Текст книги "Мальчик по соседству (ЛП)"
Автор книги: Кэтти Ван Арк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
6
Гейб
Злясь на себя за то, что злюсь, я смотрю на голубую дверь ларька и пытаюсь доживать кусок сэндвича.
Я выбросил весь мой ланч до того, как осознал, что не могу кататься на дневной тренировке, не поев. Но я не хочу есть тост с джемом и арахисовым маслом, который мне упаковала наша домохозяйка Хелен, для перекуса в школе.
У меня заканчивается обед. Арахисовое масло застревает во рту, а хлеб на вкус такой, будто я ем туалетную бумагу из автомата.
Я не должен волноваться о том, что у Мэд что-то будет с Ионом. Он славный парень; Энди и я давно пытались свести его с кем-нибудь.
Мэд и Ион будут точно тем, чего я хочу, а потом она оставит меня. Я никогда не буду с Мэд. Тем не менее, я уже был выброшен за забор. Я чувствую вкус своего «лечения», и это не вишневый аромат.
Я сталкиваюсь с директором напротив двери и сжимаю целлофановый пакет в руках. Он лопается и что-то падает – остаток моего сэндвича.
Директор Кон однажды сказал, что в школе Ривэвью так чисто, что вы можете есть с пола в туалете. Но он может говорить что хочет. Я все еще не уверен, что правило «двух секунд» применяется к туалету. К черту это. Как будто я вообще хотел есть.
Я засовываю сэндвич в мусорку.
Выйдя из туалета, я чуть не сталкиваюсь с Крисом и Кейт, прижимающихся друг к другу напротив рядов со шкафчиками. Не знаю, разговаривают они сейчас или нет, но наверняка заговорят снова, предъявляя какие-нибудь условия друг другу.
Я отмахиваюсь и направляюсь к своему шкафчику, потому что некуда больше идти.
Когда начался учебный год, мне не нравилось, что у нас с Мэд только один урок вместе. Гораздо легче делать домашние задания во время соревнований, когда у вас одинаковые уроки. Но сейчас, даже одного совместного урока было слишком много. Мне хотелось пропустить его, но куда я пойду?
Я не хотел зависать в туалете еще час, да и школа может позвонить родителям. Я даже не могу ходить по кампусу в форме! И определенно, охранники заметят, если из кучи дорогущих машин на парковке исчезнет «Вайпер».
– Гейб?– Я поворачиваюсь к Иону.– Эм, могу я поговорить с тобой о Мэд? Я только что…
Я поднимаю руки в предупреждении.
– Мы всего лишь партнеры, на этом все. Веселитесь. Встречайтесь.
Он морщит лоб и его брови поднимаются вверх.
Смущен? Нервничает? Все вместе?
– Ты думаешь…
– Да, все что угодно. Это круто,– я показываю ему идти дальше. Но он не уходит. Я все еще не хочу идти на урок, но также, я не хочу оставаться здесь, смотреть на Иона и думать о них с Мэд – поэтому я ухожу.
Крис ловит меня на лестничной клетке.
– Думаешь, сегодня она догадается?
Так же быстро, как и со всем остальным, Мэд уже выяснила, как нажать на мою кнопку ревности. Но откуда Крис что-то об этом знает?
Он машет руками перед моим лицом.
– Алло? И ты думаешь, Ксандер собирается дать нам места сегодня?
Я расслабляюсь.
– Черт, нет. Могу поспорить, это займет у нее месяц. Думаешь, она собирается сегодня дать нам реальное задание или хотя бы что-то большее, чем чертов «Ледокол»[19]19
«ЛЕДОКОЛЫ» – УПРАЖНЕНИЯ НА ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ И ФИЗИЧЕСКИЙ «РАЗОГРЕВ», ЗНАКОМСТВО И ВХОЖДЕНИЕ В ТРЕНИНГОВУЮ ГРУППУ.
[Закрыть]?
Крис потирает руками, пока мы делаем последние шаги до класса.
– Я надеюсь, больше чем «Ледокол».
Когда мы заходим в класс, Мэд сидит на дальнем ряду с левой стороны, нос уткнут в учебник. Я оглядываюсь вокруг. Больше никто не читает, но книги лежат у каждого на столах.
Крис хмурится.
– Выглядит так, как будто мы зашли с айсбергом.
Я показываю назад в правый угол.
– Давай быстрей займем эту парту, пока мы не застряли спереди.
Мы бросаем сумки и проскальзываем на свои места, как только звенит звонок. Крис берет спереди лежащую книгу.
– По крайне мере по этой книге сделали фильм.
Я смотрю на свою книгу: спереди облака, море с лодками снизу картины, и что-то похожее на город позади. Наверху написано имя автора прописными буквами: Уильям Шекспир.
Что-то подпрыгивает у меня в животе. Не может быть, там нет никаких лодок… Медленно, я перемещаю глаза к названию. Нет. Я читаю еще раз. Все меняется. Ромео и Джульетта.
– Класс, все в порядке, теперь садитесь. Миссис Ксандер встает в начале класса, обхватывая книгу руками перед собой. Ее румяное лицо сочетается с розовым свитером.
Мы игнорируем ее просьбу. Она повторяет, но только для того, чтоб ее еще раз проигнорировали.
Я переворачиваю книгу. Сзади напечатано: Эта коллекция – сосуд, служащий для того, чтобы пролить свет на великих писателей, которых когда-либо знал наш мир.
Это объясняет чертовы лодки! Одним пальцем, я отодвигаю книгу на край стола, откидываю стул назад и начинаю качаться на двух ножках. Чем дольше мы будем сегодня начинать урок, тем лучше.
Крис кладет палец на губы и свистит:
– Тихо всем!
Класс погружается в тишину. Каждая голова оборачивается на нас, смотрят на Криса. Я забываю о том, что качаюсь, и мой стул слишком сильно откидывается назад, опрокидывая меня на пол. Чувствуя на себе взгляды, я поднимаю стул.
Что за черт? До сих пор, нам нужно было пять минут на болтовню, прежде чем миссис Ксандер успокоит нас, а вчера нам понадобилось десять.
Крис сжимает книгу перед собой в страстных объятиях, похожих на те, которые он дарил Кейт в коридоре. С широкой невинной улыбкой он смотрит на учителя.
– Я офигенно рад, прочитать эту пьесу.
Что я слышу… искренность?
Мои глаза бегают от Криса к миссис Ксандер и обратно. Что-то тухло здесь, хотя мы и не читаем «Гамлета».
Миссис Ксандер даже не исправляет его грамматику, она сияет, смотря на него.
– Я рада слышать это, Кристофер.
Крис поднимает руку, а класс все продолжает смотреть на него.
Я чувствую, как куски сэндвича, которые мне удалось проглотить, слипаются между собой в животе.
Нет, пожалуйста, нет.
Миссис Ксандер опять начинает светиться.
– Да, Кристофер?
– А вы знаете, что Гейб и Мэдди будут кататься под музыку из балета «Ромео и Джульетта» в этом году?
Опытный учитель должен лучше знать, что не надо попадаться на приманку Криса.
Миссис Ксандер? Ну, она только что вышла из декрета и должна узнать это правило.
Ее рот образовывает идеальную «О».
– Учебный момент!– кричит она. – Прекрасно, такая чудесная музыка! Габриель и Мэделин, не окажете нам честь, прочитав сцену встречи Ромео и Джульетты? – Она переворачивает страницы в своей книге, спешно ища нужную страницу.
– Акт первый, сцена пятая, начинается с девяносто третьей строчки. Я уверена, ваше знание материала поможет классу понять эмоции в пьесе.
Крис пинает меня под столом.
– Знание материала? Ха, вы хотите больше чем знание. Держу пари, ты бы хотел глубоко проникнуть в этот материал.
Я пинаю его в ответ.
– Я убью тебя,– говорю я сквозь зубы. – После уроков, я клянусь, я забью тебя до смерти этой книгой!
Крис убирает ноги от моего удара и ухмыляется.
– Не будь с ней слишком жЕсток.
Миссис Ксандер смотрит на нас поверх своих черепаховых очков.
– Вы, конечно же, можете игнорировать сценические ремарки.
Рука Криса опять взмывает в воздух, на этот раз он не ждет, пока миссис Ксандер его спросит.
– А он может поцеловать ее, если захочет?
Я сутулюсь на стуле и желаю быть кубиком льда, чтоб растаять и впитаться в землю.
Два фигуриста читают любовную сцену? Прятки Курта с Анитой под трибунами, купили ему прощение, за его прошлые похождения в течении того года, когда он был второкурсником, и я уже слышу его хихиканье через два стола. Если миссис Ксандер заставит меня пройти через это, даже не спя со всеми черлидершами, то все равно все хоккеисты будут у меня за спиной.
Мэд поднимает руку.
– Да Мэделин?
Мэд смотрит на меня.
– Я думаю, мы можем с этим справиться.
Миссис Ксандер шумно выдыхает, словно целый шквал ветра.
– Да, спасибо, Мэделин. Можно со своих мест…
Слишком поздно. Книга в руках Мэд, она уже шагает в начало класса.
Ее движение породило во мне противоречия. Сейчас я могу поцеловать ее или могу вручить Курту маркер, чтоб он мог написать «Гейб любит мальчиков» у меня на лбу. В классе так тихо, что я могу слышать, как стул царапает пол, когда я встаю и следую за ней.
Сосредоточься. Дыши. Это всего лишь игра. Просто как на льду.
Я думаю о психологах, которые дают презентации для клубов по фигурному катанию. Могу я сделать это? Да. Я могу прочитать. Не то чтобы я никогда не целовал девушку прежде…
Я заставляю себя вдохнуть и призываю Мэд встать перед классом. Шелест страниц настолько громок, что у меня начинает болеть голова, но я нахожу ту строчку, которую указала миссис Ксандер и прочищаю горло.
– Я ваших рук рукой коснулся грубой…
Я беру руку Мэд, поднимаю на нее глаза, и безнадежность моей ситуации ударяет меня, как хоккеист, ударяет клюшкой другого хоккеиста, блокируя его. Мой рот двигается, слова как-то сами выходят, и я чувствую ее мягкую руку в своей.
Мэд отвечает и замолкает. Я должен читать следующую строчку.
– Однако губы нам даны на что?
Она улыбается.
– Святой отец, молитвы воссылать.
Никакая молитва меня сейчас не спасет.
– Вот с губ моих весь грех теперь и снят.
Я наклоняюсь к ней, мое сердце предательски стучит, будто хоккеисты на скамейке запасных. Этот поцелуй легкий, как перышко, но я хочу большего.
– Зато мои впервые им покрылись.[20]20
Примечание переводчика. Здесь нарушена последовательность пьесы. Данная реплика Ромео идет лишь после поцелуя, как бы указывая на то, что поцелуй с Джульеттой снял грехи с Ромео.
[Закрыть]
Мэд наступает мне на пальцы ноги, я понимаю, что сцена еще не закончена.
Я должен поцеловать ее еще раз. Игра, игра, игра, говорит мой разум моему телу, но я использовал всю свою силу воли, сдерживаясь на первом поцелуе. Второй поцелуй – взрыв эмоций, мои ноги уходят в небытие, оставляя мой разум летать безо всякой опоры.
Мэд возвращается с небес первой.
– Мой друг, где целоваться вы учились?– говорит она, задыхаясь.
Это не гроза снаружи, это наши одноклассники встают в овациях.
– Мо-ло-дцы! Мо-ло-дцы!– кричат нам. Курт тоже встает, но руки у него висят по швам.
Миссис Ксандер дает нам почитать остальные фрагменты в тишине.
Как наша учительница горстями закидывает себя ибупрофеном, так же Крис сейчас кидает мне записку. Я открываю ее, чтобы увидеть начало игры «Виселица», и некоторые слова уже написаны: СЕКС ПО_ _ _ _ _ _.
Я не утруждаюсь вписать: ДРУЖБЕ. Я рисую себя висящим в петле.
Я не трогаю свои губы. Я не смотрю на Мэд. Это страсть. Просто страсть. Это потухнет. Прошло уже четыре дня от моего двухнедельного отсчета.
Я переворачиваю бумажку на другую сторону, и делаю сам себе игру на обратной стороне:_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ . И тут же записываю ответ: ОДНА НЕДЕЛЯ И ТРИ ДНЯ.
***
На следующий день, в пятницу, Крис спрашивает меня после тренировки:
– Чем занимаешься в эти выходные?
Я пожимаю плечами.
Я думал о многих вещах, но ни одни выходные не проходят без этого.
– Семейная фигня в субботу, как всегда.
– А, точно, я забыл. Ты проведешь больше качественного времени с Мэдди.
С Мэд и нашими родителями. Да, это так, я хочу родительского надзора. Мне нужно отвлечение. Может посмотреть на красивый пейзаж из нашего любимого кафе?
– Что на счет завтрашнего вечера, не хочешь сходить в «Cappi's»?
– Не, только не завтра. Я должен дать ей игровую приставку, да и Кейт меня простила, у нас есть планы. Нам надо попрактиковаться в новых движениях, ну ты понимаешь, о чем я,– он толкает меня локтем.
Я ухожу до того, как буду подвергнут прослушиванию сказок о «Крисе Трояне».
Мэд ничего не говорит об уроке английского по пути домой. Она переписывается с кем-то, пока я еду. Но я хорошо слышу звуки сообщений, уходящих и уходящих, и изредка, ее хихиканье.
Что происходит с ней? Сначала она много чего предлагает мне, потом игнорирует, затем флиртует с моими друзьями, а потом заставляет поцеловать ее.
Мэд опять смеется.
– Что смешного?
Это вышло слишком раздражительно, чем предполагалось.
– Что коричневое и липкое?
Шутка про какашки, нам что, снова по шесть лет?
– Дерьмо.
– Нет,– она смеется,– это палочка.
– Это совершенно неубедительно.
– В этом весь смысл. Почему помидор краснеет?
– Я не знаю. Почему?
– Я тоже не знаю.
– Тогда почему…
– Подожди, Кейт пишет мне ответ,– у нее звенит телефон. – Потому что он увидел салатную заправку.
Возможно, это чуть-чуть смешно; может быть я просто решил притвориться, что нам опять по шесть. Я позволяю себе посмеяться.
– Говори мне следующую шутку.
Я до сих пор не понимаю, что происходит, но пока это работает.
***
Когда я прихожу домой, мама с папой сидят в столовой и разговаривают.
– Это не очень хорошо выглядит,– говорит папа. – Я действительно хочу, чтоб они…
Мама останавливается.
– Ты думаешь, мы должны поговорить с Синтией?
– Я думаю…,– папа затихает, когда видит, как я захожу. – Привет, Гейб.
О чем они волнуются, и о чем они должны поговорить с мамой Мэд? Если это обо мне и Мэд…
Папа прочищает горло:
– Я думал, ты сегодня собираешься идти на танцы.
Блин, это сегодня вечером.
– Эм, я должен… но Элисон болеет.
– А чего бы тебе не взять Мэд?– говорит мама,– вы можете пойти просто, как друзья.
Они что, устраивают мне тест, это плохо. В любом случае, это не случится. В двойне черт! Вот о чем Ион так беспокоился. Но все равно, я не собирался сегодня танцевать.
– Мэд уже… есть с кем пойти.
– Почему ты мне не рассказал об Акселе Мэд?– спрашивает мама.
– Думаю, я забыл. Я пойду наверх.
В своей комнате, я сажусь на стол и смотрю на другую сторону двора, на шторы Мэд. Проходит достаточно времени, и я надеюсь, что я ошибся. Затем подъезжает машина к ее дому. Небесно-голубую старинную посудину Иона ни с чем не перепутаешь. Мэд смотрит на него, стоя у входной двери, одетая в обтягивающую юбку, новый, красный топ и кофту с завышенной талией.
Он придерживает дверь и закрывает ее за ней. А я ударяю по оконной раме перед собой. Когда гул мотора удаляется, я хватаю ключи и направляюсь в «Cappi's».
***
Все места заняты, не смотря на то, что в школе дискотека. В углу играет группа на гитарах и барабанах.
Я пробираюсь к стойке, заказываю латте, и встаю позади, рассматривая толпу.
Это легче, чем я предполагал. Рыжая голова незаметно подходит ко мне до того, как я делаю глоток. В своем серебряном топе, очень обтягивающих джинсах и на высоких черных шпильках, она выглядит больше для клуба, чем для кафе.
– Здесь всегда так шумно?– спрашивает она, перекрикивая шум.
Я киваю. Сегодня я не хочу разговаривать.
– Ты Габриель Нильсен, да ведь?
Я снова киваю, хотя только Игорь, мои учителя и репортеры называют меня Габриель.
Она откидывает свои длинные, прямые волосы назад на плечи, двигая своими пышными бедрами в танце и выкрикивая свое имя.
Я не услышал его, да и мне все равно. Сегодня не до имен. Через полтора часа, она в моей машине в «Miller's Point», с поднятым топом и с запотевшими стеклами.
Мои руки жесткие. И где та часть меня, которой я обычно являюсь? Ее нет. Это не должно быть так, и я не могу перестать думать о Мэд. Я стону.
– Тебе нравится?
Неважно как ее зовут, ее руки на моей промежности.
Я останавливаюсь, отодвигаюсь от этой слишком загорелой кожи.
– Я не могу этого сделать.
Она смеется, поправляя свои огненные волосы и двигая бедрами.
– Такой скромный, – она притягивает меня обратно к себе и шепчет,– ты делал это довольно хорошо слишком долго.
Нет. Я сажусь.
– Просто… это слишком быстро. Я не хочу все испортить.
Она садится, находит свои джинсы, одевает их и хмурится.
– Ты только что это сделал.
7
Мэдди
На следующее утро после тренировки, я засовываю ноги в машину Гейба и чувствую, как что-то прилипает к кроссовкам. Я наклоняюсь, тянусь вперед и вижу маленький кусочек ткани цвета фуксии, на котором красуется надпись «Тусовщица». Это трусики, которые обмотались вокруг моих шнурков.
Я напряженно моргаю, снимая «Тусовщицу» с кроссовок кончиками пальцев, и смахивая их обратно под сиденье.
– Полагаю, ты был занят прошлой ночью. Ну, хотя бы один из нас повеселился.
– Ты пошла с Ионом, – обвиняет меня Гейб, – я видел, как ты уходила.
– Ты шпионил за мной?
– У меня есть вещи поважнее.
– Очевидно,– я морщу нос, когда думаю о том, что лежит под моим сиденьем, и даже не волнуюсь, насколько я сейчас саркастична. – Не то чтобы это твое дело, но ты можешь быть уверен, я всем расскажу, как я хорошо провела время с Ионом, проводя исследования в книгохранилище школьной библиотеки.
Гейб открыл рот, закрыл и снова открыл.
– Прости.
– Не переживай, я ведь не твоя девушка. Хотя, мне жаль обладательницу белья под моим сиденьем. Потому что я почти уверена, мистер «У меня есть вещи поважнее», что эти трусики принадлежат человеку
– Я знаю это, Мэд.
« Let me down easy…»[21]21
Легко ли ты покинешь меня (англ.)
[Закрыть] раздается из телефона Гейба.
Нереально. Я смотрю, как рот Гейба опять открывается, он вздыхает и тянется к телефону. Я останавливаюсь, вспоминая Элисон. Нет, все, я закончила.
***
Вечера суббот – это «семейные» вечера. Годами я наслаждалась традицией между моими родителями и Нильсенами, которая началась до того, как я и Гейб родились. А вот сегодня, я бы лучше прыгала тройные Аксели без защиты. Это было бы менее болезненно, чем сидеть с Гейбом в одной комнате.
Мама обнимает сбоку миссис Нильсен, так как они сидят за столом и обсуждают костюмы для новой программы.
– Я думаю шелковый шифон. Двухслойный естественно, с завышенной талией?
– Безусловно, это будет прекрасно выглядеть в сочетании с музыкой,– миссис Нильсен вздыхает,– я всегда хотела кататься под Ромео и Джульетту.
Я вожу «курицей марсала» по тарелке, и пытаюсь не подавиться куском, уже находящемся во рту.
Обычно, я быстро доедаю, включаю музыку и заставляю Гейба проделать нашу программу для родителей. Но сегодня, программа только заставляет меня думать о Гейбе, а мысли о Гейбе, заставляют меня думать о «Тусовщице».
– Так, кто готов для покера? – спрашиваю я, в попытке закончить этот жалкий ужин.
– О нет, дорогая, сегодня без игр,– говорит мама. – Я разве не сказала тебе, мы с папой взяли напрокат «Влюбленного Шекспира»,[22]22
Трагикомедия 1998 года режиссёра Джона Мэддена, рассказывающая историю романтических отношений между Виолой де Лессепс и Уильямом Шекспиром во время его работы над пьесой «Ромео и Джульетта».
[Закрыть] в честь вашей новой программы?
Родители смотрят свои какие-то ролики, оставляя нас в гостиной с Гейбом на козетке.[23]23
Козетка (фр. causeuse, от causer – разговаривать) – диванчик на двоих, предназначенный для галантных бесед. Он имеет мягкое сиденье и спинку, а по бокам – подлокотники.
[Закрыть]
Так происходит всегда: мы сидим, между нами теснится миска с попкорном, а иногда мы даже накрываемся одним одеялом. Но сегодня, Гейб сидит по левую сторону от меня, а я прижимаюсь к нему правой рукой. Попкорн стоит на ничейной стороне, нетронутый.
Я подтягиваю ноги плотно к себе, обхватываю их руками и смотрю на экран, запрещая своим глазам даже взглянуть на Гейба. Горло пересохло, и ощущение, будто сейчас из глаз польется вода. Я не могу выбросить из головы это тупое белье. Я. Такая. Идиотка. Но я точно знаю, сколькими девушками он швыряется, да я же и помогаю ему порвать с ними, каждый раз. И зачем? А потому что, я так отчаянно желаю этих десяти секунд, когда притворяюсь его девушкой.
Мама останавливает фильм, чтобы наполнить бокалы вином. Из-за того, что наши родители на кухне, тишина нависает над нами как ледник. Я думаю о Гейбе в кафетерии, и сожалею, что призналась ему в том, что наше «свидание» с Ионом было только для учебы, потому что сейчас, я хочу причинить ему ту же боль, что он причинил мне.
Гейб шепчет что-то так тихо, что я не могу понять его. Да все что угодно. Меня не интересует ничего из того, что он хочет сказать сейчас. Но он шепчет снова, громче на этот раз.
– Мэд, мне правда жаль.
Я всем телом отодвигаюсь подальше от него, и задницей задеваю миску с поп корном.
– Блин!
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него: вся левая часть козетки покрыта поп корном, как и колени Гейба. Это светлое масло, но все же, мама меня убьет.
– Замри, – я начинаю сгребать поп корн обратно в миску.
Гейб смахивает мои руки со своих колен.
– Все в порядке, я сам.
– Не двигайся, на тебе будет больше масла, чем на обшивке.
Я начинаю собирать зернышки, которые застряли между его ногами.
Он встает, и отходит от меня, сбрасывая кучки попкорна на ковер.
– Прекрати, – его руки сжаты в кулаки и вся задняя часть его шеи пылает.
– Ох, подойди. Ты думаешь, я делаю это специально?
Гейб поворачивается и смотрит на меня.
– Да. Кладешь руки мне на колени, поощряешь выходки Криса на английском, где я должен тебя поцеловать. Притворяешься, что идешь на свидание с Ионом. Это дерьмо с Ромео и Джульеттой только на льду! Я не собираюсь участвовать в этом с тобой в реальной жизни.
Я вытираю жирные пятна, встаю и смотрю назад.
– Скажи мне, что ты действительно чувствуешь?
Он отворачивается от меня и прижимает руки к голове, сжимая пальцами волосы.
– Дело не в тебе.
Я уже слышала это прежде. Я скрещиваю руки на груди.
– Ох, дело не во мне? Да, правильно, дело не во мне, а в тебе! Это ты со всеми вечно расстаешься, и ты в этом неплох. Только вот большинство людей сначала «встречаются» прежде чем расстаться.
Он одергивает руки и его глаза встречаются с моими.
– Ты видишь на кого похожи Кейт и Крис? Ты хочешь этого для нас? Тратить половину тренировки на ссоры и надежды, когда-нибудь оказаться в Юниорах?
Мы уже были в Юниорах, много раз, но, похоже, сейчас не время напоминать ему об этом.
Я опускаю руки.
– Мы не Кейт и Крис, – говорю я мягко.
– Ты права. Мы не они. Потому что мы сдерживаем свои отношения на льду, – его тон достаточно мягок. – Я не хочу причинить тебе боль. Посмотри, что случилось сегодня утром – мы опять поругались. Я уже сделал тебе больно, Мэд.
Я чувствую, как намокают глаза. Мэд[24]24
Игра слов. В переводе с английского «mad» – сумасшедший, безумный.
[Закрыть]. Специальное имя Гейба для меня, потому что я сумасшедшая. Схожу с ума по фигурному катанию, и по нему тоже.
Мне хочется кричать. Я знаю, что не смогу остановить слезы, если прошепчу эти слова громче, а я не собираюсь сегодня плакать. Вместо этого, я опускаюсь на козетку и складываю свои руки на колени.
– Кто она?
– Я не знаю.
Я не пытаюсь быть умной.
– Ты серьезно не знаешь?
– Серьезно, – обхватив мой подбородок своими пальцами, он наклоняет мою голову так, чтобы я смотрела на него.
Разве он не чувствует этого? Насколько правильно это.
– Ты знаешь меня, Мэд, возможно даже лучше, чем кто-либо еще.
И он знает меня. Он должен знать, как мы подходим друг другу. Я чувствую, как его большой палец вибрирует: у него трясутся руки.
– Ты знаешь, что я делаю. Я все порчу, я, это вечно плохие новости. Ты заслуживаешь лучшего, – он моргает и у него дрожит голос. – Не заставляй меня делать тебе больно.
Я выдергиваю голову из его рук, и тут же теряю тепло его прикосновения.
Гейб кладет свою руку на мою, а я смотрю на него. Он потирает тыльной стороной руки свою щеку и протягивает мизинец ко мне.
– Обещаешь?
Я смотрю на его мизинец, а потом на его глаза.
– Я люблю тебя,– выдыхаю я.
Руки Гейба падают.
– Не делай это, Мэд. Пожалуйста!
– Нет,– я подавляю в себе рыдание. – Я люблю тебя. Достаточно, чтоб отпустить тебя, если это то, чего ты хочешь, – я встаю и переплетаю свой мизинец с его, – мы оставим «любовь» на тренировках.
Гейб поворачивается и быстро уходит, врезается в своего папу в дверном проеме. Мистер Нильсен смотрит вниз на красное пятно, расползающееся по его белой футболке. Он поворачивается в сторону коридора.
– Гейб!
– Я думаю, ему стало плохо,– мой голос трясется вместе с моими коленями. Я качаюсь на ногах, когда мистер Нильсен смотрит на меня.
Он делает это как раз вовремя.
– Похоже, тебе тоже. Син,[25]25
Сокращенное от Синтия.
[Закрыть] Уилл? – он мягко опускает меня на козетку.
Папа высовывает голову из дверного проема.
– Что случилось? – он в спешке подходит ко мне. – Мэдди, все хорошо?
Только бы не заплакать, только бы не заплакать, только бы не заплакать.
– Мне нехорошо.
Мама появляется над папиными плечами.
– Гейб не выглядел так, будто ему плохо, в любом случае,– говорит мама,– у вас двоих есть одна ошибка, вы странно ведете себя.
Я позволяю папе взять меня на руки. Утыкаюсь головой в его плечо, но это не похоже на то, как все было в детстве. Субботняя щетина отца, царапает мне лоб, в сравнении с легкими, как перышко волнами Гейба.
Папа несет меня по ступенькам. Прошли годы с тех пор, как он носил меня так везде. Даже не смотря на то, что после колледжа он ушел в военно-морской флот США, у него дрожат руки, когда он кладет меня на кровать. Он накрывает меня одеялом до подбородка и целует в щеку.
– Утром все станет лучше.
Я переворачиваюсь на бок и сворачиваюсь в клубочек, когда папа выключает свет и закрывает дверь. Я закрываю глаза, но темнота не может затмить всего, что сегодня случилось. Гейб убежал от меня. Возможно, для него и его девушек это нормально, но не для меня. Никогда для меня. После всех лет, что будет, если я потеряю Гейба?
***
Я не хочу идти в магазин в воскресенье днем. В редких случаях, когда мне нужно платье, мама делает его для меня. Но сегодня, мне нужно выйти куда-нибудь из дома, и Кейт хочет купить что-то для осеннего балла. В общем, я беру несколько платьев с вешалок и иду в примерочную рядом с Кейт. Мы выходим и позируем около зеркала.
– Что думаешь?– спрашивает Кейт.
Я изучаю себя.
– Эээм.
– Да, я тоже так думаю, – Кейт смотрит на свое отражение и щупает себя за живот через ткань.
– Не твое платье,– говорю я,– мое. А ты выглядишь великолепно.
– Нет, это платье делает меня толстой, следующее.
У меня занимает минуту, чтобы переодеться в другое платье. Оно на самом деле удобное. Я завязываю ремешки, а потом перевожу свой взгляд на зеркало и втягиваю воздух. Вот почему у каждой девушки должно быть маленькое черное платье. Я выгляжу… горячо. Нет, не горячо. Я выгляжу испепеляющее. Глубокий вырез дает волю воображению, что у меня вообще есть вырез, а блестки на бедрах, показывают более пышные формы, чем я на самом деле имею. Я выхожу и кручусь.
– О боже, Мэдди,– говорит Кейт. – Это платье было создано для тебя.
Я глажу гладкую ткань платья по бокам.
– Я не пойду, вот что плохо.
– Ты должна взять его в любом случае. Может быть, кто-нибудь тебя пригласит.
Возможно. Но человек, с которым я хочу пойти, не хочет идти со мной.
У меня звонит телефон в сумке, и я хватаю его. Мама должна была позвонить до того, как придет забирать нас. Но это не мама. Ион Хволбард высвечивается на экране.
– Ион? Что случилось?
Он не зовет меня ma chиre сейчас. Напротив, он произносит мое имя по-французски, и оно звучит как песня.
– Bien, Мэдди. Я прекрасно провел время в библиотеке. И я хотел бы узнать, возможно, ты хочешь пойти со мной на осенний балл?
Умному, симпатичному Иону, с его сказочным французским голосом, нравятся девочки. Нравлюсь я. Я смотрю на Кейт.
– Он только что позвал мен на свидание,– одними губами произношу я.
– Иди,– так же отвечает она и показывает два пальца вверх.
– Да, конечно,– говорю я Иону. Это все деньги, что я накопила за два месяца, но я покупаю платье.
***
Когда возвращаюсь из торгового центра, папа собирается в Вашингтон.
Я сижу, согнув ноги, на родительской кровати и растягиваюсь, пока смотрю на то, как он в линию укладывает носки в чемодан.
– Чего ты так стараешься? Они будут болтаться во время взлета и посадки.
Он аккуратно укладывает бритву рядом с носками и начинает укладывать сумки с одеждой поверх них.
– Возможно, потому что я считаю, если ты что-то делаешь, делай это хорошо.
Он укладывает остаток своих вещей в сумку, захлопывает ее и застегивает. Наклоняется ко мне и оставляет поцелуй у меня на лбу. Потом хватает сумки с кровати и направляется к двери. Я следую за ним.
– Что если «делаешь что-то» означает… рискнуть?
Папа останавливается и смотрит на меня.
– Любая прибыль, которую мы получаем, исходит из риска, Мэдди. «Единственное чего мы должны бояться – это сам страх.»
– Франклин Делано Рузвельт, инаугурационная речь, 1993, – он улыбается моему ответу, и я обхватываю его руками. – Папуль, я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Увидимся позже, фигуристка.
А потом сенатор выходит за дверь.
Что-то щекочет мои щеки, и я сдуваю волосы с лица. Когда убираю руку, вижу, что прядь папиных волос застряла в них. Я смотрю на русый переходящий в серый цвет. Он только ушел, а я уже скучаю по нему.
Я позволяю прядке упасть на пол, думая о папиных словах. Ион умный и симпатичный. Он милый парень и прекрасный партнер по химии. В библиотеке, я провела лучше время, чем с Гейбом в последние дни, но мне не было очень круто. Даже с его сказочным французским голосом, поющим мое имя, между нами нет химии. Это большой риск, но я все еще хочу Гейба. И если я пойду на балл с Ионом, я не сделаю ничего хорошего. Я достаю телефон.