Текст книги "Черные боги, красные сны"

Автор книги: Кэтрин Люсиль Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)

Подъем становился все круче, и голос ручья звучал все резче и отчетливее, напевая звонкую, ядовитую мелодию, а там, где подъем кончился, Джирел увидела какую-то тень, заслоняющую собой звезды. Фигура стояла совсем неподвижно. Джирел сжала покрепче меч и замедлила шаг, осторожно обходя фигуру, Когда она подошла поближе и смогла как следует разглядеть эту громадину в зеленом лунном свете, то оказалось, что это всего лишь идол, черный, как сама ночь, поверхность которого тускло отражала мертвенно-зеленый свет луны. Тень от статуи нелепым очертанием падала на землю.

Ветер, который помог ей добраться до этого места, теперь стих. Джирел стояла перед статуей, затаив дыхание. Незнакомые созвездия молча смотрели на нее, и мрачный лунный свет заливал все вокруг; все застыло без движения, за исключением колыхавшихся теней, которые постоянно шевелились.

Идол представлял собой черную корявую фигуру, лежащую на земле, с маленькой головкой, утонувшей в плечах, огромными, вытянутыми вперед руками. Но что-то неуловимо и вместе с тем грубо напомнило в нем Гийома. Очертания этой уродливой громадины словно пародировали тонкие, точеные черты Гийома, гордую посадку его головы, презрительный наклон подбородка. Хотя она не могла точно сказать, в чем именно выражалось сходство, несомненно, это был он. И в этом образе было воплощено все безобразие Гийома в карикатурной форме – вся его жестокость, высокомерие и грубость. Должно быть, эта статуя была воплощением его грехов, а немногие добродетели лишь подчеркивали их безобразие.

На миг ей показалось, будто позади этой черной пародии на человека, которого она знала и которого любила, поднимается неотчетливый силуэт иного Гийома. Гийома, каким она никогда его не знала. Его презрительное лицо исказило отчаяние, прекрасное тело тщетно пыталось оторваться от грубого образа, в который воплотилась его погрязшая во зле душа. И Джирел поняла, насколько справедливо наказание, выпавшее Гийому на долю, и в то же время насколько оно несправедливо.

На какую утонченную муку обрек Гийома поцелуй Черного бога! Жить, полностью сознавая весь ужас своих грехов, быть прикованным к их подлинному олицетворению, быть обреченным на вечные муки, существовать в этой грубой форме, которая и в самом деле представляла собой его самого, несла в себе все самое худшее и низкое, что только было в его душе. Может, это наказание и было по-своему справедливым. Ведь в жизни он был человеком грубым и жестоким. Но ведь это наказание оказалось столь мучительным для него, и это доказывало, что какая-то часть его души стремилась к возвышенному – благородная и чистая составляющая его непростой души рвалась прочь от этого отвратительного монстра. Значит, его чистота и стала тем орудием пытки, которое, обернувшись против него самого, терзало его душу не меньше, чем его собственные грехи.

Вот так она стояла, глядя на громадную статую, и ей открывался смысл этого уродливого истукана. К горлу ее подступил ком, а на глаза навернулись слезы. Джирел яростно загнала свою слабость глубоко внутрь и теперь лихорадочно думала, как избавить Гийома от страданий, в которые она его ввергла.

Вдруг она всем своим существом почувствовала, как вокруг нее сгущается какая-то невидимая, зловещая сила. Совсем рядом возник некто, чья жестокость и беспощадность беспредельны: эта сила все больше и больше давила на ее сознание. Враг всего человеческого был рядом, и Джирел ощущала это со всей ясностью своей чистой души. Не кто иной, как сам Черный бог, пришел, чтобы отстоять свою жертву, не отдать ее в руки той, которая была так чужда его тьме, той, которая рыдала и трепетала, любила и страдала, отчаянно боролась с подступающей безысходностью. Джирел чувствовала, как неумолимая, суровая, безжалостная сила окружила ее, и слезы ее замерзли, а душевное тепло и нежность превратились в серый лед, и вся она застыла в оцепенении. Даже воздух вокруг Джирел посерел от холода и стал неподвижен в мертвящем, лишенном всего человеческого присутствии Черного бога. Она окинула быстрым взглядом это мрачное место, куда он ее увлек,– о, мертвый, сумеречный край, в котором все теперь застыло в ледяной неподвижности! Груз неимоверной тяжести давил ей на плечи, давил на сердце, прижимая к земле. Душа ее покрылась коркой льда, и жуткое, неодолимое отчаяние, неизвестное разумному существу, закралось в самую глубину ее сердца.

Джирел чувствовала, как превращается в нечто холодное, мрачное и неподвижное – в темный образ самой себя, в черную, громадную статую, пленившую те искорки сознания, которые все еще горели в ней.

И вот, будто откуда-то издалека, из других времен, из другого мира, к ней пришли воспоминания об обнимающих ее руках Гийома, о презрительном прикосновении его губ к ее губам. Должно быть, все это случилось не с ней, а с какой-то живой женщиной, там, далеко, в неведомых землях. И все же память об этом как огонь пронзила ее онемевшее тело, которое уже стало казаться ей чужим, ледяным и неподвижным,– и воспоминание о той загадочной, яростной, трепетной лихорадке было наполнено и любовью, и ненавистью. Всего на мгновение оно растопило лед, сковавший ее душу, и Джирел тут же упала на колени у ног черной статуи и разрыдалась, содрогаясь всем телом, ее горячие слезы лились потоком.

Но не сразу оттаяла ее душа. Медленно таял лед, медленно отступало оцепенение, медленно высвобождалась она из-под страшного груза нечеловеческого отчаяния. Слезы горячими ручьями текли по ее щекам. Но по-прежнему она ясно, как прикосновение, ощущала незримое присутствие Черного бога, который, казалось, чего-то ждал. Она не забывала, что она всего лишь человек, знала о своей слабости и недолговечности. Она ничего не может противопоставить этой вечной бесстрастной силе, равнодушно ждущей своего часа. Ведь слезы ее когда-нибудь высохнут, и тогда...

Она всхлипнула, понимая, что ей не одолеть этот океан смерти и забвения, крохотная искорка тепла и жизни тщетно сражалась против тьмы, поглотившей ее. Искорка света, сопротивляющаяся неизбежному угасанию. Ибо Черный бог был сама смерть и пустота, а сила его была безгранична, и единственное, чем она могла бороться с ним,– это слабенький огонек внутри ее, называемый жизнью.

Вдруг в самой глубине отчаяния она почувствовала какое-то движение. Мимо нее проплыло длинное, расплывчатое пятно, затем еще одно и еще; самые разнообразные, неожиданные чувства проносились в ее сознании и исчезали. Смех и радость, слезы и печаль, отчаяние и любовь, зависть и ненависть. Она почувствовала, как опасность отступает, и отняла руки от лица.

Вокруг черной статуи вился туман. То он казался почти невидимым, то густым и реальным, но постепенно Джирел стала различать, как вокруг идола кружится хоровод – хоровод девушек, подобный некоему видению, миражу: танцующие девушки ходили вокруг склонившегося к земле идола, ноги их едва касались земли, волосы развевались, и все эти девушки были на одно лицо – это было лицо Джирел, и каждое выражало что-то свое. Вот Джирел смеется, а вот плачет, вот Джирел содрогается от ярости, а вот тает от любви. Они кружили все быстрее и быстрее, это было настоящее буйство рук и ног, слез и веселья, всех мыслимых человеческих эмоций. Воздух танцевал вместе с ними, пенясь волнами, и все вокруг стало расплываться, а черный идол так и задрожал изнутри.

Джирел чувствовала, что волны тепла и человечности со всей своей мощью бьются о скалу неподвижного холода, в которой прячется Черный бог. Жизнь и человеческое тепло нанесли ответный удар по темной, мрачной пустоте, которая еще мгновение назад казалась ей непобедимой. Джирел чувствовала, как, постепенно тая, та заколыхалась, будто тряпка на ветру. Медленно она поднималась и рассеивалась под натиском кружащихся в хороводе смеющихся и плачущих девушек с лицом Джирел, олицетворяющих самые разные чувства. Стремительно кружа вокруг статуи, они быстро сменяли одна другую, и бившая в них ключом жизнь, проносясь по воздуху, горячими волнами набегала на ледяной мрак.

Почему-то Джирел была твердо уверена, что представление о жизни как о крохотной искорке света, мерцающей в бесконечном пространстве мрака, неверно, ибо без света не было бы тьмы – смерть и жизнь тесно переплетены и взаимозависимы, и одной не бывает без другой. И она, защищенная огнем жизни, пылавшим внутри ее, в силе не уступала тьме и потому оказалась серьезным противником. Это была борьба равных. Джирел призвала все свои жизненные силы и почувствовала, как они набросились на тьму, нанося сокрушительные удары по леденящему холоду и молчанию забвения. Силы потоком текли через нее, и она знала, что под защитой силы жизни она бессмертна.

Она не заметила, как долго длилась эта битва. Но победа опьянила ее, как вино, вскружила ей голову еще до того, как ледяная пелена дрогнула и исчезла. Произошло это внезапно. Только что Черный бог был здесь, и вдруг дунул ветерок – и его не стало. Ветерок унес с собой и танцующих девушек. Джирел осталась одна в ночи, и радость победы переполняла ей душу.

А идол – о, что же такое происходит с идолом?! А с ним тем временем творилось нечто удивительное. Черные, грубые, непристойные очертания вдруг поплыли как туман. Они заколебались, задрожали, расплавились и вдруг – исчезли...

Зеленая луна скрылась за облаками, а когда вновь засияла, от статуи осталась лишь черная тень, которая быстро двигалась по поверхности земли. И очертания ее были очень похожи на очертания Гийома или того, кто, возможно, был когда-то Гийомом...

По мертвенно-зеленому диску бежали лунные тени. И здесь, внизу, тоже медленно плыла тень. Эта страшная тень олицетворяла собой еще не совершенное зло, все те жуткие вещи, которые мог совершить ее владелец Гийом. Теперь Джирел поняла, почему эти искаженные тени наводили на нее такой ужас. Они представляли смутную, страшную картину того, что могло бы случиться – и все еще может случиться,– они указывали на то зло, которое дремлет в каждом человеке. И эти безумные предположения казались особенно ужасными оттого, что, хотя увидеть о себе такое можно лишь во сне, Джирел чувствовала – все это правда...

Новый порыв ветерка качнул тень, и она бесшумно заскользила по камням. Джирел пошла за ней, с трудом переставляя дрожащие ноги: на битву с Черным богом ушли все ее силы. Но тень двигалась все быстрее и быстрее, и Джирел едва поспевала за ней. Тень бесшумно скользила впереди, то ускоряя, то замедляя движение, и ее жуткие очертания непрерывно меняли форму; каждый новый образ таил в себе более зловещий смысл, чем предыдущий. Спотыкаясь, Джирел из последних сил, едва поспевая, бежала за тенью, и меч мертвым грузом лежал в ее руке.

Уже через пять минут она поняла, что потеряла направление. Куда она бежит, что ожидает ее впереди? Река скрылась за холмом. Лунный свет, то появляющийся, то исчезающий, только сбивал ее с толку, звезды на небе собрались в странные созвездия, по ним она также не могла ориентироваться. Луна сейчас была прямо над ее головой, и в те моменты, когда облака закрывали ее поверхность и черная ночь обступала Джирел, тень Гийома растворялась во мраке, как и все остальное, и Джирел сходила с ума от нетерпения, ожидая, когда же снова посветлеет и она продолжит погоню.

Теперь темное пятно летело над холмистыми лугами, на которых то здесь, то там росли деревья необычной формы. Трава, по которой Джирел бежала, была мягкой, словно бархат, и время от времени до Джирел доносился аромат, исходивший от некоторых деревьев, ветви которых были усыпаны цветами, казавшимися бледными в лунном сиянии. Тень, мелькавшая впереди, пролетела мимо высокого дерева, росшего обособленно от остальных, его ветви свисали длинными дрожащими плетями. Джирел видела, как летевшая над землей тень остановилась у дерева, содрогнулась и растворилась в тени ветвей. Тень дерева, перед тем как Гийом прикоснулся к ней, имела форму чудовища с шевелящимися щупальцами и сплющенной, выступающей вперед головой. Но, едва соприкоснувшись, обе тени слились в одно целое. Щупальца потянулись к тени Гийома, схватили ее, и теперь это было какое-то неведомое, злое существо, лежащее на земле и пышущее жуткой, пугающей энергией.

Джирел остановилась на краю тени, беспомощно глядя под ноги. Ей было противно даже ногу поставить на край этой мерзкой черной тени, хотя почему-то она знала, что та не может причинить ей вреда. Слившиеся тени несли в себе зло и угрозу, но они были опасны только для таких созданий, как они сами. Джирел стояла в раздумье под деревом, тщетно пытаясь найти способ, как отобрать своего возлюбленного у схватившей его твари. Она догадывалась, что тень его не по своей воле слилась с тенью дерева. Скорее всего, зло, жившее в тени дерева, соприкоснулось со злом в душе Гийома и с его помощью завладело им, хотя его светлая, чистая часть души и противилась этому прикосновению.

Вдруг Джирел почувствовала, как что-то легко коснулось ее плеча и обхватило руку. Джирел рванулась вперед, но было слишком поздно. Гибкие ветви дерева потянулись к ней, и одна из них, как щупальце монстра, уже обвилась вокруг ее тела. Надо было быть осторожней, ведь она только что видела, что случилось с тенью Гийома, это было предупреждением, что в дереве таится зло. Как это она раньше не догадалась: ведь перед ней на земле затаилось чудовище, приготовившее свои щупальца в ожидании новой жертвы. Джирел взмахнула мечом, ярко сверкнувшим в тусклом зеленоватом свете, и почувствовала, как обхватившая ее ветвь лишь спружинила под ударом, будто резиновая. С поразительной гибкостью она отпрянула назад и тут же снова бросилась на Джирел, едва не сбив ее с ног. Джирел подставила этому щупальцу лезвие своего меча, а потом еще раз отчаянно рубанула его – но тщетно: упругие щупальца не разрубались. От ее глаз не ускользнуло, что и другие ветви, дрожа от нетерпения и извиваясь, потянулись к ней. Вот одна ветка на расстоянии длины меча от Джирел замерла, приготовившись к атаке, девушка нанесла удар и почувствовала, что на этот раз лезвие ее меча разрубило упругое, как резина, щупальце. Густой черный сок закапал из раны. Все ветви дерева сразу обвисли, а на земле в страшной агонии забилась его тень, и тень Гийома вырвалась из ослабевших объятий дерева и заскользила по траве в сторону. Потрясенная своей победой, Джирел пустилась за ней.

Теперь она обращала больше внимания на деревья, которые встречались ей на пути. Например, она увидела невысокий куст, листья которого трепетали без ветра, а тень его напоминала какую-то тварь, которая будто бросалась на невидимую преграду, падала вниз, вновь поднималась и снова падала в паническом ужасе. Или дерево, стройное, тонкое, с совершенно голыми ветвями: оно корчилось под звездами в непрерывной агонии. Ветки его беззвучно переплетались и, мучительно напрягаясь, дрожали, словно в судороге, и это зрелище было красноречивее всяких слов. Казалось, никогда не будет конца этой страшной муке, не наступит облегчения в этом непрерывном страдании.

А вот еще одно дерево, все покрытое цветами, мягко озаряемыми лунным светом; оно чарующе покачивало пышными ветвями, источая волны пьянящего аромата; от него исходило приятное для слуха низкое жужжание, будто в кроне дерева пчелы собирали нектар. Опустив глаза к корням этого дерева, Джирел увидела тень змеи, свернувшейся в кольцо, голова ее угрожающе приподнялась, словно змея сейчас кинется и ужалит свою жертву.

Джирел облегченно вздохнула, когда деревья остались позади. Тень свернула влево, и Джирел последовала за ней; они спустились по пологому склону холма, по которому бежала бесконечная вереница бесформенных теней, и непонятно было, кто или что отбрасывает их. Они бесшумно проносились мимо, как облака, гонимые ветром. Тень Гийома влилась в их бесконечный поток, и Джирел теперь то и дело теряла ее из виду. Через какое-то время голова ее пошла кругом еще и оттого, что ей постоянно приходилось ступать по теням, мельтешащим у нее под ногами. Она никогда не знала, на какую она теперь наступила, а та тусклая тень, за которой она бежала, была всего лишь пустотой, скользящей среди теней, похожих на бледные бесформенные облака.

Теперь Джирел была почти уверена, что тень ее возлюбленного стремилась к какой-то определенной цели. Ее плавное скольжение, несомненно, было осмысленным. Джирел посматривала по сторонам, надеясь догадаться, куда же ведет ее тень Гийома. За холмом потянулись неприметные серые равнины, они то освещались луной, то покрывались мраком, когда лунный диск затягивали облака. Гонимый ветром туман затруднял видимость. В полумраке ночи тут и там мелькали темные и белые бесформенные пятна и изредка доносилось журчащее бормотание ручья. Джирел поняла, что окончательно заблудилась. Река давно куда-то исчезла, и нигде не было видно того холма, из пещеры внутри которого она вышла в эту мрачную страну.

Они пересекли еще одну полосу болотистой земли, и, пока Джирел с трудом вытаскивала ноги из трясины, тень Гийома чуть не ускользнула от нее. Затем они подошли к тусклому ручью, и тень легко скользнула через него. Это был узкий, быстрый ручей, было слышно, как он хрипло смеялся в темноте, словно над чем-то издеваясь. В середине потока виднелся камень. Джирел глубоко вздохнула, напружинила ноги и прыгнула на него, не замедляя движения. Камень тут же ушел под воду, будто это было живое существо, и Джирел даже показалось, что она услышала стон. Но она все-таки успела оттолкнуться и была уже на другом берегу, и у нее не было времени, чтобы остановиться и прислушаться.

Затем они спустились по еще одному склону, и теперь тень скользила быстрее, словно увидела впереди какую-то цель. Склон круто спускался вниз. Вскоре они подбежали к оврагу, берег которого был усеян камнями, и ее усталые ноги то и дело спотыкались о них. Джирел видела, как стремительная тень скользнула вниз, прямо в овраг, и пропала во мраке, колышущемся на дне. Джирел в отчаянии всхлипнула, понимая, что сейчас может упустить тень любимого. Она смело кинулась за ней во тьму, тут же поглотившую ее.

Это было подобно некоему погружению в забвение. Тьма сомкнулась над ее головой, и теперь она пробиралась сквозь густой, непроницаемый мрак. Поток темноты наполнил овраг, и в его глубинах Джирел не могла рассмотреть даже звезды над головой. Но вот наконец вышла луна.

Словно гигантское лицо прокаженного выглянуло из-за края оврага – лунные облака, словно черви, ползали по лунному диску. Зеленый свет ее слепил глаза. Он был совсем не похож на тот лунный свет, к которому привыкли глаза простого смертного. Казалось, этот свет был замешан на ядовитых испарениях. Этот неземной, непостижимый свет оказывал удивительное воздействие на водянистую тьму на дне оврага; на земле, конечно же, лунный свет не мог творить такое. Он пронзал тьму, разбивал ее на мириады бьющихся, словно в судороге, теней, причем тени эти были не плоскими, лежащими на дне или стенках оврага, а трехмерными, они плясали вокруг Джирел, они кружились в безумном хороводе – эти куски пустоты, которые непонятно почему обрели форму и объем. Они касались ее, они даже совершенно беспрепятственно проходили сквозь нее – несмотря на кажущуюся плотность, они оставались всего лишь тенями, то есть в их состав не входило ни молекулы, ни атома вещества.

Среди них кружилась и тень Гийома, увидев которую Джирел содрогнулась от ужаса. Эта тень была так похожа и одновременно так непохожа на того Гийома, которого она знала, которого любила. Эта тень отражала собой все зло, которое только могло таиться в его душе, и, более того, все зло, которым может обладать человечество. Остальные тени были не менее ужасны, но они принадлежали существам, чьей изначальной формы ей видеть не пришлось, поэтому и прочитать их истинный смысл она не могла. Но ни малейшей черточки того чудовища, которое было когда-то Гийомом, от нее не укрылось, и разум ее был потрясен тем, что она увидела.

– Гийом,– вдруг услышала Джирел собственный всхлипывающий голос.– Гийом! – И до нее вдруг дошло, что это первое слово, которое она произнесла с тех пор, как спустилась в эту мрачную страну.

Услышав ее голос, танцующая тень Гийома закружилась медленнее, как бы прислушиваясь, а потом с неохотой поплыла навстречу Джирел сквозь другие кружащиеся тени.

И вдруг совершенно неожиданно вокруг Джирел вновь сгустилось нечто, оно окутало ее неизмеримым холодом и сковало ей члены. Джирел поняла, что это снова дает о себе знать Черный бог. Вновь она почувствовала, как леденеет ее тело и холод вечного небытия оседает у нее на душе – и непомерный груз страшного отчаяния опускается на ее содрогнувшийся дух. Гели бы ее не застали врасплох, она могла хотя бы попытаться оказать сопротивление, но Черный бог напал так неожиданно, что, прежде чем она успела собрать силы и отразить нападение, нечеловеческий, ледяной холод пронизал ее до самых костей, и она уже почти не владела своим цепенеющим телом. Джирел сама превращалась в одну из тех черных теней, которые кружились в жуткой, бесцветной пустоте...

Внезапно в эту ледяную пустоту, как раскаленный клинок, вонзилось воспоминание, которое однажды уже помогло ей преодолеть чары Черного бога: она вспомнила губы мужчины, обрамленные кудрявой бородкой, впившиеся в ее губы, крепкое объятие рук, скованных доспехами. Вновь ее охватила уже знакомая ей вспышка страсти, в которой смешались любовь и ненависть, и тепло вновь побежало по ее жилам бурным потоком.

И вновь Джирел вступила в бой. Все свое тепло и человечность бросила она на борьбу с ледяным холодом, всю неистовость чувства направила она против жуткой апатии, которая уже однажды овладела ею и теперь вновь стремилась уничтожить ее, покорить ее душу.

Нелегко далась ей эта победа. Были страшные минуты, когда ледяной холод почти одерживал верх, когда она чувствовала, что какая-то жуткая сила вытягивает ее из оцепеневшего тела, чтобы присоединить к хороводу теней, изо всех сил стараясь превратить ее в бесформенное пятно, отвратительные изгибы которого намекали бы на злодеяния, которые она могла бы совершить в своей жизни, превратить в тень, у которой есть только объем, но нет наполнения, составляющего суть живого существа. Она улавливала едва различимые ритмы безумной мелодии, под которую двигались тени, душа ее ослабела, тень ее закружилась в танце вместе с другими тенями. И бесконечными казались ей минуты этого мучительного танца.

И все же ей удалось вырваться из танцующего круга, нанести ответный удар и вернуться в свое скованное льдом тело, стряхнуть с себя холодную апатию и противопоставить леденящей энергии Черного бога свои жизненные силы – единственное оружие, с которым ему было не совладать.

Она была уверена, что победит на этот раз, но всё-таки крохотное сомнение закралось ей в душу, и не так легко было от него избавиться. Она могла одолеть Черного бога, но уничтожить его совсем было ей не по силам. Что с ним ни делай, он будет возвращаться снова и снова. Да и смелости у нее не хватало, чтобы даже попытаться уничтожить его,– в сознании ее вновь возникал образ: крохотная искорка жизни, окруженная вечной тьмой. Без света не бывает тьмы, но ведь и наоборот, без тьмы не может быть света, следовательно, если уничтожить Черного бога, если упразднить мрак, то не стало бы и света. Значит, не стало бы и жизни. Все в мире взаимосвязано и взаимозависимо, все обречено на вечную борьбу...

Все эти мысли пришли ей в голову во время битвы. Ей нелегко было усвоить их, разум ее не привык к таким отвлеченным умозаключениям. Но всеми силами своей души призывала она воспоминания о любви, ненависти, ужасе, упоении в бою, восторженной радости. Все, что было в ней живого, пульсирующего, горячего, она бросила против холодной силы Черного бога, чувствуя, как мысли ее и воспоминания воздвигают стену, которая защищает ее от его ударов.

Как и в первый раз, победа пришла нежданно. Как-то сразу, вдруг вокруг нее вспыхнуло яркое пламя. Силы Черного бога рассеялись без следа, будто его никогда здесь и не было. Яркая вспышка ослепила Джирел, а когда она вновь открыла глаза, лунный свет привычно заливал лощину. Текучая тьма исчезла, исчезли и танцующие тени. Все черное, все злое уничтожила вспышка света. Джирел оглядела унылую лощину, ища глазами тень Гийома. Но и она сгинула вместе с остальными. Но вот ветер, гулявший по лощине, донес до Джирел жалобный голос.

Опять началось это утомительное преследование.

– Джирел, Джирел! – жалобно взывал голос.—Джирел, Джирел!

И она пошла в ту сторону, откуда доносился голос.

Она ничего не видела. От Гийома остался один лишь голос, и теперь она только на слух могла определить, где он. Перед ней расстилалась пустынная местность.

Когда Джирел выбралась из лощины, она оказалась на широком веерообразном склоне, уходившем вниз, в темноту. Неподалеку слышался шум падающей воды, но Джирел ее не видела. Она вслепую побежала на звук жалобного голоса. Он вел ее за собой вниз по склону, потом вокруг подножия холма, мимо небольшого водопада, тоненькой струйкой сбегающего со скалы и злобно бормочущего что-то самому себе.

Звук падающей воды мешал услышать голос, за которым следовала Джирел. Она отошла подальше, остановилась и долго прислушивалась. Сердце ее громко стучало, а отовсюду раздавались какие-то шорохи. Но вот наконец издалека до нее донеслось:

– Джи-и-рел, Джи-и-рел...

Девушка пошла на голос – теперь он звучал более отчетливо.

– Джи-и-рел, Джи-и-рел, это ты убила меня...

Преследование было не просто тяжелым – душераздирающим: едва различимый жалобный плач указывал ей путь, разрывая ей сердце, а в темноте ее повсюду подстерегали неведомые опасности... Кроме того, вторая битва с Черным богом истощила ее и физически, и духовно, темнота плыла перед глазами, и почва под ногами была столь неровной, что она постоянно спотыкалась.

Раз она даже упала и какое-то время лежала неподвижно, с трудом переводя дыхание. Вдруг ей показалось, что земля под ней странно теплая и едва заметно движется: поднимается и опускается, словно дышит. Джирел испуганно вскочила и понеслась дальше, едва касаясь ногами жесткой травы.

Она заметила, что, когда она преследовала тень Гийома, та старалась вести ее через тенистые места, и Джирел нелегко было следить за нею, она то и дело упускала ее из виду. Теперь же голос Гийома вел ее по местам, где постоянно звучали разные шумы,– он постоянно терялся в бормотании говорящих ручьев, рокоте водопадов или в завывании ветра. Да и других весьма странных, не слышанных ранее звуков хватало: какие-то тоненькие, едва слышные голосочки вплетались в порывы ветра, трава ворчливо шептала что-то на непонятном языке, насекомые, почти касаясь крыльями ее лица, жужжали и пели, и Джирел казалось, будто еще немного, и она поймет, что они хотят ей сказать. Пения птиц слышно не было, хотя однажды она увидела, как огромное, темное, бесформенное существо пролетело, взмахивая крыльями, довольно низко над ее головой. Зато из болот, которые она старалась обходить, доносилось кваканье лягушек; Джирел сразу вспомнила странных белесых женщин, которых она встретила в болоте, когда посетила эти места впервые, и холодок пробежал по ее спине.

Нечто зловещее слышалось ей в каждом звуке – злость, смешанная с безысходным отчаянием; причем даже в шелесте жесткой травы и в завывании ветра можно было различить человеческое отчаяние – голоса эти стенали столь безнадежно, что не раз на глаза Джирел наворачивались слезы. И сквозь отчаянные стенания порой прорывался такой мрачный и злобный смех, для которого в человеческом языке не было даже названия. И многие другие звуки слышала она, смысл их был ей непонятен, а об их происхождении она и думать не смела.

И сквозь этот настоящий шквал непонятных и странных звуков Джирел пыталась уловить едва различимый плач: только этот звук обладал для нее смыслом. И вот до слуха Джирел донеслись звуки причудливой музыки. Казалось, в ней не было определенной мелодии, будто она состояла из множества самостоятельных коротких мелодий, как брызги дождя, где каждая капля падала сама по себе, или как если бы тысячи невидимых существ наигрывали на дудочках короткие простые мелодии, не слушая песен своих товарищей. Музыка звучала все громче и громче, и Джирел увидела, что она приближается к какому-то светлому пятну, маячившему в темноте. Подойдя совсем близко, она в изумлении замерла.

Музыка шла прямо из земли, и было видно, как она растет: отдельные мелодии, словно ветви, раскачиваясь, поднимались вверх, пронзая неподвижный воздух. Словами было не описать это зрелище, нет в человеческом языке таких слов. Несмотря на бессвязность звуков, никакой дисгармонии, никакого диссонанса не слышалось. Сумасшедшая мысль пришла ей в голову: а что, если зайти в заросли этой музыки и нарвать букет, причем, если правильно подобрать звуки, получился бы неплохой концерт.

Она стояла и слушала... но слушала уже не столько музыку, сколько некий странный, неразборчивый шум, который все нарастал, становился громче и пронзал ее сознание коротеньким мерзким хихиканьем. Джирел вдруг поймала себя на том, что и она хихикает, сама не зная над чем. Она испугалась и снова стала прислушиваться, стараясь услышать голос Гийома. И наконец она услышала его в этом море сумасшедшего многоголосья, и ужас охватил ее. Голос его стал ниже и громче, он уже заглушал остальные звуки, все пространство наполнилось мощным ревом безумного смеха, волны которого накатывали на нее и беспощадно терзали ей душу. Смех звучал так резко, что ей казалось, будто мозг ее сейчас превратится в желе.

– Гийом! – вновь крикнула Джирел из пучины своих страданий.– О Гийом!

Как ни странно, звук ее голоса заглушил этот смех: он умолк, И во всем этом мрачном мире наступила долгая, мертвая тишина. В тишине раздалось едва различимое стенание, подобное печальному звуку дудочки.

– Джирел...

Затем снова зазвучали все остальные звуки, подул ветер и голос Гийома стал отдаляться. И вновь продолжилась погоня.

Луна уже не освещала окрестности, ее наводящее ужас лицо почти ушло за линию горизонта, и длинные тени лежали на земле. Джирел показалось, будто на горизонте светает. Она была столь измотана, ее охватило такое отчаяние, что теперь ей было все равно. Она лишь знала, что будет продолжать преследование, даже если ее застанет рассвет и принесет с собой смерть более ужасную, чем самая страшная смерть на земле, и, возможно, бесконечное страдание в образе одного из тех чудовищ, которых она видела: нетрудно было догадаться, что так страдают проклятые души. И живое, извивающееся дерево, и идол, олицетворяющий грехи Гийома, и тень, скитающаяся по этим бесприютным местам, и жалобный плач, носимый ветром во мраке,– все это души грешников. Но Джирел уже слишком устала, чтобы много думать обо всем этом. У нее осталось лишь немного сил, чтобы, спотыкаясь, брести за голосом. А голос все звал ее по имени, то вспыхивая, то угасая где-то во мраке.