Текст книги "Мальчик по соседству (ЛП)"
Автор книги: Кэтти Ван Арк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Кэтти Ван Арк
Мальчик по соседству
1
Мэдди
Папино лицо потеет от августовской жары, но глаза за очками в толстой оправе остаются мягкими, а когда он говорит, его голос совершенно спокойный:
– Мэдди, ты можешь это сделать. Просто ослабь ногу на сцеплении.
У меня слезятся глаза от вони жженой резины, и я крепче сжимаю руль. Моргаю и пробую еще раз, но мы никуда не двигаемся. Проходит несколько минут и древний «Додж Неон» вздрагивает, как содрогается жучок перед смертью.
Гейб делает это так легко, почему я не могу?
Жар разгорается в моей груди и мне хочется кинуть что-нибудь. Вскрик моего разочарования немного похож на боевой клич. Я не делала этого на практике и не смогу сделать это здесь, только не со съемочной камерой на заднем сидении.
Папа сжимает мое плечо:
– Все хорошо.
В зеркале заднего вида, я вижу лицо помощника, который предложил свою машину для уроков вождения. А все потому что, папа считает, что на механике учится намного интереснее. Но это не так.
У помощника нервная зубастая улыбка, а ресницы настолько закручены к бровям, что я даже не предполагала, что такое возможно. И глаза у него, будто сейчас вылезут из орбит.
Мне нужно подумать, как победить здесь. Что хочет помощник, и что хочу я? Чтобы меня не было в этой машине прямо сейчас! Что хочет папа? Нового видеоматериала для своей акции. Я немного улыбаюсь отцу и в камеру.
– Пап, спасибо, что всегда веришь в меня.
У миниатюрной женщины, участвующей в съемке нашей небольшой рекламы, появляются слезы на глазах. Возможно из-за моего сочного заявления, но скорее всего из-за этого жженого запаха. В любом случае, она заявляет своим певучим голоском:
– Снято. Гарольду это понравится.
Во время редактирования фильма, в зеркале, совсем немного будет заметно, что я все еще не умею водить.
Я целую папу в щеку:
– Я люблю тебя.
– Я тоже. Увидимся позже, фигуристка.
На полпути я останавливаюсь и улыбаюсь:
– Хорошо, сенатор,– и бегу со стоянки на каток.
***
Задерживаюсь на секунду возле зеркала, чтобы проверить свою прическу, а затем перехожу на максимальную скорость в беге. Залетаю в раздевалку, и вот, наконец, мои легкие очищаются этим ледяным воздухом, ароматом свежего снега с ноткой топлива от заливочной машины. Как только я вдыхаю, я чувствую, как мое тело покалывает в предвкушении. Звуки хип-хопа раздаются в колонках, и я поворачиваюсь на музыку.
Я снимаю защиту с коньков, и кто-то дергает меня за хвост.
– Привет, Мэд.
И тут, сквозь меня проходит совершенно иной разряд. Я вдыхаю другой аромат, который может посоревноваться с запахом льда – мыло «Ирландская весна». Я поворачиваюсь к Гейбу.
Забудьте о тающих прикосновениях рук или губ, Гейбу нужно было лишь посмотреть на меня своими карими, как молочный шоколад глазами, и я уже превращалась в лужицу. Добавьте еще великолепные светлые, волнистые волосы, и, к сожалению, каждую девушку в школе Ривэвью. Все пускали по нему слюни.
Всегда одетый в узкие черные фигурные брюки и в забавную майку «Under Armour», под которой скрываются его идеальные мышцы, благодаря которым, он вынужден поднимать меня.
Он снимает чехлы с коньков и ступает на лед:
– Как прошел урок?
Я следую за ним:
– Если бы это был тест по скольжению, меня бы отправили на пересдачу.
– Так плохо?
Гейб делает глоток воды, а я схожу на лед. Мне нужно чувствовать его подо мной, гладкий, надежный. Я снова проезжаю мимо него, уже заходя на второй круг, ухмыляюсь и кричу:
– Это как делать тройной Аксель[1]1
Рёберный прыжок в фигурном катании. Единственный прыжок, исполняющийся с движения вперёд в силу чего в нём «не целое» число оборотов. Названный в честь норвежского фигуриста Акселя Паульсена.
[Закрыть]. Крушить и жечь и так снова и снова. Ладно, не так уж и фигово, но сцепление было сожжено,– я быстро поворачиваюсь к нему, и показываю свой зажатый нос. Гейб смеется.
Он догоняет меня, но только потому, что я позволяю. Я еду вперед, подстраиваясь под его ритм, это так же легко как дышать.
Я знаю, что я должна хотеть получить права. Мой шестнадцатый день рождения так далеко в прошлом, что я уже отпраздновала свои семнадцать лет в предыдущем месяце, но я все отмахивалась.
– Как будто мне нужно куда-то ездить. В любом случае, если мне будет это необходимо, я могу поехать с тобой.
Гейб не отвечает, мы объезжаем каток, он берет мою вытянутую руку. Нам вообще не нужны слова. Мы были парой еще до того, как я обрезала ему волосы, играя в салон красоты, в детском саду.
Наш выпускной год только начался, но мы уже знаем, что вместе пойдем в колледж Ривэвью или в Уичитский[2]2
Американский университет, расположенный в Уичите, крупнейшем городе штата Канзас.
[Закрыть] государственный университет. У него есть права и своя машина уже как два года, и с тех пор как он стал моим соседом, мы часто вместе валяем дурака.
Он жил в соседнем доме поэтому было очень сложно не замечать, как он посещает кучу мест без меня. Но я засовываю эту мысль подальше и вновь начинаю думать о тройных Акселях.
Я чувствую, как улыбка расползается на моем лице. Я не делаю успехов в вождении, но в скором времени я собираюсь выполнить тройной Аксель.
У нашего тренера Игоря, был секретный план. Он знает, как я люблю трудности. Большинство уроков мы проводим со страховкой, тренируя четверной Сальхов[3]3
Реберный прыжок с хода назад-внутрь левой ноги. Считается одним из наиболее простых прыжков. Назван в честь шведского фигуриста Ульриха Сальхова.
[Закрыть]. Тройному Акселю Игорь тоже учит меня со страховкой.
Мы с Гейбом заканчиваем разминку и направляемся к бортикам. Я отскакиваю в сторону в тот момент, когда Гейб по-хоккейному останавливается и ледяная стружка из под его коньков, летит в мою сторону.
Я объезжаю его и посылаю снежный душ из под своих коньков. Он смеется и бросает мне мою бутылку воды. Я делаю глоток, и пью больше, не из желания утолить жажду, а из-за его усмешки.
Так продолжалось, пока позади меня не раздается щелчок от металлической защелки. Я подпрыгиваю от неожиданности, заливая воду себе за воротник. Но это движение было настолько незаметным, я быстро отворачиваюсь, до того как Гейб замечает это, и вижу, как Крис и Кейт заходят на трибуны. Выражения их лиц абсолютно одинаковые – каменные.
– Даже не скажете, где вы были?
У Криса напрягаются мышцы, когда он бросает свои чехлы на пол хоккейной площадки.
– И тебя с двух летней годовщиной!
Его лицо выглядит розовым, в сравнение с его огненно-рыжими волосами.
Он прошел мимо меня на лед.
Гейб поворачивается, будто хочет что-то сказать, но его рот так и остается открытым в молчании. Так ничего и, не сказав, он его закрывает.
На другом конце катка, Крис оттачивает Кросс-ролл[4]4
Движение со сменой ноги и направления скольжения.
[Закрыть]. Его коньки скользят друг за другом, разрезая лед с таким скрежетом, что порой не слышно музыки.
Я смотрю назад на трибуны. Там, согнувшись на лавочке, сидит Кейт, мучаясь со шнурками. Трясущимися руками, она закалывает свободные прядки своего светло-русого каре.
Гейб задает ей мой вопрос:
– Все в порядке?
Кейт выпрямляется и смотрит мимо Гейба:
– Да, – она отталкивается от скамьи. – Ребят, не хотите включить музыку?
Гейб дает ей наш тренировочный диск, вытаскивая его из тряпочной коробки позади, которую мы всегда держим закрытой. Я бросаю свою мокрую кофту на лавочку, когда Кейт направляется к музыкальному центру, а мы выходим на лед.
Со звуками хип-хопа, больше не слышно «жууух, жуух» из под лезвий Криса.
Я сажусь, притянув себя к конькам так сильно, как только могу. Хотя Крис с Кейт танцоры и совсем не прыгают, но Гейб все равно шутит над ними, когда они выполняют наш Аксель. Он имеет в виду, что их отношения похожи на попытки выполнить Аксель: вверх, а потом вниз, все очень тяжело. И так снова и снова – раз за разом.
– Сейчас это хуже, чем когда-либо.
– Я так рад, что мы не такие.
Когда пришло время, Гейб накрывает меня сзади своим телом.
– Эта классика: почему-ты-не-встречаешься-со-своей-партнершей.
Я игнорирую последние слова, просто наслаждаясь секундами нашей близости. Наша музыка начинается, и мы приходим в движение, под быстрый ритм «The incredibles». Мы в унисон плывем по катку, делая тройной синхронный тулуп,[5]5
Зубцовый прыжок. Толчок производится зубцом конька левой ноги.
[Закрыть] прежде чем закружится в Либеле[6]6
Одна из наиболее известных позиций вращений в фигурном катании. Вращение в положении ласточки.
[Закрыть]. Мы наклоняемся ко льду для следующего вращения, вытягиваем ноги позади нас, и быстро кружимся. В парном вращении, я прижимаю свою ногу к голове, да я гибкая девушка.
Я вращаюсь вокруг Гейба в Тодесе,[7]7
Этот элемент считается одним из наиболее сложных в парном фигурном катании. При исполнении тодеса партнерша скользит на одной ноге в горизонтальном положении, держась рукой за руку партнера. Партнер выполняет циркуль назад-наружу. Тодес может исполняться назад-наружу, назад-внутрь, вперед-наружу и вперед-внутрь (по ребру, на котором скользит партнерша.
[Закрыть] мое тело выгибается до тех пор, пока я не оказываюсь лицом к лицу со льдом. Наш последний элемент, это выброс[8]8
Прыжок с помощью партнёра, в котором партнёрша бросается партнёром в воздух на отрыве и приземляется без помощи партнёра на заднее наружное ребро. Является обязательным элементом в парном фигурном катании.
[Закрыть] в тройной Сальхов. Руки Гейба уверенно лежат на моей талии. Я взмываю надо льдом, и чувствую свободу, когда он отпускает меня. Мои руки скрещены на груди локтями вниз, ноги также скрещены. Я кружусь в воздухе, и хвост на моей голове, летает из-за вращения. Мои носки ударяются о лед, я скольжу назад с выпрямленными руками и улыбаюсь. Это приземление было идеальным, как показательное видео.
На последних аккордах, мы встаем в финальную позу. Я вздыхаю, но не с той улыбкой, которую тренер заставляет нас показывать судьям, а с той, которую они видят на каждой тренировке. Она настоящая. Мы сделали этот прогон.
– Это… было… невероятно.
– Заканчиваем,– говорит Гейб, и мы выходим из позы. Он тоже тяжело дышит, обхватывает меня руками, чуть-чуть наклоняется ко мне и обнимает.
– Мы… выиграем.
Я улыбаюсь, обратно прижимаясь к нему. Если мы будем кататься, как сейчас, то да, он прав, мы победим. Забудем наши жалкие прошлогодние оловянные медали, в этом году у нас Гран-при среди юниоров.
Гейб отпустил меня так быстро, словно у меня выросли зубцы на плечах. Он встает смирно, как в армии, кладет руки по швам, вместо того чтоб поприветствовать кого-то позади нас. Это означало только одно, и я тоже встаю прямо.
Игорь скользит по льду по направлению к нам. Его черное пальто развивается позади него. Его сегодняшняя задача, разобрать наше катание, и на моем лице появляется злорадная улыбка, побуждающая его найти хотя бы одну ошибку.
Игорь останавливается перед нами, но он не улыбается. Он даже не кивает. Его рот закрыт, образую тонкую линию, лоб такой же прямой, но с морщинами.
– Будем так кататься, – его серые глаза смотрят на нас из под пушистых серебряных бровей, которые сочетаются с его меховой шапкой, – проиграем.
Я не вздрагиваю, но я чувствую, как прежде сделанный мною вздох, выходит из меня.
Глаза Игоря пронзают меня, но потом я вижу в них мягкие блики.
– Технически – это идеально, но…, – он наклоняет голову. – Пора. Габриель не всегда будет мальчиком. А Мэделин девочкой. В этом году, нам нужна новая произвольна программа – « Ромео и Джульетта». Нам нужна… страсть, история любви.
Мое сердце разрывается в груди, я могу сделать страсть. Но оно падает, когда я смотрю на моего лучшего друга, потому что Гейб даже не смотрит на меня.
2
Гейб
Черт, вдвойне черт! Если бы мой тренер был сейчас записан на видеомагнитофон, я бы поставил на перемотку. История любви? Это что, какая-то идиотская шутка? Учитывая то, что Игорь не шутит, да он едва знает, как нужно улыбаться.
Я бросаю взгляд на мечтательную Мэд рядом со мной. Значит, я правильно услышал тренера.
Я поворачиваюсь и неотрывно смотрю на Игоря, но внутри у меня все трясется еще сильнее, чем когда я сказал Курту, что покидаю хоккей, прям перед поездкой на командное первенство.
Игорь кивает на наши бутылки с водой, лежащие на трибунах.
– Я оставляю копии музыки здесь. Послушаете сегодня вечером, хорошо? Сегодня мы должны понять с чего начать, – он щелкает суставами пальцев под кожанами перчатками. – Тодес, еще раз. Прежде вы катались для зрителей. Сейчас их нет, только Мэделин и Габриель. Поняли?
– Да, сэр.
Я понял, но это, черт возьми, станет самым неожиданным случаем на катке: потому что я действительно собираюсь сделать то, что он хочет. Я беру инициативу на себя и встаю в циркуль[9]9
Позиция, когда спортсмен упирается в лёд зубцом одного конька, а вторым коньком описывает круги.
[Закрыть], смотря на пустые лавки.
Мы были Мэделин и Габриель дольше, чем я помню. Я позволил ей отрезать мои волосы в детском саду. Я сломал руку для нее. Нет ничего, чего бы я ни сделал для нее… кроме этого. Она мне как сестра, мы знаем друг друга слишком хорошо. Я могу разделить с ней братскую любовь, но на этом все.
На выезде из позиции, я выталкиваю себя так, чтобы оказаться спиной к Игорю и смотреть поверх головы Мэд, но моя миссия по обману тренера сокрушительно проваливается.
– Еще раз,– говорит он. – Ты должен смотреть на нее, Габриель.
Теперь, я смотрю на ноги Мэд, скользящие вокруг меня. Игорь ездит перед нами, пока мы не заканчиваем двигаться. Он кивает Мэд.
– Хорошо, Мэделин. Я передумал, мы послушаем музыку сейчас, включайте.
Мэд уезжает, оставляя меня один на один с КГБшником.
– Я не верю,– говорит Игорь. – Заставь меня поверить.
Я бью носком по льду. Неуважительно, да, я знаю, но уход в штрафную сейчас звучит, как лучшая сегодняшняя идея. Я знал, что этот день придет. Я знал это с тех пор, как в первый раз заставил себя отвернуться от округлой груди Мэд и…
– Я не могу.
Игорь подъезжает ближе, и я останавливаюсь. Я не знаю, что он будет делать, если я случайно ударю его, но я уверен в том, что не хочу это узнавать. Его дыхание обдает теплом мое лицо.
– Не говори мне «Я не могу». «Я не могу» – это не по нашему плану.
Годами, я доверялся планам Игоря, по уважительным причинам: он тренировал меня с Мэд для чемпионата США в классе юниоров и для трех Гран-при, включая четвертое в финале прошлого года. Но…
– Это же Мэд.
Глаза Игоря цвета нержавеющей стали вспыхивают:
– Ты хочешь выиграть?
– Да,– выдыхая я. Мамины медали загораются на задворках моего сознания.
Мне нужно выиграть.
– Значит, ты притворишься. Мне нужно сказать это по буквам?
Мне не надо было, чтобы Игорь разъяснял. Я знаю, как заполучить девушку. Проблема в том, что я не настолько крутой, чтобы сохранить наши с ней отношения.
Мэд возвращается, и я с легкостью повторяю с ней предыдущее движение еще раз, только теперь растянувшееся на безнадежно долгие минуты музыки. Я смотрю на ее лицо.
Сестра, сестра, сестра, мысленно скандирую я. Но появляется мультяшный дьявол на моем плечи и напоминает мне, что я единственный ребенок в семье.
Ладно, тогда: Друзья?
Я пытаюсь осуществить слабую попытку по созданию другого демона, но в итоге они колотят друг друга.
– Еще и с преимуществом! – кричит первый демон.
– Где, черт возьми, мои ангелы? – вопрошаю я.
– Нет! – вслух отвечаю я сам себе.
Я, должно быть, говорю очень громко, потому что Мэд пугается. Она соскальзывает с края и падает с Тодеса.
Она всего лишь в нескольких дюймах[10]10
1 дюйм =2.54 сантиметра
[Закрыть] ото льда, но все же падает. Наиглупейшее падение в мире. Даже малолетние пары делают это во сне.
– Прости,– я помогаю ей встать.
– Мэделин,– говорит Игорь слабо, как небо перед ураганом,– пожалуйста, сейчас иди, поработай над скобками[11]11
Как и тройка, это поворот на одной ноге со сменой ребра и направления движения. Разница между ними в направлении поворота: «в круг» или «из круга». Скобка более сложный поворот, чем тройка, поскольку требует большего мастерства и умения владеть своим телом. В некотором роде тройка поворот «естественный», по направлению движения, он получается практически сам собой, а скобка – «противоестественный».
[Закрыть].
Обычно, гнев Игоря направлен на проделки Криса, но сегодня его негодующие глаза смотрят на меня.
– Я вижу тебя. Все те девушки, воздыхающие на трибунах во время игры в хоккей. Здесь, какая проблема? – Он сжимает свои одетые в перчатки пальцы, сейчас похожие на черные лапы.
Я смотрю на Мэд, которая мелькает на льду, выполняя скобки. Она борется с извилистыми поворотами, с жестким решительным выражением лица. Она вкладывает очень много силы в элемент, что приводит в конечном итоге к тому, что она практически ударяется о бортик.
В этом и проблема, я всегда раскладываю свою жизнь по полочкам, Мэд же никогда не боится преград.
Я поворачиваюсь назад на Игоря, смотревшего, как я наблюдаю за Мэд. Его пальцы расслабляются в перчатках.
– Притворись,– говорит он, убеждая меня,– сделай иллюзию, будь более развязным.
Если я позволю себе быть таким, я не вылезу из этого.
– Мэделин,– зовет Игорь. – Попей, мы продолжаем.
Я тоже еду пить.
Нужно сделать что-нибудь, чтобы скрыться от всего этого.
Мэд бросает воду на трибуны. Она держит подбородок высоко и не смотрит на меня:
– Я такая страшная?
– Что?
– Ты даже не смотришь на меня.
– Нет.
Блестящие темно-русые волосы. Глаза такие большие и голубые, как летнее небо. Щеки с множеством крошечных веснушек, которые я хочу притянуть поближе, чтобы рассмотреть.
Барьер, мне нужен барьер.
– Мэд, нет.
– Забудь это, забудь то, что я сказала,– она скользит вперед.
Я следую за ней, и протягиваю свою руку к ее руке. Еще раз мы делаем этот элемент. Я делаю то, что хочет Игорь: я смотрю на белую шею Мэд, как ее голова опускается назад. Позволяю своим глазам дорожкой пройти по ее ключице, поверх ее расцветшей выгнутой груди. Мэд плавно скользит вокруг меня, и мой мир уходит вниз по водостоку.
В конце, мое сердце стучит так громко, что я не слышу музыки. Мы все сделали, руки опущены, ноги свободно стоят на льду. Но я делаю еще один ход по направлению к Мэд, мое лицо прям напротив ее лица, едва покрытым веснушками.
– Ты страшно красива.
Смотря на ее лицо, я не замечаю реакции Игоря. Но мне не нужно видеть его, чтобы понять, что на этот раз я сделал все в точности, что он хотел.
***
– Свободны,– говорит Игорь,– можете потренироваться в прыжках одни.
Я смотрю на табло с часами: целый час пролетел.
Мэд приподнимает бровь, глядя на меня:
– Хочешь, попробуем сделать конкурс по тройным Акселям?
Никто из нас еще не сделал тройной Аксель, и попытки его выполнить заканчивались синяками. Я все еще чувствовал нерешенность нашего урока, правда сжимала меня будто ремень.
Я размышляю о Мэд, долгое время. И сейчас, Игорь предлагает мне дать волю эти мыслям? Это примерно так же, как пытаться остановиться после одного «Doritos».[12]12
Легендарные американские кукурузные чипсы Doritos.
[Закрыть]
Может быть, пока постучать по льду, пока здравый смысл не постучится ко мне?
Я жестом показываю на открытое пространство впереди:
– Дамы вперед.
Мэд делает несколько подсечек,[13]13
Один «базовый» шаг. В отличие от елочки, которая позволяет двигаться по прямой, подсечка предназначена для движения по кругу и выполняется ходом назад. Часто используется при заходах на прыжки и вращения. Как и елочка, подсечка считается простым шагом и используется в «служебных» целях, как связующий шаг.
[Закрыть] выкидывает вперед левую ногу, ставит лезвие конька ребром, и отталкивается, взмывая в воздух. Три оборота и она падает, ударяясь об лед, но, черт возьми, она была так близко.
– Ты не тренировалась?
Она встает, отряхивает снег с бедер, и… я смотрю на ее грудь. Она улыбается.
– Твоя очередь.
Я готов сделать свой собственный взлет. Я не падаю, но я делаю лишь один оборот. Я должен был быть в состоянии сделать этот прыжок.
Но Мэд знает, просто молчит, о том, что мой прыжок всем курам на смех. Она безупречна, и сейчас она насмехается надо мной, потому что она пойдет и сделает это снова. И сделает три и четыре оборота прямо сейчас.
Прикасаясь к ее руке, я знаю, что это случится, сегодня, сейчас.
– Ты сделаешь это, Мэд,– шепчу я ей,– пробуй еще раз.
Она кивает, ее лицо напоминает мне лицо ее отца, которым он смотрит на нас с билбордов: глаза сфокусированы, подбородок поднят. Этот взгляд говорит нам, что ему можно доверять, что он сделает любую работу.
Мэд делает подсечки, отталкивается и прыгает. Один, два, три, еще половина оборота и она приземляется на согнутых коленях так медленно, что чуть ли не делает Пушку[14]14
Свободная нога распрямлена, вытянута вперёд, и удерживается руками параллельно льду.
[Закрыть], но слава всем святым…Она… Встает.
Я официально проиграл «Аксельный конкурс». Я никогда не изменю это, но сейчас я так рад за Мэд, что «даже не обдаю ее ведром слякоти от заливочной машины».
Я кричу, Мэд кричит и даже Крис с Кэтти, забыли, о чем они спорили все это время.
Мэд обхватывает меня руками, и я обнимаю ее. Поверх ее плеч, я вижу, улыбающегося Игоря, и наши товарищи присоединяются к этому огромному объятию.
Мэд сделала свой тройной Аксель. Я не достоин, даже завязывать шнурки на ее коньках, но по какой-то причине она все еще моя партнерша.
Нет, не по какой-то, а по неизвестной причине. В этом большом праздничном объятии, тело Мэд сильнее прижимается к моему, и она зарывает свое лицо в мою шею.
Я знаю причину, почему она все еще моя партнерша. И я так же знаю, что чтобы я ни делал, я не могу ее потерять.
3
Мэдди
В женской раздевалке, я встаю под такой горячий душ, который только может быть. От брызг воды, облачка пара поднимаются вверх, и я чувствую, что могу взлететь так же как они. Сегодня я выполнила свой тройной Аксель.
Свой. Тройной. Аксель.
Но тут, мой мозг напоминает мне:
... Гейб, он непостоянный. Ты никогда не получишь того, что не переставала хотеть. Гейб не сделает этого…
Слишком поздно. Я уже потеряла свою любимую мечту, где мы с Гейбом стоим на пьедестале на Олимпийских играх, наши руки обнимают друг друга.
Я обхватываю себя руками, поднимаю подбородок и подставляю голову под теплые струи воды. Я вспоминаю остаток сегодняшнего дня – безумно потрясающая тренировка. Ну, возможно на счет первого Гейб так не думает, но эта мысль не должна занять у него много времени, чтоб согреть идею о нас.
– Не обольщайся, – предупреждает меня мой мозг, – Гейб об этом ничего не говорил…
Я останавливаю эту мысль, натирая под душем те места, к которым сегодня прикасался Гейб.
Некоторые вещи не нужно говорить.
Я выхожу из душа, кайфуя, и оборачиваю себя мягким полотенцем. Вижу Кейт, которая ютится на лавочке перед нашей раздевалкой. Я сразу вспоминаю, как началась сегодняшняя тренировка и присаживаюсь рядом с ней.
Кейт моя лучшая подруга и я ее, но мы обе достаточно умны, чтобы понять, как тяжело профессиональным фигуристам оставаться лучшими друзьями будучи на льду. Мы не делимся абсолютно всем. Некоторые вещи, особенно отношения между партнерами, лучше оставить на льду. Но в любом случае, я проверяю.
– Хочешь поговорить об этом?
Кейт смотрит прямо, мимо моих плеч, на все еще идущую полным ходом тренировку наших одноклубниц Реджины и Люси.
– У вас с Гейбом новая программа? Какая музыка?
– «Ромео и Джульетта». Но…
– Подходящая,– Кейт смотрит на меня красными от слез глазами.– Ты ведь читала пьесу? Ну, или смотрела фильм, в конце концов?
– Да, но…
– Мэдди,– говорит она, умоляющим голосом,– не забывай, чем это кончилось.
Что? Я что, собираюсь убить себя? Да мы с Гейбом даже не из враждующих семей. Наши мамы были соседками по комнате в колледже.
Я не стала опровергать ее слова, я отворачиваюсь, думая о словах Гейба, когда он говорил, что их отношения похожи на Аксель.
Ну, угадайте, что? Да, я выполнила тройной Аксель.
***
Я удивляюсь, когда обхожу машину Гейба; думая о душе, я начинаю улыбаться. Может быть, он просто тоже опаздывает, размышляя о том же, о чем и я.
Я прислоняюсь к его «Доджу Вайперу», который должно быть был недавно натерт воском, потому что выглядит он, как леденец цвета спелого яблока, и закрываю глаза.
Писк его сигнализации пугает меня. Он садится на багажник, и я кидаю свою сумку рядом с ним. Мы залазим в машину, Гейб опускает складной верх, но не говорит мне ни слова.
Моя кофта все еще мокрая и летнее солнце не достаточно теплое, чтобы затмить ветерок, когда мы устремляемся в город. Я смотрю на размытые зеленые и золотые краски за окном и дрожу до тех пор, пока тишина не становится невыносимой.
– Сегодня была хорошая тренировка.
– Невероятная,– говорит Гейб, так тихо, что я с трудом могу расслышать его из-за ветра.
А потом он отгораживается от меня глыбой льда. Я впервые сделала тройной Аксель, и он что…
– Сильно завидуешь?
– Черт, Мэд, да мы все завидуем,– Гейб сморит на меня, а потом поворачивается обратно к лобовому стеклу, но я все-таки улавливаю его слабую попытку показать хоть какую-то улыбку. У меня скручивает живот. Это разговор не об Акселе.
– Это не ты,– говорит он.
Я чувствую, будто меня вновь снимают камеры. Но сейчас это не реклама для папы, это видео-клише, сцены расставания.
– Это не я,– эхом отзываюсь я.
У Гейба звонит телефон, слабой пародией на «Let Me Down Easy».
– Возьми трубку, пожалуйста, я за рулем.
Конечно, он за рулем. Его «Вайпер» не Бэтмобиль с автопилотом, да я впрочем, и на такой не смогла бы ездить.
Но я сижу прямо, потому что понимаю, что означает звонок, когда Гейб просит меня ответить. Это значит, что он собирается идти с кем-то гулять. Точнее, собирался пойти, хотя это неважно.
Я все равно ворчу:
– Серьезно? И сколько ты уже был с ней, раз шесть?
– Пожалуйста. Она хочет, чтобы мы надевали одинаковую одежду и все думали, что мы пара. Ты же знаешь, что я не сделаю такого никому, кроме тебя.
Я щурюсь, мы оба знаем, что я отвечу на этот звонок. Я призываю свое лучшее черлидерское хихиканье:
– Привет.
Обычно этого достаточно: кто-то сдавленно всхлипывает на другом конце трубки, а затем наступает тишина.
Первый раз, это случилось, когда мы только перешли в старшую школу, и случился там один казус.
У нас с Гейбом был одинаковый звонок и как-то раз мы все таки их перепутали. Гейб сказал не волноваться по этому поводу, что он позвонит Кристен и все объяснит. Я не думаю, что он потом звонил Кристен, но однажды, каким-то чудесным образом, наши телефоны снова перепутались, и тогда уже попалась Анита.
На этот раз, мой черлидерский смех не сражает ее. Нерешительный девичий голос говорит:
– Извините, должно быть, я перепутала номер. Это ведь телефон не Гейба Нильсена?
Я заставляю себя издать еще один смешок:
– Ооох, Гейб, прекрати.
Звонившая девушка, повесила трубку.
– Спасибо,– шепчет Гейб и снова превращается в немого.
Я снова и снова подкидываю его телефон. У меня начинает болеть бок из-за сегодняшнего падения, полученного во время выполнения Акселя. Но если бы я не упала, я бы никогда не выполнила этот прыжок.
Я делаю вздох и выпускаю наружу то, что скрывает мое сердце:
– Что думаешь по поводу новой программы?
Гейб не смотрит на меня.
– Я думаю, Игорь знает, что делает.
Все те многочисленные медали, которые лежат у меня дома, думают так же.
Я стреляю в него вопросом:
– Тебе некомфортно, да?
– На льду это ничего не меняет.
Но это уже все поменяло.
– Это довольно большая перемена на льду.
– Это не будет мешать нашей программе в плане техники. Элементы, что подобрал Игорь сегодня, музыка… Все это должно только укрепить нашу работу.
– Я не это имел в виду.
Его глаза все еще смотрят на дорогу, когда он говорит:
– Я не могу справиться с этим, – Он заезжает в свой гараж между парком и домом. – Ты можешь?
У меня потеют ладони, как когда заливщик выливает воду. Если это так, то как мы будем кататься? Я собираюсь сделать хоть какое-то движение: я сама отстегиваю ремень, поворачиваюсь и кладу руки на его ноги так близко к его коленям, насколько у меня хватает смелости.
– Я думаю, ты должен позвать меня на танцы, посвященные началу учебного года.
Гейб отталкивается от меня.
– Я не могу сделать этого, Мэд.
У него не было с этим проблем час назад.
– Почему нет? – я никогда не видела, что бы Гейб так быстро выходил из машины, но потом я вижу его...
Папа идет к открытому гаражу, стоящему по соседству от «Вайпера». Он улыбается, и прочищает горло:
– Мэдди, ты ничего не забыла?
Уупс. Значит день расслабляющего, долгого душа не сегодня. Я опаздываю на еще одно публичное мероприятие с Сенатором Спаэром.
***
В нашей кухне, я раскидываю тетрадки на одной стороне кухонного островка. Хоть это и первая неделя школы, но огромное количества домашнего задания неудивительное зрелище для нашего дома. Папа гордится тем, что я получила стипендию в подготовительную академию Ривэвью, но это означает, что некоторое время я не смогу уделять тренировкам, так как должна буду учиться.
Какая редкость! Папа встает на другой стороне стола, помогая маме нарезать овощи для салата. Позади них на плите кипит фасолевый суп. Вокруг нас мечется фотограф, снимая здоровое питание американской семьи.
В конце концов, за всей этой съемочной суетой, папа не заметил небольшой выходки с Гейбом в машине. На этот раз, я рада папиной одержимости показать такую картинку нашей семьи, которая может посоревноваться с годами Джона Кеннеди.
Я открываю учебник по математике и начинаю жевать губу, но я не ломаю голову над интегралами и дифференциалами. Даже если я смогу учиться с постоянными щелчками и миганиями фотоаппарата, боль, сформировавшаяся в голове, скорее из-за поспешного ухода Гейба, чем из-за появления папы, все равно будет напоминать мне о недавних событиях.
– Подними подбородок,– говорит фотограф, и я корректирую свое положение для следующего снимка.
Я перестаю кусать губы, но я все еще не сделала уроки и не выяснила что-то по поводу Гейба.
Фотограф ведет нас к обеденному столу, решив снять еще немного неправдоподобных сцен.
Это все не так, как обычно, когда мы просто едим перед телевизором; семейное время очень важно в моей семье.
Обычно, «семейное время» – это я и мама. Между законодательными сессиями округа Колумбия и партийными съездами штата Канзас, папа не уделяет много внимания семье.
Я не виню его. Когда он первый раз был избран на место сенатора, у нас было огромное семейное обсуждение по поводу того, где мы будем жить, и что нам с мамой придется немного попутешествовать с ним. Но он понял, что я не могу бросить Гейба и Игоря. Многие фигуристы вынуждены переезжать, чтобы найти лучшего тренера или лучшее место для тренировок, но я счастлива, ведь у меня здесь есть Игорь. Я знаю, что если мне понадобится переехать из-за фигурного катания, то мои родители меня поддержат.
Папа не знает тонкостей фигурного катания, так же как и я, не знаю политических тонкостей, но он считает, что они равны по важности.
Отборочные, Национальные, Мировые, а так же номинации, предварительные выборы и наконец, финал. Папино переизбрание не закончится до следующего года, но у него велики шансы остаться на своем месте.
Я поднимаю подбородок, а на другом конце стола, папа накладывает себе еду. Я посылаю ему одну из своих лучших улыбок, потому что я знаю, что нужно показывать на камеру. Он всегда верил в меня и в мою мечту, он заставил меня поверить в Мэделин Спаэр – чемпионку мира по фигурному катанию. Я хочу тоже поддерживать его мечту. Сенатор Спаэр сейчас, а когда-нибудь президент Спаэр.
***
Я уютно устраиваюсь в кровати, когда мама подходит, стуча по дверной коробке. Она подходит и садится рядом со мной на мое гладкое одеяло.
– С этой фотосессией, у меня не было шанса поговорить с тобой. Как у тебя прошел день?
Как иронично, фото – «семейное время», еще приуменьшило наше реальное совместное времяпрепровождение.
Я переворачиваюсь на ее сторону, прижимаясь к ней, а мои руки лежат под подушкой. Я не могу поверить, что забыла рассказать ей. Я чувствую, как улыбка расползается на моем лице, и я вспоминаю, что чувствовала, как каждый мускул в моем теле, говорил мне подниматься.
– Я выполнила тройной Аксель!
Мамины руки взлетают к лицу.
– Нет, ты не сделала.
– Я сделала,– смеясь, я сгребла ее в объятия.
Она сильно сжимает меня. Мама знает, что это огромное событие, хоть и многие парни-фигуристы делают этот прыжок, но в Америке только две девушки выполнили тройной Аксель на соревнованиях.
– Не могу поверить, что пропустила это,– она бормочет в мои волосы.
– Все хорошо. Это так и есть. Я знала, что маме не нравится, что из-за долгих часов в своем магазине одежды, она не может посещать мои тренировки, как это делают другие мамы, но я не хотела отрывать ее от дел. Я кладу голову на ее плечо и вдыхаю легкий цветочный аромат ее духов, прежде чем отвести лицо и улыбнуться ей.
– Я как раз собираюсь сделать это снова.
Мама смеется, сильно, так, что мы трясемся вместе.
