогого исчезал в рёве обезумевшего огня. – Иди и не жалей, когда обернёшься!

– Ну, вот и всё, Кэй, – Ашзар криво улыбнулась. – В расчёте?

– В расчёте, княгиня, – улыбнуться в ответ у меня не получилось, – высоких тебе дорог.

– Прощай, мастер, – Элати грустно смотрела на меня сверкающими алмазами глаз, – спасибо тебе. Спасибо за всё.

– Удачи, крылатая, – я последний раз взглянул на белоснежные крылья, – и да хранит тебя Великое Пламя.

Я отвернулся и сделал пару неверных шагов. Позади не звало ничего, что могло бы остановить меня хоть на миг. Я безумно усмехнулся в багровый, гневно-молодой закат и ловко поймал ответную усмешку. Мне оставалась последняя дорога. Дорога к Предвечному Пламени.

Глава 10. Дорога к Предвечному Пламени. Часть 1

Я со злостью выплюнул жёсткий песок, вновь с упрямством влюблённого залетевший мне в рот. Я так и не смог привыкнуть к его назойливому присутствию во всех уголках моего, сонм веков назад отдыхавшего тела, несмотря на почти недельное сосуществование. Что и говорить, эта была не лучшая неделя в моей совсем не лучшей жизни.

Моя очередная дорога широким жестом пересекала далеко не самый узкий участок Рубиновой пустыни, – самого нескончаемого хранилища песка во всем Аду, и я был не слишком рад подобным тропам. Дороги пустынь считались наиболее сложными и наименее практичными из всех существующих. Мастера Дорог никогда не любили их исчезающих силуэтов и излишне хитрых усмешек. И в этом отношении я был показательным Мастером Дорог.

Однако особого выбора у меня не было. Трёхрогий подарил мне лишь одну дорогу, и сворачивать с неё я был не намерен. Левая рука в очередной раз кольнула резкой, не щадящей болью. Эта боль стала моим верным спутником, с того момента как я узнал тайну моего последнего пути. Она не улыбалась и не прощала. Она не давала мне остановиться ни на миг, принуждая идти вперёд, жертвовать едой и сном, падать от усталости и проклинать себя за то, что снова встал. Она была моим жестоким хозяином, но она также оставалась моей единственной надеждой. С обреченной уверенностью я знал, что когда эта боль пройдёт, я умру.

Я остановился и несколько манящих секунд просто вдыхал густой, душный воздух пустыни. Хотелось пить, но воды у меня было уже крайне мало и приходилось покорно мириться с дополнительным дискомфортом.

Неожиданно в лицо ударил порыв лёгкого, нездешнего ветра. Такой ветер должен петь в широких полях и волшебных рощах. Его чистоте и прохладе не было места в этих выжженных землях, его смех звучал здесь слишком одиноко, слишком неестественно. Я изумлённо принял его бескорыстное дыхание, продлив свою плановую остановку почти на минуту. А когда я, сожалея о жестокости времени, сделал новый первый шаг к зовущей меня мечте, то надоедливо-желтый песок взметнулся молящей волной, и на нём проступило два коротких слова.

«Не уходи».

Никак не ожидая подобного предложения, исходящего от равнодушной пустыни, я в нерешительности остановился. Тем временем песок закружился в бесхитростном танце, и я смог стать счастливым читателем нового послания.

«Побудь ещё в моей клетке».

– Клетке? – интересно кому был в итоге адресован этот вопрос. Так или иначе, но я был услышан.

«Ведь я был так свободен».

Ветер вокруг меня попробовал превратиться в локальный ураган. Он срывал с места горсти песка, закручивая их в бешеном хороводе. Постепенно песочный веер вокруг меня начал приобретать вполне конкретные очертания. Передо мной несколько неловко, но упорно вырастал гротескный песочный дьявол. Вероятно, в связи с желанием достичь наибольшей устойчивости, вместо ног у дьявола был своеобразный постамент, ни на секунду не прекращающий своего текучего движения.

«Зачем»?

Ответа на этот явно востребованный вопрос я не знал. Да и честно говоря, мне было решительно всё равно, зачем злой гений заточил в неведомую пока клетку моего ещё более неведомого собеседника. Ситуация осложнялась ещё и тем, что я никак не мог поймать Пути того, кто стоял передо мной в обличье дьявола, истекая плачущим песком.

И снова меня опалило свежим потоком украденного с далёких равнин ветра. Он ворвался под одежду, заставляя вспомнить, что есть на свете ещё места, в которых можно не страдать от жары. Он отрезвил замутненные мысли, предлагая заново посмотреть за горизонт. И он рассказал мне о том, кто встал передо мной, приняв эту глупую, тяжёлую форму. Я смотрел в нарисованные на песке глаза, заточённого в темницу пространства ветра. Смотрел в глаза того, для которого была одна цель – свобода. И для него это, наверное, было хуже смерти, хотя знал ли он о том, что такое смерть? Зачем смерть тому, кто не помнит, где он был секунду назад. Не помнит, потому что для него это было слишком давно.

Я мысленно усмехнулся, на такую жестокость мог пойти только тот, кто любил, и был отвергнут. А может, мой новый знакомый и не заметил, что его любили. Да и разве смогла бы любовь заменить ему свободу. И кем же была та, кто смогла заточить за эти жалкие решётки веселый полёт этого узника.

– Ты не заметил её, – я грустно смотрел на волнующийся песок, – и возможно ей было так же больно, как и тебе сейчас. Быть может, она ещё смотрит на тебя. Так ответь ей, и кто знает, быть может, она подарит тебе былую свободу.

«Она не придёт».

Вот и всё. И кто знает почему. Потому ли, что ненависть оказалась сильнее любви или потому, что время просто устало ждать и вычеркнуло отверженную из списков живых. И сможет ли кто-нибудь, кроме неё, дать желанную свободу тому, кто стоял передо мной?

– Позови другую, – рука отчаянно запульсировала болью. Я слишком долго стоял и каждый считал своим долгом напомнить об этом. – Если долго кричать, всегда кто-нибудь придёт. Прощай.

«Не уходи».

Он пытался схватить меня за рукава одежды. Он бил в лицо, плакал и умолял. Он был слишком одинок для того, чтобы быть гордым. Но он был ещё слишком молод для того, чтобы перестать быть свободным. Свободным не в пространстве, но где-то внутри. И он не мог принять иного расклада. Не мог и не хотел.

Он проклинал меня, когда я покидал скорбные границы его клетки. Я и не ожидал другого. Когда уходит надежда, её место занимает боль, а боль всегда лучше с кем-нибудь разделить. Но тут он не угадал. У меня и без заёмной, боли лилось через край и для чужой места, пожалуй, уже не находилось. Я перестал думать о нём уже через пару минут.

Передо мной вырастал уже третий за час мираж. Хоть я и крайне негативно относился к дорогам песка, но в одно время походить по ним пришлось изрядно, так что мираж от реальности я мог отличить без особых осложнений. Они все были достаточно банальны – вода, листва, прохлада, а иногда и ласковые глаза, призывно смотрящие на тебя. И они все заставляли в очередной раз обречённо оступаться.

Последние несколько дней, каждый неровный шаг давался со всё возрастающим трудом. Силы кончались пропорционально запасу воды, а он уже почти иссяк. Со мной осталась лишь боль, – боль которую не с кем было разделить. Я в очередной раз упал на горячий песок. И на этот раз подняться самому у меня не получилось. Мне пришлось с грустью нащупывать свой отяжелевший Путь итаким унизительным способом ставить себя на ноги.

– Устал?

Я почти руками приподнял стальные веки. Передо мной усмехалась Шалер. Она расслабленно полулежала в нескольких метрах от меня. Её лицо то пропадало, то вновь проступало сквозь туман моего взгляда.

– Шали? – слова, словно острые осколки резали мои губы.

– Признай, что ошибся, Кэй, – она лениво перевернулась на спину, – в который раз ошибся.

– Нет, – рука в очередной раз стрельнула болью.

– Нет?!

Я медленно повернул голову. Лёгкой, издевающейся походкой ко мне шёл Раш-Диор. Он был обнажен по пояс, на груди алела недавняя рана, а в руке князь держал бутылку с прохладным вином.

– А раз нет, так выпей со мной, Кэй, – он протянул мне бутылку. Я попробовал схватить желанный сосуд, но у меня ничего не вышло. Я снова упал на жёсткий песок. Над головой послышался саркастический смех.

– Ошибся, дружище, ошибся, – Раш присел возле меня и сделал долгий глоток. – Вино оно не врёт.

– Вот так загадка.

К князю прыгающим шагом подошёл толстый любитель ответов с берегов Коцита. На мгновение жара сменилась пронзающим морозом, а потом накрыла меня с новой нещадящей силой. Ледяной карлик с удовольствием принял протянутую ему бутылку.

– И почему же ты так уверен, что твой ответ верный? – его глоток не уступал глотку князя. – Ведь слишком многим не нравиться твой выбор.

– Они не понимают, – вина, как мне хотелось вина.

– Не понимают? – карлик усмехнулся. – А ты? Ты понимаешь?

– Да.

– Ты же сжигаешь себя, Кэй, – лицо Шалер склонилось надо мной. Сжигаешь свою душу, своё сердце этим грешным знанием. Вернись, просто вернись, просто забудь.

– Я не могу, – я поднял руку, чтобы дотронуться до волнующих губ, но они лёгкой тенью ускользнула от моих умоляющих попыток.

– Скорее не хочешь, – место Шалер занял ледяной гость, – а почему не хочешь? Может ты дурак?

– Нет! Кэй, не дурак, – Раш весело хохотнул, – просто он смотрит в другую сторону. А на той стороне нет никого кто сказал бы ему, что он не прав. Потому что там никто не смотрит в глаза. Посмотри мне в глаза, друг.

Я пытался поймать его требовательные, чуть пьяные глаза, но он странно уворачивался от моего отчаявшегося взгляда. Я почувствовал, как мой взор закрывают редкие слёзы.

– Раш.

– Я слышу тебя, Кэй, но я не вижу тебя. Наверное, я закрыл глаза. Наверное, мне больно смотреть. Если когда-нибудь найдёшь меня, открой мои глаза. Они всё ёще хотят света. Хорошо, друг?

– Конечно, Раш. Конечно.

– Не обещай, если не уверен.

Глухой властный голос сорвал туман с моих глаз. Мимо неторопливо шествовал Риар-Шагот, грозно взирая на замершую от его шагов пустыню. Там, где он ступал, загорался песок. Великое пламя нигде не покидало своего брата.

– Не иди, если не уверен, – он не смотрел на меня, не желая тратить свой утомлённый временем взгляд.

– Я уверен, – я попробовал встать. Но встать удалось только на колени.

– Тогда не слушай, – Риар-Шагот на миг остановился, – не слушай, просто иди.

Побратим огня медленно уходил за край надоевших глаз, а я так и не смог последовать его совету. Глаза закрывались, а песок манил шёлковым покрывалом. Мне едва хватало сил, для того чтобы не отправиться в свой последний сон.

– Непростая дорога, ученик.

Дагар-Дэй задумчиво пропускал ручейки песка сквозь мозолистые пальцы. Его глаза были умиротворённо закрыты, его Путь был спокоен и чист. Он был тем, кем хотел быть я. И сейчас, как никогда.

– У меня пожалуй была проще. Она просто началась и просто закончилась. Впрочем, начинать всегда просто, а вот конец, – он зачерпнул ещё горсть песка, – конец всегда тяжёл. Конец всегда не такой, каким он виделся в начале. И именно в конце мы понимаем верность выбранного пути. И как нам порой бывает страшно оттого, что мы пришли совсем не туда, куда хотели.

– Поверь мне, учитель, – я закашлялся от попавшего в горло песка, – прошу тебя, поверь.

– Чужая вера может сделать тебя необыкновенно сильным, ученик, – старый дьявол печально вздохнул, – но она может жестоко обмануть. И тогда ты можешь уже не встать. Никогда.

– Но ведь своей иногда бывает так мало, – я всё ещё стоял на коленях, – слишком мало.

– Но это лучшее, что ты можешь дать себе, Кэй, – Дагар-Дэй с неохотой поднялся. – Так что держись за неё крепко.

– Вставай, мастер.

Я с трудом повернул голову. Возле меня, плавно взмахивая белоснежными крыльями, парила Элати. На её прелестно-бледном лице играла всепрощающая улыбка, а её видевшие слишком много боли глаза снова сверкали чарующим золотом. Она беспечно рассмеялась и протянула безупречную ладонь.

– Вставай, дьявол, – тебе надо идти.

Неожиданно стало легко. Легко не телу, легко душе, легко глазам, легко позабытым на жаре мыслям. Я дотронулся до протянутой ладони. Элати весело подмигнула и, нежно взмахнув крыльями, воспарила ещё выше, поднимая меня в такт этому взмаху.

– Красивые глаза, крылатая, – я уже почти прямо стоял на ногах.

Леди не ответила. Её всесветлый силуэт поднимался всё выше и выше, пока не исчез, потерявшись от моего полуслепого взгляда. Я опустил голову, мне действительно нужно было идти. Дорога усмехнулась, когда я решил напомнить ей об этом. Рука отозвалась знакомой болью, песок хитро оскалился и попробовал засыпать мои сапоги. Я вздохнул. Оставалось надеяться, что это была его последняя победа.

Нет, это точно был не мираж. Слишком весело звенела смеющаяся вода, слишком изумрудными были листья деревьев и, в конце концов, чересчур долго я наблюдал эту манящую картину. Я слышал, что в Рубиновой пустыни сохранилось два-три оазиса, но, честно говоря, не слишком верил этим разговорам. Два-три это было крайне много для этих мест, но вот один, как выяснялось в данный момент, всё же имелся в наличие. И это было, пожалуй, чуть ли ни самым приятным сюрпризом в моей жизни.

Заметили меня, только когда я уже был в непосредственной близи от ласково шелестящей травы. И судя по откровенно удивлённым, а где-то даже испуганным взглядам, гостей здесь встречали более чем редко. Однако это меня сейчас волновало меньше всего. В условиях тотальной экономии воды, развернувшийся передо мной небольшой пруд с каймой из ленивой зелени выглядел более чем привлекательно.

– Долго шёл?

Я поднял мокрую голову и одурманенным обилием влаги взглядом посмотрел на присевшего рядом со мной дьявола. Дьявол был уже давно не молод, но в длинных волосах чернее подземной ночи не было ни одного седого волоска. Дьявол с искренним интересом смотрел на меня. В его глазах застыла какая-то давняя грусть, но он старательно прятал её за беззаботно вздернутыми бровями.

– Мне показалось, что гораздо дольше, чем нужно, – не в силах сдержаться я снова опустил голову в воду.

– Уже лет десять здесь не было ни одного дьявола, – похоже, я не ошибся в своих предположениях. – Я даже рад, что ты пришёл, но вот будешь ли рад ты.

– А у меня есть повод расстраиваться? – я затаил дыхание, ожидая ответа. Мне очень не хотелось расстраиваться в очередной, давно уже лишний раз.

– Может, и нет, – дьявол флегматично пожал плечами, – но может стать и иначе.

– Не люблю загадок, – я уже стоял, готовый отправить весь этот оазис на корм вечно голодному огню, – расскажи поподробней.

– Искупайся, поешь и выпей столько воды, сколько в тебя влезет, а потом мы поговорим, – дьявол встал и взмахом руки пригласил следовать за собой. Отказывать в таких просьбах я не привык. Я едва не обгонял своего не слишком торопливого проводника.

Я сделал всё, что мне советовал Аран-Кэр (так звали снизошедшего до разговора со мной дьявола), который являлся местным старостой. Я до судорожного озноба плавал и нырял в прелестно-холодной воде щедрого ко мне водоёма, а потом с откровенной жадностью поглощал еду, приготовленную боязливо смотрящими на меня обитательницами оазиса, запивая всё это местным лёгким вином.

И вот, когда я сытый и довольный расположился в густой тени одного из раскидистых деревьев на краю заботливо принявшей меня деревни и расслабленно набивал трубку душистым табаком из своевременно пополненных запасов, ко мне тихо подсел Аран-Кэр. Он благосклонно принял предложенный мной табак, и не спеша забил им свою потемневшую от времени трубку с длинным чубуком.

– Так вот, Кэй, – довольно нейтральное начало мне почему-то сразу не понравилось, – мы давно здесь живём и любим эти суровые земли. А даже если бы не любили идти нам уже, пожалуй, некуда. В этой связи приходится терпеть наших соседей.

– Соседей? – это слово я никогда не любил.

– Они приходят в самые тёмные ночи, Кэй, – я с тоской посмотрел на неотвратимо приближающийся закат. – Никто никогда не видел их лиц и не слышал их голосов. Иногда они просто уходят, а иногда забирают с собой одного из нас. Они никогда не забирают навечно и те, кто ушёл, всегда возвращаются домой. Но спать по ночам они уже не могут. И очень редко смеются.

– И вас это устраивает? – картинка вырисовывалась страшноватая.

Аран-Кэр грустно усмехнулся. – Давно, несколько десятилетий назад, мы пробовали начать против них войну. Но, – усмешка погасла, – у нас ничего не вышло и после той ночи многие кого я любил, сошли с ума. И многие навсегда ушли в безжалостные пески. Больше мы не пытались противиться их присутствию на нашей земле. Тем более, что приходят они редко, два-три раза в год. А забирают с собой ещё реже, – он тяжело вздохнул. – Так что думай сам, Кэй-Сагор, хочешь ли ты провести здесь ночь.

Я вздохнул. Да, до этого момента я очень хотел, наконец, нормально поспать, тем более что спутница – боль, кажется, увидела, что мне нужна хотя бы крохотная передышка и сократила своё несколько обременительное для меня присутствие до вполне приемлемых размеров. Однако, как и предрекалось, мои идеалистические желания были грубо растоптаны суровой прозой жизни. С другой стороны у меня проснулось стойкое и абсолютно идиотское чувство, что два-три раза в год это вполне приемлемая доля риска для того, чтобы поспать в тепле и уюте. А ведь перед сном будет ещё и ужин.

Я понимал, что это будет крайне неверное решение, но ничего не мог с собой поделать. Впервые за много лет я откровенно поддался своей слабости. Неторопливо выдохнув ароматный дым, я меланхолично посмотрел на край убегающего горизонта. Горизонт чуть пьяно подмигнул. Я перевел взгляд на старосту.

– Я уйду завтра.

Аран-Кэр не стал меня отговаривать от возможно показавшегося чуть поспешным решения, в связи с чем я получил редкую возможность спокойно докурить трубку, обильно поужинать и с комфортом лечь на относительно мягкой кровати в вежливо предоставленном мне для ночлега домике.

Глаза послушно закрывались, в голове растекался приятный туман. Мысли текли ленивой рекой, не спеша и не прорываясь вперёд. Сон довольно накидывался на меня, и я не мог дать ему даже подобия отпора.