Текст книги "Испорченная кровь (ЛП)"
Автор книги: Кэтрин Уилтчер
Соавторы: Кора Кенборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Глава четырнадцатая
Санти
Я думал, на нашей стороне был элемент неожиданности. Затем раздается еще один взрыв, разбрасывая камни по полу переднего портика замка. Вот тогда я понимаю, что скрытность никогда не имела значения. Три поколения пытались уничтожить Вильфора. Координировали бы мы блицкриг или послали Заккарии приглашение на его собственные похороны, результат бы не изменился.
Для такого вторжения, как наше, всегда существовал протокол.
Пройдя портик, мы оказываемся во внутреннем дворе. Грейсон останавливается, чтобы снова перезарядить пистолет. – Время на исходе, – подчеркивает он, как будто я не чувствую, что на меня давит тот же груз.
Двери, ведущие из этого двора, издеваются над нами. Их по меньшей мере десять, и все они ведут в десяти разных направлениях. Десять возможностей для успеха или неудачи.
– Это место похоже на чертов лабиринт, – слышу я слова ЭрДжея. – Как, черт возьми, мы должны найти дерьмо , прежде чем все это взорвется?
– Мы расстались.
Это привлекает всеобщее внимание.
Грейсон кивает. – Он прав. Половина наших sicario погибли, а остальные осыпают пулями оставшихся sicario Вильфора. Какие двери, Каррера?
– Заккария торгует тенями, но он садистский ублюдок, который живет ради охоты. Он не увел бы нас от разрушения. Он загнал бы нас прямо в самое сердце и смотрел, как мы горим ... Я снова оглядываю двор. – Мы возьмем главный вход и две ближайшие двери. Свяжись со мной по рации, как только найдешь их, а потом вы двое убирайтесь отсюда к чертовой матери.
– Разве ты не имеешь в виду нас троих? Говорит ЭрДжей.
Я молча перезаряжаю магазин. Мне нужно, чтобы он был сосредоточен на миссии, а не отвлекался на мой выбор. Если я не смогу найти Талию и Лолу, я не вернусь в Нью-Джерси. Если они сгорят, сгорю и я.
Я захожу в центральную дверь, Грейсон слева от меня, ЭрДжей справа.
Первая комната, в которую я вхожу, представляет собой широкое открытое пространство с длинным окном без стекол, выходящим на черное поле. Я подхожу ближе, чтобы разобраться, и тут сильная рука обвивается вокруг моей шеи сзади и сдавливает трахею.
Черт.
– Ты здесь из-за нее, не так ли? – вкрадывается голос, когда он крепче сжимает мое горло.
Я не думаю, я реагирую. Вытягивая руку вперед, я сильно ударяю его локтем в ребра – движение, которое едва заставляет его споткнуться.
– Каррера, кипит он, выплевывая мое имя, как ругательство. – Знаешь, она звала тебя. Она умоляла за тебя.
Я еще раз врезаю ему локтем под ребра.
– Там внизу лабиринт, Каррера. Говоря это, он разворачивает меня к окну. – Я видел, как она бежала по нему. Прямо там, где ты стоишь. Спейдер перекупил нескольких очень богатых мужчин за привилегию сначала унизить твою жену-шлюху. Он раздел ее догола и преследовал. Мы все видели, как она истекала кровью.
Я пытаюсь дотянуться до кармана. Все, что я чувствую, это запах дыма и прогорклого дыхания, когда этот сукин сын смеется.
– Хочешь послушать самую лучшую часть? Я стоял прямо здесь и грубо дрочил свой член под ее крики, особенно когда его стрела попала в цель.
Его насмешки тонут за моими железными стенами, проникают под кожу.
– Видеть ее прикованной к стене, как собаку, было кульминацией вечера. Он замолкает, еще один низкий смешок клокочет в его горле. – Но эта честь принадлежит настоящим собакам, когда они разорвали твою сестру на части.
Красная волна застилает мне глаза. Я слияние рабочих частей – машина, одержимая стремлением к максимальному разрушению.
Моя жена умерла.
Моя сестра мертва.
И этот ублюдок мертв.
На этот раз мои пальцы нащупывают карман, и я вытаскиваю складной нож. Нажимая на кнопку, я отвожу руку назад и соприкасаюсь с тем, что, черт возьми, там находится.
Мужчина издает мучительное шипение, и давление на моей шее ослабевает. Я оборачиваюсь и обнаруживаю, что он держится за собственную шею, пытаясь вытащить мой клинок. Я бы ничего так не хотел, как искалечить и расчленить этого pendejo, кусочек за кусочком, но с меня хватит светской беседы. Помня об этом, я целюсь ему в лоб и нажимаю на спусковой крючок.
Оставив его гнить, я продолжаю свои поиски в холодном каменном коридоре с закрытыми дверями. За каждой стоит женщина. Некоторые ровесницы Талии, некоторые моложе. Они все мертвы – их безжизненные тела разбросаны по кровати, как сломанные куклы.
– Талия? – Кричу я. – Где тебя носит, черт возьми, muñequita?
У пятой комнаты я остолбенел от резни. Остолбенел от опустошения. Когда я добираюсь до шестого, мощный взрыв сотрясает замок, удар впечатывает меня в стену с такой силой, что я вижу звезды.
Образы насмеше кpinche cabrónа всплывают в моем сознании, пока я ищу свой пистолет в облаке пыли и обломков. Я думаю о том, как она спасалась бегством, за ней охотились, как за животным...
Как собака.
Желчь подступает к моему горлу при мысли о том, что мою младшую сестру отдадут на растерзание стае из них.
В конце коридора находится винтовая каменная лестница, ведущая вниз. Я начинаю спускаться, когда по рации доносится голос.
– Санти. У меня есть Лола. Ей плохо, но она дышит.
Его слова подобны удару в грудь. – Gracias a Díos. Прости меня, Лола.
Втягивая воздух обратно в легкие, я переориентируюсь и продолжаю свое путешествие.
– А что насчет Грейсона? – спрашиваю я.
– Он нашел какую-то американскую девушку еще живой. Sicario расчистили дорогу и везут их к внедорожникам… Где ты находишься?
Я колеблюсь, затем решаю, что лгать нет смысла. – Я спускаюсь в подвал.
– Ты идешь куда? Его потрясение достаточно ясно, чтобы его было слышно по всем каналам. – Санти, это место вот-вот взорвется. Грейсон уже на пути к выходу. Он прерывисто дышит. – Самоубийство ее не спасет.
Смерть не спасет ее. Но жизнь без нее не спасет меня.
– Позаботься о моей сестре, ЭрДжей.
После этого я выключаю рацию.
Ступеньки бесконечны, уводя меня все дальше и дальше в темноту. Здесь, внизу, стоит промозглый запах, который пропитывает все чувства. Облака пыли ослепляют, но когда я достигаю дна, они, кажется, рассеиваются.
Вот тогда-то я и вижу ее.
Я всегда считал, что у меня нет сердца, пока Талия не ворвалась в мою жизнь и не изменила все. В течение нескольких дней сердце билось в ее ритме. Но теперь, видя ее в таком гребаном подвале, как этот, это почти прекратилось.
Она прикована к дальней стене, ее тонкие руки вытянуты высоко над склоненной головой, пальцы ног едва касаются пола. Ее обнаженное тело представляет собой грязное полотно из порезов и синяков.
Она просто висит там.
Ожидая смерти.
Я сокращаю расстояние, чтобы добраться до нее прежде, чем ее имя слетит с моих губ. Мне нужно прикоснуться к ней. Мне нужно увидеть ее. Обхватив ее подбородок обеими руками, я поднимаю ее голову вертикально и бью сокрушительным ударом в грудь, когда вижу дело рук дьявола по всему ее лицу.
Но она теплая.
Ее кожа чертовски теплая.
Приподнимая ее голову одной рукой, я проверяю ее пульс. Он слабый ... но он есть.
Она жива.
– Талия, открой глаза. Mi, amada...
Ничего. Тем временем вдалеке раздается еще один мощный взрыв, и еще больше облаков пыли опускается в подвал.
Все еще баюкая ее голову, я поднимаю руку, чтобы дернуть цепи, сковывающие ее запястья, но они сделаны из стали и забетонированы в стене.
Черт.
Я не могу стрелять в цепи, пока она без сознания. Она может пошевелиться в любой момент и вместо этого поймать пулю.
Я обдумываю свой следующий шаг, когда раздается глухой треск, и часть потолка подвала обрушивается вокруг нас.
Говорят, твоя жизнь проносится перед твоими глазами прямо перед смертью. Я насмехался над смертью больше раз, чем могу сосчитать, но в этот момент все, что я вижу, – это она...мы… Трагически поэтичная история, разворачивающаяся в шквале моментальных снимков.
Мы с Талией встретились в снежную бурю, и мы собираемся погибнуть в гребаном огненном шторме.
Оранжевый и красный цвета начинают расползаться по дальним углам погреба. Через несколько мгновений жар и дым станут невыносимыми. Я прижимаюсь своим лбом к ее, проклиная этот мир за то, что он разлучил нас. Я заслуживаю смерти. Она нет. Мне предназначено место, куда не побоится ступить ни один ангел.
– Лети выше, muñequita...
При звуке моего голоса ее веки трепещут, а затем она сильно кашляет.
– Вернись ко мне, Талия, шиплю я, снова пытаясь разбудить ее. – Пора просыпаться.
– Я так устала, – шепчет она.
– Мне нужно, чтобы ты была сильной в последний раз, чтобы я мог снять твои цепи. Мне нужно, чтобы ты приготовилась к падению. Ты можешь это сделать?
На этот раз, когда ее веки трепещут, я обнаруживаю, что смотрю в океан боли.
– Талия? – спрашиваю я.
– Я готова, хрипит она.
Я отступаю назад, придерживая руку, прицеливаюсь и стреляю – один раз, затем два. Когда ее цепи распадаются, она размахивает руками перед собой. Ныряя вперед, я ловлю ее за секунду до того, как она падает на землю – ее тепло и хрупкость проникают мне в грудь.
Я крепче сжимаю ее в объятиях.
Я больше никогда не позволю ей упасть.
Срывая с себя рубашку, я набрасываю ее на ее обнаженное тело. Я так много хочу сказать. Я так сильно хочу искупить свою вину, но все это подождет. Поднимая ее на руки, я пробираюсь сквозь дым и падающие обломки, чтобы снова найти лестницу. К тому времени, как мы добираемся до коридора, мы оба хватаем ртом чистый воздух.
– Санти, хрипит она, обвивая руками мою шею. – Я не могу дышать.
– Останься со мной, muñequita. Не бросай меня сейчас, черт возьми. Еще несколько минут. Держи рот закрытым.
Я чувствую, как она прижимается лицом к моей груди и кивает.
Поворот. Поворот.
Вправо. Влево.
Я провожу каждый поворот, как по гребаным рельсам, но я зашел так далеко не для того, чтобы потерять ее сейчас.
Мы выбегаем во внутренний двор за мгновение до того, как последний, оглушительный взрыв обрушивает башни замка внутрь. После этого я не останавливаюсь, пока не достигаю парадной арки.
Сквозь дымку я вижу приближающиеся очертания людей в черной форме. Я чувствую, как их шаги вибрируют от земли.
– Каррера! Грейсон подходит ко мне первым. – Господи Иисусе. Его лицо превращается в редкую маску ярости, когда он видит состояние Талии. – Отдай ее мне.
– Пошел ты.
Я знаю, что должен отдать ее, но что-то внутри меня не позволяет ей уйти. Не могу ее отпустить.
– Что ты собираешься делать? – рявкает он. – Ползти обратно в Америку?
– Если потребуется.
Я прошел сквозь огонь ради Талии. Я могу пройти еще несколько шагов.
– Садитесь на заднее сиденье. Он ведет нас к ближайшему внедорожнику. – Сегодня вечером мы устроили фейерверк половине Италии. Я задерживал работу отделений неотложной помощи так долго, как только мог.
Прежде чем я успеваю заскочить в машину, ко мне подбегает ЭрДжей. – Господи, блядь! Ты сумасшедший, ублюдок. Никогда больше не вытворяй этого дерьма!
– Я и не собираюсь, мрачно отвечаю я. – Где Лола?
Он кивает на внедорожник позади нас.
– Мне нужно ее увидеть.
Талия в отключке, когда я осторожно укладываю ее на заднее сиденье. Грейсон наклоняется и надевает ей на лицо переносную кислородную маску. – Этим придется заняться, пока мы не доберемся до больницы. Иди проверь свою сестру. Сделай это быстро. Нам нужно двигаться.
Следуя за ЭрДжеем к следующему внедорожнику, он открывает заднюю дверь со стороны водителя, и во второй раз за сегодняшний вечер мое сердце едва не останавливается. Моя младшая сестра неузнаваема. Ее миниатюрное тело покрыто следами укусов, открытыми ранами и синяками.
– Chaparrita? бормочу я, наклоняясь к ней, чтобы обхватить ладонью ее щеку. – Я пришел забрать тебя домой.
Лола с трудом открывает глаза. Она бормочет бессвязные слова, хрипит и мотает головой взад-вперед. – Розалия, – хрипит она, одно слово прорывается наружу. – Где Розалия?
Я чувствую, как ЭрДжей напрягается рядом со мной. – Розалия, кто?
– Оставь ее в покое, ЭрДжей. Она не знает, что она...
Но он уже оттаскивает меня с дороги, его огромные руки упираются в дверной косяк, чтобы загородить меня. – Какая Розалия, Лола?
От его резкого тона глаза Лолы распахиваются. Она не отвечает, но что-то проходит между ними.
Сжимая дверной косяк так, что побелели костяшки пальцев, он поворачивается к приближающемуся Грейсону. – Американка. Как она выглядит?
– Длинные волосы. Темные. Трудно сказать...
–Какой внедорожник?
– Последний.
Грейсон бросает на меня взгляд, когда ЭрДжей убегает вдоль ряда машин. – Что, черт возьми, все это значит?
– Смок заморочил ему голову. Я разберусь с его неподчинением позже.
Мой взгляд возвращается к Лоле. И снова моя верность подвергается испытанию. Я не выпущу Талию из своих объятий – она моя жена. Но Лола – моя сестра.
Словно прочитав мои мысли, Грейсон садится рядом с Лолой. Принимает решение за меня. – Иди, позаботься о Талии.
– Она моя семья.
Он кивает на внедорожник перед нами. – И она моя. Это делает нас квитами.
После двадцатичетырехчасового объезда частной больницы во Флоренции для проведения экстренной операции на ноге Талии и ночи, проведенной на кислороде для всех нас, мы наконец направляемся обратно в США.
Потребовалась всего пара миллионов долларов, чтобы убедить двух врачей лететь с нами обратно. Никто из нас не избежал ранений, но в основном они поверхностные, с последствиями вдыхания дыма и парой пулевых отверстий для пущей убедительности.
Травмы Талии были самыми тяжелыми. Инфекция в ее ноге граничила с сепсисом. Другие ее раны были не такими серьезными, но такими же жестокими. Она еще не пришла в сознание.
Autodefensa2.
Я сбился со счета, сколько швов понадобилось Лоле, чтобы закрыть все собачьи укусы у нее на руках.
А третья девушка?
Потребовалось немного покопаться, но пропавшая принцесса американской мафии не остается незамеченной в наших кругах, особенно та, которую украли с нашего собственного заднего двора.
ЭрДжей сидит на сиденье рядом со мной, вырезая воронки на двери кабины.
Поднимая бокал, я делаю большой медленный глоток. – Как долго?
– Не начинай, бормочет он.
– Как давно ты встречаешься с дочерью Джанни Маркези? Его молчание усиливает мой гнев. – Как долго ты трахаешься с Доном из Нью—Джерси?
– С тех пор, как Лола пересекла границу.
Это не тот ответ, которого я ожидал. – Полтора года ?
Его взгляд поворачивается в мою сторону, обжигая меня обвинением. – Ты действительно собираешься читать мне лекцию о переходе линии фронта, Санти?
– Да. Потому что случается такое дерьмо, как это, – я указываю на заднюю спальню, где отдыхает Талия. – Люди страдают, когда враги не ведут себя по-хорошему.
– Маркези и Каррера не враги.
Я смотрю на него поверх края своего бокала. – В лучшем случае, это прохладный союз. Не красьте пулю в красный цвет и не называйте ее розой.
– Ты жалеешь о своей красной пуле?
Я стискиваю зубы, его вопрос застает меня врасплох.
– Я так и думал, бормочет он. – Ты беспокоишься о своем выборе, а я буду беспокоиться о своем. Поднявшись на ноги, он шагает к передней части самолета и исчезает в кабине пилотов.
Кресло пустует целых тридцать секунд, а затем Эдьер Грейсон приглашает себя занять его. – Какова его история?
– Отрицание. И это не твое гребаное дело.
– Твои дипломатические способности оставляют желать лучшего, Каррера, – холодно говорит он.
– Так мне продолжает говорить моя жена. Я ловлю его взгляд на бутылке, стоящей между нами. – Текила «Великий патрон Аньехо Бурдеос» Каррера особенная.
Я не жду, пока он спросит. Наливая ему бокал, я толкаю его через маленький столик, разделяющий наши места.
– Получше, – замечает он. – Хотя я ненавижу текилу.
– Перестань быть таким слабаком.
Стиснув зубы, он берет стакан со стола и, опрокинув его, осушает одним глотком. – Нам нужно поговорить о Лоренцо...
– Оставь это. За последние два дня я достаточно наслушался о Вильфоре . Наши картели вели двадцатилетнюю войну. Эта война все еще будет здесь завтра .
Встав со своего места, я направляюсь в хвост самолета, в маленькую спальню. Итальянский врач поднимает взгляд от установки капельницы. Он почтительно кивает в знак приветствия, прежде чем быстро удалиться.
Талия свернулась калачиком на боку. Она вся в синяках и слабая, но чистая и одета в красную шелковую ночную рубашку, которую я нашел для нее во Флоренции. Красный напоминает мне о ней. Этим цветом оттеняются все важные события в нашем коротком браке.
Цвет крови.
Ненависть.
Страсть.
Любовь?
Я сажусь на край кровати, провожу пальцем по ее щеке, прежде чем лезу в карман за надеждой, за которую цеплялся последние несколько дней.
Поднимая ее левую руку, я надеваю обручальные кольца обратно на безымянный палец.
Где им самое место.
–Muñequita, шепчу я, прижимаясь губами к ее лбу. – Я ждал десять лет, чтобы рассказать тебе историю. Это о том, как тринадцатилетний мальчик пожертвовал своей верностью ради твоей невинности. Очнись, Талия. Я хочу услышать историю о том, как королева пожертвовала своей невинностью ради верности.
Глава пятнадцатая
Талия
Девять дней спустя
Надежда уплывает.
Потери уменьшаются.
Но выживание?
Она как стоячая вода между ними – невесомая женщина, которая не может двигаться вперед по течению, но слишком боится встретиться лицом к лицу с бурными океанами своего прошлого.
Прямо сейчас она заключена в кокон из белых простыней без желания куда-либо идти. У нее больше нет желания почти ни к чему.
Я не хочу чувствовать.
Я не хочу видеть.
Я просто хочу быть парящей в этой постели, пахнущей ложью и забытыми обещаниями.
Прошло девять дней с тех пор, как нас с Лолой спасли. С тех пор, как небольшой городок на вершине холма в северной Италии был уничтожен огнем и яростью картеля. После спасительной операции во Флоренции по спасению моей ноги, а затем долгого-долгого перелета обратно в Америку...
По крайней мере, так мне сказали.
Я, конечно, ничего этого не помню. Все это время я была без сознания. Я узнала подробности от Эллы, которая лежит рядом со мной почти каждый день и каждую ночь, гладит меня по волосам, шепчет о своем тепле и утешении так нежно, что я бы заплакала от этой красоты, если бы у меня еще остались слезы.
Я никогда не узнаю ее. Я никогда не реагирую. Я крепко закрываю глаза, чтобы отвергнуть жизнь, которая мне в данный момент неинтересна. Хотя я знаю, где я нахожусь. Я чувствую это. Я снова в его комнате. В его постели. Окна от пола до потолка манят меня видом на горизонт Нью-Джерси.
Это не дом.
Это не ад.
Это просто...застой.
На десятый день вода покрывается рябью. Все начинается с того, что сигаретный дым окутывает мои чувства своим едким ароматом. Это продолжается с таким до боли знакомым присутствием, что мои веки распахиваются сами по себе.
Сейчас ночь. У окна виден силуэт мужчины, темное пятно на фоне неоновых вывесок. Я слушаю его яростный вдох, за которым следует долгий, медленный выдох, наблюдая, как янтарный огонек его сигареты поднимается вверх и вспыхивает, как сверхновая, прежде чем снова опуститься рядом с ним. Он повторяет это движение несколько раз, уравновешивая свое молчание взвешенными взглядами и историей, прежде чем, наконец, заговаривает.
– Не возвращайся туда, muñequita, грубо говорит он. – Пока нет. Побудь со мной немного.
Muñequita?
Где я уже слышал это имя раньше?
– Где Элла? – хриплю я. – Мне нужна Элла.
Он делает паузу. – Насколько мне известно, твоя сестра в Нью-Йорке.
– Колледж, шепчу я. – Она...?
– Понятия не имею. Позвони ей. Валяй дурака. Я слышал, она отчаянно хочет поговорить с тобой, но сделай это в свободное время. Меня интересует только одна из дочерей Сантьяго.
Я не в настроении выслушивать насмешки. Я поворачиваюсь к нему спиной только для того, чтобы обнаружить, что матрас прогибается прямо рядом со мной.
– Поговори со мной, Талия.
– Я не разговариваю с лжецами.
– А как насчет человека, который жил в аду с тех пор, как тебя похитили?
Его признание заставляет меня моргнуть. Здесь, в темноте, клянусь, я чувствую его боль, как свою собственную. Но Санти Каррера не чувствует боли. Он знает только, как это дать.
Только в темноте можно увидеть звезды.
– Ты его сжег? – прохрипела я, медленно садясь с помощью груды подушек позади меня. Морщусь от скованности мышц и пульсирующей боли в ноге. – Ты сжег ее к чертям собачьим?
– Да, muñequita, говорит он, придвигаясь ближе, пока его лицо не превращается в покачивающийся силуэт, всего в футе передо мной. – Люди, причинившие тебе боль, заплатили за это собственной смертью.
На этот раз я чувствую его гнев. Это живая дышащая штука, которая идеально соответствует форме моей тени.
– Даже Лоренцо Заккария?
Снова пауза. – Скоро.
Это похоже на удар молотком в грудь. – Он сбежал, – тупо говорю я.
– Он умрет, Талия. Поскольку Санта Муэрте мой гребаный свидетель.
Этого недостаточно. Разве он не видит? У нас нет будущего, пока этот человек жив. Я не могу двигаться вперед. Я слишком боюсь оглядываться назад.
Застой.
– Дай мне свой пистолет. Завтра я сама его найду.
– И при этом отстрелить себе ногу?
Нотка веселья в его голосе заставляет меня протянуть руку и сжать в темноте его рубашку. – Ты понятия не имеешь, на что я еще способна, Санти Каррера, тихо рычу я. – Ты понятия не имеешь, что мне пришлось сделать, чтобы выжить... У меня перехватывает дыхание, и я ослабляю хватку.
– Моя жар-птица требует крови, – заявляет он, придвигаясь ближе, и стойкий запах дыма и виски овевает мое лицо, пробуждая давно забытые чувства глубоко внутри меня.
– Барди, выдавливаю я, заставляя его снова отступить с проклятием.
По правде говоря, я понятия не имею, кто я такая. Девушки, которой я была раньше, больше нет. Я потеряла половину ее в лабиринте, а другую половину в подвале.
Так или иначе, мне нужно восстать из пепла всего этого.
Матрас колышется, когда он встает. – Мои врачи довольны твоим прогрессом, но тебе нужен отдых. Мы поговорим подробнее, когда ты окрепнешь.
– Элла рассказала мне, что произошло, говорю я, запинаясь. – Во время рейда моя нога… Я слышал, как она разговаривала, когда думала, что я сплю.
Наступает пауза. – Нога твоей сестры не ступала в эту квартиру, Талия.
– Ты ошибаешься. Я слышала ее... Я замолкаю в замешательстве.
– Я уже достаточно близко подобрался к пулям твоего отца, настаивая на том, чтобы ты остался здесь. Он ни за что не позволил бы твоей сестре тоже пересечь границу штата.
– Тогда кто?..
– Мне нужно заняться делом. Мягкий свет заливает комнату, когда он открывает дверь. Я мельком вижу его высокую фигуру, когда он выходит, прежде чем он снова погружает меня обратно в темноту.
Я забираюсь под простыни, его слова крутятся колесиками в моей голове. Если это была не Элла, тогда кто обнимал меня? Утешал? Мыл? Заставил меня почувствовать их любовь, когда все, что я чувствовала, было оцепенением?
Ответ столь же прост, сколь и сбивает с толку.
Это сделал мой муж.
