Текст книги "Звезды"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)
Подошла официантка, чтобы принять заказ. На ней была выцветшая бирюзовая униформа с большим накрахмаленным платком в кармане блузы. Филиппа подумала о своей аптеке-закусочной на холме в Голливуде, где она уже пять лет работала заведующей хозяйством, ее не ставили за прилавок, так как не было формы ее размера. Филиппа и Ханна заказали фирменный салат и два стакана холодного чая со льдом. Когда им все подали, Ханна рассказала Филиппе о своей мечте стать модным дизайнером и решении поступить в художественную школу Грира.
– Но я не смогу этого сделать, если не похудею на двадцать килограммов в течение пяти месяцев. Вот так-то…
Она покачала головой, и Филиппа в первый раз заметила крохотные золотые сережки, почти невидимые под шапкой коротких густых волос.
– Так много минусов работает против меня, – сказала Ханна, беря соломинку из пластикового контейнера, который стоял у них на столике. Она освободила ее от обертки и затем медленно завернула снова. – Как преодолеть наследственность? Все женщины в нашей семье толстые. Мои бабки и прабабки были толстыми. Черт, я сама была толстым ребенком! Поэтому я не могу понять, как диета доктора Хира может помочь любой. Я ожидала, что предлагаемая диета будет рассчитана на определенного человека, что доктор анализирует здоровье каждой из нас и предлагает индивидуальную диету. Одна из женщин в зале ожидания рассказала мне, что всю жизнь была худой и пополнела только после того, как родила двоих детей. Она сразу же набрала тринадцать килограммов и никак не может похудеть. Но ее метаболизм отличается от моего, не так ли? Ей, наверное, легче будет похудеть. Я училась в школе с Марией Монокандилос из Греции. Она пустилась в разгул в одиннадцатом классе и очень потолстела. В двенадцатом классе у нее появился дружок, она начала нормально питаться и спустила весь жир. Вы ведь понимаете, что каждая из нас – особый случай, – сказала она, снова снимая обертку с соломки и опять заворачивая ее, – И какое жуткое название – «Клиника для тучных в Тарзане». Название нас унижает, оно звучит как наказание и обвинение. Клинике следовало бы дать более обнадеживающее название.
Филиппа аккуратно разложила свою ложку, нож и вилку на бумажной салфетке, а потом сказала:
– Как насчет… «Общество красоты для прелестных леди»?
Ханна засмеялась:
– «Юные принцессы Америки»! – Она улыбалась. – Простите, я просто не закрывала рта. Я была очень зла.
– Все в порядке. Вы высказали вслух те соображения, которые и мне пришли на ум.
– Вы замужем, Филиппа?
Перед ее мысленным взором пронеслась картина: Риз скорчился над своей пишущей машинкой, как будто заснул, на виске темная отметина, как мазок пепла, когда мажут пеплом лоб в среду, при начале великого поста – последнее благословение. Оправившись после выкидыша она снова вернулась в квартиру Риза, но от него там не осталось ни следа. Мистер Ласло сказал ей, что приходил его брат и забрал все вещи Риза. Он увез его тело домой на север, так что здесь не осталось даже могилы, куда бы она смогла прийти и попрощаться с ним. Было так, как будто ни Риза, ни ребенка никогда не существовало.
– Я живу одна, – сказала она, – живу в пансионе. Это одна из моих проблем. Хозяйка великолепно готовит. Она очень обижается, если не есть все, что она готовит. У меня нет сил отказываться от ее яств, она относится ко мне, как родная мать. Мать, которой у меня никогда не было, как мне кажется.
В ответ на удивленно поднятые брови Ханны Филиппа добавила:
– Меня удочерили еще крошкой. Я не знаю своих настоящих родителей.
– И у вас нет никакой семьи?
– Нет. У меня нет ни братьев, ни сестер, никаких родственников.
Ханна не могла себе представить подобного положения, ее собственная семья была такой обширной, что она иногда думала: в числе ее родственников половина населения земного шара. Она могла узнать родственника мгновенно, ее мегасемья обладала двумя наборами генов – юноши наследовали наклонности Райянов к разгульной жизни, а девушки – индейские глаза Ла Кроссов.
– Когда я была ребенком, так унизительно было быть толстой, – сказала Ханна. – Ребята выбирали свои команды, и я всегда оставалась одна. Когда учитель назначал меня в какую-либо команду, они все начинали стонать.
Филиппа рассказала ей о школе святой Бригитты и как рвало Эмбер.
– Как вы думаете, в чем тут дело? – спросила Ханна, когда им подали заказанное. – Может быть, все дело только в сексе? Девушки хотят похудеть, чтобы заполучить своего мужчину, не так ли? – сказала она, думая об Алане Скейдудо и о том, как плотно обтягивают брюки его ягодицы. Иногда, когда она позволяла себе переменить свой взгляд, она замечала, что спереди его брюки также плотно облегали Другие части его тела. – Мужчины действительно предпочитают только худых женщин? Если бы они были так же невосприимчивы к объемам, как многие из них не различают цвета!
Они обе рассмеялись и начали есть.
– Я чувствую себя гораздо лучше, – сказала Ханна после того, как она добавила много сахара в чай и положила слишком много майонеза в салат. Она атаковала пищу с энтузиазмом, к которому ее приучили с детства.
– Вы заметили, что сам доктор Хир не такой уж тощий, – заявила Ханна, продолжая хрустеть салатом. – Ему и не надо быть тощим, он же мужчина. Мужчин не волнует то, из-за чего мы переживаем. Интересно, их вообще что-нибудь волнует?
– Мне кажется, что у них есть свои проблемы, – ответила Филиппа, вспоминая Риза.
– Я думаю, вы правы. Мне кажется, их волнует, если они маленького роста, или же начинают лысеть, или не могут проявить себя суперменом в постели. – Она снова вспомнила мистера Скейдудо. – Там, где я работаю, есть один мужчина. Он примерно моего возраста, может быть, ему двадцать два или двадцать три. Он маленького роста, но это его, по-моему, не волнует. А мне нравятся мужчины маленького роста. Он очень спокойный и приятный человек. Он занимается по вечерам, чтобы сдать экзамен и получить диплом бухгалтера. Я мечтаю о нем все время, но я не думаю, что он обращает на меня внимание, что я вообще существую для него на белом свете. Как вы думаете, мог бы он заметить меня, если бы я стала худой?
Внезапно салат показался слишком зеленым. Цвета стали неестественными под загоревшимся ярким и резким светом ламп дневного света. Ханна отставила тарелку и взяла чашку двумя руками, держа ее перед собой, как свадебный букет.
– Когда я уже заканчивала школу, у меня никого не было, кто бы хоть как-то был похож на знакомого парня. Моя сестра пожалела меня и договорилась о свидании для меня с другом своего ухажера. Она и ее приятель заехали за мной, и мы поехали за Эрни. Он уже влезал в машину, сказал «Привет» и все такое, но когда он увидел меня, у него так отвисла челюсть, что было слышно, как она стукнулась об асфальт. И я видела, как он колебался, прежде чем войти в машину, как будто решал, сможет ли избежать свидания, если сбежит прямо сейчас…
Она выловила из стакана ломтик лимона, стала топить и ловить его снова чайной ложкой.
– Он все-таки выдержал свидание, храбрый парень! Мы поехали в открытый кинотеатр в Резеде, чтобы посмотреть, сидя в машине, зарубежный фильм «Дорога», который никто из нас не понял. Моя сестра и ее друг имели наглость начать развлекаться прямо перед нашим носом. Эрни не сказал мне ни слова, он не смотрел на меня и притворялся, что весь поглощен картиной. Когда он и друг моей сестры вышли в закусочную во время перерыва, я слышала, как Эрни сказал:
– Господи, Дон, ты мне не сказал, что сестра твоей подружки… – я не слышала окончания фразы, но могу себе представить, что он сказал.
– Вот ужас, – заметила Филиппа.
– Ну а как вы? Вам везло с парнями?
– Мне было еще хуже. Я никогда не обжималась в открытых кинотеатрах.
Ханна наклонилась вперед и тихо сказала:
– Мне уже двадцать один год, а я все еще девушка. Разумеется, я не замужем, но чувствую себя в какой-то степени ущербной. Может быть, у Грира будут какие-нибудь подходящие парни. – Она откинулась на спинку стула и добавила: – Если я только когда-нибудь попаду туда. Господи, я начинаю ненавидеть себя. Я начинаю верить, что во всем виноват вес… Может быть, пропаганда снижения веса права, а я ничего хорошего не стою, потому что жирная…
– Вы не правы, – ответила Филиппа, – нельзя так говорить.
– Именно так к нам отнесся доктор Хир. Он заставил нас почувствовать вину. Как все остальные женщины, которые ждут приема, могут мириться с подобным отношением?
– Ханна, когда мне было двенадцать лет, я почти поддалась этому чувству унижения, потому что верила, что я его заслужила, считала себя никчемной. Но в последнюю минуту я выпрямилась и постояла за себя. Эти женщины еще не научились этому, они не нашли способ верить в себя. Они все еще верят в свою никчемность и потому заслуживают любого отвратительного отношения к себе.
– Я не могу вернуться в эту жуткую клинику. Я просто не могу себе этого позволить. Если я буду посещать клинику, я не смогу посещать академию Грира. Но если я не сброшу вес… Черт, но что же делать? – воскликнула Ханна, глядя на тарелки за прилавком. Там лежало несколько кусочков заветренного пирога. – Я пускаюсь в разгул и съем творожный пудинг. Моя мать всегда так делает, когда у нее плохое настроение. Как насчет вас? Я угощаю!
– Я не ем творожный пудинг, – ответила Филиппа. – Я вообще не могу есть ничего сладкого. Мне становится плохо. Я не знаю, в чем дело.
– Может быть, у вас какие-нибудь проблемы с метаболизмом, ну, вы знаете, типа диабета. Вы меня понимаете? Поэтому, я считаю, что доктор Хир должен был сделать анализы крови или еще какие-нибудь анализы, чтобы знать о наших индивидуальных особенностях. Вот подонок!
Пока они ждали, когда Ханне принесут пудинг, а Филиппе – кофе, Ханна сказала:
– Вы знаете, если бы вы поменяли этот овальный воротник на вырез мысиком, вы бы казались худее.
В ответ на удивленный взгляд Филиппы Ханна пояснила:
– Простите, я не хотела вас обидеть. Моделирование – это мое хобби. Я этим занимаюсь с тех пор, когда была еще ребенком. Толстым ребенком. Я давно поняла, как сделать, чтобы одежда помогла мне выглядеть худее. – Она слегка покраснела. – Я ведь не выгляжу, как должен выглядеть модельер, не так ли? Я имею в виду, что дизайнеры одежды не могут быть толстыми. Но вы знаете, что сказала Коко Шанель? Она сказала, что, если вы плохо одеты, люди запомнят вашу одежду. Но если вы хорошо одеты – они будут помнить женщину. Вы знаете, я, кажется, понимаю, что может вам помочь, – добавила она. – Потому что в действительности само платье очень хорошее. Только круглые воротники делают лицо более пухлым. – Она сняла с себя толстую золотую цепь с висящим на ней тяжелым медальоном – круглый диск со стилизованной птичкой на нем. Надела медальон на Филиппу и выровняла цепочку у нее на груди. – Вот так. Медальон смягчает закругление воротника, продолжает вертикальные линии, вы выглядите гораздо тоньше. Шарфы и крупные бусы также могут помочь, зрительно смягчить тяжелый верх.
Филиппа повернулась и попыталась разглядеть свое отражение в пластиковой стенке.
– Вы правы, действительно так лучше. Я должна помнить это, – сказала она и начала снимать медальон.
– Оставьте это себе, – сказала Ханна. – Это недорогая безделушка. Это ведь не настоящее золото!
– Но медальон очень милый. Я правда не могу его принять!
– Филиппа, вы мне помогли тем, что выслушали. Мне сейчас гораздо легче. У меня нет никого, кому я могла бы все высказать. Все мои друзья – худые, а моя семья считает, что ничего плохого в моей полноте нет.
Когда она взглянула на улыбку Ханны и почувствовала вес тяжелого медальона, который «продолжал вертикальную линию» и делал ее на несколько килограммов худее, на Филиппу внезапно нахлынули ощущения, которых она не испытывала со времени своего тринадцатилетия, Когда Фризз устроила ей сюрпризом полночное празднование ее дня рождения в спальне. Пришли девять девочек и принесли небольшие подарки, а умница Фризз, зная, что Филиппа не может есть сладости, каким-то образом потихоньку на кухне смогла приготовить ей именинный пирог из ветчины. На нем даже были именинные свечки. Филиппа поняла, что они с Ханной Райян станут друзьями.
– Послушайте, давайте встретимся здесь через неделю, в то же время. В течение семи дней мы с вами будем придерживаться диеты доктора Хира. Будем просто молиться на нее. Если почувствуем, что не можем ее выполнять, давайте позвоним друг другу. А на следующей неделе взвесимся на этих весах.
Она показала на весы, которые стояли у входа в закусочную.
– Давайте служить друг другу стимулом. Вам не нужно будет приходить в клинику, я пойду туда и принесу меню на следующую неделю и передам его вам. Таким образом вы сможете сэкономить. Что вы об этом думаете?
– Да, – согласилась Ханна. Она сразу же представила себе: прелестная территория академии Грира с ее тенистыми дубами, и великолепно вылепленный зад мистера Алана Скейдудо.
21
– Так, это именно те факты, которые относятся к нераскрытому убийству Декстера Брайанта Рэмси, – сказала Андреа, читая свои записи Беверли Берджесс. – Жертва получила одну пулю в голову, хотя свидетели приводили разные данные о числе слышанных ими выстрелов. Слуги доложили, что во время происшествия в резиденции было около тридцати гостей, но к тому времени, когда прибыла полиция, не осталось ни одного. Полиции не сообщали почти четырнадцать часов после того как произошло преступление. Оружие так и не было найдено. И… – здесь она посмотрела на Беверли Берджесс, – Рэмси был кастрирован после смерти. Ну что, все?..
Беверли проводила для Андреа Бахман небольшую экскурсию по крылу «Замка», которое сохранилось в том виде, каким оно было шестьдесят лет назад. Экскурсии предлагались посетителям один раз в день, в утренние часы. Гиды щекотали им нервы совершенно невероятными историями, в то время как посетители осматривали частные апартаменты, где когда-то останавливались звезды кино. Воздух в холле был спертым, наполненным запахом пыли, засушенных роз и старых духов, мебель – тяжелая, темных тонов, написанные маслом портреты людей, которых уже давно не было в живых, обрамляли стены. Все создавало атмосферу загадочных явлений и романтических трагедий.
– Да, – сказала Беверли, – мне кажется, что это все.
Так как это крыло не отапливалось, она и Андреа были тепло одеты: на Андреа был свитер с капюшоном, твидовая юбка и сапоги, Беверли – в коротком жакете из чернобурки и в свободных брюках из тонкой шерсти. Несмотря на то что они находились в помещении, на ней были также огромные солнечные очки.
Андреа пролистала свои заметки. «Одна из горничных заявила, что она видела, как кто-то выбежал из дома сразу после того, как прогремели выстрелы. Она также сказала, что не может утверждать – был ли это мужчина или женщина». Она посмотрела на Беверли.
– Полиция считает, что это была Марион, но вообще-то это мог быть кто-то другой, не так ли? Может быть, кто-то из гостей?
Беверли кивнула.
– Это именно то крыло, где размещались гости в тот вечер, – сказала она, когда они проходили мимо закрытых дверей. – Они все жили в этих комнатах. Все могли зайти в ванную комнату, где был убит Рэмси. – Она нажала на ручку, и дверь бесшумно отворилась, открывши взорам потрясающую комнату, оформленную в восточном стиле, с черной лакированной мебелью, японскими ковриками татами, шелковыми подушками, лампами с абажурами из рисовой бумаги и парой великолепных японских кимоно, которые, защищенные от пыли стеклом, висели на стене.
– Жуткое впечатление, – сказала Андреа шепотом, как будто она боялась потревожить обитателя комнаты, хотя в комнате никого не было. Никто не спал в этой комнате с 1932 года, с той ночи, когда был убит Рэмси.
– Интересно, кто из знаменитых гостей Марион спал в этой кровати? Кларк Гейбл? Кэри Грант? Они ведь были здесь, не так ли?
Она подошла к окну, раздвинула легкие прозрачные занавески и посмотрела на зимний сосновый лес, окружавший «Замок». Ночью выпал снег, окутав все свежей, ослепительной белизной; солнечный свет был настолько резким и четким, что Андреа могла различить Палм-Спрингс и другие поселки внизу, расстилающиеся зелеными и песочными заплатами до самой огромной пустыни вдали.
Она повернулась к Беверли, которая рассматривала синюю фарфоровую чашу. Опять эти огромные солнечные очки, в которых она была вчера вечером, когда ее встретила Андреа.
– У меня осложнения с глазами, – сказала Беверли. Тогда почему у Андреа создалось такое странное ощущение, что Беверли скрывается за ними?
В действительности Андреа было ясно, что Беверли Берджесс вообще скрывалась; владелица этого курорта явно старалась не показываться на людях. Поэтому Андреа была так удивлена, когда утром раздался звонок от отшельницы мисс Берджесс, которая предложила лично показать Лэрри Вольфу и его ассистенту апартаменты Марион Стар. Лэрри, конечно, это не интересовало, его первые слова, когда он ел бекон и яичницу, были: «Я пойду посмотрю, как обстоят дела с лыжами, и, может быть, немного займусь теннисом. Здесь можно еще поплавать». Иными словами, он собирался искать Кэроул Пейдж, которая оставила его, жаждущего ее, в коктейль-ном зале прошлой ночью, после того как ясно дала ему понять, что и ему следует оставить ее в покое.
Поэтому Андреа нашла мисс Берджесс в ее офисе, где Беверли обсуждала дневное меню с шеф-поваром. Андреа отметила, насколько комфортно чувствовала себя Беверли, отдавая приказания, – эта женщина, несомненно, привыкла командовать. Но кто же она была на самом деле? Откуда появилась? Какова была история ее жизни? Как она могла позволить себе завладеть подобным местом и затем превратить его в роскошный курорт? Неожиданно Андреа показалось забавным, что Беверли Берджесс, загадочная женщина, живет в доме другой, не менее загадочной женщины.
– Вы не думаете, что здесь кого-то прикрывали? – спросила Андреа. – Я имею в виду, что все гости на огромном приеме Марион действительно голливудские знаменитости, но никого из них здесь не оказалось, когда прибыла полиция. И полицию вызвали только спустя долгих четырнадцать часов после совершения преступления, и в эти часы другие люди приезжали и уезжали отсюда – глава студии Рэмси, два известных продюсера, юрист студии и брат Рэмси. Всем им кто-то позвонил рано утром, и кто-то проделал длинное путешествие из Лос-Анджелеса по горной дороге, чтобы позаботиться о том, о чем было необходимо позаботиться перед тем, как прибыли представители официальных властей. – Она остановилась. – Как, например, убрать оружие, которым было совершено преступление, или что-то сделать с вещественными доказательствами.
Они покинули восточную спальню и продолжили прогулку по холлу, следуя плану, который набросал Саймон Джунг. На нем было обозначено положение офисов управляющего, зала для танцев, столовых, сувенирных киосков, театра на сорок мест, медицинского кабинета и комнаты для пациентов. Другое крыло состояло из помещений, где жили управляющие и постоянные служащие, а на третьем этаже были расположены ультрароскошные гостевые апартаменты. Андреа остановилась посреди холла и нахмурилась, обратив взор на потолок.
– Как странно, – сказала она. Беверли взглянула на нее.
– Что странного?
– Этаж, который над нами, – он не обозначен в плане. Что там находится?
– Просто пустые комнаты, – ответила Беверли. – Мы используем их в качестве склада. Нет необходимости включать их в план.
Андреа посмотрела на нее и только собралась что-то сказать, как Беверли открыла обитые двери с медными накладками и вошла в богатство безумного «Арт-деко» – стиля, весьма модного в двадцатых и тридцатых годах. Бледно-персиковый и цвет морской волны были доминирующими цветами необозримой спальни: ее стены были заполнены потрясающими фресками летящих гоночных машин, мчащихся борзых собак и разящих молний, что создавало головокружительное ощущение огромных, скоростей. Кровать Марион стояла на поднятой над полом платформе, и четыре статуи, четыре обнаженные стройные фигуры с длинными волосами, струящимися по их спинам, служили кроватными столбиками.
– Это потрясающе, – сказала Андреа, медленно оглядываясь вокруг. – Как кто-то мог спать в таком месте?
Беверли нажала кнопку у дверей, и паркет начал сдвигаться.
Или это только так показалось? Андреа инстинктивно схватилась за драпировки кровати, в то время как пол откатывался из-под нее, оставляя ее на прозрачной стеклянной поверхности.
– Вот это мне совсем не нравится! – засмеялась она, глядя на зал под ней, где был огромный плавательный бассейн, наполненный мерцающей зеленой водой.
Андреа осторожно прошла в центр комнаты, испытывая одновременно и страх и возбуждение, как будто она шагала по воздуху.
– Мистер Джунг показал мне это вчера вечером. Можете вы себе это представить? Люди отсюда могут смотреть на пловцов внизу, а люди снизу могут наблюдать, что происходит в спальне. В картечи можно сделать незабываемую сцену.
Когда они наблюдали, как некоторые из посетителей плавают в бассейне, не имея понятия, что за ними наблюдают, Беверли сказала:
– Могу я вас спросить кой о чем, мисс Бахман? – Та обратила темные очки в ее сторону, и Андреа увидела двойные отражения себя самой, которые смотрели на нее. – Когда мистер Вольф напишет свой сценарий о Марион Стар… он никак не исказит ее образ?
Андреа не знала, как на это реагировать, она не ожидала подобного вопроса. Она, конечно, не могла сказать мисс Берджесс, что инструкции Лэрри сегодня утром были: «Посмотри, что ты можешь узнать насчет порноколлекции Марион. Я слышал, что у нее было много неприличных фильмов и книг. Постарайся также как можно больше разузнать про оргии и разгул с опием, про которые также много болтают. И эта история о футбольной команде, которую она принимала в своей спальне, узнай, как она это делала. Я имею в виду, были ли все игроки в спальне, наблюдая, как каждый из них трахает ее, или же она вызывала их по одному?»
– Это так важно? – спросила Андреа.
Беверли подошла к камину, он был гораздо выше ее, и провела рукой по лепным украшениям, которые изображали обнаженных женщин, солнце и планеты. С этого расстояния Беверли выглядела стройной, у нее была хорошая осанка, и она казалась Андреа женщиной лет тридцати. Только стоя рядом с ней можно было разглядеть морщины у рта и на лбу, серебряные пряди, выделяющиеся в ее густых волосах темной шатенки. Андреа решила, что Беверли около пятидесяти, ей было интересно, была ли она когда-нибудь замужем. Женщина, подобная ей, явно очень богатая и хорошего происхождения, должна была иметь интересное прошлое. И тем не менее, как это казалось Андреа, Беверли Берджесс не имела ни прошлого, ни каких-то связей с ним.
– Важно ли это? – повторила Беверли. – Да, конечно. Мне было бы неприятно, если бы из жизни Марион сделали сенсацию. Мне не хотелось бы, чтобы ее… ее жизнь каким-то образом могли эксплуатировать или сделали ее тривиальной. Может ли мистер Вольф проделать честную работу?
Андреа удивилась еще больше. Почему это так волнует Беверли?
– Я принимаю определенное участие в каждом проекте мистера Вольфа, – сказала она. – «В действительности я делаю всю работу». – Я осмотрю, что я смогу сделать.
Она чувствовала, что Беверли наблюдает за ней из-за темных очков. Казалось, они давали ей возможность заглянуть внутрь человека. Андреа испытывала неприятное ощущение, что Беверли известно о ее настоящих отношениях с Лэрри. Но, конечно, никто не мог знать этого точно, так как Андреа очень старалась скрыть правду. Ей стыдно было теперь, оглядываясь в уже древнее прошлое, сознавать, как же она была легкомысленна, как остро хотелось ей привлечь его внимание, как напоминала она комнатную собачонку, не имеющую гордости.
Когда Андреа узнала, что Лэрри Вольф победил в конкурсе на лучший сценарий и получил высшую оценку в их сценарном классе, она совсем не удивилась. Это был хороший сценарий: Андреа сама написала его. Что ее удивило, так это то, что он не зашел и не сказал ей об этом, – она узнала о победе из школьной газеты.
Андреа было неудобно звонить молодому человеку, хотя ей уже было двадцать пять. У нее совсем не было опыта, и ее мать всегда говорила ей, что порядочные девушки этого не делают.
Но по мере того как проходили дни и недели и она так и не дождалась весточки от Лэрри, Андреа наконец собрала все свое мужество и набрала его номер.
– Эй, Алиса! – сказал он. – Так ты слышала мои новости? Вот здорово, правда? Я бы не смог этого сделать без тебя. Я всем рассказал об этом. Я рад, что ты позвонила, я потерял твой номер телефона. Я просто умираю, так хочу тебя видеть. Я хочу тебе предложить встретиться и отпраздновать это событие!
Сердце Андреа стучало в горле, ее невинность пряталась где-то за ним. Обе ее ноги стали двумя облачками, пушистыми и легкими, она знала, что они никогда больше не коснутся земли.
– Да, – сказала она. – Я с удовольствием. Где?
– Как насчет нашего обычного места, у Шипа? Ты свободна?
Наше обычное место… Ты свободна?.. Это звучало так, как будто у них уже сложились какие-то отношения. Именно так и происходило между людьми, вот на что была похожа любовь. Волнение любви! Неожиданное жгучее желание!
Лэрри прибыл с опозданием на сорок пять минут, но Андреа не обиделась. Любовь означает прощение, решила она, а сексуальное желание означает терпение. Я буду вечно ждать тебя, подумала она, когда бежала к его машине, после того как он ей посигналил.
Вместо того чтобы отправиться прямо к Шипу, они поехали в Малибу, где сидели в машине и смотрели, как волны набегают на залитый луной пляж. Вода светилась зеленым сиянием. В «шевроле», припаркованном рядом с ними, окна были затуманены, и машина раскачивалась.
Они слушали радио, и Лэрри рассказал ей все о себе. Она слушала его, раскрыв рот, и пыталась не обращать внимания на «шевроле». Пока Лэрри уминал пакет миндаля и подробно разбирал такую интересную тему, как Лэрри Вольф, Андреа пыталась понять, привез ли он ее сюда, чтобы обжиматься с нею? Поцелуют ли ее наконец в первый раз в жизни? Пойдут ли они дальше этого, как пара в соседней машине?
Она знала, что множество девушек распрощались со своей невинностью в машинах. Может быть, именно такое прощание происходило прямо сейчас, в этом ходящем ходуном «шевроле»? Когда Лэрри протянул руку вдоль спинки сиденья, у нее замерло сердце. Он собирается начать действия!
– Я привез тебя сюда, Алиса…
– Андреа.
– …рассказать тебе о моих великолепных новостях. Я продал сценарий продюсеру. Он хочет сделать картину.
– О, Лэрри, как прекрасно!
– Да, но, к сожалению, они просят меня переписать некоторые части.
– Переписать? Какие части?
Он глупо улыбнулся.
– Ну, сказать тебе по правде, я не знаю, потому что я не читал его.
– Ты его не читал? Ты имеешь в виду, что ты отдал сценарий, не просмотрев, что я с ним сделала?
– Эй, я ведь доверяю тебе!
Андреа была в замешательстве. Она так много работала над этим сценарием, задерживалась допоздна, пропускала занятия, ссылаясь на мнимые болезни, литрами поглощала кофе, вынашивая замысел и характеристики главных лиц. Она стремилась сделать хорошую работу. Ее обуревали фантазии: он будет ей так благодарен, может, даже обнимет и скажет, что она просто прелесть. Она очень много сил отдала сценарию, и у нее почти не осталось ни времени, ни творческой энергии, чтобы хорошо поработать над своей темой, и в конце концов она получила посредственную оценку. А сейчас он признался, что даже не прочитал сценарий!
– Ты мне поможешь? – спросил Лэрри, и когда она замешкалась, добавил – Ничего, я понимаю. Эй, я все еще должен тебе – обед. Поехали, давай отпразднуем.
Они поехали к Шипу. Была пятница, и там собралось много ребят из колледжа и киношников. Лэрри не мог спокойно сидеть на месте. Он откусывал кусочек от своего гамбургера, потом вскакивал, чтобы подбежать и поговорить с кем-то, кто приходил или уже уходил. Андреа сидела в шуме, сутолоке и ярком свете кофейни, чувствуя, как ее обтекают волны жизни. Люди протискивались мимо нее, смеялись и бесцеремонно обращались друг к другу. Ее рубленая говядина совсем остыла, пока она наблюдала, как ее обалдело прекрасный спутник очаровывал народ за другими столиками. Она положила хлеб с изюмом в тостер и в конце концов сожгла его, потому что не могла глаз отвести от Лэрри. Его энергия заражала всех, она все больше влюблялась в каждый его жест и поворот головы, ей хотелось, чтобы этот вечер вообще не закончился – а вдруг она последний раз вместе с Лэрри. К тому времени, как он вернулся к их столику, чтобы прикончить свой гамбургер, Андреа осознала, что убеждает его в том, с каким удовольствием поможет ему подправить сценарий.
Но Андреа обнаружила, что ее согласие помочь Лэрри вовсе не означает совместную работу с ним, хотя она надеялась именно на это. Ей пришлось забрать сценарий и переделать его по своему разумению. Но она не возражала: наконец в ее жизни появился настоящий мужчина, и перспектива новой встречи с ним питала ее творческую энергию, когда она сидела за машинкой.
Они снова встретились у Шипа. Местные клиенты из колледжа очень ценили, что на каждом столике стоял индивидуальный тостер, это было последним писком. Андреа приготовила для Лэрри тост из дрожжевого хлеба и объясняла, как она изменила сценарий.
Он съел тост, сердечно поблагодарил ее и пообещал позвонить.
Но не позвонил. Прошло три месяца, телефон зазвонил, и Андреа, подняв трубку, услышала голос из своей романтической фантазии, который произнес: «Привет, это я!», как будто они только вчера провели вечер у Шипа.
– Мне очень неудобно, что я не звонил, но я был безумно занят. Я уволился с фабрики спагетти и арендовал квартиру в Голливуде на Фаунтин-авеню.
Он рассказал ей, как обстоят дела со сценарием.
– Они собираются выпустить фильм где-то в следующем году летом. Эй, угадай, что я хочу тебе сказать! Они хотят, чтобы я написал продолжение!
– О, Лэрри, это же прекрасно!
– Подруга, я даже не могу себе представить, что я буду делать без тебя. Ты понимаешь? Я уже серьезно думаю о тебе и обо мне, как об одной команде. Что ты скажешь, если мы объединимся и станем партнерами?
Андреа не могла поверить тому, что она слышала: «команда», «партнеры» – это звучало почти как предложение выйти замуж.
– Да, – сказала она так быстро, что почти задохнулась. – Да, я буду твоим партнером.
* * *
– … Видите ли, мисс Бахман, – сказала Беверли из-за своих огромных очков. – Марион Стар предали. Ее предал Голливуд и те мужчины, которые пользовались ею. Мне бы хотелось, чтобы картина мистера Вольфа обелила ее.