Текст книги "Звезды"
Автор книги: Кэтрин Харви
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
34
На этот раз телефонный звонок раздался не по междугородной и не по специальной линии. Поэтому разговор велся осторожно, намеками, и не прерывался воплями попугая.
– Вы здесь? – спросил звонивший.
– Это было нелегко. Сколько времени у нас осталось?
– Немного.
– Тогда начнем. Кстати…
– Да?
– Проверьте, все ли вы захватили.
35
Сан-Фернандо Вэлли, Калифорния, 1970 год.
Молли, молодая секретарша Филиппы, была первой, кто заметил черный «мерседес-бенц» с затемненными окнами, который остановился возле офиса «Старлайта» в швейцарском шале. Она выглянула в окно и воскликнула:
– Ого! Похоже, к нам важный посетитель!
Китти, оператор на коммутаторе, оторвалась от своего пульта:
– Кто это?
– Не знаю, полагаю, какая-то большая шишка, – сказала Молли взволнованно, – могу поспорить, кинозвезда.
С тех пор как Филиппа появилась в «Ночном шоу», у Молли возникло предчувствие парада знаменитостей в «Старлайте».
– Пойди посмотри!
Филиппа находилась в кабинете Чарми, где они обсуждали план создания специального направления косметики в «Старлайте», когда услышали какую-то беготню в холле.
– Что там такое? – спросила Филиппа. Она открыла дверь, выглянула в приемную и увидела гроздь женщин, облепивших подоконник, в том числе Китти, бросившую свой пост у непрерывно звонящего пульта.
Молли отделилась от группы и подошла к ней со словами – Только что прибыл загадочный гость, мисс Робертс. Там, перед входом, большой черный автомобиль с водителем[30]30
В Америке наемные водители бывают только у очень богатых людей или очень крупных государственных чиновников.
[Закрыть] и все такое.
– Отсюда не видно, кто это, – заметила из-за ее плеча Коллин, помощница Ханны – Я думаю, что это ганг-стер.
Филиппа и Чарми подошли к окну как раз тогда, когда Милдред воскликнула:
– Машина отъезжает! Черт! И после всего этого они даже не зашли сюда!
Гроздь распалась, и все разочарованно разошлись по рабочим местам.
Проходя к своему кабинету через холл, загроможденный стеллажами с папками и ящиками картотек, Филиппа подумала, что у нее совсем нет настроения идти сегодня вечером на свидание, даже при том, что там была возможность посмотреть восстановленный черно-белый фильм сороковых годов. Потом задумалась, как Кейт отнесется к ее очередному извинению.
Кейт был мужчина, с которым она встречалась последние шесть месяцев, сорокатрехлетний инженер, работавший на «Макдоннел Дуглас». Перечень достоинств Кейта был столь же длинен и безупречен, как только что составленная квитанция прачечной. Он был чистюля, вежливый, с приятной внешностью, рассудительный, благопристойный, смешливый, к тому же зарабатывал хорошие деньги. Он водил «кадиллак» последней модели, посылал цветы своей матери каждый день ее рождения и был достаточно наивен, чтобы голосовать за Никсона. Он разделял с Филиппой интерес к старым фильмам, просмотр которых занимал большую часть времени при их свиданиях.
Его двери были всегда открыты для нее. Кейт знал, как одеваться, как заказывать вина, и Филиппе с ним было спокойно. Но страсти в их отношениях не было. Она и в постель-то с ним пошла только потому, чтобы посмотреть, даст ли это выход огню, еще в ней сохранившемуся. Но Кейт и в постели оставался таким же вежливым и правильным, каким был в обыденной жизни. Даже во время их занятий любовью он то и дело спрашивал: «Все ли в порядке? Ты уверена, что это то, что ты хочешь?». Это звучало, как из уст официанта.
Если бы Филиппе потребовалось охарактеризовать его одним словом, то этим словом была бы пунктуальность. Кейт был самый выдержанный, самый педантичный человек, которого она когда-либо встречала даже в занятии любовью. Ей казалось, что он всегда входит в нее строго определенное количество раз за определенное количество минут, а когда кончает, его рука движется по ее телу словно по его инженерному чертежу, следуя намеченной заранее схеме.
Филиппа никогда не пылала страстью, ложась с ним в постель. У них все протекало по раз и навсегда установленному порядку: «Добрый вечер», целомудренный поцелуй у ее порога, пожатие руки в кино и так далее, до постели с пахнущими свежестью простынями. И Кейт, и окружение, казалось, смотрели на нее с недоумением, словно желали спросить: чего это ты так остерегаешься? Филиппе казалось, что за то время, что она не обращала внимания на эти вещи, сложились совершенно иные правила поведения. Девушки былых дней, оберегавшие свою добродетель, сменились девушками дней нынешних, доказывающих свою эмансипацию готовностью отдать себя любому, кто попросит.
Но один урок из области секса Кейт ей преподал, и это был важный урок. Он заключался в уяснении следующего: то, как это происходит между мужчиной и женщиной, и то, как это было между нею и Ризом, вовсе не одно и то же. Потому что мрачный битник, ее первый и единственный до поры любовник, чуть было не убедил Филиппу, что щедрый, сводящий с ума, сотрясающий мир секс и есть норма, что это испытывает каждый. Кейт же открыл ей глаза на реальный мир. Десять минут после того, как они ложились в постель, и все. С Ризом это занимало всю ночь, и Филиппа ни на минуту не сомневалась, что он занимается любовью именно с ней. С Крейтом же… У нее сложилось странное ощущение, что если бы она выскользнула из-под него, чтобы проглотить чашку кофе с пончиком и вовремя вернулась к моменту оргазма, он бы так и не заметил ее отсутствия.
Кейт просил ее выйти за него замуж. Вот было бы жуткое дело, рассудила она…
…Филиппа вошла в свой кабинет, закрыла дверь и оглядела груды поджидавшей ее почты. Стол был также завален всякой всячиной, оставшейся от вечеринки по поводу ее тридцать второго дня рождения. Была тут и поздравительная открытка от миссис Чадвик, дрожащий почерк выдавал возраст ее бывшей домохозяйки. Наконец здесь был самый последний отчет от Ивана Хендрикса. Он изучил досье всех детей, появившихся на свет в Голливуде в 1938 году в день рождения Филиппы. Рылся в архивах графства, документах больниц, разговаривал с юристами, оформлявшими усыновления. «Вы должны были родиться дома, – писал он, – и удочерение проведено строго за наличные, без оформления каких-либо бумаг. Но не волнуйтесь, мисс Робертс, что-нибудь да откроется». А она подумала, что, если бы Джонни был жив, он мог бы восполнить недостающую информацию.
– Он вернулся, мисс Робертс! – вскричала Молли, ворвавшись в кабинет. – Этот черный автомобиль вернулся, и на этот раз водитель вышел!
Филиппа подошла к окну и отдернула штору. Она увидела блестящий черный «мерседес-бенц» с затененными стеклами, так что снаружи нельзя было разглядеть пассажиров и водителя, уверенно шедшего к парадной двери «Старлайта».
Это был крупный мужчина с совершенно лысой головой, посаженной прямо на плечи без помощи шеи, так что мочки его ушей касались жесткого воротничка рубашки. «Немезида Джеймса Бонда», – подумала Филиппа, когда мужчина вошел в ее кабинет. Мужчина был в безупречном сером костюме, хотя ей показалось, что пиджак подозрительно мешковат. Он заговорил, как автомат, словно повторяя заранее выученные слова.
– Мой наниматель хотел бы присоединиться к вашей программе.
– Да, конечно, – сказала она, жестом дав понять разинувшей рот Молли, чтобы та принесла новую членскую папку. – Я могу предоставить вам список отделений, так что ваш наниматель сможет выбрать наиболее подходящий ему салон.
– Никаких салонов, – ответил он, – все должно осуществляться в частном порядке.
– Очень сожалею, но программа «Старлайта» для этого не подходит. Ваш наниматель должен присоединиться к группе.
– Это невозможно.
Филиппа еще раз взглянула сквозь тюлевую штору на затененные окна «мерседеса». У нее возникло ощущение, что оттуда кто-то наблюдает за нею. Кто? Какая-нибудь знаменитость? Или кто-нибудь, кто просто не хочет, чтобы его увидели, чиновник ЦРУ, например?
Она обернулась к водителю, у которого, как она сейчас заметила, были необычайно для такого огромного парня красивые глаза: нежно-зеленого цвета, окаймленные бахромой длинных черных ресниц.
– Ладно, – сказала она, – это против правил, но я не вижу, почему бы нам не пойти навстречу.
Когда Молли вернулась с глянцевой папкой и брошюрами, которые вручались новым членам, Филиппа вынула регистрационную карточку и объявила:
– По мере реализации программы ее участники взвешиваются раз в неделю, а потом обсуждают возникшие у них проблемы или вопросы с группой и преподавателем. В конце встречи вручаются новые наставления и новые меню тем, кто достиг определенного уровня в потере веса. Например…
– Мой наниматель все это понимает. Он был резок, но вежлив.
– Очень хорошо. Вступительный взнос тридцать долларов, а затем двадцать долларов в месяц. Ваш наниматель может прислать плату в офис.
К ее изумлению, он вынул из кармана две банкноты, в десять и в двадцать долларов, и вручил ей.
– Передайте, пожалуйста, вашему нанимателю, что я не могу гарантировать эффективность нашей диеты при самостоятельном применении, – сказала Филиппа, подписывая наставления. – «Старлайт» базируется на групповой поддержке. Тут дело не только в подсчете калорий, но и во многом другом.
– Мой наниматель понимает это.
– Также необходимо, чтобы он взвешивался раз в неделю, в любой день по выбору, предпочтительно утром. Обычно руководитель группы заносит в этот буклет данные о прибавке или потере веса, но в данном случае…
– Мы понимаем, – его губы растянулись в улыбке, и у Филиппы внезапно возникло ощущение, что если расстегнуть его рубашку, то там обнаружатся кнопки с надписями: «Иди», «Говори», «Улыбнись», «Действуй дружелюбно, но жестко»…
Собирая бумаги, она сказала:
– Я должна знать, мужчина это или женщина. Диеты для них различаются.
– Мы возьмем обе. Она улыбнулась.
– Накроете сразу две цели? Хорошо, пожалуйста. Они обе, Филиппа и Молли, следили, как он уходит, и обе размышляли, хотя и по разным причинам, вернется ли он обратно.
– Инсулин, – сказал доктор Стейнберг, – вот в чем ваша проблема.
Это был четвертый специалист, к которому обращалась Филиппа после многих лет, и она не ожидала какого-нибудь толка. Они всегда брали кровь, проводили тесты, выуживали подробную историю ее прошлого, привычки в питании, а в конце концов не могли дать четкого ответа. Поэтому, когда доктор Стейнберг сделал свое заключение – всего одно слово, – она растерялась:
– Как вы сказали?
– У вас редкое состояние, которое называется гиперинсулинемия, мисс Робертс. Это означает, что в вашем кровотоке слишком много инсулина. В вашем случае проблема, прямо противоположная той, с которой сталкиваются диабетики, – их организм не производит инсулин вовсе. Симптомы мимикрируют гипогликемию, но ваша проблема не низкое содержание сахара в крови, а высокое содержание инсулина. Вот почему вы испытываете дрожь сразу после того, как съедите что-нибудь сладкое. Вы поглощаете сахар, ваш организм производит слишком много инсулина, результат – дрожь, легкая головная боль, потливость.
Он выждал, пока она переварит эту новую информацию, потом продолжил:
– Люди с гиперинсулинемией часто имеют избыточный вес из-за двух главных воздействий инсулина. – Он нумеровал их, загибая пальцы на правой руке. – Во-первых, инсулин ускоряет переход сахара в жировые отложения. Во-вторых, инсулин замедляет переход отложений жира в энергию. Итак, вы видите, что инсулин – это фактор полноты. У меня даже есть пациентка с диабетом, которая отказывается принимать положенный ей инсулин, потому что она от него толстеет.
Внезапно Филиппа поняла многое из того, чему до сих пор не находила объяснения. Почему ей обычно был не мил десерт, почему она чувствовала слабость через два-три часа после сладких завтраков в школе святой Бригитты, почему она не выносила диету доктора Хира с изобилием фруктов, наконец, почему она не снижала вес так быстро, как другие. Сейчас до нее даже дошло сказанное как-то доктором Хиром: полноту вызывает вовсе не обязательно переедание, но неправильное питание.
– Вы говорите, – продолжал доктор Стейнберг, что, когда у вас была простуда, вы пили много фруктовых соков и чай с медом. Во фруктах много сахара. О, я имею в виду так называемый натуральный сахар, не рафинированное белое вещество, но фруктозу, которая оказывает на поджелудочную железу то самое воздействие. Что же касается меда в чае, то люди не понимают, что такое мед. Это почти так же плохо для вас, как и белый сахар, потому что хотя он производится иным путем, но это все тот же самый чистый сахар, в котором ваш организм не нуждается.
Филиппа почувствовала неожиданное возбуждение. Она получила ответ на загадку всей своей жизни.
– Но что же мне делать, доктор?
– Сохраняйте низкий уровень инсулина. Для этого употребляйте в пищу больше протеина и пролонгированных углеводов, их действие длительнее, чем простых углеводов. – Он засмеялся. – Конечно, вы все об этом знаете. Из нашего разговора я понял, что вы много занимаетесь проблемами питания. И еще, когда вы ощущаете озноб, не ешьте ничего сладкого. Диабетик, у которого есть инсулиновая реакция, может себе это позволить, потому что сахар только стимулирует поджелудочную железу производить больше инсулина. Если вы почувствуете, что вас знобит, съешьте дозу протеина – яйцо или кусок курицы.
Он вышел из-за стола и, по-отечески положив руку ей на плечо, проводил до двери.
– И еще одно правило вы должны соблюдать, – добавил он. – Избегайте есть помногу. Вы будете изумлены, если узнаете, как много тучных людей уверяют, что они едят всего лишь один раз в день. Обычно это вызывает смех. Но стоит лишь сказать, что вам нужно ограничиться полутора тысячами калорий, и вы отвадите их от одноразового питания. Большое количество пищи в один прием вызывает мощный выброс инсулина поджелудочной железой. Малые дозы этого не делают. Принимайте все те же полторы тысячи калорий, но распределите их на несколько раз, и вы произведете за день меньше инсулина. Вы сохраните ваши темпы снижения веса, – добавил он, подмигнув, – и будете чувствовать себя великолепно. Поверьте мне, я знаю, что говорю.
– Он опять здесь, этот таинственный автомобиль! – сказала Молли, и все девушки офиса столпились у окна в надежде уловить взгляд знаменитости.
– Держу пари, что это Элизабет Тейлор, – заявила Милдред. – Я где-то читала, что она специально набирала вес для роли в «Кто боится Вирджинии Вульф», а сейчас у нее проблема, как от него избавиться.
Филиппа оторвалась от «Лос-Анджелес таймс». Она пыталась составить маленькую книжку под условным названием «Гиперинсулинемия и как ее контролировать», уверенная, что есть множество людей, которые, подобно ей, страдают от этой аномалии, но не имеют представления, что делать. Но она не была в состоянии сосредоточиться на этом, потому что на первой полосе газеты был повергший ее в ужас очерк с фотографиями из Вьетнама – дети, плачущие над своими мертвыми родителями. В конце недели в Сенчури-парк должен был состояться грандиозный антивоенный митинг, и она просила Кейта пойти вместе с ней, но он уклонился, сказав, что не может пропустить однодневный фестиваль Богарта[31]31
Хэмфри Богарт – один из самых выдающихся актеров периода черно-белого звукового кино в США.
[Закрыть] в Санта-Барбаре. Тогда они решили пойти на митинг с Чарми, чтобы присоединить и свои голоса протеста.
Когда она увидела сквозь тюлевые шторы силуэт автомобиля на противоположной стороне улицы, она убрала газеты. И тут же вошел водитель. Ровно через неделю минута в минуту. Она подумала, что такая пунктуальность произвела бы впечатление на Кейта. Водитель не присел. Он протянул листок бумаги и сказал:
– У нас есть вопросы. Эти названия не значатся ни в одной сменной диете. Мы хотим знать, как они могут быть введены в диету, если могут вообще.
Филиппа прочитала перечень, отпечатанный на машинке: перепелки, pate de fois grass,[32]32
Французское дорогое блюдо – жирный паштет из гусиной печенки.
[Закрыть] икра, бренди, различные хлебы. Ничего похожего на бакалею обычного члена «Старлайта».
Прямо на листке она написала свой ответ. «Перепелка может быть обжарена на сковороде, или на огне, или сварена, но без кожи. Икры избегайте из-за большого содержания соли. А также pate. Потребление хлеба может быть увеличено один раз на четвертой неделе при условии, что положено начало обусловленной потере веса. Если фрукты недоступны или плохо переносятся, то каждая смена фруктов может быть заменена двумя сменами овощей. Алкоголь недопустим никакой».
Филиппа вручила ему недельную инструкцию с отпечатанным наверху девизом «Старлайта»: «Верьте в себя» и на случай, если клиент женщина, два приложения – по моде и макияжу.
После того как он ушел, Молли и другие женщины снова сгрудились у окна, пытаясь определить, кто находится в машине. Никому из них не пришла в голову мысль, что шофер может приехать и один.
В последующем «мерседес» появлялся с абсолютной точностью – каждый понедельник ровно в девять часов утра – парковался напротив здания, и шофер приходил с отпечатанными на листке необычными вопросами.
В пятый понедельник Филиппа спросила:
– Могу я поинтересоваться, как ваш наниматель себя чувствует?
– Диета приносит некоторый результат, – последовал сжатый ответ.
К концу второго месяца Чарми стала как случайно объявляться в кабинете Филиппы, главным образом, чтобы проводить взглядом здоровяка шофера. Она нисколько не продвинулась с Иваном Хендриксом. После нескольких легких заигрываний вроде «Обожаю мужчин, которые ценят картофельные чипсы», она прекратила эти попытки. Он не раскрывал ей свою личную жизнь, не попадался на ее приманку, поэтому она пришла к выводу, что у него есть женщина. Но временами она ловила на себе его странный взгляд, и ей казалось, что он хочет ей что-то сказать.
Она уже не была замужем, но, хотя и развелась с Роном, сохранила его фамилию, ей нравилось, как это звучит: Чарми Чармер. «Словно экзотическая танцовщица», – говорила она. Она полагала, что этот шофер без шеи с красивыми глазами застуживает хорошего пинка.
Прочитав последний лист с вопросами, Чарми воскликнула:
– Утка «Лонг-Айленд»! Плоды киви! – Она уставилась на Филиппу. – А это что за чертовщина – киви?
– Мне кажется, что у нашего секретного клиента очень дорогостоящие вкусы.
Они обе посмотрели на шофера, но тот молчал. В конце четвертого месяца шофер заявил, что намеченный вес успешно достигнут. Поэтому Филиппа вручила ему программу поддерживающей постоянный вес диеты и пожелала его клиенту удачи.
– Ну и что ты предполагаешь? – спросила немного разочарованная Чарми. – Возможно, мы так и не узнаем, кто это был.
Но когда через две недели к подъезду подлетел спортивный автомобиль и Чарми увидела, кто из него вышел, она ворвалась в кабинет Филиппы и на одном дыхании буквально завопила:
– Филиппа! Ты никогда не догадаешься, кто сюда идет! Пол Маркетти! Сенатор Пол Маркетти! Вот кто наш таинственный клиент! Я видела его однажды. Господи, Филиппа, ты должна тоже увидеть его! Этот мужчина – горячее сливочное мороженое с помадками. Я могла бы есть его ложкой!
– Но почему ты думаешь, что это он был нашим таинственным клиентом?
– А ты прикинь сама. Шестнадцать недель подряд черный «мерседес» подкатывает к нам, водитель – этот колосс Родосский – выходит, получает диету и уезжает. Потом колосс заявляет, что диета имела успех, и теперь появляется этот сенатор Маркетти, Филиппа! Сенатор Соединенных Штатов!
– Но, насколько я помню, сенатор Маркетти не был толстым.
Филиппа пыталась вспомнить, когда она в последний раз видела его фотографию в газетах. Некоторое время назад он пережил трагедию – загадочную смерть сына, и это выбило его из очередной гонки в Сенат.
– Может быть, толстой была его жена, – сказала Чарми, выглянув в холл. – Вот он идет!
Сопровождаемый взволнованной Молли, сенатор вступил в кабинет Филиппы.
Филиппа поднялась ему навстречу.
Он взял ее ладонь, мягко пожал и сказал:
– Не могу выразить, миссис Робертс, как я рад встретиться с вами.
Чарми сравнила его с горячим мороженым с помадками. Она ошиблась. Пол Маркетти не обладал совершенством мороженого. Филиппа осознала сейчас, видя его перед собой, что сенатор вовсе не был таким красавцем, каким выглядел на фотографиях в прессе. В реальной жизни совершенство дало трещину, черты лица оказались вовсе не такими уж правильными. Филиппа решила, что он скорее привлекателен, нежели красив, вроде как бы кузен Кэри Гранта.[33]33
Кэри Грант – популярнейший американский киноактер, воплощение мужской привлекательности.
[Закрыть] Отвечая на его рукопожатие, она сказала:
– Это для меня большая честь, сенатор. А еще, должна сказать, настоящий сюрприз.
На нем были белые брюки и белый свитер с V-образным вырезом на шее поверх синей рубашки, его волосы были взлохмачены от езды в открытой машине, а в руке он держал бутылку вина.
– Заверяю вас, мисс Робертс, что это для меня большая честь, – произнес он сочным поставленным голосом, который звучал словно со сцены. – Я надеюсь, что не явился не вовремя. Я хочу преподнести вам это, из нашего особого хранилища.
Филиппа приняла бутылку и прочитала на этикетке «Chardonnay, chateau Marquette, 1953».[34]34
«Шардоне, замок Маркетти, 1953».
[Закрыть]
– Не знаю, что и сказать, сенатор, – произнесла Филиппа. – Это имеет какое-нибудь отношение к некоему таинственному автомобилю, приезжавшему сюда?
Он широко улыбнулся:
– Да. Эти еженедельные визиты были организованы мною. Мисс Робертс, мог бы я сказать вам несколько слов наедине?
– Я должна идти, извините. – Чарми встала и вышла, бросив на Филиппу выразительный взгляд.
Когда Маркетти сел, Филиппа подумала, что он выглядит и в каждой мелочи ведет себя как прирожденный политик, хотя и позволял себе некоторую небрежность в одежде. Его черные волосы были тронуты сединок, и она вспомнила, что где-то читала, что ему сорок с небольшим.
– Я не представляла, что вы связаны с «Винами Маркетти», – сказала она.
– Им я обязан своей фортуной, – ответил он с улыбкой. – Им, а еще одной милей бульвара Уилшер, которую мой дед приобрел в обмен на повозку и мула.
Он засмеялся:
– Типичная лос-анджелесская история! Вы много раз могли слышать, как люди рассказывают, что их дед имел возможность купить угол Уилшир и Креншоу за пару долларов, но упустил ее. Так вот, мой дед сделал это!
Он замолчал и, казалось, оценивал ее. Она заметила, что его глаза были такими же темными, как у Риза, но взгляд не такой безнадежный, как у того, более того, излучал тепло и жизнь, готовность с оптимизмом встретить любое будущее. Ей хотелось разузнать про еженедельные приезды черного «мерседеса», для кого предназначалась диета «Старлайта». Не для него: он был так же высок и строен, каким выглядел по телевизору.
– Маркетти всегда были людьми действия, – сказал он спокойно. – И об этом мне напомнили ваши еженедельные письма. И о том, что я человек действия. Но… случилось так, что я забыл об этом.
Он сделал паузу, словно ему было трудно продолжать…
– Я не знаю, как много вам известно обо мне, мисс Робертс. Во время последней избирательной кампании умер мой сын. Это был мой единственный ребенок, и я был слишком потрясен, чтобы продолжать борьбу. Словом, я выбыл из гонки.
– Да, я помню это, – ответила она. – Хочу добавить, что собиралась голосовать за вас.
Он продолжал:
– Я заперся в уединении, искал утешения в еде и алкоголе. Меня разнесло на сорок фунтов. Когда в прошлом году я решил вернуться в политику, то обнаружил, что не могу избавиться от лишнего веса. Я испробовал все…
Он смотрел на нее. И сквозь нее. Никто так не глядел на нее, кроме Риза.
– Я полагаю, – продолжал он, – что вы слышали массу подобных историй. Я обращался к лучшим специалистам. Я соорудил гимнастический зал в своем доме. Я даже провел некоторое время на ферме во Флориде. Ничто не помогало. Но однажды вечером я увидел по телевидению вас. Вы заставили меня осознать мою главную проблему – факт, что я корил себя за смерть Тодда. Видите ли, мисс Робертс, средства массовой информации удержали в секрете, что мой сын погиб не в результате несчастного случая. Он покончил самоубийством.
Он умолк на несколько мгновений, за которые Филиппа успела разглядеть золотое кольцо на руке и вспомнить, что он женат на одной из самых красивых женщин вашингтонского общества.
– Я был очень тронут тем, – продолжил Маркетти, как откровенно вы рассказывали Джонни Керсону о самоубийстве вашего друга, о том, что вините себя в этом, как чувствуете себя ответственной за то, что не сумели спасти его. Я сразу понял, что вы прекрасно понимаете, что я переживаю. Словом, я решил испробовать вашу программу, и благодаря ей я снова обрел себя и вернулся к жизни.
Он встал и засунул руки в карманы – мужчина, не привыкший к таким личностным признаниям.
– Дело тут не столько в диете, – продолжал он, – сколько в тех еженедельных ободряющих письмах: «Если вы думаете о поражении, вы потерпите его. Думайте об успехе – и вы достигнете успеха». Эти слова могут быть девизом каждого политика или любого, кто жаждет завоевать мир. Я принял ваш совет к сердцу. – Он улыбнулся. – Знаете, что стало моим самым любимым? «Дело не в размере собаки в драке, но в размере драки в собаке».
– Боюсь, что это высказывание принадлежит не мне. Первым это сказал президент Эйзенхауэр, а я услышала это от моего отца.
– Так случилось, что я уже не мог дождаться, когда закончится неделя и я получу ваше очередное письмо. У меня было чувство, что вы обращаетесь прямо ко мне.
– Мне это говорили многие члены «Старлайта», сенатор.
– Мне понравилась информационная брошюра, которую вы вручаете вашим новым членам. Там вы рассказываете о себе. Трудно поверить, что когда-то вы весили на шестьдесят фунтов больше, чем сейчас. Но, понимаете, знание этого помогло мне. Что же касается меня, то когда у меня было сорок лишних фунтов, я чувствовал себя уродом. Но я ничем не мог себе помочь. Я был так потрясен смертью Тодда, что замкнулся на виски и пасте.[35]35
Жирное итальянское блюдо, род макарон.
[Закрыть] Я перечеркнул свою общественную жизнь, не отвечал на звонки друзей. Я заперся в моем доме и только пил и ел. Словно это могло вернуть Тодда.
Когда он описывал, как ощущал, что становится уродом, как барахтался в чувстве вины и самосожалении, Филиппа смотрела на его вовсе не красивое, но очень впечатляющее лицо и думала: «Это не тот мужчина, который беспомощно барахтается. Человек, подобный Полу Маркетти, страдает молча, мужественно, благородно. Он стискивает зубы, когда его сердце трепещет и вырывается из груди». Филиппа не могла представить его с бутылкой виски, он не был Рэем Милландом из «Потерянного уик-энда»,[36]36
Название известного кинофильма тех лет.
[Закрыть] бредущим от одного ломбарда к другому и стучащимся в их закрытые двери только для того, чтобы услышать, что сейчас еврейские праздники и, следовательно, ему не светит достать денег на выпивку. А как насчет обжорства? Филиппа представила Пола Маркетти на Доджер-стадионе, в рубашке с закатанными рукавами, азартно обсуждающим первый гол и со смехом покупающим обильно политую горчицей сосиску у веснушчатого мальчишки. Пол Маркетти ест ее со здоровым патриотичным аппетитом.
– Я вас шокировал, – сказал он.
– Меня не может шокировать ничто, касающееся людей и еды, сенатор. Я слышала множество таких историй. Я даже сама пережила некоторые из них. Однажды я едва не встала на колени, вымаливая свиную отбивную.
– Вот что делает вас особенной женщиной, – заметил он, – и что делает «Старлайт» особенным. Доброжелательность и сострадание к людям, которые оказались в таком же аду. Вот что придало мне силы, чтобы принять вашу программу. Потому что сначала вы помогли мне преодолеть мой позор, а потом внушили, чтобы я снова поверил в себя.
Между ними пролегло молчание, заполненное ощущением возникновения какой-то незримой связи и, к изумлению Филиппы, сексуального притяжения. Она взглянула в темные глаза Пола и почувствовала, что у нее дрожат колени.
– Значит, я сделала свое дело, – сказала она. – То, чего вы достигли, это именно то, к чему я стремилась еще двенадцать лет назад. Когда я росла, то из-за своей внешности ощущала себя изгнанницей, и я знала других девочек, которые были несчастны по той же причине.
Я не хотела, чтобы «Старлайт» сделалась лишь еще одной диетической компанией, потому что стать тоненькой еще не значит обрести счастье и самоуважение. Моя лучшая подруга Чарми никогда не сгоняла вес, но она так верит в себя, что вы даже не заметили ее габариты.
– Да, – произнес он задумчиво.
Филиппа выждала, полагая, что он скажет еще что-нибудь. Внезапно она почувствовала, что смущается под его оценивающим взглядом.
– Я сохраню эту бутылку для какого-нибудь очень важного случая, сенатор.
– Пожалуйста, называйте меня Полом. А вы можете как-нибудь выбраться отсюда, чтобы посетить винный завод? Я сам буду вашим экскурсоводом.
– Могу ли я ожидать, что мне придется снять туфли и давить виноград?
Он засмеялся глубоким, сочным актерским смехом.
– В нынешние дни, боюсь, все уже делается по науке, знаете, люди в белых лабораторных халатах за столами… Очень скучно. Хотя история интересна. Винный завод был основан в 1882 году моим дедом Франциском Маркетти, так что «Маркетти» стал одним из самых старых заводов в Калифорнии. Мы не только пережили Сухой закон, но имели тогда наши самые большие доходы. Не изготовляя вино, вы же понимаете, но отправляя суда с виноградом на Восточное побережье, где люди гнали самогон в своих ваннах. Мой дед был очень упрям. Он продавал бочонки с концентрированным виноградным соком, на которых было напечатано предупреждение: «Не добавляйте дрожжи, иначе содержимое забродит».
Филиппа засмеялась.
Маркетти еще раз как-то задумчиво взглянул на нее, потом встал и сказал:
– Ну, я и так отнял слишком много вашего времени. Я пришел поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня. И для моей политической карьеры. Благодаря вам я буду бороться за место в Сенате на следующих выборах.
Их глаза встретились, и он добавил:
– Было очень приятно познакомиться с вами. Я надеюсь, что вы примете мое предложение – осмотреть винный завод. И скоро…
