Текст книги "Мальчик по соседству (ЛП)"
Автор книги: Кэтти Ван Арк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
17
Мэдди
В понедельник я не пошла в школу, из-за того, что у нас повышение квалификации учителей, и поэтому, мы с мамой поехали в суд, где я смогу сдать письменный тест на вождение.
Часом позже, у меня уже было ученическое[47]47
Это права, которые даются лицам, не достигшим 18 лет(прим. переводчика)
[Закрыть] водительское удостоверение.
На мамином автомате[48]48
Сокращенно от «автоматическая коробка передач».
[Закрыть] было легко даже на дороге, а не только на парковке. Ну, точнее для меня легче, мама же выглядит сейчас как человек, которого сейчас стошнит.
– Медленней. Осторожно!
Она пытается наставлять меня в вождении, но я не могу перестать думать о нас с Гейбом.
Этим утром после тренировки, он спросил меня, ничего, если мы пока никому не будем рассказывать о нас...
Мама перебивает мои мысли прежде, чем он дает внятный ответ почему.
– Осторожно!– кричит мама.
Я прижимаюсь к обочине и паркуюсь.
Нам обеим определенно достаточно на сегодня.
***
После сегодняшних занятий на катке, мы с Гейбом идем вместе до машины. Когда мы подходим к «Вайперу», он бросает мне ключи.
– Хочешь прокатиться?
Это так мило с его стороны, но я кидаю ключи обратно.
– Нет, но спасибо, – я все еще нервничаю по поводу поездки с мамой, и мне будет неудобно вести машину Гейба по шоссе, когда я даже не ездила на второй передаче. – Я думаю, мне нужно еще потренироваться.
– Я могу помочь тебе с этим, – Гейб открывает пассажирскую дверь для меня. Как только я сажусь, он появляется на месте водителя. – Хочешь поехать куда-нибудь и потренироваться?
Никаких взглядов: ни на грудь, ни мимолетных подглядываний на мои колени. Я могу понять, что он подразумевает под практикой вождения. Но я не хочу этого прямо сейчас.
Кукурузные поля мелькают теперь уже пятнистыми, омерзительными желтыми лабиринтами, пока Гейб едет. Он управляет машиной так гладко, так уверено. Так же гладко, как и в других вещах.
– Гейб, почему мы должны быть секретом?
– Так… это будет забавно, не думаешь так? Ты ведь знаешь, настоящую жизнь Ромео и Джульетты?
– «Ромео и Джульетта» это трагедия,– указываю я. – Они совершили суицид. Очень весело.
Он кидает взгляд на меня.
– Хорошо, и… ладно, – он смотрит обратно на лобовое стекло. – Другая причина.
– Например?
– Ты можешь просто поверить мне?
–Ты тоже должен верить мне.
Он затихает на долгое время, но, в конце концов, говорит:
– Хорошо, я признаюсь тебе. Твой отец выбьет все дерьмо из меня. Знаешь, все его прославленные истории про морских котиков[49]49
Основное тактическое подразделение Сил специальных операций (ССО) ВМС США.
[Закрыть].
У меня такое чувство, что папе больше понравится Ион, как мой первый парень. Четыре балла, когда дело доходит до оценки, никаких поблажек, когда дело доходит до девушек. Все же, это слабенькое оправдание, особенно, когда папа не приезжает домой.
Секретная тема заставляет меня нервничать, и вождение не только то место, где я никогда не пробовала вторую передачу. Наверно, я бы не прочь иметь немного времени, чтобы разобраться с этими вещами самой. Возможно это что-то вроде тренировки. Взять все под контроль, прежде чем выставить на общее обозрение.
Возвратившись домой, Гейб достает из багажника мою сумку.
– Пригласи, если хочешь помощи.
– С вождением?
– Да.
– Или если ты хочешь поездить?
– Это тоже, – он все еще стоит здесь, держа мою сумку.
Я понимаю, что мне нравится, как водит Гейб, мне это всегда нравилось. Это возможная часть той причины, почему я так упорно училась делать это самой. Но сердце к этому не лежало. Мысль о том, что я потеряю возящего повсюду меня Гейба, заставила почувствовать себя некомфортно. Гейбу сейчас тоже некомфортно из-за чего-то, и я это прекрасно понимаю.
– Хочешь, может, сходим куда-нибудь, вместе?– Спрашивает он.
– Попрактиковаться?
Гейб краснеет.
– Для чего-то большего, чем это.
Его слова заставляют на моем лице расцвести улыбку.
– Чего-то большее? Типа секретного свидания?
– В любое время, открытое приглашение.
Моя улыбка тает.
– Но куда?
Иногда мы бываем чертовски хороши в чтение мыслей друг друга. В идеальный унисон мы говорим:
– Танцы на Хэллоуин.
Мы можем пойти в маскировке.
***
Я не скучаю по папе на этой неделе. Я говорю маме, что у нас с Гейбом групповой проект по английскому, и мы встречаемся у него, пока его папа забивает шары в восемнадцать лунок, а мама волонтер в клинике через реку в Палсайде.
В комнате, я сижу на коленях у Гейба, взволнованная тем, как мы с ним выбираем костюмы. Я кликаю на разные варианты костюмов.
– Этот,– он показывает на пару, одетую, как кусок мыла и мочалка.
Костюм девушки-мочалки очень милый: куча тюля сжата и обмотана вокруг нее с торчащим огромным белым шнурком. Костюм показывает ее плечи и ноги.
Мои скульптурные из-за фигурного катания плечи, будут смотреться горячо, если я оденусь так, но…
– Я думаю, нам нужны костюмы, где не будет видно обоих наших лиц.
– Твое лицо,– уточняет Гейб. – Никто не удивится, если увидит меня на танцах с какой-то девушкой.
Внезапно, колени Гейба становятся неудобными.
– Какая-то девушка.
– Вот дерьмо, Мэд, я не это имел в виду!
– Так что мы будем делать, лицо мне тоже тюлем обвернем?
– Нет, я буду мочалкой, а ты будешь мылом.
Мыло...
Костюм мыла это коробка, покрытая белой бумагой, на которой большими буквами написано МЫЛО.
– Да ладно тебе, иди сюда, Мэд, будет весело!
Тайно замаскированные, мы станем объектом для веселья. Просто я-секрет, это уже совершенно другая программа.
– В прошлом году мы с Пайпер были водой и землей. Это было забавно: я надел свой плавательный костюм и взял сёрф и…
– А Пайпер была землей? – то же самое, что быть грязью. – Я думала, я единственная девушка, с кем ты одинаково одевался.
– Это был просто костюм,– краснеет Гейб. – Прости, я не собирался говорить о… если ты не хочешь чтоб я…
Говорит он об этом или нет, но это всегда будет частью него, частью того, кто такой Гейб… Или кем он был, или кем он сейчас является. Я не уверена что хуже, знать это или не знать, но я точно понимаю, что я больше не хочу смотреть на костюмы сегодня.
Я слезаю с колен Гейба, встаю и смотрю на него, на его глаза цвета плавленого шоколада. Он выглядит жалким, и голос его звучит действительно взволнованным по каким-то причинам, или из-за костюма мочалки для душа или…
Я не могу ничем помочь, поэтому я взрываюсь смехом.
– Это идеальный костюм для тебя. Ты хочешь пойти на танцы, как мочалка?
Он улыбается.
– И ты хочешь пойти со мной?
Я хочу пойти с Гейбом на танцы.
– Ладно.
***
Есть определенный момент, когда все вокруг вместе покупают себе костюмы. Так как Гейб не пошел со мной за тканью в магазин, я возвращаюсь к нему с ярко-розовым тюлем для его костюма.
Мы красим из аэрозольного баллончика мою коробку в белоснежный цвет и пишем «МЫЛО» причудливым шрифтом. Гейбу приходит гениальная идея вырезать разных размеров кружочки и приклеить их так, чтоб выглядело как пена. Когда мы заканчиваем, он встает и смотрит на это.
– Нужно что-то еще.
– Это картонная коробка.
Что мы можем еще сделать!?
– Шик.
– Чего!?
– Нужно немного шика, вроде тех блестящих штучек, которые твоя мама приделывает на твои платья.
– Кристаллы Сваровски.
– Ага.
Сваровски дорогие, но я найду несколько страз в старых моделях или в коробках, в которые мы играли в детстве. Впрочем, Гейб прав.
Гейб оборачивает руки вокруг моей талии:
– Я все равно не смог бы быть мылом, не с тобой.
– Что так?
– Ты заставляешь меня думать о грязных вещах.
Он целует меня в шею, и прежде чем я осознаю, что он делает, я чувствую мелкие, дразнящие укусы на своей коже.
Я хихикаю и выкручиваюсь из его рук, но боже, мы дурачимся некоторое время, и в этот миг, я просто понимаю, что хочу быть пойманной до тех пор…
– Мэдди?
Мы с Гейбом резко замираем.
Я определенно не хочу быть пойманной мамой.
Он отступает от меня, когда мама входит в гараж:
– Что это?
У Гейба совершенно обычное, спокойное лицо:
– Наш проект по английскому.
Она изучает сверкающую коробку:
– Правда?
– Ага. С тех пор как мы проходим «Ромео и Джульетту», мы получили внешкольное задание: одеться как пара и сделать фотографию.
Мама покупает эту ложь, заворачивает и завязывает бантик.
– Как забавно, можно я вас сфотографирую?
Мы надеваем костюмы поверх одежды.
Гейб был прав, мама не сможет просто сфотографировать нас, она так сильно смеется, что не может удержать камеру ровно, когда понимает, что костюм мочалки, принадлежит Гейбу.
Этим вечером на ужине, она показывает фотографию Нильсенам.
Мама Гейба держится за бок, пока задыхается от смеха:
– Это так смешно! Жалко, что это только для фото.
Гейб сморит на меня настолько ровно и гладко, без малейшей паники, что приходит ощущение того, что он скользит по льду:
– Ну, мы сможем пойти на Хэлуин в следующую субботу как друзья. Хочешь, Мэд?
Он шикарный лжец!
Я пожимаю плечами и подыгрываю:
– Звучит, хорошо.
***
Я слышала, что официальные мероприятия в Ривэвью проходят вне кампусов, но видно дискотека по поводу Хэлуина не имеет столь высокий статус.
Зал по минимуму украшен: ленточки из крепа[50]50
Креп (фр. crкpe; от лат. crispus – шероховатый, волнистый) – группа тканей, главным образом шёлковых, вырабатываемых из нитей с очень большой (креповой) круткой, а также в некоторых случаях специальными (креповыми) переплетениями.
[Закрыть] закрученные повсюду, искусственная паутина в углах, и в дополнение, группа детей делающих монстерский мош[51]51
Мош (англ. Mosh) – танец, происходящий, в основном, на хардкор-панк концертах. Популярен также на концертах металкор, дэткор и других родственных жанров и поджанров. Танец является весьма агрессивным и имеет наивысший разгар во время брейкдаун-моментов в композиции.
[Закрыть] посередине.
Но реальное развлечение здесь – это костюмы.
Конечно же, тут есть обычные вампиры, распутные ведьмы и окровавленные зомби.
Курт выглядит изувеченным, одетым в свою хоккейную майку, а Ион, как уличный танцор, он просто соединил кепку и свою уличную одежду.
Но и есть несколько милых парных костюмов.
Крис с Кейт оделись как мумия и Клеопатра. Я практически не узнала Кейт в темном парике, пока не увидела рыжие волосы Криса, торчащие из-под бинтов, обмотанных вокруг его головы.
Кузина Гейба, Сара, висит на руке Энди и составляет с ним тандем из «Сникерса» и «Баунти».
Другая пара одета как игральные карты, пара тузов.
Есть ребята с шикарной фантазией: девушка одета как розетка, а парень как вилка. На протяжении всего вечера, этих двоих сопровождают бесконечные гримасы учителей, когда ребята пытаются изображать их «взаимодействие» для каждого желающего на это посмотреть, и при этом, не нарушают не одно правила школы по поведению.
Мы с Гейбом идем к столу с закусками, и даже не успеваем сделать пару движений, как крадем все внимание публики у Электрической Компании.
Я тихо стою в коробке, так что никто не знает кто я. Плюс, мне не надо волноваться о разрывающей мысли: «Черт, кто-то смотрит на меня»! Ну и проще говоря, никто не обращает на меня внимания, потому-то весь интерес людей сосредоточен возле Гейба.
Курт со своей хоккейной командой начинают первыми говорить о костюме Гейба, но потом их затыкает толпа девчонок, которые окружают Гейба и кладут свои руки ему на голые плечи или еще хуже, на его ноги. Появляется ощущение, как будто они собираются добраться до его футболки. Игроки хоккейной команды тут же быстро завязывают с подколами.
Как петух в балетной пачке, Гейб расхаживает в центре внимания. Анита подходит к нему, одетая в узкое красное мини платье, на котором через всю грудь написано ОСТРЫЙ, на животе СОУС.
В белых колготках, рубашке и перчатках, которые одеты под коробкой, чтобы завершить мой образ, мне становится жарко, особенно вокруг лица. Я отхожу от стола, потому что я не могу даже выпить пунша или съесть каких-нибудь пирожных с закрытым лицом, да я все равно не голодная. Жаль, что я не знаю, что Гейб делает с Анитой.
– Это такой беспорядок, когда я в соусе,– Анита воркует позади меня. – Хочешь вымыть меня?
– Прости,– говорит Гейб. – Но я здесь кое с кем и это не гигиенично, делиться мочалками.
Весь вечер Гейб танцует только со мной. Ну, насколько я могу танцевать в коробке, как-то так. Люди болтают с ним каждый раз, как мы останавливаемся.
Я всегда знала, что Гейб популярен, но я никогда не замечала этого так, как сейчас. Конечно, я видела его фан клуб, но только когда они стайками пробегали по коридорам.
Здесь, он как… мой папа, привлекает людей в такой харизматичной манере «любимого политика». Не смотря на это, он так же потерян, как и я в этой коробке, но я все равно чуть-чуть горжусь им. Он меня удивляет и немного пугает, потому что это вся та часть жизни Гейба, о которой я никогда не знала, и потому что я так же знаю одну или две вещи об «обожаемых политиках». И возможно, одну или две вещи о… моем папе, которого не было дома уже два месяца.
В машине по пути домой, я наконец-то набираюсь мужества и спрашиваю Гейба:
– Скажи мне еще раз, почему мы должны быть секретом?
– Ну… ты никогда не смотришь в свои подарки, – он как настоящий политик меняет тему.
– Какое это отношение имеет к моему вопросу?
– Почему бы тебе не заглянуть?
– Потому что ожидание – это часть веселья.
– Точно,– говорит он.
– Но ты всегда заглядываешь.
– Люди меняются. Я говорил тебе, Мэд, сейчас все по-другому, с… нами.
Нами.
Это слово плавит меня, но здесь нечто большее. Может, это вовсе не о секретах? Может быть, это что-то болезненно очевидное?
– Ты понтовался на танцах.
Гейб ждет минуту, чтобы ответить:
– Да. Это беспокоит тебя?
– Да.
– Прости, но…, – Гейб вздыхает. – Нет, правда. Обычно я хвастаюсь тобой. Я как бы поменялся на время.
– Хвастаешься мной? Ты спрятал меня под коробкой.
– Для танцев. Что я делаю часами каждый день? Каждый раз, когда мы на льду, Мэд, это все, что я делаю. В паре, никто не смотрит на парня, за исключением, если они не гадают, нормальный он или гей. Все для чего я там, это чтобы сделать так, чтобы ты выглядела красивой. Хотя, ты облегчаешь мне задачу своей природной красотой.
Я думала, что знаю все про Гейба. Возможно, нет.
– Прости меня.
– Ты тоже,– говорит Гейб.
***
Мама ждет, когда я приду домой.
– Как прошла дискотека?
Я колеблюсь. Это заблуждение, но возможно, это правда.
– Я думаю, было бы намного веселее, пойти с парнем.
Больше не расспрашивая меня о танцах, она продолжает:
– Хорошие новости, папа приезжает завтра.
***
Папин рейс ожидается в 9:12 утра в субботу, но это значит, что в это время у меня тренировка и балет. Когда мы наконец-таки заканчиваем, я вбегаю в дом, но… папы нет. На островке записка: Уехали на встречу. Сэндвич в холодильнике, скоро увидимся. Любим, мама и папа.
Я вздыхаю и ем сэндвич из холодильника. Там даже куриный салат с цельной пшеницей, мой любимый, но это не значит, что я голодна.
Еда занимает пять минут, я беру стакан молока и залпом выпиваю. И что мне сейчас делать? Ну на самом деле мне есть что делать, я сажусь за домашнее задание и пытаюсь читать книжку, но не могу сфокусироваться. Я слишком сильно напряжена, потом что думаю об этом всем.
Я беру свою скрипку в руки. Обычно, я не занимаюсь за пределами класса оркестра, на самом деле даже не приношу ее домой, если только это не суббота.
Мистер Рико не дает нам оставлять их в шкафчиках на выходные, так он делает вид, что ученики оркестра– Б занимаются.
Я никогда не собиралась стать концертной скрипачкой, и наши оценки зависят от посещаемости и теоретических тестов, а не из-за нашей рассадки[52]52
Рассадка оркестра.
[Закрыть] да и у меня не так уж и много мотивации, что бы переехать с последнего места. Плюс Кейт вторая за последним креслом, так что мы можем сидеть вместе так долго, пока не решаемся высказаться.
Но есть кое-что в настройке струн, это заставляет меня чувствовать, будто я тоже хорошо настроена.
Я берусь настраивать скрипку, все еще чувствуя волнение. Начинаю с сюиты «Воздуха» Генделя[53]53
Музыка на воде – три оркестровые сюиты Георга Фридриха Генделя. Когда в точности была написана «Музыка на воде», неизвестно, сочинение относят к периоду с 1715 по 1717 годы.
[Закрыть], которую мы сейчас играем в классе, поэтому для меня достаточно легко.
Я заставляю себя сконцентрироваться на смычке, но понимаю, что мне нужно произведение медленней. Пока я играю свадебную музыку, я проигрываю свой следующий любимый кусок, Канон Пахельбеля в ре мажоре.[54]54
Канон Пахельбеля, также известный как «Канон в ре мажор» является самым знаменитым произведением немецкого композитора эпохи барокко Иогана Пахельбеля.
[Закрыть]
Медленная, длинные ноты в начале успокаивают меня, но когда я беру быстрые части, я опять ошибаюсь и опускаю скрипку. То, что я не тренируюсь и не занимаюсь на скрипке, сказывается на моем мастерстве.
Свадебная музыка обычно заставляет меня думать о Гейбе, но прямо сейчас, я думаю о родителях... Лаааадно, я думаю и о Гейбе и о родителях, на самом деле.
Наши отношения проходят практику, тяжелую работу. Не то чтобы мои родители никогда не ссорились.
Я помню разговор в машине прошлой ночью. Может быть, его ответ не тот, который я ожидала или хотела услышать, но я чувствую себя лучше от того, что поговорила.
Практика – путь к совершенству, так? Я подбираю скрипку и еще раз работаю над сложными частями.
Мама с папой уже пришли домой, они заходят в гостиную, но я не останавливаю свою игру. Понимаю, что это не совершенство, но звучит уже лучше, и я медленно подвожу мелодию к концу.
– Красиво,– мама хлопает.
Я бросаю скрипку и бегу к папе в объятья. Он кружит меня в руках.
– Мэдди, я так скучал по тебе.
– Я тоже, пап.
Мама говорит:
– Я пробыла с тобой на всем обеде, Уилл. Почему бы вам двоим не пойти в туристический парк? Можете прогуляться, – она смотрит на папу. – Поговорить.
Есть что-то в этом взгляде, что я ужасно не люблю. Я быстро ныряю между ними.
– Пойду, надену ботинки.
***
Парк всего лишь в нескольких милях от нашего дома, но папа настаивает на том, чтобы проехать.
– Я думала, ты был морским котиком,– говорю я, когда мы идем к тропинкам. – А не слабаком.
Папа смеется, но говорит:
– Некоторые из нас не в такой хорошей форме, в какой должны быть.
– Может, тебе нужно больше заниматься.
– Есть много вещей, которых мне следует делать больше.
Мы проходим свадебную арку на поляне у подножья тропинки.
– Типа приезжать домой,– говорю я.
– Да.
В стороне, недалеко от тропинки, мужчина с маленькой девочкой присели на корточки по обе стороны основания огромного старого дерева. Они находятся к нам спиной, и мы не можем видеть их лица, но можем хорошо слышать все, что они говорят.
– Волшебный дом,– визжит маленькая девочка, указывая на корявые корни.
Я улыбаюсь, когда мы проходим мимо них. Солнце греет мое лицо, бросая огненный свет вокруг нас. Сегодня достаточно тепло для конца октября, и это делает еще больше замечательным папин-дочкин день. Я обхватываю руками папу.
– Я люблю тебя.
Папины руки сжимают мою талию сильней:
– Я тоже тебя люблю. Всегда.
Что-то есть серьезное и плохое в том, что он хочет мне сказать, и я думаю о маме.
Разговор.
Впереди есть скамейка, где тропинка заворачивает к пруду.
– Давай остановимся здесь.
Мы садимся.
Где-то позади нас, белка шевелит листья. Я поворачиваюсь и смотрю на нее. На самом деле это оказывается две белки, которые бегают друг за другом болтают и борются.
– Великолепно,– говорит папа.
Я поворачиваюсь обратно. Листья деревьев горят золотым, переходящим в алый, а ветки целуют блестящее голубое небо, и все это отражается ниже в пруду. Это великолепно.
И тут же меня кусает ветер за спину, внезапный порыв посылает рябь на отражение. Искажая картину великолепия, которого никогда не будет в реальности.
Какова картина моих родителей? Сильно ли сплочена наша семья, как я думала или эта картинка только на поверхности? Я должна спросить его. Прямо сейчас, пока я не потеряла все свои нервы. В общем, я говорю папе, как мы всегда говорим.
– Истина, в конечном счете, восторжествует там, где нет боли, чтобы привести его к свету.
Это его любимая цитата из всех, организации под псевдонимом Честный Билл.
– Джордж Вашингтон,– тихо говорит папа.
А сейчас ветерок колеблет мой голос:
– Я хочу знать правду.
Он вздыхает.
– Мэдди…
Это не самый грациозный шаг, но я ляпаю это все равно:
– Скажи мне прямо в лицо, что ты не встречаешься с другой женщиной.
– Нет, я..., – морщинки уходят с его лица. – … не встречаюсь с другой женщиной. Твоей мамы мне больше, чем достаточно.
Говорил Честный Билл.
– Тогда почему ты не приезжал домой?
– Там было очень много дополнительной работы, я пытался уравновесить мои сенаторские обязанности и подготовка к кампании,– говорит он. – Могло быть хуже. Можно было быть представителем и не делать ничего, кроме агитации.
Что папа любит больше всего в Сенате за шестилетний срок? Просто чем больше агитации, тем больше времени для дел между этим всем. Меньше говори, больше делай.
Мы с папой больше не говорим. Мы больше не гуляем. Мы делаем кое-что получше: мы идем домой, и вместе с мамой делаем лазанью для семейного вечера.
Играем в Тривиал Персьют[55]55
Разновидность игр-викторин. Trivia – любопытный, но не имеющий большого значения факт, в английском языке обширный класс викторин называется trivia game/quiz.
[Закрыть] вокруг стола с Гейбом и его родителями, я борюсь с тем, чтобы не засмеяться вслух, когда Гейб меняет каждый вопрос, который он читает на что-то связанное с фигурным катанием.
Наши родители даже не замечают, они все так широко улыбаются, будто учувствуют в рекламе зубной пасты.
Под столом, нога Гейба находит мою. Я смотрю на своих родителей позади себя, просто не обращая внимания на маневры заигрывания Гейба, как они относятся к адаптированным вопросам Гейба.
Один секрет я вообразила себе, а с другим сейчас все хорошо.
***
На следующее утро я просыпаюсь ко времени катания. У нас нет тренировок по воскресеньям, но я встаю раньше в любом случае, прикидываю, что я удивлю маму с папой, приготовив им завтрак. Я спускаюсь вниз.
Блинчики в форме сердечек, решаю я, принесу им в кровать.
Я останавливаюсь, когда вхожу в гостиную – папа спит на диване.
На цыпочках подхожу к нему. Его левая рука свисает к полу, а одна из биографий ФДР[56]56
Франклин Д. Рузвельт.
[Закрыть] приоткрывает его лицо, все еще сжатая его правой рукой.
Он просто уснул здесь, читая, говорю я себе.
От вида его пижамы, по моему видению проходит рябь. Папа никогда не врал мне, ни разу, в этот раз его разговоры не соответствуют тому, что он делает.
