Текст книги "Первая (ЛП)"

Автор книги: Ким Притекел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Когда голубые глаза открылись и уставились на меня, я тут же выкинула эту мысль из своей головы. Я помогла Бет сесть поудобней, и она обняла свои согнутые колени, а затем так пристально заглянула мне в глаза, что мне оставалось только молиться, чтобы она не разглядела в них то, что я чувствовала внутри себя.

"Спасибо, Эм, – прошептала она. – Я так рада, что ты нашла меня. Ты единственный человек на земле, который смог бы проявить подобную заботу обо мне такой и от которого я приняла бы эту помощь". Я улыбнулась и откинула в сторону прилипшую к щеке Бет прядь волос.

«Я всегда рядом с тобой, и всегда помогу тебе, Бет. Так же, как и ты мне».

Я помогла Бет одеться, и мы вернулись в спальню. Она камнем рухнула на кровать, застенчиво улыбнулась, а затем протянула мне руку. Я посмотрела на нее с невысказанным вопросом в глазах.

«Знаю, тебе это покажется странным, но это вовсе не то, что я обычно прошу у кого-то. Просто… ну, просто полежи со мной и обними меня ненадолго», – ее глаза уткнулись в одеяло на кровати, а щеки слегка покраснели от смущения. «Кажется, сегодня вечером я снова и снова заставляю тебя испытывать смущение», – пробормотала она. На моем лице появилась мягкая улыбка, и я опустилась на кровать рядом с ней, широко раскинув свои руки. Бет посмотрела на меня, а затем упала в мои объятия. Затолкнув свои ноги под одеяло, она накинула его на нас сверху, укутывая поплотнее. Я прижала ее к себе, голова Бет покоилась у меня на груди, и мы говорили. Той ночью мы говорили обо всем на свете – о любимых шоу на телевидении, о политике и о том, где бы мы хотели оказаться, когда нам исполнится двадцать лет.

 До этого момента за все те годы, что я знала Бет, я никогда не видела, чтобы она была настолько непредвзятой, такой откровенной и честной в своих суждениях по отношению к себе. Неловкость и некая смущенность от произошедшего ранее сменилась небывалой честностью. Не помню, чтобы когда-нибудь снова после этого я сама так искренне делилась с другим человеком своими самыми сокровенными мыслями и желаниями. Я сохранила в своей памяти эту ночь именно такой, какой она была, за ту особую, незабываемую интимность, с которой не сможет сравниться ничто, даже секс.

«Знаешь, в последнее время я довольно много размышляла о твоей тёте», – сказала Бет тихим голосом. «Так печально, когда нечто подобное происходит с кем-то в таком молодом возрасте, – она помолчала с минуту, а потом продолжила. – Эм, у тебя есть нечто такое, о чем бы ты сожалела?» Я пробежалась пальцами через ее темные волосы, обдумывая свой ответ.

"Да", – призналась я. Она помолчала, давая мне возможность объясниться, если, конечно, я пожелала бы. Итак, о чем же я сожалела? Мое признание сорвалось с губ прежде, чем я обдумала ответ. Видимо мое подсознание знало обо мне больше, чем я. У меня была целая куча сожалений, и во всех них неизменно присутствовала Бет. Я отдавала себе полный отчет в том, что мои признания расстроят Бет, и я не собиралась рассказывать ей о них возможно из-за страха показаться лицемерной ханжой. Я сожалела, что наша дружба понемногу начала ухудшаться, переходя ко все более поверхностным отношениям. Где-то в глубине своей души я знала, что мы любим друг друга так же сильно, как раньше, или даже больше. Для Бет я сделала бы все, что угодно, и я знала, что она сделала бы для меня то же самое. Я сожалела о своей слабости в том, что лишена способности признать – я чувствовала влечение к своей лучшей подруге и понимала, что ее тоже влечет ко мне. Моя голова все еще шла кругом от тех мыслей, которые посетили ее всего несколько часов назад, когда я мыла Бет. Казалось, что это произошло не со мной, что те мысли не были моими собственными мыслями. А могло быть и так, что они все же были моими, но гораздо более настоящими и честными, чем когда-либо раньше. Я не могла понять саму себя и была слишком молода, чтобы разобраться со всем этим за одну ночь.

Я взглянула в окно и увидела, как первые лучи солнца начинают выглядывать из-за домов, стоящих позади нашего. Мы разговаривали всю ночь. Я обратилась к Бет.

 «А ты?»

«Да, и часто». Она поудобнее устроила свою голову у меня на груди, и её объятия стали чуть крепче. «Кто-то однажды сказал мне, что жить без сожалений, означает вообще не жить». Я вздохнула.

"Как это верно". Я почувствовала, что на такую близость начинает реагировать мое тело. Все его нервные окончания с самой искренней мольбой устремились к тем частям тела Бет, которые соприкасались с моим. По-видимому, в этой витающей тишине поздней ночи или, лучше сказать – раннего утра, было нечто такое, что заставляло мое тело гораздо лучше осознавать то, что происходит вокруг и его истинные желания. Я закрыла глаза и сглотнула.

«Думаю, нам все-таки следует хоть немного поспать», – сказала Бет нежным голосом. Я открыла глаза и с облегчением вздохнула. Сон. Какая хорошая идея, и тут же задалась вопросом, а что если и Бет так же сильно взволнована нашей близостью, как и я. С этой мыслью я закрыла глаза, позволяя тьме окутать меня.

* * *

Мы с Ребеккой остановились в Колорадо-Спрингс у IHOP, чтобы поесть. Сидя за столиком, я смотрела на свой почти нетронутый чизбургер и картошку фри, зажатую в руке, которую я снова и снова окунала в смесь кетчупа и майонеза.

«Знаешь, мне кажется, что на картошке вполне достаточно соуса, ее уже можно съесть». Я подняла взгляд и встретилась со смеющимися глазами Ребекки. Усмехнувшись, я засунула картошку в рот. «Скажи мне, а чем занималась Бет и как проходила её жизнь? Она жила с кем-нибудь?» – спросила моя любимая, вытирая соус со своих губ. Я пожала плечами.

«Если честно, то я не знаю. Мне ничего не известно». Я вновь столкнулась с ее пристальным взглядом и смогла разглядеть непонимание и даже немного удивления. «Я размышляла об этом прошлой ночью. Понятия не имею, где она жила или с кем, если вообще она жила с кем-то. И то, чем она занималась, хотя вот тут, зная Бет, все просто и очевидно – она была на сцене до конца», – я улыбнулась своим воспоминаниям. «В том единственном месте на земле, где она воистину чувствовала себя, как дома. На подмостках сцены».

«Это точно, она была очень талантлива. Я рада, что мне удалось увидеть ее на сцене, хотя это было всего один раз».

«Да. Это так».

«Нравилось ли Бет в школе?» – спросила Ребекка, потягивая чай со льдом. Я покачала головой.

«Она ненавидела ее. Думаю, единственной причиной, по которой она так долго посещала школу, было то, что в ней был театр. Им она жила. Ну ладно, театр и студенческие вечеринки».  Ребекка кивнула, и на её лице промелькнула легкая улыбка.

* * *

Я проснулась от ощущения жара за своей спиной и довольно громкого стука, раздающегося прямо в моей голове. Как только я вернулась в реальный мир, то поняла, что жар исходит от Бет, прижимающейся к моей спине, её рука лежала на моей талии, удерживая на месте и не давая отстраниться. И кто-то настойчиво стучал в мою дверь.

«Эмми? Дорогая, ты проснулась?»

Я подняла голову и посмотрела вокруг. Моя комната представляла из себя зону настоящего бедствия – вонючее мусорное ведро по-прежнему стояло рядом с кроватью, на полу раскидана одежда, а солнце ярко светило через окно. Я простонала.

«Да», – пробормотала я и очень осторожно, чтобы не разбудить Бет, выбралась из постели и подошла к двери. Открыв ее, я обнаружила там маму в халате, она пристально посмотрела на меня.

«Дорогая, ты собираешься сегодня идти в школу?» – спросила она, приподняв брови.

«Который час?» – поинтересовалась я.

«Почти восемь тридцать». Я снова простонала. Уроки начались почти сорок пять минут назад.

«Нет, – решила я. – Уроки уже начались. К твоему сведению, мы легли спать часа три тому назад, и… – я повернулась и кинула взгляд на спящую Бет, – сегодня я нужна Бет». Я повернулась обратно к своей матери.

«Ладно, Эмми, – ее лицо стало серьезным. – Ты скажи Бет, что, если она выкинет нечто подобное еще раз, ей не придется беспокоиться о Норе Сэйерс. Она будет иметь дело уже со мной».

«Намек понят, миссис Томас», – раздался сонный голос позади меня. Я хихикнула, а мама заглянула в комнату через моё плечо.

«Тебе лучше понять это», – сказала она, грозя пальцем Бет, которая виновато улыбнулась и со стоном уронила свою поднятую голову обратно вниз на подушку. «Вам, девочки, надо немного поспать», – сказала мама и быстро обняла меня, прежде чем покинуть нас. Я повернулась и направилась обратно к кровати, мое тело чувствовало себя так, как будто прошлой ночью по нему проехался жутко огромный грузовик. Как только я забралась обратно в постель, Бет снова прижала меня к себе, я поудобней устроилась в ее объятиях и тут же заснула.

Глава 6

Подсказывая отцу и Рону направление, я помогла им обойти угол, чтобы не повредить стену изголовьем кровати, а затем открыла дверь в спальню так широко, насколько это было возможно. Недовольно ворча, они поставили тяжелое изголовье на пол и направились за оставшимися частями кровати обратно к грузовику, который стоял на подъездной дорожке. В это время мама и тетя Китти сидели на кухне, составляя для тети график приема лекарств по назначенным рекомендациям доктора.

«Посторонись!» Я прижалась к стене, пропуская мужчин, несущих один из матрасов. После того как они прошли мимо, я двинулась к выходу, не желая мешать им. На дворе стояла ранняя весна, и первый год моего обучения в старшей школе близился к завершению. Летом мне исполнится восемнадцать, и впереди предстоял последний год учебы. Я с нетерпением ожидала его завершения, стремясь поскорей получить диплом, и отправиться учиться дальше – в юридическую школу Боулдер, Колорадского университета.

Состояние тети Китти за прошедший год существенно ухудшилось. В самом начале диализ проходил хорошо, и так продолжалось до тех пор, пока игла капельницы, которую врачи втыкали в её руку, чтобы соединить с прибором для очистки крови, не начала закупориваться сгустками, а её вены одна за другой не начали разрушаться. Так что сейчас ситуация значительно ухудшилась и теперь у нее остался только один шанс на выздоровление – место в очереди на донорскую почку. Я знала, что мама очень сильно волновалась, переживая за сестру.

Войдя в кухню и прислонившись спиной к холодильнику, я какое-то время наблюдала за беседой двух сестер. От прежней тёти Китти не осталось почти ничего. Она сильно похудела и около девяти месяцев назад остригла свои шикарные волосы, так ей было проще справляться с ними. Сейчас от неё осталась только тень самой себя прежней, и это заставляло мое сердце сжиматься от боли.

Я вышла из дома и села на крыльцо, мой взгляд непроизвольно переместился на дом Бет. Мы с Бет не разговаривали вот уже почти два месяца. Я отвела взгляд от ее дома и посмотрела на дом Нивенсов, расположенный прямо через улицу, и попыталась выбросить из головы то, что случилось и как глупо это вышло.

* * *

Я посмотрела вокруг и увидела, что наш серебристый Камри спускался вниз по знакомой улице, усаженной деревьями. За последние десять лет этот район совсем не изменился, хотя мама говорила, что многие дома были проданы или сданы в аренду. Какой позор! Арендатор никогда не будет заботиться о доме так, как его хозяин.

Я кинула взгляд на дом Доннера слева от себя и подумала о том, что старый Таунсенд Доннер наконец-то умер в прошлом году, и сейчас его дом являлся полем битвы между одиннадцатью детьми. Я всегда удивлялась, как, черт возьми, он и его жена Марта умудрились вырастить столько детей в таком маленьком доме с тремя спальнями. Я оторвала взгляд от старого дома и посмотрела вперед, чтобы не пропустить родительский дом. Ребекка, которая раньше здесь еще не была, так же, как и я, с интересом смотрела по сторонам. Как правило, мои родители сами приезжали в Нью-Йорк, чтобы увидеться с нами.

"Знаешь, дорогая, я думаю, что тебе и в самом деле следует почаще выбираться сюда", – сказала она и ее голос разогнал тишину в автомобиле.

«Знаю», – согласилась я. Глубоко вздохнув, я прижала машину к обочине и остановила ее. Пикап моего брата стоял на подъездной дорожке к дому, и я просто не могла дождаться, чтобы увидеть Билли и его семью. Господи, как же долго я не была здесь!

Не успела открыться дверь у машины, а я уже слышала радостный крик и видела, как Билли несется ко мне прямо через лужайку перед домом. Он заключил меня в крепкие объятия, приподняв над землей и прижав к себе. Я повисла у него на шее, счастливая уже от того, что вижу его.

"Наконец-то! Я уж было подумал, что не дождусь встречи с тобой!" – воскликнул он в мое ухо, чуть не раздавив в своих объятиях. "Даже не вздумай больше оставлять нас так надолго, Эмми! Именно это я и хотел сказать тебе!" – он отстранился и поставил меня на землю. Я окинула его оценивающим взглядом и с удивлением обнаружила окладистую бородку, такую же темную, как и брови, в отличие от его светлых волос.

«Боже, каким же красавчиком ты стал!» – улыбнувшись, произнесла я. Он улыбнулся в ответ.

«Знаю», – он подмигнул мне, развернулся к Ребекке, а затем подхватил ее на руки, обнимая столь же крепко, как и меня. Я посмотрела на крыльцо и увидела своих родителей и Нину – жену Билли, ожидающих своей очереди. Маленькая девочка лет около семи стояла за спиной Нины и любопытными зелеными глазами, так похожими на мои, наблюдала за нами. Маленький мальчик бегал по траве около крыльца с самолетиком в руках, старательно издавая рев мотора. На руках Нина держала еще одну малышку, которая сейчас спала, ее крошечная головка лежала на материнской груди. Я повернулась к Билли.

«Когда это ты успел настряпать столько детей?»

«Ну, если бы ты время от времени навещала нас, тогда возможно и знала бы об этом». Он подошел к пилотирующему игрушечный самолет мальчику и с гордостью положил руку на его маленькое плечо. «Это Кайл. Это Хизер – та, что застенчиво выглядывает из-за Нины, а та что в свертке – наша самая последняя радость – Рейчел». Ребекка повернулась ко мне с огромной улыбкой на лице. Она обожала детей, что ж, я уверенно могу заявить – только что к ним приехала новая няня.

Я направилась к крыльцу и тут же оказалась в других могучих объятиях – в руках моего отца, а затем меня обхватили теплые, бережные руки матери.

«Я так рада, что ты здесь, дорогая!» – прошептала она в мое ухо.

«Я тоже, мама. Я не променяла бы это на все ценности мира».

* * *

В начале февраля на юге штата Колорадо возникла огромная снежная буря, которая взялась словно ниоткуда, а затем вывалила нам на голову снег глубиной восемнадцать дюймов. Город оказался парализован на два дня, после чего наконец-то выглянуло солнце, снег начал таять и все понемногу начало приходить в норму.

Закутанная в зимнюю куртку, я с лопатой в руках только-только начала очистку тротуара от снега, когда что-то очень мокрое и очень холодное попало мне в щеку. Ахнув от удивления, я быстро посмотрела направо – на границе, разделяющей   наши участки, с широченной улыбкой на лице и приподнятыми бровями, стояла Бет.

«Ну и как это понимать, с чего бы это тебе вдруг ни с того ни с сего вздумалось швыряться снегом?» – преувеличенно спокойно поинтересовалась я, хотя меня просто распирало от желания взять хорошую горсть снега и швырнуть в это самодовольное скалящееся лицо.

«Хочу и швыряюсь, а что?», – голосом, столь же хладнокровным и спокойным, как мой, ответила Бет. Мы молча уставились друг на друга, застыв в ожидании последующих действий. Затем, словно прозвучал выстрел из воображаемого стартового пистолета, я отбросила лопату, а она присела, и мы обе начали лепить снежки так быстро, как только могли. «Готова?» – крикнула она.

«Да! Поехали!» Мы встали и начали энергично бросать друг в друга снежки, одновременно пытаясь столь же тщательно прицеливаться, дабы поразить друг друга. В течение нескольких минут мы обе визжали, метая в друг в друга снежные заряды один за другим. От метких попаданий взрывающихся комков наши волосы намокли и стали наползать нам на глаза. «Мир!» – выкрикнула я, правда это случилось только после того, как у меня закончились метательные заряды, однако Бет продолжила свое наступление. «Нет!» – громко вопила я, пока она продолжила забрасывать меня комками снега. Я рухнула на мокрое пушистое покрывало и закрыла голову руками, принимая на себя атаку за атакой, а наш смех разбудил всю округу. После того как и у неё тоже закончились «патроны», Бет рухнула на меня и принялась щекотать. Я опять завизжала, ещё громче прежнего, одновременно извиваясь в снегу самым причудливым образом и пытаясь вырваться из её цепких пальцев.

«Скажи это! Ну давай же, признайся, Эм!» – хохоча требовала она.

«Нет!» – задыхаясь от смеха, с трудом выдавила я.

"Давай, сдавайся! Скажи «сдаюсь!»

«Сдаюсь!» – в конце концов выкрикнула я, чтобы от раздирающего меня смеха не обмочиться в штаны.

«Умная девочка!» – Бет слезла с меня и помогла встать мне. «Снеговик?» – спросила она, и я охотно согласилась.

Мы с Бет очень старались и приложили немало усилий, пытаясь собрать как можно больше снега, чтобы построить огромную снежную конструкцию. В итоге нижний шар вышел размером не меньше четырех футов в диаметре, а весь снеговик был около шести футов в высоту. Мы смеялись и хихикали, словно дети.

«Пойду-ка я схожу и принесу для него кое-что», –  усмехнувшись, я побежала в дом, сбросила ботинки возле входной двери, а затем на полной скорости кинулась внутрь дома за необходимыми мне предметами.

«Ух ты!» – крикнула мама из кухни. «Что за пожар?» Будучи на полпути вверх по лестнице, я, не останавливаясь ни на миг, выкрикнула:

"Снеговик!"

«Я должна это увидеть», – сказала она. Я вбежала в комнату и схватила длинный шарф, несколько пуговиц от старых брюк и свою старую ковбойскую шляпу. Уже собираясь уходить, я бросила взгляд в окно и ахнула.

«Вот дерьмо!» – пробормотала я, глядя на деяния Бет. Она превращала нашего снеговика в снежную бабу с весьма и весьма пышными формами. «Боже!» – тихонько пробормотала я и понеслась вниз по лестнице, чуть не сбив возле входной двери маму, державшую в руках полароид. «Подожди секунду, мама. Хм, дай нам чуть-чуть времени до конца доделать её, ээ…  его, ну это», – я улыбнулась так невинно, как только могла, игнорируя ее взгляд «слушай, ты совсем потеряла свой разум». Я выскочила на улицу, едва не грохнувшись на задницу, подбежала к Бет, которая полностью погрузившись в процесс, занималась созданием снежной бабы и накинулась на неё. «Что ты вытворяешь?!» – спросила я, наблюдая, как её руки заканчивали лепить, формируя из снега в высшей мере реалистично выглядевшие груди в комплекте с возбужденными сосками. Она повернулась и широко улыбнулась мне.

"Да вот, делаю здесь озябшую снежную…"

«Да вижу я!» – оглянувшись на дом, я увидела, как мама открыла входную дверь. Повернувшись к снежной бабе, я обернула шарф вокруг её толстой шеи и аккуратно расправила над грудью его свисающие концы.

«Ты чего?» – воскликнула Бет, отталкивая меня от бабы. Я кивнула головой в сторону мамы.

«Она не должна увидеть это, можно сказать, твоё творчество», – прошипела я.

«Почему? Думаю, что твоя мама уже видела сиськи и раньше», – усмехнулась она.

«Девочки, это смотрится так здорово!» – рассмеялась мама, разглядывая наше творение. Я еще раз кинула взгляд на снежную бабу, чтобы лишний раз удостовериться в том, что груди нельзя было разглядеть. Вроде бы все в порядке.

"Отлично! Эмми, Бет, вы обе, встаньте по бокам. Я просто обязана сфотографировать это!" Несмотря на то что кровь все еще кипела во мне, я нацепила улыбку на лицо и стояла так, пока мама делала фотографии. Она улыбнулась нам еще раз и, покачав головой, направилась обратно в дом. Как только входная дверь закрылась, кипевшая во мне ярость выплеснулась на щеки, и я накинулась на Бет.

«Как ты посмела!» – зарычала я. Она улыбнулась мне, что взбесило меня еще больше.

«Что? Брось, Эм. Где твое чувство юмора?»

«У меня есть чувство юмора, Бет, но только не тогда, когда ты соорудила из снега нечто подобное Мэй Уэст[11] прямо перед моим домом!» – мой голос разносился по всей округе. Я посмотрела вокруг, чтобы убедиться, что никто не услышал меня.

«Эй, если бог смог приделать мужчинам шары, то я чертовски уверена, что смогу слепить сиськи у снежной бабы!» Я пораженно уставилась на нее. «Это не смешно, Бет». Повернувшись к снежному созданию, я сняла шарф и, швырнув его на землю, попыталась убрать ледяные бугорки.

«Боже мой, Эм! – заявила Бет, и я услышала гнев в ее голосе. – Ты так сильно беспокоишься и переживаешь о том, что о тебе могут подумать другие люди! Попробуй хотя бы раз просто побыть собой!» Она повернулась и пошла прочь, в сторону своего дома. Я посмотрела ей вслед, ослепленная яростью, которая с каждым ударом сердца все быстрее растекалась по моим венам. Права ли она? Я повернулась к снежной бабе. Нет! Права я! Это конечно же мило, забавно и все такое, но что если кто-нибудь из соседей прошел бы мимо и увидел это творение? Они ведь могли бы подумать, что это дело моих рук! Почему, черт возьми, она не могла слепить это «чудо» на своем собственном дворе?

* * *

Я медленно обошла свою старую комнату, оглядываясь вокруг и слегка улыбаясь старым плакатам, которые по-прежнему висели на стенах. Как же устарели все эти звезды, кто сейчас вспомнит о них. Я подошла к комоду, провела пальцами по его гладкой лакированной поверхности и на секунду замерла около коллекции единорогов. Подхватив одну из фарфоровых фигурок, я повертела ее в руках, провела пальцем по гриве, вечно раздуваемой невидимым ветром. Глубоко вздохнув, я повернулась к окну, маленький единорог все еще оставался в моих руках. Я выглянула на улицу и увидела, как мимо проследовала красная Мазда. Все выглядело так неизменно, так, как выглядело всегда, но в то же самое время совсем по-другому. Я попыталась посмотреть на улицу другими глазами, вернуться обратно в свое прошлое, когда я была совсем другой, такой юной. Это не составило особых трудностей.

* * *

Откинувшись на подушки и скрестив ноги в лодыжках, я обнимала своего самого верного друга – плюшевого мишку Рюфлеса, лежащего на моей груди. Я кинула взгляд сквозь занавески на улицу, на ночь, которая понемногу, шаг за шагом, начинает вступать в свои права, на небо, окрашенное в оранжевый цвет из-за света, отраженного от снега. Я все еще была сердита и обижена на Бет. Чем больше я размышляла об этом, тем сильнее внутри меня поднималась волна раздражения. Правда была в том, что ей хотелось всего лишь повеселиться и слепить снежную бабу, но она прекрасно знала, какова будет моя реакция на это и в каком неудобном положении окажусь я. Это была демонстрация полного отсутствия уважения ко мне. В последнее время она поступала так довольно часто. Вздохнув, я подумала, что как бы то ни было, я все равно переживаю и беспокоюсь о ней.

После того случая в «Оболтусе» я много раз замечала её, возвращающуюся домой пьяной. Она редко посещала школу, за исключением репетиций театрального кружка. Вообще удивительно, что, учитывая её оценки, мисс Уайт позволяла Бет играть в театре. Но это было не мое дело, указывать на что-то кому-то, поэтому я просто не вмешивалась.

* * *

Я взглянула в угол и увидела наши сумки, лежащие на полу. Это была моя комната, в ней мы с Ребеккой и остановимся, пока будем жить здесь. Я села на край кровати и погладила рукой сине-белое покрывало. Единственным человеком, который спал в этой постели со мной, была Бет.

Я упала на спину, утопая в мягком матрасе, и уставилась в потолок. Как же мне пройти сквозь это? Я почувствовала, как комок боли начинает формироваться в горле, а вслед за ним пожаловало такое знакомое жжение в глазах. Черт! Ощутив первую предательскую слезу, выскользнувшую из-под век, я крепко зажмурилась и, задержав дыхание, попыталась остановить слезы, но все было напрасно, следующая слезинка последовала вслед за первой.

* * *

После нескольких часов, в течение которых мама пыталась облегчить страшную головную боль тете Китти, та наконец-то заснула. Эти боли постоянно обострялись и возрастали. Доктор сказал, что дальше будет только хуже. Я взглянула на маму, сидящую на противоположенном конце стола. Она выглядела измученной и уставшей, хотя заботилась о младшей сестре всего лишь в течение двух недель, однако все это уже начало сказываться на ней. Я знала, что мама без малейших колебаний устремилась на помощь сестре, но цена этой помощи и эмоциональный ущерб были воистину ужасны.

Отец бросил на неё взгляд из-под нахмуренных бровей, а затем покачал головой. Он никогда не был особенно хорош в выражении своих чувств. Несмотря на то, что он беспокоился и переживал за жену и ее сестру, у него просто не хватало слов для выражения своих эмоций. Я же ощущала грусть и печаль, и, честно говоря, уже устала от ощущения тоскливой неизбежности, витающей в нашем доме.

«Я могу быть свободной? Хочу пойти подышать воздухом», – тихо спросила я. За прошедшие дни в доме установилась какая-то холодящая душу тишина. Мама как-то сказала, что тетя Китти будет с нами все то время, пока Рон находится в отъезде, или до тех пор, пока ей не станет лучше. Однако внутри себя мы молчаливо смирились, признав тот факт, что нам придется заботиться о тете Китти не только в то время, пока Рон в отъезде, а пока она не умрет.

«Как хочешь, милая», – рассеянно сказала мама, ковыряясь с курицей. Я встала и направилась на улицу, где села на крыльцо и в задумчивости принялась разглядывать усыпанное звездами небо. Китти становилось все хуже и хуже. Иногда она уже не осознавала, где была или кто находится рядом с ней, и все чаще не понимала обращенную к ней речь. Я так сильно любила свою тетю, и мне было так тяжело видеть ее в таком состоянии. Тяжело вздохнув, я опустила глаза вниз на теннисные туфли и тут внезапно раздались какие-то вопли. Моя голова дернулась направо, в сторону исходящего шума, к дому Бет. Там что-то загрохотало, затем вновь послышались крики.

«Ты, чертова идиотка!» – взревел голос Бет, а затем последовал еще один грохот. «Где она?  Разве не ты взяла это, а? Разве нет?»

«Отвали от меня, чертов ребенок! Я не знаю, где твоя травка! Пусти, дай мне пройти!» – входная дверь с треском открылась, и Нора Сэйерс проковыляла вниз по подъездной дорожке к пикапу. Она захлопнула дверь, и мгновение спустя старый Пинто рыкнул двигателем и унес ее прочь. Я наблюдала за этой картиной с выпученными от потрясения глазами. Наконец придя в себя, я соскочила с места и побежала к дому Бет. Дверь была открыта, это позволило мне заглянуть внутрь и оценить беспорядок, творящейся там. До меня донеслись звуки все ещё продолжающегося грохота в глубине дома. Я медленно переступила порог и шагнула в жаркий душный дом.

Все выглядело так, словно кто-то тщательно и старательно производил обыск. Лампы, подушки от кушетки и кресла были хаотично разбросаны по полу вперемешку с книгами и какими-то листами бумаги.

"Бет?" – позвала я, осторожно пробираясь по дому и не желая наступить на какие-нибудь вещи. "Бет?" – я снова окликнула её.

«Убирайся!» – завопила она из глубины дома. Я направилась на голос Бет в ее комнату. Остановившись в дверях, я открыла рот от удивления. Бет была в ярости, она срывала плакаты со стен и пробивала кулаком гипсокартон под ними. «Проклятая сука!» – закричала она и, спотыкаясь подошла к тумбочке, где схватила фотографию в рамке и швырнула ее в противоположную стену своей маленькой комнаты, где та разлетелась на сотню кусочков. Я взглянула на то, что осталось от нее – это была фотография Бет и её отца, сделанная в то лето, когда она ездила в летний лагерь. Я сглотнула, перепуганная вспышкой ее ярости.

«Бет?» – спокойно сказала я, шагнув внутрь комнаты.

«Я же сказала – вали отсюда!» – закричала она на меня. Моё сердце замерло. Лицо Бет было весьма расстроенным и покрасневшим из-за рыданий, а глаза, из-за пролитых слез, были более яркими и горящими, чем обычно. Под глазом наливался быстро темнеющий синяк. В дополнение ко всему, кровь, текущая из носа, была размазана по лицу, а волосы пребывали в полном беспорядке. Одним словом, она выглядела как безумная амазонка.  Затем ее ярость перекинулась на меня. «Убирайся!» – она подошла ко мне и толкнула. От неожиданности я забыла, как дышать. Я чуть не потеряла равновесие и едва успела ухватиться за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах.

"Нет, – решительно заявила я. – В чем дело, Бет, что происходит?" – и я зашла обратно в комнату. На секунду она уставилась на меня, а затем стремительными движениями продолжила увеличивать бардак, разбрасывая одни и разрывая другие вещи. Никогда прежде я не встречалась с такой Бет – то есть, вообще никогда. Бог мой! Мое сердце замерло, наблюдая за тем, как она подошла к комоду и схватила один из ее призов, полученных когда-то в лагере. Без единого слова она метнула его в противоположенную стенку; серебряный кубок звякнул, встретившись со стеной,  и развалился на части. Она схватила еще один и сделала с ним то же самое. "Бет!" – вскрикнула я. Эти призы значили для нее все! "Пожалуйста, не надо", – мой голос внезапно охрип, глаза накрыла мутная пелена, и я начала всхлипывать.

«Какой, к черту, теперь толк от всего этого?» – проревела она, затем резко провела руками по поверхности комода, смахивая все свои награды, кубки и почетные грамоты, с грохотом отправляя их в полет на встречу с полом. Я зарыдала.

«Ох, Бет!» – прошептала я, слезы не позволили мне вымолвить что-то большее. Бет, казалось, на мгновение протрезвела, осознав, что она сделала, и от этого ее ноги просто подкосились. Она осела на пол и, прислонившись к стене, откинула голову назад; из плотно закрытых глаз выступили слезы и, всхлипнув, она разрыдалась. Вся в сомнениях – что же мне сейчас делать, однако уверенная в том, что должна подойти к ней, я протерла рукой лицо, размазывая слезы, а потом поспешила к Бет и опустилась рядом с ней на пол. Она продолжала плакать, не обращая на меня никакого внимания, как будто я была никем, пустым местом. «Бет?» – тихо позвала я. Ответа не последовало. «Бет? Поговори со мной. Что случилось?»

«Да тебе-то какая разница! Чего ты так беспокоишься?» – не открывая глаз, голосом, полным горечи, спросила она. Я было потянулась, чтобы дотронуться до её руки, но она резко оттолкнула мою руку. «Не трогай меня!» – выдохнула она. Я была ошеломлена.

«Бет, мне не все равно, я переживаю за тебя. Пожалуйста, поговори со мной, расскажи, что произошло». Она открыла глаза и посмотрела на меня. То, что я увидела там, до чертиков напугало меня. В её глазах не было ничего, кроме пустоты – одной пустоты.