Текст книги "Испорченная кровь (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Уилтчер

Соавторы: Кора Кенборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава Пятая

Санти

Дайте мужчине достаточный стимул, и он превзойдет ваши ожидания.

Я сказал Бакстеру вернуться через несколько часов с новыми припасами. Вместо этого он появился пятьдесят минут спустя с затуманенными глазами, таща за собой почти целую операционную.

Он ничего не сказал, пока он и его протеже Джина работали как машина с избыточным содержанием кофеина, заменяя прежний восьмипробиваемый антисептик стерильной версией, наряду с инструментами медицинского класса, множеством капельниц и дренажных трубок, а также одной эпидуральной анестезией, вызывающей серьезные споры, для подачи постоянного потока обезболивающих препаратов в основное место раны.

Я признал, что спас Сандерсу жизнь. Я никогда ничего не говорил о том, что не хочу, чтобы он страдал. Теперь мой темный подвал превратился в неприлично светлую больничную палату, и из него торчит достаточно проводов и трубок, чтобы обесточить весь Атлантик-Сити.

Мы с ЭрДжей стоим бок о бок, скрестив руки на груди, ни один из нас не произносит ни слова, уставившись на все еще находящегося без сознания Сандерса. Это знакомая сцена, которая постоянно повторяется.

Истекать кровью.

Смотреть.

Ждать.

В конце концов, ЭрДжей нарушает молчание. – Они должны знать, Санти.

Господи, он начинает звучать как заезженная пластинка. – Не начинай это дерьмо снова. Я уже говорил тебе, что это...

– Это не проблема Карреры, – утверждает он тоном, который мне не особенно нравится. – На случай, если ты не заметил, ни один из наших людей не получил пулю. Они хотели убить Сандерса, а Талию забрать.

Ему не нужно напоминать мне. Это все, о чем я могу думать.

– Целью были Сантьяго, – добавляет он, развязывая галстук-бабочку. – Они должны знать, что случилось с их собственными. Никто не зальет мир кровью, чтобы найти Талию, как это сделает Сантьяго.

– Неправильно.

– Она его дочь, Санти.

– И она моя жена. Я слышу вызывающую страсть в своем тоне. Обвинение моего отца все еще витает в комнате. Душит меня.… Преследует меня...

– Dios mío. Ты любишь эту девушку.

– У меня есть обязательства, – добавляю я, стиснув зубы.

Он издает сухой смешок. – Верно.

– Что ты хочешь этим сказать?

Он мгновение смотрит на меня, засунув большие пальцы в карманы и поджав губы, словно взвешивает варианты. Я не уверен, на что я надеюсь спровоцировать – на его честность или на его молчание. И то, и другое сопряжено с риском.

Честность побеждает. ЭрДжей вздергивает подбородок, его позиция непримирима. – Ты думаешь, я слепой? Я вижу это – черт возьми, это видят все, – кроме тебя. А может быть, и знаешь, но просто отказываешься признать, насколько сильно она прорвалась сквозь твою защиту, пока ты был занят планированием мирового господства.

Сукин сын.

Он наблюдает, как я сжимаю кулаки, затем его прежняя нерешительность исчезает, самодовольная улыбка растягивает его губы. – Несмотря на все ваши усилия, великий Санти Каррера был поставлен на колени Сантьяго.

Его слова проникают глубоко, а затем взрываются. Я позволяю нервирующему молчанию повиснуть в воздухе, прежде чем поворачиваюсь к нему лицом. – Я ни перед кем не преклоняю колени, мрачно говорю я, каждое слово подчеркнуто намеренно. – Ты понял?

– Санти, я—

Страдальческий стон, раздающийся в нескольких футах от нас, привлекает наше внимание. Мы оба поворачиваемся, не смея дышать, когда через пять часов после проведения рискованной и незаконной операции губы Сандерса приоткрываются, и он издает сдавленное шипение.

– Нет... Хммм… Беги...

Черт, он в плохой форме. Бакстер предупредил нас, что его шансы выжить все еще невелики. Черт, мне почти жаль этого ублюдка, когда мы слушаем, как он, хрипя и кашляя, приходит в сознание. Его лицо цвета мела, смешанного с грязной посудой. Это напоминает мне о грязном снеге, покрывавшем темную улицу десять лет назад. В ночь, когда я впервые встретил дерзкого американца.

В тот момент, когда я вижу, как его веки дрогнули, я делаю шаг вперед, но ЭрДжей хлопает меня рукой по груди. – Дай ему минуту. Ты не можешь добиться ответов от мертвеца.

Минута превращается в двенадцать.

Я потираю большим пальцем тыльную сторону своего обручального кольца, вращая его, как колесо рулетки, просто чтобы чем-то занять свои мысли. Чтобы удержаться от того, чтобы самому не откинуть веки этому ублюдку и не трясти его до тех пор, пока не выпадут какие-нибудь гребаные ответы.

К счастью для нас обоих, они наконец-то открываются сами по себе. Щурясь от резкого света, ему требуется несколько минут, чтобы сосредоточиться, а затем он обводит взглядом комнату, впитывая каждую деталь, по мере того, как в нем берет верх низший босс картеля.

Я ничего не говорю, продолжая крутить кольцо.

Пока его взгляд не останавливается на мне.

Я предвкушаю момент, когда его замешательство перейдет в ярость. Я жду этого.… У меня текут слюнки. Вместо этого его губы растягиваются в гримасу.

– Отличная вечеринка, Каррера, – хрипит он, его взгляд опускается на все трубки, торчащие из его груди. – Однако твоим навыкам гостеприимства не помешало бы немного поработать.

Я приостанавливаю свое безжалостное вращение. – Предполагается, что это шутка?

– Нет. Это был сарказм. Он снова кашляет, его ломкий голос теряется в борьбе за дыхание. – С другой стороны, я бы не ожидал, что Каррера заметит разницу.

Я бросаюсь к нему. – Ты, мать твою...

– Ты знаешь, где находишься, Сандерс? – Спрашивает ЭрДжей, блокируя меня от возможности придушить его еще одним взмахом руки поперек моей груди.

Он переходит все границы, и это вот-вот заставит меня перенаправить свой гнев.

– Я полагаю, – Сандерс стискивает зубы, в то время как в груди у него снова что—то хрипит, – что Каррера подло обошелся со мной.

¡Hijo de su putra madre! Конечно, я прирезал его в подвале казино, но можно подумать, что этот засранец мог бы проявить хоть каплю благодарности за то, что не оставил его истекать кровью до смерти.

– Это был не я, ты, идиот. Ты бы запомнил мою гребаную улыбку, когда я нажал на курок.

– Тогда зачем все эти хлопоты? Он подозрительно прищуривается. – Я не играю в игры, Каррера. Особенно те, которые заканчиваются выставлением на всеобщее обозрение моих кишок.

– Похоже, у вас сложилось впечатление, что у вас есть выбор.

ЭрДжей встает передо мной, чтобы разрядить напряжение. – Мы услышали выстрелы, а затем нашли тебя на задней парковке с двумя пулями внутри.

– И я должен поверить, что кучка Каррера дежурила у моей постели? – шипит он. – Дай мне, блядь, передохнуть.

С меня хватит. Оттолкнув ЭрДжей в сторону, я склоняюсь над ним, хлопая обеими руками по обе стороны от каталки. – Мне насрать, во что ты веришь, Сандерс. Я вылечил тебя не для того, чтобы ты прожил долгую и счастливую жизнь, pendejo. Ты понял? Ты пришел без приглашения на мою вечеринку, а потом заманил Талию в чертову ловушку! Я выкрикиваю последние два слова, каталку сотрясает, когда я ударяю ладонями по краю.

Я бы предпочел лететь на восемь дюймов севернее, но мне нужно, чтобы он был в сознании.

Я наблюдаю, как колесики крутятся в его голове по мере того, как тучи рассеиваются. Я чувствую конфликт, поскольку его преданность ведет беспроигрышную битву с реальностью, которая медленно овладевает им.… Я чувствую момент, когда истина хватает его за горло.

Ледяное выражение лица Сэма сменяется тупым страхом. – Талия. Она...?

– Как ты думаешь, если бы я знал ответ на этот вопрос, остался бы у тебя воздух в легких? Оттолкнувшись от каталки, я пересекаю комнату в пару шагов, засовываю руку в карман и сжимаю ее вокруг колец Талии. – Это все, что от нее осталось, – рычу я, тыча ими ему в лицо. – Итак, где она?

– Где ты это нашел? Его голос начинает заплетаться. – Я сказал ей...сказал ей подождать и выбросить их в Гудзон.

В моей груди разливается тепло. Она не снимала их сама. Затем серьезность его слов пускает корни в моей груди, превращая сгусток тепла в расплавленную лаву.

Она их не снимала.

Это значит, что это сделал кто-то другой.

– Санти, он снова уходит под воду, – отмечает ЭрДжей.

Ну и хрен с ним.

Я сильно шлепаю его по щеке, заставляя его глаза снова открыться. – Сосредоточься, Сандерс. Когда мы нашли тебя, ты сказала: "Беги. Беги, Талия. Беги, мать твою,. Ты кого-то увидела. Ты видел, как они приближались. Кто это был?

– Я не знаю, – повторяет он.

Я хлопаю его по другой щеке. – Не лги мне!

На этот раз его глаза не просто трепещут – они широко распахиваются, огонь, который был до этого, разгорается с новой силой. – Ударь меня еще раз, и я отрежу твою гребаную руку. Если бы я знал, где она, ты не думаешь?.. Он прерывисто дышит. – Неужели ты думаешь, что я не сказал бы тебе?

Типичный Сантьяго. Несет чушь, даже находясь на пороге смерти.

– Тогда сделай это, – говорю я с рычанием. – Потому что, если она появится в транспортном контейнере на следующей неделе, ее кровь будет на твоих руках.

– Не хочешь перефразировать это? Ты чертовски хорошо знаешь, что ее кровь запятнает нас обоих.

– Что, черт возьми, ты сказал?

Он выдыхает с кашлем и гримасой. – Во-первых, ее вообще не должно было быть на той парковке... Ей никогда не следовало приезжать в Нью-Джерси.

Я прикусываю язык так сильно, что ощущаю вкус металла. Мой разум знает, что то, что он говорит, правда, но мое истерзанное Талией сердце, этот предательский кусок дерьма, имеет свой собственный разум и язык.

На этот раз я не сопротивляюсь предупреждающему взгляду ЭрДжей. Я прислушиваюсь к нему. Сцепив пальцы на затылке, я ухожу, расхаживая по комнате, пока Сандерс то приходит в сознание, то выходит из него. Мне требуется каждая капля самообладания, чтобы сохранять дистанцию между нами, когда все, чего я хочу, – это залезть в его голову и вытащить оттуда его воспоминания самой.

Наконец, после еще пятнадцати минут болтовни и молчания, он произносит три четких слова.

– Они забрали ее.

Его откровение подобно выстрелу в мое сердце. Тем не менее, я молчу, ожидая, что он продолжит. Жду, чтобы узнать судьбу Талии.

Сандерс выдерживает взгляд ЭрДжей, а затем медленно переводит взгляд на меня. В тот момент, когда наши взгляды снова встречаются, у меня скручивает живот.

– Я нашел ее в одном из ваших частных игорных залов. Он бросает на меня насмешливый взгляд. – Между прочим, твоя охрана ни к черту не годится.

– Пошел ты.

Он переминается с ноги на ногу, и боль искажает его лицо. – Грейсон хотел, чтобы она знала все. Сказала, что ей станет легче возвращаться домой, когда она узнает, что ты солгал ей. Что с Эллой все в порядке. Что она предала свою семью ни за что.

Ненависть в его голосе осязаема.

ЭрДжей бормочет приглушенное – Не надо себе под нос, но в этом нет необходимости. Хотя мне не нравится его тон, я не могу спорить с правдой.

– Это сработало. Той ночью она хотела вернуться в Нью-Йорк, хрипит он, вонзая нож еще глубже. – Мы возвращались к моей машине. Я помню, как открыл ей дверь, и именно тогда они выстрелили в меня первым... Именно тогда я сказал ей бежать...

– И она это сделала? – Спрашиваю я.

Он смеривает меня пристальным взглядом. – Что ты об этом думаешь?

Конечно, она этого не сделала. Она бесстрашная жар-птица, помнишь?

– Потом они ударили меня вторым.

Я провожу пальцами по губам и по своей густеющей щетине. – Ты помнишь, что после этого видел Талию?

Сэм хрипит с хмурым видом. – Нет, я был слишком занят, истекая кровью на твоей чертовой парковке. Я собираюсь сказать ему, куда он может засунуть свое отношение, когда его глаза темнеют. – Подожди.… Она плавала.

Я замолкаю, уверенная, что ослышалась. – Прости,плавала?

– Как будто идешь по воде, но в воздухе. Он снова хмурится. – Черт, я не знаю. К тому времени я был на полпути в ад.

– Топчусь на месте. ЭрДжей бросает на меня взгляд. – Как будто брыкается... Вот тогда они ее схватили.

Я борюсь с образом в своей голове – с Талией, борющейся за свою жизнь. Молящей о помощи. Молящей о пощаде.

Dios mío, она выкрикивала мое имя?

Эта мысль взывает ко всем моим демонам.

– Ты видел, кто в тебя стрелял?

– На них были маски. Черная униформа.... На его лице появляется решительность. – Каррера, тебе нужно позвонить Грейсону.

Я холодно улыбаюсь ему. – Ты не можешь командовать, когда в тебе две дырки.

– Не делай этого ради меня. Сделай это ради Талии, – выдыхает он, его краткий всплеск энергии иссякает. – Это больше, чем все дерьмо между нашими картелями. Она моя семья.

– Она моя жена.

– Нам нужно перемирие, Каррера. По крайней мере, пока мы не выясним, кто за этим стоит.

Когда я не отвечаю, он сжимает кулак рядом с собой: – А что, если бы это была Лола?

Вытаскивая пистолет из кобуры, я приставляю дуло к его подбородку, прежде чем ЭрДжей успевает меня остановить. – Не смей произносить ее имя, ты, кусок дерьма. Ты не только украл ее невинность, но и в конечном итоге она тоже получила пулю из-за твоих связей.

К его чести, он не дрогнул. – Ты бросаешь чертовски большие камни. Твой стеклянный дом тоже вот-вот разлетится вдребезги.

– Неужели теперь мы вынуждены говорить загадками?

– Талия – , невнятно произносит ее имя. – Ты использовал ее. Ты пытался настроить ее против Сантьяго, и ради чего? Какая-то глупая месть, которая даже не наша?

– Это совсем другое.

–Каким образом?

Я колеблюсь, слова вертятся у меня на языке. Признание этого ослабляет меня, но отрицание этого ослабляет ее.

Отступая назад, я опускаю пистолет. – Потому что мне не наплевать на нее.

– И мне не наплевать на...

– Где она? Дверь распахивается, и во второй раз за сегодняшний вечер врывается мой отец в сопровождении целой армии sicario. – Где она, ты, pinche cabrón? он снова рычит, тыча пистолетом Сандерсу прямо между глаз.

Мы с ЭрДжей оба пытаемся оттащить его назад, но только для того, чтобы получить локтем в горло за наши усилия.

Сандерс смотрит на него снизу вверх с легким безразличием, как будто это нормально, когда ему тычут пистолетом в лицо каждые пять минут. – Вы, должно быть, папочка Каррера.

– Где моя дочь, maricón? Где Лола?

Его фасад рушится, его основы сотрясаются. В его глазах появляется незамутненный взгляд, как будто каждая правда, которую он когда-либо считал священной, только что обратилась в пыль. Эта грубость… Это сильное течение, которое затягивает человека на дно. Я знаю, потому что я тоже тону в нем.

– Она наверху, отвечаю я за него. – Там, где ей и положено быть.

Мой отец взрывается от этого. – Ее нет. Ее нигде нет. Пока ты был зациклен на сохранении жизни этому идиоту , наши люди превратили все это место в ад. Все, что они нашли, это ... Он швыряет серебряный браслет на кровать.

Это Лолы. Я помню, как сидел рядом с ней в баре Platinum в тот день, когда она появилась без предупреждения, и смотрел, как она крутит кольцо у себя на запястье. Она так и не сняла эту чертову штуковину.

– Почему ты думаешь, что он мог знать? Я указываю на изрубленное тело Сандерса. – Он был немного недееспособен этим вечером.

Но когда я говорю это, у меня что-то гложет под ложечкой. Что-то не так. Чего-то мне не хватает.

Взяв браслет в руки, мой отец читает слова, выгравированные на внутренней стороне, так, словно выплевывает полный рот гвоздей. – Моя единственная любовь возникла из моей единственной ненависти – СС.

– Ромео и Джульетта, – растягиваю я, узнавая цитату. – Какой ты фаталист, Сандерс.

Но он больше не смотрит ни на кого из нас. Его взгляд прикован к браслету. – Это был подарок, – говорит он ровным голосом.

Мой отец либо не слышит его, либо ему все равно. Давление пистолета на его лоб усиливается. – Я предупреждал тебя оставить мою дочь в покое, но ты, гребаный Сантьяго… Ты должен уничтожить все хорошее и непорочное в этом мире, не так ли?

Эта конкретная пуля пролетает слишком близко от цели.

Гложущее ощущение в моей груди прогрызает себе путь вверх по груди, погружая свои зубы в темное место, где я держу его в клетке. Я позволяю ему питаться осознанием, медленно прокладывая себе путь к ясности.

Две шальные пули. Два преступника, которые не видят ничего дальше собственной ненависти. Две невинные мишени.

Вот тогда-то я и знаю.

– Она с Талией. Их взяли вместе.

Отец поворачивается ко мне лицом. – Что заставляет тебя так думать?

– Эта банда мафиози, занимающаяся торговлей принцессами.… Тот, кто похитил Талию, не стал бы довольствоваться только ею. Они приложат усилия, которые того стоят.

Его глаза закрываются. – Dios ayude a mi cielito.

– Бог не может им помочь. Но мы можем. Мое сердце колотится о грудную клетку в неровном ритме ярости и надежды, когда я сосредотачиваюсь на умирающем американце. – Мы не сможем найти их без него. Он нужен нам живым.

Взглянув на отца, я вижу, как от ярости напрягаются мышцы его шеи. Секунды тикают, и он убирает свой "Глок" обратно в кобуру.

– Сделай это быстро.

Я поворачиваюсь к Сандерсу. – Нам нужно больше. Подумай хорошенько.

Кивая, он закрывает глаза, и я считаю каждую секунду тишины.

Раз. Два. Три.

Темные образы проскальзывают в мою голову.

Четыре. Пять. Шесть.

Талия и Лола, запертые в какой-то адской дыре, из которой нет выхода.

Семь. Восемь. Девять.

Талия и Лола, залитые кровью.

В десять я уже на грани срыва и тянусь за собственным пистолетом, когда его глаза внезапно распахиваются.

– I Vecchi.... Он качает головой, его пальцы сжимают простыню. – I Vecchi pecca… Черт, что я слышал, как они говорили...

– I vecchi peccati hanno le ombre lunghe.

Все взгляды устремляются туда, где стоит мой отец, одной рукой сжимая пистолет, другой сжимая браслет Лолы.

Сандерс пристально смотрит на него, провоцируя объясниться. – Я слышал голос, произносящий эти слова. Как будто он издевался надо мной.

– Итальянский, в отчаянии выплевываю я. – Нам тут нужен гребаный переводчик.

– У старых грехов длинные тени, – бормочет мой отец, удивляя всех нас. – Я не слышал этой фразы больше двадцати лет. Я думал, он мертв и похоронен.

– Что, черт возьми, это значит?

– Это кредо Общества Вильфора, – тяжело произносит он. – Элитная подпольная преступная организация с корнями по всему миру. Он снова сжимает мою руку в тисках. – Позвони Эдьеру Грейсону, приказывает он, поворачиваясь обратно к каталке. – Назначьте встречу прямо сейчас.

– Что за черт? Я рычу, запуская руку в волосы. Этой ночью обнажается больше, чем несколько скелетов.

В глазах моего отца появляется отстраненный взгляд, сопровождаемый легкой тенью смирения. – Есть один человек, который знает об этой организации больше, чем кто-либо другой... Тот же человек, из-за которого все рухнуло два десятилетия назад, и он, оказывается, близкий деловой партнер Сантьяго.

Сандерс бормочет что-то в знак согласия, затем поднимает руку. – Дай мне телефон. Я позвоню.

Я бросаю на него уничтожающий взгляд. – Я думал, что ясно дал понять, кто здесь отдает приказы. Если кто-то и собирается сделать этот звонок, то это я.

Хватка отца на моей руке усиливается. – Тогда сделай это. На кону жизнь моей дочери. Жизнь твоей сестры. Для семьи Каррера пришло время отложить в сторону нашу гордость и пойти на уступку. Скажи Грейсону что на этот раз мы переправимся через реку и придем к нему. Скрипя зубами, он засовывает браслет Лолы обратно в карман. – Я отказываюсь позволить La Boda Roja стать Похоронным Рохо моей дочери. Если есть хоть малейший шанс, что этот сотрудник знает, где находятся Лола и Талия, стены между Нью-Джерси и Нью-Йорком должны рухнуть... Начиная с сегодняшнего вечера .

Глава Шестая

Талия

Я родилась с наценкой за мою голову.

Не тот, что в ФБР, а другой, о котором шепчутся в темных уголках преступного мира. Он обещает месть за доллары… Невинность за кровь.

У моего отца много врагов.

У врагов есть привычка залегать на дно.

Враги кусаются, когда вы меньше всего этого ожидаете, и обычно больше всего страдают самые близкие.

Сегодня эти враги здесь, чтобы собрать их, и я – его залог… Или, скорее, я принадлежу ему и Санти. Теперь я ношу имена двух картелей, а это значит, что я вдвойне ценен для тех, кто стремится извлечь выгоду из всего этого шоу ужасов, чем бы оно ни было.

Они придут за нами во второй половине дня, как и обещала Розалия – девушка, которую вчера втолкнули в нашу комнату.

Когда их пистолеты направлены нам в лицо, нас заставляют принять душ и надеть чистые белые платья-комбинации, не позволяя предварительно вытереться.

Тонкий материал все еще липнет к нашим телам, когда нас заставляют спускаться по извилистым каменным ступеням на первый этаж. Я делаю, как они требуют, но я считаю все… Охранник, не сводящий глаз с моей груди? У него не хватает двух пальцев на правой руке. Значок с эмблемой "Багровый ключ", который они носят на лацканах? Он совпадает с эмблемами на двадцати трех дверях, мимо которых мы проходим. Всего над рядами выцветших фресок установлено пять камер наблюдения, и ровно сорок пять ступенек от подножия лестницы до стальной входной двери.

Если в арсенале этого заведения есть брешь, я собираюсь ее найти.

Нас толкают через двойные двери, вниз по еще одному пролету каменных ступеней, и мы оказываемся в маленьком внутреннем дворике. Открывшееся мне зрелище заставляет меня замедлить шаг. Еще больше молодых женщин – все в тех же дурацких белых платьях и невидимых цепочках.

Никто не произносит ни слова, пока мы согнаны вместе, как овцы, окруженные сворой рычащих охранников.

Всего их шестьдесят три.

Нас всего тридцать один.

– Не смотри мне в глаза, – шепчет Розалия, ее мягкая мольба растворяется во всех всхлипываниях, раздающихся вокруг нас. – Что бы ты ни делал, не привлекай их внимания.

Я отрывисто киваю, когда меня затягивает глубже в группу, позволяя страху и неуверенности еще глубже проникнуть в мои кости. Внутри меня формируется тень, пуля, опутанная колючей проволокой, которая тянется вдоль стен моей души, разрывая и освобождая эмоции, которые я никогда не осмеливался себе позволить проявлять.

Ненависть.

Боль.