355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кэти Райх » Смертельно опасно » Текст книги (страница 1)
Смертельно опасно
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 03:33

Текст книги "Смертельно опасно"


Автор книги: Кэти Райх


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Кэти Райх
Смертельно опасно

Сюзанне Керк, редактору издательства «Скрибнер» с 1975 по 2004 год, и доктору Джеймсу Вудварду, ректору Северокаролинского университета в Шарлотте с 1989 по 2005 год, выражаю признательность за годы сотрудничества и поддержки.


ФАКТЫ

С 1963 по 1965 гг. экспедиция израильских археологов под руководством Игаэля Ядина проводила раскопки в Масаде. На том месте, где в первом веке нашей эры евреи подняли антиримское восстание, ученые обнаружили пещеру чуть ниже крепостной стены с южной стороны. В ней были найдены останки примерно двадцати пяти человек. Об этой конкретной находке, в отличие от остальных, в прессе не упоминалось.

В 1990 г. была опубликована фотография неповрежденного скелета, лежащего рядом с той пещерой, откуда археологи извлекли другие кости. Этот скелет не показали антропологу Нику Хаасу и не упомянули ни в одном из интервью.

Во время раскопок не велись официальные записи. Проводились только регулярные совещания Ядина с его сотрудниками. Протоколы этих совещаний хранились в архиве Израильского университета. Страницы, относящиеся ко времени обнаружения пещеры, отсутствовали.

Ни о костях, ни о целом скелете не упоминалось и в опубликованном шеститомнике документов, касающихся раскопок в Масаде.

В конце шестидесятых Ядин заявил, что он не обязан требовать проведения радиоуглеродного анализа. Однако журнал «Радиоуглерод» писал, что Ядин все-таки посылал материалы с других раскопов в лабораторию, но к странному содержимому загадочной пещеры интереса почему-то не проявил.

В 1968 г. дорожные строители нашли останки «распятого человека» в северной части Старого города в Иерусалиме. В его пяточных костях обнаружили круглые отверстия и частицы дерева и металлических гвоздей.

В 1973 г. Австралийский журналист Донован Джойс опубликовал книгу «Манускрипт Христа». Он уверял, что в Израиле встречался с членом экспедиции Ядина и видел свиток первого века, украденный из Масады. В свитке присутствовала фраза «Иисус, сын Иакова». По словам Джойса, манускрипт вывезли из Израиля, предположительно в СССР.

В 1980 г. южнее Старого города была найдена гробница с оссуариями,[1]1
  Оссуарий (от дат. ossuarium, погребальная урна) – небольшой каменный саркофаг для захоронения костей. Значение оссуариев для библейской археологии весьма велико, поскольку на них делались надписи, а сами кости дают материал для исторических и антропологических исследований. – Примеч. ред.


[Закрыть]
на которых обнаружили следующие имена: Мария, Иуда, сын Иисуса, Матфей, Иисус, сын Иосифа, Иосиф и еще Мария. Такое совпадение имен – крайне редкий случай. Останки направили на проведение ДНК-теста.

В 2000 г. американский археолог Джеймс Тейбор обнаружил свежеразграбленную гробницу в долине Гинном, в которой находились двадцать оссуариев. Все они были разбиты, кроме одного, стоявшего на нижнем уровне. Из него извлекли кости, завернутые в ткань. Тесты показали, что ткань произвели в первом веке нашей эры, а ее качество позволяло предположить, что умерший занимал высокое положение в обществе. Согласно ДНК-тесту, люди, похороненные в этой гробнице, являлись родственниками.

В 2002 г. израильский коллекционер предметов антиквариата Одед Голан заявил о существовании оссуария первого века с надписью «Иаков, сын Иосифа, брат Иисуса».

Официальное требование, представленное в Израильское общество древностей о проведении теста ДНК, было отклонено.

После выхода этой книги в свет в январе 2005 г. Голану было предъявлено официальное обвинение в подделке антиквариата. Мистер Голан настаивает на своей невиновности и продолжает утверждать, что «оссуарий Иакова» – подлинный. Мнения экспертов разделились.

Отрекись от зла и делай добро. Обрети мир и живи в нем.

Иудейское Священное Писание, Псалом, 34:14

Плод же правды в мире сеется у тех, которые хранят мир.

Новый Завет, Иаков, 3:18

И не делайте Аллаха предметом ваших клятв, что вы благочестивы и богобоязненны и упорядочиваете среди людей. Поистине, Аллах слышащий, знающий!

Коран, 2:224


1

Закончив пасхальный ужин, состоявший из ветчины, горошка и картофельного пюре, Чарлз Беллемаре по прозвищу Ковбой стрельнул двадцатку у сестры, отправился в один дом в Вердуне, где можно было разжиться наркотой, и исчез.

Дом уже давно был выставлен на продажу, и летом наконец-то нашлись покупатели. Зимой новые владельцы обратили внимание на плохую работу каминной вытяжки. В понедельник седьмого февраля хозяин открыл дымоход и просунул вверх ручной скребок. В поддон для золы свалилась иссохшая человеческая нога.

Хозяин вызвал полицию. Полицейские позвонили пожарным и в отдел по расследованию убийств. Следователь связался с судебным экспертом Пеллетьером.

Не прошло и часа с момента обнаружения человеческих останков, как Пеллетьер и два коронера стояли на лужайке возле дома. Сказать, что обстановка была неспокойной, все равно что заявить, будто «день Д» выдался маленько нервным. Взбешенный отец. Бьющаяся в истерике мать. Взволнованные дети. Застывшие соседи. Смущенные пожарные.

Доктор Жан Пеллетьер был главным из пяти патологоанатомов Центральной уголовной и судебно-медицинской лаборатории Квебека. Плохие зубы и неправильный прикус стали причиной того, что он не выносил абсолютно всех, кто осмеливался потратить его драгоценное время. Пеллетьер только заглянул внутрь и приказал разломать трубу.

Наружную стенку дымохода разрушили, извлекли оттуда зловонный труп и отвезли в лабораторию.

На следующий день Пеллетьер изучил останки и размашисто написал в заключении: «Ossements».

Кости.

И вот тут появляюсь я, доктор Темперанс Бреннан, судебный антрополог Северной Каролины и Квебека. Что я здесь делаю? Это длинная история, начавшаяся с момента учреждения программы по обмену между моим университетом и университетом Макгилла. Через год, когда программа была прекращена, я отправилась на юг, но продолжала консультировать лабораторию в Монреале. Прошло десять лет. Я по-прежнему мотаюсь взад-вперед и давно уже побила все рекорды по количеству дальних перелетов.

Когда я в очередной раз приехала в феврале в Монреаль, требование Пеллетьера о проведении антропологической экспертизы лежало на моем столе.

Среда, 16 февраля. Кости, извлеченные из дымохода, собраны в целый скелет и готовы к исследованию. Несмотря на то, что жертва явно не являлась сторонником регулярного посещения врачей (за исключением, пожалуй, дантиста), все-таки можно было предположить, что это именно Чарлз Беллемаре. Возраст, пол, раса, примерный вес, а еще хирургические штифты в правой малой и большой берцовой костях – все указывало на то, что передо мной давно пропавший Ковбой.

Следов других травм, кроме трещины черепной коробки как следствия незапланированного пикирования в дымоход, я не обнаружила.

От размышлений о том, зачем человек полез на крышу и как свалился в трубу, меня оторвал телефонный звонок.

– Похоже, мне нужна ваша помощь.

Темперанс. Только Пьер Ламанш называл меня полным именем, делая ударение на последнем слоге. Ламанш самолично взялся вскрывать очередной труп, и я заподозрила, что мы имеем дело с очень сильно разложившимся телом.

– Давно лежал?

– Oui. – Босс выдержал паузу. – Имеются и другие осложняющие факторы.

– Осложняющие факторы? О чем вы?

– Кошки. О Господи!

– Уже иду.

Сохранив отчет о вскрытии Беллемаре на компьютере, я покинула лабораторию, миновала стеклянную дверь, отделяющую судебно-медицинский отдел от остального этажа, свернула в соседний коридор и вызвала лифт. Конечная остановка лифта – морг – находилась под двумя охраняемыми этажами лаборатории и офисом коронера.

Спустившись на нижний этаж, я еще раз обдумала то, что узнала на утреннем совещании персонала.

Авраам Феррис, пятидесятишестилетний ортодоксальный еврей, пропал неделю назад. Тело Ферриса нашли вчерашней ночью в кладовке на верхнем этаже здания, где он работал. Никаких следов взлома. Никаких признаков борьбы. Работники сказали, что он вел себя странно. На первый взгляд причина смерти – самоубийство, выстрел из пистолета. Однако семья покойного была категорически против суицида как объяснения случившегося.

Коронер приказал произвести вскрытие. Родственники Ферриса и раввин были против. Переговоры временами сменялись откровенной руганью, но компромисса все же удалось достичь.

А еще над трупом потрудились кошки.

От лифта я свернула налево, проследовала прямиком к моргу и около входной двери того крыла, где проводятся вскрытия, услышала звуки, доносящиеся из комнаты ожидания – жалкого маленького помещения, предназначенного для тех, кого вызвали опознать тело.

Сдавленные женские рыдания.

Я вообразила холодный закуток с искусственными растениями, пластмассовыми стульчиками, предусмотрительно занавешенным окном – и почувствовала неловкость. В лаборатории мы не производим обычных вскрытий. Никаких конечных стадий болезней. Никакого панкреатического рака. В нашем списке – убийства, суицид, несчастные случаи. В общей комнате сидели те, кто не мог ничего этого предвидеть и предугадать. Их горе меня не трогало.

Потянув на себя дверь, выкрашенную синей краской, я пошла дальше по узкому коридору – мимо компьютеров, штативов для сушки и нержавеющих металлических каталок, к следующей синей двери с табличкой «Аутопсия». Перед четвертой дверью сделала глубокий вдох и вошла.

Кроме скелетов, мне приходилось иметь дело со сгоревшими, мумифицированными, изуродованными и разложившимися останками. Моя работа заключается в восстановлении личности, стертой фактом смерти. С тех самых пор, как в комнату номер четыре провели специальную вентиляцию, я в основном использовала ее. Сегодня же утром система едва справлялась с запахом разложения.

Некоторые вскрытия производятся только патологоанатомом. На другие приходит разный персонал. Несмотря на ужасный запах, аутопсия Авраама Ферриса проводилась публично.

Ламанш. Его ассистент по аутопсии, Лиза. Фотограф из полиции. Двое каких-то в форме. Незнакомый детектив из уголовной полиции Квебека. Высокий парень, веснушчатый и бледный.

И еще один квебекский детектив, которого я знаю очень хорошо. Эндрю Райан. Рост – шесть футов два дюйма. Седые волосы. Холодные голубые глаза.

Мы кивнули друг другу. Детектив Райан. Антрополог Бреннан.

Несмотря на большое количество специалистов, четверо присутствующих образовали у ног трупа сплошную стену недоверия.

Все – мужчины. Двоим за пятьдесят, еще двое, похоже, стараются скрыть свои шесть десятков. Темные волосы. Очки. Бороды. Черные костюмы. Кипы.

Стена уставилась на меня. Восемь рук сцеплены за четырьмя неподвижными спинами.

Ламанш опустил маску и представил меня группе бородатых наблюдателей.

– При вскрытии тела мистера Ферриса необходимо присутствие антрополога.

Озадаченные взгляды.

– Доктор Бреннан должна провести анализ скелета, – сказал Ламанш по-английски. – Она осведомлена о ваших пожеланиях.

Я не имела ни малейшего представления о каких-то пожеланиях, кроме просьбы бережно собрать всю кровь и ткани.

– Очень сожалею о вашей потере, – произнесла я, прижимая папку с отчетом к груди.

Четыре угрюмых кивка.

Труп лежал на центральном столе на полиэтиленовой простыне. Кроме того, простыни были расстелены вокруг стола и на полу. На каталке – пустые коробки, банки, пузырьки.

Тело было раздето и вымыто, но ни одного разреза пока не сделали. На стойке валялись два сплющенных пакета. Я предположила, что Ламанш уже закончил внешний осмотр, включая тест на порох.

Восемь глаз проследили за моим приближением к умершему. Четвертый наблюдатель теперь сложил руки в замок спереди.

Не верилось, что Авраам Феррис умер на прошлой неделе. Можно было подумать, будто это случилось еще во времена президентства Клинтона. Глаза почернели, язык бордовый, кожа фиолетовая и в зеленых пятнах. Внутренности рыхлые, мошонка раздулась до размеров волейбольного мяча.

Я вопросительно посмотрела на Райана.

– Температура в кладовой была установлена на девяносто два, – сказал он.

– Почему так жарко?

– Мы думаем, один из котов задел термостат, – пожал плечами детектив.

Я быстренько подсчитала. Девяносто два по Фаренгейту – это примерно тридцать пять по Цельсию. Без сомнения, Феррис установил мировой рекорд по скорости разложения.

Но жара – всего лишь одна из проблем посмертного существования данного джентльмена. В голодные времена живые существа готовы на все. Они питаются. Они выживают. Этот всеобщий инстинкт управляет стадными животными, хищниками, караванами переселенцев и футбольными командами.

Даже Винни Пух и Пятачок готовы слопать друг друга.

Авраам Феррис сделал ошибку, пытаясь бороться за жизнь с тремя сиамскими кошками.

Да, «Фрискиса» ему следовало заготовить побольше.

Я обошла стол.

Левая височная и теменная кости Ферриса странно расходились. Хотя я не могла видеть затылка, было очевидно, что сзади по голове ему нанесли сильный удар.

Натянув перчатки, я двумя пальцами ощупала череп. Кость промялась, как глина. Только кожа головы удерживала развернутые части вместе.

Я опустила голову ниже и изучила лицо.

Сложно было даже представить, как Феррис выглядел при жизни. Левая щека размокла, в воспаленной кровавой каше виднелись обломки молочного цвета.

Несмотря на разбухание и мраморность, с правой стороны лицо Ферриса осталось совершенно нетронутым.

Видимо, жара и гнилостный запах помешали кошкам поработать как следует над этой частью трупа.

Я поняла, почему Ламанш нуждался во мне.

– На левом виске имелась открытая рана?

– Oui. И еще одна – на затылке. Разложение и вздутие сделали невозможным установить траекторию полета пули.

– Мне понадобится полный рентгеновский анализ черепа, – сказала я Лизе.

– Направление?

– Под всеми углами обзора. И еще нужен сам череп.

– Невозможно, – оживился четвертый наблюдатель. – У нас имеется соглашение.

Ламанш поднял руку, затянутую в перчатку:

– Я уполномочен установить истину в этом деле! Вы дали слово, что не станете чинить препятствий.

Серо-желтые лица мужчин покрылись розовым румянцем.

– За исключением крайней необходимости, – добавил Ламанш.

Четвертый присутствующий повернулся к мужчине слева. Тот задрал подбородок. Ламанш повернулся ко мне:

– Доктор Бреннан, вы будете продолжать исследование черепа и уцелевших костей прямо здесь.

– Простите, доктор Ламанш…

– Если это невозможно, просто составьте протокол.

Ненавижу, когда мне диктуют, как надо работать. Терпеть не могу, когда нет информации и не используются оптимальные условия.

Впрочем, я очень люблю и уважаю Пьера Ламанша. Он лучший патологоанатом, которого я когда-либо знала.

Я покосилась на босса. Тот незаметно кивнул. Тогда я перевела взгляд на лица, склонившиеся над Авраамом Феррисом. В каждом отражалась вековая борьба веры против прагматизма. Тело как храм. Тело как каналы и нервные узлы, как моча и желчь.

– Конечно, – пробормотала я. – Позовите, когда будете готовы к снятию скальпа.

Я посмотрела на Райана. Он подмигнул – как любовник, а не как полицейский.

Неизвестная женщина все еще плакала, когда я покидала отделение аутопсии. Спутник – или спутники – вели себя тихо.

Не хочу сострадать кому-либо лично.

Я часто была свидетелем несчастья. Снова и снова присутствовала при лобовых столкновениях оставшихся в живых с их изменившейся реальностью. Еда, которой не с кем поделиться. Разговоры, которые уже никогда не состоятся. Книги, которые некому почитать вслух.

Я видела боль, но не предлагала помочь. Я – аутсайдер, посторонний. Человек, чье болезненное любопытство удовлетворяется созерцанием пострадавших в аварии, на пожаре, в перестрелке. Я – воющая сирена, или натягиваемая желтая лента, или молния на мешке для трупа.

Я ничего не могу поделать. И ненавижу свою беспомощность.

Проклиная себя за трусость, я свернула в комнату ожидания.

Две женщины сидели рядом. Одна – помоложе, я бы дала ей от тридцати до пятидесяти. Бледная кожа, густые брови, темные кудрявые волосы, собранные на затылке. Одета в черную юбку и длинный черный свитер с высоким воротником, закрывающим подбородок.

Женщина постарше была так морщиниста, что напомнила мне кукол из высушенных яблок, которых мастерят в горах Каролины. Одета в длинное черно-пурпурное платье. На месте трех верхних пуговиц – скрученные нитки.

Я кашлянула.

Бабушка-яблоко подняла взгляд. Слезы блестели в миллионе морщинок.

– Миссис Феррис?..

Грубоватые пальцы теребили носовой платок.

– Темперанс Бреннан. Я ассистирую на вскрытии мистера Ферриса.

Голова старушки свалилась вправо, отчего немного сбился парик.

– Пожалуйста, примите мои соболезнования. Знаю вам сейчас очень нелегко.

Молодая женщина подняла на меня завораживающие лиловые глаза:

– Правда?..

Хороший вопрос.

Смерть трудно представить. Я знаю это. Мое понимание не может быть полным. И об этом я тоже знаю.

Мой брат скончался от лейкемии в трехлетнем возрасте. Бабушка умерла, прожив долгую жизнь, более девяноста лет. Каждый раз смерть оставляла глубокий след в душе.

Кевин – просто ребенок из прошлого. О бабушке я вспоминаю еще реже. Я любила своих родных. Они любили меня.

Но моя жизнь вращалась не вокруг них, к тому же смерти не были случайными.

Как люди справляются с внезапной смертью мужа, жены, ребенка?

Не хочу об этом думать.

Молодая женщина сказала раздраженно:

– Перестаньте притворяться! Вы и понятия не имеете о боли, которую мы чувствуем.

Неуместное замечание, подумала я. Соболезнования есть соболезнования, какими бы они ни были.

– Конечно, нет, – произнесла я, переводя взгляд с одной женщины на другую. Это было довольно дерзко с моей стороны. Родственницы молчали. – Я очень сожалею.

Повисла пауза. Мне показалось, что женщины не собираются мне отвечать.

– Я Мириам Феррис. Авраам – мой муж, точнее, был им.

Мириам хотела было протянуть мне руку, но застыла в нерешительности.

– Дора – мать Авраама.

Дрожащая рука опустилась на колено Доры.

– Я поняла, что наше присутствие при вскрытии не допускается. Мы ничего не можем поделать. – Голос Мириам звучал хрипло и печально. – Это все так.

Молодая женщина замолкла, продолжая смотреть на меня.

Не придумав чего-нибудь утешительного, бодрящего или просто успокаивающего, я использовала стандартную фразу:

– Разделяю вашу боль от потери любимого человека.

Правая щека Доры судорожно дернулась. Ее плечи опустились, голова поникла.

Я подошла, присела перед ней на корточки и положила свои руки на ее.

– Почему Авраам? – задыхаясь, произнесла она. – Почему мой единственный сын? Матери не должны хоронить своих детей.

Мириам проговорила что-то на иврите или на идише.

– Как может Бог допустить подобное?..

Невестка снова сделала ей какое-то замечание.

Дора поглядела в мою сторону.

– Почему он не забрал меня? Я старая. Я готова.

Ее морщинистые губы дрожали.

– На эти вопросы нет ответов, мэм. – Мой собственный голос тоже стал хриплым.

Слеза капнула с подбородка Доры на мой большой палец. Я опустила глаза на маленькое мокрое пятнышко. И сглотнула.

– Могу я предложить вам чай, миссис Феррис?..

– Было бы неплохо, – ответила Мириам. – Спасибо.

Я сжала руку Доры. Хрупкие кости и сухая кожа. Остро чувствуя собственную беспомощность, встала и протянула Мириам визитку.

– Буду наверху следующие несколько часов. Если что-нибудь понадобится, звоните, не стесняйтесь.

Выходя из комнаты ожидания, я заметила одного из бородатых наблюдателей в другом конце коридора. Он не дал мне пройти, преградив дорогу.

– Это было очень любезно с вашей стороны.

Бородач обладал довольно своеобразным дребезжащим голосом, как у Кении Роджерса, исполняющего «Люсиль».

– Одна женщина потеряла сына. Другая – мужа. Я видел вас там. Несомненно, вы умеете проявлять сострадание. Вы человек чести.

Человек чести?..

Мужчина полез в карман, вытащил оттуда конверт и протянул мне:

– Вот здесь – причина смерти Авраама Ферриса.


2

В конверте лежала всего одна черно-белая фотография, на которой красовался скелет. Я перевернула фото. Выведенная черным карандашом дата – октябрь, 1963, и смазанная подпись: «Н de 1 H» – или что-то вроде этого.

Я вопросительно посмотрела на мужчину, преградившего мне дорогу. Ни малейшей попытки объяснить.

– Мистер…

– Кесслер.

– Почему вы показываете это мне?

– Верю, что здесь скрыта причина смерти Авраама Ферриса.

– Вы повторяетесь.

Кесслер явно нервничал. Скрестил руки на груди. Опустил их. Вытер ладони о брюки. Я ждала.

– Феррис говорил, что он в опасности. – Кесслер ткнул четырьмя пальцами в снимок. – Сказал: если что-нибудь случится, то только из-за этого.

– Мистер Феррис сам отдал вам фотографию?

– Да, – сказал Кесслер и зачем-то оглянулся.

– Почему?

Бородач пожал плечами.

Я снова посмотрела на фото. Скелет был вытянут, его правую руку и бедро частично закрывал не то холмик, не то скальный выступ. Какой-то предмет лежал на земле рядом с левой коленкой. Знакомый предмет.

– Где это?

Я подняла голову. Кесслер снова оглянулся.

– В Израиле.

– Так, говорите, мистер Феррис знал, что его жизнь находится под угрозой?

– Он был напуган до смерти. Сказал, что, если фотография обнаружится, поднимется паника.

– Что еще за паника?

– Я не знаю. – Кесслер поднял руки. – Послушайте, я не имею ни малейшего представления о том, что изображено на снимке и что все это означает. Я лишь согласился сохранить фотографию. И все.

– Какие отношения вас связывали с мистером Феррисом?

– Мы были деловыми партнерами.

Я протянула ему снимок. Кесслер не спешил брать его.

– Расскажите детективу Райану обо всем, – сказала я.

Кесслер отступил в сторону.

– Теперь вы и сами можете это сделать.

Зазвонил мой сотовый. Пеллетьер.

– Перезвоните по поводу Беллемаре.

Кесслер обошел меня и двинулся в комнату ожидания. Я помахала фотографией. Бородач отрицательно мотнул головой и поспешил дальше по коридору.

– Отчет по Ковбою готов? – спросил Пеллетьер.

– Уже поднимаюсь.

– Bon.

Когда я закончила разговор, коридор был пуст. Отлично. Придется передать фото Райану. У него есть список присутствующих на вскрытии. Если захочет разобраться, то найдет информацию о Кесслере.

Я вызвала лифт.

К полудню я закончила отчет о Чарлзе Беллемаре, отметив странное обстоятельство: последний заезд Ковбоя – результат неосмотрительности. Что ж, бывает со всяким. Настроился. Поучаствовал. Выбыл. Или выпал, как в случае с Беллемаре. Что же он все-таки делал там наверху?

За ленчем Ламанш сообщил мне, что изучить на месте рану в голове Ферриса будет довольно сложно. Рентгеновские лучи отображают только осколок пули и указывают, что затылок и левая часть лица раздроблены. Он также сказал, что мое заключение станет решающим, потому как кошки сделали невозможным установить траекторию пули.

Вдобавок Феррис упал лицом на руки. В подобном случае изучение разложившихся останков многого не даст.

В час тридцать я спустилась обратно в морг.

Теперь труп Ферриса был вскрыт от горла до лобка, а его внутренние органы плавали в закрытых контейнерах. От вони меня просто выворачивало.

Кроме Райана и фотографа, присутствовали двое из четырех утренних обозревателей. Ламанш подождал пять минут, затем велел ассистентке начинать.

Лиза сделала надрезы за ушами Ферриса, соединив их на тыльной части черепа. Аккуратно сняла скальп – со лба по направлению к затылку, при этом периодически останавливаясь, чтобы фотографировать процесс. Как только фрагменты были отделены, мы с Ламаншем изучили их, составили схему и сложили в приготовленные емкости.

Когда покончили с макушкой и затылком Ферриса, Лиза занялась кожей лица, и мы с Ламаншем повторили процедуру.

Медленно извлекли обломки челюстных, скуловых, носовых и височных костей Ферриса.

К четырем все закончилось. Фотограф нащелкал пять пленок. Ламанш сделал кучу диаграмм и заметок. У меня набралось четыре коробки окровавленных обломков костей.

Я отмывала осколки, когда в коридоре у моей лаборатории появился Райан. Я заметила его приближение в окошке над раковиной.

Грубое лицо, все в морщинах, а глаза – слишком голубые.

Или мне кажется?

Увидев меня, Райан припал ладонями и носом к стеклу. Я брызнула на него водой.

Он отшатнулся и направился к двери. Я крикнула: «Открыто!» – и, впуская его, расплылась в глупой улыбке.

Говоря по правде, Райан не так уж и плох.

Впрочем, эта мысль посетила меня сравнительно недавно.

Больше недели мы с ним морочили друг другу голову: то начинали разговоры, то заканчивали, никаких конкретных отношений. Выше – ниже. Да – нет. Тепло – холодно.

Горячо – горячо.

Райан привлекал меня с самого начала, но у этого влечения было больше препятствий, чем количество деятелей, подписавших Декларацию независимости.

Никогда не смешивай работу и личную жизнь. Никаких пикничков под луной. Никогда.

Райан расследует убийства. Я работаю в морге. Профессиональное сотрудничество: Первая поправка к творению отцов-основателей.

Кто такой Райан? Место рождения – Новая Шотландия, родители – ирландцы. Детство Эндрю разбилось вместе с бутылкой байкерского пива «Будвайзер». Позабыв о прошлом, мальчик связался с хорошими ребятами и дорос до звания лейтенанта, работая детективом в местной полиции. Взрослый Эндрю – это добрый, умный и на сто процентов порядочный человек, чего, собственно, и требует его работа.

И широко известный ловелас. В общем, тот еще фрукт. А это – Вторая поправка.

Посопротивлявшись несколько лет сладким речам Райана, я все-таки сдалась. Прямо под Рождество.

Третья поправка: Лили. Девятнадцатилетняя дочь: плейер, пирсинг в пупке, мама с Багамских островов – живой отголосок давних путешествий Райана с «Дикими сердцами».

Несмотря на неясную и приводящую в уныние перспективу, Райан покорно принял визит из прошлого, но вынес несколько решений о будущем. В минувшее Рождество он взял на себя обязательства воскресного папы. И на этой же неделе предложил мне переехать к нему.

Попридержал бы лошадей. Я отклонила предложение.

Хотя я все еще делила кровать со своим котом Берди, мы с Райаном плясали вокруг составления предварительного рабочего соглашения.

Что ж, танец был хорош.

– Как насчет пирожного? – спросил Райан, переступая порог.

– Давай, – кивнула я, подкладывая кусочек сдобы к остальным таким же, что сохли на полке.

– Все еще тот труп из дымохода? – Райан глазел на коробку с останками Чарлза Беллемаре.

– Счастливая охота Ковбоя.

– Парня треснули по черепу?

Я покачала головой:

– Похоже, он просто свалился туда.

Интересно, с чего вдруг ему вздумалось рассиживаться на краю трубы?

Стянув перчатки и выдавив на руки мыло, я спросила:

– А что это за блондинчик был там, внизу?

– Берч. Будет работать по делу Ферриса со мной.

– Новый напарник?

Райан помотал головой и спросил:

– Думаешь, Феррис сам застрелился?

Я пожала плечами:

– А ты умнее, чем кажешься.

Райан посмотрел на меня с невинным видом.

– Ладно-ладно, не стану на тебя давить, – буркнула я, отматывая бумажное полотенце. – Расскажи мне о нем.

Райан присел на стол.

– Он из ортодоксальных иудеев.

– В самом деле? Вот так новость, – съехидничала я.

– Большая Четверка хотела удостовериться, что методы вскрытия не оскорбляют их религиозных чувств.

Я скомкала и выкинула полотенце.

– Кто они такие?

– Раввин и прочие. Еще – брат. Нужны имена?

Имена меня не очень интересовали.

– Из всей семьи Феррис был наименее ортодоксален. Занимался импортом каких-то товаров. Склад – рядом с аэропортом в Мирабеле. Сказал жене, что его не будет в городе со вторника по пятницу. По словам… э-э… – Райан вытащил блокнот и посмотрел в него.

– Мириам, – подсказала я.

– Точно, – кивнул он и как-то странно глянул на меня. – Так вот, по словам Мириам, Феррис пытался расширить свой бизнес. Он позвонил домой в среду около четырех, сказал, что почти все уладил и вернется поздно вечером в пятницу. Когда же он не вернулся к закату, Мириам предположила, будто он задерживается специально – чтобы не ехать на шаббат.

– Такое раньше случалось?

Райан кивнул:

– Ну да. Когда же Феррис не появился и в субботу вечером, жена начала сама всех обзванивать. Никто из семьи его не видел. Секретарша тоже ничего не знала. Однако Мириам не сдавалась. В воскресенье утром она появилась на складе. В тот же день подала заявление о пропаже человека. Копы сказали, что начнут расследование, если муженек не объявится к утру в понедельник.

– Взрослый мужчина. Деловая поездка могла затянуться.

Райан пожал плечами:

– Возможно.

– Феррис не покидал Монреаля?

– Ламанш думает, что он умер сразу после разговора с Мириам.

– Ее показания проверили?

– Да.

– Тело нашли в кладовой?

Райан кивнул.

– Кровь и мозги размазаны по всем стенам.

– Что представляет собой эта кладовка?

– Маленькое помещение для всякого хлама на верхнем этаже.

– А как там оказались кошки?

– В двери был проделан специальный маленький проход. Там находились еда и кошачий туалет.

– Он собрал всех кошек и застрелился?

– Возможно, они уже были там, когда он нажал на спуск.

Я поразмыслила.

– Мириам не проверяла кладовку, когда приходила в воскресенье?

– Нет.

– И не слышала царапанья или мяуканья?

– Миссис не очень большая любительница кошек. Потому-то ее муженек и держал их на работе.

– И никакого запаха она тоже не почувствовала?

– Вероятно, Феррис не брезговал ароматом кошачьего туалета. Мириам сказала, что если бы она даже что-то и почувствовала, то списала бы все на него.

– Ей не показалось, будто в здании слишком жарко?

– Не-а. Но если кот задел термостат после ее посещения, то Феррис бы жарился с воскресенья до вторника.

– У Ферриса были другие работники, кроме секретарши?

– Нет, – сказал Райан, глядя в блокнот. – Кортни Пурвайенс. Это Мириам звала ее «секретаршей». Сама Пурвайенс предпочитала термин «коллега».

– Жена помогала в работе?

– Похоже, не очень. А вот Пурвайенс играла довольно большую роль в раскрутке бизнеса.

– Где она была в среду?

– Уехала рано. Простудилась.

– Почему Пурвайенс не обнаружила Ферриса в понедельник?

– В понедельник был какой-то еврейский праздник. Она взяла отгул, чтобы сажать какие-то деревья.

– Туби-Шват.

– И ты, Брут?

– Новый год деревьев. Что-нибудь пропало?

– Пурвайенс говорит, что там нечего было красть. Старый компьютер. Доисторическое радио. Всякий хлам, который и задаром никому не нужен.

– Как долго она работает на Ферриса?

– С девяносто восьмого.

– Что-нибудь подозрительное в прошлом Ферриса? Известные компаньоны? Враги? Карточные долги? Брошенная подруга, а может, друг?

Райан помотал головой.

– Он был склонен к самоубийству?

– До сих пор никто ничего не замечал. Крепкий брак. Отдыхали во Флориде в январе. Бизнес шел хорошо и обеспечивал стабильную жизнь. Особенно с приходом Пурвайенс – факт, о котором она не преминула упомянуть. Родственники говорят, будто не замечали каких-либо признаков депрессии, однако секретарша утверждает, что Феррис был необычно угрюм в последнюю неделю.

Я вспомнила о Кесслере, вытащила из кармана лабораторного халата фотографию и протянула ее Райану.

– Презент от одного из Большой Четверки. Он полагает, будто именно это причина смерти Ферриса.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю