Текст книги "Потерянные Наследники (СИ)"

Автор книги: Кэсси Крауз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Глава 27. Свежая кровь

Адриан

Когда все болит так, что хочется умереть, дни в больнице летят с такой скоростью, будто кто-то намеренно быстро пролистывает вперед календарь твоей жизни. Боль притупляет чувство времени, размывает границы сознания.

Но когда организм приходит в себя, стрелки часов замедляют свою бешеную гонку буквально на глазах.

Мое тело не успевало за бешеной активностью мозга. Я должен был помогать Агате в поисках настоящего отца Артура, но мог лишь лежать и съедать себя изнутри, заново перекладывая в голове пазл нашей жизни.

Остаток февраля я жил в каком-то нескончаемом дне сурка, разнообразие в который вносила только Алина. Я не знал, откуда в таком хрупком тельце сосредотачивалось столько сил. Отсидев пять часов стажировки в представительстве, она летела на метро через весь город ко мне в больницу, чтобы провести в ней несколько часов перед тем, как упорхнуть от меня в свою комнатку в университетском общежитии. В дни, последовавшие за моим отключением от аппарата ИВЛ, я продолжал постоянно вырубаться от вводимых через капельницы препаратов, а Алина самоотверженно охраняла мой сон, читая книжку в ближайшем кресле или поглаживая своими маленькими пальчиками мои отросшие волосы. В те моменты я ненавидел пакет с лекарством, ненавидел медсестру, которая подсоединяла трубку к катетеру в моей руке, ненавидел сам катетер, поскольку все они воровали мое время вместе с Алиной.

– Перестань, – пробормотала она, не отрывая глаз от внушительного романа Донны Тартт в тот день, когда Агатиного Томаса перевели обратно в Петербург.

– Чего? – Я уже еле еле ворочал языком, но все еще не уступал в схватке с дремотой.

– Прекрати бороться со сном, дурачок. Он же восстанавливает.

– Это ты меня восстанавливаешь, – прошептал я, но Алина посмотрела на меня, как на душевнобольного.

– Я обещаю, что завтра снова буду здесь.

Устав бороться с давлением на веки, я почувствовал, как ее пальцы переплелись на кровати с моими.

– Адриан, пожалуйста, больше никогда так меня не пугай, – шепнула она. Хотя эти слова уже могли запросто мне послышаться.

Мое избиение будто обнулило счетчик боли, которую я причинил Алине. Я должен был сделать все от меня зависящее, чтобы он не заработал уже никогда. Но как я мог, если эти чертовы антибиотики превращали меня овощ, который мог только бубнить всякую чушь и беспомощно ворочаться с боку на бок?!

2 марта стало первым днем, когда в мою палату не вкатили противно дребезжащую капельницу, увешанную препаратами, словно виноградными гроздьями.

– Братан, да ты, похоже, теперь без допинга! – Присвистнул Макс, все это время безуспешно пытавшийся заинтересовать себя книгой Алины.

– Наконец-то я смогу выяснить, кто продолжает жрать в моей палате куриные крылья так, что я просыпаюсь с ощущением, будто меня самого обваляли во фритюре! – Ухмыльнулся я, с облегчением закидывая руки за голову.

– Ты не гавкай, а то к твоему ошейнику еще намордник добавится! – Обиженно проворчал Макс.

Алина засмеялась во весь голос, зажимая ладошкой рот. Ее волосы, закрученные сегодня в локоны, задрожали на солнце, пробивавшемся через жалюзи. Я залип на игре янтарного света, как будто впервые увидел эту красоту.

– Ты слюной не поперхнись, давай, – съязвил Макс. Алина удивленно вскинула ресницы, а я незаметно показал другу средний палец.

Новости о завершении курса капельниц члены моей группы поддержки восприняли каждый в своем стиле. Дедушка заявился с огромным пакетом бизнес литературы и каждое утро бубнил мне над ухом про стратегии управления, теорию рисков и портфель ценных бумаг. А я смотрел на него и гадал, как он воспримет новость, что Артур ему не внук.

Уходил дед всегда с чувством выполненного долга, любовно укладывая мне на колени «Богатого папу, бедного папу». Следом приходил Свят, один или с Эллиной, мы звонили Агате и болтали о всякой чепухе. Если разговор проходил по видеосвязи, сестра бодрилась, как могла, но все мы понимали, что Оскар за такую наигранную улыбку ей бы никогда не присудили. Агате гордость не позволяла признать, как она скучала по своему Томасу. А мы и не просили. К слову, Томас и второй, все никак не мог запомнить, как его звали, посменно дежурили у дверей моей палаты или ошивались прямо внутри, играя со мной в приставку, которую Свят милостиво притащил из моей же квартиры. А все после одного случая, ставшего последней каплей в терпении нашего деда.

21 февраля, в Питере бушевала метель такая, что дрожали стекла. Я как раз отходил от очередного антибиотика, глядя на кресло, в котором Алина каждый раз перед уходом оставляла свою книжку. Макс говорил, на стажировке ей приходилось нелегко. Нина почуяла, что стрелка благоволения Артура безвозвратно отклонилась от нее в сторону Алины, и устроила ей настоящую женскую травлю. Не было и дня, чтобы она забыла напомнить Алине о том, как я изменил ей в туалете этажом ниже. Путать файлы в Алиных папках, менять в электронной системе номера и суммы договоров, переставлять даты и время встреч стало Нининой святой обязанностью. Алина никак не реагировала на эти жалкие попытки помериться стервозностью, и исправно являлась за несколько часов до начала рабочего дня, чтобы исправить все, что успела испортить Нина.

А я лежал тут и ничем не мог помочь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Без какого-либо стука дверь палаты приоткрылась. Я, конечно, еще туго соображал, но своего старшего брата узнал сразу.

Пульс разом подскочил, о чем не забыл сообщить кардиоаппарат, но мне было наплевать. Этот сукин сын обнаглел настолько, что додумался явиться в больницу, чтобы лично удостовериться, как хорошо отделали меня его прихвостни.

Артур вошел внутрь и замер, подперев спиной дверь. Выглядел он неважно, от холеной гладковыбритой физиономии остались только ввалившиеся глаза и многодневная щетина. Ха! Будто это не я, а он уже которую неделю валялся в больнице с категорическим запретом на подъём. Артур внимательно изучал мое нынешнее состояние, а я гневно таращился на него в ответ, стараясь прикинуть, на кого из наших знакомых он мог бы походить. Интересно, что с ним сталось, если бы я взял и ляпнул об экспертизе на наше с ним родство?

– Не слабо же тебя отлупили. – Заговорил Артур. Судя по охрипшему голосу он снова начал курить. Ослушался мамашу, значит. – Дедушка запретил мне приходить. Сказал, ты не готов еще. А я вот прямо дождаться не мог, когда ты там очухаешься!

Почесывая подбородок, Артур двинулся в сторону больничной койки, но выглядел при этом так, будто прятал под своим кашемировым свитером нож и выбирал, куда бы его воткнуть, чтобы уж наверняка меня прикончить.

– Не приближайся ко мне! – Выкрикнул я, рефлекторно вскидывая руки. От резкого движения из вены вырвало катетер, но я, нокаутированный гневом, даже не почувствовал боли.

– Адриан, угомонись! Я тебе ничего не сделаю, – Артур опустил руку на бортик кровати и снял с него мою медицинскую карточку. – Я хочу просто поговорить с тобой.

– Нам больше не о чем разговаривать! – Рявкнул я, зажимая ладонью кровоточащий локтевой сгиб. – Проваливай отсюда.

Артур прищурил глаза, хитрые, как у мартовского рыжего кота, но с места не сдвинулся.

– Я смотрю, тебе даже ребра сломать умудрились. Теряешь хватку, брат! Я думал, из нас двоих ты будешь покрепче.

– Я и есть покрепче! Выжил же после твоих дешевых попыток убрать меня из завещания.

– Так вот откуда ноги растут! Адриан, а я все думал, почему дед на меня так взъелся?! – С этими словами Артур бросил медкарту мне в ноги и зашелся неестественным нервным смехом.

– Свали отсюда по-хорошему, сукин сын! – Рявкнул я, стараясь отодрать голову от подушки. Удалось. Несмотря на ошейник, тянущий меня обратно.

– Что же ты мне сделаешь?! Убьешь меня взглядом?! – Артур буквально задыхался от чувства собственного превосходства. – Ты совершаешь чудовищную ошибку, обвиняя меня во всех своих бедах. Хотя единственное, что я действительно от тебя хочу, это Алина.

Я даже не понял, как оказался на своих двоих: всего секунду назад лежал пластом, и вот нога в гипсе уже брякнулась о кафельный пол.

– Ублюдок! Только тронь ее! Она моя!!! – Заревел я, но тело отказалось поддержать меня в намерении набить Артуру морду. В груди что-то с силой кольнуло, здоровая нога с непривычки подогнулась и, потеряв равновесие я полетел башкой вперед. Нос поздоровался с кафелем первым, и работа врачей пошла насмарку. Кровь хлестала каким-то диким фонтаном, так что я даже говорить не мог. Ребра пронзала дикая боль, давление на легкие казалось невыносимым. У меня со страшной скоростью темнело в глазах, я мог только слышать испуганные ругательства Артура и ощущать на себе его беспомощные попытки поднять меня с пола так, чтобы не выслать при этом на тот свет.

– Братишка, прости меня! Скажи только, как тебе помочь?! – Это было последнее, что я услышал, прежде чем в легких закончился кислород.

Я отделался крепким нагоняем от лечащего врача и еще парой недель под капельницей. А на Артура дедушка подал в суд. В итоге, согласно судебному постановлению, ему запрещалось приближаться ко мне или Агате ближе, чем на три метра. Нарушение каралось окончательным отказом в наследстве. В общем, Артур вляпался по самые… ну вы поняли.

Томас щелкнул по экрану телевизора и устроился на диване, вернув меня обратно во второй весенний день. Я посчитал, что моя голова стала уже достаточно ясной, чтобы продолжить расследование, в котором застопорилась Агата. Чтобы расположить Томаса к разговору, я проиграл ему следующий матч в Фифу и, якобы безнадежно, отбросил джойстик к ногам.

– Том, как человек, уже неделю играющий в мою приставку, ответь: ты реально знаешь, кто папаша Артура?

Вместо ответа он удивленно уставился на меня.

– Зачем вам это знать теперь? Если так охота, спровоцируйте Артура нарушить судебный запрет, и останется он без завещания, как вы и хотите.

– Нет, этого недостаточно. Он должен перестать позорить нашу фамилию! – Разозлился я.

– Можно подумать, только он ее позорит, – усмехнулся Томас.

– Я вот ни разу не видел таких наглых телохранителей, – заметил я, вспомнив, как этот парень отвесил моей сестре воспитательный подзатыльник, – неудивительно, что Агата в тебя влюбилась.

У Томаса с актерской игрой было так же хреново, как у моей сестры. Он натянуто улыбнулся и отвернулся к экрану, не зная, что сказать.

– Да брось, ты хотя бы не изменял ей со своей бывшей, а твой старший сводный брат не обещает ее отбить.

– В такое дерьмо мог вляпаться только ты, – хмыкнул Том. – Подожди еще, ваш дед просто не копался в родословной Алины.

– В их с Артуром любви делить людей на классы определенно есть что-то родственное, – проворчал я. – Главное, чтобы дед сам не начал подыскивать Агате жениха. Это разобьет ей сердце.

– Если бы ты не был почти инвалидом, я бы в тебя чем-нибудь кинул, – проворчал Том, снова вооружившись джойстиком.

Смело я тут распыляюсь насчет разбитых сердец, учитывая, что на моих ладонях все еще лежали осколки Алиного. Чем лучше мне становилось, тем реже она приезжала ко мне. И каждый день я боялся, что все. Вот сегодня она уже не придет. К середине марта она была у меня максимум два раза в неделю. Я и сам уже физически ощущал, как осточертели моим друзьям я и моя больница. Но они продолжали наведываться ко мне и развлекать в меру оставшихся в резерве сил. 20 марта с меня сняли гипс. Теперь я мог хромать до главной лестницы и караулить Алину там. Так я на целых пять минут скорее узнавал, придет она ко мне сегодня или нет. Я чувствовал себя Хатико или белым Бимом с черным ухом, который терпеливо ждал и не понимал, что дожидается пустоту.

Но когда ее янтарная макушка мелькала внизу на одном из лестничных пролетов, я готов был бросать свои костыли и кубарем катиться ей навстречу.

– Когда тебя выпишут? – Поинтересовалась Алина, когда я ковылял рядом с ней обратно в палату.

– Надеюсь, нескоро.

– Что ты такое говоришь?! – Искренне удивилась она.

– Как только меня выпишут, все это закончится. – Честно признался я.

Алина обогнала меня и замерла прямо напротив, преграждая дорогу.

– Что закончится? – Прошептала она, поднимая на меня глаза.

– Мы. Ты больше ко мне не придешь.

В ее изумрудном взгляде застыло выражение, которое я даже не надеялся разглядеть. Грусть. Ей тоже было жаль.

Алина по привычке укусила себя за край верхней губы, и я уже не мог отвлечься от ее приоткрывшихся губ. Глухими ударами сердце высчитывало степень моего обожания.

Она хотела сказать что-то, но передумала. Вместо нее сказал я:

– Люблю тебя.

– Адриан, зачем ты все испортил, – вздохнула она и отвернулась, продолжив путь по больничному коридору.

Я смотрел ей вслед и теперь совершенно отчетливо понимал, почему не я один запал на нее. Мы с Артуром, несмотря на праведное чувство взаимной ненависти, были одинаково испорчены деньгами и падкими на них девчонками. Неудивительно, что когда в наши жизни ворвалась рыжеволосая девушка, почти девочка, до боли невинная и чистая, нам обоим одинаково сильно захотелось ее испортить и забрать себе. Все таки, хотелось верить, если перед Алиной встанет выбор, она хотя бы попытается оправдать меня в своих глазах.

Когда мы добрались до моей палаты, я не успел взяться за ручку двери, как та распахнулась изнутри, и Вика едва не сбила меня с ног. Не успел я спросить, что она тут делает, как она схватила меня за шкирку и затащила в палату.

– Где он?! – Закричала она. – Изменяет мне с этой шкурой по имени Нина?! Отвечай, ты покрываешь его или нет?!

– О чем ты? – Я непонимающе уставился на нее, боковым зрением уловив загоревшийся экран телефона на своей кровати.

– Макс! Он пропал вчера днем, не берет трубку и не ночевал дома! Ни со мной, ни у отца! – Вика гневно махала руками, метаясь от одной стены к другой. – Я позвонила Агате, у них же с моим парнем особая дружба, – девушка наигранно закатила глаза, – та сначала молчала в трубку, а потом отключилась, ни слова мне не сказав. Что происходит?!

– Да я откуда знаю?! – Рявкнул я на нее. – Никуда твой Макс не денется, он не изменяет девушкам, с которыми встречается.

– Не то что ты, верно? – Съязвила Вика. Не будь она девчонкой, ей богу, врезал бы, чтоб успокоилась.

Алина вспыхнула и попятилась к окну. Случайно бросила взгляд на мой телефон и поманила меня рукой. Звонила Агата. Недолго думая, я перевел звонок на видеосвязь, и сестра предстала передо мной в таком виде, что у меня упало сердце. Волосы лежали на макушке невообразимым гнездом, под распухшими глазами отпечатались темные круги, а нижняя губа была искусана в кровь, что служило верным признаком сильного нервного напряжения.

– Агата, что случилось?! – Вскрикнул я, но тут же пожалел об этом, когда боковым зрением уловил рывок Томаса в свою сторону. Он материализовался в кадре позади меня, и Агата подняла на него свои зареванные глаза.

– Том… – выдохнула она и снова заплакала, уткнувшись носом в рукав огромного свитера. Я молча передал ему свой телефон. Предчувствуя неладное, я уговорил Алину и Вику подождать за дверью. По лицу последней читалась явная обида, но Алина только ласково улыбнулась мне и пообещала дождаться. В тот момент я твердо решил рассказать ей обо всем, как только мы снова останемся одни. Я готов был доверить Алине свою жизнь, не то, что какой-то позорный секретик нашей мамаши и старшего брата.

– Детка, не надо, я прошу тебя, – различил я ласковые увещевания Тома, но Агата все никак не могла перестать реветь. Я не помнил, чтобы она когда-либо проливала такое небывалое количество слез.

– Агатик, хватит плакать, мы хотим знать, кто посмел тебя так обидеть! – Взмолился я, не в силах слушать этот надломленный рев. – Скажи кто, и мы ему наваляем!

Агата икнула сквозь слезы и прыснула со смеху. Бедняжка, она там одна совсем с ума сошла. Собравшись с силами, она отодвинулась от экрана своего телефона и вытащила из под подушки альбом с фотографиями.

– В общем вчера я была в доме наших родителей в Эппендорфере. Маму туда не пускают после развода, так что, как ты понимаешь, часть ее вещей все еще там. Ну и я немного порылась в ее кабинете. – Агата сосредоточенно шмыгнула носом, Томас, сидевший рядом со мной, мягко улыбнулся. – Там не было ни одно нашей с тобой фотографии, Адриан, зато во всех ящиках стола имеется двойное дно. Так я нашла этот альбом. Сначала я не нашла в нем ничего особенного, обыкновенные фотокарточки из маминого детства. А потом я начала смотреть внимательнее. Скажи мне, ты знал, что наша мать родом из Петербурга?

– Нет, – одними губами отозвался я.

– Я вам сейчас покажу две фотографии… – Агата опустила глаза к альбому и у нее снова предательски задрожала губа. Совладав с собой, моя сестра развернула к экрану черно-белую карточку, на которой была запечатлена белокурая девочка в коротком летнем платьице и сандаликах на босу ногу. Она сжимала в руке воздушный шарик, а за спиной возвышался конь с Аничкова моста. Даже сквозь призму времени и кучу пластических операций, я узнал в ней нашу маму.

– Сзади подпись: «юная Наташенька Александровна в своем родном городе», – прочитала Агата.

– Что за нелепая подпись, – усмехнулся я. Но Агата не обратила на мой комментарий внимания и молча выставила вперед вторую фотографию, сделанную на том же самом месте. Полароидный цветной снимок шестилетнего Артура, сиявшего улыбкой без двух передних зубов. Его светлые русые волосы разметал ветер, а в озорных зеленых глазах так и плясали искорки заразительного смеха. Видно было, что мальчишку очень долго уговаривали встать спокойно.

– Я не знал, что Артур ездил сюда, когда был ребенком, – удивился я.

– Адриан, но это не Артур, – еле слышно выдавила из себя Агата. Развернув фотокарточку, она прочитала:

– «Юный Максим Матвеевич в своем родном городе». Адриан, они похожи, как две капли воды. Я не знала, что с этим делать и позвонила Максу. Попросила порыться в семейных альбомах, и после этого он пропал. Я боюсь, он нашел подтверждение моей догадки.

– Выходит… – у меня сел голос, но ответ уже долетел до нас с порога больничной палаты.

– Мой папа отец вашего старшего брата, – объявил Макс.

В воцарившейся тишине он, покачиваясь в пьяном угаре, пересек палату и склонился к телефону, откуда на нас испуганно глядела Агата.

– Привет, сестренка! – помахал он ей.

***

Сказать, что это было катастрофа все равно, что сказать ничего. А случайность, с которой Агата и Макс обнаружили в наших семьях общего родственника, была просто смехотворна.

Пересматривать семейные альбомы, выискивая в них причину такой материнской нелюбви к нам, было любимым Агатиным занятием. Теперь ей нужно было просто чуть внимательнее пролистать страницы и почитать подписи на оборотной стороне. Но Макс… узнав от моей сестры о фотографиях, он решил не ходить вокруг догадок кругами, а сразу же взломать компьютер Матвея Лукича. Несмотря на несколько высших образований, статус и престижную профессию, он оказался не слишком уверенным пользователем электронной почты. По крайней мере, как удалять сообщения из приложения мобильной почты он не знал. Так, в ворохе архивированных сообщений и спама обнаружилось коротенькое письмо длинною в два слова, перечеркнувшее к чертям последние пять лет нашей жизни.

«Прости, пап». Сообщение, отправленное с почтового ящика Артура в 23.10 2 января. В тот самый день, когда на скоростном диаметре его охранники на гелентвагенах едва не раздавили Агату вместе с ее мини. Что же это получается?!

Я обвел пустыми глазами свою палату. Томас очень своевременно выволок пьяного Макса в коридор, почуяв, как у нас, теперь уже одинаково младших сыновей, зачесались кулаки и засаднило глотки от желания прояснить несколько семейных моментов. Вика, ругаясь, как сапожник, побежала за ними. Рядом со мной осталась только Алина. Собственно, все, что нужно. Я рассказал ей все, и теперь ее ручки сжимали мою ладонь, а глаза испуганно следили за переменами в моем лице. А их было предостаточно, если учесть, на какое количество фактов у меня вдруг открылись глаза.

Как Петербург никогда не являлся лишь случайным городом, куда решено было выслать паршивых близнецов, так и Матвей Лукич никогда не был просто генеральным директором иностранного представительства, которого избрали на пост опекуна. Все было неспроста, мы обрели не друга и настоящего взрослого наставника, а глаза и уши в нашей частной жизни. Но главное, вся эта эпопея с переписью моей доли акций на Артура была самым обыкновенным фарсом. В тот вечер в кабинете Матвея Лукича действительно находился идиот, которого нужно было одурачить. Только не Артур это был, а я.

– Ничего не поменялось… прошептал я в пустоту. – Я так и остался его проектом. Неудачной инвестицией.

Мать ненавидела нас не потому, что мы родились вдвоем и поделили завещание деда на три части, а за то, что мы вообще родились от нашего отца. Получается, из нас троих только Артур на постоянной основе имел настоящую семью. С разводом родителей он ничего не потерял. Он никогда не был Эркертом и никогда им не будет. Судя по всему, он давно об этом знал.

Я освободился из Алиных рук и отвернулся, свесив голову к коленям. Я всегда считал, что Матвей Лукич был нашим с Агатой неоспоримым преимуществом, нашим союзником, тылом, если хотите. А выходило, он все пять лет втихую просмеялся в наши затылки.

Даже дедушка доверял ему. А он, что же? Помог своему сыну сблизиться с Алиной, наняв ее четвертым стажером? Вытащил нас в это чертово консульство, чтобы на обратном пути его сынок смог меня избить чужими руками?! Сколько он со всего это получит? Или такая отцовская любовь в валюте не измеряется?!

– Черт…

В горле встал предательский ком. Что это за новости?! Я что девчонка что ли, чтобы слезу пускать из-за того, что мы и тут никому не были нужны? Алина обогнула больничную койку и остановилась прямо передо мной. Я старательно прятал от нее свое лицо, но она присела и заглянула мне в глаза.

– Адриан, – нерешительно позвала она.

О, как же это было похоже на то утро перед балом, когда я точно так же сидел в своей спальне, пытаясь понять, откуда в груди взялось дурное предчувствие.

Я поднял ее и усадил к себе на колени, уткнувшись лбом в узкое теплое плечико. Я ждал, что она вырвется и снова напомнит мне, что я ее предал, но вместо этого ощутил, как вокруг моей шеи нежно обвились ее руки.

– Ты никогда не был неудачной инвестицией, – прошептала она, едва коснувшись губами моего уха.

Я вздрогнул и развернулся к ее лицу, но Алина опустила глаза, и ресницы задрожали. Я крепче сжал ее, чтобы она не ускользала от меня еще хотя бы несколько минут. Ее губы приоткрылись, и я подался им навстречу. Сейчас или никогда. Когда я снова поцеловал ее, все дни, что прошли после Рождества, растаяли, словно дым.

Томас вошел в палату до того не вовремя, что мы даже толком не попрощались. Алина опомнилась, вырвалась из моих рук и упорхнула в коридор. А я мог только улыбаться, как умалишенный, и таращиться ей в след.

Если на следующий день она снова оттолкнет меня и поклянется, что ненавидит, я уже точно буду знать, что это ложь. На ее губах все еще была любовь КО МНЕ. Не к моему брату.