Текст книги "Проданная (СИ)"

Автор книги: Кира Шарм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Все время, пока длится опера, я сижу с максимально распрямленной спиной. Как натянутая струна. Множество взглядов приковано именно ко мне. Даже слышу, как перешептываются те, кого считала почти родными.

Но почему так больно сжимает грудь?

От его этого ставшего вмиг чужим, холодным, взгляда? От того, что захлопнулся, отгородился, снова став таким далеким, мрачным, будто высеченным из бесчувственной скалы?

Не глядя на меня. Стас подает мне руку, когда машина останавливается у входа в оперу.

Подаю в ответ свою, чувствуя лед его кожи.

Как в дымке, проносятся лица тех. кого я считала друзьями.

Многие искажаются также, как и тогда, на приеме в нашем бывшем доме.

Но тут же на смену удивлению приходят белоснежные фальшивые улыбки.

На Стаса смотрят так, как даже на отца не смотрели. Со страхом и готовностью услужить. Кажется, если он прикажет, сам мэр сейчас бросится чистить ему туфли.

Не останавливаясь, чтобы поздороваться и поговорить, хотя к нему тут же бросаются со всех сторон, Стас просто кивает, решительным твердым шагом двигаясь вперед, увлекая меня за собой.

И все же всю эту дорогу, кажущуюся мне бесконечной, он все крепче и крепче сжимает мою руку.

Может, просто случайность. Может, до сих пор злится на меня за тот вопрос.

Но почему-то. вопреки всему, я воспринимаю это как поддержку.

И снова накатывает то самое детское ощущение. Забытое и истертое переживаниями и временем. Мне снова кажется, что он нырнул за мной, в тот самый момент. Когда я почти утонула. И вытащил. И вытаскивает прямо сейчас. Из безумного, хлесткого водоворота, с которым я не способна справится, который неизменно утянул бы меня за собой…

Мы размещаемся в самой верхней ложе.

Все время, пока длится опера, я сижу с максимально распрямленной спиной. Как натянутая струна. Множество взглядов приковано именно ко мне. Даже слышу, как перешептываются те, кого считала почти родными.

Разных взглядов. Но. в основном, полных ненависти.

Они уже успели порадоваться тому, что, как называет меня Санников, золотая принцесса, слетела с Олимпа и стала нищенкой. И вот теперь я сижу над ними в самой дорогой ложе. А они вынуждены улыбаться мне.

Я чувствую, осязаю эту зависть, эту ненависть. Она пронзает на физическом уровне, будто ядовитыми иголками.

Но Санников прав.

Я должна была вернуться. Посмотреть всем этим людям прямо в глаза.

Увидеть, чего они стоят на самом деле.

И научиться выпрямлять спину под этими взглядами. Научиться держать эти ядовитые удары их слов и их глаз.

Стать сильной. По-настоящему сильной. Именно это я чувствую сейчас, – смело, открыто отвечая на их взгляды. Без тени обиды. Без слабости и слез, что прежде душили меня, когда я бесконечно обзванивала всех этих людей в надежде на их помощь и не получая ответов на звонки.

Понять, чего все они стоят на самом деле.

И вытравить из себя эту боль предательства, что так меня разъедала.

Должна была. Потому что иначе эта боль меня бы попросту сломала. Она и без того довольно сильно прижимала меня к земле.

И не важно, какими были мотивы Стаса. Не важно. Сейчас я понимаю, что он сделал вот этими выходами в свет для меня что-то невероятно важное. Бесценное.

Я не просто поняла цену этим людям.

Я буквально физически, вот прямо сейчас ощущаю, как наливается сталью мой внутренний стержень, как я сама переполняюсь холодной, без эмоций, мощной внутренней силой под прицелом ненавидящих меня взглядов. Как будто с каждой минутой, встречаясь все с новым и новым взглядом, вырастаю, становлюсь сильней. Меняюсь прямо на глазах, – а, может, и не меняюсь, может, это пробуждается моя какая-то внутренняя сила, которой я прежде в себе не ощущала.

И, как бы там ни было, а я благодарна за это Стасу.

Это как будто не просто вытащить меня из озера. А научить плавать, чтоб больше не тонуть. Вот что он мне сейчас дал.

К тому же, я чувствую, как он сжимает мои руку. Ощущаю эту молчаливую, но безумно мощную поддержку. И это наполняет меня еще большей силой.

А еще… Еще я ощущаю его взгляд.

Стас совсем не смотрит на то, что происходит на сцене.

Вернее, смотрит, но краем глаза все время следит за мной.

Я чувствую его взгляд. Он будто касается моего лица, оставляет следы на коже.

Только боюсь повернуться и встретиться с ним.

Боюсь увидеть лед в его глазах после того, как видела совсем другое..

Но даже от того, что его внимание полностью посвящено мне, в сердце разливается волшебное тепло.

Мне хорошо. Так хорошо, что, кажется, я по-настоящему счастлива! И наплевать на всех этих фальшивок, на их взгляды, да на весь мир!

И я тихонько пожимаю его руку в ответ. Боясь выдохнуть. Боясь рассеять это удивительное чувство.

И, сколько бы я не напоминала себе о том, что Санников – последний, к кому стоило бы тянуться, а сердце расплывается от этой близости.

Пусть будет так.

Я просто позволю себе снова обмануться, как тогда, сливаясь с ним в безудержной страсти.

Завтра, возможно, я пожалею об этом. Быть может, он размажет меня своим презрением, станет унижать и требовать подчиняться, ублажать его. Наверное, мне будет больно от того, что поддалась, позволила сердцу открыться и впустить Стаса. Наверняка будет больно. Очень больно.

Но сейчас… Сейчас я хочу сполна насладиться тем странным счастьем, которое проносится по венам. Пусть даже от иллюзии, что мы вместе. Пусть это даже будет очень короткий миг. Который обойдется мне слишком дорого. Пусть.

* * *

Все закончилось, а я понимаю, что не видела и не слышала ничего из того, что происходило на сцене.

Очнулась только когда Стас провел по моей ладони пальцем, чуть задевая кожу ногтям.

Вспыхнула, чувствуя, как пьянит, как будоражит даже это легкое прикосновение.

Как тут же кружит голову и бросает в жар.

– Уже конец, принцесса, – его голос прямо в ухо. как всегда, бьет током. Лупит по оголенным проводам нервов. И я вздрагиваю.

Заставляю себя развернуться, повернуть голову.

И замираю, утопая в бесконечно играющих оттенками серебра глазах. В них искры. В них море. Страсть и нежность. Лед и пламя. Не знаю, не понимаю, чего в них сейчас больше. Прочитать не могу. Но сердце снова пускается в галоп.

Хочется потянуться.

Провести пальцами по чувственным губам. Которые умеют быть такими жаркими, такими страстными, а иногда просто становятся тонкой напряженной ледяной ниткой. Которые могут дарить блаженство и больно хлестать жестокими словами.

Безотчетно хочу. До умопомрачения. Даже если он рассмеется мне в лицо.

И я тянусь.

Медленно, как во сне, провожу по ним.

Ощущая каждую складочку, чувствуя, как Стас вдруг дергается от моего прикосновения.

Распахивает изумленно глаза, а после прикрывает их.

Так, как будто наслаждается этим мимолетным мгновением.

– Пойдем, – резко распахивает глаза, подхватывая мою руку.

Снова целует пальцы, а глаза уже горят знакомым мне неудержимым пламенем.

Порочным. Пьянящим. Обжигающим. Сжигающим дотла.

И я уже знаю, что поддамся. Что сгорю.

Знаю, что будет, когда мы вернемся в дом.

Может, он набросится на меня также, как и в прошлый раз, прямо у двери.

Сорвет безумно дорогое и красивое платье, превратив его в рваную тряпку. Разметает белье в клочья…

Я все это читаю сейчас в его пылающих глазах.

И, – черт, – я хочу этого до дрожи во всем теле!

Я уже отравлена Санниковым. Отравлена насквозь. Уже сгорела.

Но больше меня это не пугает.

– Пойдем. – пытаюсь даже улыбнуться, но слишком напряжена от того, что будет дальше. Настолько напряжена, что улыбки не выходит. Только тихий выдох в ответ.

Решительно поднимается, увлекая меня за собой.

Идет вперед, будто рассекая толпу людей, которая топчется к выходу. Тех. кто пытается подойти. Одним взглядом, бросающим молнии, будто заставляет их отшатнутся.

И на этот раз я крепко держусь за его руку.

Сама не могу дождаться, когда мы выберемся отсюда и окажемся вдвоем.

Да, Санников, как наркотик, как вино, завладел мной полностью! Не оставив ни единого шанса!

– София!

Не понимаю.

Мы выходим на воздух. Наконец полной грудью вдыхаю свежесть после яда в опере.

И вдруг этот крик. Стас кричит мне прямо на ухо. Так, что гул в голове.

Ничего не понимаю.

Не успеваю моргнуть, тем более, спросить о чем-то, как он дергает меня вниз.

Лечу со всего размаху на землю, больно ударяясь, сдирая кожу на рефлекторно выброшенных вперед ладонях.

Сверху валится Стас, прижимая меня к земле своим тяжелым телом.

Не понимаю.

Больно.

Я придавлена так, что трудно дышать.

– Стас, – пытаюсь спросить, но его имя застревает в горле.

Его один звук.

Оглушительный.

Еще оглушительнее, чем секунду назад Стас выкрикнул мое имя.

Выстрел.

Пронзительный, громкий, в полной, одуряющей, кажется, звенящей тишине. Еще, один. Еще…

И что-то горячее, липкое расплывается по плечу, по спине… Кровь. Его кровь. Она заливает меня, обжигая, кажется, от нее сейчас задымится кожа, она одуряет меня своим пряным запахом, который забивается в ноздри, от которого разрывается что– то внутри.

Глава 51

– Стас-с! – кажется, все внутренности разрывает и горло рвется от того, как ору. В глазах от собственного крика темнеет. А будто слышу его со стороны.

Хватаюсь руками, но вдруг тону в каком-то бесконечном, оглушающем шуме.

Не могу ухватиться, – чьи-то руки уже оттаскивают меня, куда-то волочат.

– Стас-с! – ору, вырываясь, дергаю ногами, но хватка того, кто тащит меня куда-то в сторону, с каждым шагом отдаляя от него, слишком крепка.

Извиваюсь, царапаюсь, тянусь руками, но меня оттаскивают все дальше.

От одиноко лежащего на земле огромного тела, из-под которого расползаются струйки крови. Такой яркой, что слепит в глазах.

– Стас! – ору в отчаянии, в бессильном отчаянии, видя, как вокруг него начинают суетиться какие-то люди.

Подбегают, орут, размахивают руками и уже совсем скоро они заслоняют его от меня.

– Стас! – роняю тихо. Голоса больше нет. Совсем. Только странный хрип вырывается из сорванного горла.

– Да куда ты меня тащишь, черт тебя побери! Пусти! Там же… Там же Стас!

Разворачиваюсь наконец к незнакомцу в черной одежде. Огромный, высокий, крепко сбитый, почти как Стас. Впервые его вижу.

– Я начальник службы безопасности Станислава Михайловича, – совершенно без эмоций, как робот, отвечает он. – Денис.

– Так защищай его, твою мать! – ору уже совсем нечеловеческим голосом! – Спасай его! Какого черта ты меня утаскиваешь! Пусти! Пусти к нему!

– Мне приказано вас защищать, София Львовна, – черт, в нем совсем нет эмоций, самый настоящий робот! Как будто не стреляли только что на его глазах в живого человека!

– Не могу вас отпустить. Должен доставить домой. Туда, где безопасно.

– Не-ет, – луплю кулаками по груди, будто сделанной из стали, ударяясь до боли.

Снова пытаюсь вырваться, когда к тому месту, где лежит Стас, подъезжает скорая.

Ничего не вижу. Дышит он? Или нет?

Только видно, как его укладывают на носилки и заносят в машину.

– Пусти! Пусти, черт тебя возьми! Я должна к нему! Должна быть с ним!

– Нет, – ледяной бездушный тон. – Мне приказано при любой опасности защищать вас и доставить в безопасное место. Там может быть не безопасно.

– Чурбан! – молочу по нему руками. – Отпусти!

– Я исполняю приказ Станислава Михайловича. Мне приказано применять силу, если вы будете сопротивляться.

– Пусти! – машина еще не уехала. Еще можно успеть…

Но меня уже подхватывают на руки.

Кричу, вырываюсь, но он не обращает никакого внимания.

Заталкивает меня в машину, на заднее сидение, где меня тут же обхватывает другой. Точно такой же. Их будто под копирку делали.

Первый садится за руль, второй держит меня так крепко, что не вырваться.

Машина резко срывается с места и одновременно дверцы скорой захлопываются, Стаса увозят.

А слезы – ядовитые, жгучие, разъедают глаза, обжигают кислотой. Может, он там умирает. Я бы могла сейчас держать его за руку… Кричать ему, чтобы не проваливался в это, чтобы вернулся!

Едем за ним! Ору, тормоша того, который за рулем, за плечи. – Едем в больницу! За скорой!

Приказано доставить вас домой при малейшей опасности, – чеканит проклятый робот. – И окружить охраной. Ваша безопасность – моя первейшая задача.

И как бы я ни билась, как бы не кричала и не материла этих роботов, все бесполезно. Словно бабочка о стекло. Без толку.

– Жив, – с треском оживает вдруг рация впереди. – Жив, но состояние тяжелое. Везут в реанимацию. Мы едем следом.

Замираю, не замечая, как впиваюсь ногтями в ладони, прорезая их до крови. Как на чудо, как на единственную соломинку, что несет спасение, смотрю на эту маленькую черную коробочку. Как будто в ней вся жизнь.

– Вот видите, Софья Львовна, все пока в порядке. О состоянии Станислава Михайловича будут докладывать постоянно. Раз везут в реанимацию, значит, он без сознания. Будет операция, возможно, надолго. Вы ничем не сможете помочь. И он все равно не услышит вас, если хотите что-нибудь сказать.

А я еще крепче сжимаю кулаки.

Как он не понимает?

Пусть без сознания, пусть операция, пусть!

Но для меня сейчас так важно просто держать его за руку! Видеть, что он дышит! Чувствовать, ощущать, что его руки, его кожа, – теплые! И говорить. Черт возьми, говорить ему бесконечно… Даже не знаю, что… Но быть рядом!

Но эти люди совершенно непробиваемые!

Кажется, они ничего не слышат и в них совсем нет никаких человеческих чувств!

Еще раз пытаюсь вывернуться, когда машина останавливается и мы входим во двор дома.

Но меня тут же подхватывают, дергают, поднимая на руки, относят в мою комнату.

– Простите, Софья Львовна, – тем же неживым голосом чеканит Денис. – Я не могу нарушить приказ. Ваша безопасность на первом месте. Если понадобиться, мы вас запрем. Не пытайтесь сбежать через окно. Во дворе полно охраны. Вас так или иначе не пропустят. Все ради вашей безопасности.

Черт! Ну – кому я нужна!

Ясно же, что покушение было на Стаса! Или они боятся, что его повторят, уже в больнице, потому меня и не пускают!

Бессильно падаю на постель, с ужасом, с тянущей в сердце болью рассматривая красные пятна, что остались на белоснежном платье.

– Живи… Только живи, Стас, – шепчу, прижимая руки к его крови. Роняя на нее слезы, что текут по лицу, заливают шею и грудь. Потоком льются.

Как будто эта его кровь – наша единственная связь. Как будто он может сейчас через нее услышать мой тихий голос.

– Только живи… – шепчу снова и снова, молясь, чтобы у него, такого могучего, хватило сил выкарабкаться.

И чтобы покушения больше не повторилось…

– Он жив, – не знаю, сколько проходит времени, когда в комнату с подносом какой-то еды, входит Денис. – Доставлен в реанимацию. Операция началась. Сколько потребуется времени, неизвестно. Нам остается только ждать.

– Денис! – хватаю его за руку. – Пожалуйста! Давайте поедем к нему! Я вас умоляю! Вы сами сказали, что в больнице ваши люди, что здесь тоже полно охраны! Со мной ничего не случится! Я должна быть рядом! Должна! Вы понимаете!

– Простите, Софья Львовна. Приказ, – пожимает плечами, но я вижу, что в его глазах все же мелькает что-то человеческое.

– Можно мне только кофе, – вздыхаю, обводя взглядом поднос с едой.

Ну – кто способен есть в таком состоянии?

– Вы должны поесть, – с нажимом отвечает робот-Денис. – Я обязан проследить. Если не сможете есть от стресса, я вызову врача. Или сам уколю вам успокоительное.

– Не надо. – обреченно беру в руки поднос с едой.

Только этого мне еще не хватало, – чтобы мне что-то вкололи, и я отрубилась, выпала на сутки, а то и больше, из жизни, пока он там… даже думать не хочу, что там может произойти за это время со Стасом!

И, кажется, для Дениса такой укол был бы идеальным решением. И приказ выполнен и следить, чтобы я не сбежала не нужно.

Послушно берусь за еду.

Все же человеческое мелькнуло в его глазах! Может быть, мне удастся его уговорить? Просто надо взять себя в руки. И попытаться договориться, а не истерить. Все равно истерики и крики ничем не помогут.

Время замирает. Пока я прямо в платье валюсь на постель. Все так же прижимаю к груди руки в его крови. Представляю, буквально вижу Стаса – там, бледного, на операционном столе. С трубками, с врачами, что суетятся вокруг.

– Живи! – кажется, кричу прямо в его ухо. – Только живи! – и даже словно чувствую его руку, его еле ощутимое пожатие, когда как будто бы обхватываю его своей…

Глава 52

– Без изменений… – каждый раз слышу один и тот же ответ, каждые, наверно, минут пять выходя из комнаты в гостиную, где расположился Денис. – Идет операция. Никто пока ничего сказать не может.

И снова падаю на постель.

А перед глазами – Стас.

Разный.

Со времени нашей первой встречи. Его глаза, что светились тогда этим странным блеском. И обжигали. И так кружили голову.

Наш танец.

Его прикосновения, что заставляли кровь кипеть, а кожу потрескивать от взрывающихся по ней иск тока.

Наша первая, безумная ночь, полная страсти.

Белая роза, которая осталась в моей постели еще тогда, в доме отца. Смятая, потому что он ласкал меня ею.

Его глаза. Его запах. То, как пролез через окно после того приема и просто лежал со мной рядом, убаюкивая.

Как жестоко поступил на аукционе и какой сталью звенел тогда его голос.

Он. Он везде.

В этом доме, в этой комнате и постели.

В памяти. В прошлом.

В сердце.

И ведь только теперь по-настоящему понимаю, – никогда Стаса я не воспринимала, как врага. Ни разу, что бы ни произошло, не боялась его, не ощущала от него опасности. Никогда не верила до конца, где-то в глубине души в то, что он и правда растопчет меня. Или унизит. Или причинит мне боль.

Никогда.

Даже тогда, когда услышала его разговор с отцом.

В глубине души знала, что он имеет право с ним так разговаривать.

Понимала, что Стас очень сильно пострадал из-за отца. Слишком многое пережил. Очень тяжелую утрату.

После такого мало кто сумел бы подняться, встать на ноги. Не деньгами даже, не в бизнесе, а духом. Силой внутренней. Той, которая в глазах теперь его сквозит. Во взгляде. Которая и заставляет всех пригибаться перед ним. И его самого вытолкнула, повела вперед.

Я никогда по-настоящему не ненавидела его. Разве что, когда думала, что это он убил отца, а он этого и не отрицал. Только тогда. Только за это.

И даже если именно Стас разорил его, я даже это могу принять. После того, что сделал с его семьей отец.

И…

И он единственный, с кем бы мне хотелось быть рядом.

По-настоящему.

Не из-за договора.

Мне даже представить отвратительно, что ко мне мог бы прикоснуться другой мужчина.

И просто от того, что он рядом, что смотрит на меня без равнодушия, без ненависти, просто от того, что за руку держит – я уже счастлива!

И…

И я умру, если его не станет!

Сердце сжимается такой болью, что я начинаю задыхаться от этого жуткого, страшного слова, которое только мысленно произношу.

Очень ясно, очень отчетливо понимаю, – все для меня перестанет иметь значение, если его не станет. Абсолютно все!

А ведь где-то в глубине души я всегда хотела, чтобы Стас пришел на показ, пока была моделью! Мечтала, что он увидит меня, что его глаза вспыхнут восхищением! Пусть даже себе не признавалась, но когда все рухнуло и на нас обрушилась беда, где-то в подсознании ждала, что он появится и спасет!

А ведь он и спас.

Все так и вышло.

И, уж если совсем честно, ни разу по-настоящему меня не унизил, хоть и мог. Не взял даже по договору, пока я сама этого не захотела…

Нет. Он не чудовище. Стас и правда мой самый настоящий принц! Рыцарь, без которого, кажется, я не проживу и минуты!

Потому что люблю

Боже! Как же я раньше не понимала! Я ведь люблю Стаса Санникова так, что самой больно! Потому что эта любовь распирает меня изнутри!

Нет. Нельзя. Нельзя даже в мыслях произносить этого жуткого слова! Нельзя!

Это не про него, – с ним не может такого случится! Он же такой сильный!

И он не заслужил. Стас не заслужил этой смерти!

И я молюсь. Не зная слов ни одной молитвы, сбиваясь с них. Молюсь просто словами. Умоляя, чтобы он выжил, чтобы все обошлось. Но даже если и не обойдется, если он не станет после этого прежним, я все равно буду рядом. Главное только, чтобы он жил.

Молюсь и вижу его на этом столе операционной.

* * *

– Денис?

Уже светает, когда я в тысячный раз выхожу в гостиную узнать о состоянии Стаса.

– Операция завершена. Прогнозов не дают. Состояние стабильно тяжелое. В сознание не приходит, – трещит на столе рация.

А я на колени сейчас перед ним упасть готова.

Чтобы все-таки отвез меня к нему.

Чтобы хотя бы увидеть!

– Денис…

Я не знаю, сколько мольбы и боли в моем голосе.

Но его лицо теряет свою непробиваемую каменность.

– Я тебя умоляю, – уже без крика, без истерик.

– Ты ведь живой человек. Ты ведь тоже способен за кого-то волноваться. А если бы кто-то из твоих близких, любимых был сейчас там? Ты бы тоже так рьяно следовал приказу?

– Хорошо, Софья Львовна, – он отвечает через минуту, которая кажется мне вечностью. – Поедем. Только ненадолго. На пару минут войдете к нему, если еще не пришел в себя. Стас Михайлович мне потом голову, конечно, оторвет, но вы так мучаетесь, что я просто не могу на вас смотреть.

– Пусть будет минута, – лихорадочно киваю, готовая броситься ему на шею. Да хоть секунда, главное, побыть с ним рядом! – Мы ему не скажем ничего, если он так и не придет в себя…

– Только переоденьтесь. И хорошо бы что-нибудь поесть.

Отшвыриваю платье, срывая с себя рывком. Надеваю первое, что попадает под руку. Умываюсь, смывая следы потекшего макияжа.

На ходу вливаю в себя кофе, который Денис уже успевает подать вместе с какой-то едой.

Понятно же, что ни кусочка в себя сейчас впихнуть не смогу. Да и время, каждую минуту промедления просто не выдержу!

К счастью, Денис не настаивает. Понимает. Только кивает, и вот уже через минуту мы мчимся на всех парах по городу, наплевав на все скоростные ограничения.