Текст книги "Приди, полюби незнакомца (Где ты, мой незнакомец?) (др. перевод)"

Автор книги: Кэтлин Вудивисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Шериф и его люди уехали. Стук копыт постепенно замер в отдалении. Дом снова погрузился в сонный покой, но в душе Лирин мира не было. Она вернулась в гостиную, дав Эштону возможность поговорить с приятелем наедине, пока тот не уехал; но едва Лирин присела в кресло, как тело ее сотрясла крупная дрожь. Еще раньше, едва услышав крики толпы перед домом, она сразу же почувствовала холодный страх: может, Тич и его бандиты правы, может, она и впрямь та самая женщина, что исчезла из психиатрической лечебницы. Никогда еще, с того самого момента, как очнулась, Лирин не испытывала такого отчаяния и страдания от потери памяти. Ощущение было такое, что она стоит перед белой дверью и знает, что за ней что-то есть, а открыть не может – нет ни ручки, ни замка. Вот так же и ее жизнь – есть барьер, за которым она себе самой недоступна. Ей отчаянно хотелось знать, кто она, кто ее семья и друзья и что предшествовало ее столкновению с экипажем Уингейта.

Мистер Логан сказал свое слово, и дело, ко всеобщему удовольствию, решилось. Но, глядя из окна гостиной, она заметила то, что от других, возможно, ускользнуло. Хоть у нее не осталось ни малейших сомнений в том, что Эштон будет защищать ее от толпы до конца, он явно не хотел, чтобы седовласый санитар увидел ее, словно у него самого были тяжелые сомнения относительно ее прошлого.

Она обхватила дрожащими руками колени, тупо уставившись на палец с простым золотым кольцом, и смотрела до тех пор, пока острый приступ головной боли не заставил ее закрыть глаза. Она медленно потерла брови, стараясь прогнать боль. Постепенно перед ней соткалось видение: рука сжимает длинную тонкую кочергу с заостренными краями. Она высоко поднимается, а затем резко опускается вниз, вновь и вновь. Неожиданно перед мысленным взором ее возникло блеклое пятно, постепенно превращающееся в мужское лицо. Картинка перекосилась, и прямо в душу Лирин заглянули глаза, в которых застыл страх. Она сжалась и вскрикнула, стремясь освободиться от жуткого видения.

Лирин вскочила на ноги и тут же почувствовала, что на плечо ей легла чья-то рука. Она отчаянно рванулась, но рука скользнула вниз, обняла ее за талию и прижала к сильной груди.

– Лирин? – Эштон, преодолевая сопротивление, слегка встряхнул ее и усадил на место. – В чем дело?

Глядя на него широко открытыми от страха глазами, она прижала руку к дрожащим губам и покачала головой.

– Не знаю, Эштон, – простонала она. – Мне все время что-то видится… или вспоминается. – Она отвернулась, избегая его встревоженного взгляда, и продолжала сквозь слезы: – Я вижу руку… она поднимается… и бьет… бьет. – Плечи ее содрогнулись от рыданий. – Может, я кого-нибудь ранила? Может, вам надо было отдать меня им? Может, меня они и искали, а мистер Логан просто солгал?

– Чушь! – Эштон обнял ее за плечи и глубоко заглянул в изумрудные озера заплаканных глаз, словно стараясь заставить ее поверить. – У тебя просто была потеря памяти, и ничего больше. У тебя был шок, в этом все дело. А ты принимаешь дурацкие домыслы этих подлецов за собственную память.

– Н-е-е-т, – простонала она. – Ты не понимаешь. Такие галлюцинации у меня бывали раньше, когда этих людей не было и в помине.

Эштон крепче прижал ее к себе и поцеловал в висок.

– Может, это был только сон? Стоит ли всерьез волноваться об этом?

– Дай-то Бог. – Лирин прижалась лбом к его шее, ощущая глубокое, медленное биение сердца. В его объятьях она почти физически ощущала себя в безопасности, а где-то глубоко внутри зрело острое желание слиться с ним воедино. И словно против воли, повинуясь велению души, она заговорила.

– Мне так хочется верить, что этого кошмара никогда не было. Я… я вправду хочу верить, Эштон, что я твоя жена. Я… мне хочется быть частью тебя и твоей семьи, наверняка знать, что я здесь у себя дома. Мне надо знать правду.

По-прежнему стараясь успокоить ее, Эштон нежно обнял Лирин и заглянул в ее бездонные глаза.

– Ну так и поверь, дорогая, – прошептал он. – Поверь мне. Я ведь ничего дурного тебе не желаю. Если бы только ты знала, как я люблю тебя. Все бы страхи сразу улетучились. – Он наклонился, нежно, медленно поцеловал ее и не отрывался от губ, пока страшные видения не растворились где-то в глубинах ее сознания. Эштон то приникал к ее рту, то отстранялся, мягко, но настойчиво требуя отклика. Тепло от медленно тлеющих углей обволакивало ее, и она почувствовала, что пол колеблется у нее под ногами. Ее руки сомкнулись у него на спине, и она раскрыла губы ему навстречу. Закружилась голова. Небо обвалилось на землю. Сладкий нектар, который вкушают только влюбленные. Любовный напиток, который пьешь глоток за глотком, пока не опорожнится вся чаша, и они бы припали к ней, если бы издали не донесся стук каблуков. Эштон поднял голову и обжег ее обещающим взглядом карих глаз. Затем отступил и вышел из комнаты, оставив ее с горящими щеками и в полном расстройстве чувств. В таком состоянии ей не хотелось кому-либо показываться. Приподняв юбки, она последовала за Эштоном, пересекла столовую и прошла в дальний холл. Тут она резко остановилась и покраснела, заметив, что Эштон оглядывается и смотрит на нее. Казалось, он взглядом раздевает ее, прикасается к обнаженному телу, проникая в потаенные глубины. Глаза его вспыхнули, и по бесстыдному их блеску стало до очевидности ясно, что он вполне отдает себе отчет в ее чувствах. Эштон нарочно замедлил шаг. Сердце у Лирин отчаянно заколотилось, и все же она расслышала звуки голосов пожилых дам, доносившиеся из гостиной. Выходит, путь в главный холл свободен. Туда Лирин и устремилась, понимая, что, стоит Эштону снова дотронуться до нее, она вовсе потеряет голову.

Задыхаясь, она взбежала по лестнице и скрылась у себя в комнате. Она заперла дверь, вернулась в кресло и посмотрела на гладко отполированную дверь, чутко прислушиваясь к неторопливым шагам в коридоре. Шаги приблизились к двери. Раздался негромкий стук. Она закусила губы, ожидая продолжения. Снова мягкое постукивание. Повернулась ручка. Затем шаги удалились. Казалось, можно вздохнуть с облегчением, но вместо этого Лирин испытала горькое разочарование, вытеснившее чувство победы.

С севера подул пронизывающий ветер, принесший тяжелые темные облака, полностью покрывшие горизонт на западе. Упали первые капли дождя. Редкие поначалу, они очистили воздух от пыли и принесли с собой в дом свежий воздух. Потом, как предвестие бури, сверкнула молния, и обрушился настоящий ливень. Слуги бросились закрывать окна и зажигать в каминах потухший было огонь. Все вокруг строили разные догадки о том, каково приходится мистеру Тичу и его верным рыцарям. Хикори, скорее всего, найдет место, где спрятаться от дождя, но вряд ли там хватит места всем. Так что без драки, скорее всего, не обойдется.

Уиллабелл пришла помочь своей молодой хозяйке переодеться к ужину, и, хоть Лирин предпочла бы и далее играть роль боязливой девчушки, укрывающейся у себя в комнате, она отдалась заботам экономки. Выбрать платье было не трудно, ибо до портного Лирин все еще не добралась, так что вечерним нарядом могло служить только изумрудно-зеленое платье. Оно было красивым и соблазнительным: пышные рукава, глубокий вырез. Тугой корсет подчеркивал округлости груди. В таком виде небезопасно появляться перед Эштоном, особенно если собираешься держаться в рамках добродетели. Правда, декольте не такое вызывающее, как у Марелды, но это искупается более пышной округлостью груди. Словом, скромницей Лирин в таком одеянии не назовешь. Остается надеяться лишь на то, что в присутствии родных Эштон будет вести себя с должной сдержанностью.

Спустившись вниз и услышав из гостиной негромкую мелодию, Лирин приободрилась. Эштон играет на виолончели, а это значит, что ей не грозят эти взгляды, от которых слабеют ноги, и якобы случайные прикосновения. Пока он играет, можно спокойно наблюдать за ним.

Комната мягко освещалась язычками, плясавшими на кончиках свечей. В камине весело трещали дрова, добавляя гостиной света и тепла. За окнами молнии по-прежнему яростно расчеркивали небо. Завывал ветер, все время менявший направление. Под его порывами клонились стволы деревьев, а ветки кустов царапали стены. Эштон сидел спиной к двери. Беззвучно приближаясь, Лирин только на него и смотрела. Даже сзади было видно, что одет он безупречно, что, впрочем, было неудивительно. У него был особый вкус в одежде – костюмы всегда были модными и сидели на нем как влитые. Вот как этот голубой пиджак. Сшит он безукоризненно, мягкими линиями спускался от широких плеч к узкой талии и нигде не морщил. Дело, впрочем, не просто в костюмах. Такая уж у Эштона фигура – высокий рост, мускулистая грудь, – что даже в поношенных бриджах, которые он надевал, отправляясь в конюшню, выглядел он великолепно.

Стараясь не помешать ему, она пошла вовсе уж на цыпочках, но, едва приблизилась, музыка оборвалась, и Эштон поднялся. Отставив инструмент, он с широкой улыбкой двинулся ей навстречу. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы оценить ее ослепительную красоту. Взяв Лирин за руки, Эштон наклонился и поцеловал ее прямо в губы. Она вздрогнула, почувствовав прикосновение его языка. Такого вольного поведения в присутствии дам она не ожидала. Лирин резко подалась назад.

– Ваша бабушка будет шокирована, – тяжело дыша, произнесла она.

Не отрывая от нее глаз, Эштон слегка улыбнулся:

– Интересно, мадам, каким это образом, если ее здесь нет?

– Нет? – Она поспешно перевела взгляд в сторону двух кресел, где обычно сидели дамы, а затем на его ухмыляющееся лицо. – А где же?..

– Их с тетей Дженни пригласил к ужину сосед. – Эштон слегка передернул плечами. – Нас тоже приглашали, но я отказался.

– Выходит… – Лирин обеспокоенно огляделась. В этот момент ослепительно вспыхнула молния, обнажив истину. – Выходит, мы одни в доме?

– Если не считать слуг. – Он удивленно поднял брови. – А что, это беспокоит вас, дорогая?

Лирин неуверенно кивнула.

– Вы очень коварны, мистер Уингейт.

Эштон рассмеялся и, взяв ее под руку, подвел к буфету, где в пламени свечей сверкали хрустальные графины. Он плеснул немного шерри, добавил воды и протянул ей бокал.

– И что же, вы полагаете, я собираюсь предпринять?

Лирин сделала маленький глоток, глубоко вздохнула и ответила:

– Мне кажется, вы собираетесь соблазнить меня.

Эштон саркастически улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

– Разница между искушением и насилием, любовь моя, заключается в одном лишь слове – «нет». Вам никто не мешает его произнести.

Лирин не нашлась, что ответить. Это слово слишком напоминало другое – «берегись»! – а оно постепенно утрачивало вкус, превращаясь в сухарь, от которого не получаешь никакого удовольствия. Слово и впрямь простое, но произнести его становится все труднее.

Эштон перевел взгляд вниз, туда, где были видна округлость полной груди, и у Лирин захватило дух. Он наклонился и поцеловал ее в обнаженное плечо. Сердце тревожно забилось.

– Вы сегодня необыкновенно аппетитны, мадам… просто прелесть. – Он слегка коснулся ее кожи губами, что заставило ее порывисто вздохнуть. Кровь бешено запульсировала в венах. Он улыбнулся, глядя на ее растерянный вид, и заметил, что бледная кожа на груди заалела.

– Одного раза мало, – пробормотал он и наклонился еще ниже, примеряясь к соблазнительной округлости.

– Эштон! – вскрикнула она, прижимая руки к груди и едва сдерживая дыхание. – Слуги!

Эштон усмехнулся, и, проявив настойчивость, запечатлел более полноценный поцелуй на ее виске. Он был чрезвычайно удовлетворен тем фактом, что она его не оттолкнула.

– Любовь моя, я так изголодался, что уж ни на что не обращаю внимания. Мне так хочется отвезти вас в Новый Орлеан, в ту самую комнату, где мы когда-то любили друг друга и где были вдвоем.

Где-то в глубине дома хлопнула дверь. Эштон и Лирин отскочили друг от друга, и в тот самый момент в столовую, отдуваясь, вошла Уиллабелл.

– Боже мой, еще чуть-чуть, и ветер сдует весь дом. – Хихикнув, она покачала головой. – Пожалуй, мистера Тича прямо вдует в Натчез. Давненько он не оказывался под таким душем. Напрасно он не забрался в фургон. Хотела бы я на него поглядеть. Ну да поделом ему. Ишь ты, решил, что наша хозяйка, это какая-то белая шваль. Уж вы проучили его, хозяин. Да, сэр!

От души рассмеявшись, экономка обернулась и критически осмотрела стол. Передвинув один из приборов поближе к центру, она удовлетворенно кивнула и поспешно вышла. Тут же появился Уиллис и торжественно объявил, что кушать подано. Эштон подал руку молодой жене и проводил ее к новому месту, только что приготовленному Уиллабелл. Отсюда Лирин вся была видна ему. Подведя к стулу, Эштон нежно пощекотал ее. Она вопросительно оглянулась, и на целую вечность они впились взглядами друг в друга.

Эштон был не из тех, кто упускает такие возможности. Он снова нашел ее губы. Подняв ее подбородок, он заглянул в прозрачную глубину изумрудных глаз. Лирин чувствовала, что взгляд этот завораживает ее, и она почти не обратила внимания на то, что пальцы Эштона скользнули от шеи к ключице и дальше, ниже. Губы его тоже поползли вниз. Она тяжело задышала, голова пошла кругом. Он нежно положил руку ей на грудь, и это прикосновение так обожгло ее, что она сразу опомнилась. Вся дрожа, она отстранилась и опустилась на стул. Он тоже. Глаза их встретились. Слова вертелись у нее на языке, но она не могла произнести их, не могла попросить, чтобы он не торопился. Она жаждала любви, но все происходило слишком быстро. Как сказать, что хорошо, что плохо, когда сама твердо не знаешь, кто ты такая?

Во время трапезы Эштон почти не отводил взгляд от того, что возбуждало его аппетит, – и это вовсе не были расставленные перед ним блюда. Что касается Лирин, то глоток шерри позволил ей преодолеть смущение, и теперь она вполне наслаждалась как ужином, так и легкими прикосновениями руки Эштона.

Когда они вернулись наконец в гостиную, он закрыл двустворчатые двери, отделяющие ее от столовой. Создалась вполне интимная обстановка. Лирин села за клавесин и, лениво перебирая клавиши, погрузилась в глубины памяти. Эштон стоял рядом, беря время от времени, когда она останавливалась в растерянности, нужные ноты, но главным образом обозревая соблазнительные плечи и грудь. Почувствовав прикосновение его пальцев у себя на затылке, она обратила к нему сияющий взгляд. Тут она отодвинулась и слегка нахмурилась. А когда Эштон потянулся к кочерге, ее и вовсе охватил внезапный ужас и пальцы застыли на клавишах. Знакомая картина – кого-то страшно бьют кочергой по голове – мгновенно вырвала из здешнего покоя.

Услышав, как музыка резко оборвалась, Эштон оглянулся и, увидев на лице жены выражение немыслимого ужаса, увидев, как она прижала к вискам свои тонкие дрожащие пальцы, отбросил кочергу и бросился к ней. Понимая, что мучает Лирин, он поднял ее, прижал к себе и прошептал прямо в ухо:

– Все в порядке, родная, не волнуйся. Просто не думай об этом.

– Кочерга… – Лирин вся дрожала. – Та же самая! Снова и снова! Человека бьют кочергой. О, Эштон, да будет ли этому конец?

Отстранив ее немного, Эштон спросил:

– А ты знаешь этого человека? Или хотя бы как он выглядит? Раньше ты его видела когда-нибудь?

– Все в тумане. – У нее по щекам покатились слезы. – О, Эштон, мне так страшно. Откуда все это? Может, меня и впрямь мучает память о содеянном? Ты уверен, что мистер Логан?..

– Лирин, ты не имеешь к этому никакого отношения, – твердо сказал Эштон. – Этого мужчину закололи ножом, и он был раза в два крупнее тебя. Ты с ним не справилась бы, даже орудуя кочергой. Ты и пошевелиться бы не успела, как он отшвырнул бы тебя.

– Но этот след у меня на спине… ты же сам говорил, что, похоже, кто-то меня ударил. Может…

Глядя прямо в испуганные глаза жены, Эштон отчеканил:

– Питер Логан сказал, что в сумасшедшем доме тебя не было. И заруби это себе на носу. Ты там никогда не была! Ты – Лирин Уингейт, моя жена!

Его уверенный тон несколько рассеял атмосферу, и постепенно страхи покинули Лирин. Если она хочет сохранить рассудок, надо быть твердой, не позволяя всяческим фантомам губить себя. Усилием воли взяв себя в руки, она смахнула слезы с ресниц. Эштон подошел к буфету налить бренди.

– Вот, выпей-ка, – предложил он, возвращаясь. – Это поможет. – Сделав глоток, Лирин поморщилась. Эштон не мог сдержать улыбку. Обхватив рюмку за донышко, он прижал ее к губам Лирин. – До дна, любовь моя.

Лирин повиновалась, неохотно глотая обжигающую жидкость, пока на дне почти ничего не осталось. Содрогнувшись в последний раз, она вернула бокал. Приятное тепло уже начало разливаться по всему телу. Эштон взял ее за руку, повел к кушетке и усадил рядом с собой. Подле него у Лирин спало напряжение. Со вздохом она тесно прижалась к Эштону, поистине нуждаясь в том тепле, которое он так щедро дарил ей. Эта поза казалась такой естественной, и так хорошо было держать руку у него на груди.

В камине догорали, весело вспыхивая перед тем, как умереть, угольки. Наступил длительный миг блаженства. В комнате становилось прохладно, и Эштон неохотно поднялся с кушетки подкинуть в камин поленьев. Вернувшись, он присел рядом с Лирин на корточки и, рассеянно поглаживая ей бедро, спросил:

– Ну как, все будет в порядке?

– Надеюсь. – Ее поразило, насколько родным было его прикосновение. Зачем же сторониться? Зачем противостоять себе самой? Под его пристальным взглядом щеки у нее разгорелись, и, чтобы скрыть смущение, она отвернулась и посмотрела на камин.

– Рядом с моим кабинетом есть еще одна спальня, – начал он и остановился, ожидая, пока она снова не посмотрит на него, молчаливо вопрошая, к чему бы это. – Мне хотелось, чтобы вы перебрались туда сегодня же. – По лицу у него медленно скользнула улыбка. – Я знаю, что искушение будет велико, и все же мне хотелось бы… по крайней мере пока. – Эштон раздвинул губы в дразнящей улыбке. – Полагаю, ясно, что мне надо. Эти комнаты не разделены.

Она пристально посмотрела на него и прошептала:

– Поберегите меня, Эштон. – В улыбке ее появилась некоторая задумчивость. – Есть в вас что-то такое… Я не уверена, что смогу противиться.

Он удивленно поднял брови. Странно, что она говорит такие слова, зная, как не терпится ему в полной мере испытать силу ее сопротивления.

– Мадам, вы отдаете себе отчет в том, какое оружие вкладываете мне в руки?

– Веру? – Лирин прикинулась невинной простушкой.

Эштон нахмурился. Одним-единственным словом она убила все его надежды.

– М-м-м. – Он поднялся и подал ей руку. – Прошу вас, мадам. Позвольте мне проводить вас в ваши новые апартаменты, а то я не знаю, что здесь наделаю.

– Но вы же сами сказали, что без доверия семьи не бывает, – заметила она, вставая.

Эштон с сомнением прищурился.

– Я слишком часто употребляю это слово, мадам, ради собственного удобства. Надеюсь, когда мы поедем в Новый Орлеан, мне удастся обойтись без ваших представлений о доверии. А если не получится, я, наверное, погибну от любви к вам.

По лицу не поймешь, шутит он или нет.

– Вы это что, всерьез? Я имею в виду Новый Орлеан.

– Совершенно всерьез, – заявил он. Идея все больше нравилась ему.

– Но ведь вы только что оттуда возвратились.

– Это будет просто увеселительная поездка, мадам, – поспешил успокоить ее Эштон.

Лирин скептически посмотрела на него.

– И разумеется, вы намерены завершить процесс искушения.

– Да, мадам, и чем быстрее, тем лучше.

Он наклонился, поднял ее на руки и поцеловал в шею. Лирин уютно свернулась у него в объятиях. В вырезе платья виднелась грудь, руки обвили его шею – с ума можно сойти. Искушение было слишком велико и становилось тем сильнее, чем ближе он подходил к спальне. Он повернул ручку, толкнул дверь плечом и перенес Лирин через порог. Они миновали анфиладу комнат и остановились у ванной, где Эштон опустил ее на пол.

– Пожалуй, вам лучше переодеться здесь. В спальне слишком прохладно. – Эштон кивнул на узкую полку, где было сложено белье. – Я велел Уиллабелл принести все, что нужно, пока мы ужинаем.

Убедившись, что здесь ее зеленая нижняя рубашка и бархатный ночной халат, Лирин поняла, что предложение сменить спальню не было импровизацией. Эштон не просто обдумывал эту идею, он предпринял определенные шаги, заранее уверенный в ее согласии. Лирин с удивлением посмотрела на него.

– Пожалуй, я вас недооценила.

В ответ Эштон криво ухмыльнулся.

– Мне казалось, вы не будете возражать.

– Вы что, всегда так уверены в себе? – спросила она, поняв, как ловко с ней обошлись.

– Это был чисто логический расчет, мадам. Здесь удобнее…

– И к вам поближе.

– Да, и это тоже, – с донжуанской улыбкой согласился он. Сняв пиджак, жилет и галстук, он повесил их на деревянную вешалку рядом с дверью. Затем, не отрывая от Лирин глаз, поцеловал ей руку и сказал:

– Пока вы переодеваетесь, я подкину дров.

Дверь за ним затворилась, и у Лирин появилась возможность вернуться на землю. Ей пришлось признаться себе, что, оставаясь с ним вдвоем, она почти не пытается сопротивляться. Он был подобен сильному магниту, неотвратимо притягивавшему ее. Эштон был в полном смысле слова мужчиной, а она – нормальной женщиной, с нормальными женскими желаниями. И это делало ее весьма уязвимой. Она пыталась апеллировать к логике, призывала себя к сдержанности, но мысль о том, что она, Лирин, – его жена, казалась ей все более привлекательной. Может, это и было чистым безумием, но она хотела той близости, что бывает между мужем и женой.

Его рубаха висела вместе с другой одеждой на вешалке. Потрогав ее, Лирин ощутила, как исходящий от нее острый мужской запах пробуждает где-то в глубине ее томление. Она глубоко вздохнула, удивляясь себе самой, и решила сосредоточиться на переодевании. Рубашка легко соскользнула с ее обнаженного тела, и Лирин смутно подумала, каково бы это было – оказаться с Эштоном в постели, и что приятнее – момент любви или ее предвкушение?

Она мечтательно осмотрела комнату, не веря, что все это происходит в действительности. Нельзя отрицать, что этот человек есть воплощение самой мужественности. Хоть она и могла представить себе, что его карие глаза, случается, холодеют от гнева, в нем был огонь, способный растопить сердце едва ли не всякой женщины. Лирин сердито тряхнула головой. Снова ее заносит. Вместо того чтобы крепко держать себя в узде, она позволяет себе мечтать Бог весть о чем. Это же чистое безумие – думать о любви с мужчиной, которого еще едва знаешь. И к чему она пускается в эти рискованные мысленные путешествия, когда самым благоразумным было бы держаться на расстоянии?

Лирин завязала пояс на зеленом бархатном халате, открыла дверь в спальню и босиком прошлась по мягкому ковру, восхищаясь прекрасной обстановкой и мягкими цветами комнаты. В сравнении с этим роскошным будуаром ее прежняя комната померкла – тут было все, о чем только могла мечтать женщина. Если бы она раньше видела это великолепие, дважды подумала бы, прежде чем усомниться в искренности Эштона.

Услышав ее шаги, он повернулся. Она взяла его под руку и с мягкой улыбкой сказала:

– Это замечательно, Эштон, и ты был прав. Разумеется я не могла бы отказаться.

Лирин приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку, но Эштон повернулся к ней прямо лицом. Ей вовсе не хотелось отворачиваться, она медленно вкушала тепло его дыхания. Эштон впился ей в губы, властно и настойчиво, требуя отклика. Язык ее робко зашевелился, и это вдохновило Эштона. Он изо всех сил прижал Лирин к себе. Объятие становилось все теснее, поцелуй все настойчивее. Миг блаженства растянулся в целую вечность. Ощущая, как растет в нем желание, Лирин дрожала в его объятиях, готовая и в то же время не готовая уступить. Ясно было, что, если она не остановит немедленно это безумие, сил оттолкнуть его у нее не будет.

– Не надо торопиться, Эштон, – мягко прошептала она, отстраняясь от его ищущих губ. – Дай мне время разобраться в себе самой.

Эштон отпустил ее, и лицо у него перекосилось, как от сильной боли. Лирин заметила это. Не зная, как облегчить его страдания, она повела Эштона к постели и остановилась, ожидая, пока он сложит покрывало. Вновь посмотрев на нее, Эштон порывисто вздохнул и поднял руки, словно собирался обнять ее за плечи. Она сама было потянулась к нему, но он с тяжелым вздохом отвернулся.

– Я пошел.

– Эштон, прошу тебя! – Глаза ее молили о понимании. – Ну почему ты не хочешь остаться и немного поговорить со мной?

Эштон коротко рассмеялся.

– Мадам, вы либо недооцениваете свою привлекательность, либо переоцениваете мою способность ей противостоять. Соблазн слишком велик. Стоит мне задержаться хоть на секунду, и я за себя не отвечаю. – Он резко сунул руки в карманы и отвернулся. – Я и так едва владею собой, так что прошу вас, мадам… Ложитесь, пока я вовсе не сошел с ума.

Лирин поспешно повиновалась и скользнула под одеяло, даже не сбросив халата. Эштон вернулся к камину, подбросил еще дров и постоял немного, хмуро глядя на весело мелькающие яркие огоньки. Лирин пристально смотрела на него, со страхом ощущая, как растет в ней желание. Где-то в глубине ее существа жило безошибочное знание, что с этим мужчиной она уже была близка. Закрывая глаза, она видела, как он, совершенно обнаженный, поднимается с постели и куда-то уходит. Фигура его виделась ей смутно, плыла, но все же можно было различить широкие плечи, узкие бедра и вьющиеся на затылке коротко подстриженные волосы.

Уиллабелл все время убеждала ее, что Эштон – мужчина, каких мало, и трудно было с ней не согласиться. Насколько возможно оценить достоинства мужчины за столь непродолжительный срок, Эштон явно был из тех, кому не жаль отдать любовь и нежность – на всю жизнь.

– Эштон? – тихо прошелестел ее голос.

Он обернулся.

– Да?

Она промолчала, но все сказали ее глаза. Эштон снова подошел к ней.

– Что, Лирин?

В тусклом свете комнаты она изо всех сил вглядывалась в его красивое лицо. Она знала, как рискует. Что защищает ее от мужского вожделения? Может, потом ей будет плохо, но сейчас ей хотелось быть с ним. Она жаждала прижаться к этому сильному мускулистому телу и отдаться ему – вся, до конца. Изумрудные глаза ее стали подобны прозрачным озерам. Словно давая знак, она потянула одеяло вниз.

– Наверное, необязательно ехать в Новый Орлеан, Эштон. Ты можешь получить все, что хочешь, здесь, прямо сейчас.

Сердце у Эштона подпрыгнуло, вены вздулись, давно сдерживаемая страсть прорвалась наружу. В глазах вспыхнул блеск желания. Он начал торопливо расстегивать рубаху. Мгновенье – и пламя свечи осветило его бронзовые плечи. Эштон сел на кровать и принялся стаскивать башмаки. Лирин поднялась на колени, скинула халат и крепко прижалась к нему. Она положила ему руки на плечи, и Эштон буквально обезумел, почувствовав, как к его спине прижимается мягкая грудь. Страсть все сильнее охватывала его, превратившись в конце концов в горячую, сладкую боль где-то внизу живота. Да, это была Лирин, отзывчивая, соблазнительная, способная довести до неистовства. Ботинки с грохотом полетели на пол. Руки Лирин скользнули ниже, легли ему на грудь, остановились на мгновенье, нащупав шрам, а затем мягко пробежали по кустикам волос.

– Быстрее, – прошептала она и, откидываясь на спину, легонько укусила его за ухо. Не желая ни на секунду отрываться от нее, Эштон неуклюже взобрался на кровать и немного повернулся, притягивая ее к себе. Его губы потянулись к ее губам, а рука поползла вверх от поясницы к груди и дальше, к шее. Пальцы обеих рук сомкнулись, и Лирин чуть не вскрикнула от неожиданности, когда он разорвал рубашку на две части, жадно впившись глазами в зрелую полноту ее груди. Он влажно и жарко поцеловал ее в грудь, отчего у Лирин перехватило дыхание, а сердце бешено запрыгало в своей темнице. Лирин вся задрожала, чувствуя, как ее медленно охватывают языки пламени, вырывающиеся у него изо рта; она откликалась на малейшее его прикосновение.

Еще один рывок – и разорванная ночная рубашка полетела куда-то в изножье кровати. Взгляд карих глаз насквозь прожег ей кожу. Загадочно улыбаясь, она поднялась, взяла его за руку, поставила на колени, и они сплелись в жарком объятии. Он обнимал ее за талию, притягивая все ближе, а она покрыла его шею и щеки легкими поцелуями. В его волосатую грудь упирались отвердевшие соски, доводя его до сладкого неистовства.

– Мне кажется, я в тебя влюбилась, – выдохнула Лирин. – Она мягко пробежала пальцами по завиткам волос у него на затылке. – Я хочу тебя. О, Эштон, я так хочу тебя…

Он крепко прижал ее к себе и так впился губами, что она чуть не задохнулась. Тела сплелись в нетерпеливом объятии. В глазах у обоих пылал огонь желания. Ее пальцы пробежали по его мускулистой груди вниз, к талии, спустились еще ниже, коснулись стройных бедер. Он лихорадочно расстегивал брюки. Пальцы скользнули внутрь, легонько щекоча напрягшуюся плоть. Сквозь сжатые зубы у него вырывалось хриплое дыхание. Голова у Эштона закружилась, кровь билась в венах сильными толчками.

Он на секунду поднялся и явился перед ней в торжествующей наготе, горячо и нетерпеливо внедряясь меж ее бедер. Эштон снова впивался ей в губы, все сильнее, глубже, пробуждая неведомые ей дотоле чувства. Уложив ее на кровать, он принялся водить по шелковистой коже пальцами и губами с неотразимой уверенностью не ведающего сомнений мужчины. Он уверенно и точно прикасался к самым чувствительным местам, а она откликалась длинными, порывистыми вздохами. Подхваченная порывом страсти, приближаясь к решающему моменту, она начала дрожать и извиваться. Глаза их потонули друг в дружке и наступил момент экстаза: копье рыцаря достигнуло цели, узел любви сплелся и затянулся. Поток чувств захлестнул Лирин, все её естество наполнилось немыслимым счастьем. Движения его были плавными и медленными. Охваченные жаром, они яростнее и яростнее льнули друг к другу. Она изгибалась под тяжестью его тела, отвечая на страсть равной по силе страстью. Она задохнулась, воспаряя к вершинам, где сладко поют сирены и ослепительно сверкают звезды. По коже бегали, сладко покалывая, мурашки. Блаженство было почти нестерпимым. Растворившись друг в друге, они возносились все выше и выше, к пику счастья. Вместе они парили в радужном мире, пока наконец не сошли со звездных орбит и легко спустились на мягкую грешную землю. Истомленные губы снова прижались друг к другу, и в самом дыхании ощущалась приятная усталость. По стеклу барабанил дождь, но эти двое не обращали на звук никакого внимания, упиваясь нектаром удовлетворенного желания.

Хозяйские апартаменты были надежно защищены от утреннего солнца. Лишь отдельные лучи проникали сквозь плотные шторы, закрывавшие окна и тяжелые двустворчатые двери. Лирин зашевелилась и протянула руку к другой стороне кровати. Убедившись, что там никого нет, она села и быстро осмотрела комнату. Пусто. Лирин напряженно вслушивалась, но ничто не выдавало присутствия Эштона в апартаментах. Видно, посреди ночи он перенес ее к себе в постель, решительно положив таким образом конец разговорам о раздельных комнатах и дав ей понять, где ее место. Это была просторная, изящно обставленная комната. Повсюду были расставлены цветы, но бархатные кушетки, гобелены, кожаные кресла и деревянные панели придавали комнате сдержанную теплоту. То, что она принадлежала человеку, в которого Лирин страстно влюбилась, лишь добавляло ей очарования и придавало уют.