Текст книги "Первая (ЛП)"
Автор книги: Ким Притекел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
«Да. Было бы здорово».
«Отлично. Ты тоже пиши мне, – она остановилась и склонилась, чтобы подарить моей щеке маленький поцелуй. – Было приятно познакомиться с тобой, Эмили. Береги себя».
«Обязательно. Ты тоже, ладно?»
* * *
"Ты получала от неё письма?" – спросила Ребекка, когда мы остановились у светофора. Я взглянула на нее и кивнула.
«Да. Она писала с перерывами около двух лет, а после ни слова. Так что я так и не узнала, что с ней и где она».
Мы сидели у выхода на посадку в ожидании нашего рейса, поставив две ручных сумки у ног. Ребекка работала с какими-то заданиями учеников, которые она решила оценить сейчас, не желая забивать ими голову в нашей поездке. Я кинула взгляд через огромные окна на раннее утро, потихоньку вступающее в свои права, и столкнулась в окне со своим размытым, двоящимся отражением, мой образ был туманным и расплывчатым.
Глубоко вздохнув, я перевела взгляд вниз на книгу, которую взяла с собой, но снова вздохнула, потому что читала эту страницу по меньшей мере в третий раз, но так и не смогла вникнуть ни в слова, ни в сюжет. В который раз вздохнув, я снова уставилась в окно.
* * *
Мои глаза открылись, и я несколько раз моргнула от яркого утреннего света, который, просачиваясь сквозь шторы, падал мне прямо в глаза.
«Тьфу», – пробормотала я и кинула взгляд на часы. Почти семь. Пора вставать. Все-таки первый день в старшей школе. Когда эта мысль дошла до моего сонного сознания, я почувствовала, как волна, состоящая из смеси волнения и энергии, наполняет меня. С чрезвычайной решимостью я свесила ноги с кровати и опустила их на пол, а затем с не менее твердым желанием попыталась вспомнить, что же такое это было, какова же первоначальная причина моего столь внезапного пробуждения. Нахмурив брови, я подошла к окну, отодвинула шторы и посмотрела вниз, где и обнаружила искомое, разглядев на подъездной дорожке автомобиль тети Китти. Какого черта она делает здесь в такую рань? Разве ей не следует быть на работе? Пожав плечами, я отпустила шторы, позволяя им упасть обратно на свое место, и направилась к шкафу.
Наверное, как первокурснику мне следовало бы заявить о себе с самого первого дня, подать себя в правильном свете – пусть эти старшеклассники знают, с кем им придется иметь дело. Я нахмурилась, обдумывая это. Вот только одно «но» – а с кем, собственно говоря, они будут иметь дело? Эмили Томас – суперумная первокурсница? А с какой стати их вообще должно взволновать это? Слова Дарлы эхом отозвались у меня в голове, но в следующую секунду я поняла, что Дарла была полным дерьмом. Бет совершенно права. Единственное, что мне следует делать, это быть самой собой…
Я вытащила из шкафа свои любимые синие джинсы и простую белую рубашку без рукавов. Не слишком броско, но и не слишком скучно. Положа руку на сердце, я не хотела высовываться. Ну, во всяком случае, пока. Сначала позвольте-ка девушке освоиться на ее новой территории!
Удостоверившись, что я неплохо чувствую себя с длинными светлыми волосами, затянутыми в тугой хвост, и с рюкзаком, болтающимся на одном плече, я спустилась вниз в кухню, где и обнаружила маму с тётей Китти, которые сидели за столом и о чем-то тихо беседовали за чашечкой чая. Беседа, которую они вели, показалась мне весьма серьезной, потому что мама и тётя Китти сидели впритык, нос к носу, едва не соприкасаясь лбами.
Я стояла в дверях, глядя на них в течение нескольких секунд и ожидая, что одна из них обратит на меня свое внимание и скажет, могу ли я пройти на кухню или нет. Мне не хотелось врываться самой и прерывать их разговор, очевидно не предназначенный для других ушей, но ни одна из них так и не удосужилась заметить меня, поэтому мне пришлось пересмотреть свои намерения.
Я мягко кашлянула, но безуспешно. Хм, должно быть, их разговор ведется о чем-то очень серьезном. Я покашляла еще раз и уже гораздо громче. Безуспешно.
«Кхм!» Моя мама первой обнаружила моё присутствие, тетя Китти отвернулась и быстрым движением поднесла салфетку к глазам, после чего посмотрела на меня. Я улыбнулась так мило, как смогла. «Извините, что беспокою вас. Я вижу, что вы так увлеклись своей беседой».
«Ох, милая! Прости!» – сказала мама и протянула ко мне руку. Я в замешательстве приподняла брови, но все же подошла к ней, чтобы в следующую секунду обнаружить себя, поглощенной в одноруком могучем объятии. «У вас тут все хорошо?» – поинтересовалась я, отстраняясь и глядя на них обеих. Китти улыбнулась, но я поняла, она только что плакала. Ее обычно ярко-зеленые глаза помутнели и налились кровью.
«Да. Все хорошо, – преувеличенно бодро произнесла мама. – Хочешь позавтракать, малыш?»
«Нет», – пробормотала я, направляясь к холодильнику за своим школьным обедом, который я приготовила еще прошлым вечером.
«Ты уверена, дорогая? Ты должна поесть, Эмми. Тост?» Я отрицательно покачала головой. «Яйцо?» – я снова повертела ей. «Бублик?»
«Да все в порядке. Я захвачу еду с собой». Честно говоря, мой живот скрутило от волнения в узел, что никоим образом не способствовало формированию даже сколь угодно малого чувства голода. Единственное, чего я страстно желала, чтобы этот день закончился как можно скорее, и мне удалось бы вернуться домой в целости и сохранности, невредимой и не разломанной на тысячи мелких кусочков. Налив себе маленький стакан апельсинового сока, я потягивала его, прислонившись к кухонному столу, внимательно разглядывая при этом маму с тетей и получая в ответ не менее внимательный взгляд.
«Я не могу поверить, что моя малышка уже выросла и сегодня идет в старшую школу», – дрожащим голосом произнесла мама, и ее глаза начали заполняться слезами. Она схватила салфетку и приложила её к уголку глаза.
«Как же это знакомо, как сейчас помню тот день, когда Билли пошел в старшую школу», – сказала тетя Китти, потягивая чай, потом глубоко вдохнула и встала. «Мне пора, Фрэнки», – обратилась тётя к моей маме. Она была единственным человеком на планете, который мог назвать Фрэнсис Томас Фрэнки и которому такое могло сойти с рук, а значит он сможет выжить и рассказать кому-то эту невероятную историю. Она склонилась и обняла маму, затем повернулась ко мне. «Хочешь прокатиться до школы, детка?» От столь заманчивого предложения широкая улыбка расползлась во всю ширь моего лица.
«Да!» – кто ж откажется приехать к школе в свой первый день учебы на машине, а не на автобусе? Да, черт возьми! «А можно Бет тоже поедет с нами?»
«Конечно, – она вновь повернулась к маме. – Я позвоню тебе и дам знать, что я выяснила, ладно?»
«Ладно. Поговорим об этом позже, дорогая».
Тетя Китти повернулась ко мне и, улыбнувшись одной из своих фирменных обворожительных улыбок, отправилась ко входной двери.
* * *
Я была так счастлива, обнаружив, что на нас с Ребеккой приходится три места. Ненавижу сидеть расплющенной между ней и каким-то совершенно незнакомым мне человеком. Моя любимая обожала место возле окна, и меня это полностью устраивало, поскольку, как правило, в самолете я обычно спала.
Мы разместились так комфортно, насколько это было возможно сделать, находясь в большой металлической летающей трубе, и я решила вздремнуть. Сидя с закрытыми глазами, я слушала, как пилоты готовят самолет к взлету, а люди вокруг нас занимают свои места, как захлопываются с тихими щелчками полки для ручной клади, расположенные сверху над головами. Как только осознание того, куда мы направлялись, в очередной раз прокралось в мои мысли, я сделала глубокий вдох и тут же вспомнила о Норе Сэйерс. Жива ли она? Я не разговаривала и ничего не слышала о ней по крайней мере вот уже лет десять. Тут же я задалась вопросом – если же она все еще жива, увидим ли мы ее на похоронах? Отправится ли Джим Сэйерс в путешествие через всю страну, чтобы проститься с дочерью? Он не был рядом с Бет, когда та была ребенком, так что я даже не смогла придумать себе причину, которая заставила бы его измениться и появиться на похоронах. Да, все это не обещало быть легким.
* * *
Тетя Китти подъехала к центральному входу школы, и я окинула её пристальным взглядом. Это было большое здание из красного кирпича, не менее четырех этажей. Очень старая школа, одна из старейших в городе. Мне почудилось, что большие темные окна тоже в ответ уставились на меня. На мгновение мне показалось, что в тех окнах я вижу какие-то лица, которые оценивающе разглядывают меня. Я понимала, что это глупо, но все равно мне стало как-то не по себе. Глубоко вздохнув, я открыла дверь автомобиля. Тетя Китти остановила меня, ухватив за руку. Я повернулась и посмотрела на нее.
«Эй, ты справишься, малыш! Если тебе что-нибудь понадобится, не бойся – звони мне, ладно?» Я кивнула и, нацепив на лицо маску абсолютной уверенности в себе, которой, кстати говоря, я абсолютно не чувствовала, вылезла из машины. Моя лучшая подруга последовала за мной.
Мы с Бет двинулись по направлению к школе, машина тети исчезла из виду, а мы пробирались сквозь толпу других детей. Группы, пары, одиночки – всевозможные комбинации. Я была так рада, что Бет находилась рядом со мной. Часть меня хотела схватить ее за руку. Я взглянула на нее и увидела, как она озирается по сторонам, оценивая людей, мимо которых мы проходили. Я очень даже впечатлилась этим. Сейчас она выглядела так, как мне хотелось бы чувствовать себя. Она всегда выглядела так, как мне хотелось бы выглядеть.
«Ты нервничаешь, Эм?» – раздался её шепот.
«Да, – пробормотала я в ответ. – А ты?»
«Чертовски!» – сказала она, улыбнувшись какой-то девушке, проходящей мимо. Я прищурилась и посмотрела на нее. С невозмутимым видом она осматривалась по сторонам, а ее тело выглядело спокойным и расслабленным. Она выглядела так, будто ей было наплевать на весь этот мир.
"Ты издеваешься надо мной, да?" – спросила я, притормаживая перед двойными входными дверьми. Она покачала головой.
«Нет. Ни капли. Если б ты знала, как я хочу поскорей убраться отсюда!» Я усмехнулась и легонько пихнула ее в плечо, а затем мы вошли в школу.
Тому, кто никогда не был в старшей школе[10], она представляется в виде большого страшного монстра. Равно как и для обычного ученика начальной школы ученики средней школы представляют собой нечто вроде какой-то мистической загадки – вот только что они были тут обыкновенными детьми, и вдруг, каким-то таинственным образом, они превратились во взрослых. И между этими сакральными позициями нет ничего общего.
Для учеников начальной школы ученики старшей становится Богами или Богинями, так как они перешли на высшую ступень. Они уже оставили позади себя детство, однако при этом все еще не являются врагами, подобно взрослым. Они просто стараются подражать кому-то и желают жить своей жизнью.
Теперь, когда я стала старшеклассницей, я поняла, какими смешными и нелепыми были все мои предшествующие суждения. Быть подростком – вовсе не значит, что нужно разрушать все вокруг себя. Иными словами, жизнь тинэйджера – весьма сложное дело!
Глава 5
Спустя месяц после начала учебы в старшей школе до меня дошли плохие известия.
Все субботы в нашем доме почти всегда начиналась одинаково. Я просыпалась от рева громкой музыки, доносившейся из стереосистемы, установленной в гостиной. Джордж Стрэйн в очередной раз пытался убедить какую-то наивную молодую девушку, что любит ее. Выбор песни в данном случае был совсем не важен, не важен был и певец – какой бы ни была песня и кто бы её не исполнял, моя мама всегда стремилась помочь исполнителю, старательно добавляя в песню свой пронзительный и крайне фальшивый вокал.
В теории эти действия осуществлялись по весьма простой и несомненно очевидной причине – мама обожала слушать свою музыку и любила делать это громко, очень громко. Подумаешь, что сейчас только семь тридцать утра? Ну и что? Но на самом деле столь ранний концерт предназначался для нас с Билли и должен был оторвать наши задницы от кровати, чтобы составить ей компанию или же просто помочь с работой по дому. А поскольку сейчас мой брат отсутствовал, то эта серенада посвящалась только мне. Надо сказать, что спустя некоторое время я и сама стала довольно хороша в исполнении подобных концертов. Но однажды утром в октябрьскую субботу я проснулась в тишине.
Приподняв голову, я окинула сонным взглядом комнату, сфокусировав внимание на куче одежды, лежащей на полу, потом протерла заспанные глаза, изгоняя из них сон. Как только мои босые ноги встретились с холодным октябрьским утром, я влезла в спортивные штаны и, скользнув ногами в тапочки, вышла из своей комнаты. Остановившись на верху лестницы, я вслушалась в тишину, царящую в доме. Я даже затаила дыхание, чтобы лучше слышать, – ничего, ни единого звука. Если бы я не знала, что к чему, то подумала, что в доме никого нет. Проведя рукой по светлой, спутанной от сна гриве волос, я начала медленно спускаться вниз по лестнице. В гостиной все было так же, как накануне вечером. Единственный признак того, что кто-то уже встал и побывал здесь этим утром, была свернутая газета, которая лежала в глубоком кресле возле двери. Я повернулась и, кинув взгляд на кухню, разглядела ноги матери, торчащие из-за угла, после чего, удивленно подняв брови, двинулась в том направлении.
"Мама?" – спросила я, остановившись на пороге кухни. Она сидела за столом, прислонив одну руку ко лбу, другой бессмысленно теребила пакетик с чаем, лежащий на блюдце рядом с ее чашкой. При звуке моего голоса она подняла взгляд. С легкой улыбкой на лице она поманила меня к себе.
"Подойди ко мне, милая", – тихим дрожащим голосом произнесла мама. Она плакала.
Прежде чем подойти к ней, я сделала осторожный шаг вперед и спросила: "Что-то случилось?" Она схватила меня и подтянула к себе, а затем, обняв за талию, уткнулась головой мне в живот. Я положила руки на её плечи и с бешено стучащим сердцем, в страхе, сковавшем мое тело, уставилась на неё. "С папой все в порядке?" – спросила я. Она помотала головой, но так ничего и не сказала. "Билли? Он что – ранен, он…"
"Нет, дорогая. С ним все в порядке, как и с папой", – она вздохнула, отстранилась от меня и кивнула, указывая на стул, стоящей рядом с ней. Я села и с нетерпением принялась ждать объяснений. Она глубоко вдохнула и начала говорить.
"Где-то с полгода назад твоя тётя начала замечать, что с её самочувствием стало что-то не так, но не придала этому особого внимания. Раньше она никогда не ходила по врачам, но около месяца назад ей все-таки пришлось сделать это. Думаю, ты заметила, как сильно похудела тётя Китти?"
"Да. Я думала, что она опять сидит на одной из своих безумных диет ", – усмехнулась я. Моя мама тоже грустно улыбнулась.
"Некоторые из них и правда были немного дикими, а что, разве нет? Вспомни хотя бы кукурузную диету?" Мы обе рассмеялись, вспомнив, что тетя до сих пор не прикасается к кукурузе, после того как в течение пяти недель ела только ее. "К сожалению, нет, дело не в этом. У нее появились сильные головные боли, которые ничем не снимаются, и кроме того, она всегда чувствует себя уставшей. В конце концов она обратилась к врачам, и те обнаружили хроническую почечную недостаточность". Я отпрянула в удивлении и растерянности. Как это понимать, что это? Мама прочитала мой невысказанный вопрос и продолжила. "Почки тети Китти работают всего лишь на четверть от того, как должны работать. Это продолжалось в течение многих лет, но так как у нее не было никаких неприятных симптомов, она даже не подозревала о своем состоянии".
"Неужели все так плохо?" – тихим поникшим голосом спросила я. Мама кивнула.
"Да. Прямо сейчас врачи, по большей части, держат все под своим контролем, но состояние дел с неизменной постоянностью ухудшается. Препараты, которые она принимает, не могут остановить процесс или замедлить его. На следующей неделе они собираются отправить её на диализ".
Я почувствовала, как мое сердце рухнуло, и в отчаянии уставилась на маму. Раньше я уже слышала этот термин и знала, что это не совсем хорошо. Правда, сейчас люди могут жить на диализе в течение многих лет, но в начале восьмидесятых медицина была не столь развитой. «Что будет с ней дальше, мама? Откуда у нее это?» – в полной растерянности выдохнула я.
«Ну, – она еще раз глубоко вздохнула и сделала глоток из кружки с чаем. – Они хотят посмотреть, как пойдут дела, а потом возможно придется прибегнуть к пересадке. Она родилась такой, и до сих пор это никогда не давало о себе знать».
Я откинулась на стуле и уставилась в окно над раковиной. Тетя Китти была так молода для подобной болезни. Ей было около тридцати, впрочем, я точно не знала, сколько ей лет. Но в одном я была твердо уверена – она чертовски молода, чтобы иметь почечную недостаточность. Я вновь повернулась к маме.
«Так не поэтому ли тетя Китти приехала сюда так рано в тот день, когда я пошла в школу?» Она кивнула. «А что Рон говорит об этом?»
«Он расстроен, что не может быть рядом с ней. Он офицер Военно-Воздушных Сил, а они посылают Рона повсюду, и, стало быть, довольно много времени твоя тётя будет проводить в одиночестве. Я совсем не желаю, чтобы она чувствовала себя одинокой, пока проходит через эти испытания. Так что, вполне может случиться так, что какое-то время тёте Китти придется пожить с нами, дорогая. Мы приготовим для неё старую комнату Билли, и мне понадобится твоя помощь, Эмми».
«Конечно, – воскликнула я. – Я ни за что не позволю тете Китти остаться одной». Мама улыбнулась и похлопала по моей руке, лежащей на столе.
«Хочешь позавтракать, дорогая?» Я задумалась на мгновение и кивнула.
«Я думаю…» – мама привстала, но я остановила ее. «Нет. Приготовление завтрака этим утром лежит на мне».
С тех пор как я узнала о состоянии тети, я стала часто думать о ней. В моих глазах тетя Китти всегда была очень сильной молодой женщиной, с которой, как мне казалось, уж точно не могло произойти что-то плохое. Известие о ее болезни безусловно оставило глубокий след в моей душе и начисто изменило мое восприятие как жизни в целом, так и людей. За краткий миг, словно по щелчку пальцев, может случиться все, что угодно. И вот, блуждая по коридорам школы, я наблюдала за жизнью, которая крутилась вокруг меня, и четко осознавала – нет никакой уверенности в будущем. Никто не сможет сказать мне наверняка, пообещать, что все это вдруг не разлетится вдребезги. Неприкасаемых не существует.
Думаю, что именно в этот момент я вышла из своего невинного детства с его наивным мировоззрением, которое слезло с меня, словно вторая кожа, и шагнула во взрослую жизнь. И надо сказать, я так же поняла, что этот переход мне совсем не понравился.
По мере того как учебный год продвигался, набирая силу, я продолжала налегать на учебу и двигаться вперед, прикладывая все свои усилия, чтобы стать лучшей. А так как цели моей жизни претерпели изменения, то сменились и друзья. Я больше уже не тусовалась с Дарлой Ньюман, но взамен ее открыла для себя новую группу друзей – ориентированных на учебу студентов. Их единственной целью было получение самых высоких оценок и наград в большинстве академических клубов школы. К концу своего первого курса я каждый семестр висела на доске почета, получала награды за лучшую посещаемость, награды общества FBLA – будущие бизнес-лидеры Америки и награды за лидерство в каждом классе, который я посещала. Жизнь казалась мне изумительно-потрясающей.
Бет, появившись в школе, незамедлительно отправилась выяснять все о школьной театральной программе, возглавляемой мисс Энди Уайт -молодой красивой недавней выпускницей колледжа, которая была полна решимости привести в порядок почти несуществующую кафедру. Старый учитель мистер Мюллер был на грани ухода на пенсию вот уже почти десять лет, и его совершенно не волновали дела кафедры. Таким образом, мисс Уайт была просто создана для такой работы и к тому же имела намерения взять это дело в свои руки.
«Ладно, Эм. От тебя требуется только одно, ты должна сказать мне – правдоподобна моя игра или же нет». Я сидела на сухой зимней, побуревшей от холода траве в парке неподалеку от наших домов. Бет репетировала свою роль в новом спектакле, который должен был состояться через три недели. Она играла злодейку Надин Кид, и в конце спектакля ее должны были застрелить. Затаив дыхание, я смотрела на то, как она погружалась в образ воображаемого персонажа, с безупречной беспощадностью раскрывая самую его суть, а я в это время подавала реплики, громко зачитывая текст от лица второго участника действия. Бет настолько вжилась в свою роль, что на какое-то мгновение я ощутила пробежавший по спине холодок страха за ее психическое здоровье.
"Так просто это не сойдет тебе с рук, Надин", – кинула я свою реплику, пристально глядя на неё. В ответ она кинула на меня презрительный взгляд.
«Что ты говоришь, не сойдет? Тогда смотри!» – прошипела она и двинулась в попытке пройти мимо меня, в настоящий момент второго участника разыгрываемой драмы.
"Бах!" –выкрикнула я в наступающий морозный тихий вечер, изображая звук выстрела. Бет прижала руку к груди, зажимая свою воображаемую рану, и в её голубых глазах застыл взгляд, полный боли и удивления, а затем она рухнула на колени, протягивая ко мне другую руку.
"За что?" – выдохнула она и в следующее мгновение рухнула лицом вниз, пару раз дернулась и затихла, так и оставшись лежать в этой позе. Я уставилась на неё с благоговейным трепетом, задаваясь вопросом, – и как только она умудряется быть настолько хорошей? Широко улыбнувшись, я встала на ноги и захлопала. Бет, по-прежнему лежа на земле, перекатилась на спину и улыбнулась, глядя на меня. "Ну как, тебе понравилось?" – спросила она, я в ответ энергично закивала. "Отлично. Я почти поверила в происходящее". Бет протянула мне руку, я ухватилась за нее и помогла ей встать.
"Круто!" Она взяла у меня сценарий, а затем дотошно пролистала его, чтобы убедиться – не упустила ли она чего-нибудь, любую мелочь.
"Все-таки твоя героиня слегка не в себе", – рассмеялась я, когда мы двинулись по направлению к качелям. Бет как-то загадочно посмотрела на меня и улыбнулась.
"Я знаю. А что, разве это не здорово? Она такая прикольная, и играть её довольно забавно. Мне вообще нравится играть чуть-чуть сумасшедших".
"Эй, а как насчет того, что ты сама мне как-то сказала – о сходстве актера с характером играемых им ролей, а?" Бет посмотрела на меня с высоты своего роста, а затем показала язык.
Бет в спектакле не только играла роль злодейки, она была также соавтором сценария и помощником режиссера. Она безусловно нашла свою нишу, а мисс Уайт нашла себе помощника на ближайшие четыре года.
Премьера настала совершенно внезапно, как всегда в таких случаях – неожиданно, и я могу точно сказать, что Бет сильно нервничала. В то время, пока я собиралась, она расхаживала взад-вперед по моей спальне. Ее мать исчезла из дома на два дня со своим новым бойфрендом, так что в этот вечер Бет не имела никакой возможности добраться до школы на спектакль. Поскольку моя мама всегда оказывала Бет поддержку – во всем, что бы та ни делала, чем бы ни занималась, она решила, что сама отвезет нас в школу и останется, чтобы посмотреть спектакль.
"Ладно, ладно, все будет хорошо", – тупо глядя перед собой, бормотала себе под нос Бет, расхаживая по комнате, а руки её в это время, как мне представлялось, жили своей собственной жизнью, то теребя волосы, то хороня себя в карманах брюк или же вычерчивая в воздухе некие замысловатые окружности. Если учесть, что все эти хаотичные движения происходили почти что одномоментно и, приняв во внимание её невнятное бормотание, я могла бы сказать, это все выглядело так, словно она сошла с ума.
Я сидела перед зеркалом и придавала волосам последние штрихи, время от времени поглядывая на её отражение, когда она проносилась мимо меня туда-сюда. Когда дело касалось её творчества, Бет всегда вела себя таким образом. Иногда я сама себе задавала вопрос – почему, учитывая то состояние, в котором она пребывала, у меня до сих пор не протоптана дырка в ковре. Говоря по правде, этот вечер для неё был особенным, прежде всего своей возможностью показать всему миру, ну или по крайней мере школе, насколько хорошо она может сыграть, поставить спектакль и написать сценарий, короче, сразить всех сразу одним выстрелом. Я чуяла нутром, что она непременно взорвет зал и заставит всех зрителей молить её о чем-то большем. А сейчас от меня требуется только одно – заставить ее поверить в свои собственные силы.
Я встала, одетая в длинную юбку и свитер, под который была надета рубашка. За окном все-таки стоял холодный ноябрьский вечер. Я несколько секунд смотрела на Бет, прежде чем решила окликнуть и привлечь к себе её внимание. Она кинула на меня недоуменный взгляд, выглядя совершенно сбитой с толку, словно не сразу поняла, что я тоже нахожусь здесь.
"Пора", – радостно сказала я. Она протяжно выдохнула, а затем кивнула в ответ.
Я сидела в темном зале и с невообразимой гордостью наблюдала, как моя лучшая подруга скакала по всей сцене, выглядя безрассудной, невероятно пугающей своими репликами, ну просто вылитая безжалостно-беспощадная злодейка, но вместе с тем – невероятно красивая. За прошедший год тело Бет налилось и привлекало к себе ничуть не меньше внимания, чем её длинные ноги. Она несла себя с какой-то особенной гордостью и изящной небрежностью, что каким-то образом само по себе заставляло вас остановиться, обернуться и посмотреть ей вслед. Черты ее лица стали точеными, а глаза горели невероятно насыщенным синим цветом и могли обжечь вас одним взглядом. Она бросила свою повседневную привычку носить бейсболку, а иногда даже грозилась отрезать свои потрясающие черные шелковистые волосы, что надо сказать – я бы не очень сильно удивилась, если бы она это сделала. Определенно, она была сногсшибательной!
Я посмотрела вокруг себя, чтобы оценить реакцию зала на спектакль и в особенности на Бет, которая сегодня просто властвовала на сцене, захватив её в свою единоличную собственность. Зная ее как никто другой, я могла бы сказать, что в самом начале спектакля она пребывала в ужасе. Ее испуганные глаза шарили по залу, пытаясь найти меня, сидящую в первом ряду. Но как только спектакль начался, она мгновенно собралась, взяв себя в руки, и прекратила все попытки найти меня. Она словно обрела свой долгожданный дом – сцену.
«Знаешь, что больше всего я люблю на сцене?» Я молча потрясла головой. «Я могу выйти туда и на какое-то время потерять себя, раствориться в своем персонаже, его заботах, жизни, при этом полностью забыть свои собственные проблемы и знать – несмотря на то что происходит с моим героем, в конце концов все будет в порядке. Жаль, что в жизни так никогда не бывает».
И вот последняя сцена пьесы, где Надин – Бет дерётся с Дайлоном, которого сыграл Колин Адамс. Он извлек пистолет и после оглушительного выстрела, который эхом пронесся по всему залу, Бет рухнула на колени и потянулась к нему, а он в это время сделал шаг назад. Она падает, ее последний выдох звучит громко и пронзительно резко, а затем наступает тишина. Когда красный занавес начал опускаться, я смогла ощутить, как непролитые слезы ужалили мои глаза. Превосходна! В своей игре она была совершенно потрясающей!
В этот момент, когда волна гордости за Бет вновь накрыла меня, я стояла и вместе с другими зрителями изо всех сил хлопала в ладоши. Занавес открылся снова, и на сцене появились второстепенные персонажи, за ними последовали другие – более важные, потом показался Колин Адамс и в завершении – последней, но определенно первой для всех зрителей, – появилась Бет Сэйерс. Аплодисменты, чередовавшиеся с криками и свистом, были невероятно дикими. Бет улыбалась до ушей, а её лицо пылало от возбуждения. За несколько секунд ее глаза отсканировали толпу зрителей и остановились на мне. Когда наши глаза встретились, замерев друг на друге, я попыталась поделиться с ней всем, что мог сказать мой взгляд в течение тех кратких мгновений, затем она отступила назад, чтобы позволить режиссеру Энди Уайт шагнуть вперед на подмостки сцены. Учитель протянула свою руку назад и, схватив Бет за ладонь, притянула её к себе, а затем подняла их сцепленные руки вверх, и они вместе поклонились публике.
Я посмотрела на маму, которая выглядела настолько гордой, как будто Бет была ее собственной дочерью. Она склонилась ко мне. «Нора Сэйерс должна была быть здесь, чтобы видеть все это», – прошептала она. Я согласно кивнула. «Да, это было невероятное зрелище!»
* * *
Мои глаза распахнулись, и я обнаружила, что мы все ещё в полете, на пути в Колорадо. Я понятия не имела, где мы находились или сколько нам еще осталось лететь, но была уже по горло сыта этим полетом и очень, очень хотела ощутить под своими ногами землю.
Взглянув на Ребекку, я увидела, что она тоже дремлет, а на подносе перед ней лежит открытым так и недочитанный журнал. Я глубоко вздохнула, отстегнула ремень безопасности и направилась в крошечный туалет.
Щелчок двери отрезал меня от салона самолета, и я уставилась в крошечное зеркало, висящее над еще меньшей по размеру раковиной, безмерно удивляясь, как такое возможно, что этот странный синеватый свет может так сильно изменить черты моего лица. Проведя рукой по волосам, я вспомнила ту вечеринку вместе с составом труппы, на которую после спектакля пригласила меня Бет.
* * *
Честно говоря, мне не хотелось идти на неё. "Театральный народ" не были моими друзьями, и, вообще, я считала их довольно странными, хотя и очень дружелюбными. На эту ночь они приняли меня как одного из своих членов просто потому, что я была другом Бет. Несмотря на то что Бет была всего лишь первокурсником, она уже произвела на всех довольно сильное впечатление и имела определенное имя в этих кругах. Многие бывалые актеры присматривались к её способностям для реализации своих замыслов.
Вечеринка проходила за фермой, которой владела семья одного из участников спектакля. Огромный костер в чистом поле разгонял тьму и согревал нас, защищая от холодного воздуха. Пива и другой, более крепкой выпивки, было более чем достаточно, я бы сказала, что просто изобилие. Я чувствовала себя здесь совсем неуместно, мне не нравилось находиться тут. Да что там, я то и дело сама себе задавала вопрос – как я вообще согласилась прийти сюда.
Расположившись в распахнутом кузове небольшого пикапа, я сидела и, держа в руке до сих пор так и неоткрытую банку пива, наблюдала, как Бет разговаривала и хохотала вместе с другими ребятами. Время от времени она даже танцевала с несколькими из них. Мне было совершенно ясно – она находилась в своей стихии.
