Текст книги "Черные боги, красные сны"

Автор книги: Кэтрин Люсиль Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

Водир повернулась и шагнула, пошатываясь, к тускло освещенному зеву арки. Смит бросился следом, поддержал ее левой, свободной от оружия рукой, но она вздрогнула и отшатнулась.

– Нет-нет... невыносимо... прикосновение чистой человеческой плоти... это мешает вспомнить... я не могу заглянуть в

его мозг с той же ясностью, как раньше, когда я там обитала, а я должна, должна...

Водир побрела дальше; Смит бросил еще один, последний взгляд на тяжелые фосфоресцирующие валы и последовал за ней. Она шла, держась рукой за стену и часто спотыкаясь, и шептала так тихо, что Смиту приходилось наклоняться к ней, иначе бы он не расслышал ее шепот – и он почти жалел, что его расслышал.

– ...Черная слизь... мрак, питающийся светом... все дрожит и перекатывается... слизь, слизь и волнующийся океан... Он вышел оттуда еще до начала нашей цивилизации... Он невероятно древен, мы думали, что Алендары сменяются, а он всегда был один... и каким-то образом... сейчас я не понимаю – как, не помню – почему... он поднялся над остальными. На других планетах тоже есть такие, но он принял человеческое обличье, построил стойла и занялся селекцией...

Они шли по тускло освещенному коридору, мимо занавесок, за каждой из которых скрывалась ослепительная красавица. Звуки спотыкающихся шагов девушки отбивали неровный такт ее почти бессвязной речи.

– Он жил здесь все эти века, разводил и пожирал красоту... неутолимая, как у вампира, жажда, гнусное наслаждение высосанной из человека красотой... Я ощущала все это, когда была с ним одним целым... окутать черной пеленой первородной слизи... утопить прелесть и очарование в слизи, высосать... слепая, черная жажда... Древняя мудрость, мощная и ужасающая... он может вытащить душу через глаза, а затем погрузить ее в ад, утопить, погубить навечно, так было бы и со мной, только я почему-то отличаюсь от прочих, он не совсем это понимал. Шор великий и всесильный, ну зачем, зачем мне это отличие? Я хотела бы тоже утонуть – и не чувствовать каждой своей клеткой, каждым атомом омерзительную грязь того... того, что я теперь знаю. Эта скрытая сила не дала мне капитулировать полностью. И когда он всеми силами старался подчинить тебя, раздавить, я приняла участие в схватке, я сражалась прямо там, в глубинах его мозга... сковывала его, помогла тебе освободиться, чтобы ты успел разрушить его человеческое обличье, и тогда он вернулся в слизь. Я не совсем понимаю, почему так вышло... наверное, наш общий напор, когда ты боролся с ним снаружи, а я – в самом центре его души, заставил его позаимствовать часть силы, которая поддерживала его форму, сила эта истощилась настолько, что не смогла устоять перед оружием, и он распался. Он вернулся в слизь, из которой вышел... черная слизь... текущая, колышущаяся...

Язык Водир заплетался, она споткнулась и чуть не упала, но схватилась за стену и устояла на ногах. Она старалась держаться от Смита подальше, словно его близость была чем-то отвратительным, и он не мог больше разобрать ее горячечного шепота, слышал только отдельные бессвязные обрывки фраз.

Затем они прошли через серебряные ворота и вступили в галерею, где воздух искрился, как шампанское. Бирюзовый бассейн все так же покоился в своей золотой оправе, но девушки куда-то исчезли.

В конце галереи Водир остановилась и повернула к Смиту мучительно напряженное лицо.

– Здесь – главное испытание.– Она стиснула голову руками, закрыла глаза и начала покачиваться.– Если бы только вспомнить... Мне не хватает сил... я не могу, не моту...– Ее речь сбилась на бессвязный, захлебывающийся шепот.

Но прошло несколько секунд, Водир выпрямилась и решительно взяла Смита за руки. По ее телу пробежала длинная судорожная волна, прекрасное лицо болезненно исказилось; через мгновение дрожь передалась Смиту, и он тоже сморщился от инстинктивного, непреодолимого отвращения. Глаза девушки остекленели, на лбу выступили мелкие бисеринки пота, она билась в конвульсиях, как человек, схватившийся за высоковольтный провод.

С каждым ее содроганием на Смита накатывали свинцовые волны ужаса, он снова утопал во тьме, снова барахтался в черной трясине. Толчки следовали все чаще и чаще, Смит безнадежно увязал в омерзительной слизи, черви беспрепятственно заползали в его мозг, выгрызали все чистое и светлое...

А затем кошмар закончился. Снова, как и тогда, с Алендаром, вокруг Смита сомкнулась ровная, бесстрастная тьма, снова возникло странное ощущение, будто все вокруг течет и трансформируется. Открыв глаза, он обнаружил себя в знакомом коридоре, в ноздри ударил затхлый, солоноватый запах.

Водир негромко стонала, привалившись плечом к влажной каменной стене, ее все еще била дрожь.

– Сейчас,– еле слышно выдохнула она,– сейчас... приду в себя. Я... я едва справилась... сил не хватает... подожди, я сейчас...

«Сейчас» растянулось на несколько мучительно долгих минут, но в конце концов Водир сумела взять себя в руки.

– Пошли,– бесцветно сказала она, и они отправились наверх по длинному темному коридору.

Перед кабинетом Алендара – как еще называть этот черный зал? – девушка остановилась и протянула Смиту руки. И снова он провалился в ад, снова барахтался в кошмарной слизистой трясине, снова его захлестывали вязкие черные волны, а затем нахлынула чистая, блаженная тьма, и Смит с трудом разжал сведенные судорогой пальцы.

Бледная как смерть, Водир едва держалась на ногах; за ее спиной смутно угадывались обтянутые черным бархатом стены, свет одинокой лампочки отражался в черной полированной поверхности стола.

– Пошли.

Она покачнулась и чуть не упала.

– Пошли. Скорее.

И снова знакомый путь, но в обратном направлении – черный зал, кованые ворота, короткий темный коридор, вход на винтовую лестницу. Здесь сердце Смита упало – изможденная девушка не дойдет и до половины этой чертовой спирали. Однако Водир без раздумий шагнула на первую ступеньку; следуя за ней, Смит слышал обрывки бессвязного, горячечного шепота:

– Подожди... подожди... дай мне подняться наверх... исправить хоть это... потом – что угодно... нет, нет, не что угодно! Великий Шор, только не черная слизь, только не это!.. Землянин, землянин!

Она вцепилась обеими руками в перила и повернула к Смиту серое, внезапно постаревшее лицо.

– Землянин, ты должен мне обещать! Не дай мне умереть своей смертью! Когда я тебя выведу – или когда упаду,– сожги меня своим оружием. Сожги, иначе я навеки погрязну в черной трясине, из которой я же тебя и вытащила! Обещай, ты должен!

– Хорошо,– кивнул Смит.– Обещаю.

Лестница казалась бесконечной, его ноги подламывались, отказывались идти; по всем законам здравого смысла Водир давно должна была упасть, но она словно не замечала усталости. Ступенька за ступенькой, виток за витком они поднимались наверх.

И здесь она упала, упала как подкошенная, едва успев ступить на каменную площадку. На мгновение Смит испугался, что не успел выполнить своего обещания, однако Водир тут же пошевелилась, подняла голову и медленно, мучительно медленно встала.

– Я дойду,– бормотала она,– дойду, дойду. Пройти так много, чтобы потом... я должна закончить...

Следуя за девушкой по перламутровому, залитому мягким светом залу, Смит отчетливо видел, что силы ее на исходе, что жизнь покидает ее с каждым дыханием, и поражался, с каким бульдожьим упорством это хрупкое создание стремится к поставленной цели, стремится искупить нечаянную свою вину.

В полутемных коридорах не было ни души, однако Смит все время ощущал близкое присутствие какой-то странной, незнакомой по прежнему опыту опасности.

– Стражи,– прошептала Водир. Неужели она тоже, как Алендар, умеет читать мысли? – Стражи... ночью их выпускают... держи оружие наготове...

Но загадочные стражи так ни разу и не показались. Возможно, у них был выходной. Коридоры и лестницы, лестницы и коридоры... Смиту казалось, что он бродит по этому бесконечному лабиринту уже многие годы. Водир еле переставляла заплетающиеся ноги, цеплялась скрюченными пальцами за стены и все же упорно шла вперед. Преодолев последний, залитый голубым светом коридор, она тяжело оперлась о бронзовую дверь, отодвинула засов и рухнула вслед за распахнувшейся внутрь дверью сторожки. Боясь опоздать, Смит выхватил бластер; голубой луч прожег падающее тело еще в воздухе, за долю секунды до удара об пол. На какое-то мгновение глаза умирающей девушки вспыхнули живым, внутренним огнем, и Смит снова узнал прежнюю Водир, чистую и отважную.

Но это продолжалось только мгновение. Чистая смерть, о которой так мечтала Водир, погасила ее глаза, по распростертому на полу телу пробежала последняя судорога, а затем... Смит с ужасом смотрел, как на белой атласной коже появляется грязноватый налет, как сквозь мелкие, быстро расширяющиеся трещины проступает что-то отвратительное... Распад шел с невероятной быстротой.

Нордуэст Смит закрыл глаза, пытаясь выудить из дальних, пыльных закоулков памяти слова давно позабытой молитвы. Затем он осторожно обогнул лужу черной слизи, в которой плавала грязная зеленая тряпка, и направился к выходу.

Евнух получил достойное вознаграждение. На полу сторожки, в двух шагах от наружной двери, валялся толстый, до неузнаваемости обезображенный труп, еле прикрытый обрывками красного бархата. Неизвестный убийца оставил следы – от трупа к стене тянулась неровная, извилистая дорожка черной слизи. В каменной кладке не было ни единой, даже самой микроскопической щелки, и все же след кончался именно здесь.

Смит перешагнул через труп, отодвинул засов, распахнул дверь и полной грудью вдохнул чистый, без пряных ароматов и соленой затхлости, воздух. Над крышами Эднеса занимался жемчужный рассвет.

  Древо жизни
© Перевод М. Пчелинцева.

Над руинами Иллара медленно кружили поисковые самолеты. Нордуэст Смит, затаившийся в древнем полуразрушенном храме, проводил очередную воздушную ищейку ненавидящим взглядом бесцветных, как сталь, глаз и ожесточенно сплюнул.

– Ну прямо вороны над падалью!

Методическое прочесывание местности началось утром и будет вестись до победного конца; через час-другой горло окончательно пересохнет, пустой желудок запротестует в полную силу. Ни еды, ни воды здесь нет, поэтому рано или поздно голод и жажда выгонят его из укрытия, заставят просигналить этим проклятым самолетам, поменять с таким трудом обретенную свободу на чечевичную похлебку, или чем уж там в камере кормят. Смит устроился поудобнее в тени храмовой арки и еще раз перебрал по косточкам всех близких, дальних, а также гипотетических родственников патрульного канонира, подбившего его корабль над этими идиотскими развалинами.

Исчерпав свой – весьма богатый – запас ругательств, он вспомнил, что во внешнем дворе чуть ли не каждого древнего марсианского храма имеется украшенный орнаментами колодец, специально предназначенный для удовлетворения нужд странствующих и путешествующих. Вода там высохла миллион лет назад, но уж лучше прогуляться, чем зад отсиживать. Смит встал, с хрустом потянулся и начал осторожно пробираться по чудом сохранившимся крытым проходам к фасадной стороне храма. В стене, огораживавшей двор, зияла узкая брешь; прежде здесь была дверь, нечто вроде служебного входа для жрецов, или как уж они там назывались. Посреди широкой мощеной площади действительно виднелся колодец, спасавший когда-то путников от жажды. Путники... в те далекие времена Марс был веселенькой зеленой планетой, вот погуляли бы эти ребята по теперешним пустыням...

Необычно роскошный колодец на удивление хорошо сохранился. Этот сложный мозаичный орнамент имел когда-то глубокое символическое значение. Глубокое, как вырез на груди портовой шлюхи. Бронзовый – вот уж правда металл вечности – навес был выполнен в форме неизбежного древа жизни – элемент, с занудным постоянством повторяющийся в религиозной символике трех миров. Бронза, она, конечно, бронза и есть, но все же как сумела эта штука выстоять под напором тысячелетий и не потерять ни одного листика? Смит почти не верил своим глазам. Ветви дерева роняли на истертые каменные плиты четкую узорчатую тень, точно такую же, как и миллион лет назад, когда усталые, покрытые дорожной пылью путешественники утоляли здесь свою жажду и возносили благодарения невесть какому богу. Он почти видел, как ровно в полдень распахиваются высокие ворота и...

Видение исчезло. Смит обвел глазами правильный круг полуразвалившейся стены и замер в недоумении. А где они, те ворота? Судя по остаткам фундамента, единственным входом на площадку была та самая дверь, возле которой он стоял. Странно, очень странно. Так, значит, это не общественный двор, а вроде как для служебного пользования, и этот хитрый колодец приберегался жрецами для себя. Или... подождите, подождите. Был же вроде такой король-священнослужитель Иллар, в чью честь и назвали этот город. Король-волшебник, чья железная десница – если только он не был левшой – строго, но милостиво управляла державой, а по совместительству и храмом. В таком случае этот роскошный колодец, построенный из царственных, вечных материалов, вполне может оказаться неким святилищем, предназначенным для личных нужд давно почившего монарха.

В нем может даже...

По залитой солнцем брусчатке пронеслась хищная черная тень. Смит отпрянул назад, в спасительное укрытие, и стал с тоской следить, как ненавистный стервятник делает над двором один круг, другой... Именно с этого момента и начала разворачиваться вся цепь дальнейших событий. Тесно прижавшись к ветхой, выкрошенной стене, с тоской ожидая, когда же наконец настырный шпион угомонится, он услышал звук настолько невероятный, настолько неуместный в этом мертвом городе, что сначала не поверил своим ушам. Однако звук повторился, потом повторился еще раз. Где-то неподалеку плакала женщина, плакала навзрыд, горестно и безутешно.

Пораженный, Смит даже забыл на мгновение о близкой опасности. Галлюцинация, вызванная голодом и жаждой? Да нет, вроде бы рано. Или привидение, многие сотни тысяч лет бродящее в полумраке холодных коридоров, призрак, доводящий до безумия любого, кто решится нарушить покой мертвого храма давно позабытых богов? Завсегдатаи марсианских баров любили поговорить о «призраках древних руин», особенно после третьего стакана... Воспоминание о барах и стаканах пробудило из временной спячки голод и жажду, но зато помогло справиться со смутным суеверным ужасом. Положив руку на бластер, Смит начал осторожно пробираться к источнику приглушенных, рвущих сердце рыданий.

Идти пришлось совсем недалеко; стоило ему завернуть за угол, как в сумраке заваленного каменными глыбами прохода мелькнуло белое, почти фосфоресцирующее пятно. Смит пошел еще медленнее, напряженно вглядываясь, кто же это хнычет в таком неподходящем месте. Мало-помалу он различил женщину, вернее – смутные очертания женщины. Слезливая особа сидела в темном каменном закутке, уронив лицо в высоко поднятые колени и завесившись сказочной россыпью длинных черных волос. В этой фигуре было нечто странное, ирреальное; даже на близком расстоянии она так и оставалась белым переливчатым пятном, призрачно мерцавшим на фоне мрачных древних стен. Привидение? Да нет, слишком уж натурально она плачет. А кто тебе сказал, будто привидения плачут ненатурально?..

Он так и не успел решить для себя этот важный вопрос – девушка испуганно вздрогнула, стихла на полувсхлипе и подняла лицо, столь же зыбкое, неуловимое, как и контуры ее тела. Только все это теперь не имело никакого значения – Смит пошатнулся, как от удара, пронзенный, захваченный, скованный взглядом огромных глаз, сверкавших на слегка фосфоресцирующем лице, он не видел уже ничего, кроме этих глаз, не смог бы отвернуться от этого взгляда, если бы и захотел.

Поразительные, невероятно светлые, они искрились, как лунные камни, гипнотический взгляд был почти материален, почти осязаем; Смиту казалось, будто между ним и девушкой натянулась невидимая, звенящая от напряжения струна.

Девушка заговорила – и он снова усомнился в своем рассудке: голод, страх, одиночество, кошмар мертвого города – в такой обстановке кто хочешь сойдет с ума. Он слышал абракадабру, бессмысленный набор звуков, а в потрясенном мозгу появлялся связный текст, такой четкий, какой невозможен даже при использовании обычной речи. Молочно-голубые глаза, даже чуть-чуть посветлее, казались бы слепыми бельмами, если бы не горели огнем, не прожигали насквозь...

– Я заблудилась, я заблудилась!

Горестный, неизвестно как проникший в сознание Смита стон рвал душу. Девушка громко всхлипнула, залилась потоком слез, сверкающая поверхность лунных камней замутилась – и в тот же миг наваждение пропало. Ее голос продолжал стонать, однако бессмысленные, нечленораздельные звуки не рождали в голове Смита никакого отклика, тугая струна, связывающая его с девушкой, бесследно растворилась в глухом воздухе подземелья.

Только теперь Смит понял, что простоял все это время неподвижно, как скованный, что так и не видел ничего, кроме огромных завораживающих глаз. Он отступил на шаг и попытался всмотреться в неуловимое, упорно ускользающее лицо.

Девушка вскочила с камня, приподнялась на цыпочки, яростно схватила его за плечи; сверкающие глаза впились в Смита с силой едва ли не большей, чем пальцы, и вновь в его мозгу зазвучал скорбный, молящий стон:

– Пожалуйста, пожалуйста, отведи меня домой, назад! Я боюсь, я очень боюсь – я заблудилась, потеряла дорогу,– пожалуйста!

Смит недоуменно сморгнул; ситуация постепенно прояснялась, оставаясь при этом очень странной. Не было никаких сомнений, что молочно-голубые глаза девушки обладают гипнотической силой, передают ее мысли без посредства обычной речи. Эти глаза служат мощному мозгу, направляют его сокрушительную, непреодолимую энергию – последний факт Смит отчетливо почувствовал на себе. Но как же увязать все это с жалостными стонами заплутавшей, до смерти перепутанной девчонки? Разительное несоответствие униженной, почти истерической мольбы и яростной силы, с которой мольба эта вливалась в мозг Смита, вызывала вполне естественные подозрения. Мозг сильной волевой женщины передает всхлипы беспомощной сопливой девчонки. Нет, как-то все это не стыкуется.

– Пожалуйста, ну пожалуйста! – звенело в его голове.– Помоги мне! Отведи меня назад!

– Куда это «назад»? – спросил Смит и удивился, услышав свой собственный голос, нормальную человеческую речь.

– Дерево, дерево! – простонал все тот же нереальный, неизвестно откуда идущий голос, никак не связанный с бессмысленными звуками непонятной речи.– Древо жизни! Проводи меня, отведи меня под сень Древа!

Смит мгновенно вспомнил украшенный орнаментом навес колодца. Никаких других деревьев поблизости он не заметил – ни живых, ни символических. Но что может связывать пересохший колодец с заблудившейся девицей – если она и вправду заблудилась? Еще один жалобный стон в мозгу, еще один поток непонятных – но тоже жалобных – слов в ушах, и Смит решил плюнуть на все свои сомнения. Ну, просит девица отвести ее к колодцу – в этом он уже не сомневался,– так чего ж не отвести, что тут такого страшного? Кроме того, им овладевало любопытство. В этом странном происшествии крылся какой-то второй, внутренний смысл. А что, если эта красотка явилась из какого-нибудь подземного мира, сообщающегося с нашим через все тот же треклятый колодец? Это хорошо объяснило бы ее призрачную бледность, а заодно и глаза, явно не приспособленные к восприятию света, вот только как объяснить эту странную расплывчатость, ведь ничего, кроме глаз, не видно, и все тут. При всей невероятности выдвинутой Смитом гипотезы действительность оказалась еще невероятнее, в чем он и убедился через несколько минут.

– Пошли,– сказал он, осторожно отцепляя от своего плеча бледные, расплывчатые, но вполне реальные пальцы.– Я провожу тебя к колодцу.

Девушка облегченно вздохнула и наконец-то потупила свои колдовские глаза, рассыпаясь в благодарностях,– точнее, вероятно, рассыпаясь в благодарностях на все том же птичьем языке. Смит взял ее за руку и повел.

Крепкая прохладная ладонь, если не смотреть, так ничего и не подумаешь... Даже теперь, с близкого расстояния, когда его не отвлекал ее гипнотический взгляд, Смит видел тело девушки, словно расплывчатое белое пятно. Казалось, их разделяет плотная вуаль – вуаль, почти не пропускающая обычного света, но легко прожигаемая яростным блеском опалесцирующих глаз.

Девушка семенила рядом со Смитом, задыхаясь, спотыкаясь о камни и не произнося ни слова, в явном нетерпении добраться поскорее до своего непонятного «дерева». В искреннем нетерпении – или в хорошо разыгранном? Прежде чем выйти на открытое место, Смит остановился и внимательно посмотрел на небо. Судя по всему, патрульные ищейки покончили с этим сектором – два самолета хищно кружили над северными кварталами Иллара, остальные и вовсе исчезли. До тех двух не меньше полумили, так что особой опасности нет. Он вывел девушку на пустынный, залитый солнцем двор.

Смит был уже вполне уверен, что эта странная особа слепа, как летучая мышь, и все же шагов за двадцать до колодца она резко вскинула туманную, расплывчатую голову и буквально потащила своего провожатого вперед. Не доходя до колодца, девушка выпустила руку Смита, выкрикнула нечто непонятное, но явно восторженное, шагнула под навес и застыла как вкопанная. Тень бронзовых ветвей покрыла полупрозрачное тело четким кружевным узором, а затем произошло нечто невероятное. Черные, прихотливо изогнутые линии зашевелились, поползли в сторону и... и все. Девушка исчезла, исчезла без следа, словно сквозь землю провалилась – или переместилась в другой мир. Смит тупо взирал на опустевшие каменные плиты, на неподвижное, словно тушью прорисованное кружево тени.

Созерцание продолжалось недолго – мертвую тишину вспороло ровное гудение, над развалинами храма скользнула черная хищная тень, зазевавшийся разведчик запоздало сообразил, что стоит на открытом месте, а воздушные ищейки, в отличие от этой странной девицы, далеко не слепые. Оставался единственный выход – фантастический, но единственный... Не теряя времени на дальнейшие размышления, Смит опрометью бросился под сень Древа жизни.

Он стоял в самом центре прихотливого узора, отделенный от залитого солнцем двора ажурной завесой бронзовых веток и листьев, стоял в страстном ожидании чуда – и чудо произошло. Мир за пределами черно-белого островка тени поплыл, подернулся рябью, а потом успокоился в новом, преображенном виде. Это было похоже на фокус, на оптическую иллюзию. Смит не заметил никаких скачков, затемнений; у него было ощущение, что там, снаружи, за бронзовой решеткой висит огромный панорамный экран и кто-то плавно сменил одну картинку в проекторе на другую: иссохшие, залитые солнцем руины Иллара – на тусклый, плохо прорисованный сельский пейзаж. Судя по серому, сумрачному освещению, в новом мире, похоже, был вечер; сквозь густой, почти вязкий воздух виднелись аккуратные кроны деревьев и густо усыпанная цветами трава. Все это казалось придуманным, нереальным, сильно смахивало на какой-нибудь буколический гобелен.

На фоне гобеленовых сумерек белым пламенем сверкала знакомая фигура, наконец-то обретшая четкие контуры. Судя по выжидательной позе, девица ничуть не сомневалась, что галантный кавалер последует за ней и сюда, к черту на рога. Смит с удивлением понял, что полез бы под бронзовую крону древа жизни и без всякой крайней нужды извечное любопытство не позволило бы ему оставить столь странные события без разъяснения.

Девушка буквально светилась; очень хорошенькая и чуть нереальная, она была единственной яркой деталью сумеречного пейзажа. Смит шел, не отрывая глаз от этой сверкающей белизны, шел как зачарованный, он даже не заметил, как сделал первый шаг.

В мягкой темно-зеленой траве бледно светились маленькие, на невысоких стебельках цветы, по такой траве ступали ноги боттичеллиевских ангелов. Босые ступни девушки, ступающие по бархату травы, сверкали ослепительной белизной, единственным ее облачением были длинные, почти до пят, волосы – королевская мантия, сотканная из переливающейся пурпуром тьмы. Новоявленная святая Инесса смотрела на приближающегося Смита, чуть изогнув в улыбке бледные губы, огромные глаза горели холодным голубоватым огнем. Слезы, испуг – все это осталось в том, далеком мире.

– Теперь моя очередь быть провожатой,– улыбнулась она, беря Смита за руку. Способ общения остался прежним: невероятная абракадабра слов – и пронзительный взгляд опалесцирующих глаз, вливающий их смысл прямо в мозг.

Провожатая? Куда – провожатая? Смит не стал задавать никаких вопросов – этот тусклый, неподвижный, словно заколдованный мир не располагал к беседе. А вопросов было множество. Вот, скажем, почему внизу, у земли,– серенькие вечерние сумерки, а в небе – беспросветная тьма, черная бездна глухой, беззвездной ночи?

Видимость была метров двадцать, не больше; деревья, кусты, усыпанная цветами трава, снова деревья – все это выступало из туманного полумрака, чтобы через минуту скрыться за спиной в таком же полумраке. Смиту начинало казаться, будто он забрел ненароком в чей-то плохо освещенный сон или стал живым элементом тусклого, поблекшего от времени гобелена. Да и девушка эта, завесившая свое сверкающее, изумительное тело по меньшей мере необычной мантией, она тоже выглядела не очень реально, тоже походила на какую-нибудь волшебницу, вытканную на все том же гобелене.

Освоившись немного со странной обстановкой, он начал замечать в кустах и за деревьями неясное шевеление. Какие-то пугливые, осторожные существа возникали где-то на самом краю поля зрения и тут же исчезали, не позволяя себя разглядеть. Стеснение в спине, неприятный холодок в затылке – все эти признаки говорили Смиту, что кто-то за ним подглядывает. В конце концов он увидел одного из соглядатаев – маленький темнокожий человек стоял в просвете между деревьями; поймав на себе взгляд Смита, человечек исчез, как сквозь землю провалился.

Теперь, когда Смит знал приблизительный облик чрезмерно любопытных аборигенов, он замечал их часто и без особого труда. Тощие, низкорослые люди с большими скорбными глазами на перепуганных лицах, они шныряли в кустах, выглядывали из-за деревьев, а заметив, что обнаружены, мгновенно скрывались из виду. Смит слышал шорох шагов, а пару раз уловил даже шепот. В тихих, как шелест листьев, звуках чужой, непонятной речи с неожиданной ясностью чувствовалось предупреждение. Кого предупреждали эти люди? О чем? Предостерегающий шепот, маленькие .пугливые люди, прячущиеся в кустах, подглядывающие из-за деревьев, тусклый, как на старом гобелене, пейзаж, боттичеллиевские цветочки под ногами... Бред, полный бред. Кошмарный сон, остается только проснуться.

И все же любопытство взяло свое.

– Куда мы идем? – спросил он и поразился, услышав, насколько сонно звучит его голос.

Девушка поняла вопрос, из чего следовало, что она либо знает язык Смита, либо может воспринимать его мысли без всякой игры в гляделки.

– К Тагу,– сказали сверкающие глаза,– Таг тебя желает.

– Какой еще Таг?

В ответ фея сумеречного мира разразилась длинным, без единой запинки монологом. Слушая гладкие, как галька, обкатанная водой, фразы, Смит не мог отделаться от тягостного подозрения, что эта речь произносилась уже много раз, что ее слышали многие люди, которых «возжелал Таг». А где они теперь, эти люди? Что с ними случилось? Тем временем девица заливалась соловьем.

– Много веков назад Илларом правил великий король Иллар, чьим именем назван этот город. Иллар был могучим волшебником, однако даже его могущества не хватало для выполнения всех его желаний, так велики они были. Тогда посредством магического искусства он призвал из предвечной тьмы Тага и заключил с ним договор. По условиям договора Таг ставил всю свою безграничную силу на службу Иллару до скончания дней Иллара, взамен же Иллар обещал сотворить мир, дабы служил тот мир Тагу обиталищем, и населить тот мир людьми, рабски преданными Тагу, и дать Тагу жриц, дабы ему служили. Этот мир – мир Тага, я – жрица, одна из последних из долгой череды женщин, рожденных в услужение Тагу. А лесные люди это его... его низшие слуги.

Я говорила тихо, чтобы не подслушали лесные люди, ибо для них Таг – творец вселенной, ее начало и конец, средоточие всей и всяческой жизни. Но тебе я поведала правду.

– Так чего же Таг от меня хочет?

– Слуги Тага не могут обсуждать дела и желания Тага.

– Ну а потом? Что с ними потом-то происходит, с людьми, которые понадобились Тагу? – не унимался Смит.

– Об этом ты спросишь у Тага.

В знак того, что вопрос исчерпан, потомственная жрица отвела глаза и оборвала ментальный контакт настолько резко, что у Смита закружилась голова. Беседа начисто отбила у разведчика охоту спешить на подозрительное свидание; если раньше он шел бок о бок со своей спутницей, то теперь уныло тащился сзади. Дремотное состояние отступило, сменилось острой тревогой. Эта, с бельмами, ведет тебя прямо к черту в пасть, а ты и раскис, идешь за ней, как младенец за нянькой, слюнявчика только не хватает. А и точно, кто он такой, этот самый ее Таг, если не черт? Черт и есть. Вспомни, как она заманила тебя в эту свою темную дыру. Жульничеством, грязным шулерским трюком.

А сколько таких трюков у нее в запасе, таких и еще похуже?

Вырваться из этих пальчиков ничего не стоит, главная ее сила в глазах, не смотреть в глаза – и все будет в порядке. А в крайнем случае посопротивляемся, тоже мне, великая гипнотизерша нашлась... Лесные люди прятались за кустами, бегали, переговаривались, в их шелестящем шепоте все явственнее слышалось предостережение. Прежде этот мир был просто тусклым и темным, теперь он казался угрожающим, смертельно опасным.

Думай не думай, а что-то делать надо. Смит остановился и вырвал руку из тонких, легко разжавшихся пальцев.

– Никуда я не пойду!

Девушка повернулась, взмахнув роскошным шлейфом темно-пурпурных волос, и выплеснула поток непонятных слов, однако Смит предусмотрительно отвел глаза, а потому ничего из этой страстной тирады не понял. Решительно развернувшись, он зашагал назад. Девушка что-то крикнула, в высоком кристально чистом голосе звенела та же предостерегающая нота, что и в шелестящем шепоте лесных людей, однако Смит продолжал шагать, не совсем, правда, понимая, куда же, собственно, он направляется. Девушка засмеялась, звонко и чуть презрительно; даже затихнув, этот смех продолжал звучать в его мозгу.

Чуть погодя Смит опасливо оглянулся, почти уверенный, что увидит в сумраке белый огонь задрапированного волосами тела, но на тусклом буколическом гобелене не было никаких персонажей – ни пастушков, ни пастушек, ни волшебниц.