Текст книги "Последние дни инков"

Автор книги: Ким Маккуарри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Но Атауальпа, одетый в богатую тунику и мантию, продолжал просить за своих маленьких детей. Он даже попросил Франсиско Писарро взять на себя ответственность за них.

«Атауальпа сказал, что он доверяет своих детей губернатору… [но] монах посоветовал ему забыть о своих женах и детях и умереть, как подобает христианину, – и если он хочет стать христианином, то он [должен] принять святую крещеную воду. Но Атауальпа горько плакал и продолжал настаивать на том, чтобы о его детях позаботились, показывая рукой их малый рост и ясно давая понять жестами, какие они маленькие и что он оставляет их [беззащитными] в Кито. [Однако] монах продолжал понуждать его обратиться в христианство и забыть своих детей, [говоря ему], что губернатор [Писарро) присмотрит за ними и что он будет обращаться с ними, как со своими собственными».

Наконец, приняв обещания монаха, Атауальпа в итоге согласился обратиться в христианство – трудно сказать, было ли это сделано ради того, чтобы спасти своих детей, спасти ли себя от мученического конца в огне или для того, чтобы гарантировать себе доступ в инкский загробный мир. Монах Вальверде – тот самый человек, который восемь месяцев назад велел Атауальпе повиноваться христианскому Богу испанцев либо же предстать перед лицом испанского гнева – быстро окрестил императора водой.

Небо начало алеть в лучах заходящего солнца, а в это время несколько испанцев затягивали на шее Атауальпы гарроту – род железного ошейника с рукояткой, позволявшей в случае необходимости затягивать петлю, чтобы кровь переставала поступать через сонные артерии в мозг. Пока монах читал последние строчки молитвы: «Если я пойду и долиною смертной тени», – в это время один испанец начал крутить рукоятку, веревка медленно затянулась вокруг шеи Атауальпы, – «не убоюсь зла, потому что Ты со мною», – в это время глаза Атауальпы начали выпучиваться, а на лбу у него вздулась одинокая вена, осветившаяся заходящими лучами солнца. Нотариус Педро Санчо де ла Ос писал:

«Когда были произнесены эти последние слова и окружившие Атауальпу испанцы прочитали Символ веры во спасение его души, он (Атауальпа) был моментально задушен. Да примет его Господь на небесах, поскольку он умер, раскаявшись в своих грехах и приняв истинную христианскую веру. После того как он был таким образом задушен и свершилось наказание, его тело было опалено огнем, с тем чтобы была сожжена часть его одежды и плоти. Той же ночью (а он погиб вечером) его тело было оставлено на площади, с тем чтобы каждый мог удостовериться в факте его смерти».

«Он умер в субботу, – написал другой нотариус, – в тот самый час, когда он был пленен [за восемь месяцев до этого]. Некоторые говорили, что за свои грехи он умер [в тот же самый] день [в субботу] и час, когда он был схвачен».

Так закончилась жизнь Атауальпы, тридцатиоднолетнего повелителя инков, первого инкского императора, который на временном промежутке более чем в сто лет не только не смог расширить пределы империи, но, напротив, ему пришлось иметь дело с надвигающимся коллапсом государства. Во второй раз менее чем за десятилетний период Инкская империя оказалась без правителя – в первый раз Уайна Капак погиб от оспы. Управители, администраторы, генералы и счетоводы продолжали заниматься своими ежедневными задачами, но не было единого руководителя, который отдавал бы генеральные приказы. Начиная с этого момента Инкская империя оказалась в основе своей парализованной – подобно огромному гиганту, внезапно споткнувшемуся и упавшему, который затем оказался не способен защититься от маленькой проворной банды захватчиков, которые, подобно паразитам, пробуравили глубокие ходы в инкское политическое тело и занялись опустошением его изнутри.

В то время как тело Атауальпы, сморщенное, издававшее дымный чад, лежало на земле и туземцы простерлись подле него ниц, стеная и оплакивая его, испанцы изготовились к неизбежной атаке. Писарро приказал всем находившимся в испанском лагере пребывать в полной боевой готовности, пятидесяти всадникам он отдал приказ патрулировать город. В ту ночь ни Писарро, ни его капитаны не спали, периодически они проверяли несение патрульными караула. Как и накануне дня пленения Атауальпы, имевшего место около года назад, испанцы были внутренне очень напряжены. Придется ли им на рассвете столкнуться с сотнями тысяч инкских воинов? И в этом случае скольким испанцам из всего лагеря удастся дожить до конца дня?

Густые звездные скопления на небе начали мало-помалу тускнеть, а на востоке забрезжила бледная полоса рассвета. Испанцы, которые уже проснулись, разбудили своих товарищей – все они теперь напряженно вслушивались, ожидая услышать монотонный стук и звон приближающейся туземной пехоты. Медленно начало светлеть небо, пока не появились первые лучи солнца, которые сначала коснулись тростниковых крыш домов и затем затопили всю зеленую долину светом. Солнце поднималось все выше, однако никакой атаки не следовало. Посланные на лошадях разведчики вернулись, не обнаружив никаких следов армии, по крайней мере в близлежащих окрестностях. Вне всякого сомнения, всех беспокоил вопрос: что произошло с надвигающейся туземной армией? Почему она не проявила себя и не атаковала? Информация, полученная испанцами, была ложной или верной?

Когда перед испанцами отодвинулась неминуемая опасность атаки, перед ними встал более прозаический вопрос: что делать с телом Атауальпы? Все сошлись на том, что нельзя оставить лежать тело инкского императора, как они до этого обошлись с тысячами убитых ими инкских солдат. Атауальпу почитали как бога, и индейцы продолжали падать перед ним ниц на площади, испытывая огромную скорбь по поводу его кончины. Писарро в итоге решил, что чем быстрее испанцы избавятся от тела Атауальпы, тем быстрее сотрется память о нем. После короткой прощальной церемонии окостеневшее, почерневшее тело Атауальпы было похоронено в выкопанной наскоро яме.

Через несколько дней после захоронения Атауальпы испанцы увидели, как Эрнан де Сото со своими всадниками несется по направлению к их лагерю. Сото понятия не имел о том, что произошло в его отсутствие, и полагал, что Атауальпа все еще жив. Полководец слез с коня на центральной площади и немедленно отправился на поиски Писарро: вне всякого сомнения, его должен был удивить столб, воткнутый в землю в центре площади и находившееся рядом обугленное дерево.

Неожиданным для Сото должно было быть и мрачное настроение, царившее в лагере. Также его внимание привлекла «большая фетровая шляпа, носимая Писарро [словно] в знак траура». Сото сообщил Писарро, что он со своими людьми не обнаружил «никаких туземных бойцов в окрестностях, все там было спокойно… Так что, обнаружив, что все это была уловка, явная ложь, они вернулись в Кахамарку».

Скорбная реакция Писарро на те хорошие новости, что привез Сото, застигла последнего врасплох. «Я вижу, что я был обманут», – спокойно сказал Писарро. Обычно неразговорчивый Писарро – высокий, седеющий, с редкой бородой, неожиданно проявил взволнованность, «его глаза были полны слез». Писарро поведал Сото, что они подвергли Атауальпу казни гарротой за несколько дней до этого, после того как до них дошло несколько сообщений о надвигающейся инкской армии. Очевидно, по словам Писарро, эта информация была ложной.

Сото, который, подобно Писарро, лично убил бессчетное число туземцев в ходе сражений, был глубоко огорчен новостью о смерти Атауальпы. Предположительно это было обусловлено высоким положением Атауальпы, которого испанцы в целом очень уважали, а также наметившейся дружеской связью между Сото и императором. Наряду с Эрнаном Писарро Атауальпа числил статного, энергичного Сото своим сторонником или по крайней мере человеком, с которым можно поддерживать отношения на личностном уровне. Эмоциональный Сото сказал Писарро, что намного лучше было бы отослать Атауальпу в Испанию и что сам он, Сото, с удовольствием сопроводил бы его туда. По словам Сото, они убили императора без всякой причины, которая имела бы хоть какое-то оправдание. Затем он повернулся и вышел из помещения.

Постепенно новость о смерти Атауальпы начала двигаться из Перу дальше на север, через Панамский перешеек, и затем на корабле достигла Испании. Между тем Писарро, Альмагро и с ними триста испанцев начали готовиться ко второй крупной военной кампании. В планы Писарро входило энергичное военное наступление в южном направлении, через сильно пересеченный андский хребет. Не имея более в своем распоряжении фигуры императора, находящегося у них в заложниках, испанцы могли теперь уповать только на свои пики, мечи и своего Бога. Если пленение Атауальпы можно было уподобить захвату мозгового центра империи, то теперь, нацеливаясь на юг, Писарро был готов завладеть сердцем империи: легендарным городом Куско. Но Писарро знал, что на пути к его цели стояли две инкские армии. Он также знал, что еще одна инкская армия таилась где-то в засаде у него в тылу. Как поведут себя эти туземные армии и возглавляющие их генералы, предсказать не мог никто.

Вот двинулись вперед кавалеристы со своими длинными пиками и пехотинцы с вложенными в ножны мечами, они оставляли за своими спинами город, в котором прожили почти год.

7. МАРИОНЕТОЧНЫЙ КОРОЛЬ

«У государя должно быть два вида страха: один внутренний, связанный с настроем его подданных, и другой внешний, связанный с иноземными силами».

Никколо Макиавелли, «Государь», 1511

На протяжении следующих трех месяцев Писарро и триста его конкистадоров двигались в южном направлении, через заснеженные вершины. Стада лам и альпак вели туземные мальчишки, одетые в традиционные туники. Время от времени отряду приходилось вступать в мелкие стычки с враждебно настроенным местным населением, которое, однако, было плохо организовано и не могло нанести отряду серьезного урона. К настоящему времени у испанцев уже имелась значительно более солидная свита: в дополнение к нескольким туземным рабам из Никарагуа и некоторому количеству черных рабов из Африки к испанскому отряду присоединилось изрядное число местных туземцев, пополнивших караван своими ламами – животные были нагружены палатками, продовольствием, оружием и золотыми и серебряными сокровищами Атауальпы.

Но прежде чем Писарро со своими испанцами покинул Кахамарку, он решил короновать самого старшего из выживших братьев императора Уайны Капака, наследного принца по имени Тупак Уаллпа. Писарро надеялся, что посредством этого он сможет продолжать контролировать инкскую аристократию и, следовательно, империю, как он это делал, используя фигуру Атауальпы. Однако правление нового инкского императора оказалось непродолжительным. Спустя два месяца Тупак Уаллпа заболел и умер. Разочарованный Писарро похоронил его в городе Хауха, находящемся на полпути между Кахамаркой и Куско. И вновь Инкская империя осталась без правителя.

Перед тем как им выступить на юг, Писарро и его отряд не имели точного представления о текущем рассредоточении инкских войск. Писарро доложили, что имелось три инкских армии: одна на севере, на территории нынешнего Эквадора, насчитывавшая около 30 000 солдат под предводительством генерала Руминяви; другая находилась на территории, соответствовавшей нынешней центральной части Перу, насчитывавшая 35 000 солдат; и, наконец, в Куско стояла армия генерала Кискиса в 30 000 человек. Но Писарро, прежде чем покинуть Кахамарку, обезглавил центральную армию, заманив ее военачальника Чалкучиму под тем предлогом, чтобы он навестил находящегося в заключении Атауальпу. Схватив Чалкучиму, Писарро решил забрать инкского генерала с собой в поход. Однако у Писарро стали расти подозрения, что генерал может попытаться возбудить местных туземцев против него, и губернатор приказал сжечь Чалкучиму у столба. Таким образом, на пути испанцев к их цели – захвату столицы Инкской империи – осталась только армия генерала Кискиса.

В ноябре 1533 г., когда испанцы вышли из инкского города Хакихауаны, отстоящего от Куско на расстоянии однодневного перехода, они повстречали семнадцатилетнего туземца, имевшего совсем мальчишеский вид. На нем была желтая туника; его сопровождала группа инкских представителей знати. Из беседы с юношей переводчики выяснили, что это сын Уайны Капака. Писарро узнал, что имя юноши – Манко Инка и что он, приходясь братом и Атауальпе, и Уаскару, являлся одним из очень немногих выживших представителей королевской родословной, которую вело семейство Уаскара. Писарро и его капитаны внимательно слушали повествование молодого принца, рассказывавшего о том, как долго он пребывал в положении беженца: большую часть предыдущего года ему приходилось «постоянно скрываться от людей Атауальпы, с тем чтобы они не убили его». Он явился сюда одинокий и совсем покинутый, выглядел он как обычный индеец.

Писарро сразу понял не только то, что Манко Инка являлся возможным наследником на трон, но также и то, что наследный принц принадлежал к фракции Куско – именно к той фракции, с которой Писарро хотел союзничать. Поскольку Писарро уже казнил Атауальпу, он ничего лучше не мог для себя сделать, кроме как приехать в Куско с представителем той самой фракции, которая пострадала от Атауальпы. Писарро и его войска могли, таким образом, позиционировать себя как освободителей, и они надеялись, что при такой подаче устраняется сама возможность зарождения какого-либо национального сопротивления. Летописец Педро Санчо де ла Ос писал:

«[Манко Инка] сказал губернатору, что он сделает все, что в его силах, чтобы помочь губернатору избавить землю от людей из фракции Кито [основной армии Атауальпы], – поскольку они являются врагами Манко и ненавидят его… [Манко] по закону следовала вся эта провинция, и все ее местные вожди хотели видеть его своим повелителем. Он явился к губернатору [Писарро] через горы, избегая дорог, – из страха перед людьми из Кито. Губернатор был счастлив принять его и сказал ему: „Многое из того, что ты говоришь, радует меня, в частности, твое большое желание избавиться от этих людей из Кито. Тебе следует знать, что я явился сюда… лишь по той причине, чтобы помешать им причинить тебе вред и освободить тебя от твоей рабской зависимости (перед ними). И ты можешь быть уверен, что я явился сюда не ради собственной выгоды… но, зная те несправедливости, которые были совершены по отношению к тебе, я пришел положить им конец – в точном соответствии с повелением моего императора. Таким образом, ты можешь быть уверен, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, и я также освобожу народ Куско от этой тирании“. Губернатор дал Манко Инке такие внушительные обещания, с тем чтобы польстить ему и для того, чтобы получить сведения о том, как обстоят дела в разных местах империи. Манко Инка, равно как и те, кто был рядом с ним, были в высшей степени удовлетворены подобными речами».

Писарро надеялся, что, заключив союз с юным инкским принцем, он сможет перехитрить фракцию Куско, заставив ее думать, что единственным интересом испанцев является наделение властными полномочиями тех, кто был угнетен при Атауальпе. Писарро также быстро осознал, что вполне наивный на вид сын Уайны Капака сможет превосходно сыграть роль марионеточного короля, которого без особых усилий смогут контролировать испанцы.

Но прежде чем Писарро сможет утвердить Манко в роли нового императора, ему сначала следовало захватить Куско, которое все еще было занято многочисленной, враждебно настроенной инкской армией. Манко поведал испанцам, что генерал Кискис предпочитал сжечь город дотла, нежели отдать его чужеземцам. Со значительного расстояния от города испанцы уже могли разглядеть дым над горизонтом: возможно, уничтожение Куско уже началось. Писарро немедленно приказал своему двадцатитрехлетнему брату Хуану и Эрнану де Сото взять с собой 40 кавалеристов и попытаться предотвратить сожжение столицы. В то время как Писарро и оставшаяся часть его отряда мерно двинулась дальше, Хуан Писарро, де Сото и набранные ими кавалеристы галопом помчались в сторону города и вскоре скрылись за холмом.

Несмотря на то что им, по-видимому, предстояло принять участие в масштабном сражении, Писарро и его отряд чувствовали себя вполне уверенно. Испанские войска выглядели гораздо предпочтительнее в плане общей усталости и понесенных потерь, нежели туземная армия. Начиная с момента пленения Атауальпы, индейцы потеряли более 8000 воинов, большое число представителей высокопоставленной элиты, одного из трех своих ключевых генералов и, конечно, своего императора. Испанцы же, напротив, до сих пор потеряли лишь одного своего африканского раба. Хотя число их было невелико, испанцы тем не менее обладали перед инками изрядными преимуществами в плане военной технологии. Возможно, самым большим их преимуществом было монопольное владение лошадьми – каждое такое животное могло перевозить на себе воина с полным вооружением и при этом развивать огромную скорость. Мобильные самоходные средства атаки, лошади не только внушали индейцам страх, но также служили своеобразным высоким помостом, находясь на котором испанцы вполне свободно могли пользоваться своими четырехметровыми пиками с металлическими наконечниками и ударно разить своими мечами. У конкистадоров Писарро также был порох, некоторое число пушек и изрядное число аркебуз.

Если говорить о средствах защиты, то испанцы располагали стальными шлемами, пластинчатыми доспехами и кольчугами. Кроме того, у испанских пехотинцев имелись эскудо – деревянные щиты около 2 футов в диаметре, а всадники имели адарги – щиты больших размеров, также имевшие деревянную основу, но покрытые двойным слоем шкур. Сидящий на коне испанский рыцарь, весь в железных доспехах, со щитом в одной руке и пикой или мечом в другой, являл собой самый передовой образец европейской военной технологии. Только подобным же образом вооруженный рыцарь, пехотинец, целящийся из аркебузы с близкого расстояния, или испытанный европейский пикинер имел возможность противостоять конной атаке.

Племянник Атауальпы Титу Куси позднее описывал, каким ему и его соплеменникам представлялось испанское войско – с его аркебузами, стреляющими невидимыми дротиками, которые чудодейственным образом убивали индейских воинов на расстоянии, и с его трубами, издающими громкие звуки:

«Они были подобны виракоче – этим именем в древние времена мы называли создателя всех творений… И они (инки) называли так этих людей отчасти потому, что они одевались совсем по-другому и имели совершенно иной внешний вид, и также потому, что под ними были… гигантские животные, у которых лапы были из серебра, – чужеземцы объясняли, что это сверкают подковы животных… Инки называли их виракочами, поскольку у них был очень внушительный внешний вид и поскольку они были слишком отличны от нас во всем: поскольку они носили черные и рыжие бороды, поскольку они питались из серебряных блюд, а также потому, что у них были ильяпас – так мы именовали гром, – мы описывали этим словом аркебузы, поскольку полагали, что они низвергают гром с небес».

Помимо вооружений, испанцы располагали также рядом других преимуществ: они могли намного более эффективно сообщаться друг с другом посредством письма – так, находившиеся на расстоянии друг от друга воинские подразделения могли обмениваться информацией. У испанцев были корабли и доступ к международной торговой системе коммуникаций, благодаря чему они могли периодически пополнять свои запасы оружия, лошадей, людской силы. У испанцев также имелся опыт успешного ведения сражений на протяжении ряда веков против мавров, которые имели сопоставимое с испанским вооружение.

Испанцы также имели более тридцати лет опыта покорения других туземных племен, проживавших на территории Карибского бассейна, в Мексике и в других областях Америки: совсем недавно Эрнан Кортес осуществил завоевание Ацтекской империи в Мексике. Писарро, таким образом, знал, как он может использовать для своей выгоды внутренние политические разногласия и каким образом он сможет набирать себе союзников среди туземцев. Также испанцы имели при себе двух туземных переводчиков, которые прошли обучение в Испании и которых теперь можно было использовать для установления контактов с местным населением.

В испанском арсенале было и еще одно мощное оружие, хотя оно было совершенно непредумышленным: разнесение эпидемии европейской оспы. Заболевание пришло в страну непосредственно перед третьим и последним путешествием Писарро в Перу. Оно не только убило правителя Инкской империи Уайну Капака, но также привело к развязыванию жестокой, опустошительной войны, раздробившей государство на две части. Всего лишь пять лет назад, во время второй экспедиции Писарро, Инкское государство было объединенным и сильным. В ходе своей третьей экспедиции, предпринятой в 1532 г., Писарро со своим отрядом обнаружил империю сильно ослабленной эпидемией и жестокой гражданской войной.

Если испанское оружие в основном было произведено из стали, то инкские предметы вооружения были сделаны из бронзы, меди и камня. Таким образом, испанцы обнаружили в Перу культуру бронзового века – в технологическом отношении подобную той, которая была характерна для Египта за тысячу лет до явления Христа. Инки добывали медные, оловянные, золотые, серебряные и ртутные руды, однако железные месторождения на территории королевства Тавантинсуйю были неизвестны (первые значительные залежи железной руды были обнаружены в Перу только в 1915 г.). Так что даже если бы до обозреваемой эпохи инки имели за своими плечами еще несколько сотен лет ускоренного развития, едва ли бы они вступили в так называемый железный век, а, не имея железа, они соответственно не вошли бы в стальной век. В противостоянии со стальными доспехами и оружием заморских захватчиков инкское оружие из камня и мягких металлов оказалось просто бессильно.

В основном инкское оружие было предназначено для рукопашных поединков с пехотинцами, вооруженными подобным же нехитрым образом. Основным видом оружия были разнообразные дубинки, испанцы называли их ропча. Самая большая, предназначенная для двуручного использования, имела длинную деревянную ручку и деревянный или медный шар с пятью-шестью выступами на конце. Предназначенные для раскалывания человеческого черепа дубинки, однако, были бессильны сокрушить испанский стальной шлем. Только прямой удар в лицо, не защищенное забралом, мог оказаться фатальным. Инки также использовали боевые топоры – с медными, бронзовыми или каменными лезвиями с теми же целями, что и дубинки. Однако лезвия были недостаточно острыми, чтобы отсекать человеческие конечности. В то время как испанские мечи могли разрезать плоть так же легко, как масло, инкские топоры могли только разбивать кости и наносить увечья.

Помимо дубинок, на вооружении у инкских войск имелись копья с медными или бронзовыми наконечниками или просто заостренными деревянными концами. Индейцы также использовали дротики с деревянными или костяными наконечниками, которые запускались при помощи особого метательного приспособления. Одним из самых опасных видов инкского оружия, сточки зрения испанцев, была праща – варака, обычно делавшаяся из шерсти или какой-либо ткани. Вложив в центральную расширенную часть пращи камень размером с яйцо и затем быстро раскрутив пращу, воин мог придать такую силу и точность полету камня, что последний мог расколоть испанский меч надвое. Но если на испанце был шлем, то запущенные таким образом камни не могли нанести ему смертельный удар.

Инкские войска также использовали, хотя и значительно реже, лук и стрелы. Поскольку только туземцы из восточных джунглей умели пользоваться подобным оружием, лук и стрелы применялись инкскими отрядами только в случае присутствия в них уроженцев Антисуйю – амазонского региона империи. Но уроженцев дельты Амазонки было немного по сравнению с рекрутами из высокогорных районов. Таким образом, луки и стрелы находили себе ограниченное применение, а кроме того, они также были бессильны против стальных доспехов.

Несмотря на то что инки располагали значительно б о льшим числом войск, они не имели многих из тех преимуществ, которыми обладали испанцы: у инков, например, не было системы письма, не считая кипу, которые позволяли обмениваться значительно меньшим объемом информации, нежели развитая испанская письменность. Инки также очень мало знали о мире за пределами их границ; так, они ничего не знали о завоевании испанцами Мексики, Центральной Америки и Карибского бассейна. Также они не имели никакого представления об истории Европы и других регионов мира. Доспехи их сильно уступали испанским. Если отдельные туземные племена иногда использовали нагрудные и наспинные медные пластины, то основная часть инков по большей части надевала лишь хлопчатобумажные панцири, которые вполне приемлемо защищали от оружия других туземных армий, но не от испанских смертоносных пик и стрел. Наконец, у инков не было лошадей; поэтому им постоянно приходилось искать какие-то способы защиты от несущейся массы неведомых им доселе животных, управляемых облаченными в доспехи испанцами, которые обладали неоспоримым преимуществом нанесения ударов сверху вниз.

14 ноября 1533 г. капитаны Хуан Писарро и Эрнан де Сото со своим кавалерийским отрядом в 40 человек приблизились к окрестностям инкской столицы Куско. Дорога, ведущая в город, была перекрыта соединенными силами центральной и южной армий, которым каким-то образом удалось объединить усилия. В условиях абсолютного численного перевеса противника испанцы тем не менее решили немедленно атаковать – к такой тактике они стали прибегать почти инстинктивно. В какой бы опасности они ни находились, естественным побуждением испанцев было немедленно атаковать – и именно в том направлении, откуда, по их представлению, исходила наибольшая угроза. Именно эта стратегия до сих пор приносила в Андах неизменный успех.

Туземные воины, «имевшие гораздо большую численность… выступили против нас, издавая страшные крики и выражая крайнюю решимость», – писал Мигель де Эстете. Особенно яростно дралась северная армия под командованием опытного генерала Кискиса, – организовав бешеную атаку с применением пращей, стрел и булав, им в итоге удалось оттеснить испанцев. «Они убили три наших лошади, в том числе и мою, а она стоила мне 1600 кастельяно, – писал нотариус Хуан Руис де Арсе, – также были ранены многие христиане». [34]34
  Руис де Арсе имел все основания быть опечаленным. Он потерял не только незаменимое военное оружие, он теперь автоматически был низведен до уровня простого пехотинца; Руис становился более уязвим к получению возможных ранений, и в случае дележа награбленной добычи ему причиталась меньшая доля. Ввиду взвинченных цен в Перу лошадь здесь стоила примерно столько же, сколько средний дом в Испании. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Но защищенные своими доспехами и имея возможность драться, используя преимущество кавалерии – мобильность и положение всадника над пехотинцем, испанцы нанесли инкам огромный урон; сотни туземцев пали в тот день в ходе сражения, которое продолжалось до самого вечера. Дорога была усеяна отрубленными конечностями и головами. Испанцы своими стальными доспехами были защищены от камней и от наверший булав, у них, конечно, были раненые, но они не потеряли ни одного человека; сражаясь на относительно ровной поверхности, испанцы имели два преимущества: они могли задействовать таранный эффект использования своих лошадей, а также развиваемую ими большую скорость. Если какой-то испанец оказывался в трудном положении, его товарищи на лошадях бросались к нему на помощь. Если испанцы видели, что в сложившейся затруднительной ситуации спастись можно было только бегством, то они пришпоривали своих лошадей, и их не могли догнать даже самые быстроногие из числа туземных воинов. Поздно вечером прибыли Франсиско Писарро и оставшаяся часть испанских войск, но к этому времени испанская кавалерия и армия Кискиса уже закончили сражение. С наступлением темноты инкские и испанские войска расположились в пределах взаимной видимости, туземные костры освещали близлежащий холм. Санчо де ла Ос писал:

«[Испанцы] разбили лагерь на равнине, а индейцы простояли на склоне холма до полуночи – на расстоянии выстрела аркебузы, [постоянно] что-то выкрикивая. Испанцы провели всю ночь в седле. На рассвете следующего дня губернатор расположил пехотинцев и кавалерию в удачно скомбинированном порядке, перекрыв дорогу на Куско, – его предупредили, что враг вновь будет атаковать испанцев на дороге».

«Мы двинулись в сторону города, – писал Руис де Арсе, теперь вынужденный идти пешком после потери своей лошади, – испытывая сильный страх и полагая, что индейцы поджидают нас у городских ворот. И так мы… вошли в город, в котором [уже] не было защитников». Очевидно, осознав, что на плоской поверхности туземные войска, даже имея численный перевес, не сравнятся с конными испанцами, генерал Кискис решил поберечь свою армию до тех пор, пока не представится возможность для более удобного варианта сражения. Уже после полуночи генерал Кискис дал своим войскам приказ отходить, отказавшись от дальнейших сражений за Куско. Они сделали все это вполне бесшумно, оставив зажженными свои костры, с тем чтобы испанцы думали, что индейцы продолжают располагаться в лагере. На следующий день около полудня испанцы победным маршем вошли в город. «Губернатор и его войска вошли в этот великий город Куско, – писал Санчо де ла Ос, – не встречая никакого сопротивления. Это произошло в пятницу, в час совершения великой мессы, в пятнадцатый день ноября в 1533-й год от даты рождения нашего Спасителя Иисуса Христа».

Когда испанцы двинулись в полном своем боевом порядке, любопытствующие жители города высыпали на мощеные улицы города. Только этим утром удивленные горожане узнали, что северная армия из Кито, которая стояла в городе на протяжении последнего года, неожиданно бесследно растворилась. Жители города, конечно, уже знали, что Атауальпа – император, чьи военачальники захватили столицу и убили их правителя Уаскара, – был казнен этой самой группой чужеземцев, которые сейчас вступали в стольный город. Немалое число жителей города было удивлено, когда появился Манко Инка, молодой принц, которого большинство горожан не видели уже год, – он шел в окружении странного вида бородатых людей. Манко, очевидно, находился в полном здравии и благополучии. Всем своим поведением и речами юный принц давал понять, что чужеземцы расположены к горожанам дружелюбно, они не представляют никакой угрозы и с ними следует обращаться как с почетными гостями. Измученные длительной оккупацией, жители Куско с облегчением восприняли неожиданное исчезновение ненавистной северной армии. Вне всякого сомнения, самым важным для них теперь был вопрос: кто эти чужеземцы и почему они явились сюда?

Для Писарро и его отряда вступление в столицу стало военным триумфом, кульминацией длительного и очень сложного предприятия, которое они начали примерно три года назад, когда впервые отошли от берегов Панамы. И хотя, возможно, испанцы были и не слишком радушно приняты в этот первый день, их стратегия установления союзнических отношений с фракцией Уаскара и позиционирования себя как освободителей, а не как оккупантов пока вполне оправдывала себя. Жители города спокойно стояли на улицах – весьма нарядно одетые в разноцветные узорчатые туники из хлопка или шерсти альпаки. Ни у одного из них не видно было при себе оружия. К своему облегчению, испанцы обнаружили, что не было никакой необходимости вытаскивать мечи из ножен или пользоваться аркебузами. Рядовым конкистадорам их беспрепятственное вхождение в самый красивый город из всех, что им доводилось видеть в Новом Свете, казалось чем-то сродни чуду. «Испанцев, которые приняли участие в этой экспедиции, поразили их собственные достижения, – писал Санчо де ла Ос. – Когда они начинают думать об этом, они не могут себе представить, как им удалось дожить до такого триумфа, пройдя через такие трудности и такие длительные периоды голода». «Мы вошли в город, не встретив никакого сопротивления, – писал Мигель де Эстете, – туземцы проявили к нам добрую волю».