Текст книги "Порядочный хаосит (СИ)"
Автор книги: Киная Форми
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– А как именно? Что ты при этом делаешь? Если подробно?
– Эээээ… – задумался тот. Присмотрелся к одному из кактусов, замолчал. Взгляд его стал отстранённым.
Вилириан сначала нервно постукивал о край стола перстнем, потом спохватился и перестал.
– Ну… я как бы замолкаю, а потом чем-то внутри вроде как подцепляю что-то в себе. Скорее двигаю. Потом у меня немного закладывает в ушах, и я вроде как слышу нечто вроде странных звуков, которые не похожи на звуки, и при этом чем-то понимаю, что он расстроен и жалуется на плохую почву. Они все обычно жалуются. Не очень полезная способность, знаешь ли.
Вилириан кивнул.
– А теперь подумай о том, как ты это понял.
Ликс поднял брови и уставился на отца.
– В смысле, как я это понял. А как я вообще что-то понимаю?
– Вот, и это самый главный вопрос. Как ты вообще что-то понимаешь. Попробуй посмотреть, как ты что-то понимаешь. Закрой глаза. Смотри на то, как ты смотришь. Понимай то, как ты понимаешь. Думай о том, как ты думаешь. Смотри на то, как ты смотришь. Понимай то, как ты понимаешь. Думай о том, как ты думаешь. Смотри. Понимай. Думай. – Вилириан говорил размеренно, с длинными паузами между словами.
Ликс, прикрыв глаза, обмяк в кресле. Повисло молчание. Вилириан терпеливо ждал.
– Голова так кружится, – ответил он, не открывая глаз. Голос его был какой-то чужой, незнакомый. – И ощущения странные. Немного страшные. Я будто на дно погрузился, в темноту. Там всё как бы другое: трогаешь что-то, и оно разваливается.
Он открыл глаза и начал их тереть.
– Что-то понял?
– Вроде нет. Или понял…
– А теперь попробуй ещё раз применить способность, – сказал Вилириан, отправляя к Ликсу щелчком по столу скляницу живого стекла с алой жидкостью внутри.
– Да я не потратился, – возразил было он, но Вилириан жестом прервал его.
– Попробуй.
Ликс накрыл ладонью скляницу и снова присмотрелся к тому же кактусу.
– Ого, – бодро сказал он. – Ему не хватает этого… олова? Серы? Нет… Чего-то горького… он хочет горького. Такой неприятный вкус, а ему нравится, он скучает по нему. Кислого и горького.
– Ему не хватает фосфора, – кивнул Вилириан. – Молодец.
– Ого. А что ты мне раньше такое не показывал?
– Обычно такому учат на специальных уроках в Академии. Итак, Ликс, ну как, хочешь повторить? Ещё раз попробовать понять, как ты понимаешь? Посмотреть…
Ликс замахал руками и скривился.
– Кружится голова, неприятно. Будто заболел. Нет, в другой раз. Сейчас даже думать об этом неприятно.
– Сейчас ты, скажем так, немного хлебнул из глубины, Ликс. Я помог тебе это сделать, но основную работу ты сделал сам. Чем глубже ты будешь погружаться, тем сильнее будет твоё сердце, и тем лучше ты будешь владеть своей способностью. Если ты будешь исследовать свои глубины решительно и спокойно, вливать в себя эссенцию, изучать и применять Максимы и непреклонно следовать пути истинного Алого, ты однажды сможешь постичь искусство формирования своей Реалиоры. Возможно, даже не одной.
– Так просто?
– Это самое сложное, Ликс, что только есть под небесным ветром. Ты сейчас не сделал даже четверти шага, а уже устал. Рессам же погрузился на невероятную глубину. Его понимание природы Хаоса, природы Алой эссенции несравненно, и именно потому его массивы и Великие Печати превосходят все существовавшие до него. Он может, глядя на проект Великой Печати, внести три-четыре исправления, и она станет вдвое эффективнее. Он видит ошибку в созданном массиве, и чувствует, каков он должен быть. И его Реалиора Пространства может перебросить предмет или человека на десятки тысяч газаров так же просто, как я перемещаю чашку по столу. Наша сила и процветание зависят от Рессама. Как и от каждого Архонта. Девятка Архонтов значит для Ван-Елдэра едва ли не больше, чем все остальные Алые, вместе взятые.
Ликс хмыкнул.
– Ну, если он такой могущественный, то с ним ничего не должно случиться.
– Сейчас странные времена, – устало сказал Вилириан. – Мне уже кажется, что может случиться что угодно. Пошли домой. Мне нужно подготовиться, чтобы запустить большой массив Рессама и найти его.
– А как ты-то его запустишь?
– Реалиорой Воли, конечно.
– А ты сможешь?
– Думаешь, Архонта Непреклонности так называют за строгость со своими детьми? – усмехнулся Вилириан. – Если надо, то я могу всё.
Глава 26. Река
Первое, что я почувствовал – головную боль. Судя по всему, именно она меня и разбудила. Не открывая глаз, я плыл внутри этой монотонной боли, которая набегала волна за волной, будто хотела укачать меня, как мать – ребенка. Но вместо убаюкивающего сна я ощущал, что в мои виски врезаются острые камни. Ц-ц-ц, ц-ц-ц, ц-ц. Их острые грани царапают мой череп изнутри, боль отступает и снова накатывает вместе с новой волной. Бьется и бьется о мою бедную голову.
Я даже попытался было уснуть снова, но от этой извращенной попытки меня начало еще и мутить. Я открыл глаза. Их тут же резанул серый холодный свет; головная боль, а с ней и качка усилились. Перед моими полузакрытыми глазами раскачивался потолок, сложенный из темных досок, вторя маятнику у меня в висках. Бам-бам-бам.
Хуже похмелья в своей жизни я не помнил. Ужасно было еще и то, что пьянки накануне я тоже не помнил, помнил только, как собирался её затеять. Вот это самая грустная часть хорошей вечеринки: ты не только умираешь с утра, но и не помнишь тех вещей, которые стоили того, чтобы сегодня так страдать. И стоили ли? В такие моменты я совершенно искренне презирал себя. Как-никак, а мне не шестнадцать лет уже, пора знать меру. Ничего хорошего в таких вот мучительных пробуждениях я не видел. Как и в том, чтобы совершенно утрачивать контроль – что, по всей видимости, и произошло со мной вчера.
Ветра, и как теперь хоть что-то вспомнить? От любой попытки подумать голова начинала трещать еще сильнее.
Смотреть на раскачивающийся потолок я больше не мог. Внутри меня ворочалась мутная волна, требующая немедленных действий. Я сполз с кровати, по-прежнему плохо различая что-то из-за мучавшего меня света. Попытался влезть в свои ботинки, но пальцы рук не слушались, и я побрел как был – в носках. Хорошо еще, что не голый. Видимо, сил снять обувь мне вчера хватило, но – только и всего. До двери я добирался, качаясь, постоянно припадая то на одно колено, то на другое, и хватаясь руками за стены. Я сбил по пути стул и боком напоролся на угол стола, взвыв даже не от боли, а от бессилья. Мне никак не удавалось двигаться прямо. Ноги меня не держали, голова кружилась, пол казался качающейся, ужасно нестабильной поверхностью, опереться на которую у меня никак не получалось. Это определенно было самое худшее пробуждение в моей жизни. Больше никаких вечеринок, никогда!
Дверь распахнулась наружу, и, я не ожидая этого, выпал из нее в какую-то холодную лужу. Откуда здесь столько воды? Я что, в каком-то притоне? Даже думать не хотелось, как и почему я оказался… там, где оказался.
Меня оглушил истошный крик каких-то птиц, окатила волна холодного воздуха и ослепил яркий свет. Не в силах терпеть всё это, я зажмурился и, проклиная все и сразу, свернулся калачиком и попытался умереть прямо здесь.
– Доброе утро!
Умереть мне не дали. Чьи-то цепкие пальцы ухватили меня за плечо и вытащили из лужи. Я попытался вяло сопротивляться, кажется, даже что-то сказал, но сознание и тело снова рассоединились, я упал куда-то в темноту.
Через секунду (во всяком случае, мне так показалось), меня что-то ударило, и тут же стало холодно и мокро. Я распахнул глаза, смаргивая ледяную воду и осматриваясь.
– Я что, на корабле?!
Я сидел на деревянном стуле. Справа от меня был низенький, по колено, деревянный бортик, а за ним катились мутно-серые волны с белыми барашками. За ними виднелся скалистый берег и кромка леса. Под ногами был грубый дощатый настил, изрядно побитый, посыпанный какими-то ошмётками коры.
Вот, значит, что у меня за похмелье! Я на корабле. Мир качается не только в моей голове. Еще плохо соображая, я повернул голову влево и обнаружил что-то вроде невысокого строения на палубе. Понятия не имею, какое название может иметь деревянная коробка, с окошками, вероятно – каюта. У неё было несколько дверей, и перед одной из них стояла, уперев руки в бока, сердитая рыжеволосая девушка. У ее ног валялось пустое ведро. Я перевёл взгляд с ведра на её сапоги, зачем-то изучая их. Хорошие сапоги. Ветра, как болит голова!
Из сапог девушки торчали стройные ноги в темно-зеленых брюках, из них росло туловище, в такой же по цвету куртке с многочисленными карманами. Венчало это все симпатичное, в общем-то, лицо, которое разглядывало меня хмуро и, пожалуй, презрительно.
Ситуация складывалась явно не в мою пользу. Видимо, мне предстояло как-то оправдаться. В том, что я совершенно не помню. Ну, какой же позор! Я был готов проклясть себя смертным проклятием, лишь бы никогда больше не оказываться в такой вот идиотской ситуации. Впрочем, не в первый раз. Никаких вечеринок больше!
– Слушай, – начал я осторожно, – наверное, это не очень хорошо звучит, а выглядит еще хуже, но я совсем ничего не помню, – я изобразил обезоруживающую улыбку, надеясь, что язык при этом не вываливается из моего рта.
Девушка напротив выгнула бровь, давая мне понять, что улыбка не сработала.
– Это не потому что я тебя забыл или… – мне никогда не давалось красноречие до завтрака. – Что бы я ни делал накануне, это точно был не я. Я очень уважительно отношусь к девушкам, особенно таким хорошеньким… – бровь вернулась в хмурое положение. – Ко всем девушкам! – попытался я исправить положение. – Ты сейчас мне наверняка не веришь, но на самом деле, я совсем не такой, как мог показаться тебе вчера. Что бы я там ни говорил или делал, это делал за меня алкоголь.
Честно говоря, слова давались мне с большим трудом. Голова все еще гудела, а непрекращающаяся качка только усиливала рвотные позывы. Больше всего мне хотелось сейчас прикрыть глаза и ни о чем не думать, но передо мной возвышалась явно обиженная и возмущенная мною девушка. Учитывая ее методы пробуждения, игнорировать ее чувства не стоило.
– Послушай, – продолжил я с новым пылом, – если я тебя как-то обидел, или… – я поморщился, – сделал что-то дурное, я извиняюсь. Если я там, не знаю, грязно приставал, – я поморщился, – я искренне прошу прощения. Может тебя утешит, что сейчас мне так плохо, ты даже не представляешь себе, как!
Я горестно вздохнул: так жалко звучал мой лепет. Ветра, дайте мне сил пережить это позорище!
– Грязно приставал? – девушка наконец заговорила.
Ее голос поразил меня ясностью и какой-то даже солдатской резкостью. Каждый слог в фразе она будто выговаривала с отдельно – четко, быстро, немного нервно.
– Ко мне?
– Ну да, я подумал…
– Что?
– Что, может, я был чрезмерно настойчив, например или, наоборот бросил тебя посреди веселья…
Второе было очень в моем духе, кстати, я легко мог увлечься чем-то еще, вдохновлённый алкогольными парами.
– Настойчив?
Карие глаза напротив на миг округлились, в них мелькнуло понимание, тут же сменившееся новой порцией презрения. Я не успел сообразить, что происходит, как меня болезненно потрепали по щеке ладонью в перчатке. Болезненно – потому что камни внутри моего черепа от этого прикосновения снова пришли в движение.
– На этой вечеринке настойчивой была я, – сообщила мне девушка, снова дернув бровью. – Так что не воображай лишнего. Иди в свою каюту, Ройт Айнхейн, и приведи себя в порядок, мы на пути в Почерму.
Она указала мне на дверь, из которой я вышел, и скрылась за соседней дверью.
Зайдя в каюту, я машинально, морщась от боли, стянул промокшую рубашку, утёр ей лицо и волосы. Оглядевшись по сторонам, заметил увидел лежащую на столике около койки стопочку одежды; я взял новую рубашку и, стуча зубами, натянул её на себя. Погода, однако, не располагала к водным процедурам. Накинул сюртук, замотал шею шарфом и вылез наружу, морщась и пошатываясь. Где это я, всё же?
Вышел на палубу, огляделся. Я на каком-то длинном, длинном, длинном деревянном судне, довольно обшарпанном, его пустая палуба завалена каким-то сором вроде ошмётков коры. Каюта, из которой я вышел, располагается ближе к корме; впереди, на носу, другая маленькая пристройка. Между ними, на палубе, возвышается какая-то штука наподобие крана. Нет ни мачты, ни паруса, а небольшие облачка белого дыма, вырывавшиеся из пристройки на носу, не похожи на работу теплового двигателя. Как она вообще двигается? И да, я помнил, что такой корабль назывался баржа. Кой штиль понёс меня на эту баржу? И почему с девушкой?
Я растерянно пялился на бегущие за бортом тёмные речные волны. Я на барже. На барже. Куда я плыву? Девушка облила меня водой… и сказала, что мы на пути в Почерму. Почерма, Почерма… Воспоминания возвращались каким-то вихрем из мелькающих картинок. Бунт на пристани, Ногач, Золто, Чора… Всепроникающий ветер, никакой вечеринки не было! Эта девица напала на меня!
Понимание тут же привело меня в чувство. Даже головную боль сдуло прочь. Мне нужно было немедленно выяснить, что же на самом деле произошло со мной вчера,
– Это ты меня вырубила и похитила! Из-за тебя у меня так болит голова! – я распахнул дверь каюты, полный решимости и гнева. – Я пытался спасти Золто, а ты напала на меня посреди улицы! Какого штиля происходит?! Куда ты меня везешь? Где мои друзья?!
Я сжал кулаки. Теперь, когда я понял, что стыдиться нечего, меня затопила злость. Какая-то рыжая девица спутала все наши планы, да еще и настолько не вовремя.
– Меня зовут Лексина Дуайт, – моя похитительница сидела за небольшим столиком в углу каюты, – меня послали Архонты на твои поиски.
– Зачем? – это звучало так странно, что я растерялся.
– Затем, что ты исчез после суда, и твой отец вместе с другими членами совета сбились с ног, пытаясь понять, куда ты мог подеваться, – Лексина равнодушно пожала плечами.
– А бить меня было зачем? И где мы находимся?
– Не было времени объяснять. Приношу извинения. Тебе угрожала смертельная опасность, поэтому пришлось действовать быстро и решительно. Я нанесла точный и безопасный для здоровья удар. Мы на зафрахтованной мной грузовой барже, капитан которой не смог из-за стачки взять груз леса. Идём вниз по реке в Почерму, где мы пересядем на корабль до Тэшера.
Вот оно что. Я выдохнул и, подавив злость, кивнул. Агент Алых. Я редко мог понять ход их мыслей и обычно считал их необходимым злом. Тренированные, прошедшие десятки вливаний Алые, часто – из младших родов. Они были эффективными… и недалёкими. Надо же, баржа. Что ж, хорошо ещё, что я не трясусь в запряжённой волами повозке, замотанный в половик – для пущей безопасности.
– То есть, Архонты поняли, что совершили ошибку, осудив меня, и теперь спешат вернуть меня в Ван-Елдэр и принести свои извинения? – хмыкнул я, представляя, как нелегко было им принять такое решение. – Что ж, я согласен, но сначала необходимо…
– Ройт Айнхейн, у меня приказ доставить тебя не в Ван-Елдэр, – Лексина с явной насмешкой смотрела на мое вытянувшееся лицо.
– Но…
– Напоминаю, ты был осужден Судом Алых и будешь находиться в изгнании пять лет. Приговор суда Алых не может быть отменён.
– Зачем тогда они прислали тебя? Контролировать меня? – я снова начал злиться. – Ну так смотри: я в изгнании! Честно отбываю своё наказание! Ты вообще понимаешь, где я нахожусь?! Это самое настоящее изгнание, изгнаннее не придумаешь!
– Значит, в форте Хытыр-Кымылан тебе будет уютно, как внутри облака.
– Где?!
Я слышал про форт Хытыр-Кымылан – какая-то дыра на границе Гегемонии. На границе пустыни и … пустоши. Снова. Я невольно вспомнил начало своего изгнания и «пустошь», в которой я оказался. Сейчас мой лес казался таким родным! Золто, Ногач, Сандак были милейшими ребятами! Ветра, там же настоящие пустоши! Ни в какой форт я ехать не собирался.
– Я не поеду, – твердо заявил я.
– М?
– Не поеду. По суду меня отправили в изгнание, не в какой-то форт. Я в изгнании, мой приговор приведён в исполнение. Разворачивай своё судно, я возвращаюсь в Вохотма-Удо.
– Нет.
– Я возвращаюсь! – я подошёл к Лексине и сурово уставился на неё. – Мои друзья в беде. Я их не брошу.
– У меня нет никаких указаний насчет твоих новых друзей. В моих инструкциях только ты, я и форт Хытыр-Кымылан, – покачала головой Лексина. – Мы отправимся первым кораблем из Почермы.
– Ну так я даю тебе это указание! – рявкнул я сердито. – Я – прямой наследник дома Айнхейн, ты должна мне подчиняться по праву крови! Мы возвращаемся немедленно.
– Право крови обретается в смерти, кажется? – Лексина криво улыбнулась. – Я получаю приказы только от Архонтов. Войдешь в состав девяти – поговорим. Пока что ты объект, который надо доставить в нужное место – ничего личного.
С этими словами она поднялась и вышла из каюты, оставив меня одного размышлять над сложившейся ситуацией. Я был голодный, с больной головой и от того еще злее. С детства меня выводили из себя ситуации, где кто-то решал за меня, что мне делать, чего хотеть, кем стремиться стать и чем руководствоваться в жизни – довольно распространенная реакция, не так ли? Впрочем, с годами эта черта моего характера только усугубилась. Я не принимал хаотичку, не следовал обычаям Алых, плевал на авторитеты, вел себя вызывающе… и угодил под суд, да. Но, раздери-ветер, это был мой суд, мой приговор, мое изгнание! Как так вышло, что даже в этом случае обнаружились люди, которые стали решать, каким мне нужно быть изгнанником? Я был зол на Лексину, отца, всех Архонтов сразу.
До этого момента и не подозревал, как, оказывается, дорожу тем, что началось со мной после изгнания, а именно – свободной жизнью! По-настоящему, а не по игре, как было в Ван-Елдэре, где я после своих прогулок по Белым кварталам снова возвращался в башню и поднимался в свои покои, возвышавшиеся над городом. Здесь, на Яратире, я не обладал никакими привилегиями, и местные не вытягивались в струнку при моем появлении. Мне угрожали – как беззащитному изгою, давали приют – как бездомному страннику, смеялись над моими шутками, если было смешно и оскорбляли, если я не нравился. Да, пожалуй, большая часть моего пребывания в изгнании прошла под девизом «хуже быть, казалось, не могло, но стало», но зато все мои победы – возможно, нелепые и мелкие, были моими. Да, приятно пользоваться своим положением, когда ты можешь просто приказать гвардейцам, пришедшим разгонять собрание ремесленников, развернуться и уйти – и наслаждаться восхищёнными взглядами. Но здесь я был просто Ройт – не «тот самый Айнхейн», не наследник, не неприкосновенный носитель древней крови. И как же я был горд своими успехами.
Просто поразительно, какими глубокими сейчас мне показались такие, в общем-то, банальные идеи! И разве не этого хотел бы от меня мой знаменитый отец? Прекратить ребячество, повзрослеть, начать делать что-то?
Вот эту мысль, пожалуй, лучше было не думать. В голове тут же возник голос отца, с иронией спрашивающий, а что, собственно, я сделал такого особенного? Ну, я выжил в Норах, когда знающие люди были уверены в обратном. Знающим человеком был, правда, Золто.
Ветра, что же с ним сталось? Куда его потащили?
Я со стоном повалился на кровать. Настроение было хуже некуда.
– Время обедать.
В каюту вошла Лексина, удерживая на одной руке поднос с кофейником и какими-то неаппетитными на вид булками. Я с тоской подумал про пароход, оркестр и бесплатное пиво. Ну, хотя бы на этом судне тоже была какая-то кухня.
– Я отказываюсь ехать в форт Хытыр-Кымылан, – сообщил я, принимаясь за еду. – Я свободный человек, я не на службе – нет никакого закона, ограничивающего мои передвижения.
Свои права я прекрасно знал. Обычно, у меня всегда были только права. Практически в неограниченном количестве.
– Твои передвижения уже ограничены, – Лексины придвинула второй стул к столу, за которым расположился я. – Твоя служба в форте – решение Архонтов. Захочешь с ними поспорить – свяжешься оттуда.
– Я не поеду. Не можешь же ты меня постоянно вырубать, чтобы таскать с корабля на корабль!
Лексина скептически подняла бровь, и это меня вывело из себя окончательно.
– Прекрасно! – я стукнул кружкой по столу, расплескав кофе. – Значит, по-твоему, это отличный метод – тащить упирающегося человека, а, если он упирается слишком рьяно – бить по голове? Очень современно!
– Не хочешь, чтобы тебя били по голове, не сопротивляйся воле Архонтов, – Лексина пожала плечами и налила себе кофе. – Никто не желает тебе зла, наоборот даже.
– Первый раз слышу, что похищение человека – это доброе дело, – пробормотал я сквозь зубы.
Это ее спокойствие выводило меня из себя все больше. Я нервничал из-за Ногача с Золто и злился, что этому агенту Алых, похоже, совершенно плевать на все, кроме своей миссии.
– Слушай, – она, будто прочитав мои мысли, оперлась локтями о столешницу и устремила на меня пронзительный взгляд. – Я выполняю свою работу. То, что ты называешь похищением, для меня – сопровождение и защита.
– Ты грозишься вырубать меня на каждом шагу, как будто я опасный преступник!
– Преступник – да, опасный – нет. Во всяком случае, не для меня, как ты мог заметить.
Мне тут же вспомнилось ее эффектное появление в виде лисицы. Я знал, что за мной не отправили абы кого. Очевидно, Лексина – агент какого-то самого высокого эшелона, у которой в венах эссенции больше, чем крови. Шансов физически противостоять ей у меня не было.
– Я здесь представляю закон Хаоса, – продолжила она спокойно. – Если бы ты тоже его чтил, не оказался бы здесь. Твоя самоуверенность и дерзость привели тебя сюда.
– Закон Хаоса – который, кстати, нигде не записан – это, по сути, просто право сильного, – буркнул я сердито.
– Твоя слабость – твой выбор, не так ли? – Лексина равнодушно пила свой кофе. – Ты ведь не принимал эссенцию. Поэтому тебя судили, а не вызвали на поединок, например.
– И суд отправил меня сюда, а теперь…
Я осекся, вспомнив неожиданно слова Чоры. Сюда меня направил вовсе не суд. И Лексина также обмолвилась о том, что Архонты сбились с ног, разыскивая меня по всему миру.
– Я попал на Яратир не по воле Архонтов, – узор в моей голове наконец сложился.
– Суд отправил тебя в изгнание.
– О да, в форт Хытыр-Кымылан, видимо, – я растянул губы в улыбке, – вот только я здесь. Это была не моя воля, и не воля Архонотов.
– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурилась Лексина.
– Это была воля Хаоса! – объявил я радостно. – Теперь я все понял!
– Что именно?
– Перед судом я обратился к Храму. Просил его о помощи, – сейчас этот момент казался таким далеким, будто воспоминание из детства, – и он отправил меня на Яратир! Храм не поразил меня смертью, не наделил способностями, не раскидал моих противников, но и не смирился с их волей.
– Архонты не твои противники, Ройт, твой отец был на суде, если ты не помнишь, – язвительно заметила Лексина.
– И он планировал для меня военную службу на краю страны, ага, – я широко улыбнулся. – Очень в его духе, вот только Храм решил иначе. И что теперь? Ты, представляющая закон Хаоса, планируешь нарушить волю Храма? Изменить его планы? И это я еще самоуверенный и дерзкий?
Лексина опасно сузила глаза. Я отсалютовал ей кружкой с остатками кофе. Кажется, мое положение уже не было столь однозначным и безнадежным.
Несколько минут мы молчали. Лексина – напряженно, во всяком случае, мне так казалось, я – наслаждаясь горячим кофе.
– То есть, ты полагаешь, что Архонты не представляют Хаос? – все-таки, она не выдержала.
– Архонты, – сказал я, жуя булку, – упорядочены по уши, куда им Хаос-то представлять! Закон хаоса? Это же чушь, вроде сладкого камня.
Лексина щипчиками подняла кубик сахара и положила его в свою чашку, выразительно глядя на меня.
– Абсурдность этого положения и доказывает его истинность, – невозмутимо сказала она. – Закон Хаоса невозможен, и поэтому он есть. Порядок сам из себя представляет идею закона, следовательно, у него никакого закона быть не может.
– В смысле?
– У Порядка не может быть особого Закона Порядка, так же, как ты не можешь быть своим собственным сыном. Хаос рождает абсурдные вещи, следовательно, Закон Хаоса может и даже должен существовать.
– Ты же не сама это придумала?
Лексина пожала плечами.
– Если ты думаешь, что ты – первый человек на земле, который бросает обвинения Архонтам в чрезмерной упорядоченности и нападает на идею закона Хаоса, вынуждена тебя разочаровать. В школе, в которой меня учили, разбирается несостоятельность куда более весомых доводов, чем те, которые ты привёл. Я удивлена, что ты, закончив Академию, рассуждаешь так примитивно.
– Много прогуливал, – буркнул я.
Стоило мне вступить в такой спор, как я сразу вспоминал о том, что дискуссии все-таки не были моей сильной стороной. «Не способен рассуждать абстрактно», – кажется, что-то такое говорили обо мне в кулуарах Академии после очередных моих разглагольствований во время занятий. Поговорить-то я любил всегда.
– Я не могу себе это представить, – мне пришлось признаться. – Хаос порождает закон?
– Именно так.
– Следовательно, самый законопослушный гражданин будет следовать Хаосу?
– Нет. Только в том случае, если он следует закону разумно и вкладывая в свои законопослушные поступки огонь своей души. Если он следует Хаосу из страха, он совершает ошибку.
– А может закон – ошибаться?
– Может, – сказала Лексина, – закон может всё. Я с удовольствием побеседую с тобой о природе Хаоса на пути в Хытыр-Кымылан, Ройт Айнхейн. Это будет полезнее для нас обоих, чем слушать твои извинения за пьяный дебош, которого не было.
– И всё же, зачем ты, представитель закона, била меня по голове?
– Я уже объясняла, что это было самым подходящим вариантом действий в сложившихся на тот момент обстоятельствах.
– Подходящий вариант?! – немедленно возмутился я: нет ситуации, где подходящий вариант – мое избиение. – Ты же агент, а не гвардеец, посланный усмирять бунт! Если ты захватываешь объект, и твоей целью является его безопасность, бить его – значит проявлять некомпетентность, – я подпустил сухости в голосе, выпрямился и бросил на Лексину свой фирменный взор Алого.
Лексина поморщилась.
– За годы службы я наслушалась выговоров, Ройт, и выработала к ним абсолютный иммунитет.
– Лексина, если бы ты хотя бы спросила меня, куда я направляюсь, ты бы выяснила, что я еду в Почерму, чтобы оттуда отправиться в Юхать, – я сокрушенно покачал головой. – Ты могла сопровождать меня как минимум полдороги, и мы оба были бы довольны. Вместо этого что? Ты вырубила меня, когда я пытался помочь другу, захватила и везёшь… туда, куда я и намеревался попасть! Вот только теперь из-за твоего «подходящего варианта» я всеми силами рвусь назад. Мои друзья в беде. Мы вернемся, поможем им, а там решим. Может, и в Хытыр-Кымылане неплохо. Или я спишусь с Архонтами, объясню им ситуацию, и они, наконец, оставят меня в покое на пять лет, как мне было обещано по суду.
Лексина вздохнула.
– Ну? Пожалуйста?
– Нет, Ройт. Я сожалею. Ты отправляешься со мной. Я не поверну корабль. – Её голос звучал искренно и даже сочувственно.
– Ты дура! – я сорвался. – Твердоголовая дура! Я хотел путешествовать вместе с другом, а теперь его, наверняка, захватили местные бандиты! Потому что Архонты не могут оставить меня в покое даже на другом конце земли? И потому что ты – лучший агент Алых – не могла сказать мне три слова! Три слова! «Куда ты едешь?»
– Все гораздо сложнее, чем ты и…
– Все в разы проще! – рявкнул я. – Слушай меня, ты, зверь безмозглый: не знаю, как, но я не отправлюсь с тобой ни в Хытыр-Кымылан, ни в Почерму, и Хаос мне свидетель, – я рассердился по-настоящему. – Я – носитель его воли! А ты – ограниченная тупица! Наёмный костолом на службе у Алых тиранов с промытыми мозгами!
По лицу Лексины пошли алые пятна. Судя по всему, она готова мне врезать ещё раз. Я вышел из каюты. Она тут же выскочила за мной, видимо, из опасений, что я сигану за борт.
Опершись о бортик, задыхаясь от гнева, я проговорил, глядя на реку:
– Эй, Хаос! Слышишь? Я сухой лист, готовый взлететь – мне нужен твой ветер! Я готов к новым приключениям, готов спать на камнях, драться с разбойниками, раздавать свои штаны манекенам, голодать и проводить бессонные ночи – только освободи меня от этого конвоира!
Ветер пронёсся над рекой, взлохматил мне волосы и унёсся прочь.







