Текст книги "Проданная (СИ)"
Автор книги: Кира Шарм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Кира Шарм
Проданная
Глава 1
– Пять миллионов раз!
В зале буквально застыла тишина.
Кажется, никто и не дышит, не то, что не двигается.
Все превратились в застывшие скульптуры
И только я, вернее, розовые бриллианты на моем колье продолжали жить своей ослепительно яркой жизнью, переливаясь и играя в ярком свете, направленном мне на грудь, чтобы подчеркнуть их красоту.
Самый желанный и неожиданный лот на этом закрытом аукционе для избранных. Творение из давно утерянной, но не забытой коллекции давно покинувшего этот мир известного ювелира.
Даже я обалдела, когда мне сказали, что именно я должна надеть.
И, хоть драгоценности для меня не такое уж запредельное чудо, от которого я бы свалилась в обморок, в отличие от многих девчонок здесь, но даже я забыла о времени, перестав дышать и восторженно разворачивая колье под светом ламп.
Оно реально – просто удивительное! По-настоящему живое! Как будто искорки живого света слились с пламенем. От такого трудно отвести глаза…
Нежная россыпь почти крохотных розовых бриллиантов, но завораживает, заставляя влюбиться сразу же и бесповоротно! Эх, если бы я все еще была в том положении, когда могла носить и покупать украшения и драгоценности! Тогда не задумываясь бы променяла все, что было у меня в огромной шкатулке на одно это колье!
Но, увы. Я давно не ношу украшений, а все содержимое шкатулки давно ушло с молотка.
Да и я сейчас здесь вовсе не гостья. И даже не модель на самом деле. И не приглашенная звезда, вот так. Модель – это моя подруга и соседка по съемной комнате, Каролина.
А я… Я благодаря ей просто разношу шампанское на аукционах. Она здесь – похоже, таки главная звезда, раз должна была облачиться в эту красоту. Неужели все-таки поддалась на приставания Гурина, хозяина аукциона? Он, мужчина, конечно, видный, но та еще сволочь в плане девочек! И просто так вряд ли отдал бы ей этот лот! Хотя… Может, это он так все еще заигрывает и пытается ее заполучить…
Как бы там ни было, а стою сегодня перед публикой в облегающем телесном платье с сумасшедшим просто декольте – именно я. Платье облегает меня, как перчатка, а по цвету совершенно сливается с кожей, – чтобы ничто не мешало насладиться красотой камней.
Каролина до последнего держалась со своим насморком, но уже на самом выходе из дома температура победила – ее качнуло так, что пришлось ловить и укладывать в постель.
Другой замены просто не было, да и фигуры у нас с ней практически одинаковые, а это платье было именно требованием продавца.
Ну, и к тому же я, наверное, единственная, кому Каролина доверяет. Другие обязательно воспользовались бы возможностью подсидеть подругу.
Не сказать, чтобы я не мечтала стать моделью.
И вот даже сейчас, любуясь на себя в гриме, который практически полностью изменил мой привычный вид, сделав кожу ровной и персиковой, подчеркнув глаза так, что они кажутся огромными, на все лицо, выделив в меру пухлые губы нежно-розовым перламутром, в тон камням, я даже зажмурилась.
Будто не на себя смотрю, – на дивную красавицу, незнакомку.
А ведь я вполне могла бы блистать… Когда-то подиум был моей мечтой…
– Великолепно, – в гримерку, как всегда, без стука, на правах хозяина, вламывается Гурин. – Это просто чудо… – его руки бесцеремонно начинают перебирать тонкое плетение колье на моей груди – только смотрит он совсем не на камни, а гораздо ниже, как бы невзначай задевая мои соски костяшками. – Серебрякова, да? – его глаза темнеют, а характерно участившееся дыхание сразу выдает, что интересуют его совсем не камни. – Ты просто прирожденная модель! Напомни, почему ты да сих пор не участвуешь в показах?
Вот именно поэтому.
Тяжело вздыхаю, отводя глаза от налитого похотью взгляда мужчины.
Потому что простым девушкам, без денег и без связей практически невозможно оказаться на подиуме без того, чтобы по дороге не оказаться в чьей-нибудь постели. Все воспринимают модель как игрушку, как сексуальное развлечение, как будто это входит в комплект профессиональных качеств. А после показов – и того хуже. Если на тебя положит глаз какой-нибудь из тех, кто считают себя хозяевами жизни – все. Либо уходить, либо стиснуть зубы и соглашаться.
Хотя… Каролина, в принципе, и не против такого расклада. Да наоборот – многие как раз за этим сюда и идут, – чего уж тут скрывать?
Но этот путь совсем не для меня…
Я лучше буду тяжело работать, чем вот так…
Отшатываюсь, понимая, что еще одну мечту приходится безвозвратно похоронить, – в те времена, когда у нас были деньги и положение эти грязные приставания мне не грозили, но теперь… Теперь я просто обычная девушка, практически без гроша за душой.
Так что нужно быть аккуратной и думать на десять шагов вперед.
А еще – не провоцировать Гурина, у которого я все-таки зарабатываю.
Хотя я с огромным удовольствием зарядила бы ему сейчас по его самодовольной роже!
– К платью прикасаться нельзя – бормочу вместо этого, опуская глаза на его наглые руки, уже готовые смять мою грудь. – Следы останутся…
Хозяин недовольно морщится, снова перемещет руки к колье, опять играя камнями, – но на самом деле все так же пялясь в ложбинку между грудей, – так, что я тысячу раз успеваю почувствовать себя раздетой и облапанной.
– Ладно, Серебрякова, – хрипло выдыхает он. – Готовься пока. Чтобы блистала мне на аукционе! А после принесешь мне в кабинет шампанского. Ты же его у нас разносишь, верно? Ну, – так твоя работа! На двоих принесешь, – Гурин подмигивает мне с таким видом, как будто я сейчас должна грохнуться в обморок от такой невероятной милости. – Отметим твой дебют, прикинем дальнейшие планы…
Черт!
Вот же черт, – и почему Каролинку именно сегодня угораздило свалиться!? Я ведь так держалась за эту работу – столько, сколько платят здесь, особенно расщедрившиеся после удачной покупки покупатели, где-то еще заработать трудно… А ведь Гурин не просто вышвырнет, если ему что-то не понравится, – он же вышвырнет так, что никуда после не возьмут!
Ладно – пытаюсь себя успокоить. Ничего страшного пока не случилось.
Аукцион пройдет, и, если удачно, то его самого обступят готовые на все модельки и, надеюсь, к тому времени Гурин успеет обо мне забыть.
Глава 2
Ну, а если нет, – придется притвориться, что Каролинкина зараза и на меня перекинулась. Слезящиеся глаза, распухший нос – с этим уж я как-то справлюсь! Особенно теперь. Когда все в лютой панике от надвигающегося вируса!
Но, стоит мне только остаться одной, как я снова забываю обо всем. Любуюсь пламенем, всполохами мерцающим на моей груди и чувствую, будто попала в сказку. Определенно, в камнях таки действительно есть магия!
– Пять миллионов евро! Кто больше?
Гурин сам лично решил продавать этот лот. Но, по крайней мере, сейчас он единственный, кто смотрит не на меня. Надеюсь, в пляске цифр и прибыли перед глазами, он таки реально обо мне уже успел забыть!
– Пятьдесят миллионов! – тишину притихших покупателей как ножом разрезает низкий, чуть хрипловатый голос, от которого мои ноги рефлекторно сгибаются, – приходится даже ухватиться за край стола, чтобы не покачнуться.
– Лот ваш, господин Санников, – мне и видеть не нужно, подобострастная улыбка и без того чувствуется в голосе Гурина, – наверное, сам лично облобызал бы ему сейчас руки, а, может, и не только, если бы мог, – еще бы, за такую сумму!
– Я должен посмотреть ближе, – прерывает его не терпящий пререканий тон. – Ощутить, что покупаю.
– Конечно, конечно, – лебезит Гурин, а у меня темнеет в глазах. – Все, как пожелаете. – На все ваше право.
Я замираю, чувствуя, как в легких начинает резко не хватать воздуха, а ладони в миг становятся влажными и начинают нервно подрагивать, когда он поднимается со своего места.
И как я раньше не заметила, что он здесь, в зале? Его же невозможно не заметить, – Санникова везде много, где бы он ни появился – ощущение, что он сразу же заполняет собой абсолютно все пространство.
Но…
В зале было темно, это только меня выставили на свет.
И он точно не торговался за другие лоты – этот голос я узнала бы из тысячи, даже в самом бессознательном состоянии!
Пытаюсь совладать с собой и не закусить от волнения губы, когда его огромная фигура приближается ко мне, – здесь и в этом серебристо-сером костюме он выглядит так, как будто медведя слегка причесали и приодели, чтоб вывести в свет. Но медвежьи повадки и рычание никуда не делись и в любой момент он может просто раскидать всех вокруг.
Этот человек всегда вызывал безотчетный страх у остальных, – видимо, это на уровне рефлекса, который вопит о том, что от него нужно бежать и не связываться! Но стальные, будто расплавленное серебро, глаза, просто припечатывают, заставляя замирать на месте под тяжелым взглядом, пока по спине бегут мурашки.
Так и теперь.
Я стою перед ним, как кролик перед удавом, не в силах пошевелиться. А в голове включается красная лампочка «опасность»! Но сбежать я не могу и только судорожно сглатываю, тяжело дыша и впившись пальцами в тот самый край стола так, что они уже совсем побелели.
Какой шанс на то, что человек, которого я ненавижу всем сердцем и который обещал мне страшные вещи, меня не узнает? Ведь грим действительно изменил мое лицо…
Распахиваю глаза только когда слышу его дыхание, – оно обжигает кожу, смешиваясь с терпким запахом черного кофе и дорогих сигар. И еще чего-то такого, едва уловимого, мужского, резкого, – этот запах я бы тоже узнала из тысячи, как и его голос, будто полосующий каждым словом.
Все должно быть хорошо, – успокаиваю себя, вернее – пытаюсь успокоить. Он смотрит только на камни… Только …
Но…
Сердце начинает лихорадочно стучать, – так, что, кажется, моя грудь сейчас просто выпадет, прорвав это слишком открытое декольте.
Стоит мне лишь приподнять ресницы, как дыхание снова замирает.
Санников и не думает смотреть на камни, – его тяжелый подавляющий взгляд упирается прямо мне в глаза, и, кажется, расплавляет меня, пронзает насквозь своим пылающим серебром.
Хочется отшатнуться, да только я замираю на месте.
Кажется, еще немного, и начну ловить раскрытым ртом воздух, который накалился вокруг него до предела.
– Не страшно… Еще не страшно – мысленно бормочу я себе. Ну, что здесь такого, – он просто купил камни. А я после этого аукциона скроюсь так, что меня не найдут…
И даже рисковать не буду – сразу же уволюсь.
Но…
Он наклоняется к моему лицу, продолжая по-прежнему парализовать своими жуткими, давящими глазами, и…
Облизывает мои губы!
– Я же говорил, принцесса, что ты будешь моя, – пронзает током мои губы, выдыхая прямо в них своим раскатистым бархатом.
Нет. Это не со мной. Не про меня. Этого не может быть!
Хочется зажмуриться и просто исчезнуть, – но я не могу сделать даже шага.
Как не могу отвести взгляд от ледяных, пронзительных серых глаз, ставших сейчас почти черными.
Эти глаза порабощают, впечатывают в себя, заставляют подчиняться их воле – всегда и во всем.
Санникову не отказывают. Он привык, что все его желания исполняются даже без слов – ему достаточно лишь посмотреть, прожечь этим уничижающим напрочь взглядом.
Он просто смотрит, – а меня будто обливают на морозе ледяной водой, – я вся изнутри заледеневаю.
И одновременно странные вспышки, будто пламя, – от его голоса, от этого его касания к губам – такого дикого, варварского, абсурдного, – будто выжигает горло, взрываясь внутри.
– Вы… – я лихорадочно облизываю губы, как за соломинку хватаясь за глупую надежду.
– Вы меня с кем-то спутали… Я…
– Ты хочешь поиграть язычком с моим членом прямо здесь? – и снова каждое слово – прямо мне в губы – ожогом, вспышкой, до головокружения.
Санников вжимается в мое тело, и меня будто выгибает волной, – я прекрасно ощущаю, о чем он говорит, его член как камнем упирается в мое тело.
Даже отшатываюсь – рефлекторно.
Ну, – чего я? Дрожу, как в лихорадке!
Он же не попытается меня взять прямо здесь! Да еще и при всех!
Хотя…
Под его ставшим почти черным взглядом, я уже ни в чем не могу быть уверена!
– Вы ошиблись – бормочу, на одном выдохе. – Я не та, за кого вы меня приняли…
– Господин Санников? Что-то не так?
Наша пауза явно затянулась – и вот к нам уже подлетает обеспокоенный Гурин, кажется, готовый и лезгинку перед этим страшным человеком станцевать, лишь бы тот остался всем доволен. – Вы недовольны товаром?
– Я всем очень доволен, – Санников ухмыляется, поддевая пальцами колье, но при этом проводя мизинцем по моей груди, задевая сосок ногтем – так, что меня снова ошпаривает и почти выгибает перед этим мужчиной.
Это же невозможно!
Вот так, при всех, при полном зале!
Нет, он совершенно безумен, раз позволяет себе такое!
Или просто настолько привык к тому, что ему все можно, чего бы он не пожелал!
С судорожной надеждой всматриваюсь в зал, в лица гостей, – но все лишь отводят головы в сторону. Куда-то к окну – ну конечно, именно там все самое интересное, а здесь же ничего не происходит!
Только вот за ухмылкой я вижу ледяные, полыхающие льдом глаза – и ощущение такое, что он прямо сейчас, одним движением сорвет с меня это платье, в котором я и так кажусь сейчас голой, как никогда и сделает все, что ему хочется!
– Господин Санников! Буквально десять минут! – продолжает растекаться лужицей перед ним Гурин. – Вы пока можете подождать в моем кабинете! У меня есть лучший коллекционный виски – он удовлетворит вкус даже такого гурмана, как вы! А мы пока упакуем ваши бриллианты…
– Бриллианты? – он снова ухмыляется, вздергивая вверх густую черную бровь.
Делает легкий шаг назад.
Лениво, вальяжно рассматривает меня снизу вверх, останавливаясь взглядом на груди. Прожигает ее взглядом.
Как будто уже сорвал с меня одежду.
Ощущения, – будто не глазами, пальцами прощупывает, даже тянуть грудь начинает болезненно.
Зато я снова начинаю дышать.
Как рыба, выброшенная на берег.
Один шаг – и уже все равно становится легче.
Начинаю понемногу приходить в себя, – ну, в самом деле, что я себе надумала, чего так испугалась!
Какой бы сумасшедшей энергетикой ни обладал Станислав Санников, а он тоже человек, как и все мы. Ну, – не мог же он на меня просто вот так взять и наброситься!
– Они и есть упаковка, – хмыкает он, так и не отводя от моих сосков взгляда. Не обращая никакого внимания на суетящегося Гурина. – А мой лот – она. За нее я заплатил. Предпочел бы упаковку только в это, – его руки снова подхватывают тонкую сеть золота, начиная перебирать камни. – Но сойдет. Не люблю, когда все видят то, что принадлежит мне.
Глава 3
Я вроде и слышу его, а голове – гул. Как будто колокол гудит. Ничего не понимаю, не соображаю.
Что он говорит вообще? О чем? Это же бред… Или это мое вдруг ставшее больным воображение?
– Конечно, Станислав Михайлович, как скажете, – продолжает лебезить Гурин, а я перевожу на него глаза, поворачиваю голову, как в замедленной съемке.
Он что – не понял, не расслышал, что сказал только что этот гад?
Что, только у меня одной шок?
Почему все молчат, полный же зал людей?
Где охрана, чтобы убрать отсюда этого сумасшедшего?!
– Вы что? Вы себя слышите вообще? – хватаю за руку Гурина. Так крепко, что, кажется, сейчас сама себе пальцы выверну или сломаю. – Вы понимаете, что он только что сказал?
– Без скандалов, Серебрякова, – шипит Гурин, улыбаясь вспыхивающим камерам, – черт, я и забыла, что здесь сегодня еще и полно журналистов! – Тихо молча едешь сейчас с ним, – уже мне, сквозь зубы, сжимая мое плечо так, что вот точно синяки теперь останутся!
– Да вы что…
– Успокойся! Это же Санников! Кто ему отказывает!
– Вы с ума сошли! – набираю полные легкие воздуха, готовая заорать про беспредел.
Но мне как-то слишком аккуратно затыкают рот ладонью, а мое тело подхватывают чьи-то руки, торопливо вынося из зала.
– Модели стало плохо! – слышу раскатистый голос Гурина.
И тут же буквально через пару секунд он и сам оказывается передо мной, – в его собственном кабинете.
– Плохо?! – я уже практически бьюсь в истерике. – Вы думаете, кто-то вам поверит? Да они же слышали все! И видели, как я отбивалась, когда меня ваш охранник уволок! Я буду звать на помощь!
– Успокойся, Серебрякова! – Гурин давит, наступая, но глаза бегают так же испуганно, как у меня. – Хрен ты кого дозовешься, – это же Санников! Только всем нам хуже сейчас сделаешь!
Хуже?
Из горла рвется нервный полухрип-полухохоток вместе с ругательным матерным словом, которых я никогда вообще не употребляю. Ну, до этого времени.
– Вот интересно – меня пытаются продать, а кому-то может быть еще хуже!? Да вы с ума вообще тут все сошли! Здесь же должен быть какой-то черный ход, ну, в вашем кабинете так точно! Игорь Петрович! Я просто тихонько выйду, и…
– И Санников потом меня с дерьмом смешает! – Гурин с силой сжимает мой локоть. – И меня, и весь мой бизнес! Ну, ты чего, Софья, а? Подумаешь! Ну, захотел он тебя, – да все девки были бы только рады! Пищали бы мне тут сейчас от восторга до моей глухоты! Это же – Санников! Он вон за тебя пятьдесят лямов выбросил! Думаешь, ты ему надолго нужна, что ли? Так, ночку побалуется, и домой отправит! Не зверь же! Не съест он тебя, в конце концов! Еще и брюлики эти наверняка подарит! Ну, а я… Я, конечно, поделюсь. Да я лям целый тебе отстегну! Лям евро, Серебрякова! Ты вообще такие бабки себе хоть представляешь? За одну ночь!
– Вы все здесь помешались! – мне деваться уже некуда.
Приходится уверенно залепить Гурину между ног острым носком туфли.
– Су-ка-а, – блеет Гурин, скрючиваясь.
Зато отпускает мою руку.
Я почти свободна!
Осталось только найти, где здесь фальшивая дверца в шкафу и выскользнуть!
Ну, а дальше…
Дальше я сделаю все, чтобы ни он, ни Санников меня не нашли!
– Чего мечешься? – мне буквально ударил в спину тяжелый тягучий голос.
Останавливая. Подчиняя. Заставляя коленки подгибаться сами собой.
– Душ ищешь? Не переживай, принцесса, у меня все есть.
Санников наступал, – вот прямо иначе и не скажешь.
Просто наступал на меня своим огромным телом, легко перешагнув через Гурина, как будто и не человек распластался у его ног.
Хотя – глядя на это лицо – дьявольски красивое, вот именно дьявольски – устрашающе, с порочной усмешкой, идеально-мужественное, – но такое, от которого хочется только отшатнуться, – становится понятно. Люди для него – и есть мусор. Все, кроме него самого, великого и ужасного Станислава Санникова.
Он переступает через них, не глядя.
И не удивлюсь, если при этом еще и сворачивает головы тем, кто решится их поднять!
– Стас… – тихо роняю, прижимаясь спиной к той самой фальшивой створке шкафа – да, я ее таки нашла, но, увы, слишком поздно. – Прекрати это все. Отпусти меня. Ну – зачем я тебе, а?
Никто не поможет, – ни охрана, ни люди там, в зале.
Даже если учесть, что почти все они знают, кто я, – пусть, возможно, и не узнали сразу.
Это прошлая жизнь, которая вытеснила нас из себя, отвернувшись уже однажды. Так же отвернутся и сейчас. Им все равно.
– Я уже говорил тебе, принцесса, – дьявольские губы кривятся в такой же дьявольской усмешке, а взгляд будто продирает меня до крови своим колким льдом. – Ты будешь моей. Я не бросаю слов на ветер.
Глава 4
Крепкое огромное тело вжимается в меня, обдавая жаром.
Санников наклоняется, как будто ощупывая мое лицо своими невозможными глазами.
Я чувствую их кожей, – там, где скользит взгляд этого расплавленного серебра, как будто ожоги остаются.
Даже глаза прикрываю, – он давит. Давит одним своим присутствием, так, что подкашиваются ноги. А сердце выпрыгивает из груди, несмотря на то, что все остальное в теле будто парализует.
Он всегда был таким, – подавляющим, жестким, и даже говорить ему ничего не нужно, только посмотреть. А сейчас… Когда вот так напирает, когда давит и приказывает, сжав челюсти, напоминая медведя, который зарычит и разорвет одним легким движением.
Даже голова слегка кружится, хочется сжаться в комочек и расплакаться. А лучше, – как в детстве, закрыть лицо руками и представить, что ты в домике и тебя никто не видит, – тогда есть шанс, что этот разъяренный зверь пройдет мимо.
Но, увы, реальность не способна меняться только от одного нашего желания!
– Я не буду твоей, Санников. Никогда.
Несмотря ни на что, заставляю себя встрепенуться. Сжимаю кулаки и вздергиваю подбородок. Пусть не думает, что ему удалось со мной, как и с другими. Пусть знает, что на меня не действует ни его хриплый голос, от которого млеют его расфуфыренные куклы, падая перед ним штабелями и тут же, по щелчку, раздвигая ноги, ни его тяжелый взгляд, от которого даже крепкие с виду мужики готовы наложить в штаны и соглашаться на все его, даже самые нелепые и невыгодные для них условия.
– Правда? – его стальные глаза наполняются насмешливыми искорками, но несмотря на иронично поползшие вверх брови, челюсти сжимаются еще сильнее.
– София… – его голос вдруг совершенно меняется, становится тихим, совсем не резким, тягучим, а в глазах на миг мелькает… Что-то такое, чего такие, как Санников не способны испытывать в принципе. По сути своей.
Даже не интерес, какой-то сумасшедший голод вперемежку с безумным полыханием страсти и… нежности?
Лишь на миг, а, может, мне и показалось.
Я громко, судорожно сглатываю, когда он просто проводит пальцем по моей шее, – от подбородка вниз.
Простое движение, а меня как будто прожигает огнем. Так мощно, что даже все внутренности опаляет. Как будто и не человек он вовсе, а самый настоящий демон, под кожей которого бурлит огонь или бушующая лава. Разве может от человека исходить такой жар?
– Не трогай меня! – упираюсь в его каменную грудь обеими ладонями. Только ведь ему это, что укус комара, или еще незаметнее. Чувствую, как под руками играют стальные мышцы, и хочется еще больше отпрянуть, отдалиться, да вот только некуда.
Но Санников, на удивление, делает шаг назад.
Его глаза темнеют, буквально превращаясь в пламя почерневшего серебра.
– Ты будешь моей, София, – рвано, угрожающе и безумно уверенно произносит он, скрещивая руки на груди. – Ты уже моя. И будешь ублажать меня всеми возможными способами, где я захочу и когда захочу.
– Не твоя, Санников, – резко качаю головой.
– И никогда не буду.
Это бред. Бред. Повторяю себе, измученно опираясь головой о створку двери.
Мы ведь живем в цивилизованном мире!
Нет, Санников, конечно, после всего, что мне наговорил, далек от цивилизации, но все же… В конце концов люди же, кроме него, есть вокруг! Он должен одуматься! Или кто-то должен его остановить! Двадцать первый век, Европа! Людей не продают и не покупают!
– Стас… – судорожно вдыхаю приоткрытым ртом воздух, облизывая пересохшие губы. – Эта шутка затянулась, – очень стараюсь, чтоб хотя бы голос не дрожал, тогда как руки совсем меня не слушают. Но все – таки мне удается расстегнуть колье, хоть и не с первой попытки, – дрожат они все же неслабо.
Он же должен прийти в себя? Должен меня услышать?!
Снова встряхиваю головой, отгоняя от себя наваждение. Нет, ну, на самом деле, – так же не бывает!
Челюсти Санникова сжимаются. А глаза скользят по моим губам, прожигая, от взгляда этого тяжелого меня будто током бьет. Ощущение, что я даже вижу напряженные вздувающиеся вены на его руках через рукава дорогого пиджака.
Беззастенчиво опускает взгляд ниже, так красноречиво проходясь по груди, останавливаясь на сосках, спускаясь на живот и … еще ниже, что я не просто чувствую себя раздетой. Такое ощущение, что Санников меня прямо сейчас имеет во всех позах.
Вздрагиваю, чувствуя, как резко подгибаются ноги, а руки начинают уже не просто дрожать, а таки трястись. Даже думать не хочу, что он там себе представляет. И почему с его губ слетает что-то среднее между хрипом и рычанием, тогда как глаза четко останавливаются в области моего лобка.
И ведь самое отвратительное, что смотрит он на меня совсем не как на человека, на девушку. Как на кусок мяса, как шейх на свою наложницу.
Со стуком, что кажется мне оглушительным, бряцаю по столу снятым наконец колье.
Он не реагирует, никак. Все так же молча буравит меня взглядом, от которого я одновременно холодею и полыхаю от жара.
Руки дрожат неимоверно.
Чувствую себя загнанной в ловушку.
– Вот то, что ты купил на самом деле, Стас, – произношу, очень стараясь, чтобы мой голос звучал сейчас твердо. – Колье, не меня. А я – свободный человек и сейчас уйду. Выйду в эту дверь и мы больше никогда не увидимся.
И снова никакой реакции.
Санников как будто замер.
Окаменел.
Только глаза полыхают.
Жаром, искрами, какой-то ненормальной ядовитой страстью. Ярость, разочарование, – тут столько всего намешано, что и не разобрать. Но от этого коктейля меня колотит еще сильнее. Будто ножами пронзает.
– Я ухожу. Надеюсь, мы больше не увидимся.
Распрямляю спину, крепко сжимаю кулаки, впиваясь в кожу рук ногтями.
Почему он так странно реагирует?
Я была готова спорить, отбиваться от его едких слов. Была готова даже к тому, что он снова прижмет меня своим огромным телом, не давая вырваться. Что придется сопротивляться, быть может, даже закричать или укусить, чтобы вырваться.
Но он лишь молчит и его руки по-прежнему скрещены на груди.
Хотя я вижу, как подымается его грудь. Яростно. Хоть и бесшумно. Как сжаты его руки в кулаки, на них напряжена каждая вена. И эти желваки, крепко сцепленные челюсти.
Санников в ярости. Полной и абсолютной. Глаза метают злые молнии. Обманываться на этот счет могли бы лишь те, кто с ним незнаком. А я, увы, достаточно его знаю, чтобы понимать это.
А в ярости он способен на что угодно. Это я тоже знаю.
