Текст книги "Камбер-еретик"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Со сдавленным криком ярости он бросился к Адриану и стал мечом разрезать веревки, связывавшие его запястья и лодыжки. Когда последняя веревка была рассечена, замерзшее тело упало на забрызганную кровью землю. Ансель развернулся и пошел туда, где Ивейн по-прежнему сидела возле своего мертвого сына, прижимая его к себе, и мечом рубил окровавленный кол до тех пор, пока тот не разломился и не упал в месиво из щепок и пропитанного кровью снега.

Потом он упал на колени и заплакал, опираясь на меч и горестно склонив голову.

Когда Ансель поднял голову, Ивейн оглядывалась вокруг затуманенным взором. Бартоломью, старший из их охранников, накрыл тело Эйдана своим плащом. Второй стражник Дамон разглядывал два трупа, лежавшие в развалинах у ворот, но потом Ансель увидел, как тот задрал голову к поднятой башенной решетке и застыл. После всего увиденного сегодняшним утром что-то над ним вызвало новый прилив ужаса.

– Лорд Ансель! – раздался сдавленный крик Дамона.

Ансель вскочил на ноги, подбежал к Дамону и проследил его взгляд, устремленный в дымящиеся останки смотровой площадки. Там виднелись две окровавленные ступни, пальцы судорожно шевелились. Еще выше Ансель разглядел маленькую белую руку, странно вывернутую, сведенную судорогой.

Ансель приказал Бартоломью подойти, а сам стал пробираться наверх сквозь груды дымящихся бревен. Наконец он смог перебраться на решетку, используя поперечины в качестве лестницы. Когда он приблизился к тому, что видел с земли, то едва не упал вниз от возбуждения.

Ансель знал, что Дамон и Бартоломью следят за ним снизу, что к ним присоединилась Ивейн, напряженно глядя в темноту, но ему сейчас было не до них – в теле, которое он нашел, еще была жизнь, едва-едва держалась.

Убийцы распяли Камбера Мак-Лина, сына Адриана. Если бы Анселю не случилось близко сойтись с юным Камлином, как его звали в родне, и часто навещать этот дом, он ни за что не узнал бы его. Изуверы пробили гвоздями тонкие запястья, потом подняли решетку и подожгли надвратную башню. Перед этим Камлин прошел свой круг мучений, о которых Ансель мог лишь догадываться.

Убийцы оставили его умирать, едва касаясь кончиками пальцев ног одной из поперечин решетки, чтобы он из последних сил удерживал себя пальцами ног, а потом повис на пробитых руках и умирал от удушья в пожаре или холода, если дым его не убьет.

Убийцы не приняли в расчет разрушительного действия огня, заставившего сыпаться деревянные балки, к счастью, пощадившие жертву, и силы воли юного Мак-Лина, его жажды жизни. На одно из рухнувших бревен он изловчился поставить ногу, о другое опирался коленом. Должно быть, боль была просто невыносимой, пришлось раскачиваться на пронзенных руках до тех пор, пока он не смог дотянуться до балок.

Пожар тоже пощадил мальчика. Он не задохнулся в дыму, а пламя не достигло его и даже спасало от мороза. Каким чудом оказались все эти совпадения, сохранившие по крайней мере одну юную жизнь среди этого смертельного запустения!

Ансель добрался до мальчика и коснулся его лба в рубцах и синяках, чувствуя слабый ответ затуманенного сознания. Он послал Бартоломью за инструментом, которым можно было бы вынуть гвозди из запястий мальчика, тем временем Дамон добрался до механизма решетки и начал осторожно опускать ее. Ансель оттолкнул балки, которые могли помешать движению решетки, потом, держась одной рукой, другой подхватил тело.

Когда ноги Камлина лишились опоры и вся тяжесть тела пришлась на руки, он застонал и потерял сознание, но Анселя это обрадовало. Около четверти часа ушло на то, чтобы освободить мальчика. Его завернули в плащ и отнесли к стене, укрывая от ветра. Он медленно приходил в себя. Пока Ансель и стражники хлопотали, Ивейн разорвала свою рубашку на полосы и перевязала его раны, бинты напитались кровью. Бартоломью согревал тело на своей груди, а Ансель и Дамон растирали ноги и руки Анселя, возбуждая ток крови. Ивейн осторожно коснулась лба мальчика, но тот мотнул головой, сбрасывая ее руку.

– Вы можете помочь ему? – спросил Ансель, укрывая Камлина еще одним плащом.

– Не знаю, – ответила Ивейн. – Воля к жизни у него велика, но я не Целитель. Камлин, ты слышишь меня? Камлин, послушай, – настаивала она, когда опухшие веки открылись, мучительная боль отразилась в глазах и веки опустились.

Дамон откупорил фляжку с водой и протянул ее Ивейн.

– Попей немного, Камлин, – шептала она, проникая в его сознание и ограничивая боль, пока мальчик несколько раз глотнул через силу.

Камлин стонал, понемногу расслаблялся от прикосновения Ивейн, в нем были жизненные силы, и он пытался откликнуться на попытку исцеления. Она еще крепче ухватилась за краешек живого сознания и одобрительно кивнула, когда Камлин опустил защиты.

– Камлин, ты слышишь меня? – прошептала она. – Боль стала меньше?

Медленно, через силу, мальчик открыл глаза (такие похожие на глаза Эйдана), от перенапряжения он дышал шумно и прерывисто, но, кажется, теперь мог противостоять боли, сотрясающей тело.

– Тетя Ивейн, – удалось выдавить ему. – Вы можете сделать так, чтобы не болело? А дядя Райс здесь?

Ивейн печально покачала головой.

– Нет, Камлин, его здесь нет. Я попытаюсь сделать для тебя все, что смогу. Как ты думаешь, тебе удастся уйти в транс? Нам нужно очистить раны, а это будет очень больно, если я не смогу контролировать тебя в контакте. Ты позволишь мне это сделать?

Мальчик едва кивнул и закрыл глаза. Ивейн вошла в контакт, чувствуя, как послушно опускаются его защиты. Она погрузила его в глубокий обезболивающий сон, какой умели вызывать не-Целители при помощи партнера. Затем Ивейн осторожно освободила от бинтов одно из запястий, кровь хлынула из раны, и Бартоломью, поддерживавший мальчика, отвернулся.

Ансель отвязал от седла походную лекарскую сумку и открыл флакончик с резко пахнущей зеленой жидкостью, которой Райс обычно очищал раны. Передавая Ивейн смоченный лоскут, он покачал головой.

– Это, правда, поможет? – спросил он безнадежно. – Он выживет или превратится в беспомощного калеку? Взгляните, что с его рукой. Гвозди просто разорвали ее надвое.

Прикусив губу и не желая признавать его возможную правоту, Ивейн протирала раны на запястье, осторожно погрузив в них пальцы. Кровотечение долго не удавалось остановить. Только истратив все бинты, Ивейн решила, что помочь больше ничем не может. В это время в контакте с Камлином она почувствовала чье-то призрачное присутствие. Обернувшись, она увидела за своим правым плечом трехлетнего Тиега.

– Ради Бога, Тиег, ты же должен спать!

Взглянув на Дамона, все еще растиравшего руки и ноги Камлина, она вздохнула и попыталась зажать раны, ладони стали мокрыми, кровь текла и по ее рукам.

– Дамон, отведи его обратно. Он слишком мал для этого.

– Нет! Я не маленький! – запротестовал Тиег, хватая мать за руку и сжимая ее с неожиданной силой, когда Дамон попытался оторвать его. – Нет! Тиег поможет!

Ивейн снова почувствовала странное покалывание в голове, присутствие кого-то, похожего на Райса. Тиег?

Удивленная, она остановила Дамона и внимательнее посмотрела на Тиега. Мальчик тотчас перестал пищать и, обвив пухлыми ручонками шею матери, поцеловал ее в щеку.

– Тиег поможет мамочке, – серьезно объявил он, его ореховые глаза заглянули в ее голубые. – Мы вылечим Камлина, да, мамочка? Мы вылечим его, как папа. – В то же мгновение возник поток энергии Целителя, ненаправленный, неумелый, но Ивейн почти поверила, что у них действительно получится.

Неужели это действительно было? Ивейн задержала дыхание и медленно выдохнула. Попытаться стоило.

– Хорошо, дорогой. Ты можешь помочь мамочке. Крепко возьми маму за руку, смотри на Камлина и думай о том, как сильно ты хочешь помочь ему. Договорились?

– Я понял, – просто ответил он, выглядывая из-за ее плеча, и рассеянно положил подбородок на ее плечо.

Ивейн искала и устанавливала целительные пункты вне всякой логики и правил, но у нее все получилось. Она вошла с сыном в более тесный контакт и испытала те же самые ощущения, что во время работы с Райсом. Совершенно не понимая, как это удалось, она направила поток целительной энергии.

Все было привычно, все, как с Райсом. Только сейчас Тиег давал силы, которые она направляла. Она была соединительной нитью, по которой поступала целительная энергия. Они могли это сделать!

Ивейн знала, что Ансель и стражники во все глаза смотрят на нее, но не обращала внимания. Она подняла руку Камлина, смело сжала пальцами сквозную рану, почувствовав, как увеличился поток энергии, несущей с собой тепло жизни к разорванным костям, мышцам и сухожилиям. Через ее пальцы в рану вливался поток целительной энергии, которая раньше принадлежала Райсу, а теперь их сыну.

Ивейн ощупала запястье другой рукой и заметила, что кости возвращаются в нормальное положение, мышцы и сухожилия срастаются, а затем, когда она отняла руку, рана затянулась. Она осмотрела запястье Камлина с тыльной стороны, там тоже было все гладко. О пройденном мальчику будут напоминать едва заметные шрамы на руке и рубец в душе, для исцеления которого нужен другой Целитель, у нее недостаточно мастерства, чтобы заживить душу так, как это сделал бы Райс. Но по крайней мере кости срослись, и тело выздоравливало.

Во время первой части операции Ансель с удивлением наблюдал за ней и Тиегом, но, поняв, что именно они делали, тотчас развязал второе запястье и постарался как можно лучше очистить. Теперь Ивейн перешла к этим ранам и тоже исцелила их. Затем положила окровавленные руки на грудь мальчика, снимая напряжение готовых разорваться мышц, и наконец заживила следы побоев.

Ивейн чувствовала, что силы ее истощены так же, как и силы Тиега, но сын с упреком взглянул на нее. Тогда она попросила Бартоломью поднять лежавшего в беспамятстве Камлина, чтобы осмотреть его спину.

С усталой улыбкой Ивейн заживила рубцы на спине, тонких сильных ногах, смыла с рук кровь и, собрав оставшиеся силы, обратилась к его памяти о том, что было до того, когда они пришли на помощь. Когда она закончила, Камлин, завернутый в несколько плащей, мирно спал. Тиег тоже уснул, свернувшись калачиком, засунув большой палец в рот, с блаженной улыбкой на усталом лице. Осторожно выбравшись из сознания сына, Ивейн взяла его на руки, в безотчетной благодарности прижала к себе и передала Дамону. Бартоломью поднял мирно посапывавшего Камлина, а Ивейн снова присела на колени, вздохнула и потерла поясницу. Ослабив контроль над собой, она почувствовала сначала едва ощутимый, потом более сильный толчок в животе. Ивейн напряглась, и боль быстро ушла.

– С вами все в порядке? – спросил Ансель, увидев пробежавшую по ее лицу гримасу боли, и взял ее руку.

Она овладела собой и кивнула.

– Вроде бы да. Мне кажется, еще одному Целителю не терпится появиться на свет. Такие схватки были и раньше. Когда Тавис потерял кисть, я была беременна всего несколько месяцев, но и тогда мне пришлось уйти из комнаты. По-моему, дитя не любит дисгармонии.

Ансель знаком велел Томасу и Арику подогнать повозку, послал Дамона и Бартоломью поискать, не осталось ли в башне живых людей, а сам вновь принялся осматривать замковый двор.

Некоторое время спустя Бартоломью и Дамон вернулись. На своих плащах они несли завернутое в одеяло тело худощавой седовласой женщины, одетой просто, но изысканно. Облик ничего не говорил о ее положении и достатке, выражение ее лица было таким безмятежным, что могло показаться, будто она умерла во сне. Когда Дамон положил женщину на расстеленные Бартоломью одеяла, Ивейн стояла перед нею.

– Тетя Эйслин, сестра моего отца, – тихо сказала она. – Где вы ее нашли, Дамон?

– На верхнем ярусе башни, миледи. В комнате все поломано, но ее никто не трогал. Остается предположить, что она задохнулась в дыму пожара, прежде чем они ворвались.

– Или ее сердце просто остановилось, – пробормотала Ивейн. – Она могла избрать именно этот путь, зная, что смерть близка и какой она может быть. – Она покачала головой и натянула одеяло на лицо старой женщины. – Она была вдовой графиней Кирнийской, Дамон, бабушкой хозяина замка и очень знатной особой. Ты уверен, что внутри больше не осталось дам? Раз Эйслин и дети были здесь, то жена и сестра Адриана тоже должны быть в замке.

– Мы никого не обнаружили, миледи. Вы хотите, чтобы я продолжил поиски?

Да, она хотела, но прежде чем сказать об этом, Ивейн оглядела двор, решая, нужен ли Дамон Анселю. Ансель возился рядом с повозкой, поставленной так, чтобы дети после пробуждения не увидели, что творилось вокруг. Арик, Томас и Бартоломью сносили к центру двора несгоревшие доски и другие легковоспламеняющиеся материалы. Несколько секунд она смотрела, не понимая, что они собираются делать.

– Ансель, что вы делаете? – воскликнула Ивейн, бросившись к нему с живостью, небезопасной в ее положении, и ухватила его за руку.

– Это я приказал, Ивейн. Мы не можем увезти мертвых с собой, не можем похоронить их в промерзшей земле и не можем оставить здесь на милость волков и стихии. В сложившихся обстоятельствах это лучший выход.

Ивейн знала, что он был прав, и не могла сдержать выступившие на глазах слезы. Покачиваясь, она машинально подошла к телу ее первенца, все еще завернутому в плащ Анселя, опустилась на колени и открыла его по-прежнему прекрасное лицо, чтобы убрать волосы с гладкого, воскового лба. В это мгновение, когда тело ее мальчика было скрыто, а ее взору предстало только ангельское лицо, Ивейн почти верила, что Эйдан скончался так же мирно, как и Эйслин.

Она сложила руки и взмолилась, взывая к помощи отца или брата, чтобы их совместные молитвы помогли Эйдану совершить его неземной путь, и страстно желая отметить переход жертв бессмысленной жестокости в мир иной чем-то большим, чем погребальный костер, но это было невозможно. На этот раз была только ее панихида. Но кто может проводить ее сына лучше, чем та, которая родила, растила, учила, любила его, а теперь должна отпустить? Она не сетовала на то, что Камлин остался жив, а ее собственный сын умер, – любой, кто прошел через то, что довелось пережить Камлину, заслужил право остаться в живых.

Она молилась и просила помощи у Бога, и когда Ансель пришел, чтобы забрать мальчика и отнести его на погребальный костер, Ивейн стояла чуть поодаль, глядя, как ее племянник поднял маленькое, завернутое в одеяло тело, и знала, что это всего лишь разбитая оболочка, что Эйдана в ней уже нет.

По разные от Эйдана стороны положили Адриана и Эйслин, бывших родственниками Мак-Рори, Ивейн и Ансель соединили руки и сознание, чтобы зажечь погребальный костер.

У нее снова начались схватки, и она почувствовала знакомое тепло отходящих вод… а Ивейн-то казалось, что она держит себя в руках! Снег у нее под ногами порозовел.

Она удивленно вскрикнула, хотя прекрасно знала, что это, и испуганная женщина-человек начала подавлять в ней рассудочную деринийскую колдунью. Ребенок должен был появиться в течение ближайших часов, почти на месяц раньше, и она не могла предотвратить этого. Теперь им придется оставаться в этом ужасном месте смертей и пыток до тех пор, пока она не разрешится от бремени. В этот раз рядом не будет Райса, чтобы облегчить ее труд и боль, не будет даже повивальной бабки. Она подумала, видел ли Ансель или кто-то из стражников, как рождаются дети.

Мужчины же не теряли времени даром, подыскивая для нее крышу над головой. Она не захочет пойти в то, что осталось от конюшни, с полом, залитым кровью Адриана, а оставаться возле погребального костра с его удушающим дымом они и сами не могли. Наконец нашлась каморка под кухонной лестницей, которую можно было занавесить одеялами и сделать относительно недоступной для холода.

Во дворе был сделан небольшой очаг, лошадей выпрягли, а повозку откатили. Райсил проснулась от голода, и ей не терпелось как можно скорее выбраться наружу. Разумеется, Ивейн не могла позволить этого и, пока дочь завтракала, сидела рядом с ней. Ансель разбудил и Камлина с Тиегом, чтобы те тоже перекусили, а потом погрузил всех троих в сон.

После этого Ивейн приступила к своему нелегкому труду, теряя ориентацию во времени, боль внутри непрерывно нарастала, а солнце двигалось к полудню. Большую часть времени Ансель находился возле Ивейн. Охранники продолжали исполнение своей тяжкой обязанности, принося к погребальному костру все новые и новые трупы. Все утро Ивейн слышала треск пламени, принимавшего очередную жертву.

Около полудня голоса стражников зазвучали вдруг по-другому, а потом в каморку ворвался Арик, даже не спросив разрешения.

– Миледи, миледи, посмотрите, кого мы нашли! Они прятались в мусорной куче!

Ивейн едва не заплакала, от радости, увидев грязных женщин, вошедших следом. Это были две ее родственницы. Фиона, маленькая, темненькая, шустрая, вскрикнула и бросилась в объятья Ивейн, плача и смеясь, словно не могла поверить в то, что видела. Маири, жена убитого Адриана, молча стояла рядом с Бартоломью, опираясь на руку стражника. Ее взгляд блуждал где-то далеко, даже тогда, когда Фиона вернулась и осторожно подвела ее к маленькому стулу возле Ивейн. Ивейн ни о чем не спрашивала Маири.

Мужчины вышли, чтобы продолжить свою работу, а Ивейн и Фиона проводили время в разговорах. Пока Фиона смывала с себя и безропотной Маири грязь мусорной ямы и переодевалась в сухие одежды, которые вскоре принес Ансель, она рассказала Ивейн, что они с Маири видели вчерашнюю бойню из окна своей комнаты под крышей, и, прежде чем нападавшие подожгли башню, им удалось спуститься по вентиляционной трубе уборной. Отважная старая графиня Эйслин, слишком слабая, чтобы последовать за ними, вызвалась остаться и скрыть их отсутствие, если убийцы доберутся до комнаты раньше огня; они слышали крики людей, пойманных в ловушку огнем, и знали, что рано или поздно огонь доберется и до них. Вдвоем они просидели в выгребной яме всю ночь, молясь, чтобы их не обнаружили. В эти ужасные часы Маири замкнулась в своем горе.

Родовые муки Ивейн продолжались весь день. Пока Ансель и стражники охраняли их снаружи, Фиона занимала Ивейн болтовней об исцелении Камлина, своей любви к Райсу и всем прочим, лишь бы отвлечь роженицу от приступов боли. Прежде рядом с Ивейн всегда находился Райс, облегчавший ее задачу, теперь природа сама должна была сделать свое дело. Когда новорожденная появилась на свет, и мать, и дитя были измучены. Ансель позволил Ивейн отдохнуть и подкрепить силы едой, но потом настоял на продолжении пути.

Они тронулись из Трурилла – Ивейн в повозке с Тиегом и младенцем, Райсил на пони, а Камлин и две женщины на лошадях под охраной Анселя и стражников. Они ехали всю ночь и весь день, дважды ускользнув от патруля графа Кулдского и останавливаясь только затем, чтобы покормить и напоить лошадей и немного отдохнуть самим. Однако на закате Ансель обнаружил, что далеко позади появились преследователи.

Он ничего не сказал об этом Ивейн, но она и так поняла. Она почувствовала их холодное, тупое присутствие, понимая, что они из числа тех, кто пытал и убил ее сына. Она ненавидела их всей душой и была бессильна в своей ненависти. Ансель продолжал вести беглецов, но вокруг сгущались сумерки, а дорога становилась все хуже, и он всерьез забеспокоился. Их преследователи приближались, медленно, но неуклонно, а повозка ощутимо замедляла их передвижение. Когда они еще более придержали лошадей, чтобы повозка не опрокинулась на оледеневшем склоне, Ансель подъехал к их жалкому экипажу и руками удерживал его на дороге. Лицо Ивейн, отодвинувшей занавеску и посмотревшей на него, было бледным и изможденным.

– Они догоняют нас? – спросила она.

Ансель мрачно кивнул.

Глубоко вздохнув, она изучила свое состояние и решилась пересесть на лошадь. Это казалось единственным способом избавиться от преследователей и, вероятно, единственной возможностью. Если все они поедут верхом и немного поднажмут, то, выбрав одну из незаметных тропинок, они смогут добраться до монастыря к рассвету или немногим позже. Но сначала нужно было избавиться от преследователей и риска раскрыть врагам свое единственное пристанище.

– Значит, я поеду верхом, – сказала она, отнимая младенца от груди, заворачиваясь в плащ и опуская ноги с повозки. – Бросив тележку, мы выиграем время, особенно в темноте.

Ансель тотчас спрыгнул, чтобы поддержать ее, пока Ивейн пыталась выпрямиться, а вместо того едва не упала.

– Это глупо! Ехать верхом в вашем положении! Вы хотите убить себя?

Знаком она подозвала Дамона, чтобы выпрячь тянувших повозку лошадей.

– Нет, конечно. Но я не хочу, чтобы нас догнали, и не хочу привести наших преследователей к нашему убежищу. Мы видели, как поступают с Дерини в этой стране. Дамон, ты и Томас отцепите повозку и наденьте на лошадей седла. Я и дитя поедем с Фионой.

– А не лучше ли вам, по крайней мере, ехать со мной или с кем-нибудь из мужчин? – спросил он. – Не знаю, сможет ли Фиона удержать вас, если вы станете падать.

Сойдя с лошади, на которой она ехала вместе с Ариком, Фиона подбежала, чтобы поддержать Ивейн под руку и взять младенца.

– Она не упадет, – сказала Фиона, – я не позволю. Лошади легче везти двух женщин, чем женщину и мужчину. Это логично.

Ансель был в нерешительности, зная, однако, что, если Ивейн решила, ее не переубедить. Они действительно выиграют время, отказавшись от повозки. Осмотрев лошадей, которых они теперь имели, Ансель выбрал самую большую и легкую на ходу для Ивейн и Фионы, попросив Арика отдать им свое седло, так как знал, что Арик может ехать и без седла. Дети сели рядом с ними, Дамоном и Ариком, а Маири посадили на вторую лошадь из повозки, Томас должен был сопровождать ее. Бартоломью и Райсил на пони замыкали караван.

Сначала они ехали неторопливым шагом. Но когда выяснилось, что Ивейн относительно хорошо переносит скачку, перешли на рысь. С наступлением темноты начавшийся легкий снежок запорошил их следы, а вскоре после этого они миновали несколько развилок на дороге, появилась надежда, что их преследователи сбиты со следа.

Через некоторое время Ивейн стало плохо, и с каждой пройденной милей ее силы все убывали. Но она не решилась говорить об этом Анселю, остановка или потеря скорости могли отдать их во вражеские руки. Лучше умереть на дороге, чем испытать на себе то, что выпало обитателям Трурилла.

Наступил второй день нового года. Мороз стал сильнее, но в длинном ночном переходе беглецы оторвались от преследователей. Они скакали и скакали сквозь темноту, только дважды останавливаясь, чтобы дать отдых лошадям. Ивейн поторапливала спутников.

На втором привале она осталась на лошади – во время первой остановки она видела кровь на обивке седла (однако ни Фиона, ни Ансель не заметили этого) и знала, что остальные не должны ни о чем догадываться. Она, сидя в седле, покормила девочку, плотно завернувшись в тяжелый плащ; нетаявшие снежинки лежали на густых золотистых волосах, выбивавшихся из-под капюшона и окружавших личико ее дочери.

Когда они продолжили путь, Ивейн погрузилась в состояние, близкое к трансу, решив, что это лучший способ не потерять сознание от слабости. Она с трудом помнила последние часы и мили путешествия. В монастырь святой Марии-на-Холмах они прибыли как только рассвело.

Когда беглецы въехали во двор аббатства, Ивейн удалось вернуться в сознание, всем своим существом возликовав при виде Джорема, бегущего ей навстречу по чистому снегу. Она передала новорожденную подошедшему монаху, почувствовала руки Джорема на своей талии, и перед глазами все закружилось.

Очнувшись, она обнаружила себя в теплой и сухой постели закутанной в мягкие одеяла. Правую щеку согревало тепло веселого огня. Запах чего-то вкусного щекотал ноздри. Пока она была без сознания, ее вымыли и переодели (Ивейн подозревала, что не обошлось без Фионы). Все еще не открывая глаз, она осторожно шевельнула ногой и сразу вспомнила о жестоких страданиях своего тела в последние несколько дней. Быстро обследовав себя, она убедилась, что кровотечение остановилось, а общее состояние было значительно лучше того, что она ожидала.

Возвращение порядка в мыслях возбудило воспоминания, и Ивейн открыла глаза. Она обнаружила, что лежит на узкой кровати возле весело потрескивающего камина. Потолок и стены комнаты были оштукатурены и выбелены, доски натерты маслом до блеска. Справа от нее сидел облаченный в черное монах, помешивая содержимое чашки, от которой и исходил вкусный запах. Позади стоял еще один монах, она догадалась, что это аббат. С другой стороны кровати коленопреклоненный Джорем, одетый в черную, вместо привычной синей, ризу, и в епитрахили, молился, опустив голову на грудь. Позади него Ивейн увидела Фиону, выносившую таз с грубыми серыми полотенцами.

Увидев внутренним зрением, что она очнулась, Джорем поднял голову. Прежде чем она успела открыть рот, Джорем приподнял ее голову, и монах стал ложкой вливать мясной бульон. Игнорируя ее сопротивление, монах подтолкнул ложку к ее губам. Ивейн сдалась, послушно глотая теплую пахучую жидкость. Когда она доела, монах поднялся и, не говоря ни слова, вышел в сопровождении аббата. Джорем уложил сестру обратно на подушки, Ивейн с любовью глядела на него.

– Можно подумать, что кто-то умирает, – сказала она, слабо улыбнувшись. – Эта епитрахиль не очень-то бодрит.

– Если ты пообещаешь, что тебе она не понадобится, я сниму ее, – ответил Джорем, беря руку Ивейн и нежно целуя.

Она кивнула и снова улыбнулась.

– Я никогда не знала наверняка, шутишь ли ты или нет, ты делаешь это так редко, – произнесла Ивейн. – Но ты все-таки снимешь ее?

– Только после твоего обещания, – повторил он упрямо.

– Обещаю.

– Так-то лучше. – Он стянул епитрахиль свободной рукой, коснулся ее губами и положил на укрывавшие Ивейн одеяла, словно священное облачение должно защитить его сестру. Потом он взял ее руку обеими своими и прижал к подбородку.

– Господи, Ивейн, как я боялся за тебя! Когда вы приехали, ты была такой бледной. Фиона сказала, что роды не были тяжелыми, но ты потеряла слишком много крови! Тебе не следовало так поспешно взбираться на лошадь и ехать так далеко.

– Это было необходимо, – сказала она.

– Теперь ты должна поправиться. Но если бы ты не вышла из беспамятства, то могла умереть. А где Кверон?

– Прежде чем покинуть Шиил, я отправила его к Ревану.

– К Ревану? В твоем состоянии, когда скоро должен был родиться ребенок?

Она слегка пожала плечами, вздрогнув от напряжения слабых мышц.

– Тогда я еще не знала, что это случится скоро. Как там девочка, с ней все в порядке?

Джорем кивнул.

– Сейчас все спят. Пока Фиона и брат Доминик мыли тебя, Ансель рассказал, что произошло.

– Брат Доминик?

– Тот, что кормил тебя супом. Он работает в лазарете. Разумеется, у них нет ни одного Целителя.

– Мне тоже так кажется. – Она глубоко вздохнула. – Как Элистер? – мягко спросила она, используя это имя по привычке, хотя в комнате никого не было.

– Пока что в Дхассе, – прошептал Джорем. – Сегодня вечером я свяжусь с ним и передам, что вы добрались. Кстати, ваше желание во что бы то ни стало уйти от погони было оправдано. На следующий день после Рождества регенты объявили нашу семью вне закона. Подозреваю, именно поэтому Трурилл подвергся нападению, свою руку к этому приложил и клан слишком уж рьяных Мак-Иннисов. Но в любом случае Элистер и Джебедия ждут новостей о новом синоде в Рамосе, прежде чем присоединиться к нам. Новый архиепископ и его прихлебатели уже лишили сана всех священников-Дерини, устранили епископов, не пожелавших пойти на сотрудничество с ними, и запретили Дерини вступать в духовное сословие.

Ивейн взглянула на епитрахиль, лежавшую поверх одеял, и снова на брата.

– Кажется, ты не принял низложения.

– А как ты думаешь? – ответил он.

Его крепко сжатые зубы и мрачный огонек, тлевший в серых глазах, рассказали Ивейн все то, что она хотела знать.

Ивейн улыбнулась.

– Понятно. Ты сказал что-то про нового архиепископа. Хьюберт?

– А кто же еще? Ниеллан и Дермот бежали с нами в Дхассу, но Хьюберт наверняка знает, где мы, потому что он приказал Рану осадить город. Кай и Давит Неван убиты в соборе на Рождество, так же как и…

Он склонил голову, голос его сорвался. Джорем вовсе не собирался говорить на эту тему, особенно с ней, но Ивейн уверенно сжала его руку.

– Я уже знаю, Джорем. Все в порядке, можешь говорить и об этом.

– Мне очень жаль, Ивейн, – прошептал он. – Видит Бог, мы пытались спасти его, но не имея под рукой Целителя… Это было ужасным, бессмысленным, трагическим…

– Я знаю, – пробормотала она. – Вы не виноваты в этом. Неужели ты думал, что мне не известно об этом? Неужели ты думал, что я ничего не почувствовала, когда он умер?

Она часто заморгала, чтобы скрыть выступившие слезы, и смотрела в потолок до тех пор, пока не смогла продолжить.

– Нам не удастся пребывать здесь вечность, – произнесла она, немного отойдя от переживаний. – Нельзя подвергать опасности добрых монахов, предоставивших нам кров. У тебя есть какие-нибудь идеи, кроме того, чтобы собраться здесь всем вместе?

Джорем кивнул, вновь возвращая спокойствие духа.

– Нам с Анселем поручили начать возводить здесь Портал. Как только сможем, отправимся в старый михайлинский храм, куда мы водили Синхила. Он пустует, но давние запасы все еще там. Превратив Портал в храме в ловушку, мы будем в безопасности, по крайней мере какое-то время.

– Бывают куда худшие места изгнания. А тут мы почти как дома. Ты сказал, что вы собираетесь соорудить здесь Портал. Вам одним не управиться…

– Даже и не думай предлагать свою помощь, – мягко произнес он. – Мы собирались попросить Кверона, но можно найти и других. Насколько я помню, Фиона знакома с этим делом. Можно будет привлечь и Камлина, если он поправится к тому времени.

Ивейн вновь подняла глаза к потолку, до боли закусив губу.

– Тебе рассказали о тете Эйслин, Адриане и… Эйдане? – прошептала она дрожащим голосом.

Джорем кивнул.

– А также о том, как ты исцелила Камлина. Это было чудо, Ивейн!

– Нет, это все Тиег, – поправила она, снова поворачиваясь к брату. – Он тоже Целитель, как и его отец. Он… – Она с трудом сглотнула, упорно стараясь справиться со слезами. – О, Джорем, его отец так гордился бы им!

Не в силах больше сдерживаться, она зарыдала в объятиях Джорема, гладившего ее по голове, бормотавшего глупые слова и в конце концов установившего с ней контакт, чтобы каждый из них узнал, что случилось с другим со времени их последней встречи. Когда она наконец взяла себя в руки и открыла глаза, Джорем сидел рядом, здесь же был и брат Доминик со второй миской похлебки.

– Я не могу, – она попыталась протестовать. – Еще столько дел впереди.