Текст книги "Камбер-еретик"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Джорем вовремя подоспел – у Тависа затряслись колени, и совсем ослаб телесный контроль. Это было вполне естественно для новичка в такой степени взаимодействия, когда открываются не только мысли, но и глубины подсознания. Большинство впервые заходивших в такие дали инстинктивно отталкивались, но Тавис не оробел перед еще не ясной ему силой заклинания и не прервал контакта. Камбер подхватил Целителя, опустил на пол и сам сел рядом. Встревоженный Джаван попытался было подойти, но Джебедия остановил его и постарался растолковать, что сейчас испытывал Тавис, вспоминая свой собственный первый контакт с Камбером. Разумеется, друг Джавана не знал, что под обликом Элистера Келлена скрывался деринийский святой, но и Элистера было достаточно, чтобы Тавис никогда не забыл того, что он сейчас испытывал.

Камбер поделился с ним всем, чем мог, рассказывая об Элистере Келлене и его связях с остальными – Джоремом и Джебедией, Райсом и Ивейн и даже Джеффраем, Эмрисом и Квероном. Новый собрат узнал о миссии, которую они выполняли последние двенадцать лет, и даже о Камберианском совете и его работе. Он почему-то уверился, что Тавис окажется в их числе, и прямо сказал об этом.

Не стал раскрывать ему всей правды о событиях в ночь смерти Синхила и правду о самом себе, но во всем остальном предоставил свой мозг настолько, насколько позволял его епископский сан. Даже боль от смерти Райса была открыта, раскаянье искупило вину, а горе схоронилось в тайниках души.

Оставался еще один важный вопрос. Тавис был пока единственным наследником открытого Райсом таланта блокирования деринийских способностей, королевскому Целителю было необходимо включаться в игру «пророка» Ревана. Нельзя сказать, чтобы Тавис вызвался на это. Преданный Джавану, он не решался расстаться с единственным другом и понимал, как много может сделать вместе с Реваном для защиты расы Дерини от истребления.

Пока он согласился работать с Квероном над совершенствованием своих способностей и поиском других Целителей, которым можно будет передать дар Райса, и только если ни одного так и не найдется, примкнуть к Ревану, когда оставаться с Джаваном станет опасно. Слишком многое в этом замысле держалось на «если», но Тавис просто не мог принять решение без совета с Джаваном. И Камбер вынужден был согласиться.

Открыв глаза, Тавис обнаружил, что лежит на полу. Рядом сидит ласково улыбающийся архиепископ, а обеспокоенный принц склоняется к нему. Позади Джавана располагался Джорем с горящей свечой, на губах играла улыбка. За ним стояли Ниеллан и Джебедия, последний казался особенно довольным.

– Как… как я очутился на полу? – спросил Тавис.

– У тебя ослабли ноги, – просто ответил Камбер. – Обычное явление. Вот, например, Джорем может опуститься на любой уровень, оставаясь на ногах и следя за нормальной работой тела. Другие, как Джебедия, входя в транс, не могут устоять на ногах. Не знаю, зависит это от выучки или нет. Вероятно, это индивидуальная особенность, нечто вроде разной реакции пациентов на приказы Целителя погрузиться в сон. Работая с Райсом, я заметил это.

Обдумывая слова Элистера, Тавис не вздрагивал, вспоминая о Райсе, как до контакта. Его защиты вернулись на место, но пока недостаточно упрочились. Соприкосновение сознанием сохранялось, и Камбер мог следить за ходом мыслей Тависа, как это бывало с Джоремом и Джебедией в минуты откровенности. Он почувствовал, что Тавис размышляет над тем, что только что произошло, и улыбнулся, когда Целитель недоверчиво поднял на него глаза.

– Элистер, мы правда делали то, о чем я думаю? – прошептал он.

Камбер не спеша кивнул, его огорчало, что такой Дерини до этой ночи ни разу не испытал контакта высокого уровня. Теперь он понял, как много досталось от жизни ему и сколько еще было таких, как Тавис, не знавших этого, немного страшного поначалу и сладостного ощущения, данного им при появлении на свет.

– Вне сомнения, ты справился с этим, Тавис, – с улыбкой произнес он. – Просто не представляю, как удавалось не замечать тебя все эти годы, думаю, ты станешь нам хорошим помощником.

– Я попробую, – с готовностью отозвался Тавис. – Мне очень жаль, что я так долго боролся против вас.

– А как же я? – вмешался еще немного встревоженный Джаван, придвигаясь поближе. – Я тоже хочу помочь! Вы же знаете, я могу.

– Джаван! – упрекнул его Тавис, усаживаясь с помощью Камбера.

– Нет, он прав, – сказал Камбер, спрашивая себя, действительно ли он хочет после эмоциональных потерь с Тависом работать еще и с Джаваном. Тот обмен был очень важен, нельзя было упускать такую возможность, но сейчас его равновесие было слегка нарушено, как всегда после первого контакта. И все-таки, если Джаван готов довериться, готов открыть перед ними свои защиты, такой шанс нельзя было упускать. Мгновенное совещание с Джоремом и Джебедией окончательно убедило – они разделяют его надежды и уверенность.

– Джаван, вы понимаете, что происходило между мной и Тависом? – поинтересовался он.

– Мне кажется.

– Ну и что же случилось?

– Вы оба… опустили свои защиты, и… каждый вошел в сознание другого?

Камбер кивнул.

– В общем правильно. Но это поверхностное объяснение. Тавис доверился мне, он предложил мне все свои мысли и все свое существо, я взаимно сделал то же. Это самый ценный дар общения, дар доверия и приязни без условий и оговорок. Не всякому стоит доверяться, но если пошел на это, ничего не таи или потеряешь контакт. Вам это понятно? – Джаван выслушал с широко открытыми глазами и осторожно кивнул.

– У меня есть защиты, отец Элистер. Тавис говорил вам об этом?

– Да. А также и то, что вы умеете опускать и поднимать их по своему желанию, как это делаем мы. Вы, правда, это умеете?

Джаван неуверенно посмотрел на Камбера, перевел взгляд на Тависа и снова на Камбера. На мгновение Камберу показалось, что он готов отказаться от того, что начал, но принц потупил глаза и спросил:

– Вы хотите посмотреть? Я… никогда не делал это для других, только для Тависа. Но если нужно, я попробую.

Он понял отца Элистера и был внутренне подготовлен, но явно робел, боясь оконфузиться, а Камбер не был убежден, что сам сможет наилучшим образом мобилизоваться для контакта. Тавис очень своевременно взял дело в свои руки.

– Есть предложение, Элистер.

– Да?

– Джаван не бывал в контакте. Если даже я со своей деринийской подготовкой устал от этого, то ему будет тяжело вдвойне.

– Ты хочешь сказать, что он не готов? – спросил Камбер.

– К вашему прикосновению – вероятно, но с моим уже знаком, – ответил Целитель. – Он опустит защиты с моей помощью, а потом вы установите связь через меня.

– Хорошая мысль.

Джаван явно обрадовался такому повороту. Когда он сел, скрестив ноги, перед Целителем, Камбер знаком велел Джорему подойти. Джорем задул свечу, которую все еще держал, передал ее Ниеллану, расположился между Джаваном и Камбером и опустил руку на колено отца. Джебедия устроился сзади, руки покоились на плечах Камбера и Джорема.

Целитель и принц начали очень быстро, после нескольких негромких слов веки мальчика задрожали. Спустя еще мгновение рука Тависа оказалась на лбу мальчика, и он одобрительно кивнул сам себе, опускаясь на рабочий уровень связи, и знаком пригласил Камбера присоединиться. Контакт пока был легким, Джавану еще не удалось полностью убрать защиты, они у мальчика действительно были – прочные, непреодолимые защиты, которыми мог гордиться любой Дерини.

В первые секунды контакта Камберу открылись несколько уровней мозга Джавана, и он увидел яркое, искрящееся нечто с расходящимися во все стороны тончайшими нитями, потом взаимодействие ослабело.

Выйдя из контакта, Тавис оглянулся на Камбера, удивленный появлением сверкающего сгустка.

– Вы знаете, что это было? – спросил он.

Камбер кивнул.

– Знаю. К сожалению, я не могу рассказать тебе, что именно.

– Не можете… Это имеет какое-нибудь отношение к тому, что случилось в ночь смерти его отца? – догадался Тавис, в ожидании подаваясь вперед, Джаван сделал то же самое.

Камбер поднял бровь. Как быть? Он обратился за советом к Джорему и Джебедии. Он не мог рассказать Целителю и принцу всего, что случилось той ночью. С другой стороны, судя по рассказам Тависа о мальчике и его собственным наблюдениям, тот вел себя не так, как они ожидали. У него не должны были появиться защиты, он не должен был овладеть искусством считывания мыслей, а слепящий зародыш пробуждавшихся способностей Камбер не рассчитывал обнаружить до того, как Джаван станет королем.

– Я не должен рассказывать вам, что конкретно случилось, – ответил он. – Я, как и все, кто там находился, обещал это Синхилу. Однако, раз уж вы знаете кое-что, я могу сказать: то, что произошло, связано с наследственностью. Синхил решил, что… определенные результаты должны проявиться сначала в Алрое. Отчасти это удалось. Без сомнения, у короля есть потенциал. К несчастью, регенты слишком крепко держат вашего брата. Сомневаюсь, чтобы когда-нибудь он использовал то, что ему дано. И слава Богу, ведь он – орудие в руках регентов.

– Это не его вина! – в сердцах бросил Джаван.

Камбер успокаивающе коснулся плеча принца.

– Я знаю, что это не его вина, сын мой. Но факт остается фактом: Алрой действует не по своей воле и скорее всего обречен на это. Вероятно, нашему королю не суждено стать взрослым. Райса беспокоило его здоровье.

– Вы хотите сказать, что он может умереть? – воскликнул Джаван. – Тавис, это правда?

Вздохнув, Тавис опустил глаза.

– Ты же знаешь, он очень хил. Кроме того, по-моему, регенты пичкают его успокоительным сверх всякой меры. Ты видел, что иногда он начинает клевать носом ни с того ни с сего. Мы не можем помочь ему, поэтому я не говорил тебе об этом. Я не хотел, чтобы ты беспокоился раньше времени.

Растерянный, Джаван переводил взгляд, встречая подтверждение слов Тависа в каждом лице, даже в добрых глазах Ниеллана.

– Они… будут повинны в его смерти? – наконец спросил мальчик. – Регенты намерены убить моего брата?

Камбер покачал головой.

– Нет. В интересах регентов поддерживать в Алрое жизнь. Они могут контролировать его действия, но насчет вас не уверены. Это еще одна из причин поскорее избавиться от Тависа. Он заставляет вас думать и не позволяет им превратить вас в такую же марионетку, какую они сделали из Алроя. Когда Тависа вынудят уйти, вы должны быть предельно осторожны. Ни на минуту не допускайте мысли о том, что они обманулись вашей деланной простоватостью.

Джаван долго смотрел на них и молчал, потом уставился в пол.

– Вы сказали, то, что со мной произошло, имеет отношение к наследственности.

– Да.

– Значит, мои защиты и то, как смотрю, чтобы узнать, лгут ли люди…

– …является частью того, чем вы могли овладеть, только став королем, – подхватил Камбер. – Думаю, ясно, почему. Если бы все шло, как задумал ваш отец, вы трое не изменялись бы до восшествия на престол. Но даже тогда вы узнали бы об этом только в момент действительной необходимости. По-моему, ваш отец думал о будущем: только один наследник династии Халдейнов должен наследовать то, что приобрели вы, причем в свой черед.

– Почему же тогда это случилось со мной? – спросил Джаван.

– Возможно, по той самой причине, о которой мы говорили раньше, – вмешался Тавис. – На совершенно одинаковые действия люди откликаются по-разному. – Он задумчиво посмотрел на Камбера. – Элистер, по-моему, мы не можем больше… продолжать обходить стороной то, что случилось, раз уж он знает кое-что.

– Ты действительно думаешь, что он готов к такой ответственности? – возразил Камбер.

Тавис поджал губы.

– Разумеется, он очень юн, но, тем не менее, много знает.

– И, вне всякого сомнения, еще многое узнает, но пусть уж все идет своим чередом. Если хочешь, можешь продолжать работать с ним, посмотрим, что тебе удастся обнаружить, – сказал Камбер с легкой улыбкой. – Мне будет интересно знать, насколько искажены намерения Синхила. Кроме того, это будет прекрасной тренировкой для Джавана, имеющего защиты и пытающегося считывать мысли.

Они еще долго говорили, но Камбер больше не распространялся о судьбе Джавана. Следовало условиться о плане и обсудить возможные действия по сохранению безопасности Джавана и Тависа. К тому времени, когда Камбер уже был готов отпустить Целителя и принца обратно в Валорет, настроение его немного улучшилось. Пока юность Джавана представляла некоторую преграду, но годы исправят такое положение вещей, с каждый днем Джаван все ближе к совершеннолетию и почти наверняка – к короне. А пока друзьям нужно по возможности держаться в тени, особенно Дерини Тавису, и стараться не спровоцировать регентов на жесткие меры. Тавис начнет изучение приемов работы с Квероном, а потом с Реваном.

Когда принц и Целитель ушли и Портал снова стал ловушкой, Камбер, Джорем, Джебедия и Ниеллан принялись за обсуждение дальнейших планов.

– Эта новость о приказе нас арестовать тревожит меня больше, чем я показал Тавису, – сказал Камбер, меряя шагами кабинет Ниеллана. – Сейчас я особенно встревожен безопасностью Ивейн. Плохо, что возле нее не оказалось по-настоящему близкого человека, к которому она могла бы обратиться, когда ее душу пронзила весть о смерти Райса… она не могла ее не почувствовать. А если ее начнут преследовать…

– Элистер, мне кажется, ее невозможно догнать, – сказал Ниеллан. – Она уехала из Валорета пять дней назад. Кроме того, с ней Ансель и Кверон.

– Знаю. И возможно, вы правы. Но ведь она не знает, что теперь стала фактически беглянкой. А это кое-что да значит.

Ниеллан покачал головой.

– Что значит? Это заставит ее бежать быстрее? Элистер, у нее на руках двое детей, которых нужно защитить, и еще один неродившийся. Неужели вы думаете, что она не хочет сохранить их свободу? Джорем, она ваша сестра. Вероятно, вы знаете ее лучше, чем любой из нас. Объясните Элистеру, что она знает, что делать.

– Она знает, – повторил Джорем, грустно улыбнувшись и кивнув. После смерти Райса ни он, ни отец были не в состоянии мысленно связаться с ней, хотя, вероятно, и потрясение, и расстояние были тому причинами. Они были уверены, что Ивейн жива…

– Должно быть, с ней все хорошо, – согласился Джебедия. – Если она узнает об ордере на арест, может только еще больше разволноваться. Помешать Ивейн невозможно при всем желании, из Валорета в Трурилл ведет около полдюжины дорог, она выбрала одну, а из Трурилла в монастырь святой Марии еще больше путей. Это значительно затруднит ее поиски – и наши, и возможных преследователей. Кроме того, если кто-то догадается, что она едет в Трурилл за сыном, откуда им знать, что она не отправится в монастырь святой Марии?

Он покачал головой.

– Вы хорошо потрудились, роясь в архивах епархии, Элистер. Сомневаюсь, чтобы кто-то за пределами самой обители помнил, что существует такой монастырь святой Марии-на-Холмах, и знал о его местонахождении.

– Вероятно, вы правы. И Дхасса, к сожалению, слишком далеко, чтобы можно было установить надежный контакт, даже если Ивейн ожидает этого. Вероятно, кто-то из нас должен был бы находиться в монастыре, чтобы встретить ее. Если бы удалось найти доступ к Порталу в том районе, проблем с этим не возникло бы. Джорем, ты лучше остальных знаешь район Кор Кулди. Сомневаюсь, чтобы брат Хьюберта испортил Портал, даже если бы знал, где его искать. Предположим, что он этого не сделал. Сумеет ли кто-нибудь пройти через тот Портал и остаться в живых?

– Я бы сумел, – ответил Джорем неуверенно. – Ты этого от меня хочешь?

Камбер кивнул.

– Думаю, да. Мне очень не хочется посылать тебя в одиночку, но кто-то все-таки должен туда отправиться. К тому же нам нужен Портал в самом монастыре, чтобы можно было попасть в кииль еще одним безопасным путем. Как только приедут Ансель и Кверон, будешь помогать им в его сооружении. Не думаю, что можно рассчитывать на помощь Ивейн до рождения ребенка. Но вас троих будет вполне достаточно, не так ли?

– Да, и мы могли бы черпать силу у Эйдана, Камлина и наиболее надежных из братии. Мальчики уже достаточно взрослые для этого.

– Хорошо. Я полагаю, отправляться нужно прямо сегодня. От Кор Кулди до монастыря Святой Марии два дня пути, так что придется поторопиться, если хочешь приехать раньше нее. Джеб, ему нужны самые неприметные доспехи, какие сможешь найти, лучше черные. Ниеллан, постарайтесь собрать провизии, чтобы поменьше весила и занимала места, но чтобы у него не было нужды по дороге заглядывать на постоялые дворы за пропитанием. Джорем, пока они все готовят, давай обговорим, в какое время мы с тобой будем устанавливать связь и поработаем немного над этим. Жаль, мы не сделали этого с Ивейн перед ее отъездом… ну да ладно, неважно. Ты готов?

Джорем улыбнулся, сознавая, что отец намеренно погружается с головой в заботы, чтобы хоть немного облегчить гнет беспокойства.

– Ты, как всегда, умудряешься подумать обо всем.

ГЛАВА XXIX
Но внезапно в один день придет к тебе то и другое – потеря детей и вдовство: в полной мере придут они на тебя, несмотря на множество чародейств твоих и на великую силу волшебств твоих.[30]30
  Исайя 47:9


[Закрыть]

Для Ивейн время тянулось невыносимо медленно, всю эту неделю, за исключением первых нескольких часов, она чувствовала лишь опустошенность и мрак на душе, и боль потери. Она знала, что Райсу грозит опасность, когда уезжала из Шиила в Сочельник. Она тревожилась за него, когда Джебедия поведал о разрушенном аббатстве Святого Неота и велел собирать вещи. Райс отправился помочь Джавану, но Ивейн знала, что он не доверяет Тавису. Похоже, кризис нарастал и стремительно приближался к развязке. Одному Богу ведомо, уцелеют ли они.

Но она не могла позволить, чтобы страх и сомнения парализовали ее волю. Не могла она и предоставить отцу, брату или мужу, чтобы они вызволили ее из этого кризиса. Это было настоящее чудо, что Джорему удалось лично прийти и предупредить ее, особенно после того, что им с отцом довелось лицезреть в обители Святого Неота. Они старались как могли, чтобы защитить тех, кто был вверен их покровительству; а ей надлежит позаботиться о тех, кто находится под ее защитой.

Она решила, что их челяди в Шииле небезопасно долее оставаться на службе в Дерини, и потому расплатилась и отпустила большинство из них, а самым преданным передала в дар усадьбу, потому что была совершенно уверена, что никогда не вернется назад. При себе она оставила лишь четверых стражников – все они были холостяками, ибо Ивейн не желала подвергать опасности чьи-либо семьи. Детей закутали в самые теплые одежды, а все ценное спрятали у подножия Портала, включая и несколько древних рукописей, за которыми она намеревалась рано или поздно вернуться; потом она заперла Портал ото всех, кроме кровных родичей. Сменных лошадей нагрузили провизией на всю дорогу, зная, что не рискнут останавливаться в пути.

Кроме того, не ставя в известность Джорема, она отправила Кверона, чтобы тот предупредил Ревана и рассказал ему о последних событиях, ибо невозможно было допустить, чтобы ее старый друг маялся в неизвестности, в ожидании вестей и приказов, которых ему никто никогда уже не передаст. Она заверила аббата, что остается в безопасности, а ребенок не родится раньше, чем через месяц. Кверону очень не хотелось уезжать, но в конце концов он уступил, полагая, что Джорем одобрил это решение.

Всю ночь страхи за Райса не отпускали ее, но потом ей почему-то показалось, что дела у него пошли на лад. Позавтракав, она, весело смеясь, ехала на своем любимом гнедом жеребце возле Райсил, которая, сияя от счастья, скакала рядом с юным стражником. Малыш Тиег сидел в седле перед Анселем, скрывшим церковное облачение под кольчугой. Мальчик весело щебетал, пытаясь сосчитать вьючных лошадей, следовавших кавалькадой, и на счете «три» постоянно сбивался. В солнечный рождественский полдень Ивейн была меньше всего готова к прикосновению смерти.

Она поняла, что конец Райса не был мгновенным, знала только, что он умирает. Это было как громовой удар – в легких Ивейн больше не было ни глотка воздуха, и она не могла вздохнуть. Она едва не вывалилась из седла, натянула поводья и склонила бескровное лицо к бархатной луке седла. Ансель тотчас пересадил Тиега, несмотря на его протесты, на лошадь ближайшего слуги и оказался рядом.

– Что случилось? Ребенок?

– Нет… Райс! – удалось выговорить ей. Обезумевшая от горя, она ушла в транс, стараясь выяснить положение мужа, обнаружить причину его беспамятства. Жизнь угасала, и он ускользал в темноту, куда она не могла добраться.

Это было странное чувство разъединения навсегда, Ивейн потянулась из последних сил… и перестала ориентироваться. Он был очень далеко… в Дхассе?.. Но их разделяли не только многие мили. Ивейн могла чувствовать отзвуки дальних страданий ее отца, брата, Джебедии, но только не его, Райса.

Она заморгала и подняла глаза, удивленная, что солнце по-прежнему блестящей монетой сияло в зимнем небе, и по тому, как потрясен Ансель, поняла, что и он почувствовал. Ивейн спрятала лицо в ладонях и заплакала.

О нескольких следующих днях она мало что помнила. В памяти осталась только бесконечная дорога, безвкусная еда, которой ее кормили, и тревожный ночной сон.

Временами, особенно вначале, они мчались по заснеженной дороге, высекая копытами осколки льда и замерзшей грязи, а иногда по несколько часов кряду неподвижно стояли в лесной тишине, и Ансель делался очень беспокойным, если кто-нибудь кашлял или лошади ржали.

Несколько дней спустя с безумной скачкой и прятками в лесу было покончено. Почти каждую ночь выпадал снег, затруднявший передвижение беглецов, зато остальных не выпускал за ворота. В первые дни Ивейн не могла ни говорить, ни двигаться и не делала бы ни того, ни другого, если бы ее не тормошил Ансель. Юношу заботили безопасность Ивейн и ее будущего ребенка, а в забытьи она в любую секунду могла свалиться с коня. Племяннику удалось где-то раздобыть пароконную повозку с крытым верхом, и это избавило его от необходимости неотлучно быть у седла своей тети. На закате понедельника последнего дня года Ивейн вернулась к действительности, стала осмысленно воспринимать происходящее.

За ужином она извинилась за свое состояние, поиграла с детьми и, когда они задремали, принялась расспрашивать Анселя и охранников о событиях последних дней, сидя у костра, надежно укрытого от чужих глаз.

Узнав, что до Трурилла и встречи с сыном осталось четыре часа езды, она упросила немедля ехать. Взяв детей в повозку, она баюкала их песней и укачивала, расплела свои золотые косы и распустила по плечам – Эйдан любил видеть ее такой. Стражники прихватили с собой головни от костра, и факелы отбрасывали на свежевыпавший снег мерцающие багряные отблески.

Когда показался Трурилл, до рассвета оставался всего час, и на востоке горизонт уже розовел. Они, пришпорив лошадей, приближались к цели и вначале не обратили внимания, что заря занялась не там, где положено, а прямо перед ними. На въезде в лощину, ведущую к замковым воротам, Ивейн отдернула занавеску своей повозки и с ужасом увидела языки пламени, чуть колыхавшиеся на легком ветерке раннего утра. Замок Трурилл горел!

Ивейн вскрикнула и свесила ноги наружу, собираясь выпрыгнуть.

Ансель, подскакавший к повозке, смотрел на пожар в полной растерянности, потом спохватился и подал руку Ивейн, помогая выйти из остановившейся повозки.

Она покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за кожаную накладку его доспехов, факелы освещали ее безжизненное лицо, окруженное, словно нимбом, золотыми волосами, стелющимися по ветру.

– Там внизу Эйдан! – сквозь рыдания кричала она. – Ансель, мы должны найти его! Они ведь не причинили ему вреда? Он просто маленький мальчик!

В Ивейн говорило отчаяние матери: дочь Камбера знала, что юность жертвы – не помеха для убийц. Если они взяли заложников, оставался шанс, что Эйдан еще жив, хотя она не могла уловить его присутствие. Набег мог быть карательной экспедицией, и тогда не возьмут пленных и не оставят свидетелей.

Они стояли, и время, казалось, остановилось. Ивейн и Ансель пытались внутренним зрением обнаружить в округе солдат и мародеров. Томас, родственник Анселя, взял у одного из своих товарищей факел и молча стал спускаться в долину.

Какое-то время он отсутствовал, а когда вернулся, его лицо было бледно, обувь и штаны перепачканы, его, видимо, стошнило. Он натянул поводья и остановился рядом, не поднимая глаз.

– Ну? – прошептала Ивейн. – Они ушли? Вниз можно спускаться без опаски?

Юноша судорожно глотнул, и его едва не опять не вырвало.

– Миледи, не ходите туда. Это неподходящее место. Там вам не на что смотреть.

У Ивейн сердце оборвалось, она не отваживалась задать следующий вопрос, но не спросить тоже не могла.

– Ты нашел моего сына? Видел Эйдана?

– Прошу вас, миледи, не ходите. Те, кто побывал в Трурилле, были настоящими мясниками.

– А Эйдан? – настаивала Ивейн, подошла к его лошади, взялась за повод и твердо посмотрела в глаза молодого слуги.

Юноша склонил голову, к горлу подкатил комок.

– Не знаю, миледи. Слишком темно, чтобы разглядеть лица. К счастью, темно.

Всхлипнув, она ухватила Томаса за сапог, стаскивая с седла.

– Слезай. Дай твою лошадь. И оставайся здесь с детьми, пока не увидишь знак, что все спокойно.

Юноша спрыгнул на землю с другой стороны. Ансель подъехал вплотную и, не зная, как поступить, взглянул на Ивейн.

– В вашем положении это не самое разумное решение. Ребенок…

– А как же другой мой ребенок, первенец? – возразила она, стараясь взобраться на лошадь и наконец усаживаясь в седле. – Эйдан может быть внизу. Если он там, он может быть жив. Я должна узнать это.

Покачав головой, Ансель взял у одного из стражников факел и встал перед ней.

– Хорошо. Томас, ты и Арик останетесь здесь с повозкой и лошадьми. Как только станет светлее, можете спускаться вниз, но не входите с детьми за замковые стены, пока я не подам сигнала.

Томас, у которого не было никакого желания снова видеть замок, усердно закивал.

– Да, милорд. Вы не хотите, чтобы эти крошки видели, что творится внизу.

Заспанные дети – семилетняя Райсил и малыш Тиег – выглянули из повозки, и Ивейн послала им воздушный поцелуй.

– Оставайтесь здесь, милые, – сказала она. – Очень скоро они приведут вас к маме.

Золотоволосая Райсил, слишком развитая для своих семи лет, простодушно спросила:

– Мама, ты хочешь найти Эйдана? По-моему, его нет внизу.

– Посмотрим, Райсил, – Ивейн удалось сохранить тон, хотя дочь подтвердила то, что говорило и ее внутреннее зрение.

Помахав детям, она разобрала поводья цепенеющими от холода пальцами и пустила лошадь в долину. Ансель поспешил оказаться впереди на случай, если лошадь поскользнется. Позади них ехали двое охранников, каждый с факелом. Вся группа – кусок черноты в сумраке рассвета, ограниченный точками огня, – исчезла в низине с поспешностью, неразумной на такой дороге в иных обстоятельствах.

Когда они подъехали к воротам, первый свет новогоднего утра блеснул на небесах, открывая детали чудовищного зрелища. Под замковой стеной лежали шесть или семь мертвых тел, уже припорошенных снежком, видимо, их сбросили со стен, и они обрели смерть на камнях внизу. В воде крепостного рва среди ледяных обломков плавало еще несколько тел. Вздувшееся лицо мертвеца смотрело из-подо льда прямо в зенит. Ивейн задрожала, плотнее завернулась в плащ и направила лошадь на опущенный замковый мост.

После бойни все, что могло гореть, было подожжено. Деревянные стойки смотровой площадки над башней ворот все еще тлели, некоторые обвалились, загородив собой почти половину ворот. В самом замке огонь тоже сделал свое дело. Крыши центральной башни и большого зала дымились, а от деревянных служб, выстроенных вдоль стен, не осталось ничего, кроме обгоревших бревен, бывших прежде конструкцией кровли. Дверь хозяйственной клети уцелела, она была заперта снаружи, участь тех, кто остался за ней, была еще страшнее, чем у павших от меча. Двор был усеян трупами, снег милосердно прикрывал убитых, щадя зрение. Тошнотворный запах горелого мяса и крови висел в воздухе.

Мрачный Ансель решительно спрыгнул с коня и осматривал лежащие поблизости тела. До боли в пальцах стискивал он рукоять меча, склоняясь над каждой новой жертвой.

Многие тела были изуродованы. Некоторых привязывали к лошадям, которых пускали вскачь, на этих несчастных не осталось ни кусочка кожи, только кровавое месиво. Почтенному седовласому священнику отрубили ладони и ступни, выкололи глаза и бросили умирать на снегу от потери крови. Возможно, это была тоже легкая смерть.

Во дворике, у кухни, Ансель обнаружил двух девушек-служанок, изнасилованных, со вскрытыми грудными клетками. Одна из них была беременна, теперь плод лежал в луже замерзшей крови рядом с матерью.

У него началась рвота. Он захватил пригоршню чистого снега и тер лицо, чтобы прийти в себя; самое ужасное он уже увидел. Вдруг он заметил фигуру мальчика, почти прямо стоявшего у конюшни. Несмотря на расстояние и неяркий свет, Ансель узнал в нем Эйдана.

Он стянул плащ и завернул в него хрупкое обнаженное тело, прежде чем это увидела Ивейн, снял мальчика с кола и положил на островок чистого снега. Лицо оставалось открыто, легкий утренний ветерок играл с золотистыми волосами мальчика, когда Ивейн тяжело опустилась на снег рядом с сыном. Его глаза были закрыты, тело Эйдана закоченело в том положении, в котором он принял свою ужасную смерть. На белой коже груди остались рубцы от бича, которым убийцы истязали мальчика, прежде чем зверски казнить. Ансель не сразу сообразил пересесть, чтобы закрыть от Ивейн орудие убийства ее сына. И она побелела, увидев окровавленный деревянный кол и замерзшую лужу крови у его основания.

Было невыносимо смотреть, как Ивейн припала к Эйдану, и ее волосы, точно светлая металлическая завеса, окутали их, она сжала прекрасное юное лицо и заглядывала в закрытые глаза. Борясь с душевной болью, Ансель пытался понять, почему Эйдана подвергли такой мучительной смерти здесь, во дворе у конюшни?

А потом в темноте конюшни он увидел ответ на вопрос. Потрясенный, он сжал зубы, чтобы сохранить самообладание, поднялся и медленно подошел к двери. Теперь он знал, что случилось с Адрианом Мак-Лином.

Все, что он видел прежде, было не более чем жестокостью в сравнении с мучениями, доставшимися хозяину замка.

Раздетого Адриана секли и жгли каленым железом, его веки срезали, чтобы он видел совершаемые над ним злодейства до самого конца. За запястья и лодыжки его привязали к стойкам ворот, подвесив в нескольких футах от земли. До или после того, как ему вспороли живот, его кастрировали.

Ужасное прозрение наступило: они приняли Эйдана за сына хозяина замка. Им показалось мало истязать Адриана перед смертью, его заставили смотреть на пытки и мучения мальчика, которого сочли за Камбера Мак-Лина. Сыновья Райса и Адриана были так похожи, что их можно было бы принять скорее за родных братьев, чем за двоюродных. Камбера Мак-Лина Ансель не видел среди убитых.