Текст книги "Испорченная кровь (ЛП)"
Автор книги: Кэтрин Уилтчер
Соавторы: Кора Кенборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава Десятая
Санти
Мой визит в Нью-Джерси десять лет назад был не первой моей поездкой в Америку.
До этого дня моя версия Америки ограничивалась границей штата Техас. Хьюстон, если быть точным. Базовый лагерь для всех операций картеля в США и дом для другой половины рода Каррера:
Харкорты.
Я помню, у отца ЭрДжей дома была целая комната только для просмотра фильмов. Все это было по последнему слову техники, с объемным звуком в девяносто два децибела, который можно было скорее почувствовать, чем услышать. Крик во время фильма ужасов может разорвать барабанную перепонку так же быстро, как взрыв из боевика может выбить у вас зубы.
Вот почему взрыв и пламя поначалу кажутся нереальными. На долю секунды мне кажется, что я сижу со стороны и наблюдаю, как все происходит с кем—то другим – как в кино.
Но это не так.
Прижимая ладони к бетонному полу, я поднимаю голову к анархии. Огонь. Дым. Разрушение. Это эскалация гребаного кошмара.
Я медленно поднимаюсь на колени и осматриваю повреждения. То, что раньше было южной стеной склада, теперь охвачено шаром разноцветного пламени. Темный дым змеится по зазубренным краям, проникая внутрь, чтобы поглотить то, что осталось, – скелет из искореженного металла и раскрошенного кирпича.
Что, черт возьми, только что произошло?
Позади меня раздается приглушенный стон. Я поворачиваюсь и вижу, что ЭрДжей стоит на коленях на одной ноге, упершись локтем в другую. Он держится за предплечье, на его лице редкое бешеное выражение.
– Черт! Я вскакиваю на ноги за полсекунды, а рядом с ним и того меньше. – Ты ранен?
Стиснув зубы, он поднимает на меня прищуренный взгляд. – Нет, я думаю очень напряженно. Черт возьми, да, мне больно. Он шевелит рукой, и кровь хлещет из широкой раны на его бицепсе. – Осколок стекла оторвал кусок моей руки.
Я еще раз бросаю взгляд на бушующий огонь, который пожирает одну сторону склада. Нам нужно убираться отсюда к чертовой матери.
– Ты можешь двигаться? Бессмысленный вопрос, поскольку я уже поднимаю его на ноги.
Оказавшись в вертикальном положении, он отдергивает руку. – Кто-то только что пытался убрать нас, Санти... Я могу больше, чем двигаться. Я могу убить этого ублюдка голыми руками, если понадобится.
– Muy bien. Давайте найдем остальных и проверим это.
Мы поворачиваем в противоположных направлениях, и мне не требуется много времени, чтобы найти моего отца. Несмотря на глубокую рану у него на лбу, он уже на ногах с пистолетом в руке.
– Санти, – говорит он, пробормотав – gracias a Dios обрамляющее мое имя. – ¿Estás bien?
– Si, говорю я ему. – Я в порядке. ЭрДжей в порядке. Где Грейсон и Сантьяго?
При упоминании их имен его краткий покой ломается, как хрупкая кость. – Уже снаружи, – говорит он, указывая направо. – Наблюдаю за массовой кремацией.
Я поворачиваюсь и вижу шестерых людей Сантьяго, неподвижно лежащих на полу. У некоторых отсутствуют конечности, в то время как у других… Что ж, осталось не так уж много времени, чтобы проверить пульс.
Сантьяго ждет нас на остатках тротуара снаружи. Его темная кожа покрыта кровавыми полосами крест-накрест.
– Бомбы, Каррера? он рычит, когда видит нас. – Это поступок труса.
Мой отец издает глухой смешок. – Ты думаешь, это сделали мы? Если бы мы приехали сюда, чтобы отправить тебя ко всем чертям, ты думаешь, мы остались бы здесь, чтобы поймать попутку? Мы безрассудны, а не склонны к самоубийству.
Мы ни то, ни другое. Мы стратегические исполнители, которые ничего не делают бесцельно. Прямо как те ублюдки, которые зажигают на Восточном побережье, как на Четвертое июля.
Я встаю между ними, чтобы разрядить растущее напряжение. – Давай подумаем об этом одну чертову минуту. Только что загорелись два порта картеля. Здание, пострадавшее с нашей стороны, оказалось южным офисом терминала, который сейчас превратился в груду огня и пепла вместе с докером, который отслеживал контейнер . Я бросаю взгляд на Грейсона, который присоединился к нам, его лицо выглядит совершенно испорченным. – Ты?
– Мой инсайдер тоже загорелся.
– Я не верю в совпадения.
– Господи Иисусе, бормочет ЭрДжей. – За нами все это время наблюдали.
Звонок текстового сообщения отвлекает мое внимание. Оно не мое. Я понятия не имею, куда подевался мой телефон после того, как его отправили на хрен и обратно. Все оборачиваются туда, где мой отец склоняет голову к освещенному экрану в своей руке.
– Díos mio. Что теперь?
– Пожарную службу Нью-Хейвена только что вызвали в – Селтик Стоун.
– Это заведение Махони.
– Больше нет. Подняв подбородок, он ловит мой взгляд. – Махони был внутри.
Я начинаю понимать, какой властью обладает Вильфор. Его грязные действия распространяются на все четыре уголка мира. От них негде спрятаться. Ничто из того, что сделали наши два картеля, никогда не оставалось незамеченным. Талия и Лола всегда жили взаймы.
– Они знали, что мы придем за Махони. Они позаботились о том, чтобы он не проболтался.
Вдалеке завывают сирены и клаксоны, привлекая внимание Грейсона к улице, где начинает собираться толпа зевак, их взгляды прикованы к оранжевому пламени, лижущему горизонт.
– Нам нужно выбираться отсюда, – говорит он, указывая на машины. – Пожарная команда через три минуты будет на месте.
Мы вернулись к тому, с чего начали, не имея ничего, кроме горстки предположений и теорий. Я никуда не уйду, пока мы не скорректируем нашу стратегию.
– Махони превратился в горстку пепла. Как, черт возьми, мы теперь получим ответы?
Уголки рта Грейсона подергиваются. Если бы я не знал его лучше, я бы поклялся, что он улыбается. – Мы предлагаем небольшой стимул для картеля. Я разберусь с пожарной службой и встречусь с вами на Канал-стрит через час. Нет, мы "уговорить" наш Вильфор друзей, чтобы поговорить друг с другом.
Следуя его примеру, ЭрДжей кивает туда, где вновь собираются наши sicario. Это уж точно не останется незамеченным. – Мы возвращаемся на базу, и я введу Рокко в курс дела.
–Хорошо, иди.
Тем временем мой отец не отрывает глаз от телефона. Я сжимаю его плечо, понимая, сейчас больше, чем когда-либо. – Иди к маме. Нет гарантии, что следующим не будет Legado.
Час спустя меня встречает запах меди и гниющего мяса. Мне не требуется много времени, чтобы найти источник. Два шага вглубь склада на Канал-стрит, и я врезаю носком ботинка в лицо мертвому итальянцу.
Он не единственный. Они повсюду – разбросаны, как выброшенные игрушки на полу игровой площадки убийцы. Двадцать ... может быть, тридцать. Я перестаю считать в тот момент, когда натыкаюсь на очередь из пистолетов Сантьяго, нацеленных мне в голову.
– Это становится немного старомодным, – мягко говорю я.
– Опустите оружие, парни. Грейсон следует за мной внутрь, не обращая внимания на кровавую бойню. – Каррера здесь не враг. Я ясно выражаюсь? А теперь расскажи нам о предварительном показе.
Один sicario, скорее мускулистый, чем мужчина, выходит вперед и жестом обводит комнату. – Большинство из них – люди Риччи. Все они носили ключи или татуировки. Те, кто поддался на это, были допрошены. Те, кто стрелял в нас из своего оружия, погибли.
– Они тебе что-нибудь сказали?
– Он, – уточняет sicario . Он кивает нам за спину на последнего оставшегося итальянца. Судя по оттенкам его кровавого загара, его уже избили до полусмерти. Стул, к которому он привязан, скорее красного цвета, чем деревянного. – У этого нет такого же болевого порога, как у остальных.
Я не спрашиваю разрешения, в основном потому, что мне похуй. Подойдя прямо к нему, я осматриваю его шею. Кто-то воткнул булавку-ключ в центр татуировки с черным топором.
– Это выглядит неприятно, – отмечаю я с мрачной улыбкой. – Он уже начал петь?
– Он сказал, что будет разговаривать только с боссом, – бормочет sicario.
Что ж, тогда пусть начинаются игры.
Присоединившийся ко мне Грейсон срывает кляп со рта итальянца до подбородка. – Имя?
– Винченцо, жалобно отвечает он хриплым от крика голосом.
– Что ж, Винченцо, сегодня твой счастливый день. Ты получаешь двух боссов картеля по цене одного. Сначала гости, Каррера...
Я не могу сказать, серьезно он говорит или придурок. В любом случае, это не имеет значения.
– Нож, приказываю я, протягивая руку. Через несколько секунд в моей ладони оказывается внушительный перочинный нож. – Позволь мне рассказать тебе, как это будет работать, Винченцо ... Вытаскивая лезвие, я наблюдаю, как расширяются его глаза, пока я кружу вокруг него. – В этом мире ничто не дается даром. Мы будем задавать вопросы, а ты будешь на них отвечать. Если твой ответ нам понравится, ты заплатишь за то, что были hijo de tu puta madre кровью . Я касаюсь лезвием его щеки. – Вот сукин сын, для слабоумных. Выпрямляясь, я продолжаю кружить. – Если ты солжешь или разозлишь нас, мы просто перережем тебе горло и покончим с этим. Понял?
Выбор невелик, но он все равно кивает.
– Muy bien. Вопрос номер один. Ты знаешь, кто похитил мою жену и сестру?
Подумай хорошенько, ублюдок.
Он тяжело сглатывает. – Нет, нет, я не знаю его имени.
Я хмурюсь. – Какая жалость. В тот момент, когда я отвожу руку в сторону и целюсь ему в горло, Винченцо начинает реветь, как маленькая сучка. – Нет, per favore! Пожалуйста! Может, я и не знаю его имени, но я могу описать его!
Интересно.
– У тебя тридцать секунд.
В уголках его рта появляются пузырьки красной слюны, из которых вырываются безумные слова. – Американец. Corto.... эээ, как это сказать по-английски? Маленькие? Si, маленькие. С маленькими глазками, как у ratto... Э-э-э, крысы. И он носил черные очки. Всегда ел arachidi.
Гребаный арахис.
Есть только один человек, который подходит под это описание. Один человек, которому удалось проникнуть в мой ближний круг и Грейсона.… Тот же человек, который был на моей гребаной свадьбе.
В этот момент клетка отпирается, и двадцатичетырехчасовое напряжение выплескивается наружу в порыве гнева и ярости. – Спейдер, рычу я сквозь стиснутые зубы. Я бросаю взгляд на Грейсона, который стоит неподвижно, стиснув челюсти.
Я всегда знал, что у предательства много граней. То, чего я никак не ожидал, было организовано человеком, посвятившим себя моему восхождению к славе.
– Ты... Тебе нравится? Итальянец запинается.
И демоны танцуют.
– Да, Винченцо, мне нравится твой ответ. К сожалению, мне больше не нравится смотреть на твою гребаную татуировку, поэтому я избавляюсь от нее. У него едва ли есть шанс осознать, что я говорю, прежде чем я вонзаю кончик своего ножа ему в шею сбоку. Когда трое sicario приближаются, чтобы удержать его на месте, я сдираю с него слой кожи. В конце он одновременно выкрикивает молитвы и проклинает меня ко всем чертям по-итальянски.
Они оба не нужны. Это поверхностная рана, и я был проклят адом задолго до своего рождения.
Закончив, я поворачиваюсь к Грейсону. – Весь твой.
Он не теряет времени даром. – Кто стоит за "Обществом Вильфора" в наши дни?
Итальянец слишком долго колеблется, и Грейсон одним сильным ударом ломает ему нос.
Его мольбы о пощаде смешиваются с искаженными словами. – Он убьет меня, если я расскажу...
– Мы убьем тебя, если ты этого не сделаешь.
Он переводит взгляд с Грейсона на меня и обратно, прежде чем испустить прерывистый вздох смирения. – Il Re Nero. Он называет себя Черным Королем.
– Мне нужно имя, Винченцо, не тешить свое эго.
– Лоренцо Заккария.
– Чеерт, шипит Грейсон. – Внук Томмазо. Все это время он двигался в тени.
Итальянец трясется на стуле. – Пожалуйста, хватит.
Он холодно смотрит на него. – Каррера заранее заявил, как все будет происходить. Мы не меняем правила в середине игры. Его взгляд скользит к ножу в моей руке. – Могу я одолжить его?
– Будь моим гостем, говорю я, передавая его ему.
– Раз уж ты так любишь татуировки, Винченцо, позволь мне сделать тебе еще несколько. Подъезжая ближе, он работает быстро, вырезая букву "С" на одной щеке и "С" на другой. К тому времени, как он отбрасывает нож, его глаза расширены от ярости. – Пусть это будет засчитано, Каррера. Не уверен, сколько еще он протянет.
Мне не нужно много.
Мне нужно одно слово.
Я крадусь вокруг него, как лев, умирающий следит за каждым моим движением. На третьем повороте я кладу руки на подлокотники кресла, мое лицо оказывается в нескольких дюймах от его лица. Когда я говорю, мой тон становится опасно низким – каждое слово произносится со всей ненавистью, которая кипит внутри меня.
– Куда они их отвезли? – спрашиваю я.
Он в отчаянии опускает голову. – Даже если я скажу тебе, они, вероятно, уже мертвы – или молят о смерти. Что они делают с женщинами...
Не ходи туда.
Не думай об этом.
Схватив его за волосы, я откидываю его голову назад. – Тогда я заставлю всех, кто к ним прикоснется, умолять об этом... начиная с тебя.
Его пытали, но он не страдал. По мрачному выражению остекленевших глаз он, наконец, понимает разницу.
– Италия, слабым голосом произносит он.
Италия… Прилив срочности окрашивает мое зрение в черный цвет. Нужно преодолеть такое большое расстояние за такое короткое время.
– На холмах северной Тосканы есть городок. Там их берут и ломают. Я не знаю его названия, но местные жители называют его "Città Fantasma", в честь всех призраков, которые его населяют. Богатые люди платят за то, чтобы делать с ними там все, что они захотят.
Я отпускаю его волосы, позволяя его голове упасть вниз, как у сломанной куклы. Делая шаг назад, я встаю плечом к плечу с Грейсоном, пока слова Винченцо доходят до нас.
Мы точно знаем, куда направимся дальше.
Мы вместе везем их домой.
Закрываю нож и прячу его в карман. – Я закончил. Ты?
– Более чем закончил.
При этих словах мы оба хватаемся за оружие, прицеливаемся и стреляем.
Две пули.
Одним учеником Вильфора стало меньше.
Вероятность ошибки равна нулю.
Я иду за тобой, Талия.
Глава одиннадцатая
Талия
– Беги, Талия! Не дай ему поймать тебя!
Все болит. Я напрягаю свое тело до предела, но боевой клич Эллы подстегивает меня к большему. Мои босые пальцы впиваются в мягкий песок, когда я заставляю ноги бежать быстрее.… Догнать ветер… Хоть раз пересечь финишную черту на первом месте, а не на втором.
– Ты знаешь, что твой конский хвостик выглядит мило, когда ты так стараешься победить.
Издевательский смех Сэма снова слышится в моем потоке. Несмотря на все мои усилия, я не могу от него отделаться. Он пристроился позади меня и продолжает крутить. Он приберегает свой финальный спринт до конца, чтобы выставить себя грязным, жирным хвастуном перед всеми.
Мои легкие горят. Несправедливость обжигает сильнее. Мне одиннадцать, а ему пятнадцать, а это значит, что гонка была сфальсифицирована с самого начала. Но Pápa сегодня смотрит вместе с Эллой, и от этого мне хочется утопить эти дурацкие шансы в океане.
Мы всего в двадцати футах от цели. Перед глазами все расплывается. Кончики пальцев зудят от желания протянуть руку и потребовать то, что принадлежит мне. Ободряющие крики Эллы становятся громче. В своей голове я представляю, как суровое выражение лица моего отца озаряется редкой улыбкой.
Осталось пятнадцать футов, и Сэм делает свой ход.
– Пока, сосунок, – шипит он, проносясь мимо меня размытым черно-синим пятном. – Возвращайся к игре в пони и куклы, как маленький ребенок, которым ты и являешься.
Что за придурок!
Прежде чем я успеваю опомниться, я толкаю его плечом. Выбивая его из равновесия.
Неважно, что я на полфута ниже. Движение настолько неожиданное, что у него нет времени опомниться, прежде чем он падает скомканной кучей оскорбленной мальчишеской гордости и негодования.
– Что за хрень?
Я спотыкаюсь на следующих нескольких шагах, сама теряя равновесие – мои ноги не находят ничего, кроме воздуха, прежде чем я снова набираю ход.
Я больше не слышу криков Эллы. Мое внимание сосредоточено только на черте на песке, которая мне дороже, чем та, которую я только что пересекла с Сэмом.
Через пять шагов я на месте.
Я победила.
Я, черт возьми, победила.
В восторге ударяя кулаком по воздуху, я собираю аплодисменты песчаных дюн, мое сердце гулко бьется от счастья. Даже мой отец хлопает, хотя правила никогда не значили для него ничего особенного.
– Жульничала, – кричит Сэм, поднимаясь с береговой линии и стряхивая песок с волос. Его красивое лицо растягивается в улыбке, а в глазах появляется блеск уважения, которого не было десять минут назад.
– Ты просто злишься, что не подумал об этом первым. Я насмешливо приподнимаю брови. – Нужно быть умным, когда играешь на победу.
– Ты была рождена побеждать, Талия Сантьяго, – говорит он с очередным смешком. – Это такое дерьмо, о которое ты никогда не сможешь споткнуться или убежать.
Это тоже относится к судьбе, Сэм? Я лихорадочно соображаю, смутными обрывками вспоминая нашу гонку на пляже восемь лет назад, когда натыкаюсь на очередной тупик.
Чертыхаясь, я в отчаянии бросаюсь к стене живой изгороди из остролиста яупон, находя утешение в том, как игольчатые ветви впиваются и царапают мою кожу.
Я все еще жива... Я все еще жива...
Просто.
Сегодня вечером мои легкие горят сильнее, чем когда-либо в тот день. Страх добавил нового топлива в клетку. Как будто весь мой кислород находится в заложниках.
Сумерки сгустились, когда я не обращал внимания. Длинные тени превратили Il Labirinto в лабиринт темных коридоров. Я бежала, спасая свою жизнь, уже несколько часов. Собаки Спейдера все еще рвутся с поводков.
– Беги, Талия! Не дай ему поймать тебя!
Я пробую другой путь, снова разочарованно ругаясь, когда мне приходится возвращаться еще раз. Именно тогда я слышу бешеный лай с тропинки, идущей прямо параллельно моей.
Слишком близко.
Он слишком близко.
– Выходи, ягненочек, – рычит он, отчего у меня кровь застывает в жилах. Тем временем его собаки сходят с ума, принюхиваясь и роясь в густой живой изгороди между нами. – Время забавных фактов. Старейший лабиринт в мире был построен как убежище для богатых придворных в Англии восемнадцатого века... Ты все еще ищешь убежища, Талия, или ты близка к поражению?
Никогда.
Я бегу в противоположном направлении, выбегая в мертвое сердце этого изумрудно-зеленого мавзолея. Он огромный, размером с баскетбольную площадку, с десятью новыми дорожками, ведущими от него во всех направлениях. Почти пустое пространство, за которым не за чем спрятаться, кроме старого каменного стола в центре.
Я хожу кругами, не зная, какой путь выбрать дальше. Все выглядит так же. Нет ни треф, ни сердец, чтобы сосчитать мой путь к свободе. Весь лабиринт – это чистая колода карт.
Я снова слышу рычание собак совсем рядом.
Паника поднимается в моей груди, как темная магия, обманом повергая меня в страх и безнадежность. Я бросаю взгляд на каменный стол и вижу темно-красные пятна на грязно-сером.
Победи монстра.
Победи эту судьбу.
Но как?
Тени снова удлиняются. Я чувствую, как они расползаются по моей душе, когда я вращаюсь все сильнее и быстрее, рыдание срывается с моих губ. Нерешительности нет места в этом лабиринте. Мне нужно выбрать путь, и мне нужно выбрать его быстро.
Бросаясь вперед, я почти достигаю одного из них, когда тупая боль разрывает мою левую икру, вырывая наружу мой первый крик за ночь.
– Черт!
Я падаю на землю, но движение причиняет только еще большую боль. Оглядываясь через плечо, в ужасе от того, что я могу обнаружить, я сдерживаю очередной крик, когда вижу деревянную стрелу, торчащую из моей голени.
Черт, черт, черт.
Я всхлипываю, когда боль рикошетом, как пинбол, разлетается по моему телу. Я пытаюсь встать, но в итоге только падаю обратно на колени.
– Забавный факт номер два, Талия ... В ужасе обернувшись, я вижу Спейдера, появляющегося с противоположной стороны с серебряным арбалетом в руках и еще одной стрелой наготове. Его охранник Франко следует по пятам, держа за поводки двух ротвейлеров, из открытых пастей которых струится слюна. – Еще одним развлечением для скучающих придворных и членов королевской семьи была охота на оленя.
Я замираю, когда он поднимает свой арбалет на высоту плеча, намеренно целясь в мое правое бедро, его палец лежит на спусковом крючке.
– Мне показалось, ты сказал, что я ягненок? – прохрипела я, с горечью осознавая свою наготу. Блокирую свое унижение, когда ощупываю пульсирующую рану кончиками пальцев, покрывая их липким теплом. Наконечник стрелы, похоже, вошел не так уж глубоко.
Я стискиваю зубы и готовлюсь совершить немыслимое.
Мне нужно вставать.
Я должна продолжать бежать.
Я не могу сделать ни того, ни другого с торчащей из меня гребаной стрелой.
Спейдер пожимает плечами в ответ на мой вопрос. – Олень ... ягненок… Для меня вы все – честная добыча.
Изо всех сил стараясь не обращать на него внимания, я крепко хватаюсь за основание древка стрелы, когда он приближается.
– Но где же твои слезы, Талия? спрашивает он разочарованно. – Я думал, они уже устроили из тебя настоящий бардак.
– Они услышали твою средневековую чушь о забавных фактах и решили не задерживаться, бормочу я, мысленно отсчитывая секунды.
Три.
Я вижу лицо Санти. Ясно как день.
Два.
Я слышу его прозвище для себя снова и снова. Такое же громкое, как боевой клич Эллы.
Один.
Я позволил теням внутри меня, наконец, взять верх.
Выдергивая стрелу из икры, я бросаюсь на землю, заглушая свои крики выжженной землей. В то же время я чувствую, как легкий ветерок овевает мои лопатки, когда стрела Спейдера проходит прямо надо мной, приземляясь в паре футов от моей головы.
– Беги, Талия! Не дай ему поймать тебя!
Я снова оказываюсь на ногах и, прихрамывая, быстро удаляюсь. Позади себя я слышу, как Спейдер проклинает мое имя и дает сердитые указания Франко.
– Отведи собак обратно в замок. Я сам буду выслеживать эту суку всю ночь, если понадобится.
Я не жду продолжения и погружаюсь все глубже и глубже в лабиринт, не обращая внимания на раскаленный докрасна жар, охватывающий мои ноги, – отстреливаюсь от живой изгороди из остролиста яупона за живой изгородью из остролиста яупона, пытаясь увеличить дистанцию между мной и моим охотником.
Я бегу и бегу, как меня учит Элла, все еще сжимая окровавленную стрелу, которую я вытащил из собственного тела, делая неправильный поворот за неправильным поворотом и плача от полного изнеможения из-за этого. Но ты не должен терпеть этих слез, Спейдер. Вся эта боль – моя.
Оказавшись в очередном тупике, я останавливаюсь на мгновение, чтобы перевести дыхание, набирая полные легкие воздуха, от которого у меня кружится голова.
Я не могу здесь оставаться.
Я должна продолжать двигаться.
Но когда я поворачиваюсь, чтобы повторить свои шаги, мой доступ блокируется самым ужасным из возможных способов.
– В ловушке, – говорит Спейдер, снисходительно склонив голову набок, как будто я последний ребенок, которого можно найти в действительно запутанной игре в прятки.
Я отшатываюсь назад, вжимаясь в живую изгородь, чувствуя, как похожие на иглы ветви снова царапают и кусают мою кожу.
В ловушке.
Он сменил арбалет на старый кинжал, но то, как лезвие поблескивает в угасающем свете, меня мало утешает.
В ловушке.
Прежде чем я успеваю остановиться, я соскальзываю на землю, как раненое животное. Стараюсь казаться как можно меньше. Нахожу свою последнюю каплю безопасности в темных уголках этого лабиринта.
Надо мной Полярная Звезда низко над горизонтом. Луна – слабое обещание. С моей икры капает кровь. С моего сердца – еще больше.
Помоги мне, Элла. Я больше не вижу линии на песке.
– Ты молодец, ягненочек, хвалит он, подходя ближе. – Большинство девушек уже без сознания доставлены обратно в замок, но ты... Он указывает кончиком кинжала в мою сторону. – Ты только что устроил мне целый вечер развлечений перед главным событием.
– Почему я? – Хриплю я, сжимая пальцы вокруг окровавленной стрелы.
– Десять лет назад твой отец и его сообщники уничтожили мою очень прибыльную организацию по торговле людьми в Гондурасе, – говорит он, наклоняясь ко мне и постукивая лезвием по подбородку. – С тех пор я терпеливо жду своей мести.
Без очков он выглядит еще более крысоподобным и коварным...
Он выглядит уязвимым.
– Что ты собираешься сделать с моим телом? – шепчу я, удерживая его взгляд, и прячу стрелу за спину.
– Я полагаю, это еще одна пытка, изобретенная англичанами, – признается он, пожимая плечами. – Давай просто скажем, что у меня есть склонность причинять боль из всех эпох.
Где-то в моей голове начинается еще один обратный отсчет.
Три.
Он бросается вперед и поднимает меня на ноги.
Два.
Он прижимает меня к живой изгороди и держит в плену за горло. – Раздвинь для меня ноги, маленький ягненок. Я хочу услышать, как ты блеешь для меня. Когда я отказываюсь это делать, он сжимает и сжимает, пока другая тень не начинает красть мое зрение.
Один.
– Я собираюсь заставить каждую твою гребаную частичку истекать кровью. Начиная отсюда. Я чувствую, как тупая рукоятка его кинжала упирается мне между ног.
Не в этой жизни.
Собрав все оставшиеся у меня силы, я опускаю руку между нами и сжимаю его член так сильно, как только могу, поворачивая его против часовой стрелки под уродливым углом.
– Ты гребаная сука! – визжит он, отшатываясь от меня, хватаясь за промежность, его лицо покрыто красными пятнами ярости и неверия.
– Я тоже знаю историю Англии, мистер Спейдер, прохрипела я, надвигаясь на него, голая и окровавленная, как какая-нибудь гребаная королева-воительница. Сводя на нет его угрозы и проклятия, я так быстро погружаюсь в свою собственную тьму, что больше не чувствую жжения. – Мне всегда нравилась песня о короле-мудаке, который умер со стрелой в глазу.
С этими словами я взмахиваю рукой и глубоко вонзаю острый кончик в его левую глазницу.
