Текст книги "Звезды"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)
– Почему вы так боитесь этого? Удаление жирового слоя – достаточно обычная операция в наше время.
– Я боюсь, это повредит моему образу. И, кроме того, – он спустил рукав, – если говорить честно, еще того, что женщины, с которыми я захочу иметь дело, сочтут меня недостаточно мужественным за то, что я опустился до такой вещи, как косметическая операция.
– По-моему, вы слишком строго судите. Мужчины тоже делают косметические операции; женщины отнюдь не обладают на них монополией.
– Не моего поколения, доктор. Мне это чуждо. И очень меня смущает.
В эту минуту дверь отворилась и в комнату вошла угрюмая Зоуи с кипой постельного белья.
– Я пришла поменять вам постель, мистер Смит, – сказала она, не глядя на Джудит.
Сестра работала молча, наполняя комнату физически ощутимым чувством ненависти. Смит вопросительно взглянул на Джудит и заметил:
– Эта больница – просто чудесное местечко. Еще минуту назад я не помнил, что нахожусь здесь на излечении после операции. Вся эта комната, да и пейзаж за окном. Если бы все больницы были такими.
Он взглянул на Зоуи, расправлявшуюся с простынями и дергающую за углы с такой яростью, что Смит бросил на Джудит еще один вопросительный взгляд.
– А вы знаете легенду, связанную с этим местом, доктор? – спросил он, стараясь разрядить напряжение. – Я не был здесь в ту ночь, когда убили Декстера Брайанта Рэмси. Тогда я был совсем мальчишкой. Но здесь находилось масса знаменитостей – Гарри Купер, Дуглас Фербенкс, даже Херст – все они вроде бы были среди гостей. Здесь проводился грандиозный прием, и список приглашенных совпадал со списком голливудских королей. Но вот что любопытно: к тому времени, как на следующий день прибыла полиция, все они исчезли и обеспечили себя неопровержимым алиби на ту ночь, когда был убит Рэмси. Это были золотые дни Голливуда.
Он помолчал, задумчиво глядя на Джудит, затем сказал тихо:
– Марион Стар была моей первой любовью. Мне тогда было четырнадцать, и фильмы с ней только-только появились в Тасмании. Роковым для меня оказался фильм «Королева Нила». Один взгляд в эти подведенные печальные глаза – и я пропал. С тех пор я так и не встретил женщины, которая могла бы с ней сравниться.
Он следил взглядом за Зоуи, двигавшейся по комнате с таким деловым видом, что это граничило с шаржем. Она вытряхнула мусорные корзины, наполнила водой графин, затем с кипой свежих полотенец исчезла в ванной.
– Вы любите кино, Джудит?
– Любила, когда была помоложе, – сказала она, едва сдержавшись, чтобы не добавить: и безумно любила вас. Она наблюдала, как утреннее солнце заливает комнату, высвечивая серебряные нити в его волосах. – У нас в Грин-Пайнс нет кинотеатра.
– Современные фильмы просто пугают меня, – сказал он, – сейчас не существует никаких правил, никаких ограничений. Раньше была достаточно строгая цензура. Вы когда-нибудь слышали о Комитете Хейса? Уилли Хейс говорил нам, что можно, а чего нельзя делать в фильмах. Помните, как в сороковых и пятидесятых годах люди спали на отдельных кроватях, даже супружеские пары? Было такое правило, что кровати должны стоять не ближе сорока сантиметров друг от друга. Если на одной кровати находилось два человека, то один из них должен был быть полностью одет – не просто в пижаме, а полностью – в костюме или чем-нибудь в этом роде. И у мужчины одна нога должна была стоять на полу. Сейчас странно даже вспоминать об этом.
Он помолчал и посмотрел на Джудит своими голубыми глазами так, что ей показалось, что он хочет сказать ей что-то личное. Сердце ее на секунду сжалось. Затем он продолжал:
– Контора Хейса отвечала за общественную нравственность. Вы знаете, что концовка пьесы Теннеси Уильямса «Трамвай «Желание» была изменена. В оригинальном варианте Стелла возвращается к Стенли, зная, что он изнасиловал ее сестру, – продолжал Смит, глядя, как Джудит наблюдает за краснохвостым соколом, усевшимся на сосновую ветку у самого окна. – Но в фильме Стелла уходит от него. Так будет лучше для общественной нравственности, уверял Хейс. Разумеется, такое слово, как «изнасилование», не произносилось. В газетах его заменяли на «преступное нападение». В пятидесятых, если женщину зверски избивали и сбрасывали с лестницы, то в газетах писали: на нее было совершено «преступное нападение». Вы знаете, Джудит, ведь Марион Стар была частично виновата в появлении конторы Хейса. Фактически Легион Нравственности был организован как реакция на ее фильмы.
– Неужели они были такими плохими?
– Они были прекрасны. Но мир переживал Депрессию, и многие возмущались ее свободным образом жизни. Поэтому они заявили, что она безнравственна. Сегодня фильмы с ее участием считаются классикой – живые и забавные, напоминающие нам о более благородном времени в кино. Теперь они делают, – он содрогнулся, – «Рэмбо».
Из ванной комнаты вышла Зоуи, бросила использованные полотенца и простыни в корзину и удалилась, не проронив ни слова. Смит сказал Джудит:
– По-моему, между вами и вашей медсестрой не все гладко. Какие-нибудь проблемы?
– Я не знаю. Как вы себя сейчас чувствуете? Помогает ли лекарство?
– Да, немного. Вы не могли бы помочь мне перебраться на кровать?
Когда Джудит вела его к кровати, еще раз обхватив за стройную талию, он сказал:
– Вы говорили, что были замужем в течение четырнадцати лет, Вы и сейчас замужем?
– В прошлом году мы развелись.
– Печально. У вас есть дети?
– Давайте не будем об этом.
Он замолчал, потом улегся на кровать и посмотрел на нее.
– В чем дело? – спросил он. – У вас что-то произошло?
– Ничего не произошло.
– Кажется, вы дама твердая, – произнес он. – Под жесткой оболочкой прячете вашу беззащитность.
Помогая ему удобнее устроиться и накрывая одеялом, она сказала:
– Почему же женщина должна быть жесткой только снаружи? Я вся насквозь твердая. Попробуйте, укусите и увидите, что я жестка, как подошва, до самого позвоночника.
Он покачал головой:
– Нет. Сердцевина у вас мягкая. Это звучит в вашем голосе. Это выглядывает из ваших зрачков. Может быть, вы расскажете мне все?
Джудит села на край кровати.
– Я никогда не знаю, что отвечать, когда меня спрашивают про детей. Вы, наверное, думаете, что я уже заготовила какой-нибудь ответ, но это не так. У меня был ребенок – маленькая девочка. Она умерла два года тому назад. Но когда меня спрашивают, есть ли у меня дети, я не знаю, что отвечать. Ответить «нет», как будто бы ее никогда не было! Или же, если я скажу «да», но не объясню, что она умерла, мне потом придется отвечать и на другие вопросы и что-то объяснять, а это так больно.
– Я не прошу ничего объяснять.
– Да, но вам хочется узнать, а я не собираюсь ничего говорить. Кимми умерла, и все.
– Это из-за этого вы похоронили себя здесь, среди снега, сосен и кинозвезд?
– Теперь вы знаете мою тайну.
– Хотите, я вам кое-что скажу? Я только что понял: то, что я рассказал вам о своей проблеме, о том, почему я действительно захотел сделать операцию здесь, я никогда не говорил доктору Ньютону, я имею в виду истинную причину. Я сказал ему, что хочу восстановить свои силы в тишине и покое, подальше от телефонных звонков и визитов. Я не сказал ему, что все это меня очень смущает, что я ужасно боюсь того, что мой секрет выйдет наружу. Но вам я сказал правду, и вы единственный человек в мире, который знает ее. Это уже о чем-то говорит, не правда ли?
– Все равно, о Кимми я с вами говорить не буду, – тихо сказала она.
– А я вас и не прошу об этом.
Она посмотрела в его глаза и удивилась, увидев в них вызов, этот взгляд не соответствовал мягкой интонации его голоса. Во взгляде была какая-то агрессивность. Он смотрел прямо на нее и как бы говорил: «Ну, давай, начинай!»
Она отвела глаза от этого взгляда, от этого вызова, таящегося в нем. Она отказывалась принять его – это вызов быть женщиной. После смерти Кимми и последующего за ним развода с Мортом – очень болезненного, со взаимными обидами и обвинениями – Джудит почувствовала, что ее сердце ожесточается, как бы каменеет со временем. Она сказала себе, что ее способность любить умерла вместе с Кимми, а Морт убил в ней все естественные желания. С тех пор вот уже два года, как Джудит смотрела на всех мужчин, которых встречала, даже на обходительнейшего Саймона Джунга, с непоколебимым равнодушием.
До сего момента.
– А у вас есть дети? – спросила она.
– Да все как-то недосуг было жениться и обзавестись семьей. Но еще есть время.
– Знаете, мистер Смит, – сказала она, – это действительно несправедливо. Мужчины могут иметь детей на протяжении всей своей жизни, они могут отложить женитьбу и детей на любое время, пока не почувствуют, что созрели для этого. Но женщины ограничены определенным сроком.
– Зато только женщины могут рожать детей, – сказал он. – Кто-то, по-моему Этика Джонг, как-то сказала, что мужчины негодуют по поводу женщин из-за того, что они могут жить своей жизнью, работать и развлекаться и в то же время у них внутри развивается новая жизнь. Она с удивлением посмотрела на него.
– Неужели вы феминист, мистер Смит? Никому не говорите об этом, иначе ваша репутация великого любовника будет навсегда погублена.
– Совсем наоборот. Чтобы быть настоящим любовником, мужчина должен по-настоящему понимать женщин, как это делали легендарные любовники – Казанова, Эррол Флинн. Я знал Флинна, он не был подонком. Он был очень добрым и великодушным по отношению к женщинам. Он искренне любил их.
– А вы? – Джудит неожиданно поняла, что флиртует с ним, но ей было трудно удержаться. – Все это звучит так, что сами вы – человек безответственный и ненадежный.
– Нет, нет, ни то, ни другое. Когда я люблю женщину, я люблю ее страстно и самоотверженно. И когда она со мной, она может быть уверена, что я думаю только о ней.
Внезапно он мысленно представил себе следующую картину: его руки расплетают ее толстую темно-каштановую косу, спадающую на спину, и играют с ее распущенными волосами, перекидывают их вперед, на ее голые плечи и обнаженную грудь. Он был поражен. Когда же он испытывал подобное желание быть с женщиной последний раз?
Теперь эта аккуратная докторская коса сводила его с ума; то, как уютно лежала она, оттеняя белоснежную белизну ее халата. Он еще раньше заметил, что кончик косы был закреплен простой резинкой и слегка касался нижней части ее спины и как бы указывал на аккуратный спортивный задик. Мысленно он потрогал и его.
– Я слышал, что пациенты довольно часто влюбляются в своих врачей, – произнес он. – А бывает наоборот? Влюбляются ли когда-нибудь врачи в своих пациентов?
Их глаза опять встретились, и Джудит неожиданно для себя подумала: интересно, что чувствует женщина, когда ее целует этот человек?
– Только такие, кто верит гладким речам, – сказала она, резко поднимаясь, чтобы он не успел увидеть, как сильно бьется жилка у нее на шее.
– Вы как-нибудь поужинаете со мной, Джудит?
– Я никогда не ужинаю с пациентами, мистер Смит. Кроме того, вы не успеете и глазом моргнуть, как окажетесь дома. Доктор Ньютон собирается выписать вас через несколько дней.
– Я знаю. На следующий день после бала. Вы собираетесь на рождественский бал, Джудит? Может быть, вы сделаете мне честь и не откажетесь сопровождать меня?
– Посмотрим, как вы будете себя чувствовать к тому времени, – сказала она. – Как мы оба будем себя чувствовать…
– А как насчет ужина? Они могут прислать сюда все, что имеется в ресторане. Куропатка по-корнуэльски здесь великолепна, да и молодая баранина тоже.
Вдруг она представила себе эту картину: стол, накрытый на двоих около камина, горят свечи, в хрустальных бокалах играет вино. Но она знала, что основное здесь не еда и не приятельские отношения – по крайней мере для нее. Для Джудит это станет ловушкой, которая заставит ее влюбиться против своей воли. И она была полна решимости этого не делать.
16
Когда Дэнни Маккей набросил спортивную куртку и повернулся, чтобы взглянуть на себя в зеркало, он был поражен. Однако это продолжалось лишь долю секунды, и продавец не успел заметить его реакцию. Это происходило каждый раз, когда Дэнни видел свое отражение в зеркале или в какой-нибудь витрине на Родео-драйв. Он смотрел на себя и видел незнакомое лицо с аккуратно подстриженной бородкой, черными волосами, очками в роговой оправе.
Ему все время приходилось напоминать себе об этом обмане, о том, что он больше не преподобный Дэнни Маккей, которого боготворили миллионы людей, который чуть не попал в Белый дом. Дэнни едва не выдал себя сегодня утром, когда отделался от дешевой «тойоты» Куинна и купил себе новый «ягуар». Дело было даже не в том, что он платил наличными – продавцы Беверли-Хиллс уже привыкли к невероятным сделкам с наличными, – нет, он чуть было не провалился, когда стал заполнять бумаги. Однако сумел исправить свой промах шуткой и выехал из салона автомагазина с веселым смехом.
Затем он остановился в Уиттоне, чтобы купить кое-какие мелочи, затем короткий визит в магазин для покупки часов «Ролекс» за пятнадцать тысяч долларов, которые он обещал себе; сейчас он находился в магазине Брагга на Родео, где полностью обновлял свой гардероб – от шелковых трусов до кашемирового плаща. И платил только наличными.
Снимая куртку, на которой болтался ценник с цифрой сорок тысяч долларов, и протягивая ее продавцу со словами: «Я беру ее», – он смотрел на незнакомца в зеркале и думал: «Я снова родился, призрак, которому все позволено».
Медленно натягивая на себя кожаный пиджак, купленный раньше, Дэнни перевел взгляд на молоденькую продавщицу, которая делала вид, что наводит порядок на прилавке с шарфами и перчатками. Она смотрела на него уже минут тридцать. Дэнни знал, что выглядит хорошо, и знал, что она думает так же. Он улыбнулся ей своей ленивой обаятельной улыбкой, и она вспыхнула. Однако глаз не отвела.
Разглядывая ее большие груди и думая, что она вовсе не так невинна, как желает показать своим золотым рождественским букетиком, скромно прикрепленным к свитеру, он сожалел, что у него нет времени познакомиться с ней поближе, так как в кармане у него лежал билет первого класса в Австралию и ему надо было мчаться в аэропорт. Кроме того, он не хотел растрачивать свою новую энергию, трахая эту продавщицу.
Дэнни всегда знал, что секс доставляет ему удовольствие лишь тогда, когда связан с насилием; ему казалось, что эти две вещи неразделимы. Его жена – теперь его «вдова» – могла это подтвердить. Если он потащит эту девицу в постель сейчас, то его желание отомстить Беверли Хайленд может уменьшиться. И еще хуже: если он потащит ее в постель, то, возможно, потом ему придется ее убить, а это еще больше уменьшит его энергию, которая понадобится ему, когда он найдет Беверли, или Филиппу, как она себя теперь называет.
Он вышел из магазина. Начал накрапывать дождь, и рождественские огни вдоль бульвара Уилшир казались слегка размытыми. Ожидая, пока его покупки укладывают в багажник, Дэнни заметил молодую женщину, медленно идущую вдоль тротуара и заглядывающую в витрины. У нее были брови дугой, гордый орлиный нос: казалось, что она хочет приподняться над остальным миром. Темнокожий человек в шоферской ливрее следовал за ней; в одной руке он нес пакеты с покупками, в другой – зонтик, которым прикрывал ее от дождя; сам он мок под его струями.
Дэнни улыбнулся. Вот так и надо жить.
Когда все было уложено и служащий удалился, положив сто долларов «на чай», Дэнни сел за руль своей новой дорогой машины и почувствовал, как в него вливается новая сила. Деньги, подумал он, действительно увеличивают потенцию. Он открыл отделение для перчаток и достал вырезанную из газеты фотографию Филиппы, под которой Куинн написал: «Это Беверли Хайленд?» Хотя лицо на фото несколько отличалось от лица Беверли каким он его помнил, Дэнни знал, что ей необходимо было изменить свою внешность. Скальпель хирурга-косметолога был знаком Беверли. Она и раньше пользовалась им, чтобы обмануть Дэнни и весь мир; она не остановится перед этим и еще раз. Затем он дал волю своему воображению и подумал, что, может быть, и не стоит ее убивать, а сделать с ней что-нибудь похуже – например, так изрезать ее лицо, чтобы никакая косметическая операция не смогла избавить ее от шрамов. А может быть, совершить такое, чтобы она навсегда забыла, что такое секс, – это была совсем неплохая идея. Но прежде всего необходимо было ее найти.
После этого у Дэнни будет и свобода, и энергия делать то, что он захочет. Кроме того, он не собирался останавливаться на Филиппе; с тех пор как он уехал из домика Отиса на побережье, он включил в свой список жертв еще несколько человек, и первым среди них был тот ублюдок, выигравший выборы, которые три года назад должен был выиграть Дэнни, – президент Соединенных Штатов. Разделавшись с ним, Дэнни примется за тех, кто предал его, когда разразился тот скандал во время предварительных выборов, когда газеты пестрели заголовками: «Имя Маккея связывают с именем брата Беверли-Хиллс», «Маккей – владелец порножурнала» и фотографиями, вытащенными из древних времен, на которых Дэнни и Боннер сидят в старой ванне во дворе еще с техасской женой-деревенщиной, или Дэнни одной рукой держит банку пива, а другая вызывающе вцепилась в ширинку. Все было подстроено этой дрянью Беверли. Она годами плела паутину против него, чтобы поставить на колени, чтобы заставить его умолять о спасении. Эта стерва вынудила его приползти к ней, и все из-за этого дурацкого аборта, который он заставил ее сделать так давно, что и думать об этом забыл. А потом, когда он все-таки пошел на эти унижения перед ней, она бросила его на съедение этим волкам, и все оставили его – жена, ее отец, этот болтун сенатор… Да, список был бесконечен. Теперь, когда его новая внешность сделала его человеком-невидимкой, он сможет исполнить любой смертный приговор.
Прежде чем направить «ягуар» на оживленную праздничную автостраду, Дэнни решил заглянуть по адресу на Родео-драйв, который и погубил его три с половиной года тому назад и привел «к самоубийству в тюрьме» – «Магазин для мужчин Фанелли» с эмблемой в виде бабочки на фасаде. На втором этаже было помещение, где, по утверждению полиции, Дэнни содержал публичный дом. Хотя Дэнни ничего не знал об этом заведении, поскольку его содержала Беверли Хайленд. Магазин уже не носил имя Фанелли, бабочка исчезла, а указатель на двери дома содержал список всех контор, которые теперь занимали те самые комнаты, которые четыре года назад предназначались для тайных утех. Но исчезновение улики не уменьшает вины. Когда он найдет ее, он напомнит ей и этот адрес, и эту бабочку, которой она тогда дразнила его.
Дэнни включил радио и резко отъехал от тротуара, заставив «кадиллак» рядом остановиться, взвизгнув тормозами. Дэнни со смехом влился в поток.
Автострада Сан-Диего была полостью заблокирована из-за усиливающегося дождя, однако калифорнийцы пытались справиться с ситуацией. Сидя в своей машине позади грузовика, Дэнни чувствовал, что нервы его на пределе; он барабанил по рулю, колено дергалось. Он жалел, что не может вытащить свою пушку и перестрелять всех водителей вокруг себя. Он вполне мог сделать так, если бы это расчистило перед ним полосу.
Ему необходимо было добраться до аэропорта, он должен был попасть в Австралию и найти Беверли. Необходимость отомстить ей вздувалась в нем, как вулканическая лава; ему казалось, что он просто взорвется, если не возобновит движения.
Когда он увидел, что многие водители съезжают с автострады, чтобы найти какие-нибудь обходные пути, он решил сделать то же самое, выехал из своего ряда на обочину с тем, чтобы проскочить перед передними машинами. Не обращая внимания на сердитые гудки, он съехал вниз и ринулся в сторону бульвара Сенчури. Но тут он попал на красный свет и опять застрял, вдыхая выхлопные газы стоящих рядом машин и мечтая избавить мир от лишних людей. Он только было стал рисовать себе радужные картины жизни на малообитаемой планете, где жило бы столько людей, сколько понадобится для его обслуживания, как его внимание привлекло кое-что.
Вывеска на высоком здании: «Старлайт индастриес».
Штаб-квартира компании, которой владела Беверли под именем Филиппы Робертс.
Когда включился зеленый свет, Дэнни неожиданно свернул направо, хотя и находился в среднем ряду, и, промчавшись по улице, затормозил в красной зоне перед зданием. Он не мог поверить своему счастью. Какая блестящая мысль! Ну конечно! Зачем ему мотаться по всей Западной Австралии в поисках Филиппы, когда он может узнать ее адрес прямо здесь?
«Да, милый, это провидение», – сказал он себе. Это все не было случайностью; его привела сюда сама судьба.
Он тихо посмеивался, пока ехал на лифте, глядя на себя в большое зеркало и думая, до чего же неотразимо хорош тот молодец, что смотрит на него из зеркала. От шелковых трусов до потрясного кожаного пиджака это был высший класс. Человека делает его образ, сказал он себе. Будешь выглядеть сильным и станешь сильным. Одевайся за восемь тысяч долларов, и люди станут тебя уважать. В конце концов Дэнни – не пустое место. Не считая того, что он чуть не попал в Овальный кабинет, он написал в шестидесятых этот бестселлер, потрясший всех, – «Почему Господь взял к себе братьев Кеннеди?» Он ездил во Вьетнам как Боб Хоуп и произвел фурор в войсках; он жил в пентхаузах небоскребов Хьюстона и Далласа; он имел всех женщин, которых хотел. Его всегда поражало, сколько же миль и лет отделяло его от тех дней, когда он был маленьким оборванцем, сыном издольщика из Западного Техаса, когда они жили в лачуге, с оклеенными газетами стенами, первая пара ботинок у него появилась, когда ему исполнилось двенадцать лет. Туфли из крокодиловой кожи, которые теперь были на нем, наверное, стоили больше, чем его никчемный папаша заработал за всю свою жизнь… И всего этого Дэнни добился, торгуя религией.
Глядя на свое отражение в зеркале, он улыбнулся своей неотразимой обаятельно-хитроватой улыбкой, которая принесла ему известность. «Бога нельзя подкупить», – тихо сказал он, повторяя слова проповедника, который наставил Дэнни на путь славы и богатства. «Я здесь под охраной», – сказал Билли Боб Магдалейн в ту ночь, когда он поймал двадцатилетних Дэнни и Боннера, пытавшихся выпотрошить кассу его переносной палатки, где он читал свои проповеди. Он схватил их, угрожая дробовиком, когда они пытались улизнуть; Боннер со страху описался, но Дэнни держался хладнокровно. «Вы, две вонючки, послушайте, что я вам скажу про этот религиозный бизнес, – сказал Билли Боб, возвращаясь в свой прицеп. – Во-первых, я напоминаю людям, что Господь так зол на них, что уже отметил в своем календаре тот день, когда у Него дойдут до этого руки и Он их уничтожит. Затем я вроде бы намекаю, что у меня с Ним есть особые отношения, вроде бы Господь ко мне прислушивается. Затем я даю им понять, что за небольшую сумму мог бы шепнуть Господу на ухо пару слов в их пользу. Это всегда срабатывает. Они приходят в мою палатку, как до смерти напуганные грешники, а уходят, чувствуя себя в полной безопасности».
С этого момента и начался взлет Дэнни, после того как они с Боннером стали ездить с бродячим проповедником Билли Бобом Магдалейном. Позже, конечно, они вышвырнули старого проповедника в каком-то заброшенном местечке и сменили вывески этого религиозного шоу на «Дэнни Маккей – посланец Христа».
И разве весь мир не обожал его за это? Разве люди не толпились у его палатки, слушая зажигательные речи? Разве не посылали ему доллары пачками, пока Дэнни не стал миллионером? И разве эта стерва Беверли не поломала все, уговорив сделаться владельцем публичного дома, а потом сдав его полиции?
Она заплатит за все. Когда лифт поднялся на верхний этаж, Дэнни вошел в приемную с хозяйским видом.
– Привет, – сказал он молодой женщине, сидевшей за столом.
Она подняла глаза от книги, которую читала, и, когда увидела Дэнни, на ее лице появилось выражение, которое ему приходилось видеть тысячи раз: ее реакция на него лежала не в мозгу, а рождалась в области таза. Быстро захлопнув книгу и озарив его лучезарной улыбкой, она спросила:
– Чем могу помочь, сэр?
– Я ищу Филиппу Робертс.
– Мисс Робертс здесь нет. Может быть, вы передадите что-нибудь?
Он вытащил репортерское удостоверение Отиса и показал ей.
– Мне бы хотелось написать статью о мисс Робертс; мне бы хотелось побеседовать с ней. Вы не могли бы дать ее адрес?
– К сожалению, нам не разрешают давать подобную информацию. Но если хотите, я все передам секретарю мисс Робертс.
– Просто превосходно, радость моя, – сказал он, демонстрируя техасскую благовоспитанность. Он перегнулся через стол, посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом, затем сказал:
– Вам когда-нибудь говорили, что у вас необыкновенно красивые глаза? Я однажды брал интервью у Шер с ее прекрасными глазами, так вот ей с вами не сравниться. Вы это знаете?
– Ой… спасибо, – сказала она, смутившись.
Дэнни усмехнулся. Он знал, что стоит ему только выйти из комнаты, как она вытащит из сумочки зеркальце и начнет рассматривать свои глаза.
– Так вы точно не можете дать мне адрес мисс Роберте? Меня бы это избавило от множества проблем. И я о вас тоже упомяну в статье. Вам бы хотелось увидеть свое имя в газете? Я расскажу всему миру о ваших прекрасных глазах.
– У меня могут быть неприятности.
– Я понимаю, радость моя. И пусть меня черти разорвут, если из-за меня у вас могут быть проблемы. Забудьте о моей просьбе. Кроме того, в данный момент меня гораздо больше интересуете вы, чем мисс Робертс.
Он медленно повернулся, оглядывая со вкусом обставленную приемную – стеклянные шкафы с книгами, мягкий свет, тихая музыка, льющаяся ниоткуда. Да, тут следовало отдать ей должное: Беверли Хайленд знает, что такое высший класс.
Его взгляд упал на коробку с рождественским набором конфет, лежащую около телефона секретарши. Дэнни улыбнулся и произнес:
– Разве такие вещи здесь не запрещены – вы все-таки связаны с диетами и все такое?
Она покраснела и сказала:
– Я не на диете.
Он смерил взглядом ее фигуру снизу доверху, затем заметил:
– Да уж, конечно, и, пожалуйста, не вздумайте этим заниматься. Вы не возражаете, если я угощусь?
– Простите?
Он взял небольшую конфетку в полосатой красно-белой обертке. – Можно одну? – Да, конечно, берите.
– Знаешь что, радость моя, – сказал он, катая карамельку между губами, – я обожаю сладости. Хотелось бы спросить, не смогли бы вы оказать мне честь и как-нибудь поужинать со мной.
Она вспыхнула.
– Да, с удовольствием.
– К сожалению, сегодня я улетаю в Австралию, чтобы взять интервью у мисс Робертс в Перте.
– Но мисс Робертс сейчас не в Австралии. Она здесь.
Он уставился на нее:
– Она здесь? Ты хочешь сказать, в Лос-Анджелесе?
– Мисс Робертс прилетела сегодня утром. Вы с ней разминулись. Она вернулась в гостиницу.
– Какой приятный сюрприз… Где, по-вашему, я бы мог ее найти?
– Вообще-то она остановилась в «Сенчури-Плаза», но вам надо поторопиться, завтра она уезжает в Палм-Спрингс.
– Палм-Спрингс? Где это?
– К сожалению, не знаю.
– Спасибо, радость моя. Ты мне очень помогла. – Он подмигнул ей. – Скоро встретимся.
С администратором гостиницы «Сенчури-Плаза» Дэнни не повезло.
– Я не могу сообщать номера комнат наших гостей, – заявил молодой человек в клубном пиджаке, – но если вы хотите что-нибудь передать…
Дэнни несколько минут побродил по огромному холлу думая, как бы ему поступить, затем он увидел ресторан и понял, что сейчас обеденное время. Ему в голову пришла блестящая мысль. Не раздумывая, он подошел к распорядительнице, которая спросила у него:
– Могу ли я вам чем-нибудь помочь, сэр?
– Да, я надеюсь, мэм. Я тут должен встретиться с друзьями, но моя секретарша перепутала время, и я не знаю, заказан обед на час или на два. Может быть, вы смогли бы помочь мне?
– Да, разумеется. На чье имя сделан заказ?
Он чуть было не сказал Беверли Хайленд, затем вспомнил, что она живет под другим именем.
– Робертс. Филиппа Робертс.
Распорядительница пробежала глазами по списку, затем сказала:
– Ага, вот она. Мисс Робертс – заказ на час дня.
Дэнни уселся на стул, обитый розовой парчой, стоящий за пышным фикусом, и внимательно смотрел за всеми входящими в ресторан.
Когда он ее увидел, его как молнией ударило. Это была несомненно она; она была похожа на свою новую фотографию, которую он утащил из пляжного домика Куинна. Вот она, всего лишь на расстоянии протянутой руки, – Беверли Хайленд, женщина, унизившая его, заставившая его ползать перед ней на коленях и умолять о пощаде, уничтожившая его. Из-за этой женщины он болтался на веревке в тюремной камере, умер, затем вернулся к жизни, потеряв часть разума. Только ненависть к ней, жгучее желание увидеть ее страдания помогли ему все преодолеть.
Какой у нее невинный вид, подумал он, как она безмятежна и изысканна, темные блестящие волосы до плеч, простой деловой костюм и портфель. Она не была похожа на кровожадную паучиху. И мало она напоминала ту женщину, которая в тот последний вечер сидела у него в номере со скрученными в тугой узел платиновыми волосами, что придавало ей особенно злодейский вид, – холодную, бесстрастную и смертельно опасную. Теперь в своем новом обличье она казалась мягкой, нежной и безвредной. Но этот фасад не обманывал Дэнни. Она могла обмануть кого угодно, но только не его, не Дэнни, который знал про нее все – это женщина, которая убила его.
И теперь она была здесь, совсем рядом…
Но он сдержался. Нет, еще не время. Он хотел посмаковать это; он хотел представить себе самые различные способы, которыми он будет мстить ей; он хотел довести себя до такого состояния, чтобы его наслаждение от вида ее мучений было изощренным.
Глядя, как она направляется в ресторан, Дэнни почувствовал, что в нем растет сексуальное напряжение. Он понял, что ему необходимо каким-то образом выпустить пар; если он этого не совершит, он не сможет действовать в нужном темпе и сохранять самообладание.
Он вернулся в регистратуру и заказал себе комнату на ночь. Затем смешался с толпой, стоящей перед гостиницей под зонтами в ожидании своих машин. Усевшись в свой «ягуар», Дэнни устремился вперед, в дождливый день, в сторону Беверли-Хиллс, полный энергии и мощи. Он думал о той грудастой продавщице с золотым букетиком в магазине Брагга на Родео. Она еще не подозревала, но этот вечер станет особым в ее жизни. А может быть, и последним.
