Текст книги "Потерянные Наследники (СИ)"
Автор книги: Кэсси Крауз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
Александр Маккуин будто бы знал, что за буря клокотала в моей душе, и воплотил ее в жизнь, создав острое, прекрасное платье, бывшее жестоким и хрупким одновременно. Бархатный лиф защищал грудную клетку и спину подобно кольчуге, женственной и властной, расшитой золотыми нитями в лучших королевских традициях. Бархатный волан заканчивался на уровне подвздошной кости, и юбка летела до пола сотнями сменявших друг друга слоев из органзы и шифона.
– Я так понимаю, вы не Якунины, – сказала Вика, не отводя глаз от нашей троицы в отражении.
Я кивнула.
– Вы эти Эркерты, – продолжила за них обеих Алина, – и в стиле всех состоятельных семей, у вас не самые хорошие отношения с родителями.
– В точку, – ответила я.
– Почему мы не соблюдаем дресс-код?
– Мы паршивые овцы. А вы теперь наше новое стадо.
– Судя по всему, нам будет весело, – неожиданно ухмыльнулась Вика, от чего резко взлетела в моих глазах.
Пока Алина испуганно глядела на нас, я мрачно улыбнулась Вике в ответ. Похоже я знала, кто будет продолжать, если моих выходок, запланированных на грядущий вечер, окажется недостаточно.
***
Как сказала моя и ныне здравствующая бабуля, никогда не давай прикрывать свой тыл человеку, с которым ты никогда прежде не пил.
Увидев в Виктории свою потенциальную союзницу, меня не покидало желание узнать ее в состоянии, когда нет уже сил держать на лице маску приличия и благовоспитанности. Доставив совершенно измотанную Алину прямо в объятия Адриана, мы поехали в бар. И там, с каждым новым поднятым коктейлем, будь то пинаколада, куба либрэ или моя обожаемая голубая лагуна, я все искреннее желала Максу повстречаться с этой девушкой подольше. Она, совершенно точно, была мне необходима. Слушая вполуха ее рассказы о выкуривании из отчего дома очередного мамашиного любовника, я наблюдала за Томасом, сидевшим у другого конца барной стойки.
Его хмурый профиль, почти свирепый взгляд бездонных синих глаз, брошенный в сторону донимавшего его своей болтовней бармена, щетина на скулах и постоянно напряженное тело, готовое заслонить меня от любой напасти, пронимали меня до мурашек. За целый месяц его неизменного присутствия в каждом моем дне я должна была к этому привыкнуть. Но во мне по-прежнему, нет, с новой силой трепетала та отвратительная бабочка, что так приятно щекочет и сладостно жжет изнутри.
Вика скрутила свои густые каштановые волосы в высокий пучок и, опрокинув в себя остатки лагуны, устремила на меня свои нетрезвые, но по-прежнему выразительные серые глаза.
– Томас тебе нравится. – Безапелляционно заявила она. – И пофиг, что он лишь охранник, ты хочешь быть с ним.
Но я только со смехом отмахнулась от неё.
– Пойду припудрю нос, и нужно ехать. У меня завтра вроде как зачет, – кисло заявила она, допив мой коктейль.
Пока та отсутствовала, я сползла с высокого стула и неровной поступью направилась к своему телохранителю. Меня качнуло на подступах к нему, но тот ловко выставил руку, не дав мне упасть.
– Кто-то снова набрался, – незлобно заметил он. – Тебе можно, был тяжелый день.
– Томас, чем ты занимаешься, когда я дома? – Поинтересовалась я, наваливаясь на него для лучшей опоры.
– Живу своей жизнью. Если успеваю. Ты не славишься наличием какого-то режима или распорядка дня.
– Я обременяю тебя?
– Ну… – Томас быстрым расчётливым жестом откинул с моего лица выпавшую из причёски прядь, – редки случаи, когда работа приносит удовольствие.
Мой пьяный разум так и не понял, какой же случай был у самого Томаса.
Глава 15. Грешники и праведники
Адриан
Я не смог оградить Алину от волнения перед Рождественским балом. А Агата, то звонившая в службу эскорта, чтобы хорошенько скомпрометировать наших родителей, то рыскавшая по сомнительным сайтам в поисках стриптизеров и шлюх, которых можно было бы провести в консульство, только усугубляла положение дел.
Но все же, больше всего Алину огорчало, что я потворствовал Агатиным изысканиям и даже этого не скрывал. Пока она ждала меня, чтобы прочитать пятнадцатую по счёту лекцию по РЦБ, мы с Агатой и Томасом ошивались на другом конце города в борделе в компании субтильного парня по имени Орландо, перемазанного маслом до такой степени, что слезились глаза, и миловидной путаной по кличке Дездемона. Вика уже хорошо обработала Макса, так что он был только рад провести их через охрану.
А за пару дней до Рождества, когда по нашей квартире сновали декораторы и дизайнер, сопровождаемые бдительным Тайлером, Вика, заговорщицки сверкая глазами, вытащила из сумки аккуратную картонную коробочку. Поручив Алине следить за расстановкой еловых композиций и развешиванием рождественских венков и гирлянд, Агата затолкала нас в мою спальню. Глянув в протянутую мне коробку, я присвистнул:
– Где ты раздобыла экстази?
– Последний раз мы принимали его больше года назад! Потом наш дилер женился и укатился в закат! – Агата заинтригованно рассматривала прозрачный пакетик с десятью таблетками, лежавший у меня на ладони.
– Это когда мы ночевали в участке с Максом и… – я запнулся на Нинином имени, но понимающий взгляд Агаты избавил меня от необходимости заканчивать фразу.
– Никогда ещё не видела Макса под кайфом, – взволнованно шепнула Вика, усаживаясь ко мне на кровать и поправляя волосы, – Если вы сэкономите таблетки на балу, можно устроить крутое афтэпати.
Но не успела Агата согласно кивнуть, как дверь медленно отворилась и внутрь проскользнула Алина. Увидев ее, я совершенно забыл, что все ещё держал пакет с наркотиками. Вика, среагировав раньше взгляда Алины, хлопнула меня по руке, а Агата одним точным движением ноги направила экстази под кровать.
– Что вы тут делаете? – Алина недоуменно изучала наши максимально невинные лица.
– Ничего, – быстро ответила Вика, – как продвигается украшение квартиры?
– Ну, видимо, круто…
– Пойдём посмотрим, как устанавливают пихту! Вы же из Голландии ее заказывали? – И, наградив нас с Агатой многозначительным взглядом, Вика потащила Алину обратно в коридор.
– Ты подготовил свою подружку к нашему Судному дню? – поинтересовалась Агата с моей кровати, пока я ползал под ней в поисках таблеток.
Я наконец нащупал заветный пакетик и, выудив его на свет, бросил Агате на колени.
– Спрячешь у себя? – Спросил я, нащупав заветный пакетик и бросив его Агате на колени. – Не хочу, чтобы Алина нашла его.
– Адриан, зачем ты это делаешь? Зачем скрываешь от неё? Почему она до сих пор думает, что мы преувеличиваем с ненавистью к нашей семье?
– Что я ей расскажу? Например, как отец взял нас с Артуром на охоту, а на рассвете уехал на встречу, забыв нас одних в лесу в Шлезвиг-Гольштейне? И как мы удирали от натурального гризли, который оторвал бы Артуру ногу, если бы местный бауэр не отправил его на шкуру для своей спальни? Или, быть может, рассказать о твоем шраме? – я успел пожалеть о последней своей фразе ещё до того, как Агата содрогнулась от воспоминания.
– Артур не должен пронюхать твоё слабое место, Адрик, – прошептала она, опуская голову мне на плечо, – Алина ни при каких обстоятельствах не должна оставаться послезавтра одна. Ты должен защитить ее, если хочешь быть с ней и дальше.
– Если он тронет хотя бы одну из вас, я уничтожу его, – прорычал я. Внутри меня все закипало от гнева, Агата внимательно смотрела на мои руки, непроизвольно сжавшиеся в кулаки. Я прекрасно понимал, о чем она думала в тот момент. О том, что не нам тягаться с человеком, по вине которого Агата в 14 лет оказалась в наркологической клинике.
***
Тайлер нервно заерзал у меня под боком. Я почесал его за пятку и развернулся на другой бок. Шёл уже второй час ночи, уснуть мне все не удавалось, а мысли о том, что с рассветом останется всего один день до встречи с семьёй, только усугубляли мою бессонницу. Из-под одеяла торчал только кончик Алининого хвоста. Она не дождалась моего возвращения с наших финальных переговоров с Орландо и Дездемоной, от чего я, помимо прочего, испытывал и угрызения совести, посещавшие меня так же редко, как солнце Петербург.
Я скользнул рукой под одеяло и, дотянувшись до Алины, медленно провёл пальцами по изгибу ее талии. Девушка что-то сонно пробормотала, но даже не шевельнулась. Я придвинулся ближе и развернул ее к себе. Алина глаз так и не открыла, но по тому, как дрогнули в улыбке ее губы, я понял, что та уже не спала. Стянув зубами бретельку майки, я поцеловал Алинино плечо и начал подниматься выше, уже зная, что возбуждало ее больше всего. Моя рука скользнула ей в трусики, и Алина уткнулась мне в плечо, подавляя стон.
– Это твой способ попросить прощения? – Прошептала она, кусая меня.
– Да, – отозвался я.
– Ты мог бы просто согласиться поехать со мной завтра в оранжерею… это было бы прекрасное извинение… – Алина прерывисто дышала от накрывавшего ее удовольствия, сжимая ногтями мое плечо.
– Да? – Я лукаво улыбнулся, останавливая движения своих пальцев, – что ж, твоё слово закон…
Алина недовольно заёрзала, молча требуя продолжения. Когда же его не последовало, она сурово глянула на меня.
– Что-то не так? – Наивно поинтересовался я.
Вместо ответа она закинула ногу мне на бедро, закрыла глаза и вплотную прижалась к моей груди. В какой-то момент я уж было подумал, что буду томиться в этом возбуждении до самого утра, но Алина вдруг ловко опрокинула меня на спину и оказалась сверху, от чего бедняга Тайлер свалился с кровати. Сердито отряхнувшись, он хотел было вернуться обратно, но все же принял здравое решение остаться внизу.
Алинины глаза возбужденно сверкали в темноте. Она с улыбкой провела кончиками пальцев по моей груди и уперлась руками в мышцы пресса. По тому, как она начала гипнотизировать взглядом мой член, я догадался что было у неё на уме. Выложив по косым мышцам дорожку из поцелуев, Алина нырнула под одеяло и стащила с меня боксеры. Я не дал ей коснуться себя губами, понимая, что после вряд ли найду в себе силы ее остановить. Я изъял Алину из-под одеяла и снова опустил себе на грудь. Не давая времени опомниться, я зажал ей рот поцелуем.
Когда я первый раз вошёл в неё, на моих губах потонул ее тихий стон, от которого жар разлился по всем мышцам новой волной.
– Приношу искренние извинения за своё поведение, – выдохнул я, когда она вцепилась в волосы у меня на затылке.
– Мне нужно время подумать, – простонала Алина, кусая мою нижнюю губу, пока мои руки ласкали ее спину.
Я посадил нас на кровати, от чего Алина вскрикнула почти в голос.
– Глубже! – Прорычала она, начиная двигаться мне навстречу, – ещё, ещё… – умоляла она, выгибаясь в моих руках от подступавшего оргазма. Я схватил ее за бёдра и с силой потянул на себя, кончая от неконтролируемой дрожи, пробежавшей по ее телу.
– Теперь прощаешь? – Шепнул я в ее приоткрытый рот.
– Да, – простонала она, снова опускаясь мне на грудь.
***
– Сейчас.
– Да.
– В девять утра.
– Да.
– В раздолбанную оранжерею к незнакомым пенсионерам.
– Да.
– Адриан, ты что, охренел?! – вскипела Агата, лягая меня в бок и ныряя с головой обратно под одеяло. – Возьмите с собой Свята, у него есть контакт со стариками, – проворчала она, ворочаясь и устраиваясь поудобнее, открыто намекая на мое нежелательное присутствие. Но мне было плевать, я вознамерился взять Агату с собой.
– Эти старики как раз то, что тебе сегодня необходимо! Ты расслабишься, мы хорошо проведём время, я обещаю!
Агата высунула голову из-под одеяла и уставилась на меня, как на полоумного.
– Наш дед учил нас писать не в прописи, а на векселе, мы учили таблицу умножения по купюрам и монетам. Наша бабушка лечила нас от ветрянки алкогольным глинтвейном, когда нам было 4! Когда ты порвал губу, она давала полоскать тебе рот джином, чтоб обеззаразить ранку, черт, да после перелома пальцев, она заставляла меня разрабатывать их, скручивая ей косячки! Хочешь развенчать миф об идеальных родственниках? – Не скрывая в голосе сарказма, выпалила она.
– Ты не пожалеешь, если согласишься поехать.
– Да что б тебя! – Ругнулась Агата. – Дай мне полчаса.
Полчаса в конечном счёте вылились в полтора, и, когда на улице окончательно рассвело и погасли фонари, мы были готовы к выходу.
– Едем в дом престарелых, Томас! – Оповестила Агата телохранителя, когда тот спустился на парковку.
– Не понял, – он нахмурился, протягивая мне руку для пожатия, – это что ещё одна часть плана перед завтрашним днем?
– Агата, я же просила тебя быть помягче со словами, – Алина обиженно поджала губы.
– Я не сказала ничего такого, что может обидеть, – невозмутимо парировала моя сестра. Алина подняла на меня глаза в поисках защиты, я ободряюще улыбнулся и прижал ее к себе, незаметно целуя в рыжую макушку.
Агата ухмыльнулась.
– Все такие беззащитные… – с наигранной жалостью в голосе начала она, но Томас властно подхватил ее за рукав шубы, не дав договорить, и потащил к машине, игнорируя увещевания об уважении к бесценному меху.
– Скинь мне адрес! – Выкрикнул Томас в ответ на мой благодарный взгляд, заталкивая Агату в свою машину.
– Не обижайся на нее, ладно? – Шепнул я, когда мы сели в волчка.
– В первую нашу встречу я была поражена ей, – прошептала Алина, переплетая свои пальцы с моими, – она такая самоуверенная, твою сестру реально ни одна эмоция не проймет без ее согласия. Я подумала тогда, что Агата очень сильная. Теперь понимаю, что она всего лишь очень жестокая, обиженная на весь мир девочка.
Я медленно высвободил руку, завел машину и, уже не глядя на Алину, начал выруливать в сторону выезда с подземной парковки.
Я не хотел этого показывать, но меня здорово задело сказанное Алиной в адрес сестры. Жестокая. Вряд ли хоть у одного диктатора в ХХ веке было больше оснований для жестокости, чем имелось у Агаты.
– Алин, нам здорово досталось в детстве. Тебе лучше не обращать внимание на ее слова, чем рассказывать ее близнецу то, что он знает лучше тебя.
– Это не значит, что люди вокруг такие же, как члены вашей семьи! Мы хорошие! – Возразила девушка.
– Я знаю, малыш, я знаю, – боковым зрением я поймал на себе смягчившийся взгляд Алины. Она нежно скользнула пальцами по моей щеке и стала следить за дорогой.
В том и крылась причина, по которой мы ехали в оранжерею все вместе. Чтобы Агата немного подзарядилась верой в людей перед тем, как завтра эту самую веру безжалостно растопчет каблук нашей матери.
Несмотря на скорость, с которой мы летели по полупустым улицам, когда я парковался у ворот Ботанического сада, машина Томаса уже была на месте.
– Я не хочу, чтобы этот громила шёл вместе с нами! Вдруг он напугает твоих стариков до смерти? Тогда Адриану придётся оплачивать им не оранжерею, а похороны! – Выпалила Агата, бросаясь нам навстречу.
Личико Алины скривилось от возмущения, но у нас на глазах Томас влепил моей сестре легкий подзатыльник. Глядя на ее перекошенный от гнева рот, я не мог сдержаться от хохота.
– Я тебя предупреждал! – Томас невинно вскинул брови, когда Агата размахнулась, чтобы съездить ему по лицу. Когда телохранитель ловко перехватил ее руку, лицо Алины, к моему великому счастью, расползлось в довольной улыбке.
А те двое так и стояли под начавшейся метелью, почти уперевшись лбами и свирепо пожирая друг друга глазами.
– Ну хватит, – я наконец решился разрушить их немое противостояние, заметив, что Алина уже начала пританцовывать от холода в своей коротенькой курточке.
У меня действительно защемило сердце, когда двери Северной оранжереи с тихим скрипом сомкнулись за нашими спинами. Будто мы шагнули в другое измерение, будто бы я, спустя долгие насыщенные жизнью месяцы, вернулся обратно в деревню на каникулы, где время замедляло свой бег. Я набрал полные лёгкие таких бесхитростных, таких обезоруживающе домашних запахов, витавших вокруг нас, и глупейшая улыбка сама растянулась на моем лице. Пахло пирогами, мандаринами и еловыми иголками, а из глубины оранжереи из граммофона доносились потрескивающие ноты времён года Вивальди. Я оглянулся на Агату: та вся сжалась под натиском совершенно новых, непонятных ощущений и запахов, и широко распахнутыми от удивления глазами разглядывала стеклянную крышу.
– Охренеть… – выдохнула она, а Алина только улыбнулась, принимая из рук Томаса пальто.
– Вы так одинаково реагируете, – шепнула она, когда я наклонился к ней, чтобы поцеловать, не в силах сдержаться от переполнявшего меня предвкушения. Как мальчишка из фильма, что в рождественское утро бежал к елке за подарками.
– Я проверю, быть может и вправду послышалось, – донёсся до нас приближающийся голос бабушки, Анны Ивановны, – о, гляди-ка, и не совсем оглохла ещё! Здравствуй, моя рыбонька золотая! – Она звонко чмокнула подскочившую к ней Алину и, ласково обнимая одной рукой прильнувшую к ней девушку, потянула вторую ко мне, – Андрюша, я так рада, что и ты здесь, давай-ка и тебя обниму!
И я, пропустив мимо ушей поправку Агаты насчёт моего имени, шагнул к этой почти незнакомой мне старушке, что обняла меня, как собственного внука, накрыв своим теплом и непередаваемым ароматом чего-то родного и совершенно необъяснимого. Это была всего лишь белоснежная пуховая шаль, укутывавшая ее плечи, но, думаю, именно так пахла родительская любовь.
– Сколько же сегодня гостей у нас! – снова заговорила Анна Ивановна, когда Алина упорхнула в глубину оранжереи, чтобы поздороваться с Михаилом Васильевичем. Агата же беспомощно таращилась на меня из своего угла так, будто я стал сектантом.
– Андрюша, вы же одно лицо! Это твоя сестричка, о которой ты нам рассказывал? – Старушка ласково улыбнулась, от чего паутина морщинок ярким рисунком расчертила ее лицо. Томас почти незаметно подтолкнул Агату в направлении Анны Ивановны.
– Доброе утро, рада познакомиться, меня зовут Агата, – скороговоркой выдала она, протягивая для пожатия руку. Бабушка мягко рассмеялась и ловко притянула мою в конец обалдевшую сестру к себе на грудь.
– Иностраночка, по дому не тоскуешь на нашем севере? – Ласково спросила она, поглаживая Агату по волосам. Мы с Томасом внимательно следили за моей сестрой, уткнувшейся носом в плечо Анны Ивановны, опасаясь, как бы та не выдала нечто, в своём репертуаре, но нет.
– Я дома, – спокойно отозвалась Агата, распрямляясь.
– А это что за красавец? Не стой в дверях! Какую думу там думаешь?!
– Я Томас, – представился телохранитель, с готовностью приближаясь и наклоняясь для объятий.
Когда же мы, миновав кадки с пальмами и грядки с засохшей землёй, вышли к беседке, где все так же пыхтел самовар, стал понятен запах еловых иголок. В самом центре оранжереи в большом железном ведре стояла самая ободранная, самая щуплая и длинная ель, которую нам с Агатой когда-либо доводилось видеть. Но то, с какой любовью Михаил Васильевич обхаживал и нахваливал ее, просто не позволяло нам взглядом или смешком оскорбить ее.
– Ребятки! Как вы вовремя! Самое время наряжать нашу красавицу! Алюшка, дружочек, пока я знакомлюсь, принеси коробку с игрушками, пожалуйста.
Спустя пятнадцать минут коробка была изъята на свет божий, пластинка в граммофоне сменена, и вся оранжерея утонула в бурлящем нотном потоке джаза.
Агата все никак не могла взять в толк, в чем же крылся подвох, в какой момент будут сброшены маски радушия и тепла, а на смену неподкупной заботе придут деньги, выпивка и семейные разборки. Мне так хотелось крикнуть ей, что этого не случится! Здесь не случится. Но я понимал, что скоро она сама расслабится и ожидание подвоха растворится в этой непередаваемой атмосфере.
Мы никогда не наряжали ёлку. Никогда не видели прежде гирлянду со стеклянными огоньками, которую нужно было распутывать и раскладывать на хрупких еловых ветках с такой осторожностью, словно это было тончайший императорский фарфор. Никогда не рылись в огромной картонной коробке, забитой салфетками и газетными обрывками, куда любовно были завернуты новогодние игрушки. В нашем детстве это были идеально ровные бесчувственные шары разных размеров, строго выдержанные в цветовой стилистике рождественской вечеринки. А тут! Не было ни одной одинаковой игрушки! Расписанные вручную деревянные санки, жар-птицы из дутого стекла, шарики, посыпанные бисером и блёстками, домики с нарисованными окошками, всевозможные зверьки, конфеты из цветного стекла.
А ещё, наши рождественские деревья не были колючими, со своими мягкими упругими и пышными ветками. А тут… нужно все было делать с особой осторожностью, чтобы не уколоться и не уронить одну из тех уникальных игрушек, которые встретили новых годов больше, чем любой из нас, прибывших в католический сочельник к этой настоящей русской ёлке. Этим игрушкам нечего было бояться. Никто не выбросит их вместе с елкой, как это всегда делалось у нас. Пройдёт месяц, и они также заботливо будут уложены в коробку до следующей зимы. Впрочем… к чему я все это рассказываю, все вы и так это знаете.
Агата, стоя совсем близко к ёлке, задумчиво разглядывала стеклянного щенка, что лежал у неё на ладони с отколотым ушком. Я догадывался, что занимало ее мысли в тот момент. Она впервые сожалела о рождественском великолепии, что свершилось в нашей квартире накануне. Один звонок и одна стопка купюр, и стая дизайнеров приезжала с готовым проектом украшения дома. Безликим, вычурно-искусственным и бездушным. Не хранящим никаких воспоминаний, не оставляющим после себя ничего.
– Ну-ка, Алюшка, неси стул, будешь звезду надевать!
Голос Михаила Васильевича вывел Агату из оцепенения, она ещё немного покрутила собачку в руке и, повесив игрушку, отошла от ёлки.
– Зачем же стул, – я улыбнулся, – Алин, иди ко мне!
Девушка приблизилась и, не успела она сообразить, как я нагнулся и, обхватив ее за колени, легко водрузил себе на плечи. Алина радостно завизжала и вцепилась мне в свитер.
– Не урони меня, – предупредила она.
– Никогда, – прошептал я. Приняв из рук Томаса большую пятиконечную алую звезду, я передал ее Алине, а она осторожно насадила ее на еловую верхушку. Я отступил подальше, чтобы полюбоваться на законченную работу.
Никакой системы, никаких пропорций, никакой логики. Это была самая красивая елка в моей жизни. А судя по тому, как блестели Агатины глаза, и в ее тоже. Я спустил Алину на пол и прижал к своей груди, когда Анна Ивановна начала кричать:
– Раз-два-три! Елочка! Гори!
– Матушка, не достаточно громко, – прокряхтел Михаил Васильевич, согнувшись где-то позади ели, – а ну-ка! Все хором!
И мы крикнули. Все мы прокричали, чтобы елка зажглась. Огоньки вспыхнули разом, от чего Агата взвизгнула от неподдельного восторга. Голубые, оранжевые, красные, зеленые и желтые лампочки подсвечивали прозрачные стеклянные игрушки, наполняя их таинственным, почти волшебным сиянием, погружая нас в настоящее детство, где дети оставляют деду морозу молоко и печенье, слушают сказки и верят в волшебство. Агата почти пританцовывала от радости, глядя как горящая звезда и огоньки отбрасывали причудливые блики на стеклянный потолок.
Анна Васильевна сменила пластинку, и бархатный голос Синатры затянул Странников в ночи. Когда мы танцевали с Агатой под эту песню, в ее глазах сверкали слезы. И в этом блеске я видел свою сестру совершенно счастливой. Магия этого места заразила и ее тоже. Мы ничего не говорили. И в этот раз не потому, что мы близнецы. Я только крепче обнял ее, а она опустила голову мне на плечо. Всеми силами мы старались оградить друг друга от жестокости мира, что нервно поджидал нас за скрипучими дверями Северной оранжереи. Это место лучше любого наркотика, лучше любого алкоголя позволяло забыться.
Песня закончилась, и Агата уступила меня Алине. Я обхватил ее за талию и поставил себе на ноги, чтобы она могла дотянуться руками до моего лица. Ее глаза таинственно сверкали под мягкое сияние огоньков, тонкие пальчики нежно гладили мою шею, заставляя сердце лихорадочно колотиться. Под Луи Армстронга и его прекрасный мир я признался Алине в любви.
– Я полюбила тебя ещё в наш первый танец, – прошептала она прежде, чем я накрыл ее губы своими.
Томас с улыбкой кружил вокруг ёлки Анну Васильевну, пока та, в конец запыхавшись, не настояла на смене партнеров. Краем глаза я следил за тем, как настороженно Агата приняла это предложение. Уступив старушку ее благоверному, Томас протянул моей сестре руку. Она проигнорировала этот жест и, молча водрузив ему на плечи руки, уставилась на ёлку. Сначала они просто переступали с ноги на ногу, как тринадцатилетки на школьной дискотеке, а потом и вовсе остановились, потому что Агата, словно заворожённая следила за мягким переливом огоньков, забыв обо всем на свете.
Не замечая прикованный к себе взгляд Томаса, терпеливо стоявшего рядом и все ещё прижимавшего ее к себе.
***
Вечер подкрался предательски быстро, выдернув нас из этого сказочного омута звонком Вики, которая никак не могла понять, почему Агата и Алина до сих пор не с ней на репетиции причёсок перед завтрашним балом.
Нас снова провожали, как родных внуков, и снова ледяной ветер и усилившийся снегопад, обрушившийся на нас, едва мы вышли из оранжереи, почти заставили меня поверить, что происходящее было лишь дурманящий видением.
Но Алина, чьё колено я сжимал всю дорогу до салона красоты, была живая и тёплая, и она меня любила. И я не хотел думать, продолжит ли она любить меня завтра, когда мы с Агатой предстанем перед ней во всем нашем позорном блеске.
Через окно машины я в тишине наблюдал за суетой, что творилась вокруг девушек в салоне, где каждую обрабатывали в четыре руки. Когда в соседнее стекло постучали, я подумал, это Макс, который должен был ночевать у нас вместе с Викой. Вместо него в салоне волчка оказался Томас.
– Надолго мы тут? – Поинтересовался он.
– Зная Агату?
– Понял, не отвечай, – он ухмыльнулся, а потом развернулся ко мне лицом, – Адриан, ваш дед не особо любил распространяться о ваших семейных отношениях. Первого января вам исполнится 21, и вскоре после этого Артур узнает об изменениях в завещании. Завтра вас официально примут обратно в семью. Я хочу выяснить, есть ли ещё что-то, о чем мне необходимо узнать до того, как ваш старший брат захочет убить Агату?
Я задумчиво почёсывал затылок, подбирая слова.
– Наша семья – это змеиное логово, – все же выдавил я. – Проведя в этом обществе час, ты потом неделю будешь высасывать из крови яд. Если уцелеешь.
– Могу я спросить?
– Валяй.
– Почему, несмотря на все слухи о вашей с Агатой половой связи, вам позволили жить вместе?
Я давно ждал этого вопроса, но все равно оказался не готов к нему с ответом.
– Ммм… дело в том, что… в общем, эта история напрямую связана с самой Агатой. Не думаю, что должен рассказывать за неё. Если захочешь поговорить об этом с ней, спроси, откуда у неё шрам на спине.
– Я уже спрашивал, – процедил сквозь зубы Томас.
