Текст книги "Испорченная кровь (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Уилтчер

Соавторы: Кора Кенборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Талия, ты не обязана...

– Может быть, я и хочу.

Я вожделел эти губы вокруг моего члена с того момента, как она вошла в мой офис, но я также знаю, что был для нее на первом месте во всем – и каким бы заведенным я ни был, я неспособен быть нежным.

– Muñequita—

– Я не прошу, Санти. Дай мне власть хоть раз.

– Я не даю власти, mi amada. Но ради тебя я поделюсь этим. Я одариваю ее опасной улыбкой. – Открой рот.

Она берет меня медленно и глубоко, обхватывая пальцами основание моего члена. В ответ я издаю тихое шипение, мои пальцы еще крепче сжимают ее волосы. Она неопытна, но мне все равно. Ее рот влажный и теплый, и на ощупь он подобен раю.

Я направляю ее движения, мое зрение затуманивается. Каждый раз, когда я касаюсь задней стенки ее горла, жажда становится сильнее. После этого моя сдержанность растворяется в воздухе. Я веду ее в жестоком ритме, мои бедра толкаются в ее рот. Она берет все это, впиваясь ногтями в мою задницу, пока мои мышцы не болят... мои яйца болят... все болит из-за нее.

Моя ладонь ударяет по крышке комода, бутылка текилы снова дребезжит, когда я жестко кончаю, выплескивая в ее рот накопившуюся за несколько дней похоть. Когда темные грани моего зрения рассеиваются, я открываю глаза и вижу, что она проводит рукой по нижней губе с победоносной улыбкой на лице.

Черт, я люблю эту женщину.

Поднимая ее на ноги, я предостерегающе сжимаю пальцами ее подбородок. – Если я узнаю, что ты сосала член у любого другого мужчины, я перережу ему горло. Затем я притягиваю ее к себе и снова сливаю наши рты вместе.

Когда мы расстаемся, я провожу большим пальцем по ее губам, наблюдая, как гаснет ее улыбка.

– Это ничего не меняет. Я по-прежнему имела в виду то, что сказала перед уходом.

– Я знаю, что так и было. Мне просто нужна была доза, а ты – самый прекрасный кайф.

Наш следующий поцелуй – долгое прощание. Я дам ей все пространство, в котором она нуждается сейчас, но, может быть, есть другой способ держать ее рядом, пока она разбирается во всем дерьме, в котором ей нужно разобраться.

– Удачи в поиске работы, muñequita.

– Подожди, как ты...? Она обреченно вздыхает. – Ты преследовал меня?

Ухмыляясь, я обхожу ее и забираю свою бутылку, прежде чем остановиться у двери.

– Siempre...

Глава Двадцать третья

Талия

Три недели спустя

– Талия? Иди скорее… Твой горячий преследователь снова вернулся.

Я поднимаю взгляд от своего стола и вижу, что моя коллега Бонни высовывается из окна четвертого этажа, чтобы мельком увидеть черный Aston Martin, а точнее, горячего мужчину, стоящего рядом с ним.

– Это моя новая шаль, – говорю я с притворным раздражением, тянусь за полосой малинового кашемира, перекинутой через спинку моего стула, выключаю ноутбук и поднимаюсь на ноги. – Он не может насытиться этим.

– Это что, перегиб? Разрыв между поколениями только увеличился? Мой руководитель проекта бросает на меня взгляд, полный сорокапятилетнего сомнения с оттенком удивления, что она, возможно, упускает что—то захватывающее.

– Только для него, – говорю я со смехом, наклоняясь, чтобы взглянуть на себя.

Я начал работать в IFDF всего пару недель назад, но это небольшая компания, и здесь на рутину, как правило, обращают внимание.

Санти придерживается своей, как часы.

В семь часов вечера каждый вечер он внизу, в дождь или в солнечную погоду. Черный костюм. Бурные вибрации. Всегда прислоняется к боковой панели, курит одну из своих сигарет, серебряные дорожки поднимаются от его пальцев, как молитва, на которую может ответить только Нью-Йорк. Готовясь к очередному получасу вежливой светской беседы по дороге домой, он отвозит меня домой – что-то, что выходит за рамки зоны комфорта Санти Карреры, но что он пробует только для меня.

– А у Дарка и Муди есть имя? – Спрашивает Бонни, высовываясь, чтобы еще раз взглянуть.

– Зачем тратить время на представления? – Небрежно говорю я, наблюдая, как ее глаза превращаются в блюдца от моего порочного намека. – Пока, Бонни, увидимся завтра в девять утра на совещании по обзору проекта!

С этими словами я беру свою сумочку и направляюсь к лифту, останавливаясь у торгового автомата, а затем, проходя мимо, бросаю на стойку шоколадку для секретарши. Лиза обычно первой входит в офис и первой выходит из него, так что она заслуживает всех этих калорий.

Переводя абонента в режим ожидания, она одними губами произносит "спасибо" и посылает мне воздушный поцелуй.

Санти поднимает голову, когда я выхожу из здания. Его взгляд тут же опускается на мою шаль. В течение нескольких недель я носила только приглушенные тона серого и черного, но вчера, когда мы с Эллой ходили по магазинам, я увидела это в витрине Saks и не смогла устоять.

– Хороший день? – спрашивает он, выбрасывая сигарету и открывая передо мной дверь.

Таковы правила настоящего соглашения. Мы сохраняем его краткость. Мы сохраняем его легкость. Он наконец—то дает мне возможность дышать полной грудью, а взамен я дарю ему этот драгоценный час, когда моя безопасность находится под его защитой – при условии, что он перестанет выпивать восемнадцать бутылок Аньехо в день.

– Было хорошо, спасибо. Я засовываю руки в карманы, пытаясь не обращать внимания на запах мускуса и сандалового дерева. Сегодня это кажется сильнее, как искушение, которому становится все труднее и труднее сопротивляться. – Мы, наконец, представили предложение по проекту реабилитации в Гондурасе.

Он кивает. – Хочешь знать, как прошел мой?

– Ты кого-нибудь пытал?

– Насколько я могу припомнить, нет.

– Убил кого-нибудь?

Уголки его рта начинают изгибаться. – Удивительно, но нет. Хотя, возможно, я отправил Сандерсу неподобающий подарок в честь предстоящего отцовства, который может привести к тому, что он попытается убить меня.

– О боже, – говорю я беспечно. – Стать вдовой в девятнадцать лет не входило в мои жизненные цели, Санти. И если подумать, я только снова начала носить яркие цвета .

– Ты готова? – спрашивает он, указывая на пустое пассажирское сиденье.

– Спасибо.

– Посмотри, как ты летаешь, – слышу я его бормотание.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь. – Что?..

Но он уже обходит машину со своей стороны и указывает на два черных внедорожника, припаркованных на другой стороне улицы.

Я делаю паузу, понимая, что не хочу сегодня целый час вести высокопарные разговоры.

Я хочу заставить его наклониться.

– Тут за углом есть закусочная, – торопливо говорю я. – Может быть, ты сначала хочешь выпить кофе или еще чего-нибудь?.. Я замолкаю, когда его немигающий взгляд находит мой поверх крыши Aston Martin.

– Звучит заманчиво, – говорит он, возвращаясь ко мне. – Учитывая, что завтра, возможно, мой последний день на этой земле, чашка некачественного кофе с фильтром – идеальный способ отпраздновать.

Первые пятьдесят футов – это урок неловкости. Даже светская беседа кажется неловкой в нашей компании.

– Как там Лола? – Спрашиваю я, когда мы доходим до угла квартала.

– В состоянии постоянной тошноты. Его телефон подает звуковой сигнал, и он смотрит на сообщение. – Ее новый лучший друг – унитаз, за которым следуют корень имбиря и ромашковый чай.

Я не могу удержаться от улыбки при этом. – Моя Máma сказала, что она была такой же, когда была беременна мной. Она клянется, что это наследственное, так что я в полной заднице.

Он снова замолкает. Я забредаю на поле, усеянное фугасами, а он готовится к попаданию шрапнели.

– Ты хочешь детей, Санти? Тихо спрашиваю я

– Я думал, что в какой-то момент они всегда будут частью моего будущего, – говорит он, глядя прямо перед собой. – Например, эректильная дисфункция, плохое пищеварение и дома престарелых.

Я расхохотался.

– Ты? – спрашивает он.

– Определенно, – говорю я, удивляя саму себя.

По правде говоря, я никогда по-настоящему не задумывался об этом раньше, но в этой ясной теплой ночи есть что-то особенное. Даже огни Нью-Йорка не могут помешать сиянию звезд, и это вызывает у меня желание нарушить все правила и выболтать секреты.

Закусочная маленькая и многолюдная, но мы находим синюю кожаную кабинку в конце ряда.

Я наблюдаю, как он садится и вытягивает руку вдоль спинки своего сиденья, одновременно завладевая пространством и моим вниманием.

Официантка вручает нам два липких меню и исчезает.

Санти ставит свой на стол и оглядывает закусочную, постоянно проверяя и оценивая, пока не входят ЭрДжей и Рокко. Они занимают позицию у стойки, под телевизором, по которому показывают повтор классического бейсбольного матча. Когда я перевожу взгляд обратно на Санти, он смотрит прямо на меня.

Я краснею и опускаю глаза в меню, понимая, что во всей этой истории с разговорами в отношениях есть сбой. Мы больше не занимаемся "светской" беседой, но, по моему ощущению, мы и близко не подошли к грязным разговорам. Мы застряли посередине, в местечке под названием фамильярность, на дорогах которого огромные черные выбоины.

– Ты голоден? – спросила я

– Не совсем.

– Тогда два дерьмовых кофе.

Я смотрю, как он поднимает руку, приветствуя нашу официантку. Мы сидим прямо под прожектором, и я вижу темные круги у него под глазами, когда он поворачивается, чтобы передать ей наш заказ.

– Как Legado? – Спрашиваю я, как только она исчезает.

– Идет ко дну, как корабль в шторм. Он проводит рукой по волосам и морщится. – Любой, кто говорит вам, что не существует такой вещи, как плохая реклама, гребаный лжец. У них явно никогда не было двух массовых расстрелов и похищения на их территории… Но хватит о моем бизнесе, я хочу услышать о твоем. Расскажи мне о IFDF. Я поискал аббревиатуру в Интернете и оказался на порносайте.

Я снова не могу удержаться от смеха. – Это расшифровывается как Международная федерация свободы и достоинства. Это частная неправительственная организация с проектами по всему миру. Их главный офис находится здесь, в Нью-Йорке.

– Как они действуют?

– Ты действительно хочешь знать или просто ведешь вежливую беседу?

– Я босс картеля, Талия, – говорит он, приподнимая бровь. – Для меня разговоры – это не вежливость, это неизбежное зло. Но с моей женой они необходимы, а иногда и доставляют удовольствие. Пожалуйста, продолжай.

– Они получают финансирование от доноров, таких как USAID, агентства ООН и другие частные фонды с высокой прибылью.

– С какими делами ты справляешься? Кому ты помогаешь?

– В основном жертвы торговли людьми против секса и сексуальной эксплуатации, торговли людьми и современного рабства. Проект, который мы только что представили, направлен на спасение и реабилитацию детей и молодых девушек в Западной Африке ... Я замолкаю, когда понимаю, что он снова смотрит на меня. – Черт, я тебе надоела?

– Ни в малейшей степени. Мне нравится слушать о том, чем ты занимаешься. Мне нравится слушать, как ты говоришь о чем угодно, кроме гребаной погоды, если честно. Это один из законных побочных бизнесов сенатора? Если да, то мило с его стороны выручить дочь своего босса .

– Сенатор Сандерс – один из членов-основателей, да, но я просила только переступить порог, – выдавливаю я, задетая его намеком. – Мне все еще нужно было пройти весь процесс собеседования, и я начинаю как координатор проекта ...

Именно тогда я понимаю, что он ухмыляется мне.

Ублюдок.

– Прекрати заводить меня, Каррера! Я кричу.

– Но это так легко сделать, Каррера, – растягивает слова он в ответ.

Я собираюсь ударить его по руке, но каким-то образом наши пальцы переплетаются, и мы падаем обратно на стол вместе, как одно целое. В это же время появляется официантка с нашими чашками кофе. Она ставит их рядом с нашими руками и как бы подмигивает мне.

– Я не собираюсь говорить: ‘Я скучаю по тебе", потому что это против правил, – говорит он, пододвигая к себе кофейную чашку и выливая половину содержимого на блюдце.

– Я тоже по тебе скучаю, – тихо говорю я, все равно делая это, потому что меня сбивает с толку тепло его кожи, проникающее в мою.

Он подносит кофе ко рту и делает глоток, заставляя меня ждать как на иголках.

– Плохая девочка, – говорит он в конце концов, его темные глаза блестят. – Видишь, как я тебя развратил?

– Развращенная развращенным богом, – задумчиво размышляю я. – Как ты думаешь, осталась ли у меня хоть какая-то надежда?

– Вся надежда на свете, muñequita.

Проникновенный. Вот как звучит его голос. Как будто его душа полна мной и моими новыми амбициями, так же как и его собственными, и из-за этого она готова взорваться.

Его телефон снова пищит, освещая стол. Я наблюдаю, как он смотрит на него, а затем на ЭрДжей, которая слезает со своего барного стула и направляется к выходу.

– Все в порядке?

– Все в порядке, – успокаивает он.

– Не лги мне, Санти. Это Заккария?

Произнесение его имени вслух заставляет мой желудок сжаться. Днем я хорошо выздоравливаю, но по ночам меня по-прежнему терроризирует Il Re Nero. Неважно, сколько викодина я принимаю… Черный Король все еще умудряется бить кувалдой по моим напичканным лекарствами стенам.

Пальцы Санти сжимаются вокруг моих. – Мы раскрыли сеть Вильфора по торговле людьми в Восточной Европе, которая привела нас аж в США. Твой отец и его команда закрыли его.

– Но это же хорошо, правда?

– Да.

У меня замирает сердце. – Судя по выражению твоего лица, это было просто неудачное блюдо.

Он тяжело вздыхает. – Заккария потерял значительную сумму денег, когда мы разрушили его крепость в Италии. Грейсон убежден, что он использует другое из своих европейских поместий, чтобы возродить его.

Я в ужасе смотрю на него. – Dios mío. Санти, мы должны остановить его.

– И мы это сделаем. К сожалению, эта пизда последние десять лет скупала недвижимость по всему миру, используя разные псевдонимы и оффшорные счета. Поиск займет некоторое время ... Эй ... Скользя пальцем по моему подбородку, он приподнимает мою голову, чтобы встретить его яростное заверение. – Он не приблизится ни на тысячу футов ни к тебе, ни к Лоле, muñequita… Пока в моем теле еще есть дыхание. Ты меня слышишь?

– Я слышу тебя, – шепчу я. – Итак, что за дерьмовый десерт во всем этом?

– Ты уверена, что у тебя еще нет полной информации?

Я качаю головой.

– Он зол из-за перемирия, – говорит он, отпуская мой подбородок. – Зол на итальянцев, или на то, что от них осталось. Такой человек не может тушиться молча. Он устраивает шоу, заставляя Одессу наводнять наши улицы героином .

– Одесса? – Спрашиваю я, хмурясь.

– Украинская мафия. У них всегда было присутствие в Нью-Йорке и Нью-Джерси, в основном в Бруклине, но благодаря обширным политическим связям Вильфора они внезапно стали новыми игроками на огромной сцене. Они обходят порты и доставляют героин прямиком в оба штата. Никаких проверок. Закаррия даже имеет влияние на Управление по борьбе с наркотиками. Это тоже дерьмо. Нарезанный фентанилом. Вызывает сильное привыкание. Поскольку удары по нашим портовым складам все еще причиняют нам боль, наша прибыль резко упала .

Неудивительно, что он выглядит таким измученным.

– Ты можешь что-нибудь сделать?

– Грейсон ведет себя как гребаный дипломат, советуя нам назначить встречу с Артемом Лиско, Доном Одессы, здесь, в Нью-Йорке. Он хочет попытаться переломить ситуацию в нашу пользу, прежде чем мы объявим тотальную войну за территорию .

– Санти...

Мне внезапно становится страшно, хотя я давным-давно поняла, что испытывать излишние чувства к таким мужчинам, как он и мой отец. Они живут ради убийства. Они живут ради опасности. Это все равно что пытаться любить несущуюся пулю, которая всегда направлена в кого-то, все время молясь, чтобы та, которая предназначена ему, сбилась с пути.

Он отпускает мою руку, чтобы допить остатки своего кофе. – Черт возьми, какая разница... Я все равно завтра умру, помнишь? Он бросает на меня еще один взгляд поверх края своей белой чашки.

– Какого черта ты купил Сэму? спрашиваю я, на время отвлекаясь от своих страхов.

Его губы снова начинают изгибаться. – Консультация у одного из лучших хирургов США.

Я хмурюсь. – Зачем? Его шрамы?

– Нет, вазэктомия.

– Вазэктомия? Я повторяю, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица. – Ты прав. Ты действительно ходячий мертвец.

– Ты придешь на мои похороны? – лениво спрашивает он, наклоняясь вперед, упираясь локтями в стол, приближая свое лицо так близко к моему, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наклониться и не прижаться губами к его губам.

– До тех пор, пока я могу носить красное.

– Это наш гребаный цвет. Я бы разозлился, если бы ты надела что-нибудь другое.

Я замечаю, как его взгляд скользит к моим губам.

– Знаешь, это наше первое свидание в жизни.

– И мне тоже не нужно было принуждать тебя к этому... Он откидывается назад, разрушая чары.

Оставляя меня желать большего.

Легкое спокойствие окутывает нас, когда он достает бумажник и бросает на стол полтинник.

– Это хорошие чаевые, – замечаю я.

– Оказывается, это был отличный кофе.

Теперь моя очередь улыбаться. – Ты флиртуешь со мной? Я говорю жеманно, когда он кладет бумажник обратно во внутренний карман пиджака.

– Нет. Это против правил.

– Когда это тебя останавливало?

Он встает, жестом предлагая мне сделать то же самое. – Пора идти. У меня есть двадцать минут, чтобы отвезти тебя через весь город, иначе твой ирландский телохранитель-гора обвинит меня в нарушении условий сделки и вышвырнет пинками до самого Дублина.

Мы добираемся до моей квартиры с минутой в запасе, благодаря тому, что Санти, как обычно, ведет машину как маньяк, лавируя в пробках, как будто этот город принадлежит ему, а не тому, что за Гудзоном.

Он идет открывать водительскую дверцу, когда я хватаю его за руку, чтобы остановить.

– Подожди. Мне нужно тебя кое о чем спросить.

– Вот как?

– Завтра у меня день рождения, и я подумываю о том, чтобы зайти в казино, чтобы утолить очень сильный зуд, который у меня есть, в последний раз ... – Я посылаю ему озорную усмешку. – Ты не знаешь ни одного владельца казино, у которого можно было бы выманить пятьдесят тысяч долларов, не так ли?

Сначала он не отвечает. Вместо этого он наклоняется над консолью и медленно, неторопливо проводит пальцем по моей щеке, отчего мои бедра сжимаются, а сердцебиение учащается.

– Muñequita, – говорит он грубым и низким голосом. – Это будут самые сладкие гребаные деньги, на которые меня когда-либо обманывали в моей жизни. Я даже закажу ужин, чтобы почувствовать себя лучше из-за этого.

– Тогда это свидание, – шепчу я.

– Наше второе за два дня... Осторожнее, сеньора Каррера, – хрипло добавляет он. – Это больше, чем у большинства браков за год.

Глава Двадцать четвертая

Талия

На это уходит больше часа, но я, наконец, нахожу его, скомканное и мятым, на дне моей дорожной сумки.

– Черт возьми.

– Что случилось? Элла поднимает взгляд от своего ноутбука и хмурится. Она сидит, скрестив ноги, на диване, вокруг нее разбросаны конспекты курсов и открытые учебники, похожие на конфетти. Я могу сказать, что она борется с важным заданием. Сейчас только семь утра, а она бодрствует дольше, чем я.

Я поднимаю бордово-красное дизайнерское платье, чтобы показать ей, в каком оно состоянии. – Я хотела надеть это сегодня вечером, но оно выглядит так, словно на нем спало стадо слонов.

– Оставь это на стуле позади себя, – бормочет она, снова утыкаясь взглядом в экран. – Я заскочу в химчистку по дороге на занятия и попрошу у Мии четырехчасовое специальное блюдо.

– Почему бы мне не стать полезной и не бросить это самой, – раздается мягкий голос от двери.

– Máma! Мы кричим в унисон, наш шок разносится по комнате, как пронзительный выстрел пушечного ядра.

Долю секунды спустя мы обнимаем ее, превращая семейное воссоединение Сантьяго в месиво из слез и радости посреди гостиной, и элегантное самообладание нашей матери дает трещину так же сильно, как и наше.

– Что ты здесь делаешь? Элла задыхается.

– У твоего отца здесь дела, и я настояла на том, чтобы сопровождать его.

Мы с сестрой обмениваемся улыбками. Мы разговариваем с матерью каждый день, но наш отец редко разрешает ей покидать пределы своего поместья на острове. Большую часть времени она довольствуется тем, что выполняет приказы папы. Иногда, как сейчас, она протыкает каблуком-шпилькой его ботинок и настаивает на своей свободе.

– Талия, моя прекрасная девочка, – говорит она, поворачиваясь ко мне, чтобы обхватить мою щеку рукой. – Я ни за что не собирался пропускать твой двадцатый день рождения.

– И я скучала по тебе, – бормочу я, снова утыкаясь в ее стройное плечо, чувствуя, как тяжесть всего, через что я прошла, давит на тонкий барьер моего самоконтроля. За последние несколько недель я разговаривала с ней по скайпу больше, чем когда-либо прежде, но нет ничего лучше, чем быть окутанным ее теплом и уверенностью.

– Во сколько тебе нужно быть на работе, милая?

– Через час, – всхлипываю я, уже сдаваясь.

– Элла, – слышу я ее голос. – Перелет был долгим, и я бы с удовольствием выпила кофе. Не могла бы ты приготовить мне очень крепкий эспрессо и принести его в комнату Талии?

– Конечно. Где Pápa?

– Он с Эдьером и Сэмом.

Все, без сомнения, прошли ускоренный курс изучения украинских ругательств.

– Пойдем, – говорит она, поднимая мою голову со своего влажного плеча и вытирая мои слезы. – Я хочу поговорить с тобой наедине.

Она ведет меня в спальню и усаживает на край одеяла, все еще прижимая мою руку к своей груди.

– Máma—

– Тише. Сначала я хочу тебе кое-что сказать. Она подносит мою руку к своим губам и нежно целует ее. – Раньше я думала, что я храбрая, Талия Сантьяго, но у тебя, моя дочь, сердце львицы и душа тигрицы.

– Я потеряла твое ожерелье, – бормочу я, уставившись в пол. – У меня украли его в Италии.

– Предметы не важны, – упрекает она. – Важны воспоминания, которые живут внутри моментов.

– Но, Pápa...

– Купит мне еще, – заверяет она. – Дорогая, я даже не собираюсь притворяться, что понимаю, через что ты проходишь или что ты преодолеваешь. Я не собираюсь сидеть здесь, покровительствовать и сочувствовать. Но я хочу, чтобы ты знала, что я всегда буду рядом. Что бы тебе ни понадобилось. В какой бы тьме ты ни оказалась...

–Только в темноте мы можем видеть звезды, – шепчу я.

Она удивленно поднимает брови. – Ты вспомнила фотографию на моей тумбочке.

– Я всегда думаю об этом и о том, что ты мне сказала. О том, как ты нашла способ вернуться к любви, когда была потеряна всякая надежда.

– И ты тоже, – размышляет она. – Я мало что знаю о твоем новом муже, Талия, но он ярко горел, когда ты в этом нуждалась, и это говорит мне обо всем.

– Он думает, что он плохой человек без надежды на искупление.

– Что ты думаешь?

– Что он плохой человек, который чувствует больше, чем, по его мнению, должен.

Она смеется. – По моему опыту, есть разные степени порочности. Мораль – движущаяся мишень в нашем мире, но такие вещи, как любовь? Семья? Это истинные константы… Насколько я могу судить, он сделал то, о чем ты его просила, потому что ты для него – эти две вещи, милая. Он дал тебе личное пространство. Он освободил тебя. Он позволил тебе дышать и исцеляться, и при этом мы все были вознаграждены, наблюдая, как ты снова взлетаешь. Она легонько подталкивает меня локтем, от гордости в ее голосе у меня щиплет в глазах. – Для таких упрямцев, как Санти Каррера и твой отец, подчиниться такой просьбе еще тяжелее, чем получить пулю.

Раздается стук в дверь, и входит Элла с двумя чашками дымящегося эспрессо.

– Я принесла и тебе тоже, Тал.

– Пора одеваться, – объявляет моя Máma, поднимаясь на ноги, чтобы забрать их у нее, и кладет одну из них на мой прикроватный столик. – Ты же не хочешь опоздать на работу. О, и, насколько я понимаю, из-за катастрофы с платьями, ты планируешь пойти куда-нибудь позже?

Я киваю, одаривая ее подобием улыбки. Она отвечает мне легким подмигиванием. – Понятно. Тогда нам лучше привести его в порядок.

– Спасибо, Máma, – тихо говорю я.

– Не за что. Она останавливается в дверях, элегантное видение в белом брючном костюме, с длинными, все еще темными волосами, рассыпающимися по плечам. – Помни, Талия, даже днем звезды никогда по-настоящему не исчезают. Они просто ждут, чтобы снова засиять для нас, когда мы больше всего в них нуждаемся.

Остаток дня проходит в вихре обзоров отчетов о ходе работы и обновлении бюджетов нашего проекта по борьбе с торговлей людьми в Нигерии.

Через каждую встречу и междугородний телефонный звонок проходит нить предвкушения сегодняшнего вечера. Снова увидеть Санти и вернуться на место преступления как его жена, а не как его враг.

Я уже не та наивная девятнадцатилетняя девушка, которая пробралась в его казино пару месяцев назад. С тех пор я была сломлена и в синяках.

Теперь я более уверена в том, кто я. В нас. В нашем месте в этой странной жизни греха и жертвоприношения.

Но больше всего я больше не боюсь любить его. Мы единственные двое, которые могут исправить ошибки друг друга.

Бонни нет в главном офисе, когда я собираю свои вещи и выключаю ноутбук. Это значит, что меня не устраивает ее ритуал высовывания в конце дня из окна, чтобы поглазеть на моего мужа. Однако, когда я вываливаюсь из здания, меня ждет не Санти, а Рис.

– Его вызвали по делам, – коротко говорит он, наблюдая, как вытягивается мое лицо. – Он сказал, что встретится с тобой позже в Legado.

Мою кожу начинает покалывать от беспокойства, когда он усаживает меня на заднее сиденье. Мое сердце камнем падает, когда я вижу по меньшей мере десять людей моего отца на тротуаре позади меня и пять черных внедорожников, припаркованных неподалеку.

– Что происходит, Рис? Я спрашиваю его. – Это не дополнительная охрана, это армия.

– Тебе не о чем беспокоиться, Талия, – напевает он, садясь на пассажирское сиденье и кивая водителю.

– Мой муж встречается с Эдьером? спрашиваю я.

– Думаю, что да.

– Это по поводу – Одессы и Лоренцо Заккарии?

Он не отвечает. Не то чтобы я это ожидала. У него строгие инструкции сохранять меня спокойной, ничего не замечающей и уберегать от опасности. Во главе этого списка стоят приказы не разглашать мне все аспекты картельной войны.

Когда я прихожу домой, в моей квартире темно и пусто. Элла, должно быть, еще на занятиях. Включив пару боковых лампочек, я сбрасываю каблуки и остальную одежду и таю под долгим горячим душем.

Выйдя из водоворота пара в свою спальню, я отвлекаюсь от своих забот при виде недавно вычищенного и отглаженного бордово-красного платья, висящего на обратной стороне дверцы моего шкафа.

Máma, ты спасаешь мне жизнь.

Я провожу рукой по замысловатой детали из бисера, вспоминая, как сильно я его возненавидела, когда надела в первый раз. Тогда я выбрала его как средство отвлечься. Сегодня вечером я хочу, чтобы все его внимание было приковано ко мне.

В центре моей кровати лежат новенькие блестящие красные туфли Louboutins и маленькая черная шкатулка для украшений. Я не могу сдержать улыбки, когда открываю его и нахожу красивую подвеску в виде звезды, усыпанную бриллиантами, на изящной серебряной цепочке. В этот момент я люблю свою маму больше, чем когда-либо считала возможным.

Я не тороплюсь собираться, расправляю свои длинные волосы в блестящий темный водопад и делаю глаза такими дымчатыми и страстными, что Рис задыхается, когда видит меня.

– Ну? – Спрашиваю я, поворачивая его.

– Я думал, ты сказала Каррере отказаться от текилы, – обвиняет он, борясь с усмешкой. – Этот высокомерный ублюдок выпьет досуха свой собственный бар, когда увидит это платье.

Никаких шансов.

Этим вечером единственное, от чего мой муж напивается, – это от меня.