Текст книги "Звезды"

Автор книги: Кэтрин Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)

Словом, Филиппа должна была упрятать свои романтические чувства к Полу как можно дальше.

Когда они поднимались по широкой парадной лестнице, Пол спросил:

– Вы узнали что-нибудь новое от вашего частного детектива?

– По правде сказать, на прошлой неделе я получила самые потрясающие новости.

Иван Хендрикс за последние несколько лет разгреб все, что только было возможно разгрести. Он проследил судьбу почти каждой девочки, родившейся в Голливуде в 1938 году в один день, или около того, с Филиппой. Тридцать семь лет назад, – сказал он. – Слишком многое стерлось из памяти людей, да и многих людей той поры уже нет».

В конце концов, у него остались лишь три линии, которые он не сумел проследить полностью. Тогда Иван вернулся к началу и провел заново некоторые изыскания. После того как он распутал две ниточки – одна женщина была замужем и жила в Бейкерсфилде, другая перебралась на Аляску, – Иван поставил на третью.

То был один из редких случаев, когда он сделал отчет лично. Пройдя по террасе, чувствуя себя немного смущенно среди окружавшего богатства, Иван осторожно опустил свое мускулистое тело на изящную железную садовую скамейку.

– Я смог выяснить в пресвитерианском госпитале Голливуда, – сообщил он, – что молодая женщина по имени Нами Дуайер родила двойняшек. Пришлось изрядно покопаться, но я узнал фамилию юриста, который оформлял удочерение одной из девочек. Найти его было нелегко, но, как бы то ни было, я разыскал Хьюмена Леви и сумел разговорить его. Он сообщил, что эта женщина – Дуайер – оставила одного ребенка себе. Куда она потом с ним делась, Леви не знал. Второй ребенок был передан чете Синглтон за тысячу долларов.

Филиппа была ошеломлена: Джонни купил ее за тысячу долларов. Тогда, в 1938 году, это была куча денег.

– У меня есть сестра?

– Сестра-близнец, мисс Робертс. И, при условии, что она жива, я полагаю, что сумею найти ее.

Поднимаясь по лестнице рядом с Полом, Филиппа сказала:

– Сейчас Иван находится в Нью-Мехико, он идет по следу Дуайеров. Он получил информацию, что они где-то там живут в трейлерном городке. Вы это можете представить, Пол? Сестра! Близнец! Может быть, мои родители все еще там. Может быть, через несколько дней или через несколько недель я буду присутствовать при воссоединении семьи в Альбукерке!

Они свернули в холл, застланный коврами. Обшитые деревянными, в тюдоровском стиле, панелями стены украшали старинные натюрморты и картины на охотничьи темы. Филиппа купила дом со всей обстановкой, и здесь было много антикварных предметов.

После некоторой паузы она, прежде чем войти, постучала в дверь, ведущую в спальню. Они очутились в комнате, где стояла кровать со сборчатым пологом и белая мебель с узором из цветов. На обоях были изображения Вини-Пуха и его друзей, на толстом, канареечного цвета ковре валялось множество игрушек. Молодая женщина, сидя за изящным столиком, расставляла на нем чашки, соусники и чайнички. Рядом с ней сидела маленькая девочка в розовом платьице и насупившись разглядывала миниатюрный чайный сервиз. Когда Филиппа и Пол вошли, они обе обернулись в их сторону.

– Ну вот, Пол, – сказала Филиппа, улыбаясь. – Это Эстер, моя дочь.

Няня встала с некоторым затруднением, потому что стульчик был слишком мал, и взяла пятилетнюю девочку на руку.

– Эстер, – произнесла она с английским акцентом, – поздоровайся с мамой и ее гостем.

– Здравствуй, Эстер, – сказал Пол. – Ты очень славненькая маленькая девочка.

Два больших, как миндалины, глаза уставились на него, не мигая. Черные волосы окаймляли круглое личико с темными глазами и пушистыми ресницами.

– Она не улыбается? – спросил он.

– Нет, но будет.

– Вам что-нибудь известно о ней?

Филиппа покачала головой:

– Ее спас американский врач при падении Сайгона. Он нашел ее плачущей на теле женщины, мы полагаем, матери. Он не смог ее разговорить и поэтому назвал в честь библейской Эстер,[44]44
  В русском произношении Эсфирь.


[Закрыть] которая тоже была сиротой.

– Она говорит по-английски?

– Еще нет. Но ей объяснили, что теперь это ее дом, а я ее новая мама. Нам обеим будет трудно на первых порах, но мы это преодолеем.

Она улыбнулась маленькой девочке.

– Не так ли, Эстер? Филиппа посмотрела на Пола.

– Я намерена отдать ей всю любовь, на которую способна, и сделать столь счастливой, сколь только смогу. У меня сохранились чудесные воспоминания о моем приемном отце. Джонни был таким добрым ко мне, таким любящим. Я хочу стать такой же для Эстер.

Когда они вышли, тихо затворив за собой дверь, Филиппа сказала:

– Я все еще не уверена насчет няни. Сначала я хотела нанять для Эстер вьетнамскую женщину из-за языкового барьера, но потом подумала, что это может замедлить ее вхождение в новую жизнь. Тут нелегко принять правильное решение.

– С детьми всегда трудно найти правильное решение, – заметил Пол.

Она хотела спросить его о Тодде, его сыне. Она знала, что он покончил самоубийством, но Пол никогда не рассказывал ей, как и почему, а она никогда не спрашивала.

– У меня нет слов, чтобы отблагодарить вас за ту помощь, которую вы мне оказали, использовав свое влияние в Вашингтоне, – сказала Филиппа. – Одинокому человеку так трудно удочерить ребенка, даже такого, кто в этом отчаянно нуждается, сироту войны, как Эстер. Я бы не смогла этого сделать без вашей поддержки.

– Как бы то ни было, – сказал он, – теперь она наша, не так ли?

Филиппа внимательно посмотрела на него:

– Извините, но я так не говорила.

Они шли по холлу, который теперь им казался гораздо длиннее, чем был всего лишь десять минут назад. С террасы доносился шум приема.

– Простите, – остановившись, сказал Пол. Он взглянул ей прямо в лицо. Они стояли так близко друг к другу, что она могла видеть даже крохотные черные крапинки в его голубых глазах. – Я хочу обнять вас, хочу обладать вами. Господи, – произнес он страстно, – я хочу поцеловать вас.

Внезапно Филиппа поняла, что он это говорит совершенно серьезно и что в тот момент, когда он коснется ее, они оба потеряют голову. Она мгновенно вызвала перед мысленным взором два образа – Фрэнсин и девочки в спальне – и произнесла:

– Нет, Пол. Мы не можем…

– Но почему?

– Потому что это не для нас. Нас связывает дружба, но большего, как бы мы этого ни хотели, быть не должно. У вас своя жизнь с Фрэнсин и политическими стремлениями, а у меня теперь есть Эстер, которая нуждается во всей полноте моей любви и внимания.

На лице его было выражение страдания, но голос звучал спокойно и размеренно:

– Вы сердитесь?

– Нет.

– По крайней мере, вы скажете, как относитесь ко мне?

Она запнулась.

– Нет.

– Мы можем остаться друзьями?

– О, да, – ответила она с облегчением. Филиппа хотела протянуть ему руку, но вовремя сдержалась. Они не должны больше касаться друг друга.

– Пол, и последнее, прежде чем мы присоединимся к обществу. Я была сильной только сейчас. Но я не смогу быть такой в следующий раз. В следующий раз…

– Следующего раза не будет, Филиппа. Я обещаю. Она знала, что это обещание он сдержит.

39

Свернув от «Рэйнбоу-Спрингс-Лодж» к югу на Палм-Каньон-драйв, Дэнни ощутил, как в нем закипает ярость оттого, что и на этот раз он не достиг своей цели. Это было еще одно место, что следовало вычеркнуть из его списка отелей, в которых могла остановиться Филиппа.

Он почти настиг ее вчера ночью, когда ехал из Лос-Анджелеса в Палм-Спрингс. Дэнни ни на миг не выпускал из поля зрения эту суку, мчащуюся впереди по шоссе в шикарном, надежном, как сейф, лимузине. Следуя за ней как привязанный, он разыгрывал в своем воображении разные сценарии расправы с ней, когда поперек дороги неожиданно выросла стена, поглотившая и лимузин, и другие машины. Дэнни успел нажать на тормоза и с трудом избежал столкновения с другими автомобилями. Потом, съехав на обочину, он с изумлением взирал на разразившуюся впереди песчаную бурю. Придя в себя, Дэнни снова включил мотор «ягуара» и, как и другие водители, стал осторожно пробиваться сквозь песчаную пелену, потому что ничего другого не оставалось. Это была езда в аду. Машина дергалась и трещала, едва продвигаясь вперед против сильнейшего ветра. Удары о кузов мириад твердых частиц, словно из пескоструйного аппарата, сдирали с него полированную краску, эти скребущие звуки вызывали какое-то болезненное ощущение. Денни полз, словно крот, он не видел ни хвостовых огней впереди идущих машин, ни в зеркале – головных фар следовавших сзади. Он был замурован в этом слепящем, ужасающем песчаном облаке, которое завывало вокруг него, словно несло в себе измученные души погибших в пустыне.

Дэнни уже думал, что этот кромешный ад никогда не кончится, что весь мир захвачен песком, когда все внезапно прекратилось. «Ягуар» въехал в кристально чистую ночь, где насмешливо подмигивали с неба звезды. Остановив свои машины, водители выходили из кабин, чтобы оценить повреждения. Но Дэнни не заботило состояние его «ягуара». Он нажал на газ и помчался по шоссе, надеясь догнать белый лимузин.

Но он уже был далеко впереди.

Теперь он методично объезжал все отели Палм-Спрингса, разыскивая Филиппу Робертс и распаляясь с каждым «нет» у очередной регистрационной стойки.

Здесь были сотни отелей, мотелей, меблированных комнат и постоялых дворов, и к настоящему времени Дэнни, выдававший себя за настырного, развязного журналиста с крашеными волосами, фальшивой бородой, очками в роговой оправе и удостоверением прессы, успел обследовать лишь часть из них. Он объезжал их в определенной последовательности, понимая, что такая женщина, как Беверли, с ее богатством, лимузином с частным шофером, может остановиться лишь в отеле с тремя и более звездами. Однако, зная ее неприязнь к показному блеску и популярности, Дэнни допускал, что она может приземлиться и в небольшом, но чистеньком и уютном отеле.

«Рэйнбоу-Спрингс-Лодж» был идеальным воплощением солидного, но не кричащего отеля. В нем отсутствовала характерная гостиничная атмосфера, всякие указатели и тому подобное. Витиеватый испанский фонтан, бьющий в центре площадки из античных каменных плит, пышная зелень и порхающие попугаи придавали ему вид частной резиденции. В таком месте надо родиться, чтобы отыскать регистрационную стойку, а если вы ее найдете, то не увидите там ни полок с почтовыми открытками, ни услужливых юных созданий в фирменных блейзерах. Помощник управляющего с длинным носом и удивленными глазами выдал Дэнни очередное «нет», тридцать шестое за день.

Теперь он ехал вдоль Палм-Каньон-драйв, стиснув на руле пальцы. Эта сука находилась где-то здесь, в этом богатом оазисе, в центре пустыни, среди этих проклятых финиковых пальм, фонтанов и площадок для гольфа. Но где? Где?

Когда в животе у него заурчало, он понял, что уже поздно, и вспомнил, что целый день ничего не ел. Дэнни вышел из машины у первого же попавшегося по пути ресторанчика «Розарита» – мексиканского заведения с обычным испанским кирпичным полом и бездушными кактусами в больших горшках. Дэнни выбрал место на патио, где клиентов непрерывно обдавало мельчайшими водяными брызгами из укрепленных над головами распылителей. В Калифорнии была засуха, вода подавалась в Сан-Диего в ограниченном количестве, но в Палм-Спрингсе дворики освежали водой.

Когда он заказал энчиладос с сыром, тако из говядины, разогретые бобы, рис и пиво, официантка сказала:

– Знаете, ваше лицо кажется мне знакомым. Вы здесь бывали?

Дэнни ответил ей одной из своих ленивых – улыбок, чтобы скрыть вызванное этим вопросом внезапное потрясение. Это было единственное, чего он боялся – что, несмотря на очки и бороду, его лицо все еще узнаваемо. В конце концов, оно светилось на экранах сорока миллионов телевизоров, улыбалось с плакатов и значков благотворительных и политических компаний. Черт подери, эта симпатичная юная штучка в униформе с оборками могла быть одной из «девушек Дэнни», армии молодых, энергичных женщин, которые устраивали марши по всей стране, стучались в двери и раздавали листовки с призывом: «Дэнни Маккея – в президенты!»

– Нет, – ответил он, смерив ее взглядом с головы до ног. Она неплохо смотрелась, лет двадцати или около того. На ней была одна из тех дурацких униформ, которую кто-то придумал для официанток: узкая крестьянская блузка, туго стянутая в талии, и колоколом верхняя юбка, из-под которой выглядывали, расширяясь, еще полдюжины нижних. – Я никогда не был здесь раньше, мисс.

– У вас южный акцент, – сказала она, улыбаясь в ответ на его улыбку и на то, как он посмотрел на нее. – Откуда вы?

– Да так… тут…

– Я знаю, я знаю, вы откуда-то… – сказала она лукаво. – Впрочем, не беспокойтесь, это я просто так…

Но Дэнни беспокоился, когда ел энчиладос, тако, и бобы.

А когда она принесла ему еще, а затем и еще пива и Дэнни заметил, как она всматривается в его лицо, сосредоточенно нахмурившись, хотя размышления явно не были для нее привычным занятием, его настороженность возросла еще больше. А что, если она его узнала? А что, если она вдруг скажет сейчас: «Эй, вы Дэнни Маккей?» А что, если она не читала газет, не смотрела новости по телевидению и не знает, что человек, за которого она собиралась голосовать три года назад, но который был выбит из гонки из-за скандала, предположительно умер в тюрьме? Господи, это может провалить все дело. Она может заговорить. И разрушить его планы.

Поэтому, когда она снова подошла и спросила, что ему хочется на десерт, он ответил с тем очарованием, которое обычно приберегал для самых классных женщин.

– А что хорошего ты предложишь?

Они встретились через час, когда она закончила работу. Он распахнул дверцу своего «ягуара», и она села рядом, зашелестев накрахмаленными нижними юбками, в маленькой сумочке звякнули чаевые.

– Ух! Ну и шикарная машина! – воскликнула она.

– Куда отправимся, милашка? – спросил он.

Она внимательно посмотрела на него, потом застенчиво отвернула голову в сторону.

– Знаете, чем больше я смотрю на вас, тем больше убеждаюсь, что я вас откуда-то знаю. И это мучает меня.

– Что ж, почему бы нам тогда не покататься немного, может быть, это встряхнет твою память?

Они решили посмотреть на закат и направились по проселочной дороге к пустынным подножиям гор Санта-Роза, подальше от огней, зданий и других людей. Он знал, что машина потрясла ее, и чувствовал, что, сидя рядом с ним, она начинает возбуждаться. За плечами Дэнни были годы опыта, и он научился точно определять, когда женщина готова.

Он остановил «ягуар», и они наблюдали, как далеко внизу в долине в наступавших сумерках зажигались первые огни.

– Смотри, что я захватила, – сказала она, доставая из сумки две бутылки пива.

– Стой! – сказал он, когда она начала их открывать. – Не здесь! Тут очень дорогая обивка, к тому же ей нет еще и четырех дней.

Он улыбнулся и подмигнул:

– Давай выйдем и разопьем их на свежем воздухе. Бриз доносил до них сильный аромат шалфея, когда ветер изменил направление, они услышали где-то вдали лающие крики койотов. Пустыня внизу начала менять свои цвета, надвигался захватывающий дух закат. Дэнни и девушка стояли, прислонившись к теплому капоту машины, пили свое пиво и толковали о том, как трудно стало нынче добиться успеха в этом мире. Ей уже было двадцать, и она начала утрачивать иллюзии. Он сказал ей, что бывает тут и там, занимается тем и сем, недавно ему малость повезло, он удачно вложил деньги в одно дело и смог позволить себе эту машину.

Секс начался сам собой с пробных поцелуев двух незнакомых людей, ищущих пути друг к другу. По мере того как разгоралось желание, они начали вести себя более откровенно, руки обоих хорошо знали свое дело. Дэнни спустил с ее плеч крестьянскую блузку и облил соски пивом, а потом облизал их. Она захихикала, выгнулась и запустила руку ему в брюки. После этого Дэнни быстро трахнул ее, потому что очень спешил. Беверли была где-то здесь, в этой долине, и он должен был найти ее. Но это маленькое отклонение от главной цели было необходимо. Эта девушка, похоже, рано или поздно опознает его и начнет болтать. Нельзя было допустить, чтобы после всего люди начали размышлять о том, жив ли Дэнни Маккей.

Когда он кончил, забросив ее штанишки на капот «ягуара» и оставив нижние юбки задранными вверх, то открыл дверцу машины и достал что-то из ящичка под приборной доской.

– Ух ты! – сказала она, переводя дыхание и выглядывая свои штанишки. – Это было нечто!

Она стояла к нему спиной, вытряхивая из одежды песок и приставшие веточки.

– Я все же думаю, что смогу припомнить, кого ты мне напоминаешь… – Она неожиданно щелкнула пальцами – Вспомнила!

И в этот момент, когда девушка обернулась к нему со словами: «Ты вылитый мой кузен Эл из Оклахомы!»– она почувствовала острую боль в почке.

Она опустила глаза на нож, вошедший в ее тело, а когда Дэнни выдернул его, вскрикнула и рухнула на землю.

Вытерев нож об ее юбку, Дерни произнес:

– Надо же так вляпаться после всего! Я-то думал, что ты собираешься выдать меня, а тут дело всего лишь в каком-то кузене Эле! Это означает только то, – добавил он, сев за руль и запустив двигатель, – что даже я иногда могу делать ошибки.

Машина рванула в сторону заката, и отброшенная задними колесами струя песка и гравия обдала ее тело.

40

– Зоуи Ларсон работает у нас более двух лет, доктор Айзекс, – говорил Саймон Джунг, – фактически это она основала нашу клинику. У мисс Ларсон были очень лестные рекомендации от Специалиста по пластической хирургии в Санта-Монике. Она помогла ему наладить новый кабинет и была его лучшей сестрой в течение шести лет.

– Я ставлю под сомнения не профессиональные достоинства Зоуи как сестры, мистер Джунг, – сказала Джудит, – но этические. Я просто не доверяю ей.

Они сидели в палате мистера Смита. Уже спускалась ночь, и тени сгущались в углах комнаты, где еще не были зажжены лампы. На столе остывал серебряный кофейник. Мистер Смит пока еще не произнес ни слова.

– У вас нет доказательств, – сказал Джунг, – что мисс Ларсон передала эту историю в газету.

Несмотря на висевшее в воздухе напряжение и очевидный гнев Джудит, генеральный менеджер «Стар» оставался вежливо-невозмутимым. Встреча состоялась по его инициативе; он явился в комнату мистера Смита, словно посол, прибывший информировать короля Фахда, что Саудовская Аравия получит столько реактивных истребителей, сколько ей нужно. Безукоризненно одетый и причесанный, с рафинированным швейцарским акцентом в безупречном английском, он заверил доктора Айзекс к мистера Смита, что полностью владеет ситуацией в связи с появлением этой газетной публикации. Но насколько Джудит могла судить, у него за душой ничего, кроме гладко отшлифованных дипломатических выражений, не было.

– Действительно, – сказала она, – у меня нет доказательств, но я знаю, что это сделала она!

– Доктор Айзекс, мисс Берджесс и я также расстроены этой историей и так же хотим добраться до ее дна, как и вы. Но я разговаривал с мисс Ларсон, и она утверждает, что не имеет к этому никакого отношения. Если бы вы могли представить что-нибудь более существенное?..

Он умолк на этой вопросительной интонации.

– Да, у меня нет доказательств, всего лишь мое убеждение, – сказала Джудит, раздражаясь тем, как неубедительно прозвучали ее слова. Что скрывается за словами этого проницательного швейцарца? Может быть, он полагает, что имеет дело с двумя повздорившими женщинами, всего лишь пустячной склокой между выскочкой врачом и опытной, но обидчивой сестрой? Она взглянула на мистера Смита, сидевшего в удобном кресле в центре их маленькой группы. По такому случаю он был одет в брюки и пуловер, с коричневым шелковым шарфом на шее. Смит выглядел сейчас совсем иначе, чем в пижаме, и больше не походил на пациента, недавно перенесшего операцию и прикованного к постели. Нет, это был вполне здоровый мужчина, полностью владеющий собой. Джудит заботило, что он думает о ее обвинениях.

– Мистер Джунг, – сказала она, – когда до меня дошло, что газета заполучила эту историю еще до того, как была сделана операция и что тираж был отпечатан даже за два дня до того, как мистер Смит поступил к нам, я изучила регистрационный журнал и обнаружила, что доктор Ньютон назначил эту операцию более месяца назад. Зоуи уже четыре недели знала о предстоящей операции.

– Об этом знали и в офисе доктора Ньютона. Равно как, – он повернулся к Смиту, – и в вашем окружении.

Смит ничего не ответил.

– Доктор Айзекс, – сказал Джунг, – мисс Берджесс более кого-либо другого озабочена этой историей. Мы понимаем ваши тревоги, но в то же время…

– Вы не хотите уволить Зоуи лишь на основании моих слов.

– В конце концов, доктор Митганг никогда не имел никаких жалоб и подобной утечки информации до этого тоже никогда не случалось. Заверяю вас, что, если виноват служащий «Стар», мы несем полную ответственность. Но сейчас у нас нет никаких серьезных доказательств того, что в этом замешана мисс Ларсон.

– Тогда займитесь ею! Проверьте, не поступал ли на ее банковский счет в последнее время значительный вклад. Или…

– Доктор Айзекс, – медленно протянул Джунг. Артистичным жестом он поднял руку так, что великолепно накрахмаленный манжет французской рубашки, сдвинувшись, позволил ему бросить быстрый взгляд на часы. Это было сделано аккуратно и мастерски, человеком, который знает цену своего времени. – Могу я высказать предположение, что вы как-то лично заинтересованы в этом деле?

– Моя заинтересованность, мистер Джунг, – сказала она с отчаянием, – носит не личный, а профессиональный характер. Нарушены права одного из моих пациентов, и я не могу остаться в стороне. Я взбешена тем, что произошло, и я убеждена, что моя сестра ответственна за это. Это так просто.

Когда Саймон Джунг начал было отвечать, Смит неожиданно заговорил:

– Все это нас никуда не приведет. Я предлагаю вам подождать и посмотреть, что установит мой поверенный. Сегодня утром он вылетел в Чикаго, чтобы встретиться с юристами газеты. Возможно, их сотрудничество даст свои плоды и мы узнаем источник всей истории. До этого наши споры ничего не решат.

Джунг поднялся, вкрадчивый и элегантный, он выглядел так, словно именно ему следовало закончить аудиенцию.

– Я вполне согласен, – сказал он. – Надеюсь, у доктора Айзекс нет возражений? А тем временем мисс Берджесс и я почтем за честь, если вы оба поужинаете с нами сегодня вечером.

Смит махнул рукой:

– Я еще не гожусь для компаний, но за приглашение спасибо. А вы, Джудит?

Она тоже отказалась.

После того как генеральный менеджер ушел, Джудит с озабоченным лицом придвинулась к Смиту.

– Как вы себя чувствуете, все ли в порядке? Могу я что-нибудь сделать для вас?

– Высвобождайтесь из этого стерильного белого халата и поужинайте со мной, как друг, а не как мой врач.

– Я думала, вы не хотите компании.

– Вы не компания, Джудит. Вы чисто удовольствие. Джудит отвернулась, сердце у нее застучало бешеным аллюром, как всегда, когда она бывала рядом с ним.

– Я с удовольствием поужинаю с вами. Но сначала я должна проверить, может быть, кому-нибудь нужна моя помощь.

Набирая номер клиники, Джудит почувствовала, что ее снова охватывает отчаяние. Может быть, Саймон Джунг прав, намекая, что она поспешила в своем заключении? В конце концов, если женщина угрюма и профессионально неряшлива, то это еще не означает, что ей нельзя доверять. Но как только Зоуи ответила: «Клиника» и Джудит услышала, что та жует резинку, ее сомнения исчезли. Это могла быть только Зоуи. Сестра, которая не заботится о стерильности инструментов и выдает лекарства каждому, кто ее об этом попросит, не остановится перед тем, чтобы продать секретную информацию о пациенте, если ей предложат хорошую цену.

– Это доктор Айзекс. Меня кто-нибудь спрашивал?

– Нет, но был один из тех звонков, доктор. Как всегда, ничего не просили передать.

Уловив нотку злорадства в голосе сестры, Джудит сказала:

– Благодарю вас. Если кто-нибудь будет меня спрашивать, то я у мистера Смита.

– О, у мистера Смита…

Джудит повесила трубку, дрожа от гнева. Ситуация была невыносимой. Зоуи должна уйти.

– Проклятье, я схожу с ума, – сказала она, – каждый раз, когда я вспоминаю эту проклятую статью, мне хочется кричать.

– Знаете, Джудит, я верю, что вы сражаетесь с драконами за меня. Теперь все переменилось. Девица ведет бой за мое спасение.

– Почему они не оставляют вас в покое? Кому какое дело до того, что вам сделали операцию?

– Тут есть один парадокс, который может развеселить вас, – сказал он, указывая на толстую пачку конвертов на столике возле кровати. – Это все письма от мужчин – меня спрашивают, что это за процедура, которой я подвергся, каковы результаты, кто был хирург, сколько это стоит. Иными словами, доктор, я стал чем-то вроде национального лектора по вопросу об отсасывании жира с живота у мужчин! – Он скептически засмеялся. – Будучи вынужден, так сказать, выйти из заточения, я открыл другим возможность говорить об этом. Они теперь полагают, что тоже могут пойти на такую операцию. Они думают, что если такой человек, как я, известный своими физическими кондициями, – счел возможным дать добро на пластическую операцию, чтобы устранить кое-какие пороки, то согласиться на подобную процедуру может и обыкновенный мужчина, С этой точки зрения статья в газете сделала доброе дело.

– Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы пытаетесь развеселить меня.

Они глядели друг на друга через комнату.

– Я позвоню в бюро обслуживания, – сказал он, – и закажу ужин на двоих.

Когда Джудит сняла свой белый халат и бросила его на спинку кресла, у нее возникло странное ощущение, что она разделась догола, хотя на самом деле на ней были блузка и шерстяные брюки. Она как бы лишилась своей защитной оболочки, профессионального заслона против мистера Смита. Теперь она была уязвима: она была уже не врачом, а женщиной – женщиной, которая в своей жизни уже любила и потеряла двух человек и не могла бы выдержать потерю третьего.

– Куда вы отправитесь, когда выпишетесь отсюда? – спросила она, наблюдая в окно, как внизу на пустыню опускается вечер.

– К себе домой во Флориду, – ответил он, – до конца выздоровления. У меня намечено начало съемок фильма в Риме через несколько месяцев. А затем, кто знает? Может быть, я подумаю о телевизионных сериях…

Дом во Флориде… Съемки фильма в Риме… Это была жизнь, которую она и представить не могла.

– Вы пойдете завтра вечером на бал? – спросила она. Он подошел к бару и налил два бренди. Передавая ей один, ответил:

– Это зависит…

– От чего?

– От того, найду ли я даму, которая будет сопровождать меня.

– Могу я спросить вас кое о чем? – сказала она, глядя, как бренди дрожит в ее стакане. – Я должна знать. Кому вы верите: мне или Зоуи?

Он положил руки ей на плечи, повернул к себе лицом и взглянул прямо в глаза:

– Вам, конечно. Неужто вы в этом сомневались? Прежде всего потому, что вы так убежденно говорили. И еще и потому, что я знаю: из моего окружения утечки быть не могло. Я также верю в доктора Ньютона и его сотрудников. В конце концов, секретное обслуживание знаменитостей – это то, что обеспечивает их благополучие. Из-за одного нарушения они могут лишиться всего. Но после того, что вы рассказали мне о своей сестре…

– Она не моя, – едва выдохнула Джудит от его близости.

– Странно бывает с первым впечатлением. Я встретил ее в первое же утро, когда прибыл сюда. Именно мисс Ларсон провела меня в эту комнату. Я вспоминаю, что подумал тогда, как хорошо, что доктор Ньютон пригласил свою собственную сестру для проведения операции. Разве это не интересно? Я не знаю, что это было, но мне не хотелось, чтобы мисс Ларсон ассистировала ему во время операции.

Их глаза на мгновение встретились, и она почувствовала, как тепло его рук проникает сквозь блузку. Он притянул ее голову к себе, и в этот момент раздался стук в дверь. Смит неохотно опустил руки.

Вошел официант, толкая тележку, накрытую белой скатертью, на которой стояла хрустальная ваза с нарциссами и бутылка шампанского в серебряном ведерке со льдом.

– Что это? – спросил Смит. И прочитал на приложенной карточке: «Наилучшие пожелания от Саймона Джунга».

Когда официант удалился, он подошел к ней, все еще стоявшей у окна, и спросил:

– Что вы об этом думаете, Джудит? Должны мы принять его предложение о мире?

– Меня все это выводит из себя больше, чем вас.

– Вас – может быть, – он стоял совсем близко, почти касаясь ее плеча, глядя в окно на то, как ночь укрывает сосны, – у меня гораздо больше опыта общения с прессой. Я научился воспринимать сенсационные новости определенным образом. Возможно, меня это выводит из себя, как и вас, но проявляю я свои чувства иначе.

Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, и ощутил вдруг, как трогает его маленькая родинка чуть ниже мочки ее левого уха.

– Ваше восприятие очень непосредственно и прямолинейно. Вы взрываетесь и неистовствуете, тогда как я хладнокровно приглашаю юриста.

Она смотрела на него и думала, почему эти темно-синие глаза не выглядят такими на экране. В кинофильмах он обладал магическим обаянием, но в реальной жизни…

Она отошла от окна и сказала:

– У меня появится язва желудка, если я не буду взрываться и неистовствовать.

Два улыбающихся официанта – «Добрый вечер, мадам, месье!» – доставили ужин. Пока один из них накрывал стол, второй обошел комнату, зажигая лампы, потом задернул шторы и разжег в камине дрова, которые каждое утро приносили и укладывали на медный лоток.

Когда они удалились, Смит откупорил шампанское, придвинул Джудит стул и пригласил:

– Мадам!

Они ели, ощущая благотворное тепло от огня камина, от сияющего хрусталя, столового серебра и китайского фарфора. Смит с нескрываемым аппетитом привычно поглощал красиво приготовленные яства, в то время как Джудит, всегда считавшая обыкновенный стек-миньон из филе вершиной кулинарии, только дивилась пиршеству, которое он заказал: зажаренная на грили меч-рыба с мятным маслом, красный салат-латук, сдобренный козьим сыром, тончайшие ломтики хлеба, поджаренные с маслом, пряными травами и тертым сыром «Пармезан» так, что они хрустели на зубах, наконец, холодный компот из клубники в серебряных вазочках.

Не зная, с чего начать, она последовала примеру Смита и намазала тонким слоем немного икры на тост. Джудит всего лишь второй раз в жизни пробовала икру и еще не разобрала, нравится ли она ей.

– Знаете, Джудит, – сказал он, – в первый раз я как следует попробовал настоящую белужью икру, когда мы в Иране снимали «Золотую Орду». Шах тогда пригласил всю съемочную группу в свой дворец…

Джудит слушала зачарованно. Он говорил о мире и времени, в которых ей не было места. В самом деле, она еще даже не родилась, когда «Золотая Орда» вышла на экраны.

– Зачем вы носите такую прическу? – неожиданно прервал Смит свой рассказ.