Текст книги "Звезды"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)
Фрида пришла, когда Банни была в ванной, накладывая косметику.
– Войдите! – крикнула она. – Открыто!
Фрида вошла, несколько оторопела, увидев столь пышное убранство, затем, закрыв за собой дверь, спросила:
– Ты в порядке?
– Одну минуту, сейчас оденусь. Чувствуй себя как дома.
– Ну, положим, дома у меня никогда не было так шикарно. Я принесла бутылочку твоего любимого – «Мандарин Наполеон».
– Фрида, он же ужасно дорогой.
– И мы с тобой дорого напьемся!
– Так в чем все-таки дело?
– Скажу, когда выйдешь, – Фрида озадаченно посмотрела на картину, изображающую двух ангелочков, поливающих водой какую-то богиню в пруду. – У меня для тебя сюрприз.
– А у меня сюрприз для тебя!
Фрида прошла между столиком, покрытым до полу тяжелой скатертью, и высокой мраморной подставкой, на которой был водружен какой-то римский бюст. Да, интерьер здесь был шикарный.
– Прекрасно, – Банни наконец-то отозвалась из ванной, – вот и я!
Банни вышла, и Фрида, обернувшись, уставилась на нее.
– Ну? И что ты думаешь? – спросила Банни, поворачиваясь во все стороны. Одетая в облегающее белое платье с открытой спиной, она казалась высокой. У нее была тонкая талия, небольшие груди, стройные ноги, длинные густые светлые волосы, чуть вздернутый нос, изящный подбородок и полные губы. Это была Банни, но все же это была не она. Пропала ее пышность, исчезла невзрачность, она была воплощением захватывающей дух женственности и блеска. Вообще-то она стала похожей на многих других актрис Голливуда.
– Ну, и что ты думаешь? – спрашивала она возбужденно, продолжая демонстрировать Фриде себя, чтобы она в полной мере оценила эти три месяца пластической хирургии. – Я сделала все, даже больше, чем Шер, можешь поверить! Удаление жирового слоя, убрала ребра, удалила задние зубы – теперь никто не назовет меня толстой и неуклюжей. Все, больше никаких пупсиков в кино! Ну, что ты думаешь, Фрида? Ты удивлена?
Она обернулась и увидела, что Фрида лежит в глубоком обмороке.
19
«Корвет» пролетал опасные повороты дороги в каньоне на очень высокой скорости, так что раздавался визг шин, трущихся об асфальт. Корпус машины цвета электрик блестел, попадая в круги света от уличных ламп.
Ханна Скейдудо в отчаянии вцепилась в рулевое колесо, ее глаза внимательно следили за каждым крутым поворотом, который ей предстояло преодолеть, в то время как «корвет» постоянно пересекал центральную линию и возвращался в свой ряд. Тело Ханны было напряжено, чтобы противостоять удару, который мог случиться в любой момент и смять хрупкий корпус ее машины, изготовленный из фибергласа, и раздавить ее саму, сидящую в этой машине. Она вела гонку со временем, пытаясь догнать его и поставить на дыбы, подобно понесшей лошади, задержать и вернуть часы и дни, которые убегали от нее. Филиппа сказала: «Четыре дня». Через четыре дня состоится важное собрание правления, где должны отчитаться все члены и будет произведена тщательная проверка состояния бухгалтерских дел компании.
Что собиралась обнаружить Филиппа? Почему она вернулась? Расхождения в данных бухгалтерских книг не обязательно обозначали какие-то правонарушения; в этих случаях стоило просто провести аудиторскую проверку, которая может обнаружить ошибку и внести поправки. Что же касается «Миранды интернейшнл», то с этой проблемой вполне можно было справиться, не выезжая из Австралии. Относительно так называемой сестры в Палм-Спрингсе – Иван находил «сестер» и до этого, и Филиппа никогда прежде не летала, чтобы взглянуть на них. По крайней мере, с другого конца света. Неожиданное и необъявленное возвращение Филиппы могло означать только одно: она подозревала, что в компании ведется какая-то грязная игра, что кто-то из работающих в ней оказался предателем. Ханна вжала до упора педаль газа. Четыре дня – хватит ли времени?
Когда высокие кованые железные ворота ее поместья в Бель Эйр внезапно замаячили в свете фар, она нетерпеливо нажала кнопку инфракрасного устройства под козырьком, которое открывало ворота, и погнала спортивную машину через ворота еще до того, как они полностью открылись, так что поцарапала крыло с противоположной от себя стороны. Добравшись до конца длинной подъездной аллеи и въехав на вымощенный круг перед домом, она нажала на тормоза столь сильно, что «корвет» сделал почти полный круг. Когда машина наконец резко остановилась, Ханна закрыла глаза и положила голову на рулевое колесо.
Чувствуя, как резко стучит в груди сердце, Ханна вспомнила, что доктор Фирман сказал после того, как в последний раз тщательно обследовал ее: необходимо несколько снизить темп жизни, помня, что ее мать, Джейн Район, умерла в сорок восемь лет от сердечного приступа, ей было на шесть лет меньше, чем Ханне теперь. Но Ханна не могла быть спокойной, у нее просто не было для этого времени.
«Филиппа, Филиппа! – молча восклицала она, – Ну почему ты должна вернуться именно сейчас?»
Ханна подняла голову и посмотрела на дом. Элегантная вилла в стиле Средиземноморья была построена в сороковых годах. Она состояла из шестнадцати комнат, закрытого бассейна, кегельбана. Дом оценивался в восемь миллионов долларов, Красивые рождественские огни светились в окнах нижнего этажа, серебристые огоньки мерцали на деревьях и кустах, обрамлявших внушительный полукруглый вход. Это был прекрасный и гостеприимный дом, но Ханна не могла заставить себя войти внутрь. Она была еще не готова. Ей следовало успокоиться, обрести какое-то подобие нормального состояния, иначе она вызовет подозрения.
Интересно, Филиппа подозревает ее? Поэтому она внезапно вернулась, никого не предупредив? Ханна чувствовала себя преданной. Чарми уверила всех, что поехала в Огайо, как обычно ездила в это время года, чтобы провести праздники с сыном и его семьей. Вместо этого она потихоньку сбежала в Австралию и привезла с собой Филиппу. Тот факт, что Чарми не сообщила Ханне о своих планах, не поделилась с ней после почти тридцати лет близких отношений – между ними не было секретов, – сильно задел Ханну. Это означало, что Чарми и Филиппа – ее самые близкие друзья – больше ей не доверяют.
В то время как Ханна сидела в машине и дрожала больше от страха, чем от холода, она поняла: сильнее всего ее пугает, что станет с их дружбой после того, как Филиппа обнаружит правду.
Прежде чем выйти из машины, Ханна быстро оглядела себя в зеркале. Ее волосы были в полном порядке, седые нити не были видны после мытья оттеночным шампунем, крохотные золотые сережки-колечки отражали в себе рождественские огоньки. Она надеялась, что они ее молодят, что ей нельзя дать ее пятьдесят четыре года. Но особенно Ханне хотелось увидеть обычное, нормальное выражение своего лица. Ситуация была слишком деликатной, для нее было очень опасно каким-либо образом выдать себя.
Горничная приветствовала ее у входа: «Добрый вечер, мадам». Она взяла пальто и сумку Ханны.
– Добрый вечер, Рита. Мистер Скейдудо уже дома?
– Нет, мадам.
– Найди мисс Релстон и попроси ее зайти в библиотеку.
Библиотекой служила комната, обшитая темными панелями, с полом из испанских изразцов, кожаной мебелью и кованой люстрой с настоящими свечами, которые бросали мерцающий свет на мексиканские поделки и доколумбовые произведения искусства. Ханна сразу подошла к бару и приготовила себе «Кровавую Мэри», налив много водки.
Мисс Релстон вошла в комнату. Это была деловая женщина, около шестидесяти лет. Она никогда не была замужем и жила одна. Почти десять лет она служила личным секретарем Ханны, внимательно следила за весьма насыщенным графиком общественной жизни Скейдудо, что компенсировалось прекрасной зарплатой и новой машиной раз в два года.
– Добрый вечер, миссис Скейдудо, – поздоровалась мисс Релстон, приготовив подставку, открывая желтый блокнот и раскладывая письма. Ханна давно пыталась добиться, чтобы они обращались друг к другу по имени, но мисс Релстон предпочитала сохранять некоторую официальность в их отношениях.
Когда Ханна поднесла стакан с коктейлем к губам, она поняла, что у нее трясутся руки. Заметила ли это ее секретарь?
– Подготовка к приему гостей идет полным ходом, миссис Скейдудо, – сказала мисс Релстон, доставая ручки и сверяясь со своим блокнотом. – Представитель фирмы, обслуживающей банкеты, приходил утром, он осмотрел кухню и сказал, что в отношении специального десерта, который вы заказывали, не будет никаких проблем. Кухня достаточно просторна, чтобы его персонал мог там нормально работать. Я подтвердила наш заказ в цветочном магазине…
Пока мисс Релстон перечисляла множество деталей, касающихся предстоящего приема по поводу Рождества, Ханна с трудом сдерживала себя. Она стремилась подняться наверх и остаться одной. Ей необходимо было позвонить. Срочный телефонный звонок – вопрос жизни и смерти.
– Почти все прислали подтверждение о своем присутствии на празднике с благодарностью, – продолжала мисс Релстон в своей обычной четкой манере. – Только три пары заявили, что они не смогут прибыть. Всего гостей ожидается сто семьдесят пять человек.
Снова поднеся стакан к губам, Ханна очень удивилась, обнаружив, что он пуст. Стараясь, чтобы не дрожали руки, смешала себе новую порцию, добавив в этот раз еще больше водки. Ханна сдержалась, чтобы не осушить стакан залпом, и посмотрела на часы.
Почему Филиппа назначила собрание в Палм-Спрингсе? Почему нельзя было провести его в офисе «Старлайта», это было бы так удобно и близко для всех? Поездка в Палм-Спрингс занимала почти весь день, как минимум два часа езды только в один конец.
Она хочет, чтобы мы оказались на нейтральной территории, подумали Ханна. Она хочет вытащить нас из знакомых и безопасных офисов, чтобы у нас не было никаких преимуществ. Она хочет проверить, как мы выживем вдали от наших комфортабельных корпоративных условий.
Ханну привели в ужас свои собственные мысли. Они казались такими циничными, такими неблагородными. Но разве не таким же выглядит неожиданное возвращение Филиппы в Лос-Анджелес? Как будто все в «Старлайте» – ее друзья – были преступниками?
О Боже, подумала Ханна, сжимая стакан. Пусть все это окажется связанным с «Мирандой интернейшнл», из-за этого она и вернулась. Нельзя, чтобы это было чем-то другим – хотя бы до тех пор, пока я сама не разберусь с проблемой.
Мисс Релстон говорила:
– Уже готовы специальные рождественские украшения, которые вы заказали у Сакса, миссис Скейдудо. Также была зарезервирована шестиметровая елка, которая прибудет утром в день праздника.
Ханна замерла со стаканом в руке, поняв, что ее секретарь смотрит на нее, ожидая ответа на вопрос, которого она не слышала. Так много нужно было сделать – рождественский прием, ее дети и их семьи, которые приезжали на праздник, специальный сюрприз, который она планировала для Алана…
Она резко поставила стакан:
– Да, все очень хорошо, мисс Релстон. Благодарю вас. Я должна подняться наверх на несколько минут. – Она снова посмотрела на часы. – Скоро приедет мистер Скейдудо. – «Я должна позвонить до того, как он приедет домой». – Если вы сможете обойтись без меня несколько минут…
Прежде чем мисс Релстон смогла вымолвить слово, Ханна уже вышла из библиотеки.
Она поднялась по огромной лестнице и прошла через холл к спальным апартаментам хозяев дома. Здесь она тщательно закрыла двойные двери, включила свет и оперлась о дверь, пытаясь успокоиться. Действительно у нее что-то сжималось в груди или это только ее воображение? Быстро пройдя по мягкому ковру, она взяла телефон, который стоял на вычурном письменном столе стиля Людовика XV. Трясущимися руками набрала номер. Поняв, что набрала неправильно, повесила трубку и набрала еще раз. Прислушиваясь к звонкам на другом конце провода, Ханна испугалась, что не услышит ответа – так сильно колотилось ее сердце.
Тихо, чтобы ее нельзя было подслушать, она сказала:
– Мы должны произвести трансфертные операции сейчас же. Филиппа что-то подозревает. Она вернулась в Лос-Анджелес и созвала собрание правления. Она собирается проверить все. Пожалуйста, мы должны проделать все как можно скорее, пока она ничего не обнаружила.
Ханна выслушала ответ. Затем на другом конце повесили трубку. Подавив рыдание, она положила трубку и огляделась вокруг.
Ей не показалось странным вдруг подумать сейчас, после того как прошло столько лет, о другой спальне, в другом доме; спальне, которая составляла одну шестую теперешней, с бугристой двуспальной кроватью, покрытой изношенным тонким покрывалом, с плетеным ковриком на полу и подержанным туалетным столиком, починенным Аланом. Эта же спальня в особняке на Бель Эйр могла похвастаться огромным круглым ложем с атласным балдахином, свисавшим с потолка, подобно тем, которые встречаются только в сказках. Ковер был настолько толстым, что в нем оставались отпечатки ног, Мебель была сделана на заказ и привезена издалека. Никакого сравнения между крохотной, убогой спаленкой, в которой они обитали много лет назад, и этими апартаментами, которые подходили особам королевской крови. И все же Ханна хотела бы оказаться сейчас именно в старой комнате.
Слезы обожгли глаза, и Ханна подумала, что никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной и затравленной, как сейчас. Через четыре дня состоится заседание правления и будут проверяться дела компании. И каждый член правления, включая Ханну и ее мужа, должен быть готов ответить на вопросы.
Она снова пришла в ужас, ее обуяла паника. Она подбежала к стене, где висела большая картина в золотой раме. Отодвинув картину и направив свет на маленький стенной сейф, спрятанный за картиной, Ханна быстро набрала комбинацию цифр, но ошибалась несколько раз, прежде чем набрала ее правильно. Когда сейф открылся, она вытащила металлический ящик, небольшой кожаный ларец с медными застежками, несколько больших конвертов, связанных лентой, и наконец из самой глубины – портфель, изготовленный из черно-зеленой кожи угря, отполированной до такой степени, что она могла видеть в нем свое отражение.
Она подошла к кровати и вывалила все содержимое на шелковое покрывало. Акции различных цветов, каждый цвет обозначал различную стоимость. Самые ценные – серебряные сертификаты – стоили тысячу акций каждый. Ханна разложила их так, чтобы она могла прочитать свое имя на каждом из них. Все они были с подписью и датой, самые старые – двадцатилетней давности. Всего здесь было сто тысяч акций – компания «Старлайт».
Конечно, люди сейчас не хранят сертификаты акций, но Ханна очень дорожила этими сертификатами, которые представляли только часть ее интересов в корпорации, потому что это были специальные сертификаты. Это были подарки в течение многих лет, которые делал ей муж на дни рождения и другие памятные даты. Сертификаты на тысячу акций она получила от Филиппы. Все вместе они значили много больше, чем деньги или лакомый кусочек компании, стоящей сотни миллионов. Они символизировали важную часть ее жизни, возможно самую важную часть. И сейчас она собиралась расстаться с ними.
У нее было такое ощущение, как будто она продает ребенка.
Как же это все случилось, подумала она огорченно, вспоминая об убогой, маленькой спаленке в Сан-Фернандо Вэлли, где она и Алан проводили множество необыкновенных ночей, любя друг друга. Ей хотелось бы снова очутиться там, на скрипящей подержанной кровати, где они крепко обнимали друг друга. Тогда у них часто не было денег, чтобы заплатить по очередным закладным. А сейчас она отдала бы все – дом в Бель Эйр, прислугу, даже ее великолепный «корвет», – только чтобы разделаться с той грязью, в которую она вляпалась.
Но невозможно вернуться назад. Катастрофа, которая давно зрела, была готова разразиться, и Ханна бессильна остановить ее.
Когда раздался телефонный звонок, она вздрогнула. Секунду смотрела на аппарат. Может быть, это?..
– Алло?
– Мам, привет, – зачирикал веселый голосок. Ее младшая дочь, Джекки, звонит из колледжа.
Ханна постаралась, чтобы ее голос звучал как обычно весело.
– Джекки, дорогая, как хорошо, что ты позвонила. У тебя все в порядке?
– Все просто чудесно, мам! Мы с Винсентом решили пожениться.
– О, это просто чудесно… – Ханна прижала сердце рукой, оно на секунду сбилось с ритма, а затем снова забилось ровно.
– Я хочу свадьбу в июне, – сказала Джекки, – на открытом воздухе. Это будет самая прекрасная свадьба в мире! Эстер будет моей главной подружкой, а четыре мои знакомые по землячеству в колледже будут подружками невесты, так же как и Сью и Полли. Угадай, что я хочу тебе сказать! Родители Винсента собираются подарить нам свадебное путешествие на юг Франции! У них там есть вилла, и мы с Винсентом подумали, что могли бы…
Ханна слушала возбужденный рассказ дочери, ее глаза остановились на коллекции фотографий в разных рамках, стоящих на ее письменном столе, на туалетном столике, на прикроватной тумбочке. Большинство из них были фото ее детей в младенческом возрасте, в день первого посещения школы, одетых в маскарадные костюмы в День всех святых, после окончания школы и, наконец, колледж. Но там были и более старые фотографии – очень молодая Ханна застенчиво держит Алана за руку, любовь сияет в их глазах. На ее прикроватной тумбочке стоял портрет Алана, сделанный два года назад, с надписью «Ханна, моя любовь навсегда». И наконец, черно-белое фото трех молодых женщин, строивших рожицы в камеру, – Ханна, Чарми и Филиппа – им было по двадцать, они были нищи и готовы на все, вели упорную борьбу за выживание, но были полны надежд. Ханна всегда думала о Филиппе, как о связке, которая держала их всех вместе.
Продолжая слушать болтовню дочери, она оглядела фотографии и поняла, что должна будет бороться, чтобы все вернулось на круги своя. Она никогда не верила, что чего-то можно добиться, не прилагая усилий, эта вера и подружила их с самого начала – ее, Филиппу и Чарми. Они твердо решили преодолеть все трудности и свои недостатки и победить весь мир. Но предстоящая борьба будет вестись не только за сохранение ее дружбы с Филиппой и Чарми. Это будет борьба и за Алана, за ее детей, за то, чтобы они продолжали гордиться ею. Ханна однажды случайно слышала, как ее дочь говорила своим друзьям: «Моя мама – величайший модельер всех времен и народов. Она первая открыла крупным женщинам возможность носить ткани ярких красок и дерзких рисунков. Она освободила их от темного цвета и бесформенных хламид». Ханна не хотела разрушать свой имидж.
Она вздрогнула: ей показалось, что пока она смотрела на дорогие ее сердцу вещи в комнате, они начали одна за другой исчезать – фото с туалетного столика, письменный прибор со стола, нож для разрезания бумаг с ручкой, отделанной аметистами. Исчезают свидетельства ее жизни, вещи, которые сотворили Ханну Скейдудо. Она протерла глаза и огляделась: все, разумеется, стояло на месте, как и должно было быть, это только ее испуг, ее воображение, которое отправило эти бесценные воспоминания куда-то в пустоту, в вакуум. Ее жизнь медленно ускользала прочь, пока она сама тоже не исчезла, а мир продолжал жить, как будто она никогда не существовала в нем…
– Ну, мам, мне нужно бежать! – сказала Джекки, напомнив Ханне, что она продолжает стоять с телефонной трубкой, прижатой к уху. – У нас должен состояться колоссальный прием – барбекю на пляже. И полночный заплыв для самых храбрых. – Джекки специализировалась в биологии моря в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре. – Пока! Увидимся через несколько дней.
Ханна положила трубку и попыталась прочувствовать новость: Джекки, последняя из ее детей, наконец собралась замуж. И конечно, у них состоится сама крупная и сенсационная брачная церемония, которую только видел мир, или хотя бы Бель Эйр. Для Джекки нельзя ничего жалеть! Ничего!
Услышав звук колокольчика внизу, сигнал, что автомобиль проследовал через главные ворота, Ханна поспешила к окну и раздвинула драпировки. Задержав дыхание, она смотрела на длинную подъездную аллею, которая опоясывала подъем, начиная с улицы. Спустя несколько секунд увидела свет передних фар, который пробился из-за деревьев, освещая красные плитки аллеи, затем сияющий бампер «мерседеса» Алана. Она подбежала к кровати и стала судорожно собирать сертификаты, роняя их. Ханна, спотыкаясь, старалась как можно быстрей собрать их и запихнуть в сейф, Алан не должен знать, он не должен знать. Она услышала, как хлопнула дверь внизу, заглушенные голоса. «Добрый вечер, Рита, миссис Скейдудо уже пришла?» И затем шаги по черно-белым плиткам внизу, в фойе.
Она запихнула в сейф последний сертификат и заторопилась втолкнуть туда все остальное. Вещи не входили. Она вытащила все и попробовала аккуратно вложить металлическую коробку, кожаный футляр, связанные лентой конверты. Ханна представила, как Алан прошел по холлу и приблизился к дверям их апартаментов. Она, нервничая и роняя вещи, оглянулась на дверь. Вот его рука протягивается к золотой дверной ручке… Наконец она захлопнула сейф и резко повернула картину, чтобы она закрыла сейф.
Дверь спальни отворилась.
– Ты здесь, дорогая? – сказал Алан, улыбаясь. Она резко обернулась.
– Алан!
– Прости, – улыбка на его лице медленно сменялась удивлением. – Я не хотел испугать тебя. Я решил, что ты слышала, как я подъезжал к дому.
– Я… я как раз собиралась принять ванну, – сказала Ханна, быстро отходя от стены.
Алан посмотрел на несколько покосившуюся картину. Затем на покрывало, которое также было в беспорядке.
– Ханна, все нормально? – спросил он, входя и закрывая дверь. – Ты что-то бледна.
– Все нормально, – ответила она, включая свет в ванной. – Просто так странно было увидеть Филиппу сегодня. Я не ожидала ее, а ты?
– Нет, я тоже ее не ждал. Но должна же она возвращаться домой иногда. Я знал, что она не сможет постоянно оставаться в Австралии. Милая, ты уверена, что с тобой все в порядке?
Она высунула голову через открытую дверь ванной и тепло улыбнулась.
– Конечно, со мной все в порядке. Но у нас мало времени. Мы должны довезти тебя до аэропорта. Мне бы не хотелось, чтобы ты летел в Южную Америку сегодня. Мы должны кое-что отпраздновать. Джекки сообщила прекрасные новости! – И она снова исчезла в ванной.
– Что там с Джекки? – спросил Алан, но она не услышала – его голос заглушал шум льющейся воды.
Он бросил газету и кейс на скомканное покрывало, подошел к картине, внимательно посмотрел на нее, затем поправил. Ханна внезапно подошла к нему сзади, обняла, положила голову на плечо и сказала:
– Я люблю тебя, Алан. Я очень люблю тебя.
– Эй, – проговорил он, тихо смеясь, поворачиваясь и обнимая ее. – В чем дело?
– Я просто очень счастлива с тобой, – прошептала Ханна, дыша ему в шею. – Нам так хорошо вместе. Я буду скучать по тебе, пока ты будешь в Рио. А ты?
– Ты же знаешь, что буду.
– Алан, ты любишь меня, правда?
– Конечно, я люблю тебя, милая.
Она тесно прижалась к нему, закрыла глаза и подумала: я не могу потерять любовь Алана, я не могу его потерять. Если это случится, мне незачем будет жить. Этого не может случиться после того, что мы вместе пережили, после всех этих лет.