Текст книги "Дорога к озеру Коцит (СИ)"

Автор книги: Кирилл Каратаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Глава 4. Некрополис. Дорогами мертвых. Часть 2

Минуты текли не то, чтобы слишком медленно, но и неистовым бегом их ход назвать было бы несколько оптимистично. Обычные минуты, обычного, немного нетерпеливого ожидания. Минуты, от которых начинаешь медленно звереть.

Мёртвый князь возник неожиданно и неприятно, элегантно спрыгнув откуда-то сверху прямо к нашему изумлённому, а у ангела и заметно испуганному взору. Он, как и весь город, абсолютно не изменился за этот немалый по моим меркам срок. О его же мерках не хотелось даже думать.

Вместо того, чтобы по всем правилам вежливости поздороваться со своим старым приятелем, которому ты к тому же должен, князь присев на корточки, пристально уставился на замершую Элати. Только тут у меня мелькнула гибельная мысль о том, что для ангела у дьявола, даже мёртвого, всегда найдётся несколько яростных каратов ненависти. Но Мёртвый князь оставался, спокоен как пепел под его ногами.

– Красивые крылья, – жрица вздрогнула, когда голос мёртвого вошёл в её разум, до меня же донёсся лишь его лёгкий, маловыразительныйоттенок. – Подари, – вот теперь уже вздрогнули мы вместе. Рука ангела невольно потянулась к мечу, я в спешке примерялся к Пути князя. За время нашей последней встречи мои силы изрядно подросли, и всё же этой схватки я не хотел и сейчас.

– Не хочешь? – холодный голос мертвеца опередил нашу вероятную атаку, и немного замедлил бешеное биение наших сердец. – Жаль.

– Здорово, мёртвый, – я всё же решил обратить на себя его заинтригованное ангелом внимание. – Помнишь меня?

Мёртвый князь помолчал несколько стандартных для него минут, лениво разглядывая стоящего перед ним дьявола. – Помню, путник, – наконец снизошёл он до ответа, – у тебя снова есть, что сказать мне?

– Я думал у тебя есть, что вернуть мне, мёртвый, – долгого этикета я не переносил. – Я пришёл забрать долг.

– Назови свою цену, путник, – Мёртвый князь не был ни удивлен, ни разочарован, всё это осталось для него далеко в прошлой полной красок жизни.

Я собрался с мыслями, – Мне нужен свободный и беспрепятственный проход по Некрополису, – я рисковал, не зная, сможет ли мой знакомый вернуть долг таким способом. С другой стороны, в случае неудачи я всегда мог попросить что-нибудь ещё.

На этот раз Мёртвый князь молчал не менее десяти минут, смотря мимо меня и, видимо, обдумывая свои шансы на это предприятие.

– Это непросто, путник, – вероятно, он, наконец, принял решение, – и один я не смогу помочь тебе, но, помня о своём долге, я поговорю с остальными и по прошествии этого разговора скажу тебе наше решение.

– Сколько времени это займёт?! – мой почти крик чуть замедлил стремительные движения давнего должника.

Князь посмотрел на меня с оскорблённым недоумением, – У мёртвых нет времени, путник, – его взгляд пронзал грустью и первородной болью.

И более не дожидаясь моей реакции на столь дилеммный ответ, Мёртвый князь быстро развернулся и уже знакомыми элегантными прыжками исчез за одной ещё не потерявший основные очертания архитектурной развалиной.

– Приятно, что даже мёртвые иногда держат своё слово, – Элати только отошла от непредвиденного шока, в который её невольно ввёл наш долгожданный гость своим чрезмерно назойливым вниманием к её обожаемым крыльям.

– Вот только всё же интересно, сколько времени займут его переговоры, – о том, что это вполне мог оказаться достаточно длительный срок не хотелось даже и думать. – Ты как хочешь, крылатая, а я постараюсь употребить это время с максимальной пользой. Я буду спать.

И с чувством абсолютной уверенности в том, что на территории Мёртвого князя побеспокоить меня никто не посмеет, я, выбрав поблизости более-менее чистое место, действительно отправился по дороге сновидений, сопровождаемый гневным взглядом рассерженного моей беспечностью ангела.

Я открыл глаза. Прямо передо мной неподвижно сидел Мёртвый князь. Взгляд его, однако, был устремлён в обход меня на также безмятежно спящего ангела. Как было видно, леди последовала моему разумному примеру. Взор мёртвого, как острый клинок, припечатался к ровно сложенным крыльям Элати. Вероятно, мысль об обладании ими всё ещё мелькала в его непознанной голове. Оставалось надеяться, что эта мысль так и останется на уровне фантазии.

– Какие новости, мёртвый? – я с глубоким зевком перевернулся на бок и, пожалуй, немного напряжённо для только что пробудившегося уставился на князя.

Для того чтобы обратить взгляд ко мне, хозяину этих неброских земель потребовалось несколько волнительных минут.

– Твоя просьба тяжела для меня, путник, – голос его был также спокоен, как и при недавнем расставании. – Мои братьятребуют за неё платы.

– Отлично, – моя радость отдавала сарказмом с талантом всеславного актёра. – И какую же плату вы хотите? – я тут же перешёл на деловой тон. Я готов был согласиться на многое за нужную нам перспективу.

– Мы многое потеряли, путник, – Мертвый князь, как часто водится, начал издалека, – у нас почти ничего не осталось, но то, что осталось, нам бы крайне хотелось сохранить и вдруг даст удача преумножить. – Недалеко отсюда есть место, которое почти не тронул гнев пламени, – мне показалось или его губы действительно тронула странная ностальгическая улыбка. – Это старая галерея, – между тем князь продолжал свою не короткую просьбу, – одиниз величайших памятников искусству прошлого, – он снова помолчал. – Увы, никто из нас (как я понимал, всё это время под «нами» он имел в виду Мёртвых князей) не может дотянуться до этой памяти веков. А ведь там находятся величайшие шедевры нашего времени. Лучшие мастера отдавали свои работы под своды этих залов. Огромные толпы собирались ради возможности увидеть самое прекрасное на этой земле. И нам бы хотелось вновь лицезреть эти творения. Нам бы хотелось найти в их красоте последнее спасение и последний приют. Ты сделаешь для нас больше, чем мы для тебя путник, но такова наша цена за возможность пройти через этот проклятый огнём город.

– Веди, князь, – раздумывать, в общем, было нечего, торговаться мёртвые вряд ли умеют, а если и умеют, то займёт это по всему исключительно немало времени. А условия Мёртвых князей, звучали на первый взгляд не то, чтобы невинно (в Некрополисе, увы, не осталось чего-либо невинного), но и не слишком тревожно. – И пока ведешь, расскажи, что конкретно вам нужно из этого музея.

Вместо ответа Мёртвый князь быстро, но без суеты направил свои шаги (слава огню, не запрыгал) в сторону с профессиональным нетерпением ожидаемого мной хранилища древней красоты. Всё, что мне оставалось так это не слишком грубо толкнуть мирно дремлющую леди и поспешить за моим нечаянным проводником, слыша, как поднимается и неровно устремляется за нами ангел.

– Не томи, мёртвый, рассказывай, – ждать инициативы от князя было, по меньшей мере, чересчур оптимистично, в связи с чем, я решил принять активную сторону в нашем прерванном разговоре.

– Там много бессмертных полотен, путник, – мне показалось, или князь действительно немного поторопился с ответом, не выждав положенных минут. – Тысячи картин, каждая из которых ценнее золотой горы. Тысячи образчиков совершенства, безвременно покинувшие своих коленопреклоненных почитателей. Тысячи мгновений бескорыстного счастья и истинного восторга, – казалось ещё немного и князь вновь оживёт, с таким несвойственным для мёртвых чувством вёл он свою хвалебную речь. Можно было предположить, что в далёкой жизни он был тонким ценителем искусства, а возможно и сам был одним из его творцов.

– Мы просим о малом, путник, – между тем продолжал поклонник прекрасного, – о малом для тебя, но о великом для нас. Мы хотим, чтобы ты принёс ничтожную долю из той недосягаемой для нас сокровищницы. Лишь столько, сколько сможешь унести. Но поклянись, – он резко обернулся ко мне, замерев и заглянув глубоко ко мне глаза. – Поклянись, принеси картину, на которой ты увидишь такие же прекрасные крылья, – он вновь обернулся, на этот раз к Элати, указывая на гордость всех ангелов.

– Я постараюсь, – давать очередную клятву, обрекая себя на её исполнение, я не собирался. Слава огню, настаивать князь не стал.

– Всё, дальше мне дороги нет, – Мёртвый князь остановился и простёр свою прозрачную длань вдаль. – Я вижу это место даже отсюда, увидьте и вы. Я буду ждать вас здесь, я буду просить о вашей удаче, – с этими словами мертвец сел в пыль дороги, не сводя взгляда с действительно разглядываемого на самом краю зрения низкого сооружения, в котором нам вероятно и предстояло заняться поиском и последующим похищением предметов искусства.

– И помни, путник, – донеслось уже мне в спину, – это должны быть живые картины. Ты это сразу поймёшь.

Я было обернулся расспросить о новом критерии оценки произведений искусства, но у Мёртвого князя был такой отрешённый и немного шальной вид, что я предпочёл разобраться на месте, чем снова играть в опасные загадки.

Оставив позади вероятно уже предвкушающего визуальные наслаждения князя, мы быстрым и по возможности решительным шагом направились к искомому зданию. Слава пламени, добрались мы до него без происшествий.

Подойдя к хранилищу великих шедевров, я на некоторое время впал в состояние искреннего недоумения. Сооружение оказалось преступно небольшим. Выше меня всёго лишь в два раза и имело при этом не самый оптимистичный радиус. Я долго не мог понять, как там могут вмещаться все те тысячи полотен, о которых совсем недавно чуть ли не пел князь.

Разгадка обнаружилась быстро и, как часто бывает, оказалась наипростейшей из всех возможных. Протиснувшись в узкую щель в каменных, потрёпанных воротах мы увидели широкую лестницу, уходящую вниз в неловком свете лучей, рвущихся из множества трещин в потолке и стенах архитектурной конструкции.

– Надо возвращаться, крылатая, – я был откровенно разочарован. – Без света делать там нечего, а как раз света ни у нас, ни, скорее всего там, нет.

– Не стоит, мастер, – с этими словами Элати немного сконфуженно достала из своего широкого кармана маленький кусочек того самого чудесного светильника, пробивающего тьму в наш памятный переход по Незримому Пути.

Я ничего не сказал на этот крайне двусмысленный жест, хотя душа моя рвалась праведным гневом. Я просто, возможно, несколько резко, вырвал из рук леди нежданный подарок и пошёл к разваливающейся под натиском времени лестнице, намереваясь начать осмотр местной экспозиции.

Под ногами что-то негромко похрустывало, и размышлять о том, что же это было, не представляло никакого удовольствия. Украденный Элати осколок света не в силах был разбить очередные на нашем пути ворота тьмы, но его хватало на то, чтобы немного приоткрыть их. Этой щёлочки было достаточно для лёгкого обзора, но каких-либо объектов для хотя бы беглого осмотра пока не находилось. Лестница с уверенной леностью спускалась вниз, чуть заворачивая налево. Когда-то вероятно восхищение от галереи начиналось с самой лестницы. Даже сегодня, глядя на побитые, потрескавшиеся ступени, можно было разглядеть и силуэты великолепных рисунков, ревниво украшавших ее в те далёкие века, и эхо танцующих красок, превращающих банальный спуск в веселящую разум фантазию.

Поворот лестницы стал более резкий, и вдруг, практически внезапно, она закончилась. Перед нами открылся гигантский зал, стены которого были покрыты теми самыми полотнами, за которыми мы вероятно и пришли. В альковах стен расположились мягкие очертания скульптур, а в середине зала гордо стоял огромный комплекс разнообразных зеркал, в которых в разных ракурсах отражалось всё местное великолепие.

Разумеется, мне было крайне стеснительно охватить взглядом всё эти чудеса древних, держа в руке лишь насмешку над светом. Весь зал был полон свечей, больших и малых, бледно-снежных и уверенно-чёрных. Они висели на стенах в изящных канделябрах, опускались с высокого потолка в роскошных люстрах и просто стояли на каменном полу. И все они горели, горели ярко и торжествующе, и практически не оставалось места во всём уходящем вдаль зале, куда бы ни снисходило их оранжевое сияние.

Впрочем, во мне эти свечи пробуждали, увы, не радость, а искреннюю тревогу, очень много тревоги. Ведь, чтобы свечи горели, их надо регулярно зажигать, а значит скульптуры и полотна вряд ли находились здесь в глухом одиночестве.

– Сдаётся мне, крылатая, всё это будет несколько сложней, чем изначально предполагалось, – я не замедлил поделиться своими опасениями с Элати.

– Будем надеяться, что только несколько, мастер, – тревога в её золотых глазах была не меньше, чем в моих, – похоже, в Аду слишком много ценителей прекрасного.

– С другой стороны, всё, что нам нужно, может располагаться в пределах нескольких метров, – лучась фальшивым оптимизмом, я направился к ближайшей стене, в глубине души надеясь найти на ней всё так нам необходимое.

Взгляд метнулся на первый же холст на моём пути. Это оказался портрет, с которого с насмешливой надменностью на созерцателя смотрела уже не молодая, но по-прежнему красивая дьяволица. Она была очень похожа на Ашзар. Те же бурные волны волос, чернее самой ночи, те же манящие в жестокий капкан губы, изогнутые в кривой усмешке, те же немного бешеные алые глаза, взгляд которых чаще карал, чем дарил. Вероятно, и титул, и положение в обществе этой дьяволицы не уступали достижениям княгини.

И всё же между ними лежала огромная пропасть. С непонятной уверенностью я осознавал, что тускло смотрящая на меня с картины мертва. Мертва давно и надёжно. И это были не логические выводы, на которые у меня не было ни времени, ни желания. Это было как будто просто выданное мне знание. Несмотря на прошедшие века, всё ещё яркие краски словно задрожали под моим взором. Картину отчётливо укрыл серый покров пепла и праха. Через мгновение я уже вновь наблюдал всё ту же роскошную красавицу. Но теперь, после того как увидел её второй, смертельный облик, я больше не мог восхищаться ни красотой дьяволицы, ни мастерством художника. Пожалуй, я начал понимать, что имел в виду Мёртвый князь в своём призыве брать только живые картины. К сожалению, эта картина оказалась мёртва.

– Неужели здесь могло остаться что-то живое, мастер? – леди печально смотрела на соседнее полотно. Это был, казалось бы, обычный пейзаж, – раскидистые деревья, высокая трава с огоньками цветов, серебристый рукав узкой реки вдалеке. Но сквозь весёлую зелень и мечтательную лазурь уже была видна скорбно темнеющая пустыня, не хранящая в своих запретных пределах даже подобия жизни.

– В любом случае нам придётся это выяснить, со всей возможной тщательностью, – я ещё раз хмуро оглядел бескрайние стены. – Вряд ли, Мёртвые князья благосклонно воспримут неудачу.

В ответ Элати лишь коротко вздохнула, переведя взгляд на следующий шедевр древности. Мне, увы, ничего не оставалось, кроме как последовать её примеру.

Я не пропускал ни одного экспоната. Здесь были представлены все жанры и направления, о которых я когда-либо слышал и, скорее всего, ещё больше тех, которых я никогда и не знал. Широкие долины сменялись суровыми горами. Беспечные лица играющих детей соседствовали с задумчивыми ликами седых старцев. Изображения шальных дуэлей перемежались с батальными сценами, считать участников которых было делом долгим и не простым. Древние города открывали передо мной свои узкие улочки и широкие площади, башни замков первых Орденов уносились вверх, смущая вольные ветры. Ярчайшими красками опьяняли безумные маскарады, где за прекрасными и чудовищными масками все были равны и свободны. Уносили в нелёгкие раздумья тёмные ночи с еле уловимыми очертаниями в своей затягивающей глубине.

Каскад всех красок и самых причудливых образов мелькал в моих глазах. Все эти картины были такие разные, и в тоже время их накрепко роднила уже упомянутая особенность. Они все были мертвы. Через несколько мгновений краски сменялись серостью и пустотой. Восхищение безапелляционно сменяла тяжёлая грусть, а иногда и открытое отвращение к увиденному. Куражащаяся смерть добралась даже до того, что вроде бы не должно быть ей подвластно. Всё ближе и ближе подкрадывалась к моему сердцу прелюдия апатичного отчаяния.

– Мастер! – крик Элати завальсировал негромким эхом в вышине зала. – Посмотри, мастер!

Глава 4. Некрополис. Дорогами мертвых. Часть 3

Я не смог пренебречь восторгом, который кипел в голосе жрицы. Через несколько секунд я оказался рядом с ней, смотрящей на небольшую картину в самом верхнем ряду стены. Картина явно не претендовала на академизм. В ней не было ни какого-либо видимого сюжета, ни чётких образов, ни тонкой игры светотени. Я бы даже сказал, что она была немного примитивна по сравнению с уже увиденными мной творениями мастеров прошлого. Неяркие краски врезались друг в друга, рассыпаясь брызгами по холсту, еле заметные размытые силуэты застыли в круговороте неясных движений. Но эта неброская картины буквально искрилась жизнью. В ней не было ни намёка на те смертельные судороги, с которыми полотна встречали нас до этого. Наоборот, казалось, убери сейчас из зала все свечи, она всё равно будет светить неистовой борьбой своих широких, небрежных мазков.

– Думаю, эта подойдёт, – сказал я это как можно более спокойно, в душе седеющий мастер дорог скакал как годовалый дьяволёнок. – Не побрезгуешь ли, крылатая, расправить свои воспетые крылья и опустить этот шедевр вниз.

Элати коротко усмехнулась и в лёгком уверенном прыжке мгновенно оказалась под потолком галереи. Осторожно подплыв к нашему первому трофею, она аккуратно сняла его с незатейливых опор и также спокойно вернулась вниз.

Я взял картину в руки, вновь невольно погружаясь в бурлящие ритмы её жизни. Что ж, думается Мёртвый князь будет доволен. К сожалению, насколько я понял, одной картины будет отчаянно мало. В связи с этим, осмотр местных достопримечательностей придётся продолжить и желательно этот процесс по возможности ускорить.

– Жаль, что придётся портить это поистине великое творение грешной сталью, – я видел, что Элати говорила искренне и вполне разделял её грусть по этому поводу. Но даже при своих небольших размерах картина обладала достаточно внушительной рамой, которая вряд ли позволит быструю и удобную транспортировку.

Четырьмя быстрыми взмахами я с некоторым сомнением в душе отделил полотно от рамы. Аккуратно свернув его в лёгкий рулон, я отдал наш первый приз ангелу.

– Ну что, крылатая, продолжим знакомство с творчеством ранних художников Ада.

Леди не успела ответить. Умиротворённую тишину подземного музея нарушил визгливый, кривляющийся смех. Реакция наша была стандартной и в какой-то мере достаточно уже поднадоевшая – обнажённые клинки и готовность убивать. С другой стороны, большего, как правило, и не требовалось.

Нежданных, хотя и предполагаемых гостей я заметил сразу же. Ими оказались на первый взгляд довольно таки невыразительные существа, в общих чертах напоминающие обычных мертвецов, встречающихся в Некрополисе. Но и отличия их откровенно бросались в глаза. Это были небольшие (в два раза меньше меня) создания, с размытыми очертаниями тела и лица. Но тела их не были полупрозрачными телами мёртвых, напротив, они были полны тусклых, но вполне различимых красок. Казалось, что сумасшедший художник решил сделать для себя уникальную палитру. И ему это удалось в полной мере. Краски не стояли на месте, сражаясь между собой за право быть примой этого представления.

Непознанные существа как будто и не замечали нас, отвратительный смех повторился ещё несколько раз, но к нам он отношения не имел решительно никакого. Возможно, эти обитатели музея просто так разговаривали. Они, не спеша, плыли вдоль противоположной от нас стены, меняя догоревшие до конца свечи. С необычайной лёгкостью они поднимались под самый потолок, продолжая свою нехитрую работу. Они шли по кругу и, в конце концов, должны были встретиться с нами. По здравым размышлениям, встречи этой лучше было избежать. Пути их опасности для меня не представляли, но вот шум эти труженики поднять могли. А кто на этот шум может явиться, мне было крайне не интересно. Объективно полагая, что Элати также не жаждет новых знакомств, я кивком головы предложил ей проследовать в один из коридоров в стенах основного зала.

Однако наш нехитрый манёвр был к моей искренней печали прерван. По несчастливой случайности группа поджигателей свечей пропустила одну из своих подопечных. Но этот пропуск, увы, не выпал из их раскрашенной памяти и один из местных повернул назад исправить непозволительное положение дел. Заметив наш достаточно экстравагантный для здешних мест дуэт, он издал всё тот же короткий, несколько неуверенный смешок и медленно двинулся в нашу сторону. За ним потянулись несколько его товарищей, а остальные, вероятно, решив, что долг важнее любопытства, продолжили менять свечи.

Бить первым не хотелось по уже обдуманным причинам. А в случае возможной агрессии со стороны этих красочных парней я был уверен, что перебью всю их не слишком большую компанию без особых треволнений. Впрочем, пока они вели себя довольно спокойно, с явным интересом рассматривая нас. Мне пришло в голову, что мы возможно первые нормальные живые или даже мёртвые существа, которых они когда-либо видели. Сомневаюсь, что сюда кто-либо забирался со времени образования Некрополиса.

Но всё хорошее когда-нибудь кончается. Кончился и наш короткий, хрупкий мир. Один из обитателей музея заметил пустую раму, валяющуюся у наших ног. Издав уже не смешок, но какое-то подобие стона, впрочем, так же режущего слух, он устремился прямо на нас. Его тело рванулось во все стороны, становясь раза в три больше. Наполнявшие его краски в один миг превратились из тусклых в ослепляющие.

От неожиданности его броска я едва успел отбить в сторону эту какофонию красок и визга. Его дорога до стены была прямой и недолгой. И как было не жаль, но врезался он не в саму стену, а в картину, так некстати, оказавшуюся на его пути. Просчёт был мой, но я, пожалуй, не учёл последствий. Всё-таки моё пребывание здесь длилось совсем не долго, и я ещё не изучил местного этикета.

На этот раз визгливый стон был всеобщим. Не скажу, что он потряс сами основы, но уши мои зарыдали от искреннего огорчения. Они бросились на нас без раздумий и какой-либо системы. Бросились, не потому что ненавидели, не потому что хотели убить. Это был какой-то рефлекс, заложенный в них уже при рождении. Так слепо и бездумно бросаются на своего обидчика маленькие дети, не зная при этом ни желаемого итога, ни простейшего плана действий.

Феерия всех цветов рвалась на наши мечи. Алый, лазурный, бирюзовый, пурпурный, золотой, кричаще-синий и ещё сотни оттенков приближались к нам стремительным ветром. Не дожидаясь, пока мы окажемся разрисованные этими живыми кистями, я с силой откинул их назад, на этот раз предусмотрительно не в стены, а в плеяду зеркал в центре зала.

Оглушительный звон беспощадно разбитых зеркал, казалось перебил даже невозможные для слуха крики неудавшихся мстителей. Осколки заблистали тысячами только что влюбившихся глаз, под взволнованным светом свечей. Я увидел, как один из защитников искусства начал неловко выбираться из-под груды отражающих его попытки стекляшек. Первым желанием было затолкать его обратно, да поглубже, но вся его размытая и теперь какая-то порванная фигура была абсолютно лишена какой-либо агрессии. Как будто он даже перестал замечать тех, кто нарушил покой его дома. Звук, который он начал издавать, был даже не слишком бьющий по ушам плач. Плач непонимающего, сотворённого над ним зла. Плач ребёнка.

Первый, пострадавший в результате своего вероятно праведного гнева, также пришёл в себя и не замедлил поддержать своего собрата. Он всем своим невеликим телом прижался к упавшей картине, как будто защищая в последнем смертельном прыжке. Плач его был не менее атмосферен, чем отголоски слёз первого. Я понемногу начал ощущать себя последней сволочью, хладнокровно обидевшей неразумных детей и где-то даже гордящегося этим.

– Пойдём отсюда, мастер, – леди угадала мои собственные мысли, – пока не пришли их старшие братья, – правда, как оказалось, ею двигали более практичные мотивы.

Я бросил ещё один, лишний взгляд на покидаемый нами в смешанных чувствах пейзаж. Из-под острых осколков упрямо старалось выбраться ещё одно дитя музея, тоже тихо начиная свой первый аккорд безудержного плача. Картины словно ненавидяще потемнели, обвиняя меня в содеянном. С оглушающим лязгом, который вполне мог обозначать вечное проклятие, на каменный пол упал большой осколок зеркала, не сумев удержать своё нетвёрдое равновесие. Из случайного зрителя я за несколько грешных секунд превратился в непрощёного врага.

– Мастер? – по всей видимости, у Элати сражение с совестью прошло гораздо более успешно. С другой стороны, и вина её в случившемся была минимальна, если вообще была.

– Идём, крылатая, – я быстрым, подчёркнуто равнодушным шагом направился к ближайшему коридору, уводящему в глубь древней галереи, обязанной принести нам ещё три-четыре картины, которые можно было бы назвать живыми.

Коридор встретил нас всё теми же ярко, хотя и немного грустно, горящими свечами. Его невысокие стены украшали довольно неброские полотна, видимо разогревающие зрителя перед теми шедеврами, которые должны таиться в конце этой дороги. И дорога эта оказалась не слишком длинной. Буквально через минуту перед нами без суеты открылся на этот раз небольшой, круглый зал, освещаемый большими ровными свечами в причудливых подсвечниках.

В этом зале картин было не так много, а по сравнению с предыдущим и вовсе мало, но каждая из них сверкала своим великолепием, тысячью благословенных вечным пламенем костров. Первая же из них, на которую я ниспослал восторженный взор, вполне подходила под высокие требования Мёртвого князя. Она была насквозь живой. И это было даже иронично, так как на картине была изображена яростная битва. С одной стороны это сражение представлял достославный Орден Войны, широко известный, как и несдержанным нравом своих адептов, так и, увы, их признанной силой. В роли оппонентов выступал неизвестный мне Орден, в руках воинов которого вместо привычных мечей, топоров и копий находилось непонятного вида оружие с множеством шипов и режущих кромок. Как ни странно, но, глядя на картину, битва представлялась вполне равной. Немного неестественно пронзающий мечом своего врага Мастер Войны с ужасом смотрел, как на голову его брата по Ордену опускается устрашающее оружие бойца неведомого Ордена. Азарт, ярость и страх перемешались в лицах участников сражения. И, несмотря на царившую на холсте смерть, картина кричала жизнью не меньше предыдущей. Казалось, все погибшие на ней наследуют свою убегающую жизнь этому гениальному полотну.

Картина была довольно большой, тащить её даже вырезанную из рамы было крайне неудобно, но других вариантов я, к сожалению, не видел. Вырезая холст, я практически слышал стоны тех, кто сейчас умирал на нём.

Закончив своё достойное убийцы дело, я обернулся в поисках ангела, даже не предложившего помощи, от которой я бы вряд ли отказался. Леди я нашёл совсем рядом, её взор был намертво прикован к картине, висевшей через две от моей. Мельком взглянув на эти две и убедившись в их посмертном состоянии, я со спокойным сердцем обратился к так заинтересовавшего жрицу шедевру древних.

Что ж, к этой картине стоило даже не приковать, а приколотить свои недостойные её глаза. Если только что безжалостно расчленённая мной картина вызывала в душе смотрящего переживания за сражающихся и скорбь по погибшим, то смотря на это полотно, в сердце снисходил чарующий покой.

Высокие, стройные деревья едва позволяли показаться над собой седым, скучающим горам. Тёмные, задумчивые стволы фривольно резонировали с ярко-зелёным весельем крупных листьев на их устремлённых ввысь ветках. Тяжёлые, бугристые корни ласково обнимала, словно влюблённая в них, изумрудная трава. Хоровод рубиново-пьяных и наивно-жёлтых цветов беспечно кружил между добродушно ухмыляющимся кустарником. В гостеприимных ветвях играли свои свадьбы дурачащиеся птицы. Но всё это умиротворение природы было лишь фоном к главной детали этого творения.

За твёрдо стоящими в земле деревьями, чуть оттеняя вечнозеленую гамму леса, в загадочно-нечётких движениях танцевало сказочно-прекрасное существо. Бледно-салатовые волосы взметнулись дразнящим вихрем, тонкие изящные руки нежно гладили жёсткую кору, взгляд тёмно-зелёных глаз дарил бескорыстное прощение всему живому. Существо как будто случайно задержалось у нас на виду, в бесконечно-последнем мгновении, желая поскорее нырнуть в прохладу родного леса от нескромных глаз.

Эта картина, пожалуй, была более живой, чем я сам. Лесной танцор смотрел мне прямо в глаза. Смотрел честно и доверчиво, не понимая, что смотрит на своего убийцу. Я не смог вынести его спокойный, дарующий взгляд. Я отвернулся.

– Режь сама, леди, – даже слова давались мне с трудом. – Я уже достаточно сегодня убил.

На лице у ангела отразилась нелёгкая внутренняя борьба. Она жалобно посмотрела на меня, но я спрятал глаза.

– Режь, – это был уже приказ. Приказ, который я не имел права отдавать.

Элати тихо зарычала. Я подумал, что сейчас она бросит меч, но жрица, слава огню, не оправдала моих надежд. Надежд, о которых я боялся признаться самому себе. Удары её были не менее уверенными, чем мои. Ещё один рулон совершенства присоединился к своим столь же несчастливым братьям.

– Может на этом, и остановимся, мастер? – губы Элати мелко подрагивали.

– Увы, крылатая, – мне самому было жаль моих слов, – Мёртвый князь очень хотел крылья, как у тебя. Кто знает, насколько он расстроится, если мы вернёмся без них.

– Тогда быстрее, мастер. Я молю, быстрее, – и несколько возбуждённая леди, не дожидаясь моего ответа, устремилась в следующий коридор, похожий на предыдущий как мои мечи друг на друга.

Прихватив свою часть картин, я поспешил следом за ней, не имея, в общем-то, других разумных вариантов. Как я и предполагал уносящийся за наши спины коридор мало, чем отличался от первого. Всё те же яркие свечи и мёртвые картины. Разве, что он оказался немного просторнее и почти в полтора раза длиннее.

Через несколько минут мы выбежали в новый зал. Чуть больше предыдущего, он почти полностью был занят разнообразными скульптурами. В основном это были дьяволы. Они задумчиво сидели, вольно лежали, смеялись, широко открыв свой рот, плакали, печально глядя в даль. В их руках были крепко сжаты длинные мечи, вычурные охотничьи рога, украшенные кубки. Они говорили и сражались между собой. Они влюбленно смотрели друг на друга. Они танцевали и обнимались, бежали и падали. И живому дьяволу пришлось бы изрядно поднапрячься, для того чтобы повторить всё то, что демонстрировали безжизненные статуи.