Текст книги "Проданная (СИ)"
Автор книги: Кира Шарм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Глава 55
Стас
Как в замедленной съемке.
Вижу вспышку, и даже не думая, прикрываю ее.
Валю на землю, падая сверху, прикрывая своим телом.
Секунда, – а как будто вечность. И словно вся жизнь перед глазами проносится.
И эта, другая вспышка, – не выстрела, не перед глазами, – прямо в сердце.
Вдруг ослепляет.
Потому что в один миг понимаю. То, что держу сейчас в руках, что обхватил, судорожно вцепившись и прикрываю собой, София, – самое, блядь, ценное, что есть для меня в жизни! Единственное и самое главное, что в ней для меня существует!
Она.
Ради нее я готов на все.
Готов умереть вот сейчас, лишь бы осталась жить.
Блядь.
Как я раньше не понимал, не видел?
Думал, что хочу ее до одури! Все во мне маленькая принцесса взрывала! Все внутри, крышу рвала и до хруста зубов, до скрежета ее хотел!
Ни хера.
Это не страсть.
Я, блядь, оказывается, люблю ее! Не просто, не сейчас, не из-за восхищения и того, как одуренно мне с ней было в постели. Какая сумасшедшая, пьянящая принцесса на вкус. Как хочется пробовать ее – снова и снова, не отрываясь. Чувствуя, как ведет, как пьянею, до одури безумной пьянею от нее. И оторваться не способен. И каждый раз все больше хочется…
Ни хера.
Я люблю ее с первой нашей настоящей встречи.
Еще тогда, с того самого озера, в котором она умудрилась утонуть!
Уже тогда в сердце впилась своими ноготочками маленькими. Своим дыханием. Румянцем на розовых щеках. Улыбкой этой – такой нежной, будто по сердцу проехалась. И вкусом губ своих – таким же сумасшедшим медовым, как и ее глаза.
Тогда уже туда проникла. Забиться по-другому совсем его заставила.
Хоть и мозгами понимал, что даже о ней и не думаю, что думать, как о женщине не могу!
Всегда любил. С того самого момента.
Даже когда во все тяжкие с другими пускался. А ее любил.
Самому себе врал, что отомстить хочу. Сам себе не мог, признаться.
А ведь потому и понесся на этот аукцион, бросив все на свете! Хотя были и другие, крайне важные заботы и дела!
Обхватываю тонкое тело так крепко, как только способен.
Пусть. Пусть меня, а не ее. Только не ее!
И темнота.
И только голос ее.
Как наяву слышу.
Слова – бесконечные, нежные. И то мне говорят, что услышать от Софии наяву никогда не смогу.
Но они заставляют сердце биться. Вытаскивают из темного вязкого омута. Вынырнуть из него заставляют. Бороться. Вливают силы. Потому что ради них, ради вот этих слов – и стоит бороться. Стоит драться. Стоять всему миру, всем смертям назло. Только ради них и стоит жить.
«Люблю. Люблю тебя, Стас» – ее голосом в голове.
И тьма – рассеивается, отступает.
Одергивает мрак свои мерзкие щупальцы. И сам будто дышать начинаю, словно выныриваю снова и снова из воронки, куда меня неизменно утаскивает, стоит только этому голосу замолчать, этим словам утихнуть.
Люблю.
Я все бы отдал, чтобы услышать это от Софии.
От нежной принцессы. Самой блистательной королевы.
Она внутри. В сердце. Во всем. Только она.
И снится мне.
Руки ее снятся.
Меня обхватывают.
Губы, что к моим прижимаются.
И шепчут.
Шепчут бесконечно мне прямо в губы это самое главное в жизни, это «люблю».
Только оно – не в губы. Оно в самую душу улетает. И наполняет ее чем-то таким, от чего кровь совсем иначе течет по венам. От чего я себя совсем другим чувствую.
И я выныриваю.
Я, блядь, все жилы напрягаю.
Я против течения этого, – мутного, вязкого, как на маяк спасительный, на слова эти иду.
Потому что – в них только жизнь.
В них она. А все, что до них в ней было – мелочи. Суета. Шелуха под ногами.
Только очнулся, неимоверно, изо всех сил напрягшись, потянувшись к маяку своему, к губам этим, – а один.
Скривился, тут же закрывая глаза от резко полыхнувшего по ним света.
Черт, – а чего я ждал?
Что она и правда здесь и это мне скажет?
Не скажет. Даже из жалости не скажет. Она из тех, кто никогда не соврет. Да и вранье ее мне на хрен не упало. Мне из души, из самой сердцевины ее эти слова нужны. Как воздух, блядь, нужны.
Только – откуда им взяться?
Кто я для нее?
Всего лишь тот, кто ее купил.
Да, отдалась. Да, вырвал из нее это чертово «да», это «хочу».
До сих пор током по венам, даже сейчас, от того, как извивалась подо мной, как имя мое кричала и билась в судорогах сумасшедшего оргазма. Прострелы по всей коже и стояк сразу же невыносимый.
Хочу ее. Ее одну. До одури, до помешательства хочу. Так, что даже сейчас зубы сводит.
И взять могу. И без всякого принуждения. Ей со мной тоже понравилось. О таком не врут. Глаза ее, что закатывались и тело – они не врут никогда.
Знаю, что согласится. Что ее саму от моих прикосновений ведет. Что пьяной от них становится.
Знаю.
Только одного «хочу», одной страсти от нее мне теперь мало.
А того, что так нужно, без чего я подохну просто, она никогда мне не скажет.
Никогда.
Я не забыл глаза ее, полные ненависти. И, пусть та ненависть уже ушла из них, того, что выдернуло меня из смерти, в них не появится. После всего… Это невозможно.
Знал, слышал, от людей своих, что про меня спрашивает, что прийти порывается.
И каждый раз стискивал зубы и кулаки.
Нет.
Увидеть, запах ее вдохнуть, голос ее услышать, – это как глоток воды после того, как вечность шатался по пустыне. Это жизнь, которую так необходимо глотнуть. Без которой даже сердце замедляется, а сама жизнь выглядит унылой подделкой, как плохо сделанное кино.
У Софии доброе сердце. Я знаю.
Только и жалость ее мне не нужна.
И чтобы оставалась со мной из жалости – тоже не нужно.
Я должен.
Должен ее отпустить.
Пусть все мышцы от боли кромсает и судорогой сводит от этой мысли.
Должен.
Я не имею права держать принцессу в клетке. Она должна встретить того, кому скажет те самые слова, к кому их почувствует. Должна стать счастливой.
Я должен.
Только сначала разберусь с тем, кто стрелял. Чтобы быть уверенным, – Софии не угрожает ни малейшая опасность.
И, блядь, разрывает грудь.
Не смогу. Если увижу ее еще хоть раз, – не смогу отпустить. В тот же миг сдохну.
И, может это не по-мужски. – сбросить все на Ромку. В глаза не посмотреть. Не сказать в лицо.
Но, блядь, так будет лучше для принцессы.
Потому что, если вдохну ее хоть раз, если рядом окажусь, – уже от себя отодрать не сумею. И без того с мясом отдираю. Даже на расстоянии выламывает всего на хрен.
Хотя…
Криво усмехаюсь собственному отражению в больничном зеркале, готовясь прямо отсюда вылетать, чтобы во всем разобраться.
Даже представлять себе не нужно, как София вздохнет с облегчением.
Будет только рада, что больше не увидится со мной.
Глава 56
Долго пью кофе в аэропорту.
Дела решил, нашел, кто же на самом деле подставил и застрелил отца Софии, кто на нее саму покушался.
Охирел – даже мысли не допускал ведь о том, что на прицеле моя золотая принцесса, а не я. До хера тех, кому я дорогу перешел, пусть и с криминалом никогда не связывался.
Романа к ней отправил.
Слетал пока и к ее сестре, убедиться, что все проходит успешно. Идет девочка на поправку. Пока прогнозы не самые лучшие, пятьдесят на пятьдесят, но это лучше, чем приговор.
Специально ведь ей не говорил.
А теперь…
Теперь ее больше ничего рядом со мной не держит.
Не зависит от меня ни в чем.
Операцию провели, все дальнейшее лечение оплачено.
Дом ее прежний выкупил, на счету в банк такую сумму забросил, что на три жизни принцессе и ее семье хватит.
Больше ни в чем от меня не зависит. И терпеть меня не должна.
Медленно отхлебываю горький кофе, а чувствую, будто отраву глотаю.
Чего я тяну?
Наверняка, принцессы в моем доме больше нет. Суток, даже больше, ей вполне должно хватить на то, чтобы бежать оттуда без оглядки. Знаю ее. Даже ведь вещи свои собирать наверняка не станет.
А ведь я дом под нее строил – только теперь понимаю.
И комнату ту, в которой принцессу поселил, сделал ровно такой, как ее была в отцовском доме. И розы эти, которые она так любит. И фонтан в саду…
Сам не понимал. Или, сам себе врал, что специально так делаю. Уколоть ее побольнее пытаюсь. Чтобы понимала, сильнее чувствовала контраст между мечтой своей, прежней жизнью и реальностью, в которой по воле своей жить не может и продать себя вынуждена.
Думал, хочу ударить этим побольнее. А ведь ни хера. В глубине души всегда хотел на самом деле, чтобы принцесса в этом доме осталась. Чтобы захотела остаться.
С самого начала хотел.
Не насильно взять, к себе забрать, и не по сделке.
Чтоб сама ко мне пришла и быть со мной сама чтоб захотела.
С того самого вечера, когда в клубе у Севера ее встретил.
Но если тогда не захотела, не пришла – то уж теперь и говорить не о чем.
И понимаю, зачем время тяну, почему не возвращаюсь сразу домой.
Без нее он пустым будет. Будто душу из него взяли и вынули.
И шансов, после всего, что было – ни хера никаких у меня нет.
Не завоюю я золотую свою принцессу. Не забудет она мне всего этого. Не забудет и не простит!
Такого не прощают.
Сжимаю челюсти до хруста, отставляя пустую чашку.
Нечего тянуть. Пора.
Могло ли у нас выйти все иначе?
Нет. Даже если бы с самого начала понимал про свои чувства, все равно гнул бы и ломал. Я себя знаю. Слишком много ненависти во мне было всегда к этой семье. Слишком много лет она жила во мне. Жаждой отомстить пульсировала в сердце.
Не поступил бы иначе. Скорее, чувства эти из себя бы вытравливал. И ее бы гнул жестче. Топтал бы по-настоящему.
А раз нет, и вариантов быть не может, так и говорить не о чем.
И тянуть тоже. Привыкать надо мне к пустому дому, в котором никогда не будет моей золотой принцессы. И к жизни, в которой без нее будет ледяная пустота.
Сам виноват. Но теперь уж не исправить.
Глава 57
София
– Стас!
Последние минут двадцать так и стою в коридоре.
Обхватив себя руками, чувствуя, как электрический ток струится по ногтям, отбивается каждым ударом в сердце.
Трудный разговор. Тяжелый. Практически невозможный!
Не знаю. Ничего не знаю, – ни что он скажет мне в ответ, ни как отреагирует!
Может, посмотрит, как на жалкую букашку под ногами, как все те, в доме отца смотрели, и отшвырнет…
Боюсь.
До одури боюсь.
Глаза его увидеть и лицо каменное, на котором пренебрежение появится, когда эти самые важные слова ему скажу. Те, которыми живу. Которые и есть сейчас вся я, вся моя жизнь.
Но я должна.
И это, наверное, то, на что мне потребуется больше всего сил. Больше, чем на все, что было раньше.
Ключ поворачивается в замке, и я замираю. Кажется, в полнейшей тишине на весь дом оглушительно бьется гулом сердце.
– Стас! – не бросаюсь к нему. Пошевелиться, с места сдвинуться не могу. Только еще сильнее сжимаю руками плечи.
Его имя хочется кричать, а выходит так, что и сама почти не слышу.
– Суток оказалось слишком мало, чтобы собрать вещи?
Каменное, непроницаемое лицо.
Даже на меня не смотрит.
Со звоном бросает ключи на тумбу у входа. Не глядя в мою сторону, направляется в свой кабинет.
– Стас!
Сжимаю кулаки. Кажется, сейчас просто сползу по стене вниз.
– Не надо благодарить меня, София, если ты осталась ради этого, – все же останавливается.
Чеканит слова, ударяя льдом. Не смотрит по-прежнему мне в лицо.
А я…
Я вся сжимаюсь от этого ледяного равнодушия.
Как будто совершенно чужой человек передо мной. Незнакомец.
Словно и не было между нами ничего. Никогда.
Ни ненависти той, что сжигала, все внутренности обугливала. Ни страсти.
Не было всех тех слов, что хрипел, касаясь пьянящими губами моей раскаленной от его прикосновений кожи.
Как будто мы впервые встретились сейчас. И я для него – никто. Пустое место…
– Нет, – выдыхаю еле слышно деревянными губами.
– Не ради этого, Стас. Ради… Тебя…
– Думала, я нуждаюсь в сиделке? – густая бровь летит вверх.
А его глаза наконец смотрят. Впиваются в меня холодным, ледяным зондом. Буравят насквозь.
– Или хотела посмотреть, как я превратился в инвалида? Со мной все в порядке, Софи-ия. Ни ухаживать за мной немощным не нужно, ни злорадствовать по поводу моей инвалидности не выйдет. Так что зря потратила столько времени. Могла бы уже загорать на каких-нибудь Багамах. Или модельное агентство себе прикупить и блистать на подиуме, не попадая ни от кого в зависимость. Или я оставил мало денег? Больше не дам, уж извини.
Глава 58
– Нет, – сжимаю кулаки еще сильнее.
Опускаю руки, вскидываю вверх голову.
Самый тяжелый. Самый важный разговор в моей жизни. Самый решающий.
– Тогда ради чего, София?
– Я… Не успела тебе сказать, Стас. Я… Я тебя люблю. Люблю одного. С нашей самой первой встречи. Еще тогда, когда ты вытащил меня из того озера. Потому и мужчин раньше у меня не было. Ты… Ты был перед глазами. Никому не могла позволить к себе прикоснуться. Никому. Все их прикосновения были противными. Чужими. И теперь люблю. Люблю еще сильнее. Пока тебя не было, когда в тебя выстрелили, – тогда только и поняла. Не пережила бы, если бы тебя не стало. Все время, хоть ты и там был, с тобой разговаривала. Мысленно. И вслух. Говорила тебе… А теперь я пойду, Стас. Вижу, для тебя это ничего не значит. Но я должна была сказать. Для себя – не для тебя должна была. И это ни к чему тебя не обязывает. Ты прав. Скорее всего, мне лучше уехать. И больше никогда не видеться с тобой. Прощай.
Разворачиваюсь, чтобы уйти.
Как всегда, за последнее время, на максимум выпрямив спину.
Это уже стало привычкой, рефлексом.
Хоть сердце и кровоточит, разрывается на части.
Шаг, другой к двери – и каждый из них – целая вечность.
– Стой!
Его руки обхватываюсь, сжимают тисками.
Прижимает меня к себе одним резким рывком, а я – задыхаюсь.
Молчит.
Челюсти сжаты так, что я, кажется, слышу, как крошатся, трещат его зубы.
Глаза сумасшедшие, до нутра пробирающие – закрыты. Крепко, явно до боли сжаты веки. Так, что я будто сама боль эту чувствую.
И жилка на виске пульсирует. В ней биение сердца на весь дом раздается.
И лицо… Такое, будто больно ему. Где-то внутри, глубоко, до разрывов больно.
И я замираю. Съеживаюсь под его руками, что медвежьей хваткой чуть не крошат мои ребра.
– София… – хрипло. Еде слышно. Рвано. Не открывая глаз.
– Принцесса моя, моя королева…
Распахивает глаза, а там…
Там свечением, серебром, светом немыслимым… Все те слова, что ему, как одержимая, снова и снова повторяла, пока не было его рядом.
Там они все.
Каждое.
И даже больше.
И пронзает этот взгляд. Насквозь пронзает. Кажется, от него звенит все вокруг нас в этом доме.
Заполняет меня по горло, до кончиков пальцев на ногах.
Окутывает.
И все растворяет.
Все прошлое. Всю ненависть. Всю злость.
Весь мир вокруг нас, который больше не имеет никакого значения. Ведь в этом взгляде его невозможном столько…
Сколько я вместить не готова. И мечтать не могла, представить.
– Софи-ия, – так же рвано, хрипом сдавленным, будто горло ему тяжелая рука сжимает.
– Я ведь… Я за это жизнь отдать готов, София. Все глотки на живую зубами перегрызть. За один этот миг. За секунду эту. Сдохнуть прямо сейчас, прямо в ней готов. Ты хоть понимаешь?
Не понимаю. Почти не слышу. Только по нервам каждый звук его слов ураганом бешеным проносится.
Раскаляет. Расплавляет. С ума сводит и током, накалом еще больше обратно возвращается.
И тону. Тону в глазах этих. До самого сердца, до самого нутра пронзают. Вспышками. Пламенем. Ударами в висках звучат его глаза и то, что в них горит. Все те слова, которых так мало… Которым и сотой части всего, что в них плещется, не высказать…
– Скажи. Скажи еще раз. Софи-ия!
– Люблю. Люблю тебя. Стас! Люблю!
Это в каждом ударе сердца. Он ведь чувствует!
– Принцесса-а, – подхватывает на руки, вжимает в себя, – и голова кругом.
Все плывет перед глазами, ничего не вижу.
Впиваюсь в его рубашку пальцами. Кажется, что упаду сейчас. Что рассыплюсь. Разлечусь на кусочки.
Говорят, – горе трудно выдержать?
Оказывается, есть такое счастье, которое захлестывает сильнее всего на свете. От которого на свет смотреть больно. На свет глаз его, которые ослепляют.
Не замечаю, как мы оказываемся в моей спальне.
Как он укладывает меня на постель.
Целуя веки. Пальцы. Ногти.
Лихорадочно и безумно нежно. Так нежно, что щемит сердце.
– Люблю.
Глава 59
Одежда слетает в один миг.
– Безумно, безбожно люблю тебя, моя принцесса!
Лихорадочно покрывает поцелуями.
Веки, лицо, спускаясь вниз.
По шее, по груди скользит губами.
И в каждом прикосновении, в каждом поцелуе это его «люблю» отдается. Жаром безумным под кожу проникает. Обжигает, жалит, заставляет расплавляться.
И кружится. Безумно, бесконечно кружится голова.
И каждый его шепот – как сон, как наваждение. Немыслимое блаженство, в котором нужно еще выдержать и не раствориться до конца.
Потому что обжигает.
Самое сердце обжигает, бьет по венам.
Пронзительно. Нежно. Истомой напитывая всю меня изнутри.
– Люблю. Люблю тебя, Стас, – уже сама не замечаю, как начинаю извиваться под его поцелуями, – все более жадными, более ненасытными и горячими. По животу – вниз.
Поднимает голову, вздрагивая, как от удара.
И замирает.
И глаза его эти. Пьяные. Такие пьяные, что сама от них хмелею, с ума схожу.
И ведет. Так ведет, так насквозь всю этим взглядом простреливает, что пошевелиться, выдохнуть не способна. Цепенеет все внутри. Замираю.
Он прав. Прав. Вот эта секунда, вот этот миг.
Самый важный в жизни, будто и не жила до этого, жизни настоящей, вкуса ее, аромата, хмеля счастья ее не чувствовала.
Прав. За этот миг, за эти глаза его пьяные – не похотью, не страстью, – счастьем и любовью одуряющей, от которой сердце вылетает, – всю жизнь за него стоило б отдать!
Потому что в нем и есть самая концентрация жизни.
– Ста-ас, – выдыхаю, – хрип, рваный крик рвется из горла.
Это не страсть.
Это что-то непередаваемо большее.
Мучительная, до боли, потребность, ощутить его внутри. Слиться с ним в одно. Телом, сердцем, – до костей, до всего внутри, кровью, что в висках стучит, с ним самим смешаться.
Чтобы уже не отделить. Не разорвать. Чтобы навсегда стать целым.
– Принцесса моя… Софи-ия.
Его голос срывает все тормоза, оглушает и бьет током по раскаленным нервам.
– Всю тебя впитать в тебя хочу, – шепчет прямо мне в живот, обжигая поцелуями, жаля каждым из них невыносимой истомой, жгучим, разрывающим желанием ощутить его внутри.
– Кожу твою… Твой вкус… Твой запах… Голодный. Какой же я по тебе голодный, Софи-ия! Ты и представить себе не можешь!
Вскрикиваю, когда мой пульсирующий, до невозможности возбужденный, раскаленный клитор, жадно втягивают его горячие губы.
Внутри проносятся вспышки, внизу живота все судорожно сжимается, заставляя меня так же судорожно сжать ноги.
Это… Это запредельно, особенно когда он чуть проводит по самой верхушке бугорка зубами, продолжая всасывать мой клитор в себя, ласкать горячим жадным языком.
Это вспыхивает внутри, отбиваясь на кончиках сосков, что уже заострились, стали каменными.
Пробивает насквозь каждым касанием.
Заставляет собственное имя забывать!
– Нет, Софи-ия, – резко распахивает мои ноги, заставляя раскрыться перед ним еще сильнее, на максимум.
– Ты должна прочувствовать каждую грань этого наслаждения! Каждый оттенок. Кончай. Кончай, моя принцесса! Я так хочу почувствовать твой оргазм языком, что меня трясет.
И я будто выстреливаю, как только его губы снова касаются меня там.
Яркими вспышками перед глазами ослепляет
Дергаю бедрами вперед, ему навстречу, позабыв последний стыд.
Упиваюсь. Растворяюсь в этом блаженстве.
Содрогаясь на кровати, подмятая его телом.
С ума сходя, слыша его хриплое рычание прямо мне вовнутрь.
Кричу. Кричу, извиваясь, как в беспамятстве. Снова и снова повторяя его имя. И это «люблю», которое уже само по себе рвется из самой груди.
– Да… Да, моя сладкая! Моя королева, моя Софи-ия! – его пальцы бьются внутри меня, задевая какие-то особенные точки, от которых новая лавина накрывает меня с головой.
– Еще. Кричи еще. Да!
Губы терзают мой клитор, – уже не так нежно, не так осторожно и трепетно, – жадно, почти жестко, обхватывая, втягивая в себя до боли, что вспышками тока и ненасытного блаженства разливается во мне, горит, обжигает, заставляет судорожно сжиматься спазмами внутри.
И мир меркнет.
Все проваливается в темноту.
Только его глаза пьяным серебром так и стоят перед моими закрытыми глазами… Только они – а в них будто мой собственный пульс. Горит. Толчками изливает прямо внутрь то самое «люблю»…
– Не расслабляйся, принцесса, – горячее тело Стаса уже нависает на меня.
Двинуться не могу. Веки разлепить. Даже сдвинуть ноги.
И снова по всему телу проходит мощной волной судорога, стоит только ощутить складками, истерзанным клитором его каменный член, что дергается под моим распахнутым для него естеством.
– Мы только начали. Я хочу слышать, как ты сорвешь голос. А сегодня ты его сорвешь, Софи-ия! Я обещаю!
– Стас, – больше и не пытаюсь закрываться.
Наоборот, – распахиваюсь для него еще сильнее.
Губы до крови кусаю от мучительной потребности ощутить его внутри.
Обхватываю руками крепкую шею. Притягиваю к себе ближе, буквально впечатываю в себя.
– Аккуратно, принцесса. Так я тебя могу и раздавить, – шепчет хрипло, мне прямо в губы, – и на губах тут же рассыпаются пузырики шампанского, взрываясь.
– Чувствовать тебя хочу. Всего. На мне. Во мне. Везде. Насквозь. Не раздавишь, Стас. Если бы дал уйти – тогда бы раздавил.
– Сам себя тогда бы раздавил, принцесса моя. Золотая. Еще когда Ромку к тебе послал – уже давить начал. Задохнулся бы без тебя. Сдох бы. Пули никакие не нужны. Сам себя. Навылет. Насквозь. Когда отпустить решил.
– Зачем? Зачем решил, Стас? Я ведь чуть не ушла.
– Думал… – снова сжимаются челюсти. Кадык дергается. А мне самой от боли его больно. Будто внутри себя ее чувствую.
– Думал… Никогда ты этого не скажешь, никогда почувствовать не сможешь. А без этого, вот без твоего люблю – мне не надо. Обжигает меня без этого, понимаешь? Мне глубже в тебе надо быть. Глубже, чем просто членом.
– Ты глубоко. Ты глубоко внутри, Стас. В самом сердце. В самой душе. Так глубоко, что мне самой страшно…
– Принцесса моя. Моя… Моя!
Кричу. Оглушительно, когда резко, одним толчком ударяет бедрами, врываясь вовнутрь.
Сладостно и больно. Разрывает и по венам наслаждением судорожным брызжет. Я вспыхиваю и сгораю. Кожа дымиться, вся дымлюсь.
– Люблю, – неистово шепчет мне в губы, накрывая, глотая мои крики. – До безумия люблю тебя. Софи-ия. Совсем без головы остался.
И все тело дрожит, вздрагивает, меня просто подбрасывает, – от каждого его толчка, – резкого, жесткого, которым он почти полностью выходит из меня и тут же снова вбивается, пронзая, будто насквозь, до упора. От каждого его хриплого рычания. От расширенных зрачков, которым так пристально смотрит. Которыми входит с меня, – прямо в глубь. Прямо в самое сердце. И его насквозь пронзая.
