Текст книги "Испорченная кровь (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Уилтчер

Соавторы: Кора Кенборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава Двадцать первая

Талия

Той ночью я часами ворочаюсь с боку на бок, мои кошмары превращают мои простыни в очередной беспорядок.

Я вижу лабиринты и подвалы, дополненные саундтреком из слов моего отца. Я проигрываю момент, когда всаживаю стрелу в глаз Монро Спейдеру, но из раны льется темная тень, а не кровь. Затем я возвращаюсь на пляж с Сэмом. Однако я мчусь не к черте на песке. Это мой муж целится мне в голову из заряженного пистолета.

Я просыпаюсь от того, что пыльные солнечные лучи падают мне на лицо. Я вся мокрая от пота и растерянности. Тем не менее, я просыпаюсь с уверенностью, что с меня хватит неподвижности. Я не хочу, чтобы прошлое настигло и поглотило меня до того, как у меня появится шанс прикоснуться к будущему.

Я принимаю душ и мою голову, слегка проводя пальцами по огрубевшей коже там, где Санти вырезал на мне свое обещание. Вдыхая жжение и смакуя его...

Черпая из этого силу.

Приятно наконец-то захотеть исправить меня для разнообразия. В течение многих лет я была единственной, кто пыталась избавить моего отца от его плохих поступков, а мою сестру – от ее болезни... Я не знаю, как, черт возьми, я собираюсь этого добиться, но у меня есть довольно хорошая идея, с чего начать.

Надеваю черные джинсы, красные кроссовки и винтажную музыкальную футболку, распускаю мокрые волосы, а в качестве единственного макияжа использую тушь и румяна. Схватив свою сумочку из гостиной, я направляюсь к двери.

– Куда ты направляешься? – Элла кричит, появляясь в дверях кухни, выглядя восхитительно смущенной тем фактом, что я сегодня выгляжу как нормальный человек, а не ленивец. – Я только что испекла блинчики. У меня даже сироп есть.

– Я ухожу покупать карту, – загадочно говорю я, вылетая за дверь и натыкаясь прямо на стену крепких мускулов.

– Господи, Талия, где пожар?

Я поднимаю глаза и вижу, что мой любимый телохранитель снова бредет по коридору в синяках.

– Рис! Роняя сумочку, я обвиваю руками его огромную талию, наполняя наше воссоединение извинениями. – Прости, что я сбежала в Нью-Джерси. Прости, что наговорила тебе столько лжи. Я столько раз хотела сказать тебе правду. Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, убежденная, что это мираж. – Я думала, мой отец убьет тебя после всего, что я сделала.

– Это было некрасиво, милая, но я все еще жив. Мы оба живы, – грубо заканчивает он, вздергивая мой подбородок, как делал, когда я была ребенком. – Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке.

Он собирается сказать что-то еще, но в последнюю секунду передумывает. – Итак, куда мы направляемся?

– Вон.

– Не хочешь уточнить? спрашивает он, приподнимая бровь. – Ты знаешь, что не можешь покинуть эту квартиру без своей охраны. Итак, в чем дело? На этот раз ты выберешься из окна пятидесятиэтажного дома или дашь мне адрес, чтобы я мог организовать людей и транспорт?

– Людей и технику, пожалуйста, – говорю я, одаривая его застенчивой улыбкой. – Мне нужно немедленно увидеть Эдьера Грейсона.

Офис Эдьера расположен на ультрастильной улице в Верхнем Вест-Сайде, вдоль которой растут платаны, коринфские колонны и крылечки из серого камня. Это безжалостно роскошно и жестоко занижено, и ничто в этом меня ни в малейшей степени не удивляет.

Это просто так.… Невероятно.

Искусство и дизайн умеют окрашивать все, включая смерть и разрушение. Так или иначе, мой друг детства всегда найдет способ совместить это.

Рис открывает передо мной дверцу машины, и меня провожают через шеренгу вооруженных охранников в элегантный белый вестибюль с выложенным клетчатой мраморной плиткой полом. Оттуда мы поднимаемся на лифте на верхний этаж, где меня провожают в огромную белую комнату с черной мебелью.

Эдьер сидит, задрав ботинки на стол, и слегка барабанит пальцами по поверхности, совещаясь с парой своих людей. Когда мы входим, он поднимает голову, и его обычное невозмутимое выражение сменяется удивлением, когда он видит меня.

– Оставьте нас, – рявкает он, указывая и на Риса.

Как только дверь закрывается, его ботинки соскальзывают со стола. – Талия, – говорит он, подходя ко мне, выглядя таким же красивым и безжалостным королем картеля, как и Санти. – Слава богу, что с тобой все в порядке.

– Благодаря тебе, – говорю я, протягивая руку, чтобы коснуться его руки. – Я серьезно, Эдьер. Я никогда этого не забуду.

Он хмуро смотрит на мою руку, которая теперь стала предметом нашего разговора. У Эдьера есть привычка заставлять вас чувствовать себя центром вселенной, но он никогда не позволит вам ответить ему взаимностью. С тех пор как он захватил Нью-Йорк, он держит всех на расстоянии вытянутой руки. Просто спросите мою сестру… Она знает все о его синдроме жара и холода. Ее пальцы покрыты шрамами от попыток подобраться поближе к его заборам из колючей проволоки.

– Я приму половину похвал, но отдам должное там, где это уместно, – говорит он, отходя, оставляя мою руку повисшей в воздухе. – Как бы мне ни было больно это признавать, но ваш муж заслужил остальное.

Услышав это, я опускаю руку, как камень.

– Как Сэм?

– Все еще дышит. Оставайся поблизости, если хочешь подтверждения. Он должен прибыть с минуты на минуту.

– Троекратное ура в честь невероятного уровня выживаемости среди нас, – устало говорю я. – Я знаю, что Санти сделал для меня, Эдьер. Я знаю, чем он рисковал.

Он изучает меня мгновение, прежде чем сказать: – Достаточно справедливо.

– Это место задумано как монохромная зона боевых действий? Я оглядываю его кабинет в поисках смены темы.

– Ты бы предпочла, чтобы я повесил на стену фотографию Санта-Муэрте, чтобы ты чувствовала себя как дома?

– Ты был в Legado, – тихо говорю я.

– Я подумал, что могу также извлечь финансовую выгоду из этого перемирия, пока оно все еще действует. Мы открыли наши соответствующие порты для взаимовыгодной торговой сделки. Но что-то подсказывает мне, что ты здесь не для того, чтобы обсуждать импорт мексиканского и колумбийского кокаина, – добавляет он, заметив мое лицо.

– Когда ты его видел?

– Вчера.

– Как он?

– Как всегда, самонадеянный, – сухо замечает он. – У этого засранца хватило наглости потребовать разделить прибыль на шестьдесят и сорок.

Уголки моего рта невольно приподнимаются, когда я усаживаюсь на свободный стул. Эдьер садится напротив, снова водружая ботинки на стол. Когда мы были детьми, он всегда был старше и хладнокровнее. Сейчас он ледяной человек.

– Что я могу для вас сделать, сеньорита Сантьяго? – спрашивает он.

– Сеньора Каррера, – поправляю я.

– Судя по всему, ненадолго.

Я опускаю взгляд первой. – Это был мальчик в снегу, Эдьер… Десять лет назад, возле церкви, когда мы угнали машину твоего телохранителя.

– Я знаю.

Я удивленно вскидываю голову. – Ты знаешь? Тогда почему, черт возьми, ты мне ничего не сказал?

Он пожимает плечами. – Какая разница? До этого перемирия я бы все равно стрелял на поражение. И я сделаю это позже, когда дело дойдет до сокрушительного завершения, заканчивает он, сверкая на меня зубами.

– Но он спас мне жизнь. Дважды!

– Дурная кровь прилипает лучше, чем былая слава.

Чертов упрямый негодяй. Подумай о карте, Талия.

– Могу я задать тебе вопрос? – спрашиваю я.

Его темные глаза сужаются, превращаясь в неподвижные точки. – Зависит от обстоятельств. Это личное?

– Не в этот раз, хотя я все равно хотела бы знать, почему ты разбил сердце моей сестре и почему отказался от стипендии в том художественном колледже в Лондоне. О, и что же на самом деле предложил тебе мой отец, чтобы ты так быстро поднялся по служебной лестнице?

– Значит, профессионал, – холодно говорит он.

Мы оба знаем, что я держу свой статус на его шее, как петлю. Будь я кем-то другим, я бы уже истекала кровью.

– Это насчет твоей мамы в Колумбии...

– А. Я понимаю, к чему это ведет.

Это еще одна особенность Эдьера. Он обладает сверхъестественной способностью угадывать ваши намерения еще до того, как вы изложите их ему.

– Это хорошая идея, – продолжает он, нахмурившись. – Тебе следует поговорить с ней. Она может помочь тебе смириться со всем, что произошло. Он записывает номер и протягивает его мне.

– Ты знаешь, как ей удалось отойти от своего собственного опыта? – Спрашиваю я, немного поколебавшись, прежде чем взять его и положить в сумочку.

– Она нашла цель и хорошего мужчину. Он снова прищуривается, глядя на меня.

– Отчасти поэтому я здесь, – говорю я, игнорируя замечание. – Я хотела бы знать, имеет ли сенатор Сандерс все еще связи с какими-либо НПО в Нью-Йорке?

– Те, у которых есть проекты по оказанию помощи жертвам торговли людьми?

Ну вот, опять он такой умный.

– Да.

– Понятно. Он складывает руки домиком, обдумывая мою просьбу. – Почему ты пришла с этим ко мне, а не к Сэму? Сенатор – его отчим.

– Я полагала, что Сэм все еще в больнице. Я также хотела проверить ситуацию, прежде чем обсуждать это с отцом. Он просит меня вернуться на остров на некоторое время, но я хочу кое—что...

– Еще? Эдьер спускает ноги со стола. – Так получилось, что сегодня вечером я встречаюсь с сенатором. Ты ищешь компанию или работу?

– Просто работа, – отвечаю я с очередным смешком. – Я не ищу подачек, просто стою ногой в дверях. Я решила, что считать карты – это не приносящая удовлетворения профессия.

– И не так уж прибыльно, если тебя будут постоянно ловить... Ладно, предоставь это мне. Он поднимается на ноги, чтобы проводить меня, но я остаюсь сидеть там, где была.

– Почему ты ведешь себя как чудовище с моей сестрой?

– Отвали, – рычит он, явно застигнутый врасплох моим вопросом. – Кроме того, я монстр.

– Есть новости о Заккарии? Я бросаю взгляд на фотографии, разбросанные по его столу, когда над моим кратким проблеском выздоровления начинают сгущаться темные тучи. Большинство из них идентичны тем, что были в кабинете Санти.

– Пока нет, но мы это сделаем, – заверяет он меня, видя выражение моего лица. – Нас уже видели в Южной Африке. У Карреры было два в Марокко. В ту минуту, когда он коснется земли США, наши пистолеты окажутся так глубоко у него в заднице, что он будет выплевывать свои последние слова свинцом. После этого ты сможешь оказать мне честь.

У меня сводит живот. – Мой отец сказал тебе, что я убила человека, не так ли?

–Я здесь не для того, чтобы быть твоей совестью, жук.

– Жук? У меня вырвался взрыв удивленного смеха. – Не могу вспомнить, когда ты в последний раз меня так называл.

– Наверное, когда он еще думал, что трахать свою правую руку – прекрасное любовное занятие, – раздается злобный протяжный голос у нас за спиной.

– Сэм! Я вскакиваю на ноги и бросаюсь к нему.

– Расстояние в один фут, милая, – говорит он, швыряя в меня костылем, как преградой. – Пусть это тело вернется к своей былой славе в своем собственном темпе.

Его красивое лицо вытянуто, но выражение все еще напоминает ухмылку после поцелуя и удара кулаком.

– Ты выглядишь так, словно побывала в аду и вернулась обратно, – замечает он, тоже оглядывая меня.

– Нужен человек, чтобы узнать человека.

Его темные глаза блестят. – Ты плакала, когда думала, что я умер?

– Ты плакал при мысли о том, что никогда больше не сможешь спать в течение следующих восемнадцати лет? Спрашиваю я с улыбкой.

Он замирает. – Она тебе рассказала?

– Я позвоню тебе завтра утром, Талия, – перебивает Эдьер. – Я сообщу тебе, что скажет сенатор... Сэм, проводи ее.

Двери лифта распахиваются на первом этаже. Там толпа в строгих костюмах, ожидающих, без сомнения, встречи с Эдьером. Мне требуется всего секунда, чтобы заметить самый резкий из всех.

Санти.

В ту секунду, когда наши взгляды встречаются, он протягивает руку и хлопает по дверям, чтобы они не закрылись.

– Убирайтесь, – шипит он Сэму и Рису, которые стоят по обе стороны от меня. – Возьмите следующего. Я бы хотел поговорить со своей женой наедине.

– Ты все еще кусок дерьма, Каррера, – рычит Сэм, делая угрожающий шаг вперед. – Неважно, сколько раз ты спасал ей жизнь.

– Ты можешь поблагодарить меня за спасение своей собственной жизни в любое время, когда захочешь, – огрызается он в ответ, отступая в сторону, чтобы дать ему выйти. – Нам с тобой тоже нужны слова, но я разберусь с тобой через минуту.

– Пожалуйста, Рис, – тихо говорю я, поворачиваясь к своему телохранителю. – Я сразу же спущусь.

Ирландец с хмурым видом подчиняется, оттесняя Санти плечом на пути к выходу. Санти едва заметно вздрагивает. Он все еще пожирает меня своим темным взглядом.

Ступив на место, которое они оставили, он позволяет дверям закрыться за ним. Когда лифт начинает подниматься, он ударяет кулаком по сигнализатору, и все это, пошатываясь, останавливается. Он прижимает меня к ближайшей стене и обхватывает пальцами основание моей шеи.

– Я скучаю по тебе, muñequita.

– Я тоже скучаю по тебе, – шепчу я, его близость доводит мои чувства до штопора. Пульсация между моими бедрами подобна проводу под напряжением.

– Я сказал тебе, что люблю тебя. Я сделаю так, чтобы этого было достаточно для нас.

– Сначала мне нужно кое-что для себя, Санти. Мне нужно чувствовать себя не просто жертвой.

Он бьет другим кулаком в пространство над моей головой. – Ты заставляешь меня ненавидеть тебя.

– Нет, Санти, – возражаю я. – Это просто любовь еще глубже вонзает в тебя свои когти.

– Скажи мне, что ты чувствуешь то же самое, – требует он, касаясь губами моей щеки. – Скажи мне, что я твое спасение. Дай мне какую-нибудь ложь, за которую я мог бы ухватиться, потому что прямо сейчас я нахожу слишком много утешения на дне бутылки Аньехо.

– Я чувствую то же самое, – говорю я, откидывая голову назад, когда он движется ртом ниже, к моей ключице. – Это не ложь. Я любила тебя в темноте, Санти Каррера, и я буду любить тебя при свете.

– Siempre.

Со сдавленным стоном он отступает назад и ударяет кулаком по кнопке сигнализации.

Лифт продолжает подниматься.

Когда двери открываются, Эдьер уже ждет там. Он бросает вопросительный взгляд между нами, когда Санти выходит, даже не оглядываясь на меня.

Когда я отправляюсь в обратный путь, у меня на глазах стоят слезы замешательства.

Глава Двадцать вторая

Санти

Я в нью-йоркском настроении… Пьян, взволнован и одинок.

И снова мы с ЭрДжеем паркуемся через дорогу от старой квартиры Талии, смотрим "целую кучу ничего" и пьем целую кучу текилы.

Я нахожу, что постоянное опьянение облегчает боль отвержения.

Некоторые люди пьют, чтобы притупить свою боль. Другие пьют, чтобы погрязнуть в ней. Я? Я пью, чтобы держать пули в пистолете и свой характер в узде. Вот почему мое ближайшее окружение не утруждает себя вмешательством. Чем я пьянее, тем легче им работать и меньше крови пачкает чистые полы Legado.

Что хорошо, учитывая, что я в одном судебном процессе от того, чтобы самому поджечь эту чертову штуку.

Игнорируя косой взгляд с водительского сиденья, я смотрю на квартиру Талии, отпивая текилу из полупустой бутылки, пока у меня не начинает гореть в легких. Я понятия не имею, какой сегодня день или сколько бутылок я выпил… Я потерял счет где-то между пятым днем и четвертой бутылкой. Следуя совету Лолы, я согласилась дать ей время – дать семенам разбежаться, или какую аналогию использовала моя сестра, – и я придерживалась этого… Пока я снова не увидел ее в том лифте, и все мои благие намерения не полетели к чертям.

Теперь я вернулся к исходной точке и пью больше, чем когда-либо. Не то чтобы это замедляло меня. День за днем я просыпаюсь с похмельем и заданием только для того, чтобы отключиться с дюжиной ложных зацепок и двоящимся зрением. Это два шага вперед, четыре шага назад, потому что этот ублюдок Заккария похож на чертова хамелеона.

В тот момент, когда мы выслеживаем его где-нибудь, он сливается с толпой и исчезает.

Из-за моей одержимости своим врагом и беспокойства за жену моя группа крови изменилась с AB на Аньехо.

– Знаешь, в Нью-Йорке действуют законы об открытых контейнерах, – бормочет ЭрДжей, перебирая радиостанции.

Я замираю, горлышко бутылки в нескольких дюймах от моих губ. – Вчера ты прострелил коленные чашечки дилеру за то, что тот пропустил каплю кокаина. Ты всерьез беспокоишься о проступке первой категории?

Поскольку трезвого человека легко вывести из себя пьяной логикой, он просто сжимает руль руками. – Если бы я знал, что слово "извращенец" войдет в описание моей работы, я бы остался в Хьюстоне.

– Должностная инструкция – это то, что я говорю, – поправляю я, протягивая ему бутылку. – Кроме того, я не думаю, что ты в том положении, чтобы задавать вопросы о дерьме.

Как обычно, любое упоминание о его неосмотрительности прекращает споры еще до их начала. С момента возвращения из Италии мы ходим по мелководью, вращаясь в противоположных кругах и танцуя вокруг всей ситуации с Розалией Маркези. Я не требовал никаких дальнейших объяснений, и он, черт возьми, уж точно не вызвался их дать.

Я не слишком обеспокоен. Как и все остальное, правда рано или поздно выйдет наружу.

Никто не знает этого лучше меня.

Разжимая мертвую хватку на руле, он разочарованно выдыхает и снова проверяет свой телефон. – Я не спрашиваю. Я советую. Достаточно того, что у тебя половина наших sicarioс припаркована возле ее квартиры, двадцать четыре часа в сутки, как грязные копы. Если она узнает, что ты здесь преследуешь ее, как какой-нибудь долбанутый "спецпредставитель Дейтлайн", она прикажет Грейсону оторвать тебе яйца.

– Не будь дураком, – хмурюсь я, опрокидывая в себя еще один бокал. – Грейсон сделал бы смертельный выстрел.

– Ты имеешь в виду свое эго? он бормочет. – Это самая большая цель.

– Я собираюсь дать тебе разрешение на этот счет. Судя по тому, как ты пялишься в свой телефон каждые пять секунд, твое отношение проистекает из того факта, что твои яйца находятся в банке у ветеринара .

Единственное, чего я от него добиваюсь, – это его средний палец.

Мерцание света в окне Талии привлекает мое внимание за ветровым стеклом. Не видя никакого движения, мое внимание возвращается к ЭрДжею и его непрекращающемуся прокручиванию. Порно, которое я мог бы проигнорировать… Но этот ублюдок нажимает на страницу контактов – Рэйчел Марлоу, как будто отправляет азбуку Морзе.

– Неприятности в раю?

– Отвали.

– Ты мой двоюродный брат, ЭрДжей – чертовски хороший лейтенант. Но не думай, что я не разобью эту бутылку о твой гребаный череп за то, что ты несешь мне всякую чушь.

Ритмичный тик челюсти – его единственный ответ. – Никаких проблем или рая. Просто тишина.

Вместо того, чтобы расстраиваться по этому поводу, cabrón должен принять это как подарок и двигаться дальше. Ему повезло, что мы были слишком заняты, разъезжая взад-вперед по Гудзону, чтобы я мог привлечь внимание к его постоянно растущим грехам бездействия. Действия моего заместителя в Тоскане в конечном итоге будут наказаны, так же как и признание Лолы относительно их договора об опасной связи о секретности.

Последнее я решил пока оставить в заднем кармане.

Всегда хорошо иметь козырную карту.

– Джанни Маркези держит ее под замком, и на то есть веские причины. Dios mío, ЭрДжей, ты тупой ублюдок. Ты знаешь, что она занята. Маркези пообещал ее руку при рождении.

– Только не Джанни, выдавливает он сквозь стиснутые зубы. – Ее дедушка. Этот ублюдок был таким же больным садистом, как и ты.

Я пожимаю плечами. Не тот холм, на котором я хотел бы умереть. Он прав. Алехандро Каррера и Марчелло Маркези были парой антихристов. Даже смерть не может остановить такого рода зло. Они, вероятно, уже свергли ад и организовали преступную группировку торговцев людьми на реке Стикс. Тем не менее, итальянские браки по договоренности, как правило, прочнее, чем глыба льда.

Не уверен, что у Джанни есть выбор. Он не может разорвать контракт, не начав войну.

– У каждого есть выбор.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Неважно. Качая головой, он смотрит на окно Талии, затем переводит свой снисходительный взгляд на меня. – Как долго ты планируешь играть роль говнюка-преследователя сегодня вечером? У меня есть дела.

Снова поднимая бутылку, я ухмыляюсь. – О? Например?

Чертыхаясь, он снова сжимает руками руль. – Иногда я действительно ненавижу тебя.

– Становись в очередь.

И очередь чертовски длинная, так что ему лучше принести стул и что-нибудь перекусить. Мне удалось оттолкнуть три четверти моих друзей и семьи. На данный момент весь фан-клуб Санти Карреры мог поместиться в задней части внедорожника.

Dios mío, мне нужен воздух.

Я вскакиваю с пассажирского сиденья прежде, чем в салоне вспыхивает свет, и захлопываю дверь под череду смешанных английских и испанских ругательств ЭрДжея. Все еще сжимая в руке бутылку Аньехо, я перехожу улицу, не сводя глаз с ее окна.

Где она?

Мы здесь уже три часа. Я знаю, потому что наблюдал, как она и ее телохранитель вошли внутрь после того, как проследовали за ними из кофейни в ресторан и, что удивительно, в тир. На этот раз я не так уж сильно возражал. Мысль о моей muñequita с руками, обхватившими рукоятку пистолета, целящейся намеренно...

Застонав, я снова открываю бутылку, чертовски надеясь, что это притупит мои чувства и мой член. Я наклоняюсь, чтобы поудобнее устроиться и немного ослабить давление, когда на стекле мелькает тень.

Это она.

Талия стоит у окна, прозрачные занавески не скрывают ее тела, когда она перекидывает футболку через руку, а затем тянется за спину, чтобы расстегнуть лифчик.

Иисус Христос.

Меня пытали многими творческими способами – резали, жгли, стреляли, один русский даже пытался казнить меня на электрическом стуле. Никто из них и близко не сравнится с жестокой агонией, которую испытываешь, наблюдая за непреднамеренным стриптизом Талии, зная, что я ни черта не могу с этим поделать.

Поэтому я наблюдаю за ней как за преследователем, в котором меня обвиняет ЭрДжей, пока она не проводит руками по своей груди, останавливаясь, чтобы потрогать пальцами соски ...

Вот тогда я теряю самообладание.

Я, блядь, теряю самообладание.

Я на полпути к ее квартире, когда у меня в кармане вибрирует телефон. Слишком поглощенный собственной похотью, я отвечаю, не проверяя номер звонящего, предполагая, что получаю приглашение на частное шоу. Вместо этого я получаю разгневанного мексиканца с американским акцентом.

– Санти, как твой троюродный брат и, самое главное, твой единственный источник здравого смысла в эти дни, я настоятельно не советую тебе делать то, что ты собираешься сделать.

– Принято к сведению, – говорю я, завершая разговор.

Как и ожидалось, когда я подхожу к ее двери, меня встречает ирландский патруль киск.

– Она не хочет тебя видеть, Каррера, – рычит ее телохранитель.

– Это она тебе сказала?

Он бросает суровый взгляд вниз, туда, где бутылка покачивается в моих пальцах. – Ты пьян.

– Точно, но это все равно не отвечает на мой вопрос.

Очевидно, он не привык, чтобы ему бросали вызов. Сжав кулаки, он решительно делает шаг вперед. – Убирайся отсюда к чертовой матери!

– Нет, пока я не поговорю с Талией. Я иду ему навстречу, потому что я, блядь, ни перед кем не отступаю. Меня не волнует, что мы готовы подставиться под пулю из-за одной и той же женщины. Прямо сейчас он стоит у меня на пути.

Как только он тянется за пистолетом, дверь распахивается.

– Боже, Рис! Что здесь происходит? Это звучит как... Ее голос замолкает, когда она замечает меня, стоящего там. Мгновение спустя пугающе знакомая улыбка поворачивается в мою сторону.

Не совсем так, как я планировал, все пройдет, но вот мы здесь.

– Ты, должно быть, Элла, – говорю я, протягивая руку. – Я—

– Я знаю, кто ты, – отрезает она. Скрестив руки на груди, она смотрит на мои протянутые пальцы так, словно они вот-вот свернут ей шею.

Я узнаю препятствие, когда вижу его. Опускаю руку, перепрыгиваю рельсы и пытаюсь снова.

– Я вижу, моя жена все тебе обо мне рассказала.

– Да, моя сестра объяснила, как ты шантажом вынудил ее выйти замуж.

Я вижу, как эти двое связаны. Помимо поразительного физического сходства, Элла Сантьяго разделяет ту же яростную склонность своей сестры к защите. Однако что-то подсказывает мне, что старшая сестра Талии больше лает, чем кусается.

С другой стороны, моя жена...

Рис встает между нами, его руки широко раскинуты, как у футбольного вратаря "Сантьяго". – Возвращайся в дом, Элла. Сеньор Каррера как раз собирался уходить.

Я прикладываю ладонь к затылку, решая, выстрелить ли этому pinche cabrónу в голову или в живот, чтобы причинить как можно больше страданий. – Послушай, если я могу просто...

– Эй, Эллс, кто там...? Талия замедляет шаг, когда видит меня, и ее глаза расширяются. – Санти. Хриплый звук моего имени на ее губах превращает мой твердый член в гранит. – Какого черта ты здесь делаешь?

Черт, она выглядит прекрасно. Свежее лицо без макияжа, длинные темные волосы растрепаны по плечам, она кутается в короткий красный халат, едва прикрывающий бедра.

Совершенство.

– Я снова скучал по тебе, – честно говорю я ей.

Рис разворачивается, вышеупомянутый пистолет теперь направлен мне в лицо. – Каррера. Вон. Сейчас же!

Я не вздрагиваю. Если он думает, что меня пугает дуло пистолета, то он ни черта обо мне не знает. – Пять минут, Талия, – говорю я через плечо. – Пожалуйста.

Это "пожалуйста" действует на нее. Я знал, что так и будет. Талия знает, что я не из тех, кто пресмыкается. Я никому не говорю пожалуйста, кроме нее...

К тому же, я не гнушаюсь грязной игры.

Она вздыхает. – Пять минут, а потом ты уходишь. Ты обещал, Санти.

Снова это слово – обещание. Я начинаю ненавидеть его так же сильно, как пространство и время. Но я возьму то, что смогу получить, поэтому киваю, игнорируя неодобрение ее телохранителя, и следую за ней по коридору в спальню, которая выкрикивает ее имя. Здесь нет фанфар или кружев – только оттенки цвета, а стены и мебель украшены фотографиями ее семьи.

Это просто, сдержанно и идеально.

Совсем как она.

– Хорошая комната, – говорю я.

Она пожимает плечами. – Это не шикарный черный пентхаус, но я вольна приходить и уходить, когда захочу. В тот момент, когда она осознает, что сказала, она прикусывает верхнюю губу и вздыхает. – Извини, реакция коленного рефлекса.

– Не извиняйся. Поднимая бутылку, я одариваю ее волчьей улыбкой. – Это правда.

С презрением посмотрев на бутылку, она выхватывает ее у меня из рук. – Санти, тебе нужно завязать с Аньехо.

– Почему? Ты снова беспокоишься о моей печени, muñequita? Когда это слово слетает с моего языка, ее глаза вспыхивают, заставляя меня подойти ближе. – Кроме того, проблема не в моей печени.

– Послушай, если это из-за того, что произошло ранее в лифте...

– Я здесь не по этому поводу.

Магниты не могут не притягиваться друг к другу. Позитив и негатив – они сталкиваются самым жестоким образом. Это мы. И вот почему взгляд Талии опускается к напряженной выпуклости у меня в штанах, хочет она того или нет.

Этот тихий вздох, который она издает, только раздувает пламя. Ее шаги неровные, когда она пятится к комоду, бутылка звякает, когда она катит ее по полированному дереву.

– Я думала, ты хотел поговорить?

– Я хотел.

Шаг.

– И мы это сделали.

Шаг.

– Теперь я хочу заняться другими делами.

Я так чертовски близко к ней, что чувствую запах возбуждения, собирающегося в верхней части ее бедер. Все, о чем я могу думать, это загнать его обратно в нее своим языком.

– Санти, мы не можем.

– Талия, прошло три дня, и я схожу с ума. Обхватив ладонями ее лицо, я прижимаю ее к комоду. – Ты знаешь, как часто ты мне снишься? Твой запах? Твой вкус? То, как твоя киска сжимается вокруг моего члена, когда я трахаю тебя?

Она вздрагивает. – Не надо...

– Ты знаешь, как часто мне приходится дрочить, чтобы мыслить здраво? Ты задурила мне голову, Талия. Моя голова, мой член, мое сердце. Все это.

– Санти, тебе нужно уйти. Я просто... Впитывая мои насмешки, она издает тихий стон. – Я как раз собиралась принять душ.

– Зачем мыться, когда пачкаться гораздо веселее? Беру ее руку и кладу ее на свой член. – Я ни о чем не прошу, но о каком-нибудь чертовом облегчении для нас обоих. А потом я ухожу.

Она слабеет. Я чувствую это. Чаша весов вот-вот склонится в мою пользу.

– Никаких обязательств, Талия. Просто секс. Жесткий. Грубый. Трах. Тогда я уйду. Как раз в тот момент, когда я тянусь к поясу ее халата, она отворачивается.

– Иди домой, Санти. Ты пьян.

Схватив ее за шею, я разворачиваю ее к своей груди. – И ты моя!

Приподняв ее за бедра, я сажаю ее на комод. Я не спрашиваю разрешения, прежде чем дернуть эту гребаную ленту так сильно, что она разрывается надвое. – Распахни халат и раздвинь ноги, – рычу я. – Предложи это мне, Талия Каррера, и я возьму все.

Ее пальцы дрожат, когда она отодвигает красный шелк, раздвигая колени. В любое другое время я бы остановился, чтобы полюбоваться ее телом, но сегодня я слишком в отчаянии.

Слишком перетянутый.

Слишком отрицаемый.

В моих прикосновениях нет нежности, когда я подтаскиваю ее к краю комода и засовываю два пальца в ее киску, яростно толкаясь.

– Санти!

Ее крики отражаются от стен в унисон с хриплыми звуками ее собственного желания, когда я другой рукой срываю штаны. Через несколько секунд они стягиваются с моих бедер.

Талия все еще держит халат распахнутым для меня, ее голова откинута назад в экстазе. Я отрываю ее пальцы от шелка и крепко обхватываю ими свой набухший член. Накрыв ее руку своей, я направляю ее грубыми, дикими движениями. Когда она находит нужный мне ритм, я отпускаю ее.

– Посмотри на меня.

Она открывает глаза, не прерывая контакта, пока я продолжаю в своем жестоком темпе разрушать ее киску. Ее прикосновения лучше любого кайфа, и вскоре я вхожу в ее руку, и ее внутренние мышцы сжимаются вокруг моих пальцев.

– Черт! Я кончаю!

Едва эти слова слетают с ее губ, как она начинает биться в конвульсиях, из ее сердца вырывается сдавленный крик, когда струйка сока из киски скатывается по внутренней стороне моей руки.

Она все еще дрожит, когда я убираю пальцы и раздвигаю ее ноги шире, подставляя свой член, чтобы изгнать это безумие из своей души ...

Пока ее ладонь не обрушивается мне на грудь.

Вскидывая голову, я замечаю, что ее лицо раскраснелось, а в глазах – противоречивое выражение.

– Нет, Санти.

– Нет?

Сукин сын.

Я почти схожу с ума от вожделения. Потребность кончить сильнее, чем потребность дышать. Прежний Санти в любом случае вогнал бы свой член и взял то, что принадлежит ему по праву. Но этот новый Санти, этот муж с совестью, ни хрена не может этого сделать.

Трезвый или пьяный.

Зарычав от разочарования, я хватаю ее за затылок, запуская пальцы в ее волосы. – Ты сведешь меня в могилу, жена, – повторяю я, и эти слова начинают становиться моим личным кредо.

Я собираюсь отстраниться и снова молча страдать, когда она останавливает меня, положив руку мне на плечо. – Подожди.

Вся комната вспыхивает в предвкушении, когда она опускается на колени.