Текст книги "Хозяйка маленького счастья, или Любимая для охотника (СИ)"

Автор книги: Кира Рамис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 31

Солнце уже клонилось к вершинам деревьев, отбрасывая длинные, расплывчатые тени, когда к калитке, слегка пошатываясь от усталости, подошла Карина. В руках она с трудом тащила увесистую холщовую сумку, оттягивавшую её плечо.

– Ох, и намаялась я сегодня… – ее голос прозвучал хрипло, но без привычного ворчания с ноткой удовлетворения. С громким стуком она водрузила свою ношу на грубую деревянную скамью у крыльца. – Всё, что заказывали, купила. Мука, сахар… Всё самое дешёвое, как просили. – Она с наслаждением размяла затекшую шею и окинула двор оценивающим взглядом хозяина, вернувшегося из долгой отлучки. – А соседка наша, Тамара, не появлялась? Не заходила?

Этот вопрос она бросила Сене, который, заслышав ее шаги, застыл на пороге дома в немой, напряженной позе сторожа.

– Нет, – буркнул мальчик, тщетно пытаясь заглянуть вглубь сумки в поисках обещанных ботинок. – Еще не приходила.

Карина, сомкнув веки, глубоко втянула носом воздух. Из открытой двери дома плыл тот самый, уже знакомый и дурманящий, сладкий аромат свежей выпечки – ванили, растопленного масла и карамелизированной корочки. Пока она тряслась в телеге по пыльной дороге, в ее голове рождались и крепли честолюбивые планы. Она прикидывала и перебирала в уме цифры. Если каждый день эта стряпня будет приносить хотя бы десяток-другой монет чистой прибыли, поверх денег от продажи яиц… Жить можно будет уже не впроголодь, а с чувством. В ее воображении уже возник образ двух десятков купленных, упитанных, яро несущихся кур, которых она с гордостью будет показывать соседкам.

– Да, я уже всё доделала, – в дверном проеме, заслонив собой солнечный свет, возникла Марина. Она стояла, вытирая руки о передник, и ее лицо, обычно спокойное, выражало легкую озабоченность. – А ты чего так поздно? Мы уж начали волноваться, честное слово.

Карина застыла с приоткрытым ртом, словно язык ее внезапно онемел. Таких слов – не упрека, а участия и заботы – от золовки она не слышала, кажется, никогда. Это было настолько неожиданно, что на мгновение сбило ее с привычной колеи высокомерия и подозрительности.

– Я… – растерянно начала она, оправдываясь перед этим новым, непонятным ей выражением на лице Марины. – По городу немного погуляла… Чай в чайной попила. В лавке у старьевщика поторговаться пришлось, времени много заняло… Потом одежду искала… – Она произнесла это с нехарактерной для себя обстоятельностью, словно отчитываясь, и сама удивилась этому.

Когда последние припасы были убраны, Карина принялась за главное – стала выкладывать на грубый, потертый кухонный стол свертки с обновками.

Первой на свет появилась пара ботинок. Не новые, но крепкие, на целых подошвах, чей-то старательной рукой начищенные до матового блеска.

– О-о-ох, какие славные! – выдохнул Сеня, прижимая обувь к груди так бережно, словно это был заветный клад. Его пальцы с трепетом обвели аккуратные прошитые ранты. – Смотри, Марина, какой я теперь! – не дожидаясь помощи, он лихо зашнуровал ботинки, встал и выпрямился во весь свой невеликий рост, стараясь ступать с важным, громким топотом. – У других пацанов в деревне и в помине нет такой обуви!

Тут из детской комнаты появилась Аля. Она вышла медленно, почти церемонно, и на ее обычно серьезном лице сияла счастливая, застенчивая улыбка.

– А ты посмотри на мое платье, – прошептала она и сделала легкий оборот. Простой сарафан, цвета спелой вишни, был хоть и не нов, но удивительно хорош – без единой заплатки, с ровными швами. Он сидел на девочке ладно, делая ее похожей на спелую ягодку. – Совсем как новое… – добавила она, снова касаясь рукава, словно боясь, что все это чудесное видение вот-вот растает.

– Иди скорее, сорванец, примеряй и свою рубаху с брюками! – всплеснула руками Карина, невольно заражаясь детской радостью. Сеня, не заставив себя ждать, схватил свой сверток и стремглав умчался переодеваться, громко топая новыми подошвами.

Наконец, очередь дошла и до Марины. Она развернула свой сверток. Из ткани выглянуло платье скромного, серо-голубого оттенка, но сшитое из добротной, плотной материи. Оно было простым, без изысков, но чистым, целым и, что было главным, без намёка на ветхость. Для деревенской жизни – более чем достойный наряд. Она удалилась в свою комнатку, чтобы примерить обнову.

Вернувшись в ново-старом платье на кухню, Марина увидела, как Карина примеряет новенький, цветастый платок.

Поблагодарив невестку за покупки, Марина принялась накрывать на стол.

Последние тарелки были убраны со стола, а в горнице уже пахло вечерней прохладой и сном, когда в дверь постучали. Стук был негромким, но настойчивым. На пороге, окутанная вечерними сумерками, стояла Тамара. Ее обычно румяное, добродушное лицо было бледным и встревоженным.

– Добрый вечер, соседушки, – начала она, переступая порог и оглядывая сонную кухню. – Простите, что в такой час. Я не одна, Ванька мой за калиткой остался, стемнело уже, решил проводить… Нам поговорить нужно, – голос ее дрожал, выдавая внутреннее напряжение. Она подошла к столу и тяжело опустилась на скамью.

В горнице воцарилась напряженная тишина. Все понимали – новости плохие.

– Тут такое дело в городе приключилось… – Тамара сжала руки в кулаки, и ее пальцы побелели. – Сегодня на моего Ваньку, едва он на свое место встал, налетели мальчишки-оборванцы, уличные безобразники. Не успел он и рта раскрыть, чтобы гостей зазвать, как эти… эти… – она замолчала, сглатывая комок в горле, и на ее глазах выступили редкие, горькие слезы. – Они словно саранча набросились на лоток! Своими грязными лапищами всё измяли, втоптали в пыль! И мои пирожки не пощадили, и ваши грибочки… Всех их в грязь бросили!

Карина, слушая этот рассказ, застыла как изваяние, ее лицо постепенно теряло краски. Она с утра строила планы, подсчитывала возможную прибыль, а теперь…

– Ванечке ничего не оставалось, как бежать с того места, – всхлипнула Тамара. – К Феде, к брату, ушел. Там они вдвоем распродали то немногое, что у второго сына осталось. Вот… – ее рука, дрожа, высыпала на стол небольшую горсть монет. – Вот вся выручка от вашего печенья.

Медяки с глухим, жалким звоном раскатились по грубой деревянной столешнице. Карина молча пересчитала их. Тридцать пять. Всего тридцать пять.

– Не густо… – прошептала она, и в ее голосе прозвучала такая горечь, что, казалось, воздух стал горчить. Карина с тоской посмотрела на свою пустую сумку и в сторону припрятанных продуктов. Столько денег, потраченных впустую! В уме сами собой возникли расчеты: семь медяков за десяток, сорок порций… Должно было быть двести восемьдесят! А тут – жалкие тридцать пять. Сердце ее сжалось от злой, беспомощной досады.

– Я, как и обещала, – тихо, но твердо сказала Тамара, – если будут убытки, свою долю не возьму. Но, Марина… – ее взгляд стал виноватым, умоляющим. – Сегодня ведь и мои-то пирожки были испорчены. Убыток-то двойной.

Марина молча посмотрела на пригоршню монет, а потом ее взгляд скользнул на край стола, где лежала горка красивых, румяных грибочков, оставленных на завтра. Она вздохнула, коротко и глубоко, словно принимая тяжелое, но единственно верное решение.

– Я поняла, – тихо сказала она. – Поделим эти деньги пополам.

И, не глядя на Карину, она аккуратно разделила монеты на две неравные кучки и восемнадцать из них отодвинула в сторону Тамары.

Карина, наблюдая за этим, едва сдержала рвущийся наружу гнев. В ее глазах вспыхнули злые, обиженные искры.

«Легко ей, благодетельницу строить! – яростно пронеслось в ее голове. – Мои-то деньги, на продукты, на одежду, на ветер пускает!»

– Спасибо тебе, голубушка, – лицо Тамары озарила слабая, но искренняя улыбка облегчения. – Завтра братья будут продавать вместе. Вдвоем-то они постараются, не допустят больше таких безобразий. На двух крепких парней не так-то просто напасть.

– Хорошо, – лишь кивнула Марина, чувствуя на себе тяжелый, осуждающий взгляд невестки. Деваться, и правда, было некуда. Торговать, всё равно нужно.

– Почему ты отдала Тамаре восемнадцать медяков, а не семнадцать? – ее рука жадно потянулась к оставшимся монетам, но Марина была проворнее. Девушка легким движением накрыла медяки ладонью, и в ее глазах, обычно таких спокойных, вспыхнула стальная решимость.

– Карина, чистую прибыль делим пополам. Мне нужны деньги, я скоро замуж выхожу, а из приданного дырка от бублика! Восемь монет мне, а семь тебе на продукты. Справедливо.

– Что? – Карина возмущённо смотрела на оставленные деньги. – Да как ты смеешь распоряжаться⁈ Я Виктору пожалуюсь! Без него я глава семьи! И уж на простынки да подушки найдём тебе денег. Отдавай медяки!

– Карина, не спорю, ты в доме старшая. Но рецепт-то мой, – Марина сделала акцент на этом слове. – И руки, которые это печенье пекут, – тоже мои. Если ты не пойдешь на уступки, то мы все очень быстро останемся без этого заработка. Бесплатно я горбатиться не намерена. И так с утра до ночи: и огород, и дом, и готовка, и в лес за хворостом… Хочешь, я завтра же сложу с себя все обязанности? Будем есть твою подгорелую кашу. Дешево и, как ты любишь говорить, сердито.

– Ах, так⁈ – Карина вспыхнула, ее глаза метали молнии. – Хорошо! Ладно! Пусть будет по-твоему, половина! – она с силой выхватила из-под Марининой ладони семь монет и сгребла их в кулак. – Но с этого дня все продукты для этой стряпни покупаешь ты! – она ядовито ткнула пальцем в сторону кармана Марины. – Вот из своей драгоценной половины! А я… я буду копить на новых кур, на молодых несушек! Ибо ты выйдешь замуж, уедешь, а мы тут останемся у разбитого корыта! И придётся нам снова на одних яйцах да на щавеле сидеть!

– Ты про засеянное поле и огород забыла, невестка, – тихо, но отчётливо парировала Марина. – С голоду не умрете. Овощей и зелени будет вдоволь.

– Замуж захотела, привередница⁈ – Карина дернулась, словно ее хлестнули по щеке. Она, не сказав больше ни слова, развернулась и с грохотом захлопнула за собой дверь в свою комнату, так что перегородка задрожала.

В наступившей тишине из детской комнаты робко выглянула Аля. Ее глаза были полны тревоги.

– Мариночка, зачем ты ее снова рассердила? – прошептала девочка. – Она же только-только стала добрее… Теперь опять будет на всех кричать…

Марина тяжело вздохнула, подошла к сестре и нежно погладила ее по волосам.

– Ничего, родная, все образуется, – сказала она, и в ее голосе вновь зазвучала усталая мягкость. – Иди спать. Завтра рано вставать.

Глава 32

Последние дни были похожи на сладкий, затянувшийся сон. Марина, под предлогом заготовки хвороста, все чаще уводила Алю и Сеню в лес, ловко обходя знакомые тропинки, где могли работать лесорубы. Эти прогулки стали для нее глотком свободы и воздуха, необходимым, как сама жизнь.

Дело с печеньем, несмотря на конкуренцию, по-прежнему приносило скромный, но стабильный доход. Пусть Тамара забирала теперь меньше порций, для Марины и это было благом. Каждый вечер она прятала свою часть выручки, с трепетом подсчитывая будущее приданое. Казалось, жизнь наконец-то повернулась к ней лицом, суля долгожданное счастье.

Но судьба, как это часто бывает, приготовила свой удар именно в момент наивысшего подъема. И он обрушился на семью Соколовых не одним, а сразу несколькими роковыми событиями, перевернувшими все с ног на голову.

В то утро солнце светло особенно ярко, а воздух был прозрачным и звонким. Дети, Аля и Сеня, остались дома, чтобы прополоть грядки, давно требовавшие внимания. Марина, пообещав не задерживаться и лишь наскоро собрать вязанку хвороста, чтобы вернуться и помочь им, почти бегом пустилась в сторону леса. В ее движениях была непривычная легкость, а на губах – тайная, трепетная улыбка.

Не успела она прийти на тайное место встречи, как за ее спиной бесшумно, словно воплотившись из лесного сумрака, возникла высокая, знакомая фигура.

– Марина…

Голос Егора, низкий и сдержанный, заставил ее сердце совершить немыслимый кульбит – замереть, а затем забиться в висках частой, лихорадочной дробью. Она обернулась, и в ее глазах вспыхнул такой яркий, безудержный свет, что его хватило бы, чтобы разогнать любую, самую густую тьму.

– Егор… – выдохнула она его имя.

Не раздумывая, забыв о всякой осторожности, она приподнялась на цыпочки и легким, порхающим движением коснулась губами его щеки. Стыдливая краска залила ее лицо, но отвести взгляд она не могла.

– Я по тебе соскучилась, – прошептала Марина, признание, сорвалось с губ так же естественно, как дыхание. Из небольшой сумки она извлекла маленький, аккуратно завязанный узелок. – Это тебе… Я вчера лапшу делала с тушеным мясом, попробуй. Должно быть вкусно…

Егор взял сверток, и его большая, сильная рука на мгновение сомкнулась вокруг ее тонких пальцев. От этого прикосновения по ее спине пробежали мурашки.

– Ты меня каждый день подкармливаешь, – тихо произнес он, и в уголках его глаз залегли лучики смешинок. – А я чем отблагодарил? Какой-то звериной лапкой…

– Но ты еще и хворост для меня приносишь, – возразила она, ее взгляд скользнул к аккуратной вязанке, уже приготовленной им и прислоненной к сосне. – И… и просто ждешь меня здесь. Это дороже любой еды и лапки.

Они замолкли, и тишина вокруг наполнилась тысячью невысказанных слов. Они просто стояли, погруженные в созерцание друг друга, и в их взглядах плескалось море нежности, страсти и безмолвного понимания. Лесной воздух трепетал от натянутой, как струна, энергии между ними.

– Марина, я… – голос Егора дрогнул, выдавая внутреннюю борьбу. Он сделал глубокий вдох, собираясь с духом. – Я хочу…

Девушка затаила дыхание, и мир вокруг сузился до его лица, до его губ и глаз. Сердце замерло в сладкой, мучительной надежде. Неужели? Неужели он решился?

– … Хочу пойти к свахе, – выдохнул он наконец, и слова прозвучали ясно и твердо. – Просить твоей руки.

Счастливый, пронзительный вскрик, сорвавшийся с ее губ, вспугнул стайку птиц в ветвях старого кедра. Марина, не в силах сдержать переполнявшую ее радость, подпрыгнула и, смеясь сквозь слезы, снова и снова осыпала его лицо легкими, стремительными поцелуями.

– Правда? – лепетала она, захлебываясь от счастья. – Это правда? Ты хочешь… взять меня в жены?

– Хочу, мое солнышко, – прошептал он, и это ласковое слово, сказанное его суровым голосом, заставило ее смущенно потупить взгляд. Его ладонь, грубая и нежная одновременно, коснулась ее щеки. – Ты согласна стать моей женой, Марина?

– Да! – вырвалось у девушки, и она закивала, словно колосок на ветру. – Да, да, тысячу раз да!

– Ты такая красивая… – его губы приблизились к ее уху, и горячее дыхание обожгло кожу. – Нежная… Заботливая… Самая лучшая.

Марина с удивлением и восторгом ловила каждое слово. За последние дни ее суровый, молчаливый охотник словно оттаял на весеннем солнце. Он не только стал говорить больше, но и научился этому тихому, интимному языку влюбленных, учился заигрывать с ней, и выходило у него это с трогательной, неумелой искренностью.

– Ты тоже… – прошептала она в ответ, утопая в его серых, таких бездонных глазах. – Ты самый красивый мужчина на свете… – Внезапно она вспомнила о времени и с сожалением вздохнула. – Мне пора. Ребята ждут.

Она наклонилась, чтобы подхватить свою вязанку, но Егор был быстрее. Он легко поднял хворост и протянул ей.

– До завтра, – улыбнулся Егор.

– До завтра, – улыбнулась в ответ Марина и, послав ему воздушный поцелуй, почти побежала по тропинке, унося с собой бурю счастливых эмоций.

Охотник долго стоял неподвижно, провожая ее взглядом. Даже когда ее платье окончательно растворилось в зелени, он не уходил. Он прижал ладонь к щеке, к тому месту, где еще жгли следы ее поцелуев, и на его суровом лице светилась тихая, почти неземная улыбка.

Марина, окрыленная и пьяная от счастья, летела, почти не касаясь земли. Она не замечала ни пения птиц, ни шелеста листвы, ни темной тени, притаившейся за стволом старой, разлапистой ели. Она уже почти вышла из лесной чащи, до деревни оставалось рукой подать, когда из-за дерева метнулась чья-то тень.

Глава 33

Ее с силой, с лютой злобой дернули за руку. От неожиданности и боли она вскрикнула, и связка хвороста с грохотом рассыпалась у ее ног.

Перед ней, перекрывая путь, стоял Некрас. Его лицо было искажено гримасой такой яростной обиды и ревности, что стало по-настоящему страшно. Он тяжело дышал, а его пальцы, словно железные клещи, впились в тонкие запястья.

– Вот как значит, Марина? – его голос был хриплым, пропитанным желчью и ненавистью. Он с силой прижал ее спиной к шершавой коре сосны, лишая возможности вырваться. – Мне, честному парню, отказываешь, а этому… нищему лесному отшельнику… поцелуи в лесу раздаешь? Я все видел! Слышал!

– Отпусти меня! – ее голос, обычно такой мягкий, прозвучал резко и властно. Марина рванулась, пытаясь высвободиться, но его хватка лишь усилилась, оставляя на нежной коже багровые следы. – Что ты мог видеть? Что ты такое сочиняешь, Некрас? Отпусти, ты не имеешь права меня задерживать!

Но он не слушал. Его сознание застилала мгла ревности и уязвленного самолюбия. Он приблизился так близко, что его горячее дыхание обожгло ее щеку.

– Марина… – прошипел Некрас, и его взгляд, мутный и пристальный, скользнул по ее лицу с животным восхищением. – Какая у тебя кожа… Гладкая, белая, как молоко… – Его палец грубо провел по ее щеке, заставив Марину содрогнуться от омерзения. – А губы… Алые, пухлые… Так и манят, чтоб их поцеловать…

– Нет! Отойди от меня! – вскрикнула она, и в ее голосе зазвучала несвойственная ей, отчаянная ярость. Она начала отбиваться, ее кулачки били по его грубой одежде, но он лишь оскалился, и его ладонь легла на тонкую, длинную шею.

– Марина, ты совершила большую ошибку, – его голос стал тише, но от этого еще страшнее. – Встречаясь в лесу с этим дикарем, ты сама растоптала свою девичью честь. Теперь она подешевела, и я смогу выкупить ее без твоего согласия. Идем!

И, не обращая внимания на ее отчаянные попытки вырваться, он, не выпуская руки, потащил ее, как трофей, в сторону деревни. Ее ноги подкашивались, а по щекам текли горькие, бессильные слезы.

– Помогите! – закричала она, завидев первых соседей у плетней. Голос ее срывался на всхлип. – Помогите! Некрас с ума сошёл! Схватил меня в лесу, тащит силой!

– Эй, Некрас! – тут же вступилась одна из женщин, с испугом и осуждением глядя на эту неприглядную сцену. – Ты что творишь? Разве можно так девушку позорить, волоком по деревне таскать!

– Я позорю? – взревел он, останавливаясь и не выпуская Марину. – Э, нет, соседка! Приходите все ко двору Соколовых! Сейчас все узнаете! Карина! – закричал он, уже у калитки, с силой вталкивая заплаканную Марину во двор.

На крик из дома выбежала Карина.

– Что случилось? – уставилась она, ее глаза перебегали с растрепанной, бледной Марины на разъяренного Некраса. – Марина, что с тобой? Что это значит?

– Этот ненормальный… – рыдая, начала Марина, прижимаясь к косяку двери, словно ища защиты. – Он подстерег меня в лесу… Выбросил мой хворост, начал что-то бормотать о любви, а потом… схватил и потащил сюда! Кричал, что опозорит и возьмет замуж без выкупа!

Возмущенный ропот прошел по собравшимся соседкам. Обвинения посыпались на Некраса градом. И тут, запыхавшись, прибежала его мать, её лицо было искажено стыдом и страхом.

– Сынок, ты с ума сошел, совсем рехнулся на этой Маринке⁈ – запричитала она, пытаясь оттащить сына. – Разве девушек мало в округе? Ты не пьешь, работаешь, деньги копишь! Да за тебя любая пойдет! – она в отчаянии замахнулась на него.

– Матушка, выслушайте! – выкрикнул Некрас, отстраняясь. – У меня есть свидетели! Вчера мы с напарником в лесу были, сушняк искали. И мы оба видели, как Марина щебетала с этим охотником, а рядом ее брат с сестрой хворост собирали! И Василий подтвердит!

– Да мало ли о чём они говорили! – возразила одна из женщин. – Может, по делу спрашивал!

– А сегодня! – голос Некраса зазвенел торжеством. – Сегодня она пришла одна! Передала ему какой-то сверток, обнималась с ним и целовалась! Я сам видел!

– Врёт он всё! – отчаянно выкрикнула Марина, чувствуя, как почва уходит из-под ног. – Не было ничего! Я хворост собирала!

– А детей спросите! – с ехидной усмешкой произнес Некрас, переводя взгляд на испуганных Алю и Сеню, которые жались в дверях. – Они врать не станут.

– Охотник… он вчера просто поздоровался, – проговорила Аля, с вызовом глядя на Некраса, но в ее голосе слышалась неуверенность.

– Некрас, ты совсем стыд и совесть потерял? – неожиданно громко и гневно крикнула Карина, выступая вперед. – Все в деревне знают, что ты давно ходишь кругами возле нашего дома! Звал Марину замуж, да только денег на выкуп нет! И ты ей не люб! Уходи, пока я к старосте не пошла! За клевету на девичью честь можно и в суд городской попасть! Ты этого хочешь?

Некрас на мгновение смутился, но тут его взгляд упал на Сеню. Хитрость мелькнула в его глазах.

– Эй, пацаненок, – он поманил мальчика пальцем. – Ты же не хочешь, чтобы твоя сестра была опозорена на всю округу и никогда замуж не вышла? Скажи всем правду про эти встречи, и я отдам все свои сбережения. Женюсь на ней честно. – И он уже смотрел на Карину, вкладывая в слова особый смысл. – А тот нищеброд… даже если и возьмет ответственность, то невесту получит даром. Подумай, Карина, над моим предложением. Оно выгодное.

Сеня, бледный и перепуганный этим взрослым, страшным миром интриг и угроз, ничего не ответил и, развернувшись, убежал в дом.

– Уходи, Некрас! – окончательно вышла из себя Карина. – И только посмей еще хоть словом опозорить нашу семью!

Не добившись своего, Некрас с ненавистью окинул взглядом собравшихся и, плюнув, быстрым шагом вышел за калитку. Соседки, обсуждая ситуацию, расходились по домам.

В наступившей тишине Карина обернулась к Марине, ее глаза горели холодным гневом.

– Из дома, пока замуж не выйдешь, – ни шагу! – выкрикнула она, и в голосе ее не было места для возражений.

Как это ни парадоксально, в глубине души жена Виктора поверила Некрасу. Слишком уж независимой и своенравной стала Марина в последнее время – требовала денег, свободы выбора жениха. Но нет, она, Карина, не позволит, чтобы семья осталась без положенных пятидесяти серебряных. Не видать расцветшей, похорошевшей, ставшей самой завидной невестой в округе Марины, ни нелюдимому охотнику, ни бедному Некрасу. Голытьба в родственниках ей была не нужна.

Накинув на плечи нарядный платок, Карина решительно выбежала на дорогу, ее ум лихорадочно искал выход из ситуации. Стоило поторопить сваху с тем престарелым женихом из города.

И тут ее путь преградил незнакомый, хорошо одетый мужчина в городской одежде.

– Добрый день, – вежливо обратился он, приподняв шляпу. – Не подскажете, где проживает семья Соколовых? Мне указали на этот дом.

– Да, это я и есть хозяйка семьи Соколовых, – раздраженно бросила Карина, окидывая незнакомца оценивающим взглядом. – А что случилось?