Текст книги "Хозяйка маленького счастья, или Любимая для охотника (СИ)"

Автор книги: Кира Рамис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 20

В старом, полуразвалившемся сарае, хранилась небольшая коллекция бабушкиных запасов. Рука сама потянулась к банке с баклажанной икрой, но Марина пересилила себя, взяв грибную. На ужин будет лапша с ароматной грибной заправкой. Карина, не умевшая толком готовить, должна принять небольшой обман. Решено было сказать, что это заправка из сушёных грибов. А где вязала? У соседки выпросила? Об этом Марина решила подумать потом.

Основное время ушло на кропотливую работу – пересыпку сахара в чистый холщовый мешок. А ещё девушка нашла у Виктора грубо сшитый мешок с длинными лямками, который можно было надеть на плечи как рюкзак. Присев и с усилием крякнув, Марина подняла свою ношу. Тяжесть, придавившая плечи, заставила её сомневаться: а донесёт ли она это до города?

«Главное – добраться до большой дороги, – убеждала себя девушка. – А там… там костьми лягу, но какую-нибудь телегу остановлю. За проезд заплатить есть чем, медяки водились».

Всё было готово: сахар, рецепты, продукты, скромный узелок с приличным платьем, туфлями и заветной вафельницей.

Время до вечера пролетело незаметно. С речки вернулись уставшие, но довольные дети и помятая весенней жарой Карина. Аля тащила таз с выстиранным бельём, Сеня гордо нёс удочку, а на верёвочке болтались два мелких, серебристых карасика.

Карина, то ли утомлённая «отдыхом», то ли просто махнувшая на всё рукой, даже не поинтересовалась происхождением грибного аромата, витавшего на кухне. Она лишь бросила на золовку короткий, испытующий взгляд, молча поужинала, зевнула во всю ширь и удалилась в свою комнату.

Ещё где-то час дети убирали сорняки на огороде, пока совсем не стемнело. Когда, наконец, все разошлись по кроватям, Марина легла, но сон не шёл. Нервы звенели, как натянутые струны. Глубоко вздыхая, она начала мысленно считать овец и не заметила, как провалилась в тревожный, прерывистый сон.

Проснулась она будто от внутреннего толчка – резко, с ощущением, что её грудь сдавили. Села, вглядываясь в предрассветный мрак, и сердце ёкнуло: пора. Тихо, как тень, умылась ледяной водой, привела в порядок свои белые волосы, надела то самое платье, купленное в лавке старьёвщика, и, затаив дыхание, выскользнула из дома.

Небо на востоке только начинало светлеть, вырисовывая причудливые силуэты спящих изб. Яркая, ещё не сдавшая свои позиции, луна освещала путь.

– Только бы дойти до дороги… Только бы дойти… – эта мысль стучала в висках в такт её неровному дыханию. Марина была обременена ношей: за спиной – тяжёлый, набитый сахаром мешок, а спереди, мешая идти, болталась сумка с продуктами и её главной надеждой – вафельницей.

То, что она переоценила свои силы, стало ясно минут через пятнадцать. Дыхание превратилось в хриплые, прерывистые вздохи, пот заливал глаза, ноги подкашивались, и её шатало из стороны в сторону, как пьяную.

– Только не упасть… – бормотала она, цепляясь взглядом за тёмную полоску главной дороги впереди. – Совсем немного осталось…

– Девушка! Вам помощь нужна? – внезапно сильные руки поддержали её, не дав рухнуть на пыльную землю.

– Ой! – она вздрогнула от неожиданности и испуга. – Извините! – тут же вырвалось у неё, будто это она помешала незнакомцу.

– Кто это на вас столько навьючил? – молодой человек попытался снять с её плеч неподъёмный рюкзак.

– Нет! Не надо! Не трогайте! – закричала она в панике, вцепившись в лямки мёртвой хваткой, всё же оседая на землю.

– Да успокойтесь вы, – его голос прозвучал удивлённо и даже с долей досады. – Я всего лишь хотел помочь, донести до города, раз уж нам по пути. Но если не надо…

И тут, подняв голову, Марина разглядела того, кто так рьяно пытался её «ограбить». Перед ней, озарённый холодным светом уходящей луны, стоял охотник Егор. Его лицо, было прекрасно видно в предрассветных сумерках.

– Егор! Постой! Это я, Марина Соколова! Мы в лесу встречались! – она инстинктивно ухватилась за его штанину. – Помоги… Мне правда нужна помощь.

Он удивлённо взглянул на неё, но молча протянул руку, чтобы помочь подняться.

– Спасибо, – залепетала Марина, чувствуя, как дрожь уходит. – Я так испугалась… думала, разбойники… Соседка говорила, что одной в город ходить опасно… Спасибо, огромное спасибо! – говорила она и тут же мысленно слала благодарности небесам за эту невероятную удачу.

– Не всегда на дороге спокойно, – равнодушно заметил охотник, взваливая на свои широкие плечи обе её сумки. – Но в последнее время разбойников тут не водится.

– А… а сколько я тебе должна за помощь? – спросила Марина, чувствуя, как краснеет.

– Нисколько. Мы из одной деревни. Должны помогать друг другу.

– Меня зовут Марина, – снова представилась она, чувствуя себя не в своей тарелке. – А тебя Егор.

– Я знаю.

Наступила неловкая пауза. Разговор явно не клеился.

– Ты часто этой дорогой ходишь? – попыталась она снова. – В город за покупками?

В ответ он лишь кивнул, и Марина начала мысленно корить себя за неумелые попытки разговорить этого молчуна. Егор был приятен ей во всех отношениях: статен, силён, с лицом, будто высеченным из гранита. Но разве можно сблизиться с человеком, который отвечает кивками?

Они шли молча. Егор лишь изредка бросал на спутницу короткие, испытующие взгляды. Он её помнил. Иногда видел в лесу – худющую, бледную, с потухшим взглядом. Но та, что шла сейчас рядом, была другой. Стройная, с осанкой, волосы, словно серебро, отливали на заре, кожа светилась изнутри. И говорила она легко, глядя прямо в глаза, без привычного деревенского подобострастия.

– Вы знаете, я в ресторан иду, – не выдержав тишины, снова заговорила Марина. – Хочу рецепт продать. Очень вкусные вафли умею делать, у меня даже форма специальная есть. Пока, я уверена, такого в этом мире никто не пробовал… – она вдруг спохватилась и бросила на Егора испуганный взгляд, но он молчал, глядя прямо на дорогу. – А ещё… хочу продать сахар, – доверчиво добавила она.

Он удивился про себя: странная девушка, так все свои планы первому встречному выкладывает. Но промолчал.

– Егор, а ты не знаешь, кому можно продать пятнадцать килограммов сахара? Очень хорошего, белого, сладкого… Чтобы подороже.

Охотник внимательно, почти пристально посмотрел на неё. Доверчивая до глупости. Или хитрая?

– Знаю, – коротко бросил он. Ему хотелось спросить, не боится ли она, что её могут ограбить в предрассветной тишине, оставить в канаве ради такого добра, но такие разговоры были не в его натуре, поэтому опять промолчал.

– Егор, если хорошо сторгуюсь, поделюсь с тобой, – защебетала она. – Монетками.

– Не нужно.

– Тогда разреши хотя бы угостить тебя вафлями, когда испеку! Ты же на опушке живёшь, мы с сестрой как-нибудь…

– Не нужно, – повторил он, и в его голосе впервые прозвучали нотки нетерпения.

«Ну что ему всё „не нужно“⁉ – закипала про себя Марина. – Красивый, а характер, как у замкнутой устрицы! Ладно… Мало ли что ему не нужно. Всё равно принесу. Будет повод встретиться снова».

– Егор, ты ли это? – на дороге, скрипя колёсами, остановилась пустая телега. Возница, коренастый мужик в засаленном картузе, удивлённо смотрел на них. – Садись, подвезу. – Его взгляд скользнул по Марине. – А, со спутницей сегодня. И её подберём.

– Соседка, – безразлично бросил Егор, складывая мешки на телегу.

Марина, боясь, что её передумают брать, ловко вскарабкалась на телегу, её сердце лихорадочно билось. Путь в город только начинался, но он уже принёс приятные неожиданности.

Глава 21

Лавка встретила их сложным ароматом: сладковатой пылью, сушёными травами и вяленым мясом. Высокие стеллажи, доверху забитые банками, свёртками и склянками, вздымались к закопчённым потолкам. В глубине у тяжёлых дубовых прилавков возвышались бочонки с селёдкой и солёными огурцами, а у дальней стены громоздились холщовые мешки с крупами и мукой. Двое рослых парней, помощников лавочника, перетаскивали очередной мешок, их лица блестели от пота.

– Доброе утро, Егор! Ранняя пташка, – из-за прилавка появился высокий, худощавый мужчина с вытянутым лицом и цепкими, быстрыми глазами торговца. Он потирал длинные, бледные пальцы. – Я только ставни снимать собрался. За зерном?

– Доброго здоровья, Сидор Карпович, – кивнул Егор. – Нет, сегодня по семейным делам. А к тебе привёл соседку. Желает сахар продать. Хороший, белый. Если подойдёт – не обидь.

– Сахар? – брови лавочника поползли вверх. Он бросил взгляд вглубь лавки, где на полке ровными пирамидами лежали знакомые всем желтовато-коричневые сахарные головы. Покупать ещё он не планировал, но и охотника, который изредка поставлял ему отменную дичь по сходной цене, обижать не хотелось.

Дело в том, что дичь в городе ценилась куда выше мяса домашнего скота. Считалось, что она не только вкуснее, но и даёт настоящую, звериную силу. Жир и печень кабана почитались за целебные свойства, а мясо медведя, чьи кости, истёртые в порошок, знахари применяли для заживления ран и сращения переломов, было деликатесом, доступным лишь самым знатным домам. То же самое можно было сказать о лосе и косуле. Охотников, особенно таких метких, как Егор, старались не злить, а привечать.

– Вы не подумайте, сахар очень качественный, – видя затянувшуюся паузу, вступила Марина, её голос прозвучал чуть громче, чем она хотела. Девушка потянулась к мешку, который Егор поставил на прилавок. – Сладкий, чистый.

– Ну-ка, показывайте ваше сокровище, – лавочник снисходительно улыбнулся, но в его глазах вспыхнул профессиональный интерес. – Если всё правда, как говорите, цена будет честной.

Он ловко развязал грубые завязки мешка, отогнул край и замер. Его брови поползли вверх от неподдельного изумления. Внутри лежала не привычная твёрдая голова, а россыпь ослепительно-белых, мелких, словно измельчённый алмаз, кристаллов. Такой чистоты сахара Сидор Карпович не видел никогда. Обычный сахар-сырец всегда имел оттенок – от золотистого до грязно-коричневого, и в нём чувствовался привкус патоки.

Взяв чайную ложку, лавочник аккуратно зачерпнул щепотку, отправил в рот и на мгновение прикрыл глаза, вслушиваясь во вкус.

– Да… – выдохнул он. – Чувствуется, перегоняли не раз, не два… Ни намёка на карамель. Правда, сладости чуть поменьше… Беру всё.

– Подождите, я продам четырнадцать килограмм, совершенно забыла, что один мне нужно оставить для выпечки, – прервала мужчину Марина, она ещё дома думала взять из последнего мешка сахар, но впопыхах забыла.

– Ой, матушка, зачем такой сахар на кухню переводить? – лавочник закатил глаза, изображая сердечную боль. – Я у тебя его весь выкуплю, а взамен дам два кило отменной сахарной головы, бери – не пожалеешь!

Но Марина стояла на своём.

Мужчина прекрасно знал цену этому сахару, он был чистый, пусть и менее сладкий, но без вкусовых фруктовых или карамельных привкусов. Такой сахар не стыдно было поставить к королевскому двору. Он был идеален для изысканных десертов, для стола богачей, которые ценили не только сладость, но и безупречный вид. Если тёмный сахар могли купить по праздникам бедные, грамм сто не более, то среднего качества для зажиточного населения сахар доходил по цене до серебряного за голову. За принесённый Мариной сахар лавочник надеялся получить не менее пятидесяти серебряных. Он знал дома, где его могут позволить себе.

«Жаль, мы не в столице, – с тоской подумал Сидор Карпович, – там бы за него отсыпали и сотню». Его взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по бедному, хоть и чистому, платью девушки. Жадность, острая и липкая, зашевелилась в его душе.

– Семь? – уже неуверенно предложила Марина, сбавляя цену.

– Скажите, голубушка, – лавочник внезапно сменил тактику, и в его голосе зазвучала сладковатая, паучья забота. – А у вас есть ещё такой белый сахар?

– Нет, это всё, – Марина почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она поняла, о чём он думает: бедно одетая деревенская девушка и дорогой, редкий товар. – Наша семья… мы когда-то были людьми состоятельными, – поспешно, почти сбивчиво начала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Пока не погибли родители и мы не разорились. Нужда заставила перебраться в деревню. Это… это из старых запасов. Сахар не краденый!

– Сидор Карпович, я подтверждаю её слова. Семью Соколовых все знают в деревне, несколько земельных наделов и старый дом более ста лет за этой семьёй закреплены. Раньше наёмные люди работали на полях, но как Соколовы разорились, то сами приехали жить в нашу деревню, – твёрдо и негромко сказал Егор.

– Верю, верю, – Сидор Карпович раздосадованно махнул рукой, но в глазах мелькнула досада. – Но всё равно более пяти серебряных не дам. Не известно, сколько сахар лежал, в каких условиях. Я беру на себя большие риски, покупая сахар не у постоянного поставщика, а со стороны.

– Хорошо, – быстро согласилась Марина, чувствуя, что дальше торговаться может быть опасно. – Пять так пять.

Монеты, прохладные и увесистые, перешли в её руку. Она сунула их в потайной карман, ощущая желанную тяжесть.

На улице, залитой уже по-настоящему утренним солнцем, Егор нахмурился. Его скуластое лицо выражало недовольство.

– Прости, не знал, что он окажется таким скрягой. Ободрал как липку.

– Что ты, Егор, – искренне воскликнула Марина, глядя на него с теплотой. – Всё прекрасно! Одна я, наверное, и покупателя бы не нашла, а могла и в беду вляпаться. Бедная девушка с таким товаром… Вопросы бы возникли. Так что ты мне очень помог. С меня вафли.

– Ладно, – он кивнул, и его взгляд на мгновение задержался на девичьем лице. – Я пойду.

Он развернулся и зашагал прочь, его высокая, прямая фигура быстро растворялась в утренней толчее. Марина проводила его взглядом, вздохнула, поправила узелок с вафельницей и, прижав к себе кошелёк с монетами, уверенно направилась к ресторану «Жирный гусь».

Глава 22

– Опаздываете, голубушка, – Марину встретил у входа Иван Петрович, его обычно невозмутимое лицо, выражало лёгкую, но оттого не менее весомую досаду. Пальцы, унизанные перстнями, постукивали по стойке.

– Виновата, Иван Петрович, – с почтительным наклоном головы ответила Марина, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Пришлось забежать в лавку по неотложному делу.

– Что ж, идите на кухню. Главный повар выделил вам местечко в уголке. Полагаю, вы желаете сохранить секрет вашего теста втайне? – в его голосе сквозил оттенок снисходительной иронии.

– Благодарю вас. Долго ждать не заставлю.

Кухня «Золотого гуся» встретила её оглушительной какофонией звуков и запахов. Грохот кастрюль, шипение раскалённого масла, влажная жара от кипящих бульонов и властные окрики поваров – всё это сливалось в единый, бурлящий поток. Получив белый, накрахмаленный фартук и тщательно вымыв руки в медном тазу, Марина направилась к выделенной плите.

Она знала несколько рецептов вафель, но выбрала песочные – те, что тают во рту, оставляя послевкусие сливочного масла и тёплой ностальгии. Просеяв муку горкой, она потянулась к маслу…

Спустя некоторое время нежный, ванильно-масляный аромат поджаренных вафель тонкой, но настойчивой нитью вплёлся в грубые, сытные запахи ресторанной кухни.

– Ох, как это ловко у тебя получается, – за её спиной возникла тучная фигура главного повара. Его заинтересованный взгляд упал на старую, потемневшую от времени вафельницу. – А это что за диковинный инструмент? Занятная вещица. У какого кузнеца заказывала?

– Прошу прощения, – голос Марины дрогнул от напряжения, – не могли бы вы… отойти подальше? Форма… бабушкино наследство.

– Ну, делай, делай, – буркнул повар, отступая, но его цепкие, профессиональные глаза успели запечатлеть каждую деталь.

Закончив, Марина тщательно отмыла свою драгоценную вафельницу, бережно упаковала её в сумку, сняла фартук и лишь тогда пригласила главного повара пройти в кабинет. Шествие напоминало маленький ритуал: один из поварят нёс начищенный до блеска чайник с чашками, а Марина – блюдо с золотистыми, хрустящими трубочками, источавшими дивный аромат.

– Ну-с, попробуем, – Иван Петрович, причмокнув губами, протянул руку. Главный повар последовал его примеру. – Аромат… нежный. Текстура… хрустящая, – управляющий говорил медленно, разбирая впечатления по косточкам.

– Но я и сам такое тесто сделать могу, – прожевав, с некоторым пренебрежением произнёс повар. – Что тут покупать? Разве что форму.

– Я готова продать не только этот рецепт и форму, но и ещё три варианта теста для вафель, – чётко, глядя прямо в глаза Ивану Петровичу, заявила Марина. – Сейчас вы пробуете пустые трубочки. Но их можно наполнять заварным, масляным или белковым кремом, сгущёнкой, сладким творогом, фруктовыми пюре… Возможности безграничны.

– Она использовала очень дорогой сахар, рассыпной, – вставил главный повар, обращаясь к шефу. – Какова будет себестоимость одной трубочки? Идея занятная, но платить за то, что я и так умею… А форму мы у кузнеца закажем. Я её хорошо рассмотрел.

Марина почувствовала, как по спине пробежал холодок. Предательские слёзы выступили на глазах, и она потупила взгляд, чтобы их скрыть. Неужели всё было напрасно? Все её надежды, вся эта рискованная авантюра?

– Девушка, не расстраивайтесь, – голос Ивана Петровича прозвучал почти отечески. – Я не могу платить за то, что уже знают мои повара. Но, возможно, у вас есть что-то ещё? Что-то… уникальное?

– Есть, – выдохнула Марина, заставляя себя поднять голову. – Многое. Сладкое, солёное, супы-пюре, изысканные гарниры…

– Что такое «сгущёнка»? – Иван Петрович взял вторую трубочку, разглядывая её с профессиональным интересом.

– Это особая сладость, Иван Петрович. Густое, тягучее молоко, уваренное с сахаром. Рецепт могу продать.

– Хм… – управляющий откинулся на спинку кресла. – И много ли у вас таких рецептов, дорогая моя?

– Много. Бабушкино наследие. Я не всё умею готовить сама, но большую часть – да. Если вас заинтересовала сгущёнка, то условия такие: сначала деньги, потом…

– Не спеши, – мягко, но властно перебил он. – Сколько ты хочешь за ту самую форму для вафель?

– Учитывая, что подобных в этой стране нет, двадцать серебряных.

В кабинете раздался громкий, почти дружный смех. Главный повар фыркнул, а Иван Петрович покачал головой с видом добродушного сожаления.

– Дитя моё, спустись-ка с небес на землю, – произнёс он. – За двадцать серебряных я у кузнеца десяток таких форм закажу, и он мне ещё в ноги поклонится. Даю два.

Марина видела его глаза – хитрые, оценивающие. Он лгал. Ему нужна была именно её, старая, ни на что не похожая вафельница как прототип. Он уже чувствовал запах прибыли, видел, как эти трубочки с начинкой станут хитом во всех его заведениях.

– Это слишком дёшево, – упрямо покачала она головой. – Десять.

Торг был долгим, изматывающим, полным взвешиваний каждого слова. В конце концов, Иван Петрович с видом человека, совершающего великое одолжение, после подписания договора отсчитал восемь серебряных монет. Они упали на стол с глухим, но для Марины желанным, звоном.

Повертев в руках вафельницу, Иван Петрович передал её повару.

– Наделать таких трубочек. Много. И непременно с начинкой.

Главный повар поклонился и вышел.

– А вы… интересная девица, – задумчиво произнёс Иван Петрович, разглядывая Марину. – Не робеете, не опускаете глаз. Видно и правда из богатой семьи. Что ж, поговорим о вашей сгущёнке?

– Двадцать серебряных, – твёрдо сказала Марина. – И рецепт ваш. Я могу сварить её прямо сейчас, из ваших же продуктов.

– Дорого, – скривился управляющий. – Очень дорого даже для «Золотого гуся». А какие ещё сладости можете предложить?

– Если дорого, то за двадцать – рецепт сгущёнки, рецепт орешков со сгущёнкой и форма для них. Или для грибочков. А ещё я знаю несколько рецептов нежнейших паштетов, – она сыпала предложениями, как фокусник конфетти из шляпы.

– Паштеты – это хорошо. А что есть из салатов? Гарниров? Удивите меня, и я, возможно, подумаю над вашими условиями.

– Секунду, я так и не помню, – Марина достала из сумки старую потрёпанную тетрадь в коричневой обложке. – Сейчас зачитаю, что могу предложить вашему изысканному ресторану.

– Слушаю, – он придвинулся ближе, и в его глазах вспыхнул неподдельный, жадный интерес.

– Салат «Цезарь» с креветками или цыплёнком; салат «Капрезе»; салат с жареной свёклой, козьим сыром и кедровыми орехами; тёплый салат с телятиной, грибами и трюфельным маслом. Салат из авокадо с креветками и цитрусовой заправкой; салат с утиной грудкой, манго и рукколой. Салат из копчёного угря с яблоком и свекольным пюре; тёплый салат из телячьих язычков с маринованным луком и гречневыми гренками. Салат «Нисуаз» с тунцом и яйцом пашот. Так, салаты всё, теперь гарниры, – Марина быстро листала страницы.

– Некоторые мне знакомы, – задумчиво произнёс ресторатор.

– Картофельное пюре с трюфельным маслом; жюльен из грибов в порционных кокотках; гратен из картофеля; тыквенный суп-пюре с имбирём и сливками. Рис с шафраном и миндалём; пюре из пастернака и груши. Артишоки, фаршированные крабом или грибами; тёплый салат из зелёной стручковой фасоли с миндалём; жареные лисички с луком шалот и тимьяном. Грушевая Мостарда; тыква, запечённая с розмарином и козьим сыром; крем-суп из шампиньонов с трюфельной стружкой; пюре из зелёного горошка с мятой; капуста романеско, запечённая под сырным соусом Морне; жареные грецкие орехи в меду с розмарином; фаршированные финики в беконе; рис с изюмом, фисташками и шафраном.

– Стойте! – наконец, поднял руку Иван Петрович, и лицо его выражало смесь изумления и алчности. – Я понял. Вы обладаете сокровищем. Некоторые блюда мне знакомы, о других я слышу впервые. И вы всё это… сможете приготовить?

– Почти всё, – Марина захлопнула тетрадь, прижимая её к груди. – Я назвала лишь то, что достойно ресторана вашего уровня.

– Я покупаю эту тетрадь, – быстро сказал он. – Тридцать серебряных. Но с условием: вы будете приходить каждый день и обучать моих поваров. Половину – сейчас, половину – по окончании обучения. И ещё: ни слова о нашей сделке, и никогда – слышите? – никогда больше не будете готовить эти блюда. Всё будет заверено у законника.

– Тридцать сейчас и тридцать потом, – твёрдо ответила Марина, поглаживая кожаную обложку.

– Дорогая моя, послушай, моё предложение невероятно щедрое, ты нигде не сможешь продать эту тетрадку дороже, если вообще, кто-то захочет тебя слушать.

– Нет. Продавать бабушкино наследие за тридцать серебряных я не стану.

– Марина, опомнитесь! – в голосе его впервые прозвучали стальные нотки, хотя лицо оставалось добродушным. – Серебро вскружило вам голову! На тридцать серебряных в деревне можно жить года два, не зная забот! Или землю купить, или дело открыть! Подумайте. Вернитесь домой, обдумайте моё предложение и завтра приходите с ответом.

– Хорошо, – кивнула Марина, поднимаясь. – Договорились.

Она вышла, унося с собой восемь серебряных, и твёрдую, хотя и тревожную, надежду выторговать завтра пятьдесят монет взамен шестидесяти.

Едва дверь закрылась, лицо Ивана Петровича исказила гримаса холодной ярости.

– Слышал, Артём? – он повернулся к потайной двери, скрытой за книжным шкафом. – Какая наглая девица! Тридцать серебряных за кота в мешке ей мало! Я хотел по-хорошему… – Он тяжко вздохнул, и в его глазах погасла последняя искра снисхождения. – Пусть сама себя винит. Артём, возьмёшь людей, проследишь за ней, а как будет возвращаться, ограбите её на дороге. К вечеру я хочу видеть эту сумку на своём столе. Уверен, что в ней остальные формы. Даже интересно, из какого она обедневшего рода. Глаз не опускает, разговаривает на равных… – Он замолчал, и в тишине кабинета его следующая фраза прозвучала как приговор: – Сумка должна быть у меня. Любой ценой.

– Слушаюсь, Иван Петрович, – из темноты потайного хода донёсся тихий голос. Тень отделилась от стены и бесшумно растворилась в коридоре.