Текст книги "Приди, полюби незнакомца (Где ты, мой незнакомец?) (др. перевод)"
Автор книги: Кэтлин Вудивисс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
Кэтлин Вудивисс
Приди, полюби незнакомца
ПРОЛОГ
Мирный покой реки, залитой лунным светом, был нарушен приглушенным шумом голосов и ровным звучанием мощного двигателя. Бойкое журчание воды, обтекающей высокий корпус корабля, мягко вплеталось в тяжелые вздохи гигантских поршней и плеск волны под лопастями колес – из-за поворота выходил огромный плавучий дворец, оставляя за собой мерцающую лунную дорожку. Огни, горящие на всех палубах, ярко высвечивали фигуру кормового, но в рулевой рубке, расположенной впереди и над верхней палубой, горел только фонарь, укрепленный над нактоузом. В его тусклом свете виднелась фигура рулевого да мерцала черная, как нефть, поверхность воды. Рядом с рулевым стоял капитан, следя за фарватером и негромко предупреждая о мелях. Повинуясь его команде, пароход мягко и уверенно обогнул песчаную банку и двинулся дальше, вверх по реке – плавучий дом со множеством квартир, окон, переходов, а по сути – обыкновенное дерево, с корнем вырванное из земли.
Позади рубки, прислонившись к оконной раме и улыбаясь самому себе при звуках ровного, уверенного дыхания машины где-то под ногами, стоял высокий, широкоплечий мужчина. Он обнимал молодую женщину, крепко прижавшуюся к его гибкой, мускулистой фигуре, а она светилась сдержанной гордостью за мужа. Судно под названием «Русалка» принадлежало ему, и это было его первое плавание.
Вынув изо рта трубку и полуобернувшись, капитан сказал через плечо:
– Для первого раза ведет себя отлично, сэр. – В его грубоватом голосе тоже звучала гордость. – Немного туговат в управлении, но зато стремительный, как испуганная лань.
– Вот-вот, капитан, – высокий мужчина рассеянно побарабанил пальцем по руке жены. – Так оно и есть.
Капитан снова запыхтел трубкой и заметил:
– Давление в котлах отлажено, работа клапанов почти не слышна. Днем Мы, пожалуй, делали в среднем узлов восемь, и это против приличного течения. Уровень воды нынче немного выше, чем обычно.
Он наклонился к рулевому, указывая трубкой на какую-то темную массу далеко впереди, у самой излучины реки:
– У поворота держись поближе к берегу. А то врежемся в эту штуковину.
Высокий мужчина вряд ли как следует расслышал слова капитана – он не отрывал взгляда от улыбающихся глаз женщины, слегка сжав ее за плечи, и в ответ она мягко прикоснулась к его груди, прикрытой плотной нательной фуфайкой. Мужчина оторвался от нее.
– Ну что ж, капитан, не будем вам мешать. Если что, я у себя в каюте.
– Спокойной ночи, сэр. – Обернувшись к женщине, капитан приложил руку к фуражке: – Миссис.
Оставив рубку позади, пара двинулась по узкому проходу к лестнице. На нижней палубе они задержались, и женщина крепко прижалась спиной к своему спутнику – две тени слились в одну. Они любовались идиллической картиной: серебристая лента реки и убегающий назад пенистый след.
– Чудесный корабль, Эштон, – тихо произнесла женщина.
– Это ты чудесная, – прошептал он ей на ухо.
Оставаясь в кольце его рук, она повернулась к нему лицом и мягко коснулась пальцами сильного, решительного подбородка мужа.
– Я все не могу поверить, что мы женаты. Ведь вроде вчера только я дала себе обет безбрачия.
Это замечание показалось Эштону забавным, и он усмехнулся:
– А разве на самом деле это было не вчера?
Она тоже засмеялась, пожимая плечами:
– Да нет, вроде месяц прошел или даже больше. – Она подняла руки, обвила их вокруг его шеи и всем телом прижалась к нему. – Ты что, всегда с такой скоростью покоряешь женские сердца?
– Только когда женщина покоряет мое сердце так же неотразимо, как ты. – Он взглянул на нее, вопросительно приподняв бровь. – Жалеешь, что мы не получили благословения у твоего отца?
– Ну что ты! – горячо запротестовала она и тут же спросила в свою очередь: – А ты? Не жалеешь, что больше не холостяк?
– Милая моя Лирин, – наклонился он к ней, – я ведь до тебя и не знал, что такое настоящая жизнь.
Внезапно донесшееся откуда-то снизу «пуфф» заставило Эштона поднять голову и прислушаться. Тут же последовал новый, уже более громкий звук – «клэнк», и потом оглушительное – «бэнг». Отвратительный скрип ломающихся перегородок становился все громче и громче, от него начало ломить в ушах. Густое облако пара, вырвавшееся из котлов, окутало корму «Русалки». Кормовое колесо медленно остановилось. То, что еще минуту назад было изящным судном, превратилось в неуправляемый плот, бессмысленно качающийся на волнах. Снизу послышались крики, капитан в рубке попытался было дать сигнал тревоги, но вместо этого послышался хриплый вздох – это окончательно упало давление в котлах. Капитан бешено затряс колокольчиком, пытаясь привлечь внимание тех, кто способен был еще что-то слышать. К «Русалке» приблизилась большая плавучая масса, неожиданно принявшая форму прямоугольника. Она врезалась в кормовое колесо с такой силой, что то задрожало. В тот же миг из густого кустарника, скрывавшего, как выяснилось, большую баржу, стоявшую на мели, выскочила группа людей, которые и подцепили крюками борт поврежденной «Русалки».
– Пираты! – выдохнул Эштон страшное слово. Почти тут же раздался выстрел, и над его ухом с отвратительным жужжанием пролетела пуля. Он резко наклонился, прикрывая жену, и начал давать отрывистые указания команде. Между тем пираты попрыгали на нижнюю палубу. Захлопали выстрелы. Пассажиры и матросы, сообразив наконец, в какую переделку попали, начали хватать оружие, какое попадалось под руки.
По судну рассыпалось тридцать, а может, и больше речных разбойников, повсюду слышались ругательства и шум схватки.
Эштон рывком стянул с себя пальто и набросил жене на плечи, чтобы ее светлое платье не бросалось в глаза и не делало Лирин легкой мишенью для бандитов. Низко пригнувшись, они стали пробираться к лестнице. Опять зажужжали пули, Эштон прижал жену к стене, закрывая ее своим телом. Его внимание привлекли поспешные шаги, он обернулся – и как раз вовремя: сзади на них был готов напасть разбойник. Мощным ударом он отбросил Эштона к стене, а Лирин, испуганно вскрикнув, отступила к перилам. Завязалась яростная схватка. Пират действовал ножом, как гарпуном, пытаясь пригвоздить противника к стене. Такие же стычки разгорались повсюду. Меж тем капитан с рулевым пытались хоть как-то удержать на плаву рыскающий из стороны в сторону пароход. Тут судно зацепилось килем за отмель, которую только что миновал нос корабля, и резко накренилось на левый борт. Его заливало водой. Новый удар по днищу – и новый крен, теперь вправо, причем так сильно, что находившихся в маленькой рубке буквально швырнуло об стену. Рулевой упал, из раны на голове густо потекла кровь, а капитан оказался на коленях и ошеломленно оглядывался по сторонам.
От этого же удара Лирин выбросило за борт – прямо во тьму ночи. Раздался и тут же оборвался, потерявшись в шуме воды, жалобный крик. Эштона словно током ударило. Страх придал ему силу разъяренного быка. Отшвырнув противника, он вскочил и ударил его ногой в лицо. Тот обмяк, а Эштон бросился к перилам. С губ его сорвалось имя жены, а взгляд лихорадочно и безнадежно блуждал по темной глади воды в поисках хоть какого-нибудь следа. Мелькнуло что-то бледно-розовое – это Лирин, задыхаясь, вынырнула на поверхность. Сбросив ботинки, Эштон ухватился за перила, готовый прыгнуть в воду, но тут сбоку на него обрушился страшный удар, от которого в голове что-то оглушительно взорвалось.
– Лирин! Лирин! – закричал он. Ноги его медленно подгибались. Он должен спасти ее! Должен! Она – его жизнь, без нее ничто не имеет смысла. Он опустился на палубу, попытался поднять голову, а ночь все сгущалась и сгущалась над ним. Сквозь пелену, застилавшую глаза, он увидел ухмыляющееся бородатое лицо, почти полностью закрытое копной упавших на него курчавых черных волос. Разбойник наклонился над ним, хищно наставив нож с длинным лезвием, но тут раздался выстрел, разбойник застыл, как бы недоверчиво опустил глаза и увидел у себя в левом боку кровоточащую развороченную рану. Его правая рука безвольно упала, и нож выскользнул из онемевших пальцев. Вокруг Эштона сомкнулась тьма, он так и не увидел, что пират покатился по ступеням.
Лирин была не столь хрупка, как выглядела, и изо всех сил боролась за жизнь. Неугасшее сознание все время сверлила мысль, что не затем пришла к ней любовь, чтобы так легко ее оставить. Она прилагала неимоверные усилия, чтобы удержаться на поверхности, а юбки, ее пышные юбки, тащили вниз, в черную пучину. Но она продолжала бороться… пока не увидела вспышку выстрела и падающее тело мужа. Разбойник рванулся вперед, чтобы убедиться, что все дело сделано, а ее силы иссякли. На место радости и надежды, которые еще так недавно владели ею, пришла сосущая пустота. Поток подхватил ее юбки, закружил ее и повлек вниз. Во второй раз над ней сомкнулась черная вода, и теперь бороться не было уж сил. Руки ее ослабели, она погрузилась в вечную пустоту.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
9 марта 1833 года, Миссисипи.
Порывистый, то и дело меняющий направление ветер весь день швырял на землю косые струи дождя, но позже, когда ночь опустила свое черное покрывало, буря утихла. Земля с облегчением вздохнула и погрузилась в покой. Воздух, казалось, застыл в неподвижности, и низко над землей повис белый туман. Его таинственные полосы лизали болотистую почву, пробиваясь сквозь черный кустарник, заполняя низины и обвиваясь вокруг мощных стволов деревьев. Высокие ветви величественно шевелили своими пушистыми пальцами, роняя на землю капельки влаги. Сквозь редкие облака то и дело пробивалась бледная луна, и в ее серебристом свете предметы приобретали загадочные очертания.
Старый кирпичный особняк, потонувший в листве деревьев и окруженный со всех четырех сторон высоким железным забором, сливался с кухонькой, примостившейся сзади. Туман поглотил их, и время, казалось, замедлило свое движение. На миг все застыло. Скрип ржавых петель нарушил тишину, но тут же прервался. У задней двери дрогнула ветка, и из-за кустов появилась какая-то тень. Похожая на большую летучую мышь фигура бесшумно скользнула к дому и остановилась под навесом у крыльца. Руки в перчатках подняли решетку, уложили ее на камни и поспешно высекли из кремня огонь, от которого сразу загорелась небольшая горка пороха. Взлетели искры, вспыхнул огонь, поднялся столб серого дыма, слившегося с туманом. Три фитиля продолжали тлеть, когда порох уже выгорел. Извиваясь, полосы огня расходились в разные стороны, медленно подбираясь к желобам, забитым порохом, которые, в свою очередь, вели к пакле, сложенной в отдельные кучи, и к хворосту. Укорачиваясь, фитили грозно шипели, и, словно предчувствуя надвигающуюся беду, многочисленная живность, обитающая в подвалах дома, с шумом устремилась в ночь.
Загадочная тень удалялась от дома к железным воротам, низко пригибаясь к земле, выскользнула наружу и поспешно направилась к опушке леса, где была привязана лошадь – великолепное животное с белой звездой во лбу, словно созданное для быстрого бега. Отвязав коня, всадник направил его в сторону торфяника, чтобы не был слышен цокот копыт. Когда нужда в осторожности пропала, он сильно хлестнул коня и погнал вперед полным ходом. Вскоре они растворились в ночи.
Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь приглушенными стонами одинокого дома, который, казалось, предчувствовал свою неминуемую судьбу. С прогнивших карнизов, как слезы, падали алмазные дождевые капли, а в это время глубоко внутри дома уже зарождался странный глухой ропот. Приглушенные крики, тяжелые всхлипы, задавленный безумный смех наполнили ночь диким, бессмысленным звучанием. Далекая луна спряталась за непроницаемым облаком и, невидимая, равнодушная ко всем земным страстям, продолжала свой небесный путь.
Три шипящих змеи слепо, но верно прокладывали себе путь, пока ярко взметнувшееся пламя не засвидетельствовало, что цели своей они достигли; загорелся порох, и в его пламени туман заиграл мерцающим желтым светом. Огонь перекинулся на паклю и кучи хвороста, весело побежал дальше и жадно лизнул деревянные двери. В одной из ближайших ко входу комнат мелькнул тусклый свет, затем он разгорелся адским пламенем, с жутким вздохом облегчения лопнули оконные решетки. Жар увеличивался, накалились подоконники, огненными брызгами рассыпались осколки стекол, и через образовавшийся проем огонь ринулся на штурм каменных стен.
Дикие, невнятные стоны, доносившиеся откуда-то сверху, перешли в громкие вопли страха и отчаяния. Сведенные судорогой пальцы жадно хватались за оконные решетки, окровавленные кулаки врезались в оконные стекла. Кто-то бешено заколотил в запертую изнутри дверь, через мгновенье она распахнулась, и наружу выскочил, едва держась на ногах, крупный мужчина. Словно защищаясь от ударов, он обхватил руками лысую голову и ринулся в глубь двора. Лишь отбежав на порядочное расстояние, он остановился и в священном ужасе посмотрел на горящий дом – так дети наблюдают за каким-нибудь захватывающим представлением.
Через заднюю дверь выскочил привратник, оставив других служителей возиться с непокорными ключами и тугими замками.
Из-за запертых дверей доносились ужасные крики и страстные мольбы, заглушавшие даже рев разгоравшегося пламени. Один дюжий слуга пытался спасти тех, кто оказался поблизости, другой, куда меньших габаритов, предпринимал поистине героические усилия, ибо знал, что выручить обитателей этого сумасшедшего дома некому.
Вскоре из горящего здания хлынул живой поток растерянных, ничего не понимающих существ. Одеты они были весьма причудливо. Одни, перед тем как выскочить из пекла, успели натянуть рубаху или халат; другие были завернуты в одеяла. В поисках защиты они жались друг к другу, словно испуганные дети, не способные понять, что происходит вокруг.
Время от времени бесстрашный привратник взывал к небу о милости к слабым и беспомощным, продолжая выводить людей. Но тут загорелись дрова в поленницах, преградив ему путь к дому. Едва держась на ногах, он в последний раз уходил от горящей обители, ведя с собой совсем дряхлого старика. Отступив в глубь двора, он упал на колени, и стал жадно вдыхать воздух. Абсолютно изнемогший, он не заметил, как сквозь скрипнувшие ворота внутрь дома скользнули неясные тени. А обитатели дома бежали к кустарнику, и смутные пятна их причудливых одеяний вскоре растворились в темноте.
В ночное небо взлетел и погас сноп искр, оставив после себя серое облако пепла. Рев огня заглушал все иные звуки, так что никто не расслышал цокота копыт. Лошадь вернулась к тому же месту, откуда недавно ускакала. Ее остановил всадник, одетый в черное. В свете пожара под глубоко надвинутым на лицо капюшоном видны были глаза, внимательно оглядывающие людские стайки, скопившиеся во дворе. На мгновенье взгляд застыл; затем, словно кто-то окликнул его, всадник резко обернулся и поглядел на вершину холма. Изящным движением он натянул уздечку, заставив лошадь повернуть голову в сторону, и в следующий момент она уже вытянулась в стремительном беге, направляясь к густому лесу. Из ноздрей лошади валил пар, но всадник не давал ей ни минуты передышки. Со стороны эта скачка по мелкому подлеску могла показаться совершенно бесшабашной, но на самом деле всадник вполне контролировал скорость. Лошадь перемахнула через упавшее дерево, преградившее им путь, и вновь коснулась копытами земли, подняв тучу мокрых листьев и разбрасывая комья грязи.
Порывистый ветер отбросил шерстяной капюшон, обнажив длинные вьющиеся волосы, развевавшиеся словно гордое знамя. Колючки хищно впились в волосы и облепили капюшон. Не обращая внимания на эти мелочи, девушка продолжала свой путь, внимательно оглядывая окрестности. Время от времени она особенно пристально всматривалась назад, словно боялась, что появится какой-нибудь страшный зверь и пустится за ней вдогонку. Внезапно возникший олень, пробивающийся сквозь лесную чащу, исторг из ее груди крик испуга, она пришпорила лошадь и помчалась, не обращая внимания на бездорожье. Но вот сквозь редеющие деревья показалась широкая поляна, ярко освещенная луной. Над ней стелился густой туман. Прерывистое дыхание девушки сменилось вздохом облегчения. Впереди расстилался ровный луг, по которому лошадь могла лететь стрелой. Она яростно ударила голыми пятками в бока лошади, и та охотно откликнулась, рванувшись с места в карьер, оставляя позади низину, где особенно густо клубился туман.
Неожиданно до слуха всадницы донеслись ржание, топот копыт и пронзительный скрип колес. Передние ноги ее лошади еще не коснулись земли, а она уже поняла, что несется прямо навстречу приближающейся коляске. При мысли о внезапно выросшем на пути препятствии ее охватил леденящий ужас: она увидела блеск горящих глаз и услышала лошадиный храп. Чернокожий возница изо всех сил старался свернуть в сторону, но было слишком поздно. Где-то в самой глубине ее горла родился жуткий крик, но был сразу же заглушен тупым звуком удара: девушка лишилась сознания.
Резкий толчок разбудил Эштона Уингейта, едва не вышвырнув его наружу. Что за идиот этот возница, чуть не сорвался он, однако, когда коляска выровнялась, ему открылась истинная картина происшедшего. Из седла падающей лошади вылетела, словно из катапульты, какая-то фигура, свалилась на обочину дороги и скатилась в канаву. Карета еще не остановилась, а Эштон, мгновенно скинув пальто, был уже снаружи. С трудом удерживая равновесие на скользкой дороге, он, минуя бешено бившую копытами лошадь, рванулся к неподвижной фигуре, лежавшей наполовину в воде на дне оврага. Он нырнул в туман, зашлепал по мерзлой воде, не обращая внимания на грязь, которая сразу забилась ему в башмаки, ободрал колено обо что-то жесткое и потащил все еще не пришедшую в сознание девушку из оврага, оказавшегося руслом ручья. Намокшие волосы почти полностью скрывали ее лицо; приблизив свою щеку к ее губам, он не уловил ни малейшего дыхания. Освободил ее руку – та бессильно повисла, но тут он почувствовал, как тело ее задрожало. Пульса на изящном запястье он, правда, нащупать не смог и обеспокоенно приложил палец к ее тонкой длинной шее. Там, под застывшей от холода кожей, трепетало то, что он искал, – она была жива, по крайней мере пока.
Эштон огляделся и увидел кучера, стоявшего наверху, на краю дороги. В холодную пору он имел обыкновение нахлобучивать видавшую виды бобровую шапку, которую удерживал на голове шерстяной шарф, завязанный под подбородком. Сейчас кучер в страшном волнении теребил его концы, не замечая, что нахлобучивает шапку все глубже и глубже.
– Успокойся, Хирам. Она жива, – поспешил сказать Эштон вконец перепуганному бедняге. Лошадь жалобно заржала, почти заглушив его слова, и сильно дернулась, будто пыталась встать на ноги. Эштон указал на нее кучеру:
– Хирам, возьми старый пистолет и прикончи это несчастное существо.
– Да, сэр. Сию минуту, сэр. – Хоть поручение трудно было назвать приятным, Хирам был рад хоть чем-нибудь занять себя.
Эштон склонился над девушкой. Сознание к ней все еще не возвращалось, она неподвижно лежала на берегу ручья, там, куда он ее дотащил. От холодной воды у него почти онемели ноги, а ее насквозь промокшее пальто облепило девушку, сделав похожей на кокон. Он нащупал шелковые петли и расстегнул ей пальто. Когда он отбросил промокшую одежду в сторону, брови его в изумлении поползли вверх. Даже в тусклом свете каретных фонарей было видно, что это не юная девица, как ему сначала показалось. Тонкая ночная рубашка облепляла тело женщины, хотя и очень молодой. Это сразу направило его мысли в другое русло. Близкий выстрел разорвал тишину, заставив Эштона резко вскинуть голову. Эхо растаяло вдали вместе со сдавленным стоном лошади, которая медленно соскользнула в воду на дно оврага. Понурая фигура Хирама четко выделялась на фоне тумана в лунном свете. Эштон знал, как его слуга любит животных, но сейчас ему было не до сантиментов.
– Хирам! Пошевеливайся! Надо отвезти девушку домой.
– Да, сэр!
Негр повернулся и побежал к коляске, а Эштон бережно взял девушку на руки, поддерживая ей голову так, чтобы она не запрокидывалась. Скользя по обрыву, он поднялся на дорогу. Хирам уже открыл дверцы коляски. Пока Эштон залезал внутрь, он вознес небу молитву, чтобы все кончилось благополучно. В последние десять лет смерть стала частым гостем Уингейта. Сначала во время бури, которая разрушила их дом в Каролине, погибли родители; затем, три года спустя, смерть пришла в облике шайки речных пиратов, которые искалечили его рулевого и из-за которых утонула Лирин. Хирам точно знал, что, будь у этих подлецов выбор, они бы ни за что не рискнули снова повстречаться с Уингейтом – Черным мстителем.
– Погоди, дай мне усесться, – отрывисто бросил Эштон через плечо, осторожно укладывая девушку на сиденье.
– А она… с ней все будет хорошо, хозяин? – обеспокоенно спросил Хирам, оборачиваясь назад.
– К сожалению, не знаю. – Эштон приподнял неподвижное тело, укладывая голову девушки к себе на колени так, чтобы ее поменьше трясло на ухабистой дороге. Он бережно поддерживал это с виду хрупкое существо, когда в ноздри ему вдруг ударил одуряющий запах жасмина. На него накатила волна теплых воспоминаний, но он тут же решительно отогнал их. Этого просто не может быть, он не позволит несбыточным мечтаниям терзать его и без того измученную душу.
Он протянул руку, чтобы отбросить с лица девушки мокрые спутанные пряди волос. Прилипшие к коже, они отказывались повиноваться, но Эштону все же удалось с величайшей осторожностью отделить несколько прядей и отвести их за уши. Он откинулся назад и при свете, проникающем через окно коляски, взглянул на лицо девушки. Его словно пригвоздило к месту.
– Лирин? – выдохнул он, ощутив знакомую острую боль воспоминания.
Воспоминания о той поре в Новом Орлеане, когда он познакомился и вскоре женился на девушке с этим именем, лавиной обрушились на него. Хотя он был твердо уверен, что Лирин умерла, сейчас Эштону вдруг показалось, что это ошибка, – вот ведь она, рядом с ним. А если нет, то сходство этой девушки с его женой просто поразительно.
Хирам ничего не мог понять в той гамме переживаний, которые последовательно отражались на лице хозяина.
– Что-нибудь не так, сэр? Вы словно призрака увидели.
– Может, и так, – пробормотал Эштон, все еще не в силах оправиться от изумления. Он почувствовал, как в нем растет надежда со странной смесью радости и страха. Если это Лирин…
Тут до него дошло, что надо пошевеливаться, и он резко крикнул:
– Эй, Хирам, а ну-ка, задай животинам, скорее, вперед!
Хирам повиновался. Эштон уперся ногами в противоположную стену коляски, а Хирам, натянув вожжи, бешено заорал, спугивая тишину ночи:
– Эй-эй, вы, живее!
Охотно повинуясь приказу, лошади резко наддали. В холодном вечернем воздухе от их крупов шел пар, а Хирам все подгонял и подгонял и не замедлил скорость даже тогда, когда колеса попали в глубокую колею и крытая коляска резко накренилась. Эштон едва не свалился с сиденья, но держал свою драгоценную ношу, словно в руках у него было собственное сердце. Склонившись над девушкой, он испытал вдруг огромный прилив чувств и плотно сжал веки, молитвенно шепча: «О Боже, пусть это будет Лирин… и не дай, о великий Боже, ей умереть».
В неверном свете колясочных фонарей волосы женщины приобрели золотистый оттенок. Когда он прикоснулся к выпуклости ее лба, который, быть может, в свое время так страстно целовал, пальцы у него задрожали, а лицо исказила болезненная гримаса. Все чувства у него были страшно обострены. Он то переполнялся надеждой, что это его возлюбленная Лирин, то падал в бездонную пропасть страха, ибо не мог понять, насколько серьезно она ранена. Судьба будет слишком жестока к нему, если, вернув жену, вновь отберет ее. Второй раз такую трагедию он не переживет.
Тяжело вздохнув, Эштон попытался привести в порядок раздерганные мысли. Может, его просто преследуют воспоминания о погибшей жене? Может, он сошел с ума? Может, собственное воображение сыграло с ним злую шутку и он наделяет чертами любимого существа кого-то совершенно другого? Может, это всего лишь пустые надежды? В конце концов, до женитьбы он был знаком с Лирин всего лишь месяц. Друзья в Новом Орлеане всячески подтрунивали над ним, говоря, что он, должно быть, спятил, – жениться на девушке, едва узнав ее имя. А потом поднялась рука судьбы и возлюбленную его утащил черный предательский поток. С того времени он считал дни, сначала они растянулись в три года, а потом сжались в месяц, в неделю, короткую, как день. И вот снова она… или какая-то юная дама, поразительно похожая на Лирин, какой она сохранилась в его памяти. Он не мог не допускать, что заблуждается, и все же гнал сомнения прочь, хотя и знал, что, может быть, его ждут горькие несчастья и страдания.
Эштон мягко провел пальцами по ее щеке, задержался на виске, пока не почувствовал слабое биение пульса. У него вырвался вздох облегчения. Но сердце продолжало колотиться с той же силой.
Возглас Хирама заставил его очнуться. Они приближались к плантаторскому дому; Эштон прищурился, различая вдалеке слабый свет огней, очерчивавших особняк среди мощных дубов. В дальнем конце обширного газона возвышался Бель Шен. Величественный, как французский замок, дом был окружен со всех сторон высокими деревьями. Эштона пронзила мысль, что наконец-то он привезет любимую к себе домой.
Приближаясь к дому, Эштон заметил, что едва ли не вся аллея забита экипажами. Несколько лошадей были привязаны к столбам. Может, бабушка решила отметить его возвращение большим сбором гостей? Он перевел нежный взгляд на свою спутницу. Старушка вряд ли ожидает подобного оборота событий. Пожалуй, еще в обморок упадет, увидев его со странно одетой женщиной без сознания. После его недолгого ухаживания и женитьбы в Новом Орлеане Аманда Уингейт весьма подозрительно относилась к путешествиям внука, и вот, извольте любоваться, – он возвращается из новой поездки. Пусть ему наплевать на сплетни, но должен же он считаться с тем, что она, его бабушка, стареет.
Хирам привстал на облучке, и привязанные лошади беспокойно заерзали, подозрительно кося глазом на призрачное существо, бешено промчавшееся мимо. Коляска резко остановилась у входа на веранду. Негр поспешно соскочил на землю и отворил дверцу. Эштон бережно завернул свою драгоценную ношу в плащ и прижал голову девушки к плечу, чтобы защитить от пронизывающего ветра. Что-то знакомое почудилось ему в запахе ее волос, и вновь ожили те чувства и желания, которые он держал в узде последние три года. Они провели вместе совсем мало времени, но он твердо знал, что это были лучшие дни его жизни.
– Пошли кого-нибудь за доктором Пейджем, живо! – отрывисто скомандовал Эштон, поднимаясь на крыльцо.
– Да, сэр, слушаю, сэр, – откликнулся Хирам. – Лэтем пойдет, одна нога здесь, другая там – не сомневайтесь.
Эштон широким шагом направился к двери, нащупал ручку – дверь была не заперта – и широко распахнул ее. Он буквально на секунду опередил дворецкого, который, услышав топот копыт у крыльца, поспешил к парадному входу. Глядя, как Эштон прокладывает себе путь, сгибаясь под тяжестью сладкой ноши, обычно невозмутимый Уиллис отступил назад с отвисшей челюстью. Нарушались все годами воспитанные его представления о приличиях.
– Мистер Эш… – голос его сорвался, и он вынужден был откашляться, – мистер Эштон, как хорошо, что вы вернулись, сэр. – Он продолжал еще что-то бессвязно бормотать, когда в складках черного шерстяного плаща мелькнула спутанная прядь рыжих волос. Дворецкий окончательно смешался и лишь молча проводил взглядом хозяина. Столкнувшись с Эштоном на лестнице, Аманда Уингейт, с которой были ее сестра и несколько гостей, была изумлена не менее дворецкого. Не спуская глаз с изящной фигуры, покоящейся на руках внука, и подозрительных рыжих локонов, Аманда приблизилась к Эштону и заговорила:
– Побойся Бога, Эштон! – Она прижала дрожащие руки к груди. – Ты что, снова решил преподнести нам сюрприз и опять привез невесту?
Эштону хотелось побыстрее отнести девушку наверх, но он все же решил, что хоть какое-нибудь объяснение дать надо.
– Вас, гранмаман, не больно-то удивишь, – начал он, обращаясь с ней так, как, бывало, обращалась к ней его мать. – Тем не менее в данном случае…
– Аманда, – едва слышно прошептала тетя Дженнифер, кладя ладонь на руку сестре, – может, не будем сейчас говорить о том, что выкинул Эштон на сей раз. По крайней мере, при гостях.
Аманда удержалась от вопроса, уже готового сорваться с губ, однако же была явно растеряна и обеспокоена. По тому, как недвижно лежала на руках у Эштона девушка, она поняла, что та, скорее всего, крепко спит и что Эштон несет невесту в свою спальню. Было очевидно, что внук хочет поскорее окончить разговор. Она уже готова была отступить в сторону, как плащ немного соскользнул и из-под шелковой накидки показалось бледное лицо. «Какая милая», – подумала она, ничуть не удивляясь, что Эштон нашел такую красивую жену. Плащ сполз еще немного, и тут глаза Аманды широко раскрылись: на девушке почти ничего не было. Она закончила свое рассуждение неожиданно для себя самой: «Ну разве можно так одеваться?»
Аманда огляделась, стараясь понять, видел ли кто еще эту картину, и была чрезвычайно встревожена, заметив негодующие любопытные взгляды нескольких почтенных матрон. Сначала прошелестел легкий шепоток, а потом гости стали шушукаться громче и громче. Все время звучали слова: «девушка» и «нижняя рубашка».
– Гранмаман, это совсем не то, что вы думаете, – прошептал Эштон, желая развеять ее страхи.
– Ах, вот как? В таком случае это что-то такое, чего мне уж точно не вынести, – простонала Аманда.
Тетя Дженнифер постаралась подбодрить сестру:
– Не забывай, Аманда, папа всегда говорил, что перед лицом опасности надо сохранять ясную голову.
Тут вперед выскочил какой-то мужчина и, подхватив лишь обрывок разговора, дружески похлопал Эштона по плечу:
– А ну-ка, Эштон, дай посмотреть на твою новую невесту. Вообще-то давно уже пора забыть ту историю и еще раз жениться.
– Невеста! – послышался чей-то визгливый голос из соседней комнаты. – Жена! – В толпе гостей произошло некоторое замешательство; это какая-то женщина энергично пробивала себе путь к центру событий. – Что здесь такое происходит? А ну-ка, дорогу!
Тут даже тетя Дженнифер не выдержала и, теряя свое обычное хладнокровие, пробормотала:
– Вот такие положения и имел в виду папа…
Это была высокая стройная брюнетка. Пробившись вперед, она вызывающе подбоченилась и принялась разглядывать вновь прибывших. Взгляд темных глаз Марелды Руссе упал на мокрые растрепавшиеся рыжие волосы незнакомки, а затем в ужасе застыл на брюках Эштона, сплошь заляпанных грязью. Едва выговаривая слова, Марелда попыталась взять себя в руки:
